Текст книги "Зерно богоподобной силы"

Автор книги: Даллас МакКорд "Мак" Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава третья

Разве он не выполнил поручения, не посетил собрания, которое устраивал Таббер? Толстяк Маллиген должен быть только благодарен. Должен быть рад и счастлив. И вот вместо этого он сидит, разжиревший Будда, и сверлит Эда постным взглядом.

– Вы хотели меня видеть, мистер Маллиген? – откашлявшись, спросил Эд.

Шеф прикрыл один глаз, отчего взгляд его не стал менее пристальным.

– Послушай, Эд Уандер, что за идиотская мысль – взять мисс Фонтейн на вчерашнее дурацкое собрание?

Эд молча поглядел на него. Открыл рот и снова закрыл. Он мог бы придумать, что сказать в ответ, но с шефом нужно держать ухо востро.

– Мисс Фонтейн – очень впечатлительная юная особа, – заговорил Маллиген. – Очень подверженная внушению. Очень… нежная.

Нежностью Элен Фонтейн могла сравниться разве что с абразивным кругом. Так что крыть тут было нечем.

– Долго ты будешь мяться у дверей, как малыш, которому не терпится в уборную? – рявкнул шеф. – Что ты можешь на это ответить?

– Что случилось, мистер Маллиген? – осторожно спросил Эд.

– Что случилось? Откуда мне знать, что случилось? Мистер Фонтейн целых десять минут меня распекал. Девица в истерике. Говорит, будто этот парень Таббер, к которому ты с ней ходил, – ее загипнотизировал или что-то в этом роде.

Эд вздохнул и покачал головой.

– Нет, гипноз тут ни при чем.

– Откуда ты знаешь, что ее не загипнотизировали? Она бьется в истерике и, как заведенная, твердит об этом Таббере.

– У меня на передаче побывало несколько гипнотизеров, – умиротворяюще заметил Эд. – Так что мне пришлось порыться в книгах, чтобы в разговоре с ними не выглядеть дураком. Я ведь тоже там побывал вчера. Можете мне поверить, Таббер никого не гипнотизировал.

Маллиген пошевелил губами – словно водил по деснам кончиком языка. «Только к лучшему, что он никогда не появляется на экране», – решил Эд.

Наконец шеф изрек: – Ты бы лучше зашел и взглянул, чем там можно помочь. Мистер Дженсен здорово разозлился на этого Таббера. Сегодня вечером у нас собрание филиала. Тебе лучше прийти, дать отчет о том, что произошло.

– Слушаюсь, сэр. Я прямо сейчас отправлюсь к Фоитейнам. Надеюсь, с Элен все обойдется.

У дверей особняка Фонтейнов его встретил Дженсен Фонтейн собственной персоной. Очевидно, он следил, как «фольксфлаер» Эда одолевал подъездную аллею, ведшую к грандиозному входу, который смутно напоминал о Белом Доме.

По правде сказать, Эд встречал отца Элен всего пару раз – и то мельком. Навряд ли тот его запомнил.

Видимо, старый делец уже давно отказался от попыток держать дочь в руках. И уж конечно не пытался влиять на выбор ее ухажеров.

Он сверлил Эда хмурым взглядом, пока тот поднимался по ступеням к дверям, одна из створок которых была открыта. «Везет мне сегодня на хмурые взгляды», – сокрушенно подумал Эд. Он уже давно мечтал подобраться поближе к Дженсену Фонтейну, благодаря общению с Элен. Только совсем не так представлялась ему их первая встреча.

– Вы и есть Эдвард Уандер? – буркнул хозяин.

– Да, сэр. Веду «Потусторонний час» с полуночи до часу.

– Что вы ведете?

– Я про вашу радиотелестанцию, сэр, УАН-Ти-Ви. Веду там ночную радиопередачу по пятницам, с полуночи до часу.

– Радио? – возмущенно проскрипел Фонтейн. – Уж не хотите ли вы мне сказать, что Маллиген все еще возится с радиопередачами – это в наше-то время? Чем его не устраивает телевидение?

От отчаяния Эду захотелось закрыть глаза. Но вместо этого он сказал:

– Всем устраивает, сэр. Сказать по правде, я бы очень хотел перенести свою программу на телевидение. Только есть люди, которые не могут смотреть телевизор.

– Не могут смотреть телевизор? Это еще почему? Телевидение неотъемлемая часть американского образа жизни! Что это за люди, которые не могут получать удовольствие от телевидения? Пожалуй, молодой человек, в этом следует разобраться!

– Да, сэр. Но, видите ли, есть, например, слепые и…

Дженсен Фонтейн нахмурился еще больше.

– …Ну, и люди, которые работают и не могут присесть, чтобы посмотреть передачу. Люди, которые сами водят машины. Есть довольно много людей, которые все еще слушают радио, когда не имеют возможности смотреть телевизор. Еще официантки в ночных ресторанах. И…

– Будь я проклят, если понимаю, что за чертовщину мы тут обсуждаем! взорвался вдруг старый магнат. – Ведь это вы – тот молодой идиот, что затащил вчера мою дочь на дурацкое религиозное собрание, которое проводил какой-то старый шарлатан?

– Да, сэр. Это я. То есть, я хотел сказать, это я ее сопровождал. Весь вопрос в том, действительно ли этот Иезекииль Джошуа Таббер…

– Кто-кто?

– Так и есть, сэр, – Иезекииль Джошуа Таббер.

– Не валяйте дурака. В наше время таких имен просто не бывает. Это псевдоним, юноша. А человек, который носит псевдоним, наверняка что-то скрывает. Возможно, что-то, имеющее отношение к подрывной деятельности.

– Да, сэр. Как раз этот вопрос и встал на последнем собрании местного филиала Общества Стивена Декейтера – занимается Таббер подрывной деятельностью или нет. Вот мы с Элен, то есть, я хотел сказать, с мисс Фонтейн, и решили проверить.

Лицо старого Дженсена слегка прояснилось.

– Так вам известно про Общество, – проговорил он. – Да будет страна моя всегда права…

– Но, права она или… гм…. нет, – это моя страна! – выпалил в ответ Уандер.

– Отлично, мой мальчик. Я пропустил последнее собрание, Эд, – я буду называть вас просто Эд. Был на съезде в Калифорнии. Так что, этот Таббер вредитель? Что он такое напустил на мою дочь? С этим надо как следует разобраться, – он взял Эда под руку и повел в дом.

– Да нет, сэр, – сказал Эд, отвечая на первый вопрос собеседника. – Во всяком случае, мне так не показалось. Мне сегодня вечером предстоит сделать отчет на собрании филиала. Так сказал мистер Маллиген.

– Гм. А мне кажется, здесь пахнет подрывной деятельностью. Так что же он сделал с Элен?

– Не знаю, сэр. Я ведь пришел ее повидать. Мне кажется, она просто перенервничала. Вчера вечером она решила позабавиться и немножко поцапалась с Таббером. А он разозлился и проклял ее.

– Ты хочешь сказать, что этот шарлатан, этот вредитель с нелепым именем осыпал мою дочь проклятиями?! – снова вскинулся Фонтейн.

– Вовсе нет, сэр. Я имел в виду, что он наложил на нее проклятье. Можно еще сказать, напустил сглаз. Или порчу.

Дженсен выпустил руку Эда и окинул его долгим оценивающим взглядом.

– Правда, сэр, – проговорил наконец Эд. Да и что он мог еще сказать?

– Ступайте за мной, юноша, – промолвил Дженсен Фонтейн и молча повел Эда к лестнице. Так же молча они поднялись по ней. Молча пересекли просторный холл. Наконец Фонтейн распахнул дверь и сделал Эду знак войти.

Элен Фонтейн лежала в постели. Волосы разметались по подушке, в лице ни кровинки, в глазах застыл ужас. Вокруг нее суетились два типа, по виду врачи, и сиделка в туго накрахмаленном халате.

– Вон! – взревел Дженсен Фонтейн.

Один из врачей вкрадчиво произнес:

– Мистер Фонтейн, я бы настоятельно рекомендовал вашей дочери длительный отдых и полную смену обстановки. Ее истерия…

– Вон, все до единого! – рявкнул Фонтейн, сопровождая свои слова энергичным кивком.

Три пары бровей взметнулись вверх, но, судя по всему, трио медиков уже имело дело с Дженсеном Фонтейном. Они поспешно собрали свои причиндалы и ретировались.

– Привет, Крошка Эд, – проговорила Элен.

Уандер открыл было рот, но не успел он ответить на приветствие, как вопль хозяина вынудил его прикусить язык.

– Элен!

– Да, папуля…

– Пора тебе выбираться из постели. Представь себе, что история попадет в газеты. Проклятие! Порча! Моя дочь в окружении лучших диагностов и психиатров Ультра-Нью-Йорка, потому что на нее, видите ли, наслали порчу! Вылезай из постели. Как это отзовется на моем престиже? А что скажут в Обществе, если просочится хоть слово о том, что один из его виднейших членов верит в колдовство?

Он стремительно обернулся, почему-то злобно зыркнул на Эда и выскочил из комнаты, как будто собрался штурмовать Эверест.

Эд проводил его взглядом.

– Как удается человеку, который весит не больше ста фунтов, производить столько шума? – задал он риторический вопрос, потом взглянул на Элен. – Что с тобой стряслось, черт возьми?

– Я вся чешусь. Сейчас, правда, нет. Похоже на аллергию или что-то в этом роде.

Эд долго смотрел на нее – как будто опустил в автомат десятицентовик и ничего не получил взамен.

– Когда ты чешешься? – наконец спросил он.

– Если пытаюсь наложить косметику. Достаточно чуть-чуть подкрасить губы. Или попробовать сделать какую-нибудь прическу – кроме прямых волос до плеч или кос. Или надеть на себя что-нибудь, кроме самого простого платья. Никакого шелка, вплоть до белья, – иначе сразу начинаю чесаться. Это началось вчера вечером, только я сначала не поняла. Мне страшно. Крошка Эд. Оно действует. На меня действует проклятье того старого козла.

Эд взглянул на нее сверху вниз.

– Не будь идиоткой.

Девушка с вызовом ответила на его взгляд. До сих пор, если не считать вчерашнего вечера, он всегда видел Элен во всеоружии последних ухищрений моды.

Во всем, до последней мелочи. Только сейчас до него дошло, что в таком виде она, пожалуй, выглядит даже лучше. Может быть, когда она достигнет возраста Мэри Мэлоун, знаменитой теле– и кинозвезды, ей потребуется призвать на помощь достижения цивилизации, дабы дополнить то, что дала природа. Но сейчас, когда ей двадцать с небольшим…

– Ты сам же там был, – сказала Элен.

– Разумеется, был. Старина Таббер немного похлопал крыльями, покраснел, как свекла, и наслал на тебя проклятье. А ты поверила.

– Еще бы не поверить – ведь оно действует, – огрызнулась она.

– Не валяй дурака, Элен! Проклятье действует только в случае, если человек, на которого его наложили, поверит, будто оно действует. Это известно каждому.

– Отлично! Но в данном случае оно подействовало, хоть я в него и не поверила. Ты что же думаешь, я верю в проклятья?

– Выходит, так.

– Что ж, может, теперь и верю. А тогда не верила. И вот что я тебе еще скажу, Крошка Эд. Помнишь его пухленькую дочку и последователей, которые там собрались? Они верят в его силу – так они это называют. Они видели, как он проделывал это раньше. Помнишь, как испугалась его дочь, когда услышала, что он говорит во гневе?

– Они всего лишь кучка чокнутых.

– Ладно, ладно. С тобой все ясно. Выметайся отсюда. Я собираюсь встать и одеться. Только мне придется надеть самое простое из того, что у меня есть, понятно?

– Увидимся позже, – ответил Эд.

– Чем позже, тем лучше, – огрызнулась она.

Пришло время приниматься за подготовку следующей передачи.

– Соедини меня с Джимом Уэстбруком, да поживее, – сказал Уандер Долли, отойдя от ее стола и направляясь к своему.

– С кем? – переспросила Долли. Эд все никак не мог привыкнуть к ее отмытому лицу и пестрому ситцевому платью, не говоря уже о прическе «маленькая голландка».

– С Джимом Уэстбруком. Он несколько раз участвовал в нашей передаче. В телефонной книге он значится как Джеймс С. Уэстбрук.

Он уселся за стол и вставил ключ в замок верхнего ящика. Что-то не давало ему покоя в деревенском наряде Долли, только вот что – он никак не мог понять.

Что-то очень явное и, тем не менее, ускользающее из памяти. Он потряс головой, избавляясь от ненужных мыслей, и достал письмо от свами. Просмотрел его еще раз. Черт возьми, это как раз тот человек, который отлично смотрелся бы на экране. Нет, все-таки его передача просто создана для телевидения. Половину чудиков, которые перебывали у него в качестве гостей, нужно видеть, чтобы оценить по достоинству… Зазвонил телефон, и Уандер снял трубку.

– Крошка Эд? Это Джим Уэстбрук.

– Привет, Джим. Послушай, у меня тут есть один чудной индус, который называет себя Свами Распа Раммал. Утверждает, что может ходить по раскаленным угольям. Что ты на это скажешь?

– С таким именем, дружище, он, скорее всего, мошенник, – медленно проговорил Джим Уэстбрук. Распа – это начинающий тибетский лама, который на пути к обретению полной святости претерпевает испытание свирепым морозом. А Раммал – имя, скорее, мусульманское, нежели индийское. К тому же он не должен называть себя свами. Это неверный термин. У индусов свами значит все-навсего религиозный наставник. Происходит от санскритского слова svamin, то есть учитель.

– Ладно, ладно, – перебил его Эд. – Бог с ним, с именем. Скажи, возможно, чтобы он умел ходить по раскаленным углям?

– Это делали и до него, дружище.

– При восьмистах градусах по Фаренгейту? – недоверчиво спросил Эд.

– Это ненамного меньше, чем точка плавления стали, – ответил Джим, и, тем не менее, такие штуки уже не раз проделывали.

– Кто и когда?

– Ну, знаешь ли, я так сразу не могу тебе отбарабанить имена и даты, но есть две разновидности огнеходцев. Одни ходят по углям и головешкам, другие – по раскаленным камням. Это распространено среди индийцев и на некоторых островах Южных морей. Кстати сказать, в Северной Греции и Южной Болгарии каждый год отмечают праздник, во время которого по традиции ходят по раскаленным углям. Британское Общество психических исследований и Лондонский комитет изучения психики занимались этим феноменом, наблюдали его, а кое-кто из ученых даже попытался воспроизвести его сам. Одним это удалось…

– А другим? – : нетерпеливо выдохнул Эд.

– Другие сожгли себе ступни к чертям собачьим.

Эд обдумал услышанное и наконец сказал: – Послушай, Джим, а ты не знаешь какого-нибудь обладателя звучного наукообразного титула, который был бы с тобой не согласен? Представь себе: мы устроим дискуссию, в которой примут участие четверо – я, свами, ты, который утверждает, что это возможно, и ученый, который возражает. Может, нам удалось бы растянуть ее на две передачи. В первой мы устроили бы интервью со свами и обсудили бы его со всех сторон. На неделе устроили бы его выступление, и о результатах эксперимента сообщили бы в следующей передаче.

– Погоди-погоди, – сказал Джим Уэстбрук. – Год или два назад мы с Мэнни Леви обсуждали именно эту тему.

– С кем?

– С доктором Манфредом Леви из Ультра-Нью-Йорка. Он большая шишка в области популяризации науки, написал несколько книг на эту тему. Кроме всего прочего, он говорит с сильным немецким акцентом, что уже само по себе производит очень солидное впечатление.

– И ты думаешь, тебе удастся его уговорить прииять участие в нашей передаче? – спросил Эд.

– Даже наверняка – если заплатить ему по высшей ставке.

– А бесплатно он никак не согласится? Просто ради интереса? В этом квартале мой бюджет оставляет желать лучшего.

Джим Уэстбрук рассмеялся.

– Ты не знаешь Мэнни, дружище.

– О'кей, Джим, – вздохнул Эд. – Свяжись с ним, ладно? И сразу же дай мне знать, что он скажет.

Он положил трубку, включил диктофон и стал составлять письмо Свами Распа Раммалу. Неважно, сумеют они залучить на передачу доктора Леви или нет, он все же решил использовать этого огнеходца. Теперь еще и огнеходец! Иногда Эд сам задумывался, как дошел до жизни такой. А ведь когда-то он мечтал стать актером… Потребовалось лет десять, чтобы понять: актера из него не получится. В глубине души Эд разделял человечество на две категории: на тех, кто глазеет и слушает, то есть на чокнутых, и на их кумиров.

И не мог и мысли допустить, чтобы не быть в числе кумиров.

Эд встал и подошел к автомату с кока-колой, хотя пить ему совсем не хотелось. По пути он остановился у телетайпа новостей и лениво пробежал глазами последние сообщения. Эль Хассан решил во что бы то ни стало объединить Северную Африку – даже вопреки воле ее населения. В Советском лагере опять начались внутренние трения. Венгры постепенно вытесняют русских из высших эшелонов партийной бюрократии.

Телетайп бодро застучал, и Эд машинально проглядел последний абзац.

Волна новой моды захлестнула всю страну… Никакой косметики, никаких оборок… Главное – простота…

Роберт Хоуп Третий, телевизионный комик, уже нарек это направление домотканым стилем.

Эд Уандер хмыкнул. Вот почему Долли и все остальные девушки в редакции приходят на работу в таком виде, будто собрались коров доить. Помешательство становится всеобщим. Так бывало и раньше: то длинные юбки, то короткие, то длинные волосы, то короткие, то конские хвосты, то парики, то еще черт-те что.

В этом сезоне бюст в моде, а в следующем уже вышел из моды. И раньше-то от этого можно было свихнуться, а теперь, в эпоху телевидения, государства всеобщего процветания и общества изобилия, любая причуда моды способна заполонить страну за одну ночь. И то, что эта последняя мода докатилась до них, – лишнее тому доказательство. Это, кстати, объясняет сегодняшнее появление в лифте Мэри Мэлоун. Уж она-то никогда не упустит случая оказаться в самой гуще событий.

И тут им снова овладело смутное предчувствие. Он никак не мог уловить нечто такое, что обязательно должен был помнить. Эд пожал плечами и подошел к автомату.

Стоя рядом с ним и глотая из пластикового стаканчика кока-колу, он задумался. Интересно, до чего дойдут наши рационализаторы? И так уже напитки отпускают бесплатно. Эксперты по производительности труда рассчитали, что бесплатные прохладительные напитки обойдутся дешевле служащим не придется тратить времени на поиски мелочи каждый раз, когда им захочется освежиться.

Из своего кабинета выплыл Маллиген. Обведя глазами помещение, он обнаружил Эда и прямиком направился к нему. Везет, как утопленнику! Ну что ему стоило в тот миг, когда шеф появился на сцене, сидеть за столом, изображая полную запарку?

Однако глава студии был настроен на удивление миролюбиво.

– Ты готов, Крошка Эд? – пробурчал он почти дружелюбным тоном.

Эд тупо уставился на него.

– Я о собрании филиала, – напомнил Маллиген. Сегодня твой доклад о чокнутом, который под маской религиозной проповеди занимается подрывной деятельностью.

– Ну, конечно, мистер Маллиген, – бодро откликнулся Эд. – У меня все готово.

Вообще-то он и думать забыл об этом. Нужно будет хоть немножко посидеть над отчетом. Там будет старик Фонтейн и, наверное, не меньше половины здешних тузов. Неплохой случай привлечь к себе внимание, завязать контакты.

Собрание местного филиала Общества Стивена Декейтера состоялось в одном из конференц-залов компании «Кой Парфюм, инкорпорейтед». Эд Уандер и не знал, что Уонамейкер Дулитл, президент «Кой», тоже член Общества. Вот тебе и контакт, прямо как по заказу. Кой Парфюм – один из самых крупных спонсоров в Кингсбурге. И снова невезение: перед собранием даже не удосужились устроить перекур, во время которого он мог бы повстречаться со здешними шишками. Когда они вошли, собрание уже было в разгаре. Кое-кто из присутствующих даже наградил их с Маллигеном недовольными взглядами – в том числе и сам Дженсен Фонтейн, восседавший на дальнем конце стола, за которым собралось около тридцати членов местного филиала.

Эд с Маллигеном проскользнули на два свободных места, расположенных на разных концах стола.

Речь держал сам Уонамейкер Дулитл. Он размахивал газетой и, насколько Эд успел уразуметь, с возмущением кого-то клеймил.

– Нет, вы только послушайте, – призвал глава «Кой Парфюм». – Это же не что иное, как подрыв американских устоев! – И он стал читать, всем своим пронзительным голосом выражая осуждение: «Запланированное устаревание, вызванное колебаниями моды, – наверное, один из самых невероятных элементов нашей невероятной экономики. Вот вам пример, ничуть не хуже других: детройтские автофлаеры претерпевают изменения не реже двух раз в год. В прошлом году автофлаеры компании „Дженерал-Форд“ по вечерам обходились всего четырьмя фарами: по две спереди и сзади.

А в этом их украшают уже четырнадцать – задние, передние, боковые… Очевидно, дизайнеры никак не могут решить, зачем столько источников света. На некоторых моделях часть хвостовых огней – фальшивки, которые даже не присоединены к электрической сети.

Сходную ситуацию мы наблюдаем и с кухонными плитами: для того чтобы внушить домохозяйкам, будто их прежние плиты безнадежно устарели, хитроумные дизайнеры прилепили к последним моделям столько панелей управления, что они стали походить на рубки боевых подлодок. На них можно насчитать тридцать пять кнопок и шкал. Но когда Союз потребителей разобрал одну из таких плит, то обнаружился интересный факт: под кожухом многие из этих шкал ни к чему не присоединены. Это тоже фальшивки».

Уонамейкер Дулитл обвел собравшихся взглядом прокурора и похлопал ладонью по газете.

– Типичный подкоп коммунистов, – проблеял он. – Коварная завуалированная попытка подорвать нашу экономику.

– Вот-вот! – поддержал его кто-то, хлопая ладонью по столу. Раздался общий ропот возмущения.

– Кто он такой-этот Баз де Кемп? – осведомился Дулитл. – Неужели наши газеты готовы нанять любого вредителя, который прикидывается честным журналистом? Разве их теперь не проверяют? Не рассматривают с позиций благонадежности? – Он снова хлопнул по газете. – И что это за редактор, который пропускает такие неприкрытые нападки на две из важнейших отраслей нашей промышленности – производство автофлаеров и кухонного оборудования? А ведь только на прошлой неделе наш президент обратился к народу с призывом: «Покупайте, покупайте, покупайте – этим вы способствуете процветанию нашей страны!». Как спрашивается, мы можем добиться полного потребления наших товаров, если женщины горбатятся над допотопными плитами, а семьи чуть ли не целый год ездят щ разболтанных, вышедших из моды автофлаерах?

Услышав имя База де Кемпа, Эд навострил уши.

Должно быть, Баз умом тронулся, если пишет такие вещи. Ведь так недолго и чокнутым прослыть.

Дженсен Фонтейн, который, очевидно, председательствовал на этом собрании, постучал молотком по столу.

– Вносится предложение: рекомендовать издателю «Таймс-Трибьюн» призвать этого безответственного писаку… как там его?

– Баз де Кемп, – машинально брякнул Эд.

Все взгляды тотчас устремились на него. Он почувствовал, как врезается в шею галстук.

– Так вы знакомы с этим ярым коммунистом? – взревел Дженсен Фонтейн.

– Да, сэр. Доводилось встречаться пару раз. Только он не коммунист. Если его послушать, так у него такое хобби – откапывать разные чудные политикоэкономические теории. Видите ли… – конец фразы повис в воздухе: Эд увидел, что его слова произвели на собравшихся не особо благоприятное впечатление.

– С кем поведешься, от того и наберешься, – мрачно изрек кто-то.

Фонтейн снова постучал по столу.

– Есть еще предложения?

Маллиген торопливо заговорил:

– У меня предложение: пусть комитет, состоящий из тех, кто помещает рекламу в «Таймс-Трибьюн», обратится к издателю с письмом, где выразит неодобрение по поводу статей с красным душком, которые стряпает этот парень, де Кемп.

– Давайте второй вопрос, – сказал кто-то.

Последовал нудный отчет некоей библиотечной комиссии. Как явствовало из доклада, у нее трения с детским отделом городской библиотеки, который отказался убрать с полок книги о Робин Гуде.

Вдруг Эд насторожился: Дженсен Фонтейн только что упомянул его имя.

– Насколько мне известно, – говорил отец Элен, – за время моего отсутствия было получено несколько писем с жалобами на подрывные призывы, содержащиеся в так называемых проповедях некоего… – он заглянул в лежащий перед ним листок и недоверчиво фыркнул, – некоего Иезекииля Джошуа Таббера. Член Общества Элен Фонтейн, моя дочь, и сотрудник УАНТи-Ви посетили собрание, которое устроил этот Таббер, в результате чего Элен на несколько дней слегла в постель. А сейчас мистер Эдвард Уандер даст нам полный отчет.

Эд поднялся. Все это перестало ему нравиться, к тому же у него возникло неприятное подозрение, что лавров ему здесь не сыскать.

– Дело в том, – сказал он, – что я не специалист в области подпольной подрывной деятельности. Я, конечно, знаю, что это важное дело – оберегать страну от коммунистического засилья и все такое. Но, видите ли, работая на УАН-Ти-Ви, я всякого насмотрелся. Может быть, кто-то из вас, друзья, слушает по пятницам «Потусторонний час»…

– От тебя ждут отчета по Табберу, Крошка Эд, а не саморекламы, зловеще прошипел Маллиген.

Эд откашлялся.

– Да, сэр. Если быть откровенным, то из того, что я там услышал, следует: Таббер, скорее, антикоммунист, чем коммунист. По крайней мере, он сам так утверждает. Он критиковал людей за то, что они слишком большое внимание уделяют материальному, вещам, которые имеют или приобретают, вместо того, чтобы интересоваться духовным… так мне, во всяком случае, показалось.

– Мой священник каждое воскресенье проповедует то же самое, – заметил кто-то. – Только к понедельнику мы об этом и думать забываем.

– Так вот что он говорит… – сказал кто-то еще. Как раз с этим вопросом мне хотелось бы разобраться. Чем ему не угодило наше общество потребления? И что произойдет с нашей экономикой, если все мы станем слушать таких, с позволения сказать, религиозных лидеров?

Фонтейн громыхнул молотком.

– Продолжайте, – обратился он к Эду.

Похоже, он пока тоже был не в восторге от того, как Уандер излагал свой отчет. От этой мысли настроение у Эда совсем упало.

– Он нисколько не похож на коммуниста – вот все, что я могу сказать. Более того, когда Элен… мисс Фонтейн, прямо спросила его об этом, он ясно дал понять, что не считает себя коммунистом.

Женщина, которая докладывала по библиотечному вопросу, заинтригованно спросила:

– Но какое все это имеет отношение к тому, что Элен находится под наблюдением врача? Что он с ней сделал?

Эд обеспокоенно взглянул на Дженсена Фонтейна, который начал было отвечать, но потом так плотно сжал губы, что Эд невольно подумал: чтобы просунуть между ними нож, пришлось бы здорово попотеть. Ну, и ладно.

– Видите ли, – сказал Эд, – мисс Фонтейн его слегка покритиковала. Ну, а он оскорбился и… проклял ее.

Воцарилась тишина. Видимо, все пришли к тому же выводу, что и Фонтейн – во время их предыдущего разговора. Уандер поспешил внести ясность.

– То есть он напустил на мисс Фонтейн порчу.

– Порчу? – переспросил Уонамейкер Дулитл.

– Можно еще сказать, сглаз, – уточнил Эд.

– И как это связано с ее недомоганием?

– Она утверждает, что начинает чесаться, – обреченно проговорил Эд.

Дженсен Фонтейн грохнул молотком.

– Кончайте молоть вздор. Что конкретно сказал этот чокнутый?

В своем незадавшемся актерском прошлом Эд Уандер потратил немало времени на развитие памяти, в частности, на запоминание диалогов. Теперь он покопался в памяти и произнес:

– «Воистину проклинаю суетность и тщеславие женское. Воистину..» Когда Таббер входит в раж, то переходит на высокопарный стиль… «Воистину, никогда больше не обретете вы радости в тщеславии своем. Воистину никогда больше не обретете счастья в нарядах или косметике», что-то в этом духе. Не дословно, конечно, но в общем и целом… Теперь вы видите: он не наложил заклятье именно на Элен. Из того, как он это сформулировал, можно понять, что он проклял всех женщин…

Эд осекся на полуслове – по спине его пробежали холодные мурашки и стали медленно подниматься все выше.