Текст книги "Зерно богоподобной силы"

Автор книги: Даллас МакКорд "Мак" Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Рейнольдс Мак
Зерно богоподобной силы

 
… свободна воля,
А душа – тверда, мудра и величава.
Богоподобной силы зерна мы таим
И станем бардами, святыми иль богами коль захотим.
 

Мэттью АРНОЛЬД

Часть первая

Глава первая

Радиооператор Джерри лениво потягивался в своей кабине. Эд Уандер взглянул на студийные часы – они отставали.

– Вернемся немного назад, – предложил он гостю программы. – Вы тут использовали пару терминов, которые, я уверен, большинству из нас не совсем понятны. – Он заглянул в блокнот, где по ходу передачи делал пометки. Палин… палин… как там дальше?

– Палингенез, – с едва заметным оттенком снисходительности произнес Рейнгольд Миллер.

– Вот-вот. И еще метемпсихоз. Я не ошибся?

– Все равно. Метемпсихоз, переход души из одного тела в другое. Это слово происходит от латинского, которое, в свою очередь, позаимствовано у греков. Боюсь показаться нескромным, но все же смею предложить, что я крупнейший в мире специалист по палингенезу и метемпсихозу.

– Что такое метемпсихоз, вы нам уже объяснили, – вставил Эд Уандер, а как насчет палингенеза?

– Он означает перерождение, трансмиграцию, учение о переселении душ.

– Да, но чем это отличается от метемпсихоза?[1]1
  Отличается, замечу, принципиально: метемпсихоз – это в самом деле перевоплощение, переселение душ (концепция, в древности свойственная философам-орфикам и пифагорейцам, а в наши дни широко распространенная в брахманизме, индуизме, буддизме); а вот палингенезами называются признаки отдаленных предков, проявляющиеся у их потомков лишь в период зародышевого или личинкового развития и отсутствующие у них во взрослом состоянии. Так что использование термина палингенез в значении «переселение душ» полностью на совести автора и мистера Рейнгольда Миллера. (Здесь и далее примечания составителя).


[Закрыть]

– Боюсь, недостаток времени не позволит мне углубиться в существо вопроса, что совершенно необходимо для достижения полного понимания.

– Очень жаль. Что ж, есть еще один момент, который я хотел бы у вас выяснить. Вот вы сказали, чта перерождались трижды. Сначала вы родились Александром Македонским, который завоевал персидское царство. Вы рассказали нам, как умерли от лихорадки после знатной пирушки в Вавилоне, а потом ваша… ну, да, душа переселилась в тело новорожденного Ганнибала Карфагенского, который впоследствии едва не завоевал Римскую империю. После того, как Ганнибал покончил с собой, приняв яд, вы снова очнулись – на этот раз в теле маршала Нея, ближайшего сподвижника Наполеона.

– Совершенно верно.

– Вот что мне хотелось бы узнать: где ваша… душа обреталась в промежутках между рождениями? Если меня не подводят познания в древней истории, то Александр жил этак лет за четыреста до Рождества Христова. Ганнибал вел слонов через Альпы лет сто пятьдесят спустя. Друзья, прошу не судить меня слишком строго за столь приблизительные дты: я был чемпионом по прогулам, когда дело доходило до древней истории. Так, теперь маршал Ней если он сражался бок о бок с Наполеоном, то должен был родиться в восемнадцатом веке. Что-то слишком длинный получается скачок от вашего первого перерождения до второго.

– Смерть не ведает времени, – холодно ответил Рейнгольд Миллер.

– А как было на этот раз?

– Человек не ощущает интервала между жизнями. Когда меня в прошлом воплощении Мишеля Нея подвергли смертной казни, я почувствовал внезапную вспышку света и боли – и сразу же очнулся плачущим младенцем, только что появившимся на свет.

Эд Уандер задумчиво потрогал кончик носа, но, спохватившись, сразу же убрал руку. Нужно избавляться от этой привычки, если он собирается получить программу на телевидении: зрители могут счесть ее непозволительным чудачеством.

– Еще один вопрос, мистер Миллер, – сказал он. – Не кажется ли вам странным такое совпадение: во всех трех из ваших прошлых… гм, перерождений вы были величайшими военачальниками, каких только видел свет?

– Вероятно, таково предназначение моей души.

– А чем вы теперь занимаетесь, мистер Миллер?

– Я бухгалтер.

Эд Уандер заглянул в свои записи.

– Ах, да, вы уже говорили: младший бухгалтер в универмаге города Брисби, штат Пенсильвания. Мне казалось, что в нашем Государстве Всеобщего Процветания практически все бухгалтерские операции автоматизированы. Должно быть, Брисби слегка отстал от жизни. Скажите, а вас не удивляет, что в вашем последнем воплощении вы не стали Дугласом Макартуром, Эйзенхауэром, или, скажем, виконтом Монтгомери [2]2
  Дуглас Макартур (1880–1964) американский военачальник, генерал армии с 1944 года, в 1941–1942 годах командовал вооруженными силами США на Дальнем востоке, с 1942 по 1951 год был верховным командующим союзными войсками в юго-западной части Тихого океана, одновременно с 1945 года командовал оккупационными войсками в Японии, а в 1950–1951 годах командовал американскими вооруженными силами в Корее. Дуайт Лейвид Эйзенхауэр (1890–1969) – тоже американский военачальник, генерал армии с 1944 года, с декабря 1943 года был главнокомандующим экспедиционными войсками в Западной Европе, с 1945 года командовал оккупационными силами США в Германии, в 19501952 годах являлся верховным главнокомандующим вооруженными силами НАТО, а с 1953 по 1961 был 34-м президентом США от республиканской партии. Бернард Лоу Монтгомери, виконт Аламейнский (1887–1976) – британский фельдмаршал с 1944 года. С 1942 года командовал 8-й армией в Северной Африке, которая в боях под Эль-Аламейном нанесла поражение итало-германским войскам, а в 1944–1945 годах командовал 21-й группой армий в Нормандии, Бельгии и Северной Германии, в 1946–1948 годах был начальником имперского Генштаба, а в 1951–1958 годах – первым заместителем главнокомандующего вооруженными силами НАТО


[Закрыть]? Чтобы, так сказать, поддержать традицию.

– Это вопрос не ко мне. Пути вечного духа неисповедимы.

– Послушайте, я вот что имел в виду. У нас в программе уже бывали перерожденцы – раза два или три. И вот что всегда удивляло меня в людях, которые… гм, утверждают, будто уже жили раньше: человек никогда не скажет, что трудился в поте лица на бахче во времена Тамерлана – нет, он непременно был самим Тамерланом. Не чистил трубы в Москве в 1775 году, а был не больше, не меньше, как самой Екатериной Великой. Как это получается, что вы, перерожденцы, в прошлой жизни всегда оказывались большими шишками?

Миллер, как и прежде, отреагировал на этот вопрос с неколебимым достоинством и подкупающей искренностью, и Эд решил, что все чокнутые, которые их сейчас слушают, заглотили наживку, как миленькие.

– Я мог бы напомнить вам случай Брайди Мерфи.

– Сдаюсь, – жизнерадостно откликнулся Эд. – Тут вы меня поймали. Друзья, вы наверное помните, как в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году вся страна была заинтригована этой дамой из Колорадо. Впадая в гипнотический транс, она вспоминала прошлое рож. дение, в котором была простой ирландской девчушкой, жившей в восемнадцатом веке.

Телефон зазвонил, и он снял трубку.

– Крошка Эд, – услышал он голос Долли. – Тут профессор Ди, он хочет задать нашему гостю несколько вопросов.

Эд Уандер положил трубку и подал знак Джерри.

– Друзья мои, – сказал он, – мне только что позвонил профессор Варли Ди. Наши постоянные слушатели наверняка помнят профессора – он преподает антропологию в Университете и уже полдюжины раз участвовал в нашей передаче. Профессор – один из величайших скептиков всех времен. Его, друзья мои, на мякине не проведешь. Профессор хотел бы задать нашему уважаемому гостю несколько вопросов, и, если мистер Рейнгольд Миллер не возражает, я переключу наш старый телефонный аппарат так, чтобы все вы могли услышать обоих собеседников. Идет, мистер Миллер?

– С готовностью отвечу на любой вопрос.

– Вот и отлично. Слушаем вас, профессор.

Из динамика послышался скрипучий голос Варли Ди.

– Вы утверждаете, что некогда были Александром Великим. В таком случае вы должны отчетливо помнить битву при Иссе, одну из самых славных побед Александра.

– Помню, как будто это было только вчера.

– Я так и полагал, – саркастически заметил Ди. – Тогда скажите, где во время этой битвы находился Птолемей?

– Кто?

– Птолемей, Птолемей. Предок Клеопатры, который позже основал македонскую династию в Египте.[3]3
  Птолемей I Сотер, (т. е. «хранитель», «спаситель») сын Лага, ок. 367–283 до Р. X., один из полководцев-диадохов Александра Македонского, с 323 г. до Р. X. – правитель Египта, а с 305 по 283 г. до Р. X. – египетский царь, основатель династии Лагидов.


[Закрыть]

– Вот оно что, – Рейнгольд Миллер откашлялся. – Вы неправильно произносите его имя. Он…

– Я восемь лет изучал древнегреческий, – съязвил профессор Ди.

– …сражался на левом фланге.

– Ничего подобного! – заявил Ди. – Он был одним из сподвижников Александра и сражался бок о бок с ним, Черным Клитом[4]4
  Черный Клит – один из полководцев Александра Македонского, получивший свое прозвище не только за цвет волос, но также и во избежание путаницы с другим полководцем – Белым Клитом. Был младшим братом кормилицы Александра, Ланики; в войске отца Александра, македонского царя Филиппа, командовал конницей. В битве с персами при Гранике спас Александру жизнь. В 328 г. до Р. X., как повествует Плутарх, на пиру Клит неодобрительно отозвался о политике Александра, и тот, вырвав из рук одного из телохранителей копье, пронзил им Клита.


[Закрыть] и остальными…

– Вздор! – отрезал Миллер. – Вы это вычитали в какой-нибудь дурацкой исторической книжонке. Я знаю, где он сражался. Да и кто может знать лучше меня? Ведь я был там.

В операторской Джерри пальцем чертил в воздухе круги, что означало: закругляйся. Эд попытался вставить слово, но Ди не унимался: – Хорошо, я признаю, что меня там не было. Хотя некоторые из историков, о которых вы столь презрительно отзываетесь, включая и Птолемея, описавшего эту битву в своих воспоминаниях, там были. Но у меня еще один вопрос, и он тоже имеет отношение к Птолемею. Что у него было за прозвище?

Лицо Миллера отразило напряженную работу мысли.

– Ну-ну, – подгонял профессор, – он же был одним из ближайших друзей Александра.

Эд нехотя вмешался.

– Господа, наше время на исходе. Прошу прощения. Возможно, нам удастся встретиться еще раз. Благодарю за…

– У него было прозвище Сотер, – торжествующе каркнул профессор Ди. Поскольку Алек… – на этом Джерри отключил динамик.

– …Благодарю вас, профессор Ди. А особо мы благодарим мистера Рейнгольда Миллера, который пришел к нам сегодня, чтобы рассказать о трех своих прежних воплощениях. Это была радиостанция УАН, голос Гудзонской долины, который доносится к вам из Кингсбурга, штат Нью-Йорк. Вы слушали программу Эда Уандера «Потусторонний час». – Эд подал привычную реплику звукооператору:

– А теперь, Джерри, давай музыку.

Красный сигнал погас, показывая, что студия отключена от эфира. Эд Уандер откинулся на спинку стула и энергично потянулся, стараясь размять затекшую спину. Нелегкое это дело – подолгу сидеть у микрофона, особенно во время длинных передач, когда в основном приходится болтать самому.

– Кажется, вы сказали, что, возможно, пригласите меня на свою передачу еще раз. Я бы с радостью…

– Еще бы, – нарочито зевнул Эд.

Собеседник недоуменно взглянул на него.

– Не понял…

Портфель Эда Уандера лежал перед ним на обитом мягкой тканью столе. Столы в студиях обивали, чтобы гости-непрофессионалы не создавали нежелательного шума, барабаня по ним пальцами или карандашами.

Эд извлек из портфеля бумаги и чековую книжку. – Итак, – сказал он, вам положено пятьдесят долларов и возмещение издержек, верно?

– Как договаривались. Но послушайте…

Эд Уандер достал ручку.

– Нет, это вы послушайте, Миллер. В нашей программе перебывала уйма всяких чудиков. Ребят, утверждающих, будто видели зеленых человечков, которые вылезли из летающей тарелки. Ребят, которые считают себя ясновидящими, медиумами, пророками, чародеями, колдунами. Был у нас даже один парень, который заявлял, что он оборотень. – Продолжая говорить, он принялся быстро писать. – Только, знаете что? В большинстве своем эти люди были совершенно искренни. И как знать, может, кто-то из них был даже прав. Мы тут всякого навидались…

– Я… я не понимаю, к чему вы клоните, мистер Уандер.

– А я думаю, понимаете. Когда я обещал вам пятьдесят долларов и возмещение издержек, то полагал, что передо мной человек, который по-настоящему верит, будто существовал в прежних воплощениях, – неважно, заблуждается он или нет. – Уандер неодобрительно хмыкнул. – А нахвататься кое-чего о таких исторических персонажах, как Александр, Ганнибал и Ней может каждый.

Миллер сжал побледневшие губы.

– Вы не имеете права разговаривать со мной в таком тоне. Я пришел сюда с самыми честными намерениями.

– Ну да – а заодно и полсотни долларов огрести без особого труда. И вот вам результат, Миллер, – вы не смогли ответить на вопросы профессора Ди. Уж он-то как историк читал об Александре и его окружении больше вашего.

– Но мистер Уандер, я признаю, что много читал о людях, в чьих телах мне довелось обитать. И еще признаю, что мог забыть кое-какие подробности из жизни своих прежних воплощений. Такое может случиться с каждым. Ведь наверняка и в вашей жизни были какие-то подробности, которые ускользают из памяти. Но это не значит…

Режиссер, зевая, помахал чеком в воздухе, чтобы чернила поскорее высохли.

– Вот ваши транспортные издержки. А сейчас я выпишу отдельный чек за ваше надувательство.

Рейнгольд Миллер вспыхнул.

– Деньги на дорогу я возьму, потому что они мне нужны. Но если вы, мистер Уандер, думаете, что я жулик, то остальные пятьдесят можете оставить себе.

– Дело ваше. Подпишите, пожалуйста, расписку о получении полной компенсации.

Миллер схватил ручку, поставил подпись, взял чек и, круто повернувшись на каблуках, вышел из студии, закрыв за собой звуконепроницаемую дверь. Эд Уандер задумчиво поглядел ему вслед и стал засовывать бумаги обратно в портфель.

Джерри подавал ему знаки из операторской; Эд поднялся и, закуривая сигарету, неторопливо направился к нему.

– Послушай, – проговорил он, – где, черт возьми, ты берешь свои костюмы – уж не в Армии ли Спасения? Из-за тебя у программы убогий вид. А чем ты набиваешь свою допотопную трубку – угольной пылью, что ли?

Не выпуская трубки изо рта, оператор хмыкнул и проговорил:

– У нас ведь не телевидение. А хоть бы и телевидение – все равно я бы на экран не попал. Ну как, крошка Эд, ты отправил его налегке?

– Ты о ком?

– Об Александре Великом, о ком же еще?

– Он оказался жуликом.

– Знаешь, может, у него и не все дома, только он верил в то, что говорил. И считал, что рассказывает чистую правду.

– Мне так не показалось. И потом, ты же знаешь, Джерри: бюджет нашей передачи ограничен.

– Ну да. И если к концу месяца что-то остается, все оседает у тебя в кармане. Небось, кругленькая сумма набегает.

– А тебе-то что?

– Ничего. Просто люблю наблюдать тебя в действии. Можно заменить автоматикой девять людей из десяти, но вечный ловкач вечно прибудет с нами.

– Лучше не суй нос в мои дела, если не хочешь нажить неприятностей, вспыхнул Эд.

Джерри извлек трубку изо рта и добродушно хмыкнул.

– Неприятностей? Уж не от тебя ли, Крошка Эд? А если ты и вздумаешь доставить кому-нибудь неприятности, – он глубокомысленно оглядел свой правый кулак, – то один хороший удар по твоим потешным усикам мигом исправит дело.

Эд невольно попятился, но быстро овладел собой и язвительно поинтересовался:

– Так ты только за этим меня и звал?

– Толстяк заходил, пока ты был у микрофона. Хотел тебя видеть.

– Маллиген? Что ему здесь надо так поздно?

Эд повернулся и, не дожидаясь ответа, вышел. Сразу за звуконепроницаемой дверью операторской кабины находился небольшой холл. Здесь были еще две такие же двери – одна вела в третью студию, которой Эд Уандер пользовался для своей ночной программы, другая – в коридор.

По коридору Эд добрался до своего рабочего места.

Прежде чем подойти к столу, чтобы оставить портфель, он остановился рядом с Долли и изобразил на лице изумление.

– Боже милосердный! Что ты сделала со своими волосами?

Девушка потрогала прическу.

– Тебе нравится, Крошка Эд? Это последний крик итальянской моды. Стиль «фантази».

Он скорбно прикрыл глаза и покачал головой.

– Неужели у женщин больше никогда не будет нормальных волос?

Потом подошел к столу, положил портфель в ящик и запер на ключ, после чего, на ходу поправляя галстук, направился к кабинету Мэттью Маллигена. Постояв перед дверью несколько секунд, он деликатно постучал два раза.

Шеф сидел за письменным столом, слушая музыку в стиле рок-н-свинг, которой заканчивалась программа Эда Уандера, и вид у него был такой, будто у него от этой мелодии изжога.

– Вы хотели меня видеть, мистер Маллиген?

Шеф взглянул ему прямо в глаза и раздельно произнес: – «Да будет страна моя всегда права…» – и выжидательно смолк.

Эд Уандер недоуменно поморгал. Собеседник явно ждал от него окончания цитаты. Он судорожно порылся в памяти и брякнул: – Гм… «но, права или лева, это моя страна».

– «…но, права она или нет», – укоризненно поправил Маллиген. Теперь я вижу, что вы не состоите в нашем обществе.

И тут до Эда дошло. Общество Стивена Декейтера[5]5
  Общество Стивена Декейтера – ультраправая политическая организация, названная в честь американского командора Стивена Декейтера (1779–1820), отличившегося во время войны 1812 года; в историю этот бравый моряк вошел, однако, знаменитыми словами: «Да будет страна моя всегда права, но, права она или нет, это моя страна». Именно эта крылатая фраза и стала девизом Общества.


[Закрыть] – организация, которая даже берчистов[6]6
  Общество Джона Берна ультраконсервативная организация, основанная в декабре 1958 года американским промышленником Робертом Уэлчем-младшим и названная по имени погибшего в 1945 году капитана ВМФ США Джона Берча.


[Закрыть] считала чересчур левыми. Поговаривали, что Маллиген – ее член.

– Нет, сэр, – честно признался Эд. – Я подумывал о том, чтобы получше ознакомиться с деятельностью Общества и, может быть, даже вступить в него, но передача отнимает у меня уйму времени, А вы, мистер Маллиген, еще не решили вопроса о переводе ее на телевидение?

– Нет, – буркнул Маллиген. – Да сядь ты, не отсвечивай – это меня нервирует. Я вызвал тебя, Крошка Эд, вовсе не затем, чтобы обсуждать твою программу, но, раз уж речь зашла о ней, то вот что я тебе скажу: я представлял ее не совсем так, когда покупал у тебя идею. Ну да, конечно, ты приводишь какого-то типа, который болтает, будто летал в тарелке на луну, но почему никто ни разу не привез ничего с собой – ни камешка, ни песчинки? А эти твои ясновидящие! Хотя бы раз кто-нибудь предсказал, что глава советского правительства слетит в следующий вторник, а потом – бац! – Так оно и есть. Вот это я понимаю, ясновидящие. Тогда из-за твоей программы билось бы не меньше дюжины спонсоров.

От отчаяния и бессилия Эду захотелось закрыть глаза. Но он сдержался и торопливо сказал:

– Так зачем вы меня вызывали, мистер Маллиген?

– Что? Ах, да. Что ты собираешься делать завтра вечером, Крошка Эд?

– У меня свидание. Завтра у меня выходной, мистер Маллиген. – Ну, так прихвати ее с собой. Послушай, ты когданибудь слышал о чудике по имени Йезекииль Джошуа Таббер?

– Не думаю. Такое имечко я бы запомнил. Только навряд ли я смогу отменить свидание.

Шеф не обратил на его слова никакого внимания.

– Он какой-то псих, помешанный на религии, или что-то в этом роде. Но все дело в том, что в наше Общество поступила пара писем и телефонный звонок с жалобами на этого типа, понятно? В них говорится, что он ведет подрывную деятельность.

– Вы, кажется, сказали, что он помешан на религии?

– Да, и вдобавок занимается подрывной деятельностью. Эти красные часто скрываются под личиной святош. Возьми хотя бы того архиепископа из Англии как там его… Или еврейских раввинов – они вечно подписывают воззвания против сегрегации. Так или иначе, на последнем собрании филиала было принято решение заняться этим Таббером. И я получил задание…

Эд уже знал, что последует дальше.

– Это свидание… – хватаясь за последнюю соломинку, начал он.

– Я ничего не смыслю в религиозных психах, зато ты на них собаку съел – ведь вся твоя программа держится на придурках. Так вот, завтра вечером отправляйся на собрание, которое устраивает этот Таббер. Вот адрес: пустырь на Хьюстон-стрит. Твой отчет мы заслушаем на следующем собрании филиала.

– Но поймите, мистер Маллиген, я бы не узнал человека, занимающегося подрывной деятельностью, даже если бы обнаружил его у себя под кроватью. Эд решил вытащить из рукава свой козырь. – И потом, у меня свидание с Элен.

– Что еще за Элен?

– Элен Фонтейн. Дочь Дженсена Фонтейна.

– Элен Фонтейн! И что могла мисс Фонтейн, классная девушка да еще из самых верхов, найти в…Шеф рыгнул и, не закончив вопроса, поджал толстые губы. – Послушай, – продолжил Маллиген после недолгого молчания, – а ты когда-нибудь говорил о своей передаче с мистером Фонтейном – ведь ты ведешь ее уже довольно долго?

– Он от нее просто без ума, – поспешно ответил Эд. – Не далее, как вчера, он сам сказал мне об этом. Мы с ним слегка выпили вместе – я ждал, пока Элен переоденется. – Вот оно что… – Шеф пожевал губами. – Что ж, мистер Фонтейн – член нашего филиала. И Элен, коли уж на то пошло, – тоже, хоть она появляется у нас не слишком часто. Так почему бы вам вдвоем не наведаться на это палаточное собрание всего-то на полчасика? Этого вполне хватит. – Палаточное собрание! – недоверчиво проговорила девушка. – Я-то думала, что с тебя хватило посещения съезда гадателей на кофейной гуще, но…

– Общества ясновидящих, – мрачно поправил ее Эд. – И используют они главным образом магический кристалл, а вовсе не кофейную гущу.

– …Но это уже чересчур! С чего ты взял, Крошка Эд Уандер, что я вместо свидания соглашусь отправиться на собрание какого-то общества религиозного возрождения?

Он пустился в торопливые объяснения. Сказал, что непременно поставил бы Маллигена на место, не упомяни он о задании Общества Стивена Декейтера. Что был уверен: она придет в восторг от возможности принести пользу Обществу. Что они уйдут по первому ее требованию. Что он может сходу определить агента, ведущего подрывную деятельность. Что он уже давно охотится за коммунистами. Что еще на третьем курсе разоблачил двух своих однокашников – тайных агентов красных. Этот последний аргумент убедил Элен, и она состроила недовольную гримаску.

– Так уж и быть, умник. Только постарайся, чтобы твою болтовню не услышал папуля. Он относится к Обществу очень серьезно.

Позже, уже сидя в «фольксфлаере», она сказала: – Слушай, Крошка Эд, когда ты, наконец, перестанешь торчать в студии по ночам? Я-то думала, ты подготовишь программу, а потом перенесешь ее на телевидение, на воскресное утро.

– Я тоже так думал, – ответил Эд, – только старый Толстяк Маллиген почему-то придерживается другого мнения. Он просто не понимает, как много людей падко на подобную дребедень. Да если на то пошло, большинство народа так или иначе верит в потустороннее – как раз эти чокнутые и проводят полжизни у своих дурацких ящиков. – Он откашлялся. – Вот если бы ты постаралась убедить отца замолвить за меня словечко…

– Видишь ли, папулю станция совершенно не интересует, – равнодушно проговорила Элен. – Что с того, что она ему принадлежит? Ему принадлежит много чего другого. Единственное, что интересует его по-настоящему, – это Общество.

Они добрались до расположенного на окраине заброшенного пустыря, почти в центре которого виднелась довольно большая палатка. Подлетев поближе, они заметили позади нее еще одну.

– Мама дорогая! – возмутилась Элен. – Неужели в них кто-то живет как… какие-нибудь цыгане?

Машин внизу, на площадке, очевидно, предназначенной для парковки, было немного. Эд посадил своего «жука» рядом с остальными и выключил фары.

– Похоже, уже началось, – сказал он.

– Скоро ты заведешь себе настоящую машину, Крошка Эд? – спросила Элен. – Когда я выползаю из твоей консервной банки, то ощущаю себя чем-то вроде таракана.

– Как только разбогатею, радость моя, – пробурчал себе под нос Эд, выбираясь из-за руля.

Взяв девушку за руку он повел ее туда, где виднелся вход в большую из двух палаток.

– Не забудь, – напомнила она, – мы только войдем – и быстренько назад. Они все подумают, что мы: им померещились.

У входа их ожидала небольшая группа встречающих: две не первой молодости особы и совсем юная девушка. Нельзя сказать, чтобы они загораживали проход, но все же пришлось ненадолго остановиться. Одна из дам постарше изобразила на лице нечто, отдаленно напоминающее улыбку, и поинтересовалась: – Вы, возлюбленные, тоже странники на пути, в Элизиум?

Эд на мгновение задумался, а потом ответил: – Пожалуй, нет.

– Я-то уж, черт возьми, точно нет, – добавила Элен.

Обстановку неожиданно разрядила девушка. Тихонько рассмеявшись, она проговорила:

– Боюсь, что и вправду нет, во всяком случае, пока. – Потом протянула руку. – Я Нефертити Таббер. Сегодняшний Глашатай Мира – мой отец.

– И не только сегодняшний, – вставила одна из ее спутниц. – Иезекииль Джошуа Таббер – истинный Глашатай Мира. Проводник на пути в Элизиум.

– Нести Слово может каждый, Марта, – негромко ответила Нефертити.

– Я перестаю понимать, о чем речь, – заметила Элен. – Пойдем, наконец, взглянем на представление.

Уандер пожал протянутую руку Нефертити и пришел в замешательство: она оказалась одновременно и твердой, и мягкой.

Девушка улыбнулась, и Эд проследовал за Элен в палатку и дальше, к расставленным в первом ряду стульям. «Да, Элен сегодня явно в ударе, подумал юн. – Сам бы я предпочел остаться где-нибудь в тени».

Собрание уже шло полным ходом, и первое время слова оратора не доходили до них. Эд помог Элен снять пальто и усесться на шаткий складной деревянный стул, мысленно поплевав при этом через левое плечо.

Десятка два слушателей – такова была аудитория – не производили впечатления религиозных фанатиков, готовых сжечь любых святотатцев на костре, и все же собрание верующих – последнее место, где бы он решился устроить заварушку.

Элен повернулась к нему и произнесла громким отчетливым шепотом:

– С этой бородой он больше смахивает на Авраама Линкольна, чем на проповедника.

– Ш-ш-ш! – прошипел Эд. – Давай послушаем, что он говорит.

Кто-то из публики тоже сказал: «Ш-ш-ш!» и Элен, обернувшись, пронзила его взглядом. «Сказать по правде, сравнение, которое пришло в голову Элен, не так уж далеко от истины», – решил Эд. Действительно было что-то линкольновское в стоявшем на кафедре старикане, какая-то, нездешняя красота проглядывала в его почти уродливых чертах. И бесконечная печаль.

Эд прислушался.

– …независимо от того, какова система представительства или делегирования правительственных функций, – говорил оратор, – в любом случае неизбежно присутствует частичное отчуждение свобод и средств граждан…

– Ты только взгляни на его костюмчик, – шепнула Элен. – Из мешковины сшит, не иначе.

Эд притворился, что не слышит.

– …все без исключения партии представляют собой разновидности абсолютизма – до тех пор, пока стремятся к власти.

Разобрав последнюю фразу, Элен громко крикнула: – И даже коммунистическая партия?

Таббер – а Эд пришел к выводу, что это и есть сам Иезекииль Джошуа Таббер, – остановился, не закончив мысли, и ласково взглянул на девушку. В особенности коммунисты, возлюбленная моя. Коммунисты никак не могут усвоить, что человек, хоть и является существом социальным и ищет равенства, все же любит независимость. На самом деле собственность проистекает из желания человека освободиться от рабства коммунизма, этой примитивной формы общественного устройства. Но собственность, в свою очередь, возведенная в степень абсолюта, нарушает принцип равенства и способствует накоплению власти привилегированным меньшинством.

Эд не понял, удовлетворил ли Элен Фонтейн этот ответ, но сам начал задумываться: какое отношение все это имеет к религии?

– Кто бы он ни был, но только не красный, – шепнул он Элен на ухо. Пойдем отсюда.

– Нет, подожди минуточку. Я хочу послушать, что еще скажет этот старый козел. Просто ума не приложу, как это тощее древнее пугало произвело на свет такую пухленькую милашку – ту, у входа. Ведь ему на вид лет восемьдесят, никак не меньше.

Сзади кто-то снова сказал: «Ш-ш-ш!» – и чей-то голос добавил: – Прошу вас, возлюбленная, – нам не слышно Глашатая Мира.

На этот раз Элен не потрудилась обернуться и на некоторое время успокоилась – к великому облегчению Эда. Воображение уже услужливо рисовало ему пренеприятную картину: их с позором вышвыривают на улицу, а Уандеру ничего так не претило, как насилие – в особенности, когда ему подвергался он сам.

Он сосредоточился на том, что говорил Таббер, – похоже, проповедник подошел к самой сути дела.

– Вот почему мы утверждаем, что настала пора пойти по пути к Элизиуму. Мы так далеко зашли в своей алчности, в безумной, отчаянной гонке за вещами, за собственностью, за материальными благами, что скоро превратим эту землю обетованную, дарованную нашим предкам Вечной Матерью, в настоящую пустыню. Наша почва уже потеряла треть плодородного слоя, который был здесь ко времени высадки первых колонистов. С конца Второй мировой войны потребление нефти увеличилось втрое и, обладая одной седьмой мировых ресурсов, мы в безумии своем потребляем больше половины того, что производится на Земле. Наша страна, занимавшая первое место в мире по экспорту меди, ныне занимает первое место по ее импорту, а наши некогда неиссякаемые запасы свинца и цинка до того истощены, что разрабатывать их становится все невыгоднее.

И все равно гонка продолжается. Все равно мы стремимся потреблять все больше и больше. «Потребляйте! Потребляйте!» – призывают нас, и все новые миллионы переходят в карманы совратителей с Мэдисон-авеню – лишь бы люди продолжали требовать, требовать, требовать все новых товаров, которые им совершенно не нужны. Знаете ли вы, возлюбленные мои, что в этой безумной попытке склонить нас к еще большему потреблению те, кто на этом наживаются, ежегодно тратят пятьсот долларов только на упаковку?

При пересчете на каждую семью в стране выходит, что пятьсот долларов (расходуется каждый год на то, что в подавляющем большинстве выбрасывается! Тогда как наши братья в таких странах, как Индия, имеют годовой доход на душу населения всего-то тридцать шесть долларов! Так-то, возлюбленные мои.

«А он понемножку разогревается, – решил Эд. – Только по-прежнему непонятно, при чем тут религия?» Если бы не вскользь упомянутая Вечная Мать, кем бы она ни была, да манера Таббера называть слушателей «возлюбленные мои», все это больше походило на бичевание пороков Общества Изобилия, нежели на поиски пути к спасению.

Эд покосился на Элен. У него создалось впечатление, что природная утонченность начинает брать верх над озорством, и это палаточное собрание ей скоро надоест. И еще: несмотря на сосредоточенный вид, она улавливает только отдельные фразы обличительной речи Таббера.

– …бездумное потребление. Мы больше тратим на поздравительные открытки, чем на медицинские исследования. Больше тратим на курение, азартные игры и выпивку, чем на образование. Больше тратим на часы и побрякушки, чем на фундаментальные научные исследования и книги…

– Послушай, – зашептал Эд. – Этот тип никакой не подрывной элемент. Он просто хронический брюзга. Что если мы пойдем?

Но Элен и бровью не повела.

– О чем ты тут нудишь, папаша? – осведомилась она громким, хорошо поставленным голосом. – У нас в Америке самый высокий в мире уровень жизни. Еще никому и никогда не жилось так прекрасно.

Воцарилась тишина.

Ее не нарушили даже охотники пошикать из задних рядов.

Казалось, добродушный, печальный старикан, который, несмотря на обличительный пафос своих нападок, увещевал собравшихся тихо-мирно, по-хорошему, вдруг подрос на несколько дюймов и прибавил в весе не меньше двадцати фунтов. У Эда даже мелькнула дурацкая мысль: выдержит ли хлипкая кафедра этот добавочный вес?

– Ты говорила, что он похож на Эйба Линкольна? – шепнул он Элен. – А по-моему, точь-в-точь Джон Браун, собирающийся освободить рабов в ХарперсФерри[7]7
  Джон Браун, по прозвищу Старый Браун из Осаватоми 1800–1859) – протестантский проповедник, лидер американских радикалов-аболиционистов, с оружием в руках боровшихся за освобождение негров от рабства. Участвовал в деятельности «подземяой железной дороги» тайной системы организации побегов негров из южных рабовладельческих штатов на север (в тридцатые – шестидесятые годы XIX века с ее помощью было освобождено свыше шестидесяти тысяч рабов). В 1855–1856 годах Браун возглавил вооруженное антирабовладельческое восстание в Канзасе, но был разбит и вынужден скрыться. В 1855 вo глaвe небольшого отряда захватил правительственный арсенал в городе Харперс-Ферри, штат Вирджиния, однако операция оказалась неудачной. Отряд был разбит, Джон Браун попал в плен, был осужден и приговорен к повешению. Фигура его крайне противоречива кликуша и пророк, идеалист и убийца. Однако в истории США он оставил глубокий след. Ему посвящены знаменитая негритянская песня «Тело Джона Брауна», так же озаглавленная пространная поэма Стивена Винсента Бенета, написанная в 1928 году, он – герой многих романов и кинофильмов (вспомните хоть «Дорогу на Санта-Фе» с Рональдом Рейганом).


[Закрыть].

Элен хотела что-то ответить, но голос ее потонул в громоподобном рыке, который изверг Иезекииль Джошуа Таббер:

– И ты говоришь про жизненный уровень! Разве это уровень жизни заставляет нас каждые два-три года заводить новый автомобиль, а старый выбрасывать на свалку? Это жизненный уровень заставляет женщину приобретать полдюжины купальников, чтобы не ощущать себя обездоленной? Это уровень жизни заставляет производить такие бытовые приборы, – и они еще смеют называть это запланированным износом, – которые выходят из строя, не успеешь донести их от магазина до дома? Воистину, в этой бредовой погоне за жизненным уровнем мы, американцы, использовали за последние сорок лет больше мировых ресурсов, чем все население Земли с доисторических времен до Первой Мировой. Это безумие, возлюбленная моя. Мы должны ступить на путь к Элизиуму.

Уандер дергал Элен за руку, но ее было не так-то легко унять.

– Только не надо называть меня своей возлюбленной, папаша. Если ты хочешь жить в палатке и одеваться в дерюгу, это еще не значит, что и все остальные от этого без ума.

Иезекииль Джошуа Таббер вырос еще дюймов на шесть.

– О, дщерь тщеславия, ты не сумела услышать Слова. Не я ли говорил, что дары Вечной Матери бездумно изводятся во имя твоих суетных прихотей? Взгляни же на себя – на свое платье, которое ты не наденешь и полдюжины раз, прежде чем выбросить его в угоду новой моде, новому стилю; на свои туфли, такие непрочные, что уже через несколько дней их придется отдавать в починку. Взгляни на лицо свое, расцвеченное разнообразными красками баснословной стоимости, – и все это за счет расхищения даров Вечной Матери. Не я ли говорил лишь сегодня: наши запасы меди на исходе? И в то же время женщины каждый год выбрасывают сотни миллионов латунных пеналов от губной помады, а ведь латунь состоит в основном из меди! Ступи же на путь к Элизиуму, о дщерь тщеславия!