Текст книги "Королева Реформации"

Автор книги: Чарлз Людвиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

„Настаивай на том, чтобы он отдохнул. Ему нравится охота на кроликов“.

„Он не согласится“.

„Тогда, фрау Лютер, молитесь. Стучите, просите, требуйте и настаивайте“.

В полном отчаянии, опасаясь за жизнь Мартина, Кати решилась на крайние меры. Она перелистала свой Новый Завет, закладками отметила ключевые отрывки, а потом исследовала весь свой гардероб в поисках черной одежды. Потом она облачилась в траур.

„Что с тобой случилось?“ – спросил Лютер из-за груды книг и бумаг, с удивлением уставившись на нее.

„Разве ты не видишь, что у меня траур?“ – спросила Кати, выдавливая из себя рыдания.

„А кто умер?“

„Очень важная персона“. Она высморкалась и вытерла глаза.

„Скажи мне, кто?“

„Бог!“

„Ты имеешь в виду Небесного Отца?“

„Да, – она кивнула. – Да, Бог умер. У-М-Е-Р!“

Лютер нахмурился. „Кто сказал тебе об этом?“

„Ты!“

„Когда?“

„Мне стало ясно это из-за того, как ты вел себя последние несколько недель. Именно поэтому я и решила, что Бог умер“.

„Ах, Кати“.

„Я также обнаружила много ошибок в твоем переводе Нового Завета“.

„Назови хоть одну!“ Тень ужаса пробежала по его лицу.

„Твой любимый отрывок в первой главе Послания к римлянам, который ты перевел как „праведный верою жив будет“, нужно перевести праведный верою жив будет, если будет трудиться и нести наказание“.

Лютер оторопел. „А что еще?“

„У тебя есть еще один любимый стих в восьмой главе этой же книги. Я слышала, как ты цитировал его тысячу раз. Ты говоришь: „Все содействует ко благу“. Это неправильно. Правильный перевод таков: „Мало что содействует ко благу“.

„На какой авторитет ты ссылаешься?“

„На авторитет замечательного человека, которого зовут Мартин Лютер!“

Лютер вскочил, его глаза сверкали. На губах появилась улыбка, и он протянул руки. „Ах, Кати, это была замечательная проповедь. Откуда у тебя появилась такая мысль?“

„От тебя. Ты сказал, что я всегда должна повторять молитву Господа перед тем, как проповедовать, именно этим я и занималась, пока ты был подавлен“.

Малыш Кати родился 9 ноября 1531 года. „А теперь я дам ему имя“, – заявила Кати. Ее голос был таким же твердым, как голос Лютера в Вормсе.

Лютер рассмеялся. „И как ты его назовешь?“

„Мартин!“

Пока маленький Мартин подрастал, его нянчили, и у него прорезались зубы, Лютер часто мерил шагами пол. „Одному Богу известно, когда император нападет на нас, – сказал он. – Карл V хороший стратег. Он просто выжидает подходящего момента“.

„Но разве Шмалькальдская Лига не подписала с ним пакт?“ – спросила Кати.

„Да, он был подписан в марте прошлого года. Но тем не менее… – Он покачал головой. – Я боюсь, что не всем нашим людям можно доверять!“

Вниманием императора полностью владели турки. Многие говорили, что последователи Сулеймана были воплощением сарацинов, которые захватили Иерусалим и отняли его у крестоносцев. Пока шпионы императора посылали ему известия о турках, шпионы Сулеймана слали ему сведения о европейцах. Даже у Лютера перехватывало дыхание.

Весьма напуганный, Карл V пошел на соглашение с лютеранами. Это соглашение, подписанное 2 августа 1532 года, известно как Нюрнбергский мир.

Будучи уверенным, что Сулейман нападет на Вену, Карл V окружил город войсками и оружием. Войска стекались из Испании, Италии, Нидерландов, Германии, и среди них было много лютеран. Историки утверждают, что эта армия была самой большой армией в Европе того времени.

Но такая неимоверная концентрация силы была направлена против воображаемой армии, которая не раз озадачивала историков на протяжении многих веков.

Уверенный в том, что Иисус подчиняется Магомету, горя желанием заменить европейские церкви мечетями, Сулейман собрал огромную армию, снабженную лучшими лошадьми. Ее большую часть составляли татары – самые умелые наездники в мире.

Затем Сулейман, на тюрбане которого сверкали драгоценные камни, устремился на север.

Сведения об успехах Сулеймана проникли в Вену. „Они уже сожгли несколько деревень к северу отсюда“, – сообщал посланник. Все это казалось непостижимым, поскольку никто еще не видел турецкой армии. Гораздо позже стало известно, что северные районы Вены опустошались татарами. Открылось и то, что настоящая армия Сулеймана осаждала маленький город Гюнс в шестидесяти милях к югу.

Как ни странно, Гюнс защищал гарнизон из семисот человек!

Армия Сулеймана задержалась у Гюнса на двадцать дней. Когда гарнизон сдался, Сулейман просто потребовал ключи от уже разрушенных ворот. Затем он удивил побежденных тем, что даровал им полную неприкосновенность.

Вскоре после этого, не приближаясь к Вене, Сулейман и его непобедимые последователи вернулись в Турцию. В ноябре Сулейман занимался покупками на базарах Константинополя!

Карл V был поражен.

„Почему он не напал?“ – спрашивал один из командиров.

„Возможно он испугался наших пушек, – ответил его друг. – У Сулеймана нет такого количества пушек, как у нас. Если бы он выманил нас на равнину между городом и Гюнсом, его всадники разрезали бы нас на куски“.

У Кати Лютер было другое мнение на этот счет. Сидя напротив за столом, она сказала: „Господин доктор, я думаю, что Бог использовал Сулеймана Могущественного для того, чтобы отвлечь внимание императора и таким образом предотвратить гражданскую войну в Германии“.

„Может быть, ты и права, – ответил Лютер. – Теперь у нас есть время объединиться и показать миру, что „праведный верою жив будет“.

28 января 1533 года Кати подарила мужу третьего сына. „Как мы назовем его?“ – спросила Кати.

„Павел“.

„А почему Павел?“

„Потому что Павел верил в провидение Божие!“

Глава 15. Богатая дама из Зульсдорфа

После отступления непобедимого Сулеймана Могущественного император Карл V заявил о своем намерении заставить лютеран подчиниться Риму. Из Германии он вернулся в Испанию. Там он увлекся другими войнами. Он напал с моря на северную Африку, захватил Халь Аль-Вади и Тунис. Потом он направился в Неаполь и в 1536 году выступал перед папой Павлом III и его коллегией кардиналов. (Именно в этой речи он вызвал короля Франции на дуэль).

Пока император занимался этими делами, Лютер трудился с пером в руках, а Кати выполняла свои обязанности, стараясь о семье, оплачивая счета и заботясь о пище для многочисленных столов. С увеличением семьи прибавилось и постояльцев.

„Как мы будем их кормить, если они не платят?“ – спрашивала Кати.

„Бог восполнит наши нужды“, – пожимал плечами Лютер в своей обычной манере.

Бог действительно восполнял их нужды. Неожиданные подарки приходили к ним от герцогов и королей. Даже на какое-то время расположенный к ним Генрих VII прислал пятьдесят гульденов, а король Дании присылал почти столько же каждый год. Но все же денег не хватало. В отчаянии Кати обратилась к мужу. На этот раз она не видела выхода.

„Господин доктор, – сказала она самым нежным голосом, – у моего брата Ханса есть небольшая ферма в Зульсдорфе“.

„Ну и что?“ – он вопросительно поднял брови.

„Там почва намного плодороднее песчаной земли Виттенберга“.

„Ну и что?“ – Он склонил голову на один бок.

„Она принадлежала моему отцу, и мы можем купить ее всего за шестьсот десять гульденов“.

Лютер моргнул. „А где мы возьмем шестьсот десять гульденов?“

„Бог даст их нам!“

Лютер неохотно возразил: „Я соглашусь, если деньги можно собрать“.

Услышав об этом, избиратель Иоанн внес шестьсот гульденов, и Лютеру осталось позаботиться лишь о десяти. После того, как сделка была подготовлена, Лютер спросил: „А как ты собираешься обрабатывать ее?“

„Зульсдорф всего лишь в двадцати милях к югу от Лейпцига. Я смогу“.

Лютер с удивлением покачал головой.

Для того, чтобы справиться со всем, Кати приходилось вставать до восхода. Это побудило Лютера назвать ее „яркой и утренней звездой Виттенберга“. Но поскольку земля была плодородной, Кати полюбила это место и часто оставалась там на несколько дней. Она улучшила и починила многие строения. Вскоре она стала выращивать овощи, свиней, овец, скот и зерно. Ей нужны были пастбища, и она обратилась к избирателю с просьбой и взяла в аренду еще одну ферму. Ее обширные луга как раз подходили под пастбище.

Наблюдая за тем, как жена привозила овощи, свинину, готовые колбасы, ветчину, молочных коров и заставляла работать бывших монахов, Лютер чувствовал себя растроганным. В письме он писал ей: „Богатой даме из Зульсдорфа, госпоже Катерине Лютер, которая живет во плоти в Виттенберге, а духом в Зульсдорфе“. В другой раз его стиль был еще более драматичным. В этот раз Кати с удивлением прочитала: „Моей возлюбленной жене Катерине, госпоже доктора Лютера, хозяйке свиного рынка, даме из Зульсдорфа с приложением всех титулов, которые могут мне снискать твою милость“.

Часто Кати работала до изнеможения обрабатывая почву, наблюдая за работами, выращивая свиней, приглядывая за скотом, – она все еще спрашивала себя, любит ли ее Мартин. Его отсутствующий взгляд часто раздражал ее.

Как-то раз она сказала: „Господин доктор, я продала трех коров по три гульдена за каждую. Что ты об этом думаешь?“

Не отвечая, он продолжал смотреть в окно.

„Я задала тебе вопрос“, – сказала она, понемногу начиная сердиться.

„Ах, да. Пожалуйста, повтори, что ты сказала. Я думал о своей следующей лекции по Бытию. Эти лекции становятся довольно-таки популярными, и я уверен, что они приносят много пользы“.

Кати повторила свои слова о продаже коров и спросила, что он думает о цене. И все же он продолжал думать о чем-то другом.

Но Кати не нужно было беспокоиться об отношении доктора к ней. Он писал своему другу:

Я не променяю Кати на Францию с Венецией впридачу. Прежде всего, Бог дал мне ее, а меня ей. Во-вторых, я часто замечаю, что в других женщинах больше недостатков, чем в моей Кати, хотя и в ней они тоже есть, и все же ее многочисленные добродетели уравновешивают их. И в-третьих, она верна мне.

Иногда Кати и Мартин обменивались резкими словами, это даже случалось за столом в присутствии гостей. Как-то раз после того, как он сделал грубое замечание, она взорвалась: „Господин доктор, это слишком грубо!“ Часто, когда за столом оказывался выдающийся гость, Лютер говорил с ним по-латыни. Когда они замечали, что Кати их понимает, они переходили на греческий.

Недостаток денег для оплаты счетов был постоянным источником раздражения. Когда Кати узнала, что издатели ее мужа предложили заплатить ему четыреста гульденов в год за рукопись, а он отказался, она обратилась к нему.

„Господин доктор, – сказала она, – почему ты не принял деньги, которые предлагали тебе издатели? Эти деньги оплатили бы часть наших долгов!“

„Кати, если я приму эти деньги, они будут дороже продавать мои книги, и это помешает их распространению“.

„Ну хорошо, тогда почему ты не берешь плату с каждого из твоих студентов, как другие профессора?“

„Кати, я твердо решил не брать деньги за учение“.

„Но мы должны платить по счетам!“ – восклицала она с оттенком гнева.

„Это так, но добрый Господь заботится о нас, и Он нам поможет. Ему принадлежит многое…“

Кати пожала плечами и ушла. Иногда Мартин раздражал ее так сильно!

Как-то после необычно напряженного спора с Кати Лютер воскликнул в разговоре с другом: „Сколько проблем приносит брак. Адам все запутал в природе. Ты только подумай, сколько раз ругались Адам и Ева за девятьсот лет. Ева, может быть, говорила: „Ты съел яблоко“, а Адам возражал: „Ты его мне дала!“

Как-то раз, когда она вытирала пыль недалеко от кабинета доктора, она подслушала, как он говорил: „Ты знаешь, Альберт, Послание Павла к галатам – одна из моих любимых книг. Я очень ее ценю. Это моя Кати фон Бора!“

Заинтересованная этим, Кати решила изучить Послание к галатам и узнать, какую часть ее портрета доктор нашел в этом Послании. Подоив коров и напоив свиней, Кати присела на скамью возле курятника и открыла Новый Завет, который подарил ей Мартин. Вскоре ее взор остановился на одиннадцатом стихе второй главы. Вслух она прочитала:

Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию.

Кати улыбнулась и чуть не рассмеялась. Да, такому новичку как Павел потребовалось много мужества, чтобы противостать Петру, главе апостолов. Думал ли доктор о ней, когда говорил об этом отрывке? Ну, если думал, то был прав, потому что и она, и Павел были совершенно правы.

Ее внимание привлек еще один отрывок:

Делая добро, да не унываем; ибо в свое время пожнем, если не ослабеем.

Она отметила эти стихи из шестой главы и читала их вслух, когда над ее Новым Заветом нависла тень. Подняв глаза, она увидела наемного работника, Леонарда Вольфа.

„Фрау Лютер, вы современный Франциск Ассисский?“ – спросил он.

„Что ты имеешь в виду?“

„Франциск проповедовал птицам, а вы проповедуете курам!“ Кати рассмеялась и объяснила ему свои намерения.

„Ну, – ответил Леонард, положив мотыгу, – скорее всего вы прочли отрывок, который имел в виду доктор Лютер. Вы посеяли, а теперь собираетесь жать. Взгляните на эту капусту и пшеницу и посмотрите, какими жирными становятся ваши свиньи“.

По дороге в Виттенберг Кати напевала, но вдруг заметила, что испачкала юбку. Лошадь шла сама собой. Пользуясь этим, Кати медленно очищала подол. Это однообразное занятие рассердило ее.

Выглянув из телеги, Кати заметила, что Мартин и Ханс играли с собакой.

„Это вполне по-библейски, – объяснил ей муж. – Библия учит, что люди будут править всеми полевыми зверями. Взгляни на Тольпеля, он вполне доволен“.

„Как ты думаешь, в небесном царстве будут звери?“ – спросила Кати.

„Конечно. Петр говорит, что настанет время, когда все восстановится. Тогда, как сказано где-то, Бог создаст новое небо и новую землю. Он также создаст, новых Тольпелей с золотой шкурой и жемчужной шерстью. Тогда Бог будет все во всем. Ни одно животное не будет поедать другое. Змеи, жабы и другие звери, ядовитые из-за первородного греха, станут… безопасными и пригодными для игры. Почему мы никак не можем поверить, что будет так, как указано в Библии? Первородный грех будет уничтожен!“

Когда Кати вошла в дом, у нее за спиной появился Лютер. „Где ты была? – спросил он. – У тебя испачкана вся спина“.

17 декабря 1534 года Кати родила последнего из своих живых детей – Маргариту, шестого ребенка за восемь лет. Когда дети достигли школьного возраста, им наняли учителей. Черному монастырю понадобились новые столы, потому что считая дюжину родственников Лютера – теть, племянников и племянниц – иногда приходилось кормить около ста двадцати человек.

Глядя на это море ртов, которые требовали пищи дважды в день в десять утра и в пять вечера, Кати нужно было придумать дополнительные пути производства пищи или покупки ее. В результате ее острой смекалки и серьезных усилий имение Лютера увеличилось. Помимо Зульсдорфской фермы они купили большой дом и многое из того, что принадлежало Клаусу Бильденхауэру, маленький сад и постройки рядом с монастырем, а также землю, на которой они выращивали хмель для пива, которое изготовляла Кати.

Потенциальный источник доходов постепенно проявлялся в столовой. Поскольку он был самым известным человеком в Германии, мнение Лютера по любому вопросу высоко ценилось. А так как его речь всегда была яркой, все, что он говорил за столом, записывали многочисленные писцы. Эти застольные разговоры затем издавались и приносили доход самим писцам. Это раздражало Кати.

„Почему ты не заставишь их платить?“ – неоднократно спрашивала она.

„Потому что я не хочу извлекать материальной выгоды из того, что Бог даровал мне“.

Хоть Кати и злилась на его отказ зарабатывать деньги за свои речи, она была внимательным слушателем. Распорядок дня был все время одним и тем же. Перед началом еды всегда наступало многозначительное молчание, и каждый „гость“ поглощал то, что перед ним было поставлено. Лютер задавал один вопрос: „Что нового?“

Обычно этот первый вопрос проходил незамеченным. Но после того, как бывший монах повторял его, появлялись улыбки и зажигались глаза, а репортеры хватались за перья.

Когда Лютера спрашивали о реликвиях, он выходил из себя. Это было его любимой мишенью. „Сколько лжи несут о реликвиях! – говорил он. – Один утверждает, что у него есть перо из крыла Гавриила, а у епископа Майнского есть пламя из горящего куста Моисея. И как случилось, что восемнадцать апостолов похоронены в Германии, в то время как у Христа их было всего двенадцать?“

„Почему вы выражаетесь и пишете такими резкими словами?“ – спросил один студент.

Отодвинув скамью, Лютер ответил: „Ветку можно отрезать тупым ножом, но для того, чтобы срубить дуб, нужен топор“. Этот ответ заставил всех вопросительно взглянуть на него. Многие из его замечаний были настолько резкими, что чувствительные писцы неохотно записывали их. Но его резкие слова и грубые выражения были результатом того, что он жил в грубую эру.

„Что вы думаете о монахах?“ – спросил один из гостей.

„Монахи – это моль на шубе Всемогущего!“ – парировал он.

Многие из его замечаний были ответами на вопросы. Но не все. Обратив внимание на собаку, Тольпеля, чьи глаза остановились на нем, Лютер воскликнул: „Ах, если бы я мог молиться так, как эта собака смотрит на мясо!“ А обращаясь к собаке гостя, он отметил: „Если бы я так был предан молитве, как собака Петера своей миске, я мог бы выпросить у Бога все, что угодно. Звери ни о чем другом не думают и готовы целый день лизать миску“.

Зимой 1536 года, когда обстановка обострилась, пасторы и студенты прислушивались к словам Лютера. „Господин Филипп Меланхтон говорил о высокой стоимости жизни в этом городе и заметил, что студенту теперь нужно вдвое больше денег, чем десять лет назад. Мы видим это на опыте. Когда фермеры слушают, как пасторы жалуются на недостаток пищи, они (фермеры) говорят: „Ого, а раньше-то они обходились!“ На это я ответил: „Да, когда можно купить пятнадцать яиц за четыре медяка и бушель ржи за две серебряные монеты, они могли жить. А сейчас, когда все в три раза дороже…“[28]28
  Изданные застольные разговоры стали очень популярными, популярны они и сейчас. Всего было записано 6596 высказываний. Неотредактированные самим Лютером, они позволяют ставить под вопрос точную формулировку некоторых высказываний.


[Закрыть]

Зимой 1539-40 годов у Кати случился выкидыш, и она болела много недель. По всей Германии ее многие вспоминали в своих молитвах, и Лютер проводил все свое свободное время у ее постели. Но для Кати наступил период отчаянья.

„Я беспокоюсь о детях, о тебе, о фермах и о наших постояльцах“, – признавалась она мужу.

„Неужели ты не веришь в Небесного Отца?“ – спросил Лютер, кладя холодный компресс ей на голову.

„Я верю, но…“

Ее очень беспокоил маленький Ханс. В кем сказывалась какая-то заторможенность, и каждый день она молила Отца о нем. Также ее беспокоил муж. Когда она чувствовала себя хорошо, она часто сидела в его кабинете, пока он работал и замечала, что ее присутствие сводило к минимуму его постоянную битву с депрессией. В то время он был занят написанием комментария по Бытию, который был основан на лекциях, начавших выходить в свет в 1535 году.

В Нимбсхене Кати мечтала стать такой же полезной для человечества, каким был Бернар Клерво. Затем, выйдя замуж, она считала, что сможет достичь этого, став хорошей помощницей мужу. Теперь, когда она не могла встать с постели, ей казалось, что эти мечты никогда не осуществятся.

Иногда она плакала по ночам до тех пор, пока не засыпала.

Со временем горячка прошла, и здоровье Кати стало восстанавливаться. И все же ее физическое тело было не настолько сильным, как воля. Тем не менее, движимая желанием помочь мужу писать так много, как прежде и наладить хозяйство, она заставила себя передвигаться по дому на четвереньках.

4 мая 1542 года Кати устроила празднования дня рождения Магдалены, которой исполнилось тринадцать.[29]29
  В XVI веке это было важным рубежом, потому что именно в этом возрасте часто заключали брачные договоры.


[Закрыть] Лютеры очень любили детей и до сих пор сохранились многочисленные письма Лютера к детям. Каждый вечер вся семья вместе с гостями устраивала богослужения. Они пели и вместе играли. Во дворе Черного монастыря была площадка, и Лютер часто отдыхал там, катая шары с Кати и детьми. Шахматы же были любимой настольной игрой.

Магдалена превратилась в привлекательную девушку и, будучи дочерью Лютеров, она стала центром внимания. Она привлекала взоры многих молодых людей. У нее были темные глаза, прекрасные ресницы, длинные вьющиеся волосы, хорошо очерченные губы, изящные руки и острый ум. Все вместе это делало ее точной копией матери.

Летом 1542 года Магдалена тяжело заболела.

Лютеры молились, проводили много времени у ее постели, созывали лучших докторов. Но она продолжала угасать. Поскольку они были очень близки с Хансом, они привезли его домой из школы в Торгау. Но это не помогло. Убежденный в том, что она не выживет, отец склонялся над ней и мягко спрашивал: „Леникен, малышка, тебе бы хотелось остаться здесь со мной, твоим земным отцом, но ты собираешься уйти к Небесному Отцу, правда?“

Шевельнувшись в своей узкой кровати и болезненно облизнув губы, Магдалена шептала: „Да, дорогой отец, как захочет Бог“.

Переполненный чувствами, не желая, чтобы Магдалена поняла его, человек, который победил императора в Вормсе, переходил на латынь. Между рыданиями, которые сотрясали все его тело, он бормотал: „Моя дорогая дочь! Дух действительно силен, а плоть слаба. О, как я люблю ее“.

20 сентября Магдалена скончалась в объятиях отца. Когда ее положили в гроб, Лютер заметил: „Эта кровать не подходит ей“. Когда пришел плотник с молотком и гвоздями, чтобы подправить крышку, он разразился слезами. Он кинулся было к двери, но вдруг остановился и обернулся. Обращаясь к плотнику, он сказал: „Убери молоток! В день воскресения она воскреснет“.

Позже, глядя на заколоченный гроб, Лютер добавил: „Ты воскреснешь и будешь сиять как звезда, да, как солнце… Я счастлив в духе, но плоть моя скорбит и никогда не утешится, разлука печалит меня сверх всякой меры… Я послал святую на небеса“.

Кати наблюдала за скорбящим супругом и замечала, что он тоже сильно сдает. Он больше не ходил, расправив плечи и высоко подняв голову. В глубине души она чувствовала, что Господь готовит ей новое задание: ей нужно поддерживать доктора, чтобы он мог закончить свои проекты. Каждый вечер она молилась: „Господь, помоги мне сделать так, чтобы его глаза просветлели, дать ему силу, чтобы он закончил свою работу“.

Ее особенно волновали лекции по Бытию, которые теперь превращались в монументальный комментарий.