Текст книги "Хроники Сен-Жермена"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Тело и жесты Ника Уайлера всегда почему-то оказывались несколько великоватыми для окружающего пространства. Его радовала собственная избыточность и огорчало то, что прочие не хотят разделить его радость. Величественная жена Ника Элеонора любила носить длинные юбки и гватемальские крестьянские блузки. Парочка эта поселилась прямо у озера – в одном из самых просторных и дорогих коттеджей курорта.

– Роджерс, вы превзошли сами себя, – заявил Ник Уайлер, входя в обеденный зал. – Я в полном восторге.

Мистер Роджерс изобразил нечто вроде поклона.

– Вы очень любезны.

– Этот ваш анонимный хозяин – весьма добросовестный малый. Можете так ему и передать. – Ник широко взмахнул рукой, словно пытаясь сгрести и столовую, и все служебные помещения в одну общую свалку. – Ремонт сделан просто отменно. Никакой безвкусицы. Ставлю сто против одного, комод в вестибюле подлинный. Англия, восемнадцатый век. – Он заулыбался, ожидая, что его проницательности будет пропето нечто вроде хвалебного гимна.

– Вообще-то, Голландия, – извиняющимся тоном произнес мистер Роджерс. – Гаага, тысяча семьсот шестьдесят первый год. – Не успел Ник Уайлер сказать на это что-либо, как мистер Роджерс уже отвернулся, чтобы сопроводить миссис Эммонс и миссис Грейнджер к их столику у окна.

– Дамы, шеф-повар сегодня предлагает свиные зразы. Сверх заявленного меню к десерту добавлены пирожки на меду.

– Он мне нравится, – громким, хорошо поставленным голосом заметила миссис Грейнджер. – Он понимает толк в сервисе.

Мистер Роджерс дал знак официанту и вновь поспешил к дверям. Там уже топтались робко улыбающиеся Харперы. Глава маленького семейства, завидев распорядителя, залебезил.

– Дорис, Эмили, ступайте за мистером Роджерсом. Он лучше знает, где нас усадить. – От его стараний соблюсти все правила ведомого лишь ему этикета мутило, и, завидев, что в столовую входят Гарриет Гудмен и Джим Саттон, распорядитель чуть не рысцой кинулся к ним.

– Столик на двоих, я полагаю?

– Зачем так напрягаться? – мрачно спросил журналист. – Не сомневаюсь, Гарриет украсит собой любой стол. – Увидев Харперов, он пробормотал: – Я знаю эту скромницу. Точно.

– Ты вспомнишь, – поморщилась Гарриет, ощущая легкое раздражение: они так редко видятся, а он обращает внимание на кого-то еще.

В дверях возник мистер Франциск.

– Где Лорпикар? – спросил он, когда мистер Роджерс приблизился. – Днем что-то похожее на него мелькало на одной из горных тропинок. Он здесь?

– Нет, – прошептал мистер Роджерс. – О Господи!

– Если он не появится к концу ужина, придется пройтись по окрестностям. – Музыкант был в концертном костюме, вовсе не предназначенном для ночных вылазок, но это, похоже, его ничуть не смущало. – Я видел, приехали Блэкморы. Старший определенно потянется к инструменту.

– Прошлым летом он нам устроил целый концерт, – заметил не очень-то радостно распорядитель. – Я тут поспрашиваю о мистере Лорпикаре. Возможно, кто-нибудь знает, куда он запропастился. – Мистер Роджерс кивнул и, когда музыкант скрылся за дверью, ведущей в салон, повернулся к Браунам с Линдхольмами.

Ужин почти закончился, а к весьма скудной информации о местонахождении скрытного съемщика домика номер тридцать три ничего не добавилось. Мистер Роджерс двинулся было к салону, но краем глаза заметил, что кто-то идет через вестибюль.

– Мистер Лорпикар, – сказал он с облегчением, – что-то вы припозднились.

Холодный взгляд, каким вошедший окатил наглеца, осмелившегося сделать ему замечание, мог бы обескуражить даже уверенного в себе человека, но мистер Роджерс невозмутимо продолжил:

– Мы уже начали беспокоиться.

– Как я распоряжаюсь своим временем – мое личное дело, – заявил мистер Лорпикар, направляясь к столику Харперов.

По мере его приближения Эмили становилась все бледней и бледней.

– Боже! – пробормотала она.

– Интересно, для кого затеян этот спектакль? – прошептала Гарриет.

– Ш-ш-ш! – Джим Саттон махнул рукой и обратился в слух.

Жужжание разговоров в столовой как по команде стихло. Все взгляды сосредоточились на долговязой фигуре.

– Ты не пришла, – громыхнул, нависая над Эмили, Лорпикар. – Я ждал, но ты не пришла.

– Я не могла, – ответила она тихо.

Мистер Роджерс подался вперед, но его придержали.

– Проблемы? – спросил мистер Франциск.

– Очень похоже, – ответил распорядитель.

– Послушайте, сэр, – промямлил мистер Харпер и съежился, придавленный к стулу тяжестью грозного взгляда.

– Я говорю не с вами! – отрубил Лорпикар. – Я говорю с вашей дочерью. Исключительно. Да. – Его горящий взор вновь уперся в бледное личико. – Ты будешь нужна мне ночью.

Молчаливая реакция публики на эти слова была разной: от шока до циничных ухмылок. Джим Саттон, оставаясь внешне бесстрастным, подобрался и сузил глаза.

– Не знаю… смогу ли я, – с запинкой ответила Эмили, роняя вилку в тарелку.

– Придешь? – Длинная рука потянулась к девушке через стол. Сильные пальцы вздернули маленький подбородок. – Придешь?!

Миссис Харпер вскрикнула, мистер Харпер потупился, нервно разглаживая салфетку.

– Не знаю, – пискнула Эмили и умолкла.

– Простите, – с крайней учтивостью произнес возникший рядом со столиком мистер Франциск. – Если мисс Харпер пожелает продолжить это явно приватное собеседование, я буду рад сопроводить вас обоих в одну из примыкающих к столовой гостиных и там подежурить, чтобы родители девушки не волновались. Если же нет, то вам, мистер Лорпикар, лучше бы утихомириться, сесть и заняться своим ужином.

Как ни странно, но атлетически сложенному мистеру Лорпикару не удалось потеснить невысокого музыканта, и он, тихо выругавшись, проскользнул мимо, чтобы провозгласить, уже стоя в дверях:

– Я поем позже. – Затем последовало столь же громкое обращение к Эмили Харпер: – Мы еще не закончили наш разговор.

Музыкант же, прежде чем отойти от стола, поклонился девушке и произнес:

– Если вы не хотите, чтобы этот господин и далее досаждал вам, не стесняйтесь и дайте мне знать.

Где-то к полуночи в салоне оставались всего пятеро человек да зевающий Фрэнк.

– Я весь вечер хочу сказать вам, – промолвила Гарриет, обращаясь к Франциску, – что восхищена тем, как вы одернули этого типа.

Тот вежливо поднял брови.

– Я лишь пытался сгладить неловкую ситуацию, вот и все. – Он глянул на хмурого Джима Саттона. – Вы вспомнили, где видели девушку?

– Нет. – Журналист потянулся к пепельнице и с силой сломал недокуренную сигарету.

– Знаете, – с профессиональным бесстрастием продолжила Гарриет, – я смотрела на Эмили. Почти все глазели на Лорпикара, но я решила, что Эмили интереснее и, в общем, не прогадала. Несмотря на все отговорки, в ее глазках светилось благоговение. Такое сильное, словно перед ней стояло высшее существо, избравшее ее своей жрицей. Мне трудно понять, как можно восторженно относиться к столь занудному мачо.

– Занудный мачо – это психиатрический термин? – спросил, улыбаясь, Франциск.

– Конечно, – ничуть не смутившись, ответила Гарриет. – Его используют все одаренные психиатры.

– Сектанты! – воскликнул Джим Саттон и хлопнул по столешнице так, что расплескал свой ром. – Вот именно! Это сектанты.

– Что? – тихо спросила Гарриет, стараясь не выдать волнения.

– Девушка. Ее фамилия не Харпер, а Маттисен. Это она вызвала шум в Неваде, когда один религиозный шарлатан подал на нее в суд за нарушение договора. Он заставлял всех им охмуренных людей подписывать некие контракты, чтобы еще более закабалить их и в то же время остаться чистеньким перед законом Эмили задурил голову некий господин Мастерс. А вернул ее в нормальное состояние один малый, профессиональный декодировщик по имени Эрик Сол, из-за чего его объявили персоной нон грата в Неваде. Преподобный Мастерс подал на девочку в суд за расторжение сделки, а на ее родителей и на Эрика – за способствовавший тому тайный сговор. – Лицо журналиста пылало от радостного возбуждения. – Я детально знаком с этим делом. Маттисенов и Сола защищал Лорен Хэпгуд. Он строил защиту так: девочка не только несовершеннолетняя – ей было тогда лет шестнадцать, но и социально не адаптированная, а следовательно, не способная противиться принуждению. – Он взял свой стакан и сделал жадный глоток.

– А экспертом была не Энид ли Хьюм? – спросила Гарриет, сдвинув к переносице брови. – Ее частенько зовут на такие разборки.

– Да. Была она и еще паренек из Лос-Анджелеса. Дик Смит, что ли? Ты знаешь, о ком я. Психолог, пару лет назад выпустивший нашумевшую книгу. – Джим наклонился к Гарриет, они уставились друг на друга и оба вздрогнули, услышав сторонний вопрос:

– Кто выиграл дело? – Франциск сидел в кресле, обхватив руками колено.

– Защита, – кратко ответил Джим Саттон. – Главным образом сыграло роль то, что девочка несовершеннолетняя, а содержание контракта родителям не растолковали. Также было доказано, что Эмили особенно склонна к жертвенности и что в таких ситуациях ее легко обмануть.

Гарриет собрала губы в кружок.

– Энид говорила мне о подобных натурах. Они нуждаются в сильных личностях, чтобы нейтрализовать свои страхи или отринуть их, отождествляя себя с хозяином. Я встречала женщин, безропотно покоряющихся своим доминирующим мужьям, детей, слепо повинующихся не всегда чистоплотным родителям, и многих других людей, с немым восхищением рукоплещущих религиозным, деловым или политическим лидерам. Этот тип отношений, собственно, идеален для зарождения тирании. – Она умолкла и приложилась к бокалу, который давно крутила в руках.

– Преподобный Мастерс, – задумчиво произнес Джим Саттон. – Он тоже высок ростом, как и наш Лорпикар. Но другого типа: блондин с лицом падшего ангела, из тех, что выглядят на тридцать пять в свои шестьдесят. Думаю, сейчас он в Мексике или в Аризоне – в общем, там, где особенно некому к нему приглядеться.

– И творит то же самое? – осторожно спросил Франциск.

– Да, – не раздумывая, ответила Гарриет. – Всегда найдутся люди, которым нужен такой человек. Они изобретут его, если потребуется. Подобные личности для них как магнит.

– Циничное заявление, – пробормотал журналист. – А в устах психиатра оно звучит совсем безнадежно.

На миг в чертах Гарриет проступила усталость, и стало видно, что ей действительно сорок два.

– Иногда я думаю, что все и впрямь безнадежно и что моя работа не имеет значения. Сколько ни бейся, вокруг все одно.

Мужчины разом глянули на нее. Джим Саттон – с тревогой, Франциск – с сочувствием.

– Я понимаю вас, и гораздо лучше, чем вы полагаете, – сказал он с неожиданной теплотой. – Поверьте, Гарриет, ваши усилия, ваше стремление протянуть руку помощи ближнему и ваша любовь не пропадут втуне. Возможно, они не будут востребованы в должном масштабе, но не пропадут.

Женщина в изумлении воззрилась на музыканта.

– Вы же сами знаете, что это так, дорогая, – прибавил ласково тот. – Знаете. Иначе не занимались бы тем, чем занимаетесь. А сейчас… прошу прощения. – Франциск подобрался и встал. – У меня есть дела, которые надо закончить. – Он двинулся через тускло освещенное помещение и, перебросившись парочкой фраз с Уайлерами, ушел.

– Ну-ну, – скупо улыбнулся Джим Саттон. – Теперь мне становится ясно, почему он снится тебе. Он может быть обаятельным.

– Это не то, – тихо сказала Гарриет.

Джим покаянно кивнул и заглянул в свой стакан.

– Да, понимаю. В твоих снах он такой же?

Ответ был сух, хотя на лице ее отразилось смятение.

– Не совсем. И в этот раз он мне не снился ни разу. Я даже чуть обижена, словно получила отставку.

– Зато у тебя есть замена. Сегодня пойдем к тебе или ко мне? – Плечо Гарриет извинительно потрепали. – Послушай, я не хотел сказать ничего дурного. Этот Франциск неплохой малый. В конце концов, у кого не бывает эротических снов?

– Он мне снится, только когда я здесь, – раздумчиво произнесла Гарриет. – Интересно почему? – Она коротко рассмеялась. – Я бы не возражала, если бы он навещал меня и где-то еще. Такие сны…

– Флюиды, душевная близость, – сказал Джим Саттон и прибавил, ощутив ее отчужденность: – Я не ревную тебя к мужчинам, с какими ты спишь, и уж тем более не собираюсь ревновать тебя к ночным грезам. – Он допил ром и мотнул головой в сторону двери. – Ты готова?

– О да, – вздохнула она и побрела вслед за ним в осеннюю темноту.

В следующие два дня Эмили Харпер вяло слонялась по курортным тропинкам, практически не реагируя на заспинные взгляды и шепотки. Она стала носить брюки и свитера с большим воротом, оправдывая это прохладной погодой. Ее лицо сделалось уж совсем изможденным, в глазах мерцал лихорадочный блеск.

– Меня беспокоит эта девушка, – сказала Гарриет своему спутнику после конной прогулки.

– Вы думаете, ее действительно мучает синдром жертвенности? – спросил осторожно Франциск.

– И не только. Не думаю, что Лорпикар хороший любовник. Таким, как он, постель не очень нужна. – Она чувствовала себя совершенно разбитой, ибо не сидела на лошади месяцев восемь, но старалась шагать энергично, не обращая внимания на неприятные ощущения, сопровождавшие каждое сокращение ягодиц. Если не давать себе спуску, завтра будет полегче, а через день-другой боль и вовсе пройдет.

– Вы думаете, они делят ложе? – Донесшееся из купальни трубное уханье миссис Эммонс почти заглушило вопрос, но Гарриет поняла сказанное.

– А как же? Она бродит туда-сюда целыми днями и почти ничего не ест, дожидаясь ночи, а его вообще не видать. – Она кивнула Майрону Шайресу, сидевшему перед главным зданием на раскладном стуле и барабанившему по клавиатуре установленной на коленях портативной машинки. За паузой в три удара последовал взмах рукой, затем пулеметные очереди возобновились.

– Если постель для него не главное, зачем же ему эта девушка? – спросил Франциск.

– Она тут самая молодая и обожает его, – поморщилась Гарриет. – Ее привлекает его иноземный экзотический облик и демонстративное презрение к окружающим. Бедный ребенок.

– Иноземный облик? – Франциск покачал головой. – Что же в нем иноземного?

– Да многое, – рассеянно откликнулась Гарриет, провожая глазами проехавший мимо пикап с прицепом, в котором стояли две лошади. – Как вы думаете, откуда он родом?

– Пеория, штат Иллинойс, – рассмеялся Франциск.

– Вот вам суждение иностранца об иностранце, – провозгласила Гарриет и прибавила с долей лукавства. – Не удивляйтесь, Франциск. Ваш английский почти безупречен, но есть небольшие шероховатости. То ли в ритмике речи, то ли в выборе слов. Это ведь не родной вам язык, не так ли?

– Так, – ответил он с некоторым напряжением.

Гарриет приосанилась.

– Вот-вот. Но где вы родились – это тоже загадка.

Они уже поднимались по широким ступеням к террасе, когда двери здания вдруг распахнулись и раздался радостный крик.

Лицо Франциска опять напряглось, а потом просияло таким восторгом, что его спутница в изумлении замерла. Музыкант тоже остановился, раскрывая объятия бегущей к нему молоденькой женщине. Он крепко обнял ее и прошептал:

– Ох, счастье мое, как же я рад тебя видеть!

– Я тоже. – Ей было, наверное, двадцать два, а может, и меньше. Темные волосы разметались от бега, фиолетовые глаза танцевали. Ее саржевый брючный костюм и высокие кожаные ботинки выглядели очень неброско, но Гарриет достаточно хорошо разбиралась в одежде, чтобы понять, что все это пошито на заказ.

– Простите меня, – сказал Франциск, приходя в себя. – Гарриет, это Мадлен де Монталье, хотя, конечно, в наши времена частица де – всего лишь учтивая дань прошлому. – Он чуть отстранился от гостьи, но все еще держал ее руку в своей.

– Весьма приятно, – кивнула Гарриет, внезапно ощутив себя лишней и пытаясь найти повод проститься. Себе она не могла не признаться, что явно завидует этим двоим.

– Не удивляйтесь, – сочла нужным пояснить гостья. – Я и Франциск связаны кровными узами и потому очень близки.

Вы близки не только по крови, подумала Гарриет, но вслух ничего не сказала. Ей стало тоскливо при мысли, что вряд ли кому из ее бывших и настоящих любовников придет в голову проявить столько пылкости при встрече с ней.

– Я и не удивляюсь, – пробормотала она.

– Гарриет – психиатр, дорогая, – сообщил, улыбаясь, Франциск.

– Неужели? – В глазах стоявшей с ним рядом красавицы вспыхнул искренний интерес. – А я, представьте себе, археолог.

– Вы выглядите слишком молодо, чтобы… – неуверенно произнесла Гарриет и махнула рукой.

– Ах, внешность! – Мадлен, поморщившись, хлопнула себя по щеке. – Она доставляет мне много хлопот, но тем не менее я умудрилась получить академическое образование. И сумела защитить пару докторских диссертаций – как в Азии, так и в Европе. На деле я не так уж и молода. – Она повернулась к Франциску. – Ты тоже почти не меняешься, а?

– Наверное, это фамильное качество, – предположила Гарриет с фальшивой улыбкой.

– Что-то такое прослеживается, – согласился Франциск и виновато прибавил: – Вы не обидитесь, если мы вас оставим?

– О, безусловно. Вам ведь надо наговориться. – Гарриет ощутила укол ревности, но постаралась не выдать своих чувств. – Увидимся вечером.

Она еще раз махнула рукой и пошла вниз по лестнице.

– Я привезла с собой компаньонку, – послышалось за спиной. – Ничего?

– Думаю, мистер Роджерс сумеет договориться с владельцем отеля, – беззаботно откликнулся Франциск и получил в ответ короткий смешок.

Гарриет, сунув руки в карманы брюк, брела по садовой дорожке. Тягостное настроение, ее охватившее, было, конечно же, вызвано ломотой во всем теле после длительной конной прогулки. Во всяком случае, она старалась убедить себя именно в том.

Полнолуние трое суток как минуло, и теперь круг луны имел небольшую щербинку, словно мыши попробовали его на зуб. Мягкий серебряный свет падал на дорожку, проложенную вдоль озера, по которой шла Эмили Харпер. Ее лицо было задумчивым, а сердце переполнял холодящий восторг. Никто, даже преподобный Мастерс, не вселял в нее столь непреложного представления о собственной значимости, как господин Лорпикар. По телу девушки волной прошла сладкая дрожь, и она приостановилась, чтобы взглянуть на свое отражение. Воду морщило, отражение колебалось, но это не испортило ей настроения. Ведь господин Лорпикар где-то рядом, а может быть, уже тут.

На луну нашла тень, и Эмили радостно вскинула голову. В следующий миг ее лицо омрачилось.

– Добрый вечер, мисс Харпер, – учтиво сказал мистер Франциск, подъезжая к ней на поджарой серой кобыле.

– Добрый вечер, – вяло кивнула она.

Он улыбнулся и спешился.

– Я чувствовал, что найду вас у озера. Ваши родители очень обеспокоены.

– Ах, родители! – Эмили очень надеялась, что ее возглас прозвучит независимо, на деле же она попросту огрызнулась и мысленно выругала себя за это.

– Да. Они попросили меня отыскать вас, и я согласился. Я решил, что вам проще объясниться со мной, чем с отцом.

Эмили вздернула подбородок.

– Я слышала, к вам приехала какая-то француженка.

– Так и есть, – добродушно ответил Франциск. – Мы давно дружим и даже состоим в некотором родстве.

– Так вы француз? – спросила Эмили с неожиданной живостью.

– Нет, хотя мне случалось живать и во Франции. – Музыкант подстроился к шагу девушки, ведя лошадь в поводу.

– Я бы хотела там побывать. И вообще в Европе. Мне хочется куда-нибудь, где интересно. – Она свела губы в трубочку и наморщила нос.

Франциск покачал головой.

– Милая Эмили, в Китае, например, слово «интересный» означает еще и «опасный». Вам не худо бы об этом знать.

Эмили вновь вздернула голову, зная что ее обычно тусклые волосы в лунном свете обретают особенный блеск. Она надеялась, что мистер Лорпикар видит ее, и на идущего рядом спутника не смотрела.

– Вы не знаете, что такое беспросветная скука.

– Я? – Музыкант усмехнулся. – Я знаю о скуке много больше, чем вы. Но я научился справляться с этим недугом.

– Научились? И как же? – спросила девушка, с плохо скрываемым нетерпением озираясь по сторонам.

На вопрос не ответили, потом Франциск осторожно заметил:

– Думаю, мистер Лорпикар не придет. – Он не стал говорить, что позволил себе заглянуть в коттедж номер тридцать три и никого там не обнаружил. – Знаете, Эмили, вы еще молоды и склонны к неоправданным… – Музыкант не закончил фразу. «Кому помогают все эти нотации?» – спросил он себя.

– Увлечениям? – договорила с вызовом Эмили. – Но я с удовольствием предаюсь им. Мне хочется увидеть и испытать все, что возможно, пока не сделалось слишком поздно.

Франциск остановился так резко, что лошадь ткнулась мордой ему в плечо.

– Слишком поздно? Но вам еще нет двадцати.

Взгляд девушки был мрачен.

– Ах, знали бы вы! Отец, вы только представьте, сватает меня за Рея Ганнермана! Подумайте, каково это, а?

Франциск не имел о том представления, однако счел нужным заметить:

– Замуж вам вроде бы рановато.

– Отец решил, что пора. По его мнению, я нуждаюсь в надежном и рассудительном спутнике, способном меня направлять. Вот вздор! Я сама отлично справляюсь, – обиженно заключила она и быстро пошла вперед по дорожке.

Не такой уж и вздор, подумал Франциск. Мистера Харпера как раз понять можно. Трудно понять таких вот девиц, норовящих вредить себе всеми доступными способами.

– Знаете, – задумчиво сказал он, – некогда я знавал одну женщину… и она…

– Эту французскую фифочку? – спросила Эмили грубо.

– Нет, то была итальянка, вдова, очень привлекательная и постоянно искавшая новизны в ощущениях. Ощущений хватало, но наконец они ей приелись, и она, сильно расстроившись, ударилась в самый суровейший аскетизм, ставший, правда, для нее всего лишь еще одним острым переживанием. Я говорю это потому, что, мне кажется, вам стоит пересмотреть свою жизнь.

– Вы хотите, чтобы я сделала выбор в пользу Рея Ганнермана? – спросила Эмили, покрываясь красными пятнами.

– Нет, но вы должны понять, что жизнь – это не то, что вам могут дать, а то, что вы способны взять от нее сами. Постоянно равняясь на чьи-то оценки, невозможно составить суждение о себе.

По тому, как дернулось угловатое плечико, можно было понять, что слова эти прозвучали впустую.

– Что сталось с той итальянкой? – спросила Эмили, когда ее спутник умолк.

– Она сгорела как свечка. – Это было чистейшей правдой. – Идемте, Эмили. Уже поздно. Мистер Лорпикар не придет.

– Вы просто не хотите, чтобы я с ним встречалась, – выпалила девушка, полагая, что вывела собеседника на чистую воду, и весьма удивилась, когда тот ничего не стал отрицать.

– Конечно не хочу, ибо он очень опасен.

– Нет, не опасен, – возразила Эмили. Не очень, впрочем, уверенно. – И я ему нравлюсь.

– Не сомневаюсь, – сухо согласился Франциск. – Но вы были с ним и вчера, и позавчера. Сегодняшнюю ночь вполне можно пропустить… ради ваших родителей, если не ради себя.

– Хорошо, но я встречусь с ним завтра, – заявила решительно Эмили, хотя руки ее вдруг предательски затряслись.

– Ладно. Если вы захотите, – кивнул Франциск, понимая, что возражения сейчас бесполезны.

– Да, захочу. И еще как! – Эмили бросила взгляд через озеро – на склон, где стоял тридцать третий коттедж. По кружной, петляющей вдоль берега тропке до него было около четверти мили, а по прямой – по сияющей лунной дорожке – не набралось бы и сотни ярдов.

– Он ждет меня, – сказала она, но повернула назад.

– Это его дело, – заметил Франциск и поспешил переменить тему: – Завтра все гости курорта приглашаются на пикник. Вы будете? Шеф-повар обещает мексиканскую кухню.

– Все пикники такие глупые, – заявила девушка с детской строптивостью.

– Но Кэти отменнейший кулинар.

– Да, – согласилась Эмили. – Мне очень понравилась ее спаржа с орехами. Я думаю, ничего вкусней не бывает.

– Ну, мексиканские блинчики, уверяю вас, не уступят этому блюду.

– Возможно, я и приду, – подумав, сказала Эмили. – Но обещать ничего не могу.

– Разумеется, – серьезно кивнул ее спутник. Они прошли мимо пляжа и пирса, потом повернули к кортам и, миновав главное здание, двинулись дальше – к девятнадцому коттеджу, где чета Харперов ожидала свою дочь.

Гарриет Гудмен увлеклась разговором с Мадлен де Монталье, хотя многие гости толклись вокруг импровизированной, специально сложенной для таких вылазок печки, где хозяйничала очень пышная разрумянившаяся особа.

– И чеснок, друзья, побольше чеснока, – приговаривала она, не забывая приглядывать за кастрюльками, от которых шел одуряющий аромат. – Что в Мексике, что в Китае много чеснока не бывает. – Кэти помолчала. – В большинстве случаев. Итак, чтобы приготовить кунг-пао, мы берем курицу и…

– И как только все это держится у нее в голове? – довольно громко заметила Гарриет.

– Она мастер своего дела, – лениво откликнулся лежавший под молодой сосенкой Франциск. Глаза его были полузакрыты.

Возле простых деревянных столов суетилась миссис Эммонс, расставляя посуду.

– Должна заметить, этот таинственный владелец курорта удивительный человек! – воскликнула вдруг она. – Отправить на пикник хрусталь вместо стекла – это уж слишком!

– Он у нас сноб, – сказал мистер Роджерс и спросил чуть погромче: – Как вы полагаете, мистер Франциск?

Тот улыбнулся.

– Я совершенно с этим согласен.

Мистер Роджерс удовлетворенно кивнул.

– Ты так и будешь лежать целый день? – спросила Мадлен, когда Гарриет отошла, чтобы занять место в очереди, выстроившейся к раздаче.

– Наверное. – Музыкант не повернул головы, но твердые черты лица его словно бы сделались мягче, что говорило о многом и гораздо лучше, чем любые слова.

– Мадлен! – окликнула Гарриет. – Вам что-нибудь взять?

Та обернулась.

– Спасибо, но… нет. Я все еще не пришла в себя от смены часовых поясов.

– Но поесть все равно не мешало бы.

– Не сейчас. – Мадлен помолчала и крикнула: – Обо мне позаботится моя компаньонка.

– А где она?

– Отдыхает. Думаю, чуть попозже придет. – Молодая женщина привалилась спиной к стволу дерева и вздохнула.

– Надя любит тебя? – тихо спросил Франциск.

– Да. Очень. – Она принялась играть с кусочком коры, вертя его в пальцах.

– Значит, все идет хорошо?

Ответ прозвучал не сразу.

– Некогда, очень давно, ты мне признался, что принужден вести одинокую жизнь. Что ж, я тоже теперь одинока. Но уж лучше жить так, чем умереть в девятнадцать и ничего не постичь. А хорошо мне, только когда я с тобой. Все остальное время я просто довольна.

– Спасает работа? – негромко и ласково спросил он.

– О, безусловно. Всякий раз, когда я начинаю думать, что раскопки сказали мне все, появляется что-то новое и колесо начинает вертеться опять. – Мадлен рассеянно подергала стебелек какой-то травинки.

– Это не утомляет?

– Нет. Это утомляло бы, если бы меня поджимали какие-то сроки, а так… – Она пожала плечами в чисто французской манере.

На корни сосенки легла чья-то тень.

– Извините, – робко пробормотал мистер Харпер, – но… может быть, вы видели мою дочь? Она ушла рано утром, еще до того, как мы встали, и вот…

Франциск открыл глаза.

– Вы хотите сказать, что ее здесь нет?

– Нет. Мы поначалу думали, что она задержалась в бассейне, но купальник висит в ванной, да и холодновато сейчас. – Мистер Харпер крепко сжимал в руках тарелку с мексиканскими яствами и был одет в клетчатую рубашку и слаксы, однако спортивный стиль, призванный придавать даже лентяям и увальням бодрый, подтянутый вид, лишь подчеркивал его всегдашнюю мешковатость.

Франциск сел.

– Когда вы в последний раз видели дочь?

– Ну, вчера она возвратилась поздненько. Я уже лег, но Дорис ее дождалась. Они говорили часов до двух, потом Дорис тоже легла. – Лицо мистера Харпера сморщилось. – Как вы думаете, с ней ничего не случилось?

– Будем надеяться, – сказал музыкант.

– Да, конечно, – сконфуженно пробормотал мистер Харпер. – После всего, что наша девочка перенесла… – Он смолк и уткнулся взглядом в свою тарелку, словно разводы соуса могли ему что-нибудь подсказать.

Франциск поднялся на ноги.

– Если вас это успокоит, я пойду и поищу ее, а заодно наведу справки у персонала.

– Правда? – В бледных глазах мелькнуло робкое подобие благодарности, смешанное с такой готовностью свалить свои хлопоты на кого-то, что становилось ясным, с чьей поведенческой схемы скалькирован механизм, руководящий поступками Эмили Харпер.

– Мне надо идти. – Музыкант нежно тронул волосы женщины, сидящей у его ног. – Прости меня, дорогая.

Мадлен подняла голову и загадочно улыбнулась.

– Не теряй времени. Ступай.

– Ты неисправима, – поморщился, надевая черную шляпу, Франциск. – Я скоро вернусь. Скажешь мистеру Роджерсу, куда я девался?

– Буду счастлива. – Мадлен дружески хлопнула приятеля по лодыжке, и тот ушел.

– Кажется, на него можно положиться, – сказал мистер Харпер, ища сторонней поддержки.

– Как на слона, – коротко ответила женщина, потом привалилась к дереву и закрыла глаза.

Мистер Харпер озадаченно посмотрел на нее, потоптался с минуту и отошел к столам. Там Кэти, раздавшая большую часть приготовленных лакомств, оживленно спорила с Джимом Саттоном, отстаивая свою точку зрения на единственно верную технологию приготовления морских гребешков.

Эмили Харпер не оказалось ни в главном здании, ни в павильонах для отдыха. Осмотр купальни, кортов и пляжа также результатов не дал. Те немногие отдыхающие, что игнорировали пикник, не встречали ее, да и служащие курорта ничего толком о ней не могли сообщить.

Франциск было решил, что девочка попросту прячется, протестуя таким образом против вмешательства в ее личную жизнь. Проходя по тропинке мимо небольшого причала, он призадумался, не резко ли вел себя вчера ночью, и, споткнувшись, бросил невольный взгляд на ту сторону озера. Глаза его гневно сузились, нашарив коттедж номер тридцать три. Ну почему, почему из всех окрестных курортов мистеру Лорпикару приглянулся «Лост-Сэйнтс»?

Музыкант тихо выбранился и вскинул голову, заслышав стук печатной машинки. Дверь в восьмой домик была приоткрыта, что давало возможность увидеть нарушителя тишины. Майрон Шайрес сидел на кушетке, нависая над крошечным столиком. Кисти рук его напоминали танцующих пауков.

– Кто тут? Мистер Франциск? – спросил, поднимая голову и близоруко щурясь, писатель. Пулеметная очередь оборвалась.

– Я, мистер Шайрес. Вы дома? А как же пикник?

Музыканту нравился этот большой рассеянный человек; к тому же его радовала возможность отвлечься.

– Я собираюсь туда, – сказал Шайрес. – А который теперь час?

– Второй. – Франциск улыбнулся.

– Второй? – недоверчиво переспросил Шайрес. – Не может этого быть.

– Там еще много еды, – заверил Франциск.

Шайрес весело рассмеялся.

– Мне нужен человек, который бы помнил обо всех мелочах. Мою бывшую супружницу моя забывчивость весьма злила. – Он замолчал. – Вас ведь не прислали меня туда отвести?

– Нет, – уронил Франциск, прислоняясь к стене. – Я вообще-то ищу дочку Харперов. Ее родители беспокоятся: она не явилась к обеду.

– Дочка Харперов? – переспросил Шайрес. – Это такая застенчивая девушка, похожая на привидение?