Текст книги "Радикал рок-н-ролла: жизнь и таинственная смерть Дина Рида"

Глава 12. Надлом

«Сеньор Рид, вы арестованы. Следуйте за мной».

В 1971 году для Дина Рида эта фраза звучала заезжено, в особенности произносимая его давними «приятелями» из аргентинской секретной полиции. Арест не явился для Рида полной неожиданностью, хотя это обращение на улице среди белого дня, всего через два часа после его пресс-конференции, слегка удивило. Набор из четырех или пяти полицейских агентов, окруживших его на тротуаре, ничем не отличался от предыдущих, и пока еще Рид не был сильно встревожен. Он уже столько раз подвергался арестам, и большинство его задержаний заканчивались несколькими часами протокольных допросов с последующим выпроваживанием вон из страны, как правило, на ближайшем самолете.

Но осознание того, что на этот раз все пойдет по-другому, пришло к нему очень быстро. Вместо отправки в ближайший полицейский участок, его отвезли в тюрьму Вилья Девото, расположенную в центральном квартале Буэнос-Айреса. Сотрудники секретной полиции, принявшие Рида в тюрьме, взяли у него отпечатки пальцев, сфотографировали, заставили облачиться в тюремную робу и посадили в клетку под замок. Публичных записей его ареста произведено не было, как не было предъявлено и каких-либо официальных обвинений. Дин Рид исчез.

За решетками Вилья Девото томились несколько политзаключенных, но в основном тюремные камеры наполняли убийцы, насильники, воры и прочие преступники, жертвами которых обычно становились порядочные люди Аргентины. По всей видимости, аргентинский диктатор, генерал Хуан Карлос Онганиа возложил надежды на то, что уголовники, всячески унижая Рида, превратят его жизнь в ад. В тюремный блок Рида сопроводил какой-то полковник.

– Теперь мы должны вас подстричь, – сказал полковник. – Этим у нас занимаются другие заключенные, в тюремной парикмахерской.

В то время как они проходили мимо камер, заключенные поднимали рев.

– Дин Рид, Дин Рид. Дайте его нам!

Гомосексуализм в Аргентине приравнивался к преступным деяниям, а Рида вели по тюремному блоку, в котором отбывали наказание приблизительно сорок геев. Они узнавали поющую знаменитость и бурно выказывали желание заиметь красивого американца на своей территории. Их неистовые вопли страшили, Рид был поражен.

– Отправишься к ним, если будешь вести себя плохо, – сказал Риду полковник.[179]179
  «Теперь нам нужно подстричь ваши волосы…» – документальный фильм «Американский бунтарь».


[Закрыть]

Возможно, с потрясением, испытанном в том блоке, певцу удалось справиться легче, чем с последствиями посещения тюремной парикмахерской. Заключенный, орудовавший похожими на кусачки ножницами, проделал ужасную работу. Пышные и ухоженные волосы Рида всегда были опрятно уложены в прическу. Уголовник небрежной рукой вырезал большие пучки волос с одной стороны и оставлял с другой, не заботясь о том, на что это будет похоже в итоге. Когда дело было сделано, волосы оказались подстрижены практически по-военному коротко, но неровно, и выглядели всклокоченными. Когда американец взглянул на себя в зеркало, он судорожно сглотнул. Значительная часть силы Рида, как у ветхозаветного Самсона, заключалась в его волосах. Он был тщеславным человеком и знал, что его успех напрямую связан с привлекательной внешностью, немаловажную часть которой составляли локоны, подчеркивавшие красоту его лица. Красота заставляла мужчин переходить на его сторону, а женщин– оказываться в его постели. Теперь все было испорчено. Также как повержены его стойкость и уверенность в себе.

Остальные заключенные отнеслись к Риду дружелюбно. Большинству из них хотелось просто познакомиться со знаменитостью и поболтать с ним. Так что руководству страны в лице его тюремных представителей пришлось прибегнуть к другим средствам своей диспозиции, направленной на уничижение этого американца. Питание Рида было скудным: лишь чай с куском хлеба на обед и фасолевый суп на ужин. На кухне вовсе не заботились о санитарии, и в супе часто обнаруживались различные насекомые. Еда, не обеспечивая необходимыми калориями, часто причиняла расстройство желудка или в другой раз вызывала рвоту. А тюремные туалеты отнюдь не напоминали белые фарфоровые унитазы с проточной водой, они более походили на ночные горшки, которые никто не спешил вычищать, и их запах только усугублял состояние слабого желудка Рида.[180]180
  «На кухне не заботились…» – интервью Патриции Рид Уилсон, 18 августа 1998 г.


[Закрыть]

Вечера поздней осени были холодными, отсутствующие оконные стекла впускали мороз в помещение, вдобавок к сквознякам, пронизывающим его тонкое одеяло. Теперь Рид переносит страдания по воле других людей. Так же, как сейчас, над ним издевались только один раз в жизни, когда ему было 10 лет и он был отправлен на учебу в военную школу Колорадо. Дрожа от холода в камере, Рид вспомнил то время.

Военная униформа, которую носили мальчики-кадеты, отнюдь не означала одновременной драпировки их дисциплиной, как на то надеялись родители ребят. Мужчины-учителя, стоявшие перед классом, обладали достаточной силой, чтобы держать внимание учеников, путем угроз, отдельного шлепка или удара кулаком. Учителя-женщины не вызывали таких опасений, и в тот день во время урока несколько ребят с задних парт принялись разговаривать. В то время как учительница, которая работала вместе с отцом Рида, пыталась утихомирить одних учеников, заговорили уже другие, и один из них бросил в учителя смоченный во рту бумажный шарик. Поведение одноклассников возмутило Рида. Он поднялся, прошел к учительскому месту и обратился к классу:

– Эй, заткнитесь и дайте ей продолжить урок, – крикнул Дин.

– Сам заткнись, Рид. Вот учительский любимчик.

– А вы реально куча жестких пацанов, которые выбирают своей мишенью женщину. Вы не бросаете эту дрянь в мужчин.

– Мы достаточно жесткие, чтобы позаботиться о тебе, Рид.

– Ребята, довольно, – сказала учительница, наконец обретая контроль над классом. – Дин, пожалуйста, займи свое место. А все остальные, обратите свое внимание опять на доску.

Раздраженное выступление Рида застало его одноклассников врасплох, и этого оказалось достаточно для того, чтобы власть вновь перешла к учителю. К тому моменту парни уже успели возненавидеть Дина и его брата Дейла за то, что они являлись «дневными учениками» – детьми, чьи родители позволяли им каждый вечер приходить домой, в то время как большинство ребят, по-видимому, забытые своими мамами и папами, были вынуждены оставаться в казармах. Теперь они держали за пазухой еще один камень для «приходящего», который выпал из их рядов и перешел на сторону администрации. Это было преступлением, и они не собирались оставлять его безнаказанным. Курсанты собрались в казарме и разработали план отмщения. Несколько дней спустя они выполнили свое обещание «позаботиться» о Риде. Заманив мальчишку в свой спальный корпус, они стянули с него штаны и плеснули разъедающей жидкостью на его ягодицы. Кислота сожгла кожу, вызвав образование болезненных пузырей. Дин не мог нормально ходить и сидеть в течение нескольких дней.[181]181
  Военная униформа, которую надели… – диалог создан автором, на основе интервью Дейла Рида, 6 октября 1995 г.


[Закрыть]

Рид содрогнулся от этих воспоминаний. Он справился тогда, справится и сейчас. Однако его стойкость и уверенность в себе постепенно теряли силу.

Все начиналось благополучно, когда он в феврале вновь совершил длительный перелет из Рима до Сантьяго-де-Чили. Правительство Альенде первый год находилось у власти. Теперь для Рида эталоном служила Республика Чили, с ее президентом-марксистом, предпринимающим попытки реформирования правительства и общества, и переменами, которые – в этом Рид не сомневался – принесут благо бедным и подрежут могущество и богатство правящих классов. Риду хотелось участвовать в этом процессе, так что весь май он провел в Чили, совершая поездки по стране и выступая от имени «Народного единства», политической партии Альенде. Во многом выступления Рида напоминали представления, которые в 30-х годах давал Вуди Гатри ^{17}. С гитарой наперевес Рид путешествовал от города к городу вместе с представителями партии «Национальное единство», помогая им создавать организации рабочих. Репертуар Рида в этом турне включал малое количество песен о любви и рок-н-ролльных композиций. Вместо них он заполнил программу народными и революционными песнями, побуждающими движение людей в профсоюзы и политическую партию, а не на танцплощадку. В больших городах он выступал в прекрасных залах. А в небольших городках сцены зачастую возводились наспех, и в качестве прожекторов использовались автомобильные фары. Образ жизни заезжей знаменитости был не для Рида. Он проводил дни в высокогорных селениях, но на ночь не укрывался в плюшевых номерах отелей Сантьяго. Он объезжал маленькие городки и фермерские хозяйства. Он жил и работал бок о бок с людьми, с которыми знакомился по случаю. Это был Рид в своих лучших проявлениях, он был в ударе. Его не беспокоили ни карьера в Соединенных Штатах, ни даже увеличение своей популярности в Чили. Он проводил время, общаясь с простыми людьми, слушая, о чем они мечтают и о реальностях их зачастую наполненных невзгодами жизней. В письме матери Патриции он описал свои мысли и чувства.

«Как ты знаешь, в последние годы у меня было много сомнений по поводу существующих в мире политических систем, позволяющих большинству населения жить в голоде и нищете, в то время как меньшинство проживает в невероятном достатке и привилегиях. Знание, которое приходило капля за каплей в течение последних лет, заставило меня определиться с собственной философией по отношению к этим явлениям и в том, что моей жизни суждено участвовать в битве по устранению этих пороков и несправедливостей. Моя позиция год за годом становилась все более революционной, ибо теперь я вижу, что люди, обладающие гигантскими богатствами, никогда по собственной воле не расстанутся с ними ради других, и что для того, чтобы выжить, народам мира придется сражаться за свое собственное существование. Здесь, в Южной Америке, большинство людей никогда не бывали в школе или госпитале».[182]182
  «Как ты знаешь…» – письмо Мей Хоббз от Дина Рида, 1 февраля 1971 г., предоставлено Патрицией Рид Уилсон.


[Закрыть]

Чилийцы тронули его сердце, но не так, как в начале 60-х, когда они благоговели перед ним, завоевывающим их страну рок-кумиром. Теперь они делили с ним свой кров и свои мысли. В удалении от больших городов ему не нужно было защищаться отрядами полицейских кордонов от людей, и он мог общаться с ними один на один или в небольших группах. Перед отъездом Рид выразил свои чувства в большом объявлении, размещенном в трех крупнейших газетах страны.

«Пришел час, который должен был прийти, час моего отъезда», – написал Рид в объявлении.

«Я прожил рядом с вами четыре месяца, и это время оказалось чрезвычайно содержательным и волнующим, как для чилийцев, так и для меня… Я приехал в Чили для того, чтобы жить рядом с вами, чтобы помочь вам и чтобы подтвердить мою солидарность с вами в достижении наших великих планов, целью которых является свободная и справедливая жизнь. Я приехал ради того, чтобы учиться и учить, потому что если между двумя партнерами существует любовь, как между вами и мной, тогда они не только ученик и не только учитель, но оба одновременно и учат, и обучаются. Я никогда не забуду последние четыре месяца, которые я прожил рядом с вами. Как можно забыть часы, проведенные с людьми из высокогорных Эль-Теньенте и Чукикамата, беседы с фермерами Консепсьона, встречи с рабочими Сантьяго, Арики и Вальпараисо, минуты общения с артистами перед их выходом на сцену и посещения людей, отбывающих тюремное наказание. Все эти чилийцы по-разному смотрят на жизнь, у каждого из них свое прошлое, но у всех есть объединяющее их будущее. Все они сегодня смотрят с надеждой и верой в будущее – новую Чили. Эти слова должны звучать для нас скорее вновь объединяющим приветствием, нежели словами прощания. Ибо мы всегда будем рядом с теми, кто вынужден сражаться с несправедливостью. Мы встанем плечом к плечу там, где рабочие, фермеры, представители интеллигенции и студенты выступают за мир, управляемый справедливостью и спокойствием. Мы в любой точке мира будем близко к тем людям, которые осознали свои гражданские права, и мы будем сражаться вместе с этими людьми. Мы также будем рядом и в тех местах, где расцветают цветы, где встает солнце, где смеется ребенок, потому что наше будущее – это мир, в котором обретут свою силу наичистейшие и наивысшие человеческие ценности. В этом мире единственным привилегированным классом станут дети, а мужчины и женщины будут посвящать свои жизни не только друг другу, но также всему человечеству, и поддержка будет оказана каждому, кто будет нуждаться в ней. Это будет мир, в котором люди будут жить достойно и в согласии. Чилийцы, я желаю вам успеха на вашем пути. Вы приняли на себя исторические обязательства, и я знаю, что вы справитесь с этой задачей. Никогда не сдавайтесь. Всегда следуйте истине. Я всегда готов прийти к вам на помощь. Обнимаю вас, Дин Рид».[183]183
  «Час пробил…» – «Дин Рид рассказывает о своей жизни», стр. 89, 92–93..


[Закрыть]

Рид в то время не только исполнял свои песни. Как это случается со многими актерами, он увлекся идеями режиссуры, контроля над фильмом. Путешествуя по стране, он интервьюировал рабочих и крестьян и слушал их истории о жизни в Чили и о том, какими они видят перемены, ожидаемые от правительства Альенде. Но в конце мая Рид принял решение, что пришло время перебраться на территорию, не являющуюся тем политическим раем, который американец наблюдал в Чили.

По прошествии пяти лет после свержения гражданского правительства Артуро Ильиа в Аргентине у руля все еще стоял генерал Хуан Карлос Онганиа. Это было типично военное правительство. Оппозиционные партии, в особенности левого толка, были объявлены вне закона, а их лидеры отправлены за решетку или под угрозами были вынуждены умолкнуть. В прошлом рабочие организовывали массовые забастовки для выражения протеста против политики правительства, следовательно, также вне закона было поставлено прекращение работы. Когда в мае 1969 года рабочие Кордобы возбудили крупное выступление и митинг, полиция жестко подавила восстание. Рид предпринял несколько попыток проникнуть в Аргентину, но всякий раз его быстро задерживали, обычно в аэропорту, и сажали на ближайший самолет, покидающий страну. В июне 1971 года, Рид вновь попытался пробраться в страну, чтобы продемонстрировать свою солидарность с аргентинскими демократами, которые все еще оказывали сопротивление единоличному правлению Онганиа. В письме своей жене пару недель ранее Рид обрисовал свой план и то, почему, по его мнению, он будет удачным. «В дело вовлечены многие политические интересы, и на этот раз я думаю, что им придется либо разрешить мой въезд в страну, либо арестовать меня по ложным обвинениям. Лично я не думаю, что им сейчас нужен политический скандал, но никогда не знаешь. Во вложении – мое прощальное письмо чилийскому народу на испанском языке. Если что-то случится, мне бы хотелось, чтобы оно было у Рамоны».[184]184
  «Существуют много политических…» – письмо Дина Рида от 21 мая 1971 г. Патриции Рид.


[Закрыть]

Вместо того чтобы прилететь на самолете, Рид отправился сухопутным путем из Уругвая и успешно миновал пограничников. Будучи все еще известной персоной, несмотря на пятилетнее отсутствие в стране, Рид созвал пресс-конференцию в офисе приятеля-адвоката. Вопреки возможным опасным последствиям за распространение критических взглядов в отношении режима для журналистов и их изданий, представители газет, теле– и радиостанций присутствовали на конференции. Атмосфера в адвокатском офисе представляла собой смесь напряженности и восторга. По отношению к известным личностям журналисты могут напускать на себя вид индифферентности и цинизма, однако при этом они точно также счастливы согреваться от улыбки или неформального общения с суперзвездой, как и любая девочка-подросток. Однако добродушное пошучивание с поющей знаменитостью меркнет на фоне вероятного штурма отдела новостей сотрудниками правительственных спецслужб и ареста репортера или фотографа за публикацию критических комментариев. Это была не игра. Каждому из тех, кто там присутствовал, был знаком, по крайней мере, один человек, которого держали под стражей в течение, как минимум, нескольких часов. Рид поприветствовал собравшийся пишущий и снимающий люд, немного пообщался с теми, кого он знал еще со времен жизни в Аргентине, затем обратился к своим записям.

«Я всегда верил, что каждый человек обладает не только правом, но также и обязанностью принимать личное участие в борьбе против несправедливости», – сказал Рид репортерам, в то время как крутилась кинопленка и щелкали фотокамеры.

«Помимо этого, у любого артиста, которому посчастливилось стать успешным, есть специальное задание – использовать свое влияние ради свободы и общественного прогресса в мире. Существует несколько видов оружия, которые человек может использовать в этой праведной битве за социальное переустройство. Писатель использует свою авторучку в борьбе с врагом, актер использует кинофильм, певец для этого использует свою гитару, а революционера в джунглях Южной Америки – будь то это джунгли городов или природные джунгли – могут вынудить использовать оружие для защиты, посредством применения силы, от агрессоров, попирающих права людей и предпринимающих акции против народов большинства стран Южной Америки, в которых верховодят военные диктаторы. Такой бунт – это лишь реакция на годы правления скрытых диктаторов. Обычно сообщения о том, что тысячи детей умирают из-за отсутствия медицинской помощи, не попадают в заголовки газет. А это явление – результат террора, направленного против народа Аргентины, при котором миллионы людей вынуждены жить в постоянном страхе оттого, что не могут обеспечивать свои семьи самыми простыми средствами существования и их детям каждый вечер приходится ложиться спать голодными. Примерами государственного террора служат использование аргентинской полиции и армии для разгона мирных демонстрантов или забастовок рабочих, которые добиваются лучшего качества жизни, и положение, когда сотни аргентинцев брошены в тюрьмы и измучены пытками. Народ Аргентины имеет в сто раз больше прав восстать против своих диктаторов, как это сделали мои прародители, американские поселенцы, когда подняли волну протеста против Британии в 1776 году.

Аргентина уже несколько лет находится в руках генерала Онганиа, который поставил под запрет все политические партии и под гнетом диктаторства которого в постоянном страхе должны жить все честные граждане, в то время как так называемые "подрывные элементы" заключены в тюрьмы. Прогрессивные христианские демократы, социалисты, коммунисты и последователи Перона – все сегодня находятся в застенках по тем же причинам, потому что они поднимают голос в защиту истинной свободы аргентинского народа. Совсем недавно был убит Сигнор Вандор, бывший президентом крупнейшего профсоюза, за то, что он выступал против порабощения рабочего класса. Так же полицейскими был недавно убит и бывший президент профессионального союза журналистов. После долго отсутствия в Аргентине, я считаю себя обязанным проявить скромный и персональный акт солидарности с народом страны, которую я очень люблю. Я должен сказать людям Аргентины, что мы, живущие в Европе, не забыли об их бедах и их праведной битве. Им следует знать, что мы считаем военную диктатуру в Аргентине такой же безжалостной, как и военную диктатуру, которая в настоящее время установлена в Греции. Я должен сказать это. Потому что если какому-либо диктатору позволено сегодня править безнаказанно, когда он попирает права аргентинцев, то же самое может произойти завтра в Италии или в США. Я верю в то, что прогресс одержит верх во всем мире, с моей помощью или без нее, но, по моему мнению, моя жизнь только тогда имеет смысл, когда прогресс одержит верх с моей помощью».[185]185
  «Я всегда верил…» – «Дин Рид рассказывает о своей жизни», стр. 46–48.


[Закрыть]

Комментарии Рида вызвали приступ бешенства у генерала. Этот проклятый певец обвинил его во всевозможных злодеяниях по отношению к его народу, включая убийства. Он призвал к восстанию против него, используя оружие, если необходимо. Ну что ж, погоди, Дин Рид. Генерал Онганиа уже пять лет руководит страной, и никто, даже из правительства Соединенных Штатов, не вмешивался в его правление или в его методы, и он уверен, что никто и не посмеет начать вмешиваться. Прежде с Ридом поступали достаточно мягко, лишь задерживая его на короткое время и затем выдворяя из страны. Но этот надоедливый американец не усвоил уроков. Пришло время заставить этого Рида прогнуться. Онганиа отдал приказ. Через два часа после окончания пресс-конференции, Дин Рид был арестован, когда шел по улице.

Моральные силы и самоуверенность Рида таяли. Изоляция и тоскливая тюремная жизнь изнуряли его. Он всегда был активным человеком, и большую часть последних десяти лет провел, выступая перед тысячами и встречаясь с сотнями людей. Теперь, заключенный в одиночную камеру, Рид был слишком ослаблен, он не мог делать физические упражнения, и только сидел, сидел, мерил шаги и ждал. Ему нечего было почитать, он не мог писать, так как не было письменных принадлежностей, а контакт с людьми был очень ограниченным. Время текло мучительно медленно. Тюремные власти добавили еще кое-что к его и без того разрушительной психологической и физической пытке. Еще несколько политических заключенных были посажены в ту же тюрьму, что и Рид. Единственное их преступление состояло в открытых высказываниях и демонстрации протеста против тирании. Двое из тех заключенных были друзьями Рида, которые помогли ему пробраться в Аргентину. Комната пыток соседствовала с камерой Рида, и он мог видеть, как охранники волокут его друзей по коридору. Он слышал, как его товарищи кричат от боли, умоляя допрашивающих не истязать их больше, что они очень сожалеют о том, что дурно отзывались о генерале и его сторонниках. Страдания друзей почти сокрушили Рида. С одной стороны, было невыносимо слышать, как истязают его товарищей. Более того, глубоко в душе Рид считал себя виновным в том, что они были арестованы и теперь подвергаются садистским мучениям. А с другой стороны, он сам не был защищен от ожидания и страха, что может стать следующим. «Он сказал, что единственное, о чем он думал, – это о возвращении к нам, – вспоминала Патриция. – Он мечтал о нас».[186]186
  Небольшое число других политзаключенных… – интервью Патриции Рид Уилсон, 18–19 августа 1998 г.


[Закрыть]

Спрятанный в тюремной камере, ничем не занятый ни днем ни ночью, Рид прокручивал в мыслях звуки тех пыточных сеансов. Невероятное облечение принесла ему работа по очистке тюремных дорожек, предоставленная в ответ на бесконечные его просьбы о каком-нибудь занятии.

Дома, в Риме, Патриция поняла, что происходит что-то неладное. Несмотря на напряженные семейные отношения, Рид регулярно писал и звонил домой. Ей было известно о планах ее мужа прорваться через аргентинскую границу, и она прекрасно осознавала поджидающие его потенциальные опасности, если этот план осуществился. По прошествии недели, за которую от Рида не поступило ни одного известия, Патриция принялась писать и звонить их друзьям в Аргентине. В то же время в Лос-Анджелесе беспокойство о местонахождении друга также начинало охватывать Патона Прайса. Он подключил других товарищей, и они организовали кампанию, направляя письменные запросы в адрес аргентинского руководства с требованиями объяснить, что произошло с Дином Ридом.

Наконец, через 16 дней после того, как его забрали на улице, Рид сумел тайно переправить письмо из тюрьмы. Одна из крупнейших газет Буэнос-Айреса осмелилась опубликовать это письмо, в котором также упоминалось о том, что его держат в застенках за предполагаемую антиправительственную деятельность. Теперь все знали, на чем нужно сконцентрировать свои усилия. Патриция попросила друзей, включая старинного друга Рида по съемкам в кинофильмах Палито Ортегу, навестить его в тюрьме и передать ему свежие продукты. Рискуя своей собственной свободой, они выполнили ее просьбу. Одна супружеская пара принесла для него кокосы и папайю. Однако большая часть визитеров была отправлена от порога, и ни одного письма Патриции не проникло внутрь. Лишь один конвоир, симпатизирующий Риду, нашел способ передать ему в камеру еду и поведал суть все увеличивающегося числа сообщений, адресованных американскому заключенному. Вдобавок, ослабленные оппозиционные партии и профсоюзы рабочих, включая актерский союз, увеличили число требований освобождения Рида из-под стражи. «Я искренне обнимаю вас, и вам следует знать, что это объятие есть символ того, что весь аргентинский народ хотел бы обнять вас», – написал Хосе Руччи, генеральный секретарь профсоюзов. Эти письма, усиленные давлением североамериканской кампании Прайса, привели к тому, что через двадцать один день после заключения под стражу Рида освободили.[187]187
  «Дома, в Риме, Патриция…» – «Дин Рид рассказывает о своей жизни», стр. 49, и интервью Патриции Рид Уилсон, 24–25 октября 1996 г.


[Закрыть]

Патриция переслала мужу деньги, и он немедленно ими воспользовался для покупки билета на самолет, вылетающий в Рим. Когда он вышел из самолета, его жена была шокирована увиденным. «Я уверена, они думали, что сломили его, – сказала она. – Выйдя из самолета, он едва держался на ногах. Он был похож на доходягу. Он вернулся нервным, с безобразной стрижкой, с ужасными ногтями. Он не мог улыбаться долгое время. На его теле были язвы. Он был тощий и мучился от простуды, которую там приобрел. От него ужасно пахло. Единственной его отрадой была дочка. Каким-то образом его пытали, но он никогда не рассказывал об этом. Он просто стискивал челюсти. Прежде он всегда спал спокойно, а теперь у него появились ночные кошмары. Он кричал».[188]188
  «Я уверена, они думали…» – интервью Патриции Рид Уилсон, 24–25 октября, 1996 г., и 18–19 августа 1998 г.


[Закрыть]

Генерал Онганиа не сломил Дина Рида, но повредил ощутимо. Исчезло то чувство несокрушимости, которое сохранялось после его предыдущих соприкосновений с политической полицией или обстрелов его дома.

Рид потихоньку выздоравливал в Риме, но ни радость от общения со своей трехгодовалой дочуркой, ни суровость его тюремного заключения, не могли удержать семью от распада. Свою поездку в Чили и Аргентину Рид посчитал первым шагом, ведущим к разрыву. В письме к своей теще он признавал, что не был настоящим отцом и мужем, в большей степени из-за того, что находил более важным сражение с несправедливостью, существующей по всему миру. «К настоящему времени Пэтти и я утратили то общение, которое очень важно в супружеской жизни, и я чувствую, что было бы лучше расстаться прежде, чем мы начнем ненавидеть друг друга. Я безмерно уважаю Пэтти. Она прекрасная женщина, замечательный человек и старалась быть мне хорошей женой. Если наше супружество потерпело крах, причина тому, вероятно, более во мне или, по крайней мере, в той обстановке, в которой мне приходится жить. Я прошу прощения за боль, которую я причинил Пэтти, – и которую я причинил очень много – но я не могу себя изменить, и в будущем я бы только принес ей еще больше боли, так же как и она причиняла бы боль мне».[189]189
  «К настоящему времени…» – письмо Мей Хоббз от Дина Рида, 1 февраля 1971, предоставлено Патрицией Рид Уилсон.


[Закрыть]