Текст книги "Королева Реформации"

Автор книги: Чарлз Людвиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Празднование продолжалось до 11 часов вечера. Уставшая от новых впечатлений, Кати заставила себя подняться в комнату. Каждый шаг отзывался болью, и она с трудом поднималась со ступеньки на ступеньку. Она только накрутила волосы, когда внизу входная дверь задрожала под мощными ударами.

„Господин доктор, вы поможете своей измученной жене и посмотрите, кто это?“ – спросила Кати.

Через минуту Лютер вернулся. „Это профессор Боденштайн Карлштадт. Он спасается от восстания. Как-то раз он и Габриэль Цвиллинг почти заставили меня рвать на себе волосы. Тогда он был бессердечным. – Лютер покачал головой. – А теперь он напуган и ищет моей помощи!“

„Ну и что нам делать?“ – спросила с удивлением Кати.

„Приготовить комнату. Никому не должно быть отказано в приюте в моем доме!“

Кати снова оделась, позаботилась об ужине и приготовила комнату. После этого она буквально рухнула в постель. Она уже закрыла глаза, когда раздался новый стук. На этот раз Лютер вернулся с коробкой.

„Что это?“ – прошептала Кати.

„Прочти письмо“.

Кати прочла:

Дорогая племянница Катерина,

Поздравляю тебя! Нам не хватает тебя в Нимбсхене. Мы молимся за тебя. Вот мой подарок. Да благословит тебя Бог!

Аббатиса.

„Посмотри, Лютер, – воскликнула Кати. – Коробка живая!“

Лютер открыл крышку. „Ах, Кати! – воскликнул он. – Твоя тетя прислала нам собаку!“ Он поднес черного щенка поближе к свечке. Он был меньше Метуселы, монастырского кота, что сразу же бросилось Кати в глаза. Только на трех лапах были белые пятна, сам же щенок был совершенно черным.

„Я лучше покормлю его“, – предложила Кати.

Взяв свечу в одну руку, а щенка в другую, Кати отправилась на кухню. Она нашла остатки мяса и налила молока. Когда собака ела, вошел Лютер с коробкой. „Мы лучше будем держать его здесь“, – предложил он.

„Как мы его назовем?“ – спросила Кати.

„Тольпель“, – быстро ответил Лютер.

Глава 11. Проблемы

Утром Кати разбудил петух. Она зевнула, села, потянулась и выглянула в окно. Занимался день, и она засмотрелась на рдеющий горизонт. Как обычно, Мартин уже ушел. Едва она успела одеться, как открылась дверь, и он вошел.

„Я был в кабинете и молился, – объяснил он. – В течение каждого года я прочитываю Библию дважды, и чем больше я ее читаю, тем свежее восприятие“. Он придвинулся к ней и поиграл ее косичкой.

Держа его руку в своих ладонях, Кати сказала: „А теперь расскажи мне о Габриэле Цвиллинге и профессоре Карлштадте“.

„Ах, да. Вчера я сказал тебе, что они заставили меня почти рвать на себе волосы. В общем, они оба хорошие люди. Их беда в том, что они слишком торопятся, они хотят изменить весь мир за один день.

Пока я скрывался в Вартбургском замке, Цвиллинг и Карлштадт начали нападения на католические мессы, образа, священников и церковную музыку. В Рождество Карлштадт проводил служение в церкви замка, где он был архидьяконом. Эта служба показалась по крайней мере двум тысячам попавшим на нее самым шокирующим зрелищем из всего виденного. Карлштадт предстал перед ними без обычного облачения. От этого у зрителей глаза уже полезли на лоб. И хотя он пел по-латыни, он старательно избегал всех отрывков о жертве. Далее он благословил хлеб и вино по-немецки! Все здание было потрясено. Многие почти падали в обморок.

Однако эти отступления от традиций не удовлетворили Карлштадта. О нет! Он также сказал своей пастве, что все образа порождены дьяволом, он сказал, что грешно участвовать только в преломлении хлеба и что орган годится только для театров. После этого он попросил людей подойти поближе и собственноручно взять хлеб и вино. – Лютер покачал головой. – Многие из тех, кто пришел к причастию, были парализованы страхом. Один человек даже уронил хлеб. Когда Карлштадт велел ему поднять кусочек, он отказался. Для него это было само тело Христово!

Спустя две недели Цвиллинг, Карлштадт и еще несколько монахов подожгли святой елей, которым пользовались римско-католические священники. Они разбили образа, вынесенные из церквей, и даже осквернили надгробные камни.“

„Кати, это было настоящим кошмаром!“ – Он взглянул на часы.

„Понадобились годы молитв и изучений, чтобы понять правильное значение слов „праведный верою жив будет“. А эти два человека пытались заставить каждого проглотить свежую истину одним глотком. Но это не все!

Пока Цвиллинг и Карлштадт разбивали образа, а их последователи буквально забрасывали камнями священников у алтарей, из Цвиккау прибыли три самопомазанных пророка. Это недалеко от богемской границы. Эти люди объявили, что не нуждаются в Библии. Они полагались только на Святого Духа! По их словам, Царство Божие приблизилось, и приближение его настолько стремительно, что необходимо убить всех неверующих.

Такое заявление заставило взорваться нашего обычно спокойного друга Меланхтона!

Городской совет был так напуган, что меня попросили вернуться в Виттенберг. Опять это было против желания Фридриха Мудрого, который боялся, что меня сожгут на костре. Что мне было делать? Все еще скрываясь под именем Юнкера Йорга, я направился в Виттенберг. По пути я послал ему письмо. Сейчас я схожу в кабинет и принесу копию“.

Когда Лютер вышел, Кати распустила волосы, расчесала и подобрала их, связав узлом на затылке.

„Вот копия того письма, – сказал Лютер, вернувшись. – Я прочту тебе лишь отрывки“:

Многоуважаемый высокорожденный герцог, любезный господин. Я повиновался Вашей Милости в этом году, живя в Вартбурге, чтобы угодить Вам. Дьявол знает, что я прятался не из трусости, потому что он видел мое сердце в Вормсе. Хотя я верил тогда, что встречу столько дьяволов, сколько дранки на крыше, я тем не менее был готов броситься к ним с радостью… Я уверен, что я был призван в Лейпциг, а не в Виттенберг, я должен был поехать туда, несмотря ни на что…

Я пишу об этом Вашей Светлости, чтобы уведомить Вас о том, что я намерен отправиться в Виттенберг под защитой более высшей, чем защита избирателя… Меч не должен и не может решать вопросы такого порядка. Только Бог должен править.

„Я знал, что во время путешествия меня могут узнать, несмотря на мою бороду. Но я знал, что Господь защищает меня. Кати, Реформации грозила серьезная опасность!

В сопровождении нескольких рыцарей я добрался до Виттенберга в пятницу, 6 марта 1522 года. В то воскресенье я начал серию проповедей по тем вопросам, которые надлежало решить. Каждый раз, когда я говорил, в церкви собиралось столько народа, что люди едва могли пошевелиться. В одной проповеди я сказал: „Я буду проповедовать это, учить этому, писать об этом, но я не могу связать ничью волю, потому что вера должна прийти к человеку свободно, без принуждения“. Далее я указал на то, что Павел даже не выступил против статуй, которые он увидел на Марсовом поле.

Эти восемь проповедей успокоили всех! Цвиллинг признал свои ошибки и пообещал, что больше никогда не будет служить мессу в берете с перьями. Однако Карлштадт отказывался изменить свои позиции. Он уехал, и в Виттенберг вернулся мир. – Лютер посмотрел на часы. – Нам стоит покормить нашего друга. Карлштадт всегда голоден. Он ест, как медведь!“ „Он надолго к нам?“

„Не знаю. Пусть остается, сколько хочет“, – пожал плечами Лютер.

Взяв корзину, Кати направилась в мясную лавку Хельмута Шмидта, чтобы купить мяса. Стоя у прилавка, она подслушала разговор.

„Никак не могу поверить, что доктор Лютер женился“, – сказала полная женщина в сношенной обуви.

„А вы не знаете, почему?“ – спросила другая, на этот раз молодая женщина с корзиной, полной сельди. „Почему?“ – спросила другие женщины. „Потому что она ждала ребенка! Разве вы не знаете, что происходит, если монахиня ждет ребенка от монаха?“ „Не знаем“.

„Она родит демона!“

Кати была в ужасе. Перед ее глазами поплыл туман. Когда он немного рассеялся, она бегом кинулась к Черному монастырю. Оставив мясо на кухне, она понеслась наверх, прыгая через две ступени. Мартин уже ушел на занятия и не вернется до ужина.

До побега из Нимбсхена Кати утешалась верой в то, что Господь сможет использовать ее для вдохновления других так же, как Он использовал святого Бернара Клерво. Эта вера была для нее глотком свежего воздуха. Но как она может вдохновить кого-нибудь, если ее обвиняют в аморальном поведении? При этих мыслях из ее глаз потекли слезы.

Эта мысль породила другие. Доктор Лютер женился на ней из любви или просто потому, что хотел воспитывать детей, чтобы угодить отцу и заставить дьявола рыдать? В своем письме доктору Амсдорфу, приглашая его на „публичную“ свадьбу, Лютер был искренним. Он написал: „Меня увлекла не страсть, потому что я люблю свою жену свосем по-другому, я ценю ее как друга“.

Взгляд на часы напомнил ей, что, если она хочет вовремя поспеть с ужином, ей пора приниматься за работу. Надев передник, она задумалась о меню. Наука фрау Кранах пошла ей на пользу. Вскоре мясо и овощи были порезаны, огонь разожжен, напитки готовы, посуда на месте.

„Расскажи мне о войне, – попросил Лютер Карлштадта, сидевшего напротив. – Как обстоят дела?“

„Кровопролитие продолжается и становится все напряженней. Уже были страшные казни и с той, и с другой стороны. Наш новый избиратель не склонен к гибкости. Однако кое-что подает надежду. Когда избиратель Людвиг был окружен восемью тысячами крестьян, он пригласил их руководителей отобедать. Среди пивных паров он согласился на все их требования“. Карлштадт говорил с умеренным энтузиазмом.

„Все это разбивает мне сердце, – сказал Лютер. – У каждой стороны свои недостатки, у каждой своя истина. Но, Карлштадт, Бог дал правителей! В Послании к римлянам 13 брат Павел велит нам подчиняться им. Каждый день я молюсь за обе стороны, так же точно как я молюсь и часто плачу из-за герцога Георга“.

Когда разговор перешел на старые университетские события, Кати задумалась о своем. Она задавала себе вопрос, как долго Карлштадт задержится в доме, сколько еще неожиданных гостей появится у них и как ей справиться со всей работой. Но, хотя она слушала лишь одним ухом, она услышала, как ее муж сказал: „Я никогда не забуду, как ты проводил церемонию выпуска в церкви замка. По спине до сих пор бегут мурашки, когда я вспоминаю, как ты надел докторский берет мне на голову и серебряное кольцо на палец. – Он вытянул руку, чтобы показать кольцо. – Это были счастливые дни, хотя и тревожные“.

„Мне бы хотелось снова работать с тобой“, – сказал Карлштадт.

Лютер засмеялся. „Это возможно. Тебе нужно лишь подчиниться истине!“

Позже, находясь в комнате наверху, Лютер обнял жену и слушал, как она рассказывала ему о разговоре, услышанном в лавке. „Пусть это тебя не беспокоит, – ответил Лютер. – Со временем правда откроется“.

„Это так, но мне все равно больно“.

„Ты должна помнить, Кати, что Сатана ненавидит нас. Почему он это делает? Потому что мы – ты и я – несем истину всему миру“. Он поцеловал ее в обе щеки и погладил по голове.

„Я несу истину? Я никогда не напечатала ни одного слова“.

„Это так, но твоя любовь и забота вдохновляют меня“.

Она прижалась к нему покрепче. „Как ты борешься с дьяволом?“ – спросила она несколько игриво.

„О, это просто. Против него я использую сарказм. А когда я ложусь в постель, дьявол всегда ждет меня. Как только он пытается повлиять на меня, я отвечаю ему: „Дьявол, мне пора спать. Это повеление Божье: „Днем работай. Ночью спи“. Итак, убирайся“. Если это не помогает и он знакомит меня с целым каталогом грехов, я говорю: „Да, старик, я знаю все это. Я знаю даже то, что ты просмотрел. Вот еще несколько. Можешь записать“. Если он по-прежнему не отстает от меня и обвиняет меня во всех грехах, я говорю ему: „Сатана, помолись за меня. Конечно, ты никогда не сделал в жизни ничего плохого. Только ты свят. Отправляйся к Богу и попроси у Него благодати для себя. Если ты хочешь помочь мне, я скажу тебе: „Исцели себя самого“.

Кати рассмеялась. „И это помогает?“

„На какое-то время. Сатана настойчив и ненавидит истину так же, как герцог Георг!“

Кати попыталась следовать совету Лютера. Но казалось, что именно ее Сатана выбрал в качестве мишени. Утром и вечером он говорил: „Посмотри на все эти пустые комнаты! Скоро они заполнятся жильцами, которые не будут платить. Мартин Лютер не любит тебя. Он предпочел бы Аве фон Шенефельд. Ты просто домохозяйка, такая же, как та, что работает в монастыре. Подумай о работе, которую нужно сделать: коровник нужно починить, свинарник грязный, деревья в саду нужно подрезать, бассейны для рыбы пусты. Как ты справишься со всем этим? Лютер не поможет. Он слишком занят проповедями, писанием книг и беседами с людьми. Герцог Георг сожжет его на костре. Ты зря тратишь свою жизнь!“

После одной из таких битв она подошла к Лютеру. „Господин доктор, – сказала она, – Сатана мучает меня день и ночь“.

„Пробовала ли ты сарказм?“ – спросил он, поцеловав ее.

„Пробовала, какое-то время получалось. Но теперь Сатана не обращает на это внимания и нападает на меня по-другому“.

„Тогда ты должна победить его Писанием“.

„Как это? Когда я была в Нимбсхене, я даже никогда не читала Вульгату“.

„Дай мне Новый Завет, который я подарил тебе несколько месяцев спустя после твоего побега. Я отмечу несколько отрывков, которые тебе очень пригодятся“. Пока он искал их, он сказал: „Сатана любил искушать Иисуса. Ты можешь прочесть это в четвертой главе Евангелия от Луки“. Он показал ей отрывок и отметил его. „В таких случаях Иисус избавлялся от Сатаны, цитируя ему Писание. Послушай! „Иисус сказал ему в ответ: сказано, не искушай Господа Бога твоего“. Вот, Кати, это простая фраза, но она оказалась настолько полезной, что Сатана оставил Его в покое на долгое время.

Никогда не спорь с дьяволом. Почему? Потому что у него пять тысяч лет опыта и он победит тебя! Лучше всего, как я сказал, цитировать Писание“. Он пролистал ее Новый Завет и отметил около дюжины отрывков. „И пожалуйста, помни, что брат Павел сказал нам: „Вас постигло искушение не иное, как человеческое; и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести“. Это отрывок из десятой главы Первого Послания Павла к коринфянам“.

Лето было по-прежнему жарким в Виттенберге, но потом задули холодные осенние ветры. Когда покраснели листья, Кати стала страдать от приступов тошноты по утрам и уже не могла прыгать через две ступеньки. Обрадованный происходящим, Лютер написал другу: „Моя Катерина выполняет то, что написано в Бытии 1:28“.

Проходили месяцы, ребенок рос в ней, и Кати изо всех сил трудилась, чтобы обустроить свою жизнь с бывшим монахом. Споткнувшись на ступеньках, она как-то однажды воскликнула: „Святая Мария!“

„Ах, Кати, – поправил ее Лютер, стоявший за ней. – Нужно заканчивать свои молитвы. Всегда добавляй: и Христос!“

Иногда Кати ловила себя на том, что спорит с мужем. В таких случаях он говорил: „Кати, перед тем, как проповедовать, всегда нужно прочесть Отче наш. Целиком! Это укоротит твою проповедь“.

У Кати появились два новых имени: Kette (цепь) и Мое Ребро. Ее муж часто заканчивал письмо словами: „Мое Ребро посылает привет твоему Ребру“; или, если жену его адресата звали Катерина, он писал: „Моя Цепь посылает привет твоей Цепи“.

Подходило время, и Кати все больше волновалась. Постоянно в доме появлялись жильцы, которые ничего не платили, а Мартин говорил: „Живите сколько хотите“. Денег все время не хватало. Оставшись наедине в комнате, она обращалась к нему со слезами: „Господин доктор, у нас восемнадцать гостей! Да Хельмут не хочет давать нам в кредит, в четверг у нас кончится мука, а мне так тяжело ходить, что я едва поднимаюсь по ступеням“.

„Что ты предлагаешь?“

„Почему ты не заставишь издателей платить тебе приличные деньги за каждую книгу, которую они издают? Они обогащаются за твой счет!“

„Да, но тогда они поднимут цены на мои книги“.

„Ну и что?“

„Тогда бедные люди не смогут купить их“.

Кати покачала головой. „Ты – самый популярный писатель в Германии. Ты популярнее Эразма! Тебе нужно платить соответственно“.

„Нет, Кати. Бог позаботится о нас. Завтра я найму еще одного слугу“.

„А чем ты будешь платить ему?“

„Я не знаю. Бог не сказал мне. Но еще скажет“. Через пять минут он уже крепко спал.

Глава 12. Мощная крепость

Запасы еды кончились. Кредит был закрыт. Счета не оплачены. Мясник в лавке Шмидта требовал расплачиваться наличными. Но, что хуже всего, Лукас Кранах отказался подписать поручительство за них. И тем не менее в доме постоянно появлялись новые жильцы. „Эти три девочки и четыре мальчика – дети моей сестры, – сказал доктор. – Найди для них хорошую комнату и последи, чтобы их накормили“.

„Они надолго?“ – спросила Кати, когда они с Мартином остались одни.

„Пусть живут сколько захотят“.

„Но, господин доктор, у нас нет еды, да и тетя Лена переехала к нам на прошлой неделе…“

„Бог позаботится о нас. Извини, у меня занятия“.

Один за другим свадебные подарки были заложены, чтобы найти деньги для покупки еды. „Как мы их выкупим?“ – требовала ответа Кати. Она смотрела на мужа, крепко сжав руки.

„Не волнуйся из-за счетов. Как только мы оплатим один, появится другой. Счета подобны Эльбе. Они всегда появляются, и так будет постоянно. Счета – это реальность жизни“.

Кати искала, что бы еще заложить, чтобы купить мяса у Хельмута Шмидта, и тут ее глаза наткнулись на серебряную вазу, украшенную золотом, которую им подарили на свадьбу. Она взяла ее и полюбовалась прекрасным узором. Каким-то чудом до сих пор она не попала в руки жадного ростовщика, и Кати думала, что никогда не расстанется с нею. Но что еще оставалось делать? Если муж не заложит ее, то просто отдаст. Оставался лишь один логический ответ: нужно спрятать ее!

В тот вечер, когда Лютер заснул, Кати на цыпочках вышла из комнаты и спрятала вазу в потайном месте.

И все же решение спрятать вазу не решило экономических проблем. В отчаянии Кати достала двадцать гульденов, которые ей прислал архиепископ. Весьма неохотно она поделила их между мясником и мучной лавкой. В тот вечер, когда Лютер сел за стол, полный явств, он заметил: „Заметь, Кетте, Бог позаботился о нас!“

Кати выдавила из себя улыбку.

Первенец Кати родился 7 июня 1526 года. Обрадованный Лютер написал другу: „Моя дорогая Кати вчера произвела на свет благодатью Божьей маленького сынишку в два часа утра, Ханса Лютера. Я должен идти. Кати зовет меня“.

Склонившись над лежащим в пеленках Хансом, которого назвали в честь отца Мартина, Лютер дал ему совет: „Не давай себя в обиду, малыш. Папа притеснял меня, но я освободился“.

Позже Лютер отметил: „У Ханса режутся зубы, и он начинает нам надоедать. В браке есть радости, которых папа не достоин“.

Этот союз монаха и монахини был отмечен по всей Германии. Весть о рождении первенца побудила многих людей написать и послать подарки – подарки, которые. Кати принимала и сразу тщательно прятала, чтобы их не отдали или не передали другим. Одной счастливой паре Лютер написал: „Я посылаю вам вазу в качестве свадебного подарка. P. S. Кати спрятала ее.

Несмотря на подарки, Кати с трудом оплачивала счета и подавала к столу только самое необходимое. „Нам нужно аккуратно тратить деньги“, – настаивала она. В ответ Лютер лишь смеялся и разводил руками. „Деньги текут, как вода сквозь пальцы“, – признавался он.

Зарплата Лютера была удвоена после того, как он женился. Но теперь этих денег не хватало, чтобы накормить все рты, собиравшиеся за столом.

Кати следила и за мужем, и за маленьким Хансом. С тех пор как Мартин женился, он стал набирать вес. Кати с радостью замечала, как ребра переставали выступать на его теле. У него была своеобразная манера поднимать перо и писать слова, которые требовали, чтобы их прочитали. Кати считала своей обязанностью удалять все препятствия в его жизни для того, чтобы он мог писать один комментарий за другим. К концу года он начал работать над „Толкованием Ионы“. Часто она садилась рядом с ним и смотрела, как он читал, делал пометки на полях своих книг, ставил чернильные кляксы на рукописях – она была уверена, что этот труд будет поражать мир и в грядущих веках.

Но 6 июля 1527 года мир Кати пошатнулся.

Лютер только что поужинал и направился в спальню, но вдруг потерял сознание и упал. Кати бросилась к нему, помогла подняться и довела до кровати. Неожиданная болезнь длилась всего два дня, но последствия ее остались. 21 августа Лютер написал своему другу Агриколе: „Сатана выступил против меня во всей своей силе, и Господь отдал меня в его власть, как Иова. Дьявол искушает меня нетвердостью духа“.

Когда Кати принесла ему поесть, положила холодный компресс на его лоб, он описал ей свои трудности. Все было в черных красках. „Каждую ночь, – стонал он, – дьяволы приходят сюда. Они шумят и гремят цепями. Я хорошо слышу их“.

„Они не должны пугать тебя, – настаивала Кати. – Тебе лучше меня известны слова Иоанна: „Тот, Кто во мне, больше того, кто в мире“.

„Спасибо, Кати. Спасибо“. Он взял ее за руку. Но этой уверенности хватило ненадолго. „Принеси мне карту, на которой есть Восточная Европа и Турция, – попросил он. – Она на моем столе“.

Показывая пальцем на Константинополь, Лютер сказал: „Вся эта земля была христианской. Лука и Павел проповедовали здесь. Затем в III веке люди стали спорить о Троице и собирать святые кости. Теперь земля принадлежит мусульманам. – Он вздрогнул. – Но, Кати, это не самое худшее. В прошлом году, когда ты родила маленького Ханса, Сулейман Могущественный, султан Турции, разбил свой лагерь недалеко от Буды в Венгрии![19]19
  Сейчас Буда и Пешт, соединенные мостами через Дунай, известны под названием Будапешт.


[Закрыть] А Буда ближе к нам, чем Рим! – Он указал на карту. – Венгры были уверены в себе. Их король родился недоношенным, ему сохранили жизнь, кладя его среди теплых туш животных, специально убитых ради этой цели.

Они были настолько самоуверенными, что, когда Сулейман отправил к ним посла, они таскали его по улицам, отрезали уши и нос и затем отослали назад в Константинополь. Именно такое оскорбление заставило султана перейти в наступление.

Совершенно уверенный в себе, король повел свою армию из 25 тысяч человек против армии Сулеймана в 100 тысяч. Это было безумие. Луи утонул, а большинство его воинов погибло. После этого турки увели 100 тысяч венгров в Турцию“.

„И что с ними будет?“ – спросила явно встревоженная Кати.

Лютер покачал головой. „Если мусульмане будут так же жестоки с христианами, как некоторые христиане были жестоки с ними во время крестовых походов, то их ждет страшная участь. – Он вздрогнул. – Если мы не будет осторожны, все наши церкви будут разрушены и вместо них построены мечети! Ах, Кати, нам нужно молиться! Христианству грозит опасность и внешняя, и внутренняя“.

Политические события часто вдохновляли Лютера, и он поднимался с постели. Но проблемы сильно мучили его. Иногда он вскрикивал: „Ах, Кати, у меня так болят зубы, что я больше не могу терпеть“. Точно так же у него болели уши, кружилась голова, его мучил ревматизм и камни. Временами боль была настолько сильной, что он хотел умереть.

Часто он не мог заснуть. Тогда он шел в кабинет и читал, работал над рукописями и молился.

Кати научилась угождать ему. Она готовила простые лекарства, выслушивала его жалобы, цитировала Писание, растирала ему ноги. Затем даже ее мир распался на части. В Виттенберг пришла чума, оставляя за собой огромное количество трупов на улицах. Несчастные жертвы стучались в двери Черного монастыря, прося впустить их.

„Мы должны впустить их“, – сказал Лютер.

Вскоре дом Лютера превратился в больницу.

Тогда было принято решение о переезде университета в Йену.

„Мы уедем из Виттенберга?“ – спросила Кати с удивлением.

Лютер потер челюсть, опухшую из-за зубной боли. „Конечно нет! Пастор никогда не бросает свое стадо“.

Кати обняла его за шею. „Господин доктор, – прошептала она с нежностью, – у меня есть небольшой секрет“.

Он посмотрел на нее, удивленно подняв брови. „Какой?“

„У маленького Ханса в декабре будет брат или сестра“.

„Кати, да это же чудесно!“

Он погладил ее по волосам.

„Мы останемся в Виттенберге?“ – спросила она опять. В ее голосе звучала надежда.

„Конечно!“ Он посадил ее на колени и поцеловал.

Почти все профессора уехали в Йену. Тем не менее Георг Рёрер и его жена остались. „Мне это очень приятно“, – сказал Лютер. Рёрер, дьякон церкви замка, работал у него секретарем и много помогал с переводом Библии, особенно с Ветхим Заветом, который был еще далеко не закончен.

Кати лечила больных чумой, а в Виттенберг приходило все больше печальных известий. В январе 1526 года Лютер узнал о том, что Михаэль Газмайер, руководитель крестьянской войны в Австрии, заявил, что все „безбожники“ (не лютеране!) в стране будут казнены, он также требовал, чтобы все картины и образа в католических церквах были уничтожены, более того, он запретил мессу.

„Он сводит меня с ума, – сказал Лютер, меряя шагами комнату. – Единственный меч, который я признаю, – это меч Духа – тот, которым пользовался Павел. Когда-нибудь истина победит, но для этого нужно время, много времени“.

Крестьянская война продолжалась, и ходили слухи о том, что Лютер защищал коммунизм. Расстроенный слухами, Лютер закрылся в кабинете и, орудуя пером, как молотом, написал несколько незабываемых слов:

Евангелие не делает имущество общим, за исключением тех, кто хочет, исходя из своей свободной воли, сделать то, что сделали апостолы и ученики в 4-й главе Деяний. Они не требовали, как наши сумасшедшие крестьяне, чтобы добро других – Пилата или Ирода – стало общим, они делились только своим добром. Однако наши крестьяне с удовольствием делали бы общим имущество других людей, а свое придержали для себя. Ничего не скажешь, хорошие христиане! Я думаю, что в аду не осталось ни одного беса; все они вселились в крестьян.

К концу восстания 130 тысяч крестьян было убито. Из них 10 тысяч казнены. Один палач хвастался, что он собственноручно казнил 1200 человек. Лютер был в ужасе от такого кровопролития. Крестьяне настолько невзлюбили его, что он в страхе подумывал о необходимости уехать из Виттенберга.

Чума распространялась. Жена Рёрера заболела и умерла. Маленький Ханс был заперт в комнате. С тоской Лютер писал Юстасу Йонасу:

Меня очень беспокоят роды жены, потому что пример жены Рёрера сильно напугал меня… Маленький Ханс не может послать тебе привет из-за болезни… Прошло двенадцать дней с тех пор, как он ел…

Вчера Маргарет Мох сделали операцию, и, наконец справившись с чумой, она начинает поправляться. Она живет в зимней части дома, мы заняли лекционный зал, маленький Ханс в моей спальне, а жена Шурффа в его комнате. Мы надеемся, что все это когда-нибудь кончится…

Пока мир Лютера распадался, Сулейман Могущественный проник в Европу. Только один человек мог остановить его фанатичные, призывающие аллаха орды – это Карл V. Но вместо того чтобы сражаться с мусульманами, Карл с помощью немецких купцов – среди них было много лютеран – напал на Рим! Войскам не платили, и они напали на Вечный Город и взяли в плен папу Клемента VII. В это время Карл V находился в Испании. Хотя он был поражен действием своих наемных войск, он одобрил завоевание города и пленение папы.

Протестантские купцы считали, что, поскольку Римская Церковь грабила их, они могут ограбить Римскую Церковь! Соответственно они грабили, насиловали, поджигали, убивали и насмехались. „В Святой вторник (8 апреля), когда Клемент благословлял десятитысячную толпу перед собором святого Петра, один фанатик, одетый лишь в кожаный передник, взобрался на статую святого Павла и крикнул папе: „Ты – сын Содома! Из-за твоих грехов Рим будет разрушен. Покайся…!“[20]20
  Уильям Дюран. Ренессанс. Стр. 630-631.


[Закрыть]

Почти все дома в Риме были сожжены, имущество разграблено, и нападавшие потребовали невероятный выкуп. „Во всем городе, – писал некто, – не осталось ни одного человека старше трехлетнего возраста, которого не заставили бы оплатить собственную безопасность“.[21]21
  Там же.


[Закрыть]

Охваченные истерией, разбушевавшиеся войска набросились на церкви. Они разворовывали золотые кресты, сосуды и другие ценности. „Святые кости“ выносились из-за алтарей и разбрасывались по полу. Кардиналов захватывали в плен, пытали, брали с них выкуп и заставляли ехать задом наперед на самых грязных животных, которых только можно было найти. Один солдат с богатым воображением оделся, как папа, пока остальные солдаты, облачившись в красные кардинальские шляпы, выстроились в длинную очередь и целовали ему ноги.

Общим голосованием Мартин Лютер был объявлен новым папой!

Книги и даже целые библиотеки уничтожались. По крайней мере три тысячи трупов было сброшено в Тибр. Тысячи тел оставлялись брошенными прямо на улицах.

Папа Клемент пребывал в заключении в замке Сант-Анжело с 6 мая по 7 декабря 1527 года. Все это время он надеялся, что Франциск I или Генрих VIII освободят его. Но никто из них даже не попытался это сделать. В конце концов Клемента заставили подписать почти невозможный документ. В нем он соглашался вернуть несколько городов, замков и 40 тысяч дукатов Карлу. Более того, было решено, что он останется в заключении, пока не выплатит 150 тысяч дукатов из прежде объявленной суммы.

В ужасе Эразм восклицал: „Это гибель не только одного города, но всего мира!“

Узнав обо всем этом и придя в ужас, Лютер закончил письмо Юстасу Йонасу такими словами:

Мне жаль, что Рим подвергся разграблению, потому что это великое предзнаменование. Я надеюсь, что он все-таки снова будет заселен и в нем будет новый папа еще до нашей смерти.

Он подписал письмо так: „Мартин Лютер, Christi Lutum (грязь Христа).

Как-то вечером, когда они с Кати были одни, Лютер сел на постель и стал вспоминать все свои беды. На этот раз он добавил еще одну: „Люди удивляются, почему Фридрих Мудрый защищал меня. Если честно, он должен был быть моим врагом. Почему? Я насмехался над его коллекцией мощей, я не соглашался с его учением, и, кроме того, я был жалом в его плоти. Почему он выступал за меня? Потому что я привлекал студентов в университет, а это было великим проектом его жизни. В 1518 году, через год после издания моих 95 тезисов, в университете было почти шестьсот студентов. На моих лекциях всегда было полно слушателей. Студенты жаждали учиться. В этом году у нас их всего пятьдесят. Почему? Причина в том, что герцог Георг запретил своим подданным посещать наш университет. Однако, Кати, это не самое худшее. Хуже всего то, что Бог страдает вместе со мной. – Он вытер глаза и потер челюсть. – Мои зубы. Ах, ах. Мои зубы“.

„Сиди спокойно. Я сделаю тебе теплый компресс“, – сказала Кати, положа руку ему на плечо.

Лютер приложил компресс к челюсти. „Из-за того, что теперь у нас только пятьдесят студентов, избиратель может забыть о нас“.