Текст книги "Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга III"

Автор книги: Чак Паланик

Соавторы: Саймон Грин,Клайв Баркер,Саймон Кларк,Джон Коннолли,Дэвид Моррелл,Дэл Ховисон,Джон Литтл,Джефф Гелб,Мик Гаррис,Эрик Ред
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

И вот я сидел перед своим «Маком» с диагональю двадцать четыре дюйма, заносил пальцы над клавиатурой, словно готовясь сыграть полонез без музыки. Страх и творческая импотенция заморозили меня перед монитором, я купался в его холодном синем свете, клавиатура покорно ждала прикосновений, которых все не было, подстрекая меня выдать гениальное творение, что вернет мне и телевидению былой успех. Вернет в список востребованных специалистов, отдав на откуп Интернету обсуждение излучения мониторов, и даст мне ощутить аромат истинного успеха.

Я не был готов к такому. Психика сжалась, как член на морозе, втянулась и объявила лежачую забастовку. Меня прошиб пот от ощущения полного провала. Я не мог отвести взгляд от монитора, загипнотизированный единственным источником света в темной комнате. Плазменный экран на стене в гостиной был выключен, мой мобильный и «блекберри» молчали уже несколько дней, кинотеатр ниже по улице не предлагал ничего, кроме попкорна и банальщины. Нет, вот этому сияющему одноглазому монстру принадлежало мое будущее. Я больше не был сыном кино и не был сыном телевидения. В ту ночь, после двух актов довольно скучного существования, должен был начаться третий акт моей жизни.

Я никогда не любил этот виртуальный мир и виртуальные развлечения, но мне пришлось их принять. Если я буду кормить циклопа кровью своей души, он будет кормить меня. План первого шага уже созрел.

Пришло время создать собственный сайт. В прошлом мне незачем было таким заниматься, мне вполне хватало страниц на Фейсбуке и Майспейсе, и даже будь у меня сайт, кому он был бы интересен? Кроме моей матери, которая не выходила из дома и не узнала бы меня, даже стой я у нее перед глазами. К тому же она никогда в жизни не пользовалась компьютером. Разве что те, кто захочет меня подразнить, пройдутся по поводу гнилого дизайна… Если вообще захотят утруждаться. У Тайлера Спэрроу не было фанатов, жаждущих новостей о его работе.

Я кликнул на GoDaddy на моей домашней странице в Yahoo! и зарегистрировал TylersThirdAct.com, пока меня не опередили. Потом накачал инструкций по созданию сайтов и собрал из шаблонов нечто вполне приятное. Залил фотографии важных этапов моей жизни, скриншоты сериалов, над которыми я работал, а также нескольких третьесортных актрис, с которыми я когда-то встречался, и создал план.

Давным-давно я понял, что большую часть интернет-пользователей привлекает темная сторона жизни, вкус запретного плода, все, что в нормальном цивилизованном обществе не принимали или подвергали цензуре, будь то фотографии секса знаменитой, но бездарной актрисы с ее бойфрендом из знаменитой рок-группы или расстрел заложников на Среднем Востоке. Мир жаждал крови, исходил слюной от крайне неаппетитных вещей, и коллективный желудок начинал недовольно бурчать, если ему не скармливали очередной скандал или чернуху. В мире, где жизнь ценится дешево, а святость и благопристойность давно забыты, я собирался назначить себя на должность директора человеческого зоопарка… Настало время кормления.

Пролистав местные «Желтые страницы», я вышел из пустоты и темноты своей скромной обители на Сан-Фернандо-вэлли под испепеляющее яркое солнце, которое с непривычки полностью ослепило меня. Потребовалось несколько минут, чтобы мозг справился с потоком света и снова начал воспринимать окружающее. Когда мир опять приобрел цвета, я забрался в свой «бимер» и двинулся за покупками.

Одно из преимуществ отсутствия работы: на дороге почти не было машин, когда я добирался по Колдуотер-Каньон от Вэлли до Басин. Бульвар Пико был набит желающими перекусить в обеденный перерыв, толпы ютились у многочисленных забегаловок, прореженных станциями техобслуживания, букинистическими магазинами, поблекшими вывесками о продаже текстиля и магазинами медицинского оборудования. Я припарковался, заплатив за стоянку оставшейся в карманах мелочью, осмотрелся и понял, что среди медицинского оборудования я нужной мне вещи не найду, мне нужны хирургические инструменты. Впрочем, с тем же успехом подошли бы садовые, но как человек кино (ладно, ладно, телевидения), я очень большое значение придавал визуальной составляющей. Обычно подобные магазины работали исключительно с профессионалами, но после нескольких часов поисков и нескольких тройных соевых латте-эспрессо я добрел по бульвару до темного, пыльного и заросшего паутиной маленького логова, которое предлагало все, что я хотел, и даже больше.

По сравнению с окружающими Серебряными Элитными Хирургическими, магазинчик был, мягко говоря, мрачным и занюханным, зато выставка скальпелей, блестящих голодным блеском, пил и других приспособлений для нарезания плоти была безукоризненна. От их вида замирало сердце, настолько великолепный вызов они бросали взгляду, эти жуткие творения братьев Мэнтл из «Связанных насмерть». Я стоял в одиночестве посреди сумеречного, пустого на первый взгляд магазина и чувствовал, как театральную неподвижность тревожит внезапный шорох подошв по темному полу.

– Я могу вам помочь? – прошелестел голос, практически неотличимый от дыхания.

Я поднял глаза, затем снова опустил и увидел владельца магазина, сморщенного коротышку, сгорбившегося подвесом своей неопределимой древности. Его глаза под практически незаметными бровями поражали ледяной голубизной с молочными наплывами катаракты. Под глазами наливались впечатляющие темные мешки, оттягивая нижние веки. Кожа головы, испещренная пигментными пятнами от старости, сохранила несколько прядок пуха, который когда-то был волосами, и эти прядки были напомажены и зализаны на впечатляющую лысину. Он был сгорблен, как хрупкая копия Квазимодо, как вопросительный знак. На удивление заботливая улыбка была беззубой.

– Мне нужно несколько хирургических инструментов, – сказал я ему.

– Логично, раз уж вы пришли в магазин хирургических инструментов. – Саркастичная реплика сопровождалась такой заискивающей улыбкой, что я ничуть не обиделся. – Вы представитель профессии?

– Надеюсь скоро стать.

– Ах! Студент.

– Именно. Студент. – Я остановился у выставочного шкафа, глядя на инструменты, хищно поблескивающие в профессионально поставленном свете. – Вот эти чудесны.

– Благодарю. Я делаю их с момента нашего открытия в 1948 году.

– Подождите-ка… Вы сами делаете все эти инструменты?

Он снова улыбнулся, и если бы в его кровеносной системе осталось что-то со времен палеолита, то покраснел бы.

– Лучшие в мире, если вы простите мне грех гордыни. – Он внимательно смотрел на меня, но я сомневался, что он меня узнает, если увидит в следующий раз. – Что же вам нужно?

– Мне нужно несколько скальпелей и кусачки.

– Для ребер или поменьше?

– Э-э… пальцевые… для рук и ног.

– Похоже, у вас весьма специфичная специализация, – сказал он, растягивая гласные.

Я не ответил, старичок подошел к шкафу и достал два великолепных блестящих скальпеля и кусачки, которые идеально ложились в руку. Настоящее произведение искусства, так я ему и сказал.

– Вы вскружите мне голову, – ответил он. – Так эти подойдут?

– Идеально. Сколько я за них должен?

– Давайте посмотрим, за эти, э-э-э, две тысячи восемьсот пятьдесят долларов.

– Ничего себе! Я не знал, что они так дорого стоят!

Он посмотрел на меня с тенью любопытства.

– Это не хирургическая сталь, молодой человек. Они отлиты из чистого серебра. Самый чистый срез в нашей индустрии. У качества своя цена. Я на этом не наживаюсь, знаете ли. – Я не знал, что сказать, поэтому просто молчал. Он уставился на меня, прищурившись, и морщины на его лице собрались в узел. – Что ж, вы же студент. Могу сбросить до двух с половиной тысяч, и все будут счастливы.

Да, кроме меня.

– Конечно, я могу отправить вас в магазин с доставкой по почте, где те же инструменты вы получите из третьих рук и после многократного использования. Ваше удостоверение студента и медицинские карточки позволят получить скидку, так ведь?

Что ж, деньги для меня вскоре не будут так уж критичны, подумал я. Да и остатки моих сбережений не принесут пользы, болтаясь на дне постепенно пустеющего банковского счета, ведь так? «Виза» могла покрыть мои текущие расходы, а дьявол со временем своего не упустит.

– Вы принимаете карточки?

Он вздохнул:

– Мы живем в пластиковом мире, это разбивает мне сердце.

Взяв мою карточку, он провел ею по ручному сканеру, нацарапал сумму и протянул мне чек для подписи. Я расписался, глядя, как он заворачивает свое творчество в элегантный черный бархат. Становилось ясно, что деньги потрачены не зря. Завершив транзакцию, я взял завернутые в бархат инструменты и пожал его удивительно мягкую руку, протянутую мне на прощание.

Вернувшись в свою скромную обитель на Шерман Окс, я сел перед «Маком» и начал искать сайты, которые дали бы мне самый быстрый доступ к любителям кровавых развлечений. И разместил там свое объявление о «продаже невинности» с подписью под фотографией: «Хотите кусок свежего мяса? В 22:00 по тихоокеанскому летнему времени, в этот четверг, я начну отрезать части своего тела перед веб-камерой. Первый просмотр на TylersThirdAct.com бесплатно!»

Я перенастроил PayPal так, чтобы деньги шли на обеспечение дома, принадлежащего моей маразматичной матери, в надежде слегка очистить совесть осознанием того, что остаток своей невменяемой жизни она проведет в достатке и комфорте. Я оплатил несколько рекламных баннеров на Фангории, Блади-Дисгастинг, Шок до Упаду, Horror.com, Дрэд Централ, Arrow Through the Head – всех хоррор-сайтах, – не исключая и безвкусный TMZ. Как выяснилось, это было прозорливым и оправданным шагом. Как только реклама пошла в сеть, буквально через считаные часы Yahoo! и Google подхватили историю и связали ее с моим сайтом, новости пошли в массы. Когда за них ухватилась CNN, хаос было уже не остановить. Все, естественно, считали сообщение фальшивкой, с чего бы им думать иначе? Но это никому не мешало щелкать по ссылке. Я сделал все возможное, чтобы сохранить свое конституционное право на неприкосновенность частной жизни, поэтому выследить меня до того, как я буду готов, никто не мог. Счетчик посещений сайта показывал сотни, потом тысячи… а ведь была еще только суббота!

Через пять дней я был полностью готов начать саморазрушение, сделать свой личный вклад в мировую культуру, плеснуть кровью ягненка в мониторы львов. Кровь, пот и самопожертвование являлись основой успеха в Голливуде, если верить многочисленным книгам по актерскому мастерству. Но я готов поспорить, что Сиду Филду не хватило бы смелости, внутренней решимости раскрыть себя на экране так, как это собирался сделать я.

Меня не беспокоила законность моей деятельности. Наверное, существуют законы против самоубийств… Фишка в том, что стоит преступнику преуспеть, и наказать его становится весьма проблематично. Я же собирался всего лишь довести современный примитивизм и художественное шрамирование до нового, лично выбранного уровня. Это было художественное самовыражение, мать его!

Если вы заходили на сайт до того судьбоносного четверга, вас встречал небольшой хоровод фотографий из моей жизни вплоть до указанной даты, а затем полноэкранное изображение моего лица и рук в виде стрелок на циферблате, отсчитывающих часы, минуты и секунды до первого отсечения. Под моим улыбающимся лицом календарь отсчитывал дни. Кроме этого, не было ничего лишнего, только та же надпись, что и на рекламе. В правом верхнем углу находилась кнопка, которую следовало нажать, чтобы присоединиться к просмотру, стоимостью 100 долларов и с оплатой исключительно по PayPal; внести эту сумму можно было только до момента первой трансляции. Первая ампутация, как и говорилось в рекламе, была бесплатной, но если кто-то хотел увидеть больше, то ему следовало развязать кошелек. За все нужно платить, особенно за мои серебряные инструменты. Виртуальная трансляция предполагалась исключительно в режиме прямого эфира, никаких записей, никаких повторов. Я знал, конечно, что некоторые хакеры способны записать и переслать мое выступление на другие ресурсы, но все же предполагал, что в мире достаточно изголодавшейся по мертвечине публики, которую моя приманка заставит платить. Сайт был односторонний, чистый и элегантный, ни блога, ни обновлений и комментариев к моей галерее. Меня не интересовало их мнение. Это моя жизнь, и я сделаю с ней, что хочу.

Четверг казался мне бесконечным, как ожидание поезда. В животе все бурлило от предвкушения, поэтому есть я не мог. Я пытался сходить в кино, просто чтобы выбраться из крошечной квартиры и скоротать время до подъема занавеса. Но ни на чем не мог сосредоточиться. Кинотеатр гудел от дневных посетителей – в основном стариков и безработных из Голливуда, – и, когда я проходил мимо, затылок мне жгли взгляды узнавших меня. Меня провожали глазами от самой парковки… если только это не натянутые нервы и не паранойя дышали мне сзади в шею, что тоже вполне возможно. В реальном мире я был, как всегда, бесполезен, поэтому пришлось вернуться в «бимер» и быстро, слишком быстро оказаться у своей квартиры на Вэллейхарт-Драйв.

Квартира, пыльная и тесная, душила меня одним своим видом. К тому же кондиционер был сломан – снова, – поэтому пришлось открыть окно, и в комнату рванулся дым вперемешку с жарой, вонью и пылью. В общем, все, что заменяло в долине Сан-Фернандо обычный воздух.

Я повесил пурпурную бархатную занавеску за спинкой своего «Aeron Chair», стоявшего перед компьютером, поправил художественную подсветку. Одну из ламп я разместил прямо над креслом, чтобы оказаться в конусе света. Для большего креативного эффекта я добавил подсветку и сбоку. Мне не хотелось, чтобы публика упустила самые выразительные детали. Хрустальная ваза, которая к моменту начала шоу заполнится льдом, стояла на столе возле шприца для подкожных инъекций и ряда бутылок с алкоголем, анестетиком и антисептиком. В конце ряда инструментов разогревался гриль для сэндвичей от Джорджа Формана. А рядом с ним, чтобы придать мне решимости и силы, стояла высокая бутылка пока не открытого «Джека Дениэлса», а также чистый высокий стакан.

Осталось только ждать назначенных десяти часов и моей первой главной роли.

Я пропылесосил квартиру, вымыл посуду, вынес мусор, помыл окна, выставил купленные за последние несколько недель DVD в алфавитном порядке, сделал смузи, который так и не смог выпить, принял душ, побрился, поменял постельное белье и застелил кровать, включил CNN, протер плазму, проверил сообщения (ноль), вымыл блендер, попытался глотнуть смузи и посмотрел на часы.

Стрелки еще не подползли к пяти.

И я отправился бродить по Интернету, вышел на YouTube, заработал тошноту от любительских подделок, посредственной музыки, кричаще демократичных и почти бездарных культурных выкидышей немытых и безработных, и мой желудок взвыл, протестуя. Я перешел к более мрачным сайтам, тем, что предлагали видео, на которых террористы расстреливали или пытали заложников, но не смог заставить себя смотреть. Мой желудок не перенес бы подобных зрелищ. Дайте мне тело из латексной пены и кровь из клюквенного сиропа, и я посмеюсь, но покажите мне реальность, и я вполне могу рухнуть в обморок. Так что сегодня меня ждал настоящий вызов.

Я проверил счетчики: более полумиллиона посетителей побывало на моем сайте! К тому же у меня появилось пятнадцать сотен платных подписчиков – 150 000 баксов! – и после сегодняшнего показа эта цифра должна была еще вырасти! Я мог бы сейчас бросить все и оставить их с носом, но дело было не в деньгах для моей невменяемой матушки и даже не для меня. Смысл моей жизни зависел от этого выступления.

До начала представления оставалось полчаса. Я переоделся: в хороший костюм и вручную раскрашенный аргентинский галстук, который приобрел в Буэнос-Айресе во время последней поездки туда. На пальцах не было украшений – важная деталь для сегодняшнего выхода. В последний раз проведя пальцами по своим редеющим волосам, я поправил галстук и сел перёд экраном, отсчитывая секунды до включения камеры.

И вот наконец второй акт жизни Тайлера Спэрроу постепенно погрузился во тьму, и в последний раз я напечатал «из затемнения». Мой третий акт начался.

К тому времени как веб-камера включилась, онлайн уже ожидали примерно девяносто тысяч жаждущих подписчиков. Я ненавидел их за их похоть, отсутствие вкуса, примитивные инстинкты, безмозглую, бессмысленную, бессюжетную жизнь и вампирскую жажду моей крови. Но мне и не нужно было их любить или даже уважать. Я мог презирать их, плевать им в лицо и все же следовать по пути моей судьбы.

Я не говорил. Не играл. Мое лицо (надеюсь, бесстрастное, незаинтересованное, лишенное выражения) смотрело на меня с экрана, когда я взял шприц и наполнил его лидокаином, а потом вколол иглу у основания мизинца левой руки и нажал на поршень. Продолжая уколы обезболивающего через равные промежутки на дрожащем пальце, я использовал все лекарство и погрузил мизинец в вазу со льдом. А потом ждал, когда анестезия подействует, и не моргая смотрел в объектив камеры. Прямо в глаза моей голодной аудитории. Протерев кусачки спиртом и мягкой тканью, я показал их публике: мрачную серебряную усмешку. Вся левая кисть к этому времени отнялась, я не чувствовал ее, как не чувствовал своего сердца, что означало: момент уже близок.

Ни слов, ни музыки. Немая драма в чистейшей из форм.

Я поднял потерявшую чувствительность руку, и она задрожала от нервного предвкушения. Во рту пересохло, я постоянно сглатывал, пытаясь избавиться от забившей глотку невидимой ваты. Растопырив пальцы перед камерой, я поднял ждущие кусачки правой рукой, которая тоже предала меня и мелко дрожала. Я сглотнул, подвел серебряный инструмент ближе, распахнул его жадные челюсти. Испарина давно уже стала потом и теперь стекала с бровей мне в глаза, отчего их дико жгло. Игнорируя это, я подвел кусачки еще ближе. Сейчас или никогда – жар гриля уже опалял мою правую щеку.

Я глубоко вдохнул и…

Щелк!

С первой попытки челюсти кусачек прошли через плоть и кость, и мой недооцененный мизинец упал на маленькую подушечку из белого шелка, которую я положил перед собой на столе. И застыл в алой короне моей крови, которая продолжала хлестать из новообразовавшегося обрубка на самом краешке моей левой руки.

Шок окутал меня своим покрывалом, боли не было, только все ускоряющаяся пульсация разогнавшегося сердца. Я поднял руку, чтобы доказать жаждущей публике, что все реально, и ткнул обрубок в маленький гриль, после чего поток крови сменился шипением. Рефлекторно завопив, я подавился от запаха собственного горелого мяса, проглотил двойную дозу «Джека Дениэлса», сунул руку в вазу со льдом и выключил камеру.

Я выключил свет и сидел в темноте, не в силах справиться с дрожью, которая охватила все мое тело. Руки дрожали сильнее всего, а сердце явно стремилось улететь на Луну. Миссия выполнена… Первая глава, по крайней мере. Я глубоко, судорожно дышал, пытаясь успокоить свой пульс. Пот окутал все тело, холодный и скользкий, и мне пришлось прилечь на диван. Но боли все еще не было, хоть я и знал, что она обязательно придет. Влияние алкоголя и обезболивающего оглушили меня, и все же обрубок пульсировал в такт сердцу и, казалось, увеличивался в размерах. Я протер его антисептиком и осторожно обернул сначала бинтом, а затем пластырем.

И лежал, глядя в дырявый потолок, глубоко дыша и ничуть не сожалея о своем утраченном пальце. Я просто пытался справиться с паникой, охватившей мое тело. Успокойся, приятель, все закончилось, все будет хорошо, ты справился, просто дыши, медленнее, еще медленнее…

Это сработало, зрение начало фокусироваться, мозг справился с вонью моего горелого мяса, сердце постепенно замедлилось до ритма обычного бега. Еще глоток прямо из горлышка старины Джека, и я почти мог нормально функционировать. А когда сумел снова подняться на ноги, вернулся к манящему глазу «Мака» и вывел его из спячки.

Больше миллиона шестисот тысяч посетителей присоединились ко мне после этой маленькой анатомической демонстрации… и больше двух тысяч заплатили за привилегированный статус! Что привело меня к осознанию: за то, что я только что отрезал себе палец, мне заплатили больше, чем я получал за сценарии. Я поразмыслил немного, пытаясь как-то осознать перспективу. Но все же я и так доказал невозможное.

Стены квартиры снова начали на меня давить, угрожая буквально уничтожить, и мне пришлось выбраться на улицу. Доковыляв до парковки, я забрался в «бимер», неуклюже вывел его на улицу и направил по Колдуотер-Каньон. Ночь была необычно холодной, а уличное движение необычно редким. На пересечении Колдуотер и Малхолланд-Драйв я резко свернул на парковку Tree People и вышел в последний оазис природы, оставшийся в центре Лос-Анджелеса. Парк был уже закрыт, но я пробрался по дубовой аллее мимо куч собачьего дерьма до чистой полянки. Передо мной раскинулась долина Сан-Фернандо, старая ведьма, давящаяся последними попытками вздохнуть. Башня NBC/Universal царила над ландшафтом, черный обелиск мужества; огоньки подмигивали мне, бульвар Кахуенга, ведущий к Голливуду, задыхался от машин, как всегда. Город лежал передо мной, мертвый и распластанный, как вскрытый труп на железном столе, выставленный на всеобщее обозрение. Я видел, как разлагается этот город, и знал, что разложение заразно. Часть меня отрезана, мой будущий путь и следующий шаг ясны. Я чувствовал себя просветленным, радостным и уставшим, как на выходе из спортзала. Сетевые пираньи год за годом отхватывали от меня бескровные куски, теперь моя судьба снова в моих разнопалых руках. Небо Южной Калифорнии обняло и убаюкало меня.

– Роджер, нет!

Проснулся я внезапно, и разбудил меня поток горячей жидкости. Мохнатым будильником оказался джек-рассел-терьер, облегчившийся мне на голову под вопль перепуганной хозяйки – сто с лишним килограмм трясущегося жира в упаковке самого дорогого костюма для йоги.

– Нет! Роджер, плохой пес! А ну иди сюда!

Я встал, покачиваясь от похмелья, с моего лица потекла моча Роджера, а память неохотно сообщила, где я и как здесь оказался.

– Господи, мне так жаль!

Она с топотом гонялась по земляной дорожке за мелким терьером, который водил ее кругами, с легкостью уворачиваясь от рук и хохоча во все горло на свой собачий манер. Я стоял, покачиваясь, и таращил налитые кровью глаза на женщину, протягивающую мне полотенце, висевшее у нее на шее. «Роджер!» И убегает вслед за своим мохнатым мешком с мочой, чтобы так и не вернуться. Я вытер с лица собачью метку, чувствуя себя невероятно униженным, и меня вырвало на землю.

А потом я забрался в «бимер» и присоединился к другим машинам, с плотностью сардин в банке набившимся на единственную дорогу в долину. В час пик на Колдуотер обычно было не протолкнуться, но у меня же не было причин спешить домой? Как оказалось, были.

Когда я приехал, дома на Вэллей-Виста были заблокированы фургонами прессы. Команды новостей жужжали от кофе и аромата скандала. Я припарковался, и меня тут же поглотил водоворот жадных камер и гладких, бесполых, как Барби и Кены, новостных мартышек. Каждый совал мне в лицо свой фаллический микрофон, пытаясь изнасиловать раньше других. Они кричали на меня, размахивали диктофонами и требовали содействия. Я был совершенно не в духе для такой спонтанной пресс-конференции, поэтому грубо протолкался сквозь толпу и запер за собой фанерную дверь своей квартиры. Кто же знал, что меня так легко обнаружат?

Ничего подобного я не ожидал.

У меня мелькала мысль о карьере артиста, но я слишком привык к относительному комфорту анонимности и не собирался превращаться в безмозглого хомячка в колесе развлечений. Теперь, когда на меня были направлены прожектора, я искал тени. Так вот что нужно было, чтобы привлечь их внимание? Всего лишь моя кровь? Господи, ребята, ну и просты же вы.

Тонкая дверь и окно без двойного стеклопакета почти не заглушали рева одержимых служителей таблоидов, но я задернул занавески и набросил цепочку, чтобы спрятаться в утешительном сиянии «Мака».

Он проснулся по щелчку и выдал мне список десятков неожиданных е-мейлов, в основном с неизвестных адресов, и в этом потоке почти не было спама от «Виагры». Наверное, выследить меня было не так уж сложно, мой адрес был tylersparrow@ ymail.com. Автоответчик мигал кнопкой «полон». Одинокая машинка захлебнулась от неожиданного потока популярности. Меня выбрали Королем Выпускного Бала! Ценой одного относительно бесполезного пальца (не считая нажатия клавиш «Ф», «Я» или «И», он все равно болтался без дела).

Телефон продолжал звонить, в дверь продолжали стучать, но я отгородился от всего. Выдернул шнур телефона, выключил мобильный и игнорировал стук и вопли, пока последнему из пришельцев не надоело.

Я сидел за компьютером и пролистывал сообщения, забыв о грязной голове и чувствуя, как остатки алкоголя проступают на коже с потом. Большая часть писем пришла от восхищенных придурков, несколько христианских фундаменталистов изрыгали пламя и серу, репортеры газет и интернет-изданий жаждали процитировать «Сумасшедшего резчика», несколько друзей и бывших коллег с разных мест работы приглашали выпить кофе и поговорить. У меня не было родных, кроме матери, поэтому поддержки и сочувствия я не дождался ни от кого. Все снова чего-то от меня хотели. Именно поэтому я и занялся тем, что сделал.

Я открыл свой сайт и взглянул на счетчик. Пять тысяч человек перечислили деньги за то, чтобы продлить доступ! Сегодняшнее представление должно было стать важным вторым шагом. Пришло время наращивать аудиторию, заставить их раскрыть глаза и кошельки, поддерживать ажиотаж, подать второе блюдо их виртуального пира.

Дзинь!

Компьютер предупредил меня о приходе нового сообщения, и я вернулся к почте, чтобы увидеть новую строку поверх просмотренных. Новое письмо было с прикрепленным файлом. Меня привлек адрес: [email protected] – частьменянаобед… Определенно родственная душа.

Я щелкнул по письму. Прикрепленным оказалось фото молодой женщины, довольно привлекательной, но ничуть не похожей на штампованных голливудских девиц: ни высветленных волос, ни силиконовых грудей, со слегка кривыми, несовершенными зубами. У нее были темные коротко стриженные волосы, очки, почти безупречная кожа, а лицо и тело таили скрытое обещание, которое с первого взгляда сложно было понять. И пусть это было всего лишь неподвижное фото, оно выглядело так, словно его сняли лично, тайно, не ретушировали, и поэтому оно рождало чувство какой-то личной, очень близкой симпатии. Ее золотые глаза смотрели прямо в камеру, словно не позволяя мне не восхититься ею.

Сообщение было простым: «Я восхищаюсь тем, что ты делаешь. Хочешь устроить видеочат? Салли».

Я смотрел на ее фото, оно смотрело на меня в ответ. Было в ней что-то от Моны Лизы. Намек на улыбку, тайная ниточка, тянущаяся от нее ко мне, или же это просто насмешка? Я не был готов сейчас шутить, слишком уязвимым я себя чувствовал. Чем конкретно она восхищалась?

Я рассматривал ее непроницаемое лицо.

Какого черта? Сколько привлекательных девушек сами искали со мной встречи? Моя жизнь превратилась в колоду карт на ветру, не было ни порядка, ни времени, ни планов (если не считать сегодняшних 10:00) – ничего. Так что я кликнул на «Ответить» и набрал:

«Конечно, давай поговорим. Где ты живешь? В ЛА? И когда будешь у веб-камеры?»

Ответ пришел тут же.

«Ты меня просто ошеломил прошлой ночью. Я в Охай, но кажется, что намного ближе. А ты сейчас возле камеры?»

Мое сердце загрохотало. Я вонял, от меня разило собачьей мочой и алкогольной рвотой.

«Дай мне полчаса», – напечатал я.

Наплевав на растушую гору е-мейлов вкупе с красным подмигиванием автоответчика, я юркнул в ванную и вскоре уже постанывал от удовольствия под упругими струями горячего душа. Оживленный, если не обновленный, я высушился и постарался придать себе более или менее презентабельный вид, прежде чем сесть за компьютер. Я глубоко и медленно подышал, пытаясь успокоить сердцебиение, а затем вбил адрес ее чата и активировал свой.

Ее лицо возникло на экране, она смотрела прямо мне в глаза. И она действительно была милой.

– Тайлер. Поверить не могу, что это ты!

Голос у нее оказался хриплым, густым, соблазнительным. И, Господи… Она не могла поверить, что это я!

– Да, это я, – сказал я в ответ. – И тоже не могу поверить, что это ты.

Она улыбнулась, я ответил. Мое сердце принадлежало ей с первого движения ее губ.

– Ты прекрасен, – сказала она.

– Ты, видимо, давно не смотрела в зеркало, – ответил я. – Ты видела вчерашнюю трансляцию, Салли?

– Да. Ты очень храбрый. И зрелище вышло сильное. – Она прикусила нижнюю губу и продолжила: – Оно… возбудило меня.

Это было очевидно, она дышала чаще и глубже, а ее лицо порозовело от внезапной страсти. Что ее возбудило – отрезание пальца? Во что я ввязался?

– Не знаю, что на это ответить.

Она смотрела прямо в камеру… Прямо в мои глаза.

– А тебя оно возбудило? – спросила она.

Хм-м-м. Честно говоря, я даже не задумывался об эротических возможностях моих ампутаций. Меня не заводила боль, мясо никогда не являлось атрибутом сексуальной стимуляции, даже в мечтах. Мои предпочтения в этой области оказались вполне католическими. Внезапно я почувствовал смущение и стыд, но ни за что не признался бы в этом своей странной собеседнице.

– Ну, – осторожно начал я, – не в тот момент.

Она казалась разочарованной, что разочаровало меня. Я не хотел ее упускать.

– Ох, – кратко отозвалась она.

В дверь снова заколотили, но для них меня не было дома.

– Ты один? – спросила она.

– Да.

– И ты живешь один?

– Да. А что насчет тебя?

– Совершенно одна. – Снова долгая пауза, затем: – А ты одинок?

Вопрос застал меня врасплох. Тяжелый мрачный мяч одиночества начал разбухать в груди, и я понял, что не выдержу его веса. Мои губы зашевелились, но я не мог издать ни звука. Я лишь почувствовал, как отражается в глазах моя ни разу не выраженная печаль. Одинок? Был ли я одинок? Я не замечал одиночества… до сих пор. Ее лицо, совершенно спокойное, смотрело на меня без осуждения, и я дернулся от унижения под ее взглядом. Она терпеливо ждала ответа, и я понял, что именно ей могу сказать правду.

– Да, кажется, я одинок.

Она кивнула:

– Я тоже.

Не может такая красивая и милая молодая женщина быть одинокой, подумал я и тут же сказал об этом вслух.

– Мир переполнен, – ответила она, – но мне в нем нет места.

Я знал, что она чувствует, и мне не нужно было об этом говорить.

– Покажи мне свою руку, – сказала она.

Я протянул ее к камере.

– Можешь снять повязку?

– Ты правда этого хочешь?

– Да, хочу.

От ее жадного взгляда я заерзал, пряча эрекцию под столешницей, и медленно снял бинты, открывая свежую красную рану. Она ахнула.