Текст книги "Полный улет"

Автор книги: Чарльз Хигсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава десятая

Пайк сидел в машине и ждал Ноэля. Тот сказал, что заскочит домой на минутку, но его не было уже минут десять. Пайк начал замерзать. Он какое-то время не выключал машину, но, поняв, что Ноэль быстро не вернется, заглушил двигатель. Сначала он хотел подняться и посмотреть, чем этот лысый шельмец занят, но потом решил не двигаться с места.

Пайк покрутил головой и помассировал затылок: он весь закоченел от холода. Ноэль оставил пачку сигарет на приборной панели, и Пайк решил закурить. Какого черта терпеть, ведь это поможет ему согреться. Прикуривая, он случайно нажал на клаксон и вздрогнул от гудка. Пайк принялся разглядывать улицу сквозь грязное ветровое стекло. Шел дождь, и капли сверкали в свете уличных фонарей. Чуть ниже по улице двое пьяниц, шатаясь, тащились в бар.

Пайк больше никогда не ходил по барам. Это отсекло его от немалой части Лондона, потому что Лондон состоял из баров. Распивочные и кабаки были здесь повсюду. На каждой улице можно было натолкнуться на ярко освещенную, наполненную сигаретным чадом берлогу.

Что умеют делать в этой стране – так это пить. Вы пьете и пьете. Иногда напиваетесь, но чаще просто пьете, сохраняя трезвый рассудок, соблюдая определенный баланс алкоголя в крови. Раньше он все свое время проводил в барах, каждую ночь: пиво и сигареты, сигареты и пиво.

И центром всего этого, сердцем этого мира, их штаб-квартирой, офисом была «Альма». Что за классное место! Там они начинали каждый вечер и, чаще всего, там и заканчивали. И хозяин бара был одним из них, свой парень. Они вместе напивались, вместе ходили на футбол. Разве не мечтает каждый, чтобы друг оказался хозяином кабака? Пайк помнил ту первую ночь, когда Крисси стал владельцем. Это был настоящий улет. Казалось, здесь собрался весь Лондон, а в центре – Крисси, как бы сплачивая их всех, уже еле стоящий на ногах от выпитого.

Помнил он также и последнюю ночь. Последнюю, перед затянувшимся на долгие месяцы похмельем. Ночь двух ливерпульцев, Глена Уильямса и Тони Грина.

Бравыми парнями назвать их было трудно. Они вошли в кабак уже изрядно пьяные и надутые от собственной важности. Они ничего из себя не представляли. Команда, заметив этих двоих, больше о них и не вспоминала. Два безобидных лоха, которые зашли на их территорию. И до тех пор пока они ведут себя нормально, зарываются… До тех пор…

Пиво и сигареты. В воздухе хоть топор вешай. Глаза сверкают, как латунная отделка интерьера. Ковер черный и липкий, а бар полон. Так было всегда в начале вечера. Все шумят, все довольны.

Ребята из команды наготове. Приняв еще немного на грудь, они встают одновременно, хотя ни слова не было сказано. Они просто знают – пора ехать. Крича и смеясь, они вываливаются на улицу. Там стоят «мерседес» Паттерсона и фургон Мика. Есть еще мотоцикл Колина. Колин вытянул короткую соломинку, поэтому он едет в фургоне с Миком. Ноэль и Чес залезают в «мерседес».

А Пайк? Пайк всегда делает, как хочет. Он садился на заднее сиденье «мерседеса», словно в такси. Паттерсон мог строить из себя кого угодно, но Пайк всегда садился сзади и ехал молча, глядя в окно.

Уже половина девятого, но все еще светло и тепло. Они едут с открытыми окнами, танцевальная музыка надрывает динамики. Они – пираты большой дороги, жуткие и бесстрашные, они поедут, куда захотят. И ничто не может погасить возбуждения от езды на огромной скорости, когда кровь бурлит от выпитого, а наркотики, которые принес Мик, начинают давать по мозгам.

Сначала они останавливаются, чтобы пополнить «фонды». Сегодня они работают в Ромфорде. На прошлой неделе был Саутенд, до того – Уотфорд, [29]29
  Ромфорд, Саутенд, Уотфорд – небольшие города недалеко от Лондона.


[Закрыть]еще раньше… Кого это волнует? Кто помнит? Давно это было.

Они припарковываются в переулке рядом с баром, где их никто не знает, и входят один за другим, по одному. Берут выпивку. Пайк стоит в отдалении один, ждет, когда наступит нужный момент, захлестнет энергия. Он смотрит на людей в баре: придурки, лохи, идиоты – простые обыватели. Тут же остальные – Паттерсон с ребятами. Пайк чувствует, что они тоже ждут. Ждут, когда Пайк начнет, ждут его ярости. Он немного встряхивается, все мышцы в напряжении. Он чувствует озноб, внутри все бурлит.

Наступает подходящий момент, и Пайк толкает Ноэля, завязывает драку. Вступает Чес, присоединяется Паттерсон. Они передвигаются по всему бару, переворачивают в драке столы. Но Пайк все еще медлит, сдерживает себя, выжидает…

И вот оно. Вступает один из местных. Он хватает Пайка за предплечье.

Бац!

Пайк вырывается, а парень валится на пол. Теперь абсолютная отдача, максимальный отрыв. Полный улет.

Они громят мебель, и, когда все обезумели, а хозяин смылся со своего места, маленький Мик прыгает за барную стойку и под прикрытием Колина опустошает кассу.

Колин подает знак. Пока Ноэль, Чес, Пайк и Паттерсон позволяют вытолкать себя с шумом за входную дверь, Мик и Колин тихонько сматываются через другую, прихватив наличные. Пайк наносит последний штрих, шмякнув дверью бара по какой-нибудь тупой роже, и они запрыгивают в машины. А потом другой бар и повторное представление.

Промахов не бывает.

У них всегда был только один метод, один план – план «Н», «насилие», из целого алфавита вариантов, как можно раздобыть деньги.

Этой ночью два бара принесли им около пятисот фунтов, по восемьдесят фунтов на брата. На вечер хватит.

В половине десятого они заскочили в диско-бар на Севен Систерс-роуд проверить, насколько он может быть прибыльным. Народу там оказалось маловато. Колин затеял там драку просто ради смеха, ударил какого-то голубого придурка в романтическом прикиде, и они свалили.

Потом они мчатся в кебаб-закусочную. Там подают потрясающий острый соус. Обменявшись оскорблениями с турками, громко рыгая, они прихватили несколько баночек пива в дорогу и возвратились в «Альму» где-то около одиннадцати, готовые к очередному длительному запою.

Сейчас бар переполнен. Этот кабак пользуется спросом у местных, потому что Крисси никогда не закрывается. Через шесть месяцев он окончательно потеряет свою лицензию, но этой ночью все работает. Здесь полно молодых парней: приятелей, знакомых и разных придурков. Есть и завсегдатаи – старые чудаки, которые лет пятьдесят тому назад, возможно, тоже были крутыми, похожими на них, но давно спились, и теперь пытаются строить из себя важных персон, в своих шляпах и жалких костюмах, с беззубыми ухмылками, дешевыми сигаретными трюками и горластыми мордастыми женами. Здесь еще ошиваются несколько юнцов, несовершеннолетних выпивох, старательно строя из себя взрослых, а потом блюющих в туалете, если успевают туда добраться. Здесь даже тусуются студенты, что самовольно заняли пустующее здание по соседству. Они всегда готовы поразвлечься.

И конечно, здесь девушки, так сказать, альтернативная команда, армия «Альмы», от четырнадцати до сорока: уложенные волосы, боевой макияж, украшения, короткие юбки, высокие каблуки и бесстыжие языки. Дэбби, Кэт, Луиза, Ширли, Линда… и, конечно, Марти.

Марти одета в очень-очень короткое белое платьице. Она помогает Крисси за барной стойкой.

Вот она, мечта. Рай земной. Их собственное королевство. Они не спеша входят в бар, словно вернувшиеся с войны герои. Как обычно, обмениваются с девушками скабрезностями. Дальше идут стандартные насмешки и сексуальные угрозы с обеих сторон. Потом идет рассказ, воспоминания о сегодняшних ночных похождениях, с шутками и враньем.

Но что это?

У барной стойки на стульях сидят… Как? Они все еще здесь, эти ливерпульцы, Уильямс и Грин. Еще пьянее, чем были. Они выпендриваются, размахивают деньгами и строят из себя крутых, покупая всем выпивку.

– Ну давай, друг… Давай, выпей еще…

– Что за ливерпульцы? – спрашивает Мик у Крисси, и тот ему рассказывает все, что услышал.

Услышать, что надо – в этом Крисси нет равных. Он выглядит мертвецки пьяным, при этом его мозг работает, а люди разбалтывают ему всякое, думая, что Крисси ничего потом не вспомнит. Но Крисси помнит все.

Кое-что они узнали от Крисси, остальное выяснилось позже.

Оказалось, что Глена Уильямса и Тони Грина вытащили из Ливерпуля, чтобы помочь ограбить почтовое отделение в Лейтоне. Это было на прошлой неделе. Пайк что-то об этом слышал или видел в газете. Их явно использовали как рабочую силу, а не как мозговой центр. Они получили несколько пустяковых царапин и теперь должны были бы в целости и сохранности возвратиться домой на север. Но, будучи полными идиотами, они остались развлекаться средь ярких огней большого города и тратить свои тяжко заработанные денежки. Сегодня ливерпульцы навестили сестру Уильямса, живущую неподалеку. А по дороге к стоянке микротакси, на котором они собирались вернуться в гостиницу в Финсбэри-парк, им на глаза попалась «Альма». Как насчет немного выпить, а? Совсем немного, на дорожку…

Теперь уже близится закрытие, а они все еще здесь, опьяненные дружелюбной атмосферой лондонского бара. Опьяненные, поглупевшие и беспечные от количества выпитого.

Одиннадцать часов. Крисси запирает бар и занавешивает окна.

А ливерпульцы уверены, что они неплохо устроились, очень неплохо. В карманах достаточно денег, а бар, что никогда не закрывается, полон настоящих кокни – коренных лондонцев.

Кокни. Они называли кокни каждого, кто живет к югу от Ливерпуля.

– Выпей… Ну же, выпей с нами…

Пусть остаются, никаких проблем. Они могут оставаться, пока ведут себя прилично. А если нет – тогда другой разговор.

Все принимаются пить крепкие напитки, пошла серьезная выпивка. Теперь команда оседает здесь на всю ночь. Полпервого начинается приступ безудержного веселья. Крисси, уже мертвецки пьяный, вылезает из-за барной стойки, выводит на ковре «ура» бензином из зажигалки и подносит огонь. Он кружится вокруг надписи в какой-то сумасшедшей ритуальной пляске. Когда уже начинает казаться, что пламя разгорится и пойдет дальше, Крисси затаптывает его ногами, а «ура» остается темным выжженным узором на красном ковре с цветами.

Две уже немолодые женщины запевают непристойную песню. Один малолетний пьяница затевает драку с другим юнцом, и их обоих вышвыривают на тротуар приходить в себя. У Мика сносит крышу, и он начинает рассказывать всем о марксизме и загнивающем капитализме. Колин лупит по автомату с сигаретами, пытаясь выбить оттуда несколько монет, а Крисси его всячески подогревает.

Все бурлит. Еще одна пятничная ночь в «Альме». Красные лица окружающих расплываются и сияют глупыми усмешками.

Тут Чес начинает доставать Пайка:

– Посмотри на этих ублюдков.

– Каких именно ублюдков?

– Ну два жирных ливерпульских ублюдка: один и второй.

Пайк оглядывается по сторонам. Они все еще здесь, сидят на своих стульях и тискают Ширли и Луизу.

– Это лондонские девочки, – говорит Чес, – это наши девочки.

– Не обращай на них внимания, Чес. Они – пустое место.

– Ты только посмотри на них. Они сидят, пускают слюни в своих широченных штанах, со своим идиотским ливерпульским акцентом. Посмотри, эти ублюдки покупают девчонкам выпивку.

– Это обычные ливерпульцы, Чес. Чего зря из-за них париться.

– Так не годится, Пайк. Не годится. Такого нельзя позволять.

– Этой ночью, Чес, позволено все.

Чес отстает от Пайка и пытается уговорить других ребят из команды. Но все посылают его к черту.

Пьянка продолжается.

Постепенно бар пустеет, завсегдатаи расходятся. Теперь и девушки собрались уходить. Даже Ширли и Луиза.

Вы когда-нибудь видели убитых горем ливерпульцев?

Они думали, что у них все на мази. Думали, что все пройдет без сучка без задоринки. Они уже видели, как едут к сестре Уильямса и заваливают этих девчонок на диван. Но они неправильно оценили ситуацию. Им казалось, что девчонки млеют от похоти, тогда как на самом деле девушки просто весь вечер разводили их на выпивку.

– Ой, девчонки, ну же… бросьте.

– Уже поздно. Ночь, мальчики.

– Пока, пока.

– Да вы просто шлюхи!

– Лондонские шлюхи!

Что за милый разговор, правда? Это в порядке вещей, если парни называют своих девушек шлюхами, потаскухами, суками, проститутками и так далее. Но это не дозволено двум нахальным ливерпульцам.

Уильямс и Грин теперь просто напиваются, они спустились с небес на землю. Они обозлены и обижены. А ребятам приходится терпеть вечное ливерпульское самодовольство и нытье. И тут северяне обратили свое внимание на богиню за барной стойкой – на Марти в маленьком белом платье.

Марти это не волнует. Она – бывалая штучка и знает, как справиться с похотливыми пьянчугами. Она даже бровью не ведет, но Чес уже не может сдержаться. Он подходит к ливерпульцам, чтобы поговорить, и вежливо просит их свалить.

– Мы имеем полное право здесь пить, – начинает тот, что пониже, Грин.

– Давайте, ребята, мы закрываемся, – говорит Крисси.

– Правда? Тогда почему вы, мальчики, все еще здесь?

– Это частная вечеринка.

– Нахрен. Дайте нам еще выпить.

Они крутые парни, эти ливерпульцы. Вооруженные бандиты. И никто не может указывать им, что делать.

Чес стаскивает Грина со стула. Грин сильно бьет Чеса, и тот падает на пол. Чес вскакивает, к нему присоединяется верный Ноэль.

– Только не здесь, – говорит Крисси. – Хорошо? Не здесь.

И братья Бишоп отступают. Крисси – хозяин в «Альме». К нему нужно проявлять уважение.

Теперь уже никого не осталось. Никого, кроме команды, ливерпульцев и Марти, которая помогает Крисси прибраться. Ливерпульцы никак не хотят от нее отстать, они назойливы, даже посмели предложить ей деньги за услуги. Правда, это предложение сопровождалось глупым хихиканьем. Команда больше их не трогает. Те ошибочно полагают, что это потому, что они показали свою силу и власть над этими мягкотелыми кокни. Они тут самые крутые – так думают про себя эти двое грубых напившихся ливерпульцев.

Наконец Паттерсон говорит пару слов Марти и команда уходит из бара.

Они ждут за углом, на тускло освещенной аллее, пролегающей между двух магазинов и ведущей к особняку. Они стоят здесь этой теплой ночью, все шестеро, и курят. Пайк, Паттерсон, Ноэль, Чес, Колин и Мик.

Долго ждать им не приходится.

Через пять минут на аллею выходит Марти, а Уильямс и Грин трусят за ней как два голодных счастливых пса.

– Привет, – окликает их Паттерсон, и они останавливаются.

– Все в порядке, ребята, – говорит Уильямс, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и невозмутимо, но по его лицу видно: он знает, что допустил ошибку. Его глаза округлились.

– Хорошая ночка, – говорит Чес.

– Да. – Уильямс смеется. Лицо Грина ничего не выражает. Он пытается просчитать ситуацию.

– И куда вы собрались? – ровно спрашивает Колин.

– А! Ну вы понимаете… – Уильямс смотрит на Марти. Та виновато пожимает плечами и отходит в сторону.

– Эй, ребята. Я не хотел вас обидеть, – Уильямс обращается к Чесу. – Мы ведь кореша, верно?

– Да, – отвечает Чес. Уильямс опять смеется.

Пайк ждет, когда все наконец начнется. Эта прелюдия слишком затянулась. Он хочет побыстрее разобраться, побыстрее перейти к действию. Бешенство еще не пришло к нему, только предвкушение, как у наркомана перед уколом, как Марти, призывно улыбающаяся с постели.

Сейчас.

Не сказав ни слова, Пайк делает шаг вперед и врезает кулаком Уильямсу в челюсть. Уильямс сгибается пополам, закрывая лицо руками, сквозь пальцы начинает капать кровь. Грин храбро налетает на Пайка, но тот с силой отталкивает его плечом, и Грин отлетает на стену.

– Какого хрена ты это сделал? – спрашивает Уильямс. – Я зуб потерял.

– Вот он, – с готовностью говорит Паттерсон и показывает на землю, где на каменной мостовой лежит желтый зуб.

– Спасибо. – Уильямс наклоняется, чтобы подобрать его, и Паттерсон со всей силы бьет его ногой по лицу. Уильямс беззвучно падает спиной на асфальт и больше не шевелится.

Сейчас сердце Пайка колотится часто-часто. Ярость разгорается. Вся ночь шла к этому мигу, мигу безудержной жестокости. Ради этого он и живет, когда адреналин бурлит в крови, мысли сосредоточены, а от тела струится сила…

Грин видит, что если останется, то у него нет никаких шансов. Уильямс в отключке и не поможет, а их – шестеро против одного. Маленький ливерпулец пытается смыться. Колин и Мик хватают его и толкают обратно к ребятам. Чес замахивается и бьет его коленом по яйцам.

– Нет, – голос Грина звучит безжизненно и печально. Он идет, пошатываясь, вперед, сгибаясь все ниже и ниже, словно спускается по лестнице. Пайк окончательно сваливает его ударом ладони по затылку.

– Поехали, – говорит Паттерсон.

То, что случилось потом, было методично, безобразно и равнодушно.

То, что случилось потом, свалило Пайка больным и заставило прятаться в течение десяти лет.

То, что случилось потом, до сих пор будит Пайка по ночам, и он долго не может уснуть, потому что перед глазами стоит кровь, растекшаяся по асфальту словно нефть.

Пока Марти стояла и смотрела, они вшестером забили Тони Грина до смерти.

Глава одиннадцатая

– Она когда-нибудь разговаривает? – спросил Пайк, сворачивая на круге с Чизвик на шоссе М-4.

– Нет, – ответил Ноэль, – только играет в свой «Гейм Бой». [30]30
  «Гейм Бой» («Game Boy») – маленькое портативное игровое устройство.


[Закрыть]

Кирсти была страшненьким ребенком, с широко расставленными испуганными глазами, прямыми жирными волосами и нездоровой кожей сероватого оттенка. Ноэль сказал, что ей шесть лет, хотя на вид было меньше, да и роста она была небольшого. Пайк посмотрел на нее в зеркало заднего вида: она вся сгорбилась над своей электронной игрушкой, лицо ее освещала маленькая салонная лампочка. Вылитый кандидат в семейку Адамс; [31]31
  «Семейка Адамс» («Adams' Family») – американский фильм-пародия на фильмы ужасов.


[Закрыть]впрочем, как и папаша.

– Она посадила уже кучу батареек, – сказал Ноэль.

– Как ты выносишь этот шум? – спросил Пайк, когда из игрушки раздались резкие раздражающие звуки заставки.

– К нему привыкаешь. Через некоторое время вообще перестаешь замечать.

С того времени как они забрали девочку на Шефердс-буш, Кирсти не сказала ни слова, даже «здравствуйте».

А кто, собственно, мог получиться у такого отца, как Ноэль? Ширли Темпл? [32]32
  Ширли Темпл (Shirley Temple) – американская девочка-киноактриса.


[Закрыть]

Машин на дороге в это время, ночью, было мало, и скоро они съехали с магистрали на эстакаду, которая вела их к цели. «Форд-эскорт», набирая скорость, начал стонать и дребезжать.

– Господи, – сказал Ноэль, повышая голос, чтобы перекричать этот шум. – Дерьмовая машина, Пайки. Зачем ты ездишь на такой рухляди?

– Она меня вполне устраивает. Не вижу смысла покупать что-либо приличное – либо разобьешь, либо утащат.

– Тебе не стыдно такую водить?

– Она так шумит только в промежутке между сорока и шестьюдесятью километрами. Как только будет больше шестидесяти, все утихнет.

– Верится с трудом.

Пайк перестроился в скоростной ряд, обгоняя грузовик, и дребезжание прекратилось. Машина опять пошла почти бесшумно.

– Нормальный ход, – продолжал Пайк, – неплохой мотор. Маленькая, поэтому удобно парковаться. Я всегда покупаю машины такого типа, убиваю их в конец, а потом опять беру что-нибудь дешевое. Эта должна была послужить мне до отъезда в Канаду. Не вижу смысла привязываться к машине, привыкать к ней.

Пайк оглянулся на Ноэля, который рассматривал проезжающий мимо грузовик с коврами.

– Так ты собираешься мне рассказать? Или нет? – спросил он.

– Что? – Ноэль смотрел на Пайка, и тот кивнул, показав головой на заднее сиденье машины.

– Я про твой маленький лучик радости.

– Это долгая история.

– У нас уйма времени, – ответил Пайк.

– Я расскажу сокращенную версию.

– Кто мама?

– Ты ее не знаешь. Алана. Я познакомился с ней в Вегасе.

– Американка?

– Нет, из Мидлсбро.

– А что ты делал в Вегасе?

– Играл. Подумай, Пайк, каждый хоть раз в своей жизни обязательно должен потратить прорву денег в Вегасе, прежде чем умрет, разве нет? Иначе ты не жил. У меня были деньги. Мы с Чесом провернули небольшое, но замечательное дельце, правда, с душком. Оно оказалось весьма выгодным, но, в силу некоторых причин, нам пришлось на некоторое время убраться из страны и залечь на дно. Но это совсем другая история. Волшебное место эти Штаты. Мы все их исколесили. И конечно, я осел в Вегасе. Тебе надо было меня тогда видеть. Шикарный отель. Тебе сдают номер за бесценок, если думают, что ты собираешься много играть, и, знаешь, я играл как дьявол. И понеслось. Я был в списках и не имел права мошенничать. Это было потрясающе! Мой выигрыш рос быстрее, чем грибы после дождя. Меня уважали, у меня был собственный стол, где я играл в рулетку. Вот это игра! Я был мистер Бишоп. Они подавали мне машину, размещали в лучших отелях, прямо над казино. У меня были большие деньги, и их количество все росло. Вот там-то я и познакомился с Аланой. Она взяла отпуск вместе с какой-то девушкой с работы, а работала она в игорном доме. У нее были небольшие накопления. Девушки на каникулах пошли в отрыв. Я был в ее глазах крутым, Джеймсом Бондом. – Ноэль усмехнулся. – Я тогда купил себе белый костюм, самый лучший. Стильная стрижка, маникюр, сауна, солярий, массаж – тебе надо было меня тогда видеть, Пайки.

– Могу себе представить.

– Ну а Алана сходила от всего этого с ума. Сходила с ума по мне. Целую неделю. Это был лучший секс в моей жизни. В шикарном отеле, с большой ванной, пеной, золотыми кранами, шампанским, бифштексами, колой и Аланой… О, она была прекрасна. Маленькая пташка. Но отлично сложена. Красотка. Прекрасная маленькая грудь, прекрасное маленькое лицо. Северный акцент. Правда, говорили мы мало, не было нужды. Она была в отпуске и постоянно красовалась, наряжалась, словно мы герои какого-то фильма.

– Не похоже, чтоб у этой истории был хороший конец, – сказал Пайк.

– Нет. Но тогда, честно скажу тебе, моему члену казалось, что он умер и попал на небеса. Знаешь, что она сказала мне в первую ночь в спальне, в одном нижнем белье – чулки и все такое – знаешь, что она сказала?

– Даже вообразить не могу.

Ноэль наклонился к Пайку и тихо сказал:

– Она сказала: «Ноэль, ты можешь делать со мной все, что захочешь… все». Представляешь?

– Нет.

– Что значит «нет»? Она сказала, что я могу делать все.

– Например?

– Ну ты знаешь, все.

– Да, ты так и сказал. Но что, все?

– Ну… – Ноэль оглянулся назад на Кирсти, потом поставил в магнитолу кассету и сделал звук погромче. Заиграл Эннио Морриконе.

– Напряги свое воображение, черт тебя побери, Пайк. Она сказала «все». У меня член стал твердым, как скала. Я имею в виду, это самое возбуждающее, что тебе могут сказать.

– Я все равно не понимаю, – сказал Пайк. – А что ты обычно делаешь?

– Ты не можешь делать все, что угодно, с любой девушкой.

– Но что делать-то? По-моему, если ты только не извращенец, секс есть секс. И если какая-то краля говорит мне: «Можешь делать со мной, что хочешь», что я должен подумать? Что я могу убить ее, что ли?

– Нет.

– Ты же не имеешь в виду помочиться на нее или что-то в этом роде?

– Да нет же, – ответил Ноэль. – За кого ты меня принимаешь?

– Ты можешь лизать ее, разжигать, ласкать руками, быть сверху, снизу, валетом, сзади, привязывать ее к кровати… Что еще?

– Ну… все.

– Ты так и сказал. Да что это такое, твое чертово «все»?

Ноэль задумался.

– Сейчас я начинаю задумываться над этим… Я не знаю. Я только помню, что в тот момент решил, что это самые возбуждающие слова на свете.

– А когда до дела дошло, что ты вытворял?

– Я думаю, все, что ты сказал до этого…

– То есть то, что ты обычно делаешь, – терпеливо сказал Пайк.

– Наверное, да… Подожди минутку, ты пропустил «черный ход»!

– Это еще что?

– В задницу, – сказал Ноэль.

– Ты что, любитель?

– Да нет, не то чтобы. Я просто думаю, что это звучит вызывающе, знаешь. Представь, что кто-то разрешает тебе сделать так… это возбуждает.

– Так ты делал это с Аланой?

– Нет. Она не разрешила. Сказала, что это отвратительно.

Пайк расхохотался. Так он не смеялся уже очень давно. Это было заразительно, и Ноэль присоединился к нему.

– Я и не настаивал, – добавил Ноэль, потирая лысину. – Меня это особо не волновало. Но честно говорю тебе, это была лучшая неделя в моей жизни.

– И чем все кончилось?

– Я остался без денег, а Алана забеременела. Эта глупая корова не пила таблеток.

– А ты не догадался спросить?

– Она сказала, что я могу делать все, разве нет?

– Ну ты и тупица.

– Мы попытались что-то склеить, приехав в Лондон. Застряли здесь на год. Но Шеферд-буш далеко не Лас-Вегас. Здесь нет никакой магии. Она перестала следить за своей внешностью, мой белый костюм стал серым, и мы поняли, что больше не хотим видеть друг друга. Она убралась восвояси вместе с Кирсти.

– Так почему сейчас девочка у тебя?

– Полгода назад Алана появилась у меня на пороге вместе с Кирсти. Сказала, что у нее появился новый парень, он хочет создать свою собственную семью, а Кирсти ему не нужна. Так она оказалась у меня на шее. Господи! Я и не знал, как это тяжело – растить ребенка. Отвезти ее в школу, забрать из школы, купить обувь, отвести к доктору. И так без конца. Единственное, что ее оживляет, – это чертов «Гейм Бой» и «Супербратья Марио».

Пайк понятия не имел, кто такие супербратья Марио, и не собирался выяснять. Он почувствовал себя старым. Было ощущение, что он не знает, чем живет сейчас молодежь. Он безнадежно отстал. Пайк как бы выпал из времени. В Канаду? А что Канада? Страна мечты, сказочная страна из книжки.

– Ноэль.

– Что?

– По крайней мере, у тебя есть она. По крайней мере, у тебя есть, ради чего жить.

Но Ноэль просто рассмеялся.

Так они и ехали в Суиндон. Ноэль слушал музыку из фильмов и ему понравилось, даже Филипп Гласс. Наблюдая за размытыми очертаниями проносящихся огней, загипнотизированный ритмом, он увлекся.

– А это ничего, – говорил он, кивая головой. – В этом что-то есть. Просто нужно быть в таком настроении. Дидли-дидли-дидли-дидли… Неплохо.

Потом Ноэль опять утратил интерес к музыке и принялся болтать, пичкая Пайка деталями своей беспорядочной жизни. Пайк не перебивал его, радуясь, что от него не требуется принимать участие в разговоре. Он старался гнать от себя все мысли о Чесе, деньгах и всей этой неразберихе.

Ему стало казаться, что машина едет сама по себе. Временами Пайк ловил себя на мысли, что он не осознает, что делает. Он не помнил, чтобы следил за дорогой или переключал передачи, не помнил, мимо чего проезжал, словно машина ехала на автопилоте. Он потерял нить рассказа Ноэля, этой бесконечной истории о всевозможных аферах, мошенничестве, жульничестве, убытках, небольших выигрышах и больших потерях, о пьяных загулах и днях, зря потраченных на наркотики и драки… И все это время рекламная брошюрка с видами Канады незваной гостьей мелькала в его мыслях: Скалистые горы, сосновые леса, Великие озера, американские сохатые среди снегов, медведи, эскимосы, Торонто ночью, омары и старые рыбачьи баркасы, скалистое побережье, королевская конная полиция…

– Мы с тобой словно герои какого-то фильма.

Ноэль повторил это уже несколько раз, слушая музыку.

– С этой музыкой – точно как в кино.

– Неужели?

– Я сто лет в кино не ходил, – сказал Ноэль.

– А я все время хожу, – ответил Пайк.

– А как насчет футбола? Ты за это время ходил хоть раз на матч?

– Нет.

– И я давно не был. Это смешно, но уже целых два года. Когда-то я думал, что жить без футбола не смогу, а теперь…

– Я иногда смотрю его по телевизору, – сказал Пайк.

– Футбол нельзя смотреть по телевизору, он не для этого. Футбол – это живой кайф.

– Ну уж нет, – возразил Пайк. – Футбол – это страшная досада. Проиграть у себя на поле, ну, не знаю… какой-то деревенщине. Это все мои воспоминания, за исключением одной игры…

– 1991, полуфинал, «Арсенал», – встрял Ноэль, – на Уэмбли.

– Точно, – ответил Пайк.

Ноэль засмеялся и запел:

– Где твой двойной? Где твой двойной гол?

– Тот первый гол!

– Удар Газы. [33]33
  Газза (Gazza) – прозвище Пола Джона Гаскойна, знаменитого английского футболиста.


[Закрыть]

– Да. Я смотрел это по ящику. Невероятно. Даже Бэрри Дэвис поверить не мог. Когда забили первый гол, я подумал…

– Я был там, Пайки, – сказал Ноэль. – Я был там, черт меня побери. На Уэмбли. Никто не мог поверить. Мы все просто молча смотрели друг на друга… А когда забили второй гол, чтоб мне провалиться! Я никогда не забуду, как посмотрел на трибуны напротив и увидел это замершее море в красном. Это все было похоже на мечту: замершие красные и беснующиеся от восторга наши. Я будто жил ради этого момента.

– Но финал оказался испорченным, верно? – спросил Пайк.

– Да, – мрачно ответил Ноэль. – Но все равно мы победили.

– Один гол признали. Мне даже было немного жаль Клафи.

– Да, так оно и было. С тех пор я лучше ничего не видел.

Ноэль замолчал и посмотрел на Пайка.

– Эй! А ведь это здорово!

– Что?

– Обсудить игру, как в старые времена.

Теперь настал черед Пайка улыбаться. Это действительно было здорово. Он понял, что давно ничего ни с кем не обсуждал, даже такие обычные вещи, как телепередачи, фильмы, футбол, секс. Он недолюбливал Ноэля, тот вечно действовал ему на нервы. Но сейчас Дэннис был ему благодарен, он вернул его к реальности.

Для этого-то футбол и нужен – это не просто спорт, не просто двадцать два мужика, бегающих за мячом по полю – это единение с друзьями. Ты становишься частью чего-то, принадлежишь лагерю болельщиков, и вы – единое целое.

– Нам сюда, – сказал Ноэль.

– Не понял?

– Это наш съезд на Суиндон.

Они съехали с автострады, и очарование быстрой езды испарилось без следа. Поездка превратилась просто в «разгон-торможение», больше нельзя было спокойно и плавно лететь. Вот и возвращение в реальный мир. Ноэль сосредоточенно давал указания, куда ехать, а Пайк сосредоточенно вел машину.

Отец Ноэля жил в безликом современном микрорайоне, застроенном муниципальными домами. Все дома были построены в расчете на одну семью, из кирпича и с деревянной отделкой под эпоху Тюдоров, и каждый дом имел общую стену со вторым таким же.

Освещение навевало ужас: все уличные фонари были повреждены, они то зажигались, то выключались. При взгляде на дома казалось, что смотришь старый мерцающий кинофильм.

Сад перед домом превратился в помойку. Среди мешков с пустыми бутылками и поломанными остатками кресла валялась пара брошенных тележек для покупок. Лужайку давно не стригли, и она вся заросла сорняками. Собаки изрыли ее вдоль и поперек, поэтому она вся была покрыта ямами и кучками.

Ноэль сразу стал серьезным и настороженным.

– Мы зайдем через заднюю дверь, – сказал он. – Звонить смысла нет. Он, скорее всего, напился до потери сознания.

Пайк обошел за Ноэлем вокруг дома, Кирсти тащилась рядом, продолжая играть в «Гейм Бой».

Ноэль остановился:

– Еще одно. Не ходи в сад за домом.

– Почему нет?

– Просто не ходи. Поверь на слово.

– Почему я не могу ходить в сад за домом?

– Около года назад у отца засорился туалет, – со вздохом начал рассказывать Ноэль, – и он применил новый способ прочистки. Наполнил унитаз бензином и кинул туда спичку. Все взорвалось к чертовой матери.

– Господи Иисусе.

– Да уж. Теперь он срет в полиэтиленовые пакеты и выбрасывает их из окна. Поэтому не ходи в сад за домом.