Текст книги "Гора Мборгали"

Автор книги: Чабуа Амирэджиби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 35 страниц)

Глава девятая

Гора увидел дом с надворными строениями, обнесенный колючей проволокой со столбами освещения и массивными воротами. Он влез на могучий кедр, вооружился биноклем, стал наблюдать. Эта усадьба, по-видимому, была «Отрадой», владениями Ашны. Все совпадало – замерзшая река, мощенная асфальтом дорога, многокомнатный дом на фундаменте, три-четыре хозяйственных строения и, как водится при правительственном доме, будка охранника. Вокруг, покуда хватал глаз, морем расстилался убеленный снегом лес. Усадьба походила на красотку в бело-зеленой шубке.

"Летом здесь, должно быть, очень красиво. Вся территория, включая лужайки, распланирована архитектором. В прошлом усадьба была резиденцией секретаря райкома, ныне – "избранника народа" или назначенного сверху начальника уезда, и предназначалась она для интимного общения и возлияний. Так называемый "охотничий домик". Они повсюду так назывались... Может, и теперь так... Вот и дым!.. Стало быть, сторож, то есть Ашна, на месте, не так ли?.. Откуда ты знаешь, это Ашна или кто другой? У него должен быть сменник... Пусть, что из того? Подождем, пока появится Ашна... Каким же он был пройдохой! Когда нас выводили на работу, возле ворот всегда сидели бабы, торговали кто чем: молочными продуктами, соленьями, какими-то булочками... Ашна всегда что-нибудь да припасал на продажу или обмен: исподнее, полотенце, лагерную простыню, наволочку... Обменивал на продукты или просто продавал, причем и предмет, и деньги всегда оставались у Ашны. Как умудрялся?! И что удивительно, бабы всегда были довольны, никаких неурядиц!.. А когда я спросил, как он, сукин сын, ухитряется проворачивать свои делишки, Ашна ответил: "Это пустяки, видел бы ты моего дядю – вот настоящий артист! Он всю жизнь промышляет на ташкентском базаре и даже не знает, где находится милиция! Я в сравнении с ним козявка, любитель, не мое это ремесло. А что делать? Не голодать же?!" Удивительная метаморфоза: Ашна и вдруг сторож, да еще где? Не на ташкентском базаре, а здесь, у черта на куличках!.. В Тбилиси, мне рассказывали, был некий Бзишвили, убил он случайно брата, отбыл срок, поселился в верховье Атенского ущелья, сам без сторонней помощи проложил до Атени дорогу в двадцать пять километров... Искупил грех! Как-то привез секретарь райкома больших людей поохотиться в этих местах, поведал им о Бзишвили и строительстве дороги... На месте хижины Бзишвили возвели "охотничий домик" и стали наезжать... Откуда тебе знать, может, и Ашна убил кого-нибудь?.. Нет, на дядюшку, пролазу с ташкентского базара, у него, факт, рука не поднялась бы, Ашна с особой почтительностью относится к виртуозам ... Да, когда я рассказывал ему о крестьянине, половшем кукурузу, он смотрел на меня разинув рот, с горящими от восхищения глазами... Это было на Северном Кавказе, водитель остановил машину, чтобы подлить воды в радиатор. В поле неподалеку крестьяне несколько мужчин и женщин – мотыжили кукурузу. Я залюбовался одним из них. Работал он споро, обошел всех метров на двести. Одним скупым, плавным движением выпалывал тяпкой сорняк, сбивал с него обухом землю и отбрасывал в сторону. Ашне пришлась по душе эта история!.. Расскажи я ему о Симинце, как тот мастерски управлялся с нечистота-ми, Ашна, может, и спятил бы от восторга... Погоди, брат, не до этого. Вот вышел кто-то. Растопил печь и вышел... Это Ашна, бьюсь об заклад!.. Нет, постарше, совсем пожилой... Ничего подобного, отпустил бороду... Это Ашна! Видишь, ногу приволакивает?.. А вдруг чужой?.. Двое колченогих на одну усадьбу, пожалуй, многовато, а?! Это Ашна! Дорогой мой, Ашна!.. Говорят, нужно уметь выбирать друзей. По расчету?.. Сердце должно выбирать, сердце, уважаемый Гора! Мое сердце выбрало себе другом прохиндея, что с того?.. Ладно, кончай. Пора спускаться... Нет, дождемся сумерек. Как знать, может, там еще кто-то есть. Если есть, то выйдет до вечера хотя бы помочиться?.."

Ашна включил генератор – свет залил усадьбу. Отключив наружное освещение, он вошел в небольшой сруб, помещавшийся возле будки. До сумерек оставалось еще довольно много времени, однако Гора решился идти. Миновав будку, постучался в дверь, где, как он полагал, находится Ашна.

Дверь открылась не сразу.

Ашна, оторопев, выдавил из себя:

– Пришел?! – Окинув Гору взглядом, засуетился: – Входи, входи!..

Гора вошел, закрыл за собой дверь. Ашна, потрясенный, не мог прийти в себя.

– Жив?! Жив?! – бормотал он, обнимая Гору. В глазах его стояли слезы. Успокоившись, он заметил: – Гора, милый, как ты быстро дошел...

– Голод гнал. Меня обчистили, одни сани оставили. Восемь дней назад... Я даже знаю зачем...

– Ты не ел восемь дней?

– Ел, крючки остались за пазухой, пришлось порыбачить!.. Хабибула был?

– Был, и не только он, кое-кто еще. Пошли, искупайся, побрейся, вот, смени одежду. Я что-нибудь приготовлю, посидим, выпьем... Торопиться некуда, пошли! Ничего срочного, потом расскажу, пошли!

Ашна был верным человеком, умел держать слово. Гора в нем не сомневался. Но почему он медлит с новостями, чем вызвано его спокойствие?.. Душ был теплым и приятным. Гора смыл с себя грязь пяти месяцев, надел ношеную одежду, которую приготовил ему хозяин, побрился и вернулся к Ашне. Еда была готова – яичница, хлеб, колбаса, коньяк.

– Давно идешь?

– Пять месяцев.

– Пять месяцев!.. Железный ты, что ли?.. Хабибула был месяц назад, тебя спрашивал... Знаешь, что я ответил? Гора уже не придет. Как я мог себе представить, а?.. Хабибула в ответ засмеялся, сказал: непременно придет, не сомневайся, – и ушел.

– Знаешь, зачем меня обобрали? Чтобы вынудить зайти к тебе, Ашна... Теперь скажи, кто еще был здесь, помимо Хабибулы?..

– Помнишь Митиленича, начальника розыска...

– Когда?

– Вслед за Хабибулой... Через пару недель.

– Стало быть, до того, как меня обокрали?.. Что хотел?

– Сказал, ему известно о нашем с тобой уговоре, о том, что ты должен сюда прийти... Крепко поприжал... Я отвечал: знать ничего не знаю. Отрицать, что мы знакомы, я не мог. Он перечислил все места, где мы вместе сидели. Ему известно, что мы знакомы по Уренгою. Знать ничего не знаю, говорю. Он ушел.

– Все правильно! – Гора даже потер руки от удовольствия.

– Что правильно?! Знаешь, на что все это похоже?.. Они ведут тебя на поводу, как теленка за веревочку. – Ашна, помолчав, спросил: – Ты знаешь, что это усадьба Санцова?

– Знаю, ну и что?

– Как что?.. Я должен кое-что сказать: тут замешана Лина Цезарева, хочет встретиться с тобой, понял?

– Откуда ты знаешь?

– Приснилось! – отрезал Ашна. – Сама приезжала, иначе откуда мне знать?!

– Полина Цезарева хочет встретиться со мной?!

– Не кипятись, дело не хитрое, послушай! Погляди, как Митиленич работает: от меня ничего не добился, пошел к Санцову. Тот умыл руки. Митиленич стал копать дальше, вышел на Уренгой: перепроверил факты из твоего приговора – всплыла Лина! О чем с ней был разговор, не знаю. Третьего дня она подъехала на машине Санцова и сообщила о том, что ты идешь ко мне и что ей надо бы с тобой свидеться. Я сделал удивленные глаза. Лина, естественно, мне не поверила и назначила день, завтрашний, для встречи с тобой. Сказала, что подъедет и будет ждать, сколько нужно! Понял, как обстоят дела? Артачиться не имело смысла, я пообещал дать знак, если ты объявишься!..

Отужинали. Ашна расстелил постель в другой комнате. Гора разделся, лег.

"В первый раз за столько времени усну по-человечески – в тепле, мягкой постели... Удивительное дело, ей-богу! Сначала мне привиделся юродивый. Есть хочу, говорит! На третий день меня обокрали. Удил рыбу, задремал, мне явилась Нино... Погоди, как она сказала? Кажется, так: тебя ищет злая женщина, найдет, но зла не причинит. Имя у нее что-то вроде Поликарпа!.. Вот тебе, пожалуйста, должна пожаловать Полина Цезарева: Поликарп Полина!.. Чего она хочет, соскучилась, что ли?.. Назначила встречу на завтра... Значит ли это, что Митиленич готовит мне западню? Исключено. Он мог сделать это и раньше, хотя бы в ночь ограбления, вместо шмоток взял бы меня; хочет использовать Полину Цезареву для своих целей. Каких?.. Погоди, погоди, одно с другим не вяжется! Никогда не подумал бы, что мне доведется еще раз встретиться с Полиной Цезаревой... Ни в жизнь! То время осталось в моей памяти как дурной сон... В первые годы мы по-настоящему любили друг друга. Потом она стала заводить интрижки то с одним, то с другим. Искала мне замену. Муж скончался, дети подросли, возросли и запросы, мне она была не по карману... У Полины, нужно сказать, два таланта. Ей ничего не стоит расположить людей, внушить к себе уважение и любовь, тут она чародейка. Ей так же ничего не стоит солгать, причем лжет она с простодушием ребенка и невинностью Богородицы.. Ее основное оружие – ложь. При желании в чем угодно убедит хоть Фому неверующего... Помнишь тот случай?! Как-то раз ее муж застал нас в постели... Она держалась... Господи, твоя воля!.. Муж стоит, разнесчастный, растерянный. Что мне оставалось – я встал, оделся. Кирилл Иванович по-прежнему ни с места. Поднялась Лина, накинула халат и кинулась к мужу: "Что с тобой, милый, может, тебе плохо!" Налила ему валерьяновых капель, приласкала, приголубила... Я ушел без всякого. Прошло довольно много времени – два или три месяца, и Кирилл Иванович жалуется мне при встрече, что у него с психикой не все в порядке, начались галлюцинации, и в подтверждение приводит случай, когда застал меня с Полиной в постели!.. Как ей это удалось, что она наплела, не знаю, но факт остается фактом... Доконала беднягу. Мне она все время плакалась, что иссякло ее терпение, это не муж, а иждивенец, десять лет она кормит, поит всю семью!.. Сбила человека, а бедняга Ашна, под давлением Санцова, сел за нее в тюрьму. Как это ей удалось?! Я едва не спятил, когда вдруг увидел в лагере Ашну. Нет, между ним и Санцовым что-то есть – они повязаны. Чем?.. Не наше дело... Я тоже хорош! Дурак каких поискать... Дурак? Разве я мог поступить иначе – в моей квартире, в моей постели, с моей любовницей... Какой любовницей, просто бабой!.. Ты знал, что она спит с Санцовым... Я не был уверен, только подозревал... Подозревал? Пусть так – ведь подтвердилось. Подтвердилось и дорого стоило. Зачем было приводить его ко мне?! Можно подумать, своей квартиры не было... Нашла кого выбирать, Феликса Санцова! А он-то, он, хорош гусь! Еще прикидывался моим ближайшим другом! Какой-то прыщавый слизняк пластает бабу в моей постели, а я должен стоять сложа руки, как несчастный Кирилл Иванович?.. Мне кровь бросилась в голову... Какая наглость! Я не мог поступить иначе! Даже судья с защитниками нашли, что я действовал в состоянии аффекта!.. Называйте как хотите, но из комнаты они оба уползали на карачках. Прыщавому Феликсу больше досталось, спору нет, но и Лина получила свое... Говорят, не должен был бить женщину!.. Затащила в постель, где столько лет спала со мной, моего же "друга" – и я не должен был ей вмазать?! Нет, тут явно был какой-то умысел. Но какой?! Сколько я ни пытался понять – так и не смог... Если мне все-таки доведется встретиться с этой стервой, непременно вытяну из нее признание, почему именно в мою постель она завлекла Санцова?! Она же прекрасно знала, что я должен вернуться с минуты на минуту, что у меня был ключ от квартиры и замок открывается совершенно бесшумно?! Когда они ползли, избитые, к двери, Лина на глазах у Санцова приставила пальцы к голове, изображая рога! За это я и дал ей напоследок пинка!.. Я не отвечал за себя. Согласись, что спрашивать с человека при таких обстоятельствах. Я, собственно, ничего не проиграл! Уж на суде спорили, горячились!.. И вот результат! Если бы не припаяли мне этот срок, не представился бы случай проделать этот путь!.. Ради такого свершения можно было и три года отсидеть. Они что-то замышляли, спору нет, иначе зачем было брать в тот же день заключение от врача и возбуждать постыдное дело?.. Я так и не смог найти ответа на этот вопрос... А разве теперь он меньшая головоломка?.."

Гора проснулся к полудню. Ашна позаботился о еде, стол был щедро накрыт. В комнате стояла теплынь. Гора подсел к столу, как был, в исподнем, поел в охотку и снова погрузился в сон. Спал он чутко, слышал сквозь сон, как вошел Ашна, вынес посуду с остатками еды. Было еще светло, когда послышался шум машины. Гора встрепенулся, подошел к окну, осторожно приподнял угол белой короткой занавески и стал наблюдать. Шум приблизился. Ашна занял место у будки. К усадьбе подъехала черная иномарка. Ашна открыл ворота. Машина проехала к дому. Ашна собрался было запереть ворота, но сидящий за рулем мужчина, выйдя, крикнул ему, чтобы не закрывал, поскольку ему нужно ехать обратно! Достав из багажника большой чемодан, мужчина поставил его прямо на снег. Из машины вышла женщина в каракулевой шубе и такой же шапочке. Вытащив сумку, она перемолвилась парой слов с мужчиной, и тот уехал. Ашна закрыл ворота, отпер двери дома, впустил женщину, внес багаж и вышел. Гора узнал обоих – это были Санцов и Цезарева. Чуть погодя к нему зашел Ашна.

– Сказать, что ты здесь?

– Стемнеет, потом...

– Да, якобы ночью пришел, – согласился Ашна.

Когда тьма сгустилась, Ашна поднялся по лестнице и постучал в дверь дома.

– Входи, – донеслось изнутри.

Цезарева сидела в кресле под светильником, держала книгу.

– Пришел, – сообщил Ашна.

– Пришел?! Когда?

– Час назад.

Цезарева, подумав, велела:

– Приведи его минут через пятнадцать! – встала, вышла в спальню.

– А если он не захочет? – бросил ей вслед Ашна.

– Захочет, захочет... Он почти голый! – донеслось из спальни.

"Зачем мне с ней встречаться, соскучился я по ней или как?.. После того злополучного случая я не имел с ней дела... Интересно, она и с Санцовым так: лжет, хитрит, изменяет?.. Куда ей, она и тогда уже увядала, теперь, наверное, совсем утратила прежнюю привлекательность. Зачем ей другой кормилец, зачем рушить налаженную, как часы, жизнь... Дети, наверное, учатся в университете. Пока поставит их на ноги... И потом... Хорошо бы проучить ее, улизнуть и пусть себе ждет... Это выше моих сил, умираю от любопытства. К черту любопытство!.. Куда я пойду голышом?! Ашна-то даст все, но... Пошли, поднимайся, Гора!.."

Гора открыл дверь гостиной и расположился в кресле.

– Почему без стука? – послышался из спальни мягкий, вкрадчивый голос. Такой голос был у одной Полины Цезаревой.

"Хорош голосок... Сладко поёшь, ничего не скажешь!.."

– Мадам, мне передали, что вы ждете меня, – отозвался Гора, – я человек вежливый, не могу отказать женщине. То, что я вошел без стука, понятно, давно ни с кем не занимался любовью, а наглость, как вам должно быть известно, почти всегда в барыше... Выгляните, не то я уйду, не дождавшись!..

Несколько минут было тихо.

– Погоди, оденусь!

– Не утруждайте себя. Когда женщина просит о встрече наедине, ей лучше оставаться в чем мать родила... Мне ждать или уходить?.. – Гора встал.

Еще несколько секунд, и Цезарева вышла из спальни. Вышла и остановилась на пороге.

Она была в халатике нараспашку и прозрачной комбинации, сквозь которую просвечивали трусики.

"Ашна сказал, что она одета. Надо же, устроить маскарад специально для меня... Э-э-э, по-моему, она хочет меня изнасиловать!.."

Цезарева, приблизившись, заметила с сожалением:

– Как ты изменился! Сядь.

Гора опустился в кресло. Цезарева тоже.

"И вы изрядно поизносились, мадам!"

Они довольно долго смотрели друг на друга. Сидели лицом к лицу, яркое освещение резко обозначило черты.

"Крепко ты пожухла, несчастная".

– Прежде чем начать разговор, ты должна ответить на два вопроса. Иначе наша беседа не состоится! – твердо сказал Гора.

Цезарева смешалась – вероятно, не ждала такого оборота.

– Между нами есть кое-что, о чем надо поговорить...

– Об этом потом! Сначала ответь на два вопроса! Первый – для чего тебе понадобилось сношаться с Санцовым в моей постели? Ты же знала, что я должен прийти с минуты на минуту?! Коротко и только правду!

Цезарева, подумав, ответила:

– Это почти то, о чем я хотела с тобой поговорить. Между прочим, я пришла сюда не лгать, сам убедишься в этом. Ты отлично знаешь, для чего мне нужен был Феликс-слизняк. Ты не мог меня обеспечить, а мне нужно было поставить на ноги детей, создать условия себе и им. Дорогие тряпки, драгоценности – откуда их брать?.. Прыщавый Феликс не хотел прочной связи, он ревновал к тебе: ты, мол, меня обманываешь, ты любишь Гору Каргаретели... Я должна была убрать тебя с дороги, но так, чтобы Феликс и думать забыл о ревности. Затея удалась, тебя засадили за решетку... Мы живем здесь, а где оказался ты – тебе лучше знать!..

– Господи, Господи! – пробормотал Гора.

– "Господи, Господи"! – передразнила его Цезарева. – Этот твой Господь ни разу мне не помог. Всех мужчин, какие у меня были, послал мне отнюдь не Господь. Для меня вы были и есть материал. Я леплю из вас что хочу, сообразуясь со своими возможностями, внешностью, талантом завязывать отношения! Я никому ничего не должна, включая и твоего Господа. Я ни разу в жизни не осенила себя крестом. Я сама, только сама добилась того, что у меня есть!.. – Цезарева умолкла, перевела дух: – Я сказала правду? Тогда выслушай еще одну. Так глубоко и самозабвенно, как тебя, я никого не любила, люблю тебя и сейчас, вот в эту минуту!.. Что тебя еще интересует?

Гора содрогнулся. Спустя столько лет он получил ответ – да какой! – на мучивший его вопрос.

– Хорошо! Хоть раз услышал от тебя правду, – пробормотал он, овладевая собой. – Скажи, кто и зачем подослал тебя?

– Полковник Митиленич! Все, что я сказала, чистая правда, не так ли? Я и впредь намерена говорить правду. Сама не понимаю, чего он хочет! Подослал меня, чтобы я наплела тебе с три короба: будто, узнав от Ашны о твоем появлении, я, в память о старой любви, примчалась сюда с роскошными тряпками, провизией, необходимыми тебе для дальнейшего пути. Ей-богу, не знаю, чего он добивается... Я только надеюсь, что в случае ареста ты останешься мужчиной и рыцарем, каким был и есть, – не выдашь меня!

– Кто это купил, на какие деньги?

Цезарева от души рассмеялась:

– Я, кто же еще, на деньги Санцова! Важно, чтоб ты сел в поезд прилично одетым! Он что, не может взять тебя в тряпье?..

"Митиленич подстроил кражу для того, чтобы я непременно зашел к Ашне, не сворачивая с намеченного пути. Теперь он при помощи Полины отряжает меня в дорогу одетым и сытым. Отряжает, чтобы я не изменил направления. Митиленичу, вероятно, и в голову не приходит, что эта карга может выложить мне правду... Самое забавное, что у меня и в мыслях не было менять направление, а Митиленич болты рвет!.."

– Еще один вопрос, – обратился Гора к Полине. – Как Митиленич заставил тебя пойти на эту встречу?

– Мы у него в руках, я и Санцов. Он знает, что я сбила пешехода, а в тюрьму сел Ашна, понятно? По-моему, больше у тебя не должно быть вопросов. Самое время поужинать, отоспаться, а завтра с утра тронемся в путь. Знаю, тебя ограбили и ничего, кроме саней, не оставили. Получишь всё, что нужно.

Цезарева кликнула Ашну, отдала кое-какие распоряжения и взялась подавать ужин.

"Ну, знаешь, если ты столько времени угрохал на эту музейную редкость – стерву Лину, то освежи в памяти и других женщин из своего прошлого... Любимых?.. Нет, других, мимолетных... Тогда давай о Вальках, их скопилось целых шесть... Послушай, не все были шлюхами, первая, факт, была порядочной. Вторая – да, не спорю, но... Ладно, с которой начнем? С любой, лучшего развлечения не придумаешь!.. Тогда с Вальки из Джанкоя!.. В какой последовательности, хронологической? Нет, по выбору души. Мусор нужно сгребать в кучу!.. Да не мусор это, а люди, люди, раздавленные жизнью. Пятеро из них, по крайней мере. Их ли это вина? Ладно, ладно. Валька из Джанкоя, пожалуй, больше интересна тем, что она – плод фантазии Бекира-циника, а сам Бекир чего-нибудь да стоит, хорошее развлечение... Впереди еще четыреста километров, любезный Гора... Как говорится, с таким скарбом!.. Богу спасибо скажи, что есть у тебя скарб... Что-то ты стал перескакивать с одного на другое. Может, с головой что не так?.. Да я не об этом! Не знаю, хватит ли сил или нет... Ха-а, вспомни: "Но человек есть нечто, которое должно превозмочь!" Мне не попадал "Заратустра" на грузинском. Как же эта фраза звучит по-грузински?.. Есть, в конце концов, предел – я прошел две тысячи километров... Это по кочкам да ухабам!.. Пусть так, разве мало? А другие больше смогли? Хочешь оправдать свое желание пойти на компромисс. Так?.. Вот районный центр. Конюшня, больница и пара пьянчуг в белых халатах тебе гарантированы. Пациент-рекордсмен!.. Постой, постой! Не забывай, что основной принцип побега: жить! Только идиоты бегут, чтобы умереть. Прикинем, сумеем ли мы при нынешнем состоянии здоровья одолеть оставшиеся четыреста километров. Ноги болят. Зубы, вернее, десны ноют – цинга. Ее еще скорбутом называют. Ладно, Бог с ней. Суставы в бедрах ломит, мочи нет. Тоже, по-твоему, авитаминоз? Не знаю, но от хвойного отвара меня уже наизнанку выворачивает... Я вот что говорю: может ли так случиться, что я заявлюсь в больницу, меня примут, потом явятся оперативники и заберут?.. А ты возвел Митиленича в председатели общества милосердия?.. Не навлекай беды на свою голову... Может, все-таки оставят в больнице, подлечат, а там, глядишь, дам деру – я же везучий... Везучий до поры!.. Есть над чем подумать... Но выздороветь с их помощью, а потом сбежать – в этом есть свой смак! Хорош был бы финт!.. Ты ищешь оправданий своей слабости. Плоть понуждает. А ты прислушайся к душе! Думай о чем-нибудь другом, тебя ждет Валька из Джанкоя... Подождет. Я почти довел дело до конца... И ты поверил, что я обращусь в больницу? Я только рассматриваю возможность... Ладно, ладно. В три дня раз по Вальке – вот тебе и восемнадцать дней... Начнем. Первая – Валька из Джанкоя. Списанная шлюха. Как говорят при оценке оборудования, морально и физически изношенная. Ее выписал Бекир из крымского города Джанкоя. По мне, цинизм профессия, и Бекиров был по профессии циником. Взять хотя бы случай с Акопом. В лагерях и вообще в местах заключения отношения между мужчинами и женщинами завязываются несколько необычно. Эта история произошла в Норильске, не так ли? Да, в Норильске, на строительстве города. Мужская и женская зоны были разделены колючей проволокой. То есть мы видели друг друга, даже беседовали, если можно назвать беседой перекрики... Короче, короче, любезный Гора... Да, знакомство и дружба начинаются с перекриков выясняются данные, самые различные: имя, фамилия, из какого города и прочее. После этого из зоны в зону перелетают камешки, обернутые письмами и перевязанные шпагатом. Иногда в письмах содержится просьба найти желающего переписываться! Ничего удивительного, людям свойственна потребность общения, тем паче тянутся друг к другу мужчины и женщины... Так вот, уважаемый, за письмами следуют подарки. С женской стороны обычно летят вышитые думки, носовые платки, какая-нибудь мелочь; с мужской – сработанные в лагере украшения или малая толика денег. Потом налаживаются постоянные отношения, которые в основном выливаются в обоюдную поддержку... Словом, без преувеличения можно сказать, что для заключенного такая переписка имеет жизненно важное значение. Была переписка и у Бекирова. Об этом знал цирюльник Акоп, потому как Бекиров давал ему пару раз почитать письма от своих зазноб. Эти послания привели Акопа в такой восторг, что он, занимаясь своими клиентами, ни о чем другом не мог говорить. Как-то раз он попросил Бекирова найти и ему кого-нибудь, с кем бы он мог переписываться. Бекиров охотно согласился и даже сам продиктовал ему первое письмо. Ответ не заставил себя ждать, завязалась переписка, и, пользуясь словарем сентиментальных романов, душа бедняги Акопа, жаждавшая страстей, завязла в ногтях любви. Обязанности почтальона взял на себя Бекир. Как известно, удовлетворение подобных чувств требует денег. Акоп положил своей возлюбленной пятьдесят рублей в месяц. Для цирюльника сумма не разорительная, поскольку профессия брадобрея в лагере денежная, каждый клиент оставит по рублю. Словом, небо было солнечным и голубым до тех пор, пока в Акопа не вселился червь сомнения, нет ли тут подвоха. Он послал своей сударке письмо через другого почтальона, и... Да-а, мне довелось увидеть то, что может выпасть на долю смертного, разве что при большом везении, да и то раз в жизни, не больше, потому как подобные зрелища относятся к категории неповторимых: распетушившийся Акоп-брадобрей с двумя опасными бритвами в руках бегал из барака в барак и диким голосом вопил: "Где этот татарин?!"

Дело в том, что Бекир Бекирович Бекиров, наряду с обязанностями почтальона, исправно исполнял и любовные обязанности Акопа-брадобрея, к тому же в течение всех этих шести месяцев прикарманивал его денежки. История кончилась тем, что цирюльник получил утешительное письмо из женской зоны с уверениями, что его зазноба всегда вовремя и в полном размере получала любовные подношения и что теперь у нее вышел срок, ничего не поделаешь, а все остальное – сплетни, пустые наговоры. Письмо пролилось бальзамом на душу брадобрея, его "общественное реноме" было восстановлено. Справедливости ради нужно сказать, что цинизм Бекирова имел под собой основания... Бекиров, сын крымского татарина, в годы фашистской оккупации, мальчиком лет тринадцати-четырнадцати, удрал от своих родителей, людей интеллигентных, и пробрался на румынский пароход. Беспризорный отрок объездил весь свет. Бог свидетель, какие только испытания не выпали на его долю...

Борьба за выживание выработала в нем цинизм, подавивший врожденные качества. Вернулся он уже полнолетним, заматеревшим в нужде. На его земле процветало чужое семя, родные, да и весь народ, были сосланы в Среднюю Азию. Пожил он тут немного и, не имея за собой никакой вины, разделил участь всех возвращенцев. Бекиру дали десять лет. Он был шутником, острословом, но, коль скоро не верил людям, его юмор выливался в цинизм.

Эпизод с Валькой из Джанкоя следовало бы внести в учебники цинизма всех народов и времен, а может, и в книгу Гиннесса. Мы работали в каменоломне, в Восточной Сибири, дробили щебень, производили и другие строительные материалы. Прораб передоверял мне дела, а сам где-то пропадал до вечера. Работало целых двадцать бригад – до тысячи заключенных. Баба ну, где ее возьмешь, но иногда нам удавалось проводить баб в те зоны, где работы шли только днем. Вот как это делалось. Если за территорией зоны появлялась какая-нибудь краля, златоуст из заключенных вступал с ней в переговоры. Результаты, естественно, зависели от нее, она могла ответить на красноречивые зазывания словом, письмом или даже любовью. Всяко бывало. Если на предложение мужчины она отвечала согласием, тогда препятствия ей были нипочем. А предложение было вот каким. Ночью рабочая зона пустовала. Зэк готовил надежное укрытие, чтобы никто не смог его обнаружить, и сообщал даме своего сердца точное местоположение, разумеется письменно, а не перекрикиваясь. Это трудное дело, потому как провернуть его надо тайком от конвоя и надзирателей, что очень не просто, а потом, не исключено, что может настучать кто-нибудь из лагерников; когда встреча наконец оговаривалась, дама приходила в укрытие и ночевала там. Наутро конвой приводил заключенных, проверял вместе с надзирателями зону и, убедившись, что все в порядке, приступал к делу: одна часть конвоя занимала места на сторожевых вышках, другая – пересчитывала заключенных в зоне. Все. "Влюбленные" в течение целого дня оставались наедине! Вечером конвой угонял заключенных в лагерь, а дама отправлялась восвояси, но при желании могла наведаться и на следующий вечер. Голь на выдумки хитра. Затея частенько терпела неудачу, но последствия были пустячными: дама должна была за двадцать четыре часа поменять местожительство, то есть удалиться от данного населенного пункта не менее чем на двадцать километров. Собственно, при определенном накале чувств преодолеть эти двадцать километров труда не составляло. Короче, нет ничего невозможного, и Бекир Бекирович Бекиров построил свой план именно на этой возможности... Интересно, почему все называли его по имени, отчеству и фамилии? Он был совсем молодым, лет двадцати пяти-двадцати шести, краснощеким, всегда веселый... Откуда мне знать! Да, однажды он сказал, что у него в Джанкое есть на примете проститутка, можно бы ее выписать. Я принял его слова за шутку. Прошел месяц или больше. Как-то раз мы вошли в зону, Яков Абрамыч Шерман открыл, по обыкновению, свою инструменталку, намереваясь начать выдачу инструмента, но, несмотря на сильное недовольство присутствующих, вынужден был тотчас закрыть ее. Примчавшись ко мне, он шепнул на ухо: "В инструменталке баба" – и, потрясенный, вперился в меня. Что мне было делать? Никто не видел, говорю? Он покачал головой. Начнешь раздавать инструмент, заметят – спрашиваю. Нет. Тогда ступай, раздавай, говорю. Он ушел, у меня в голове молнией мелькнула мысль: не бекировская ли это шлюха? Послал кого-то за Бекировым. Он не выказал особого энтузиазма: пусть остается. В те времена зарплату лагерникам давали на руки, так что в зоне деньги водились. Бекиров учел этот факт и стал сдавать Вальку напрокат. Валька из Джанкоя оставалась в инструменталке денно и нощно. Дело оказалось прибыльным. Бекиров по уговору обеспечивал красотке личную гигиену, пропитание и двадцать пять рублей с каждого клиента, что и исполнял неукоснительно. Правда, установленная им такса исчислялась стольником, но подобная безбожная эксплуатация, к тому же в условиях социализма, объяснялась Бекировым высокими накладными расходами: проездными, командировочными и прочее... Помимо того, что Бекиров полностью обеспечивал эксплуатируемую особу, он еще и оплачивал "веселый" Валькин труд, когда случалось по дружбе приводить к ней своих приятелей за просто так. Если еще учесть, что автором идеи Валькиного приглашения был сам Бекиров, приходится признать, что он по-своему был прав. Но Валька из Джанкоя, то ли жадность ее обуяла, то ли обострилось чувство протеста против социальной несправедливости, завела себе "левых" клиентов: чего, мол, этому татарину стольник платить, когда я и за пять червонцев могу обслужить. Бекиров счел этот выпад оскорбительным для своего престижа, впал в ярость и пригрозил своему "средству производства": "Еще раз позволишь себе такое, попомнишь кузькину мать!" По моему с Валькой наивному разумению, это были пустые угрозы. Что он мог ей сделать? Ровно ничего. Посему Валька гнула свое. Гнула и в один прекрасный день влетела ко мне в таком гневе, что рядом с ней Акоп-брадобрей показался бы улыбающимся херувимом. Эта тщательно законспирированная особа вопила так, что часовой на вышке взялся за телефонную трубку – сообщить в штаб, что в зоне убивают женщину! Бекиров только вышел от Вальки, сидел у меня и, я уверен, ждал эффекта от своего там пребывания. Девка истошно кричала: "Что мне теперь делать!" Бекиров сидел, погруженный в свои мысли. Попервоначалу я решил, что он ищет способ помочь ей. Какое там! В ответ на Валькины крики он вымолвил одну-единственную фразу: "А что я тебе говорил?!" Сбежались надзиратели, Вальку волоком поволокли в караулку, а она все не могла уняться. "Что ты ей сделал, черт?" – спросил я Бекирова. "Что заслуживала!" – мрачно отрезал он. Уже вернувшись из карцера, Бекиров рассказал: тешась с Валькой любовью, он надел на свой член половинку яичной скорлупы и затолкал ее Вальке в чресла! Я опешил. Что это? Безграничное презрение или равнодушие? Может, и то и другое... А сочетаются ли они? Эти Вальки меня почему-то здорово занимают... Странно, с чего бы?..