Текст книги "Королева Реформации"

Автор книги: Чарлз Людвиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 19. Беглецы!

Они тащили на себе одежду, обувь, провизию и другие предметы необходимости. Кати и ее семья направлялись вперед по узкой пыльной дороге. После долгого молчания, нарушаемого хрустом камней под ногами, Мартин спросил: „Мама, как нам узнать, правильно ли мы идем?“

„Мы не знаем, но раз уже все телеги и повозки движутся в этом направлении, наверное мы идем правильно“.

„А если мы все же доберемся туда, то где мы остановимся?“ – спросила Маргарита.

„Я не знаю, но раз Магдебург был одним из любимых городов вашего отца, то кто-нибудь должен нас знать. Каждый раз, когда он проповедовал здесь, собирались огромные толпы“. Кати замолчала, и они прошли еще сорок или пятьдесят шагов. Затем она добавила: „Подобно Аврааму, мы должны выступать с верой“.

„Но Авраам не просто шел, – ответил Ханс, – у Авраама были верблюды и слуги! Я боюсь, что у меня не так много веры, и этот груз становится слишком тяжелым. У меня ломится спина“.

„У меня болят ноги, – добавил Павел. – Если мы доберемся туда, в чем я сомневаюсь, я надеюсь, что мы можем съесть немного супа“.

„У нас еще много еды, – сказала Кати. – Но я думаю, что нам лучше забыть о еде, пока мы не найдем места для стоянки. Уже темнеет, а мы забыли взять фонари“.

Вскоре после захода солнца прямо перед ними в сотне ярдов появился свет. Ободренные этим, все пошли быстрее. Оставив детей у ворот фермы, Кати постучалась в дверь.

„Нам нужен ночлег“, – сказала она старому согбенному человеку.

„Мне жаль, – пробормотал он. – Но в каждой кровати у нас спят по два человека, так же как и на полу“.

„А как насчет сарая?“

„Он тоже полон людей, так же как и курятник“.

„Вы можете что-нибудь предложить?“

„Впереди на дороге будет большой дом. Попробуйте там“.

„Большой дом“ тоже был полон людей, и им пришлось обойти еще шесть мест.

„Давайте спать на улице“, – предложила Маргарита.

„И пусть нас съедят волки!“ – воскликнул Мартин.

Чувствуя себя настолько усталой, что каждый шаг казался невыносимым, Кати заставила себя пойти на следующий свет. На этот раз на ее стук откликнулся сердечный возглас: „Фрау Лютер!“

Кати удивилась, и прямо перед ней возникло лицо Филиппа Меланхтона. „Добро пожаловать! Добро пожаловать!“ – вскрикивал он, радуясь встрече с ней.

„А как насчет детей?“ – спросила Кати.

„Они тоже могут входить“. Он вышел из дома и кивнул им.

Когда Кати с детьми расположилась прямо у двери, худощавый молодой человек подошел к ним. „Меня зовут Георг Гаулке, – сказал он. – А вот моя жена Марта. Мы рады, что Королева Реформации почтила своим присутствием наш дом. Оставайтесь здесь сколько хотите“.

„Наверное, вы очень устали, – вмешалась Марта, – чего бы вам хотелось?“

„Супа!“ – закричали дети.

Пока Кати с детьми наслаждалась густым супом из капусты с колбасой, Георг Гаулке изучал ее лицо. „Мы никогда не встречались, но я вас помню“, – сказал он.

„Правда?“ – спросила Кати.

„Я хорошо знал доктора Лютера. Я был на одном из его занятий в университете в Виттенберге. Когда мы с Мартой поженились, он прислал нам письмо с поздравлениями. В письме он сказал: „Я посылаю вам в качестве свадебного подарка вазу“. Затем он добавил: „P. S. Кати спрятала ее“.

„Мы с Мартой смеялись над этим много раз. И вот вы сами здесь, вы, которая спрятали нашу вазу! Да, мы гордимся, что вы с нами за столом“.

„И очень хорошо, что я ее спрятала, – ответила Кати, немного покраснев. – Доктор плохо распоряжался деньгами. Он от всего отказывался и любил раздавать вещи – даже наши свадебные подарки. Хорошо, что я спрятала ту вазу, потому что без нее мне не удалось бы купить мяса у Хельмута Шмидта, нашего мясника“.

Пока все смеялись, Марта сказала: „У нас много места, но и народа много“. Она поправила узел белокурых волос на затылке. „Я положила Ханса вместе с Павлом, а фрау Лютер придется делить кровать с Маргаритой“. Она прикусила в задумчивости губу. „Мартин ляжет на кушетке“.

„А где мы будем спать?“ – спросил голос десятилетнего мальчика откуда-то сверху.

„А вы с Иоанном можете спать в сарае“.

„Вот здорово! – воскликнул он. – Мы столько раз просили тебя об этом, но ты не разрешала. Ура!“

За завтраком Меланхтон сказал: „Только благодаря провидению Божьему мы собрались в этом доме. Я здесь потому, что моя телега сломалась, а вы здесь потому, что ваши лошади пали“. Он положил себе немного бекона с яичницей. „Мы по-прежнему в нескольких милях от Магдебурга, и я думаю, что нам нужно продолжать путь до тех пор, пока мы туда не доберемся. Им нужна моя помощь в распределении беженцев. Наша следующая проблема – как добраться до Магдебурга“.

„Я не вижу никаких проблем, – вмешался Гаулке. – Я отвезу вас в своей телеге после завтрака“.

Магдебург на западном берегу Эльбы был городом-крепостью. Здесь Кати встретила нескольких старых друзей и среди них Георга Майорса, профессора богословия из Виттенберга. В конце дня она с семьей остановилась в роскошном доме сенатора. „Вы можете оставаться здесь столько, сколько хотите, – сказал законодатель. – Доктор Лютер изменил мою жизнь, и я почитаю для себя великой честью помочь его семье“.

Кати с детьми было удобно в новом доме. Ханс и Павел встретили старых друзей из Виттенберга, Маргарита и Мартин хорошо проводили время с соседскими детьми, еды было много, места тоже – и жена сенатора делала все, чтобы они чувствовали себя как дома. Кати только начала расслабляться, как к ней подошел гонец.

„Фрау Лютер, у меня плохие новости“, – сказал молодой офицер.

„Какие?“ – с тревогой спросила Кати.

„Император объявил, что если мы не прогоним всех виттенбергских беженцев, он объявит наш город вне закона“.

Кати оторопела. „Разве Шмалькальдская Лига потерпела поражение?“

„Пока нет. У императора много дезертиров, и многие из его солдат погибли от болезней. Но Лига не сплочена“.

„А Виттенберг пал?“

„Нет, но падет. Из донесений ясно, что герцог Альба беспощаден. Он дал обет очистить империю от протестантов“.

„Как вы думаете, что нам делать?“

„Уезжать“.

„Куда нам идти?“ – голос Кати дрожал.

„Я не знаю. Но я помолюсь, чтобы Бог направил вас. Я тоже протестант“.

После бессонной ночи Кати обратилась к Георгу Майорсу. „Профессор, – сказала она, – нам всем нужно уезжать“.

„Мне тоже сказали об этом. Куда вы хотите отправиться?“

„Есть только одно безопасное место: Дания“.

„Дания!“ – воскликнул Майорс.

„Да, Дания. Это единственное безопасное место. Король Кристиан II истинный протестант. Он любил моего мужа. Он защитит нас“.

„Но Дания далеко, это сто пятьдесят миль к северу! – Он покачал головой. – И кроме того нас отделяют от нее императорские войска. Помните, что армия Нидерландов помогает императору. Да и потом вы не знаете языка“. Он прикусил губу и сделал беспомощный жест. „Вы будете как птица, выброшенная из гнезда“. Он покачал головой.

„Тем не менее Бог хочет, чтобы я отправилась в Данию“.

„Это слишком далеко, особенно для беспомощной женщины с четырьмя детьми! Как друг доктора я должен по крайней мере постараться переубедить вас. Если что-нибудь случится, я не хочу, чтобы это лежало на моей совести“.

„Вы правы, я беспомощная женщина, – ответила Кати с печальной улыбкой. – Это потому, что мне нужен сильный мужчина, который будет сопровождать меня“.

„Фрау Лютер, я согласен. У вас есть кто-нибудь на примете?“

„Да“.

„Кто?“

„Вы!“

„Я?“

„Да, вы! В конце концов вы же сами сказали – я беспомощная женщина. И ваша обязанность помочь мне“.

Майорс был ошеломлен. Он пытался заговорить, но не смог издать ни звука.

„Как профессор богословия вы учили нас, что Бог правит всем, – настаивала Кати, глядя ему в глаза. – Вы действительно верите в это?“

„Да“.

„Тогда покажите мне вашу веру!“

„Когда мы едем?“ – спросил он немного испуганно.

„Завтра, после завтрака“.

Крытая телега с шестью пассажирами без особых приключений добралась до Брауншвейга в пятидесяти милях от Магдебурга. Здесь Майорс нашел комнату для себя и снял дом для Кати с семьей.

Пока Кати отдыхала пару недель, с ними встретился местный сенатор.

„Я слышал, что вы направляетесь в Данию“, – сказал он.

„Это единственное место, где мы будем в безопасности“, – ответила Кати.

„Это так. Но, фрау Лютер, вы никогда туда не доберетесь. Все дороги к северу полны войсками императора. Многие из тех, кто ненавидят протестантов, с удовольствием возьмут вас в плен и отдадут вас с детьми за выкуп. Кто-то из них решится и на более коварные поступки. Люди – это звери“.

„Может быть и так, но я все-таки поеду в Данию!“

Наняв телегу, Кати устремилась на север. Имперские войска были повсюду.

„Я немного боюсь“, – сказал Майорс.

„Не волнуйтесь, Бог поможет“, – ответила Кати.

После нескольких часов пути число солдат возросло, и тогда к югу от Гифхорна Кати заметила имперские цвета, полоскавшиеся на ветру. Сильно испугавшись, кучер сказал: „Фрау Лютер, нам лучше повернуть назад“.

„Нет, поезжай вперед“, – ответила Кати твердо.

„Но…“

„Поезжай!“

Несмотря на войска и телеги, нагруженные оружием и пушками, их телега в конце концов добралась до Гифхорна. Здесь Майорс попытался снять комнату на ночь. Ничего не нашлось. Не было даже мест на полу. Деревня была полна войсками, было много пьяных.

Не имея возможности купить провизию или найти ночлег, боясь, что ее узнают, Кати сказала: „Забудем о Дании и пойдем на юг“.

Следующие недели были наиболее трудными, и Кати с трудом выдерживала. Стараясь избегать мест сражений, она с детьми переходила из деревни в деревню. Везде новости пугали.

„Нападение Филиппа Гесского на имперский лагерь было отражено. Филипп попал в плен“.

„Карл V передал избирательную Саксонию Морису“.

„Иоанн Фридрих был ранен и приговорен к смерти“.

„Виттенберг вот-вот падет“.

„Герцог Альба дал обет убить каждого протестанта“.

Пока все эти рассказы крутились у нее в мозгу, Кати остановилась у харчевни, чтобы купить продуктов. Пока она с семьей подкреплялась, она заметила худого старика в комнате для гостей. „Вы похожи на купца“, – заметила она.

„Да, я из Торгау“.

„Есть ли какие-нибудь известия о Виттенберге?“

„У меня есть и хорошие и плохие известия и о Виттенберге, и о войне“. Он отрезал большой кусок рыбы и, пережевывая ее, продолжал: „Шмалькальдская Лига могла бы победить, если бы ее генералы напали на императора в тот момент, когда он переправлялся через Дунай. Они превосходили его силы втрое. Но они сомневались, и за это время имперские силы устремились к северу. Вскоре к ним присоединится тысячное подкрепление из Нидерландов. В конце концов император одерживает одну победу за другой.

Решающая битва произошла в Мюльберге в нескольких милях к юго-востоку от Торгау“. Он отрезал еще один кусок рыбы от хвоста и полил соусом. „В этой битве наш избиратель Иоанн Фридрих ранен в шею. Сдавшись, он был представлен перед императором. Император насмехался над ним. Он назвал его толстой свиньей“.

„Я слышала, что его приговорили к смерти, это так?“

„И да, и нет“. Старик не донес рыбу до рта. „Фердинанд, брат императора, хотел, чтобы его казнили, и смертный приговор был вынесен. Но это было лишь сделкой. Окончательно решили, что его не казнят, если Виттенберг сдастся без борьбы“.

„А город сдался?“

„Да“.

„Неужели кто-нибудь из солдат осквернил останки доктора Лютера?“ – Кати едва не задохнулась.

„Нет. И это можно объяснить только чудом“.

„Что вы имеете в виду?“

„Герцог Альба, самый горячий ненавистник протестантов в Европе, поклялся, что он откопает их, сожжет и бросит пепел в Эльбу. И он сделал бы это, если бы ему не помешал один человек. Этот человек – Лукас Кранах“.

„Художник?“

„Да, художник. Вы его знаете?“

„Я работала в его доме и хорошо его знаю“.

„Ну так вот, этот старик рисковал своей жизнью, пробившись сквозь стражу и представ перед императором в его собственной палатке. Он прошел через все это и выжил только благодаря Божьему провидению. Пораженному императору он сказал: „Я – Лукас Кранах, тот, кто писал ваш портрет, когда вы еще были юношей. Вы меня помните?“

Припомнив что-то, император ответил: „Да, я помню вас и хорошо помню портрет. Он один из моих любимых“.

„А вы помните, какое обещание вы дали мне тогда?“ – настаивал Кранах.

„Я помню, что я пообещал вам, что когда я стану императором, я выполню любую вашу просьбу. У вас она есть?“

„Да“.

„В чем она состоит?“

„Пощадите останки доктора Лютера“.

Император опешил. „Если я выполню вашу просьбу, я разозлю герцога Альбу, а он – мой лучший генерал“.

„Это так, Ваше Величество. Но разве обещание потеряло свою силу?“

„Нет, обещание остается в силе, – ответил император. – В добавление к нему я хочу, чтобы в истории запомнили, что я вел борьбу только с живыми, но не с мертвыми. Кости Лютера, хоть он и был диким кабаном, останутся нетронутыми. Я выполню свое обещание“.

„О, Слава Богу! – прошептала Кати. – Затем, посмотрев в лицо старику, она сказала: „Я – фрау Лютер. Я молилась, чтобы Бог пощадил его останки. Значит ли это, что теперь я с детьми могу свободно вернуться в Виттенберг?“

„Да. Вы можете возвращаться“, – сказал купец, отрезая еще один кусок рыбы и обильно поливая его соусом.

Глава 20. Чума

Посетив церковь замка и убедившись в том, что останки ее мужа не тронуты, оптимистично настроенная Кати повела свою семью к Черному монастырю. То, что предстало перед ее глазами, заставило ее остолбенеть.

Утратив доступ в церковь замка, испанские солдаты удовлетворили свою ярость, уничтожив дом „главного еретика“. Следы разрушения были повсюду. Почти все окна были разбиты, мебель сломана, стены покрыты жирными пятнами, почти все двери были сняты с петель, разбитая посуда валялась на полу. Помимо этого кабинет использовался в качестве туалета, и трупы нескольких собак и кошки еще усиливали и без того непереносимый запах. Пока Кати наблюдала все это в молчании, дети обошли все уголки дома. Ничто не пощадили. Даже подвалы и курятники были разрушены.

Кати расплакалась.

Прошла долгая и непереносимо тяжелая минута, затем Ханс положил руку матери на плечо. „Мама, – сказал он, обнимая ее покрепче, – отец хотел, чтобы мы переехали в Зульсдорф. Может быть, может быть именно туда нас хочет направить Бог“.

Кати призадумалась. Еще полчаса ушло на то, чтобы обследовать все причиненные убытки. Затем она собрала детей в том, что осталось от кухни. „Я приняла решение. Мы переезжаем в Зульсдорф“.

Ферма в Зульсдорфе и примыкающая к ней земля Вахсдорфа не стали жертвами полных ненависти солдат. Но вместо этого эти земли стали полем боя. Постройки исчезли, не осталось ни одного животного, и исчезли все инструменты. „А что мы будем делать теперь?“ – спросил Павел.

„Мы вернемся в Виттенберг!“ – ответила Кати. В ее голосе появилась свежая нотка уверенности. „В конце концов, у нас десять рук. Это значит, что у нас есть сто пальцев. Мы используем их для того, чтобы восстановить Черный монастырь. Потом позаботимся об остальном“.

„А где мы воьмем деньги?“ – спросил Ханс.

„Бог позаботится!“

Пока повозка везла их обратно в Виттенберг, Кати обдумывала план восстановления. „Прежде всего, – объявила она, – мы приведем в порядок свои спальни. Затем починим кабинет“.

„Ты собираешься начать писать книги?“ – спросил Павел.

„Нет, не собираюсь. Но приведенный в порядок кабинет будет напоминать мне о вашем отце, а это придаст мне силы. После того, как мы справимся со всем этим, мы починим несколько комнат и будем сдавать их внаем. Бог дал нам замечательную возможность, и наша обязанность ее использовать!“

Целую неделю они поднимались на заре и работали до заката, но наконец три спальни были отремонтированы. „Теперь нам нужно починить хотя бы одно окно, – сказала Кати. – Кто-нибудь из мальчиков знает, как вырезать и вставить стекло?“

Никто не знал.

„Очень хорошо. Тогда давайте вызовем мастера, и пусть он починит окна“.

„А чем мы ему заплатим?“ – спросил Ханс.

„Иди за мной, и я вам покажу“. Кати подвела их к тайнику в погребе. Открыв его, она показала им несколько полок с серебром. „Много лет тому назад я научилась прятать ценные вещи, чтобы ваш отец не мог их раздать. А теперь мы заложим их и используем деньги на свои нужды“.

Пока Кати продолжала заниматься ремонтом, мастерство детей тоже возрастало. Мальчики научились чинить двери, красить и ремонтировать старую мебель, вставлять стекла. С помощью Кати Маргарета сшила занавеси из старых лоскутков. Вскоре Кати вывесила объявление о сдаче комнат внаем.

Первыми жильцами стали пожилые супруги Кункль. Когда новые комнаты были готовы, появились и новые жильцы. Когда к ним пришел человек без денег, Кати была тверда и откровенна. „Мне нужны деньги, оплата вперед“.

„Но я пятый кузен доктора Лютера“, – просил человек.

„Для меня это не имеет значения. Мне нужны деньги“. Заметив его разочарование, она добавила. „Мне нужен садовник. Если вы с этим справитесь, я могу подыскать вам место. В противном случае…“

Человек ушел, явно недовольный.

Кати требовалось много мяса. Ей пришлось отправиться в лавку Хельмута Шмидта. „Где Хельмут?“ – спросила она у прилавка.

Эстер помрачнела. „Разве вы не слышали?“ – спросила она.

„Нет. Мы были так заняты, восстанавливая дом, что я уделяла мало внимания новостям“.

„Мой муж лишился ноги в Мюльберге. Пушечное ядро оторвало ему ногу ниже колена. Он ужасно страдал. Мне приходится управляться с лавкой, пока он в больнице“.

„А как ваши двойняшки?“

„Иоанн и Петер здоровы. Каждое воскресенье я вожу их навестить отца. Именно они заставляют его бороться за жизнь“.

„Думаю, что и вы многое для этого делаете“, – сказала Кати. Она кивнула и улыбнулась.

Поскольку у Кати не было в наличии больших денег, Эстер разрешила ей пользоваться кредитом до пятидесяти гульденов.

Пока основная часть дома процветала, работы по восстановлению остальных частей монастыря были закончены. В скором времени в каждой комнате появились жильцы, на окнах занавески. Но лучше всего было то, что столовая была всегда полна гостей, и Кати могла платить по счетам.

Хотя Иоанн Фридрих оставался в ссылке, избиратель Морис позволил Виттенбергу остаться городом протестантов. Иногда он даже приезжал, чтобы послушать пастора Бугенхагена. Университет Виттенберга тоже продолжал свое существование, хотя студентов насчитывалось меньше сотни.

Кати наслаждалась работой. Но ранние утренние подъемы и работа до тех пор, пока не гасли третьи, а то и четвертые свечи, сильно ослабили ее. Как-то раз, когда она была выбита из сил, к ней подошел Ханс.

„Мама, – сказал он, – я думаю, мне следует отправиться в университет в Кенигсберге“.

„Я согласна, – ответила Кати. – Твой отец хотел, чтобы ты стал юристом, и мне тоже этого хочется. Я горжусь тобой“.

„Мама, но тебе нужна моя помощь“.

„Ерунда! Вся жизнь перед тобой. Мы справлялись раньше, справимся и теперь. Кроме того, Бог всегда заботился о нас. Он не подведет“.

После того, как Ханс уехал, остальные дети стали работать еще усердней. Но усилия были непомерными для Кати. Иногда в момент слабости она спрашивала себя, почему ей, прозванной многими Королевой Реформации, приходилось зарабатывать себе на жизнь, сдавая комнаты внаем. В такие минуты отчаянья она обычно уходила к себе, закрывала дверь, падала на колени и разговаривала с Отцом. После этого она всегда чувствовала себя бодрее духом.

В конце зимы она страдала от сильного жара и, казалось, что ее молитвы упирались в потолок и не шли дальше. Кати была в таком отчаяньи, что хотела умереть. „Возьми меня домой, Отче“, – молила она в слезах. Пока она молилась, она увидела склоненное над ней лицо Эстер Шмидт.

„Что вы здесь делаете?“ – спросила Кати.

„Я пришла помочь“.

„Но я… я ничем не смогу отплатить вам“.

„А кто говорит об оплате? Хельмут вернулся из больницы и хорошо справляется с делами. Мы молились об этом, и я решила помочь вам, пока вам не станет лучше“.

„А как же ваши двойняшки?“ Кати посмотрела на нее с удивлением.

„Да, это проблема. Но решение у нее простое“.

„Какое же?“

„Если Маргарита, – она говорила, тщательно обдумывая каждое слово, – если Маргарита сможет посидеть с ними, пока я здесь, я действительно смогу помочь вам“.

„Это Господь вдохновил вас сделать мне такое предложение?“ – спросила Кати.

Эстер кивнула.

„Тогда вы и есть ответ на мои молитвы, – Кати вытерла слезы. – Да, Эстер, – продолжала она с воодушевлением, – вы действительно ответ на мои молитвы!“

Кати уже поправлялась, когда Эстер ворвалась к ней в комнату с тревожными новостями. „Фрау Лютер, – воскликнула она, – Виттенберг снова в опасности!“

„Новая война?“

„Нет, это хуже, чем война“.

„Разве Иоанн Фридрих казнен?“

„Нет! Нет! Новости гораздо хуже!“

„Тогда что это?“

„Чума вернулась!“

„Ч-ч-чума? – у Кати перехватило дыхание. – Вы уверены?“

„Семь человек с нашей улицы уже умерли“.

Кати простонала. „Я не верю, – наконец сказала она. – Я помню прошлую чуму, когда в этом доме была больница. Почти на каждой кровати лежали ее жертвы. Некоторые из моих близких друзей погибли. – Она покачала головой. – Это было ужасно“.

Слишком слабая, чтобы вставать с постели, Кати проводила почти все часы бодрствования в молитвах. Она молилась за город, за соседей, за жильцов и за своих детей. Как-то раз рано утром, когда она молилась, она почувствовала вдохновение и прочла хорошо известные слова 120 псалма:

Днем солнце не поразит тебя, ни луна ночью. Господь сохранит тебя от всякого зла; сохранит душу Твою Господь. Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовек.

Эти слова были истинным утешением, и она читала их снова. и снова. Потом умерли супруги Кункль. Каждый день чума свирепствовала все сильнее, умерших было столько, что их тела оставались прямо на улицах. Никто из детей Кати не пострадал, но каждый день она узнавала о смерти кого-нибудь из друзей. Положение стало настолько серьезным, что за неделю съехали все жильцы. Пока Кати думала, что делать, к ней пришел пастор Бугенхаген.

„Я считаю своим долгом посоветовать вам уехать из Виттенберга“.

„Но куда?“ – спросила Кати, ломая руки.

„Я не знаю“.

„Как вы думаете, когда нам лучше уехать?“

„Завтра утром и как можно раньше“.

Кати закрыла глаза. „Пастор, я не понимаю этого! – рыдала она. – Я была настойчива в молитвах, я пыталась быть покорной, но…, – рыдания сотрясали ее, – мне кажется, что Бог не слышал меня!“

„Ах, фрау Лютер, не говорите так! Бог любит вас! Бог слышит вас! У Него есть для вас план!“ Он с минуту колебался, а затем продолжил с новым воодушевлением. „Кати, – вы удивительный человек. Может быть, Бог хочет использовать ваши последние годы как особое свидетельство“.

„Что вы имеете в виду?“

„Вы знали доктора лучше, чем все остальные. Вы знали его и тогда, когда он был разочарован, и тогда, когда он одерживал победы. Теперь, когда его не стало, люди будут смотреть на вас. Если вы останетесь такой же мужественной, каким был он, когда предстал перед императором в Вормсе, это будет настоящим свидетельством“.

„Я попытаюсь быть верной“, – сказала Кати.

Пастор придвинул свой стул поближе к изголовью кровати и открыл Библию „Наша проблема, – сказал он, – в том, что Бог намного мудрее любого из нас и мы часто не понимаем Его. Послушайте 55 главу Исайи:

Мои мысли – не ваши мысли, не ваши пути – пути Мои, говорит Господь. Но, как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших. Как дождь и снег нисходит с неба и туда не возвращается, но напояет землю, и делает ее способною рождать и произращать, чтоб она давала семя тому, кто сеет, и хлеб тому, кто ест: так и слово Мое, которое исходит из уст Моих.

Эти слова, фрау Лютер, сама истина“.

„Да, пастор. Я знаю, что это так, – согласилась Кати, кивая головой. – Но мы с доктором надеялись провести несколько спокойных лет в Зульсдорфе. Он работал усердно и заслужил хороший отдых. – Она вытерла слезы. – Теперь это невозможно. Он умер. Фермы разрушены. Жильцы съехали. Моим детям нужно образование. Я забыта. У меня нет денег. Чума повсюду окружает меня и приближается с каждым часом. Она уносит моих друзей“, – закончила она совсем расстроенно.

„Да, у вас действительно много проблем, – посочувствовал Бугенхаген. Он похлопал ее по руке. – Но у вас также много благословений. Сегодня днем я буду проводить похоронную службу для всех трех детей Крамера. Ваши дети по-прежнему живы!“

„Да, пастор, это так, я не должна жаловаться. Господь да простит меня. Я думаю, что я просто старая, уставшая женщина“.

Бугенхаген улыбнулся. „Господь понимает, и я уверен, что Он любит вас ничуть не меньше, чем прежде. Наша проблема лишь в том, что мы не всегда понимаем Его. Пока вы говорили, я думал о тех благословениях, которые дарованы мне Его провидением. Его провидение спасло нас от Сулеймана Могущественного. Оно дало вам возможность бежать из Нимбсхена. Его провидение спасло Виттенберг и останки доктора Лютера от герцога Альбы. Его провидение…“

„Да, да, – перебила его Кати. – Да, Бог воистину благ. У меня нет никаких причин для жалоб“.

Бугенхаген остановил ее, подняв руку. „Фрау Лютер, – сказал он, – за последние недели я думал над тем, что общего было у Мартина и Моисея. Моисею нужно было предстать перед фараоном, Мартин предстал перед Карлом V. Моисей должен был терпеть лживых братьев. Его братья даже сделали золотого тельца! Мартин должен был терпеть Карлштадта и других. Моисей писал книги, Мартин тоже занимался этим. Моисей умер. Мартин умер. Но совсем недавно я узнал нечто новое о смерти Моисея, и от этого запело мое сердце“. Он взглянул на часы и сказал: „Мне нужно торопиться. Сегодня у меня еще три похоронных службы. Но вот в чем дело.

После сорока лет скитаний Моисей подвел детей Израиля к самой границе обетованной земли. Далее Господь повел его на гору. С этого места Он показал Моисею обетованную землю. Стоя там, Моисей увидел ее всю – от Галаада до Дана. Затем Господь сказал ему: „Вот земля, о которой Я клялся Аврааму, Исааку и Иакову, говоря: „семени твоему дам ее“.[36]36
  Второзаконие 34:4.


[Закрыть]

В конце концов, когда Моисей увидел землю, пальмы, плодородные долины и реку Иордан, Господь сказал: „Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но в нее ты не войдешь“.

Вам никогда не казалось это несправедливым?“ – улыбнулся он.

Кати кивнула. „Да, мне всегда казалось, что это несправедливо“.

„Но, фрау Лютер, на этом все не кончилось“. Он открыл Новый Завет на Евангелии от Марка и из 9 главы прочитал: „И явился им Илия с Моисеем; и беседовали с Иисусом“.

Итак, вы видите, фрау Лютер, Моисей не только увидел обетованную землю, но ему была дана удивительная возможность войти в нее и быть вместе с Иисусом, Сыном Бога, в земле обетованной. И конечно, никто никогда не получал большего благословения!“

„Но какое это имеет отношение ко мне?“

„Когда-нибудь вы поймете, – уверил ее Бугенхаген. – Вы увидите Мартина, Елизавету и Магдалену снова, и все вы возрадуетесь у трона. Вы никогда не должны забывать слова Павла: „Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан“.[37]37
  Коринфянам 13:12.


[Закрыть]

Пастор остановился, положив руку на ручку двери. „Доктор Мартин научил мир тому, что „праведный верою жив будет“. И это действительно великая истина. Ничто не может принести большего удовольствия Сатане, чем удачная попытка заставить вас отступить от этого словом или делом. Фрау Лютер, Господь позволяет вам страдать, чтобы испытать вас. Но я хорошо вас знаю, и я знаю, что вы пройдете через все испытания“. Сказав это, он кивнул Кати и ушел, оставив ее размышлять над благословениями, которые Бог дал ей. У нее снова появилось мужество. Она будет верной. По Божьей благодати она докажет истину того, что Бог открыл Мартину, – „праведный верою жив будет“. Эти слова по-прежнему были реальными. Бог будет с ней, пока ей трудно.

Кати откладывала отъезд из Виттенберга как можно дольше. Но все же ей пришлось уезжать. Когда повозка была загружена, она в последний раз посетила церковь замка и могилы детей на кладбище. Затем, уверенная в скором возвращении, она поспешила к повозке, взобралась на нее и велела трогать.

Проезжая через Эльстерские ворота, кучер устремился в Торгау. С самого начала лошади явно нервничали. Огорченный их поведением, кучер ругал их снова и снова. Вспоминая, как лошадь пала в другой поездке, Кати заставила себя промолчать. Они уже подъезжали к деревне, когда огромная собака с лаем бросилась на лошадей.

Лошади встали на дыбы. Кучер изо всех сил натянул поводья и закричал на них, но ничего не смог добиться. Напуганная Кати спрыгнула с повозки. Худшего места для прыжка она выбрать не могла. Ударившись о камень, она сильно ушиблась и скатилась в речку, упав с довольно высокого берега. Стараясь удержаться на воде, она закричала: „Господь, помоги мне!“

К счастью местный крестьянин увидел несчастный случай и быстро подбежал к ней на помощь, вытащив ее и не дав ей утонуть.

Когда лошади успокоились, кучер и дети устремились туда, где на дороге лежала Кати. Павел выпрыгнул, неся с собой несколько теплых одеял. Он завернул в одеяла дрожащую Кати и приготовил для нее в повозке место поудобнее. Они осторожно подняли ее, положили в повозку и заставили лошадей продвигаться вперед с огромной скоростью. Двумя часами позже ее внесли в дом Каспера Грюневальда в Торгау – дом, который они заранее сняли.

„Позовите врача! – закричал Павел. – Моя мать ранена. Она едва не утонула“.

Доктор был немедленно вызван. Пока все ждали результатов, госпожа Грюневальд сняла с Кати мокрые одежды, завернула ее в теплое одеяло и постаралась устроить ее поудобней.

Когда доктор прибыл и осмотрел Кати, он обнаружил, что внутренние повреждения были настолько серьезными, что он ничего не мог сделать. Грюневальды с любовью заботились о ней и, поскольку Грюневальд был хорошим другом доктора Лютера, его дом был истинным раем для нее, где за ней ухаживали со всей любезностью.

Когда зима сковала льдом реки и покрыла снегом землю, Кати с трудом начала поправляться. Думая о детях, она старалась выжить. Но казалось, что битва будет бесполезной. Часто в агонии она обращалась к прошлому. Во сне ее постоянно мучили воспоминания. Снова и снова она рассказывала всем окружающим подробности своих снов. Чаще всего она видела во сне величайшие моменты жизни своего мужа. Несколько раз она рыдала: „Я, наверное, с трудом дождусь своего призвания“.

В конце первой недели декабря появился Хельмут Шмидт. Опираясь на костыль, он с улыбкой склонился над Кати. „Я приветствую вас, фрау Лютер“, – сказал он радостно. Его глаза сияли, и в голосе слышалась радость.

„Как дела у Эстер?“ – спросила Кати, глядя на него.

„Разве вы не слышали?“ – В его голосе послышалась нотка печали.

„Что-нибудь не так?“ – Кати помрачнела, озабоченно глядя на него.