Текст книги "Гора Мборгали"
Автор книги: Чабуа Амирэджиби
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)
Это был тур во всех отношениях примечательный. Караганда-Норильск. Три тысячи семьсот заключенных в пульмановских товарных вагонах. Мы прогромыхали через всю восточную часть Советского Союза до Красноярска. К составу прицепили и так называемый вагонзак, в котором везли особо опасный контингент. Меня, естественно, поместили в этот вагон. Думаю, из-за моих побегов, а может, Удодов приложил руку, в таком случае я приношу ему свою благодарность за то, что он избавил меня от ударов деревянным молотком по спине. В пульманах пересчитывали так. В вагон врывалась охрана, перекрывала его посередке и начинала пересчитывать заключенных, перегоняя их на свободную половину, при этом хоть раз да охаживала по спине молотком, прямое назначение которого простукивать снаружи стенки, – не вырезал ли кто доски изнутри. В вагонзаке пересчитывали прямо в купе, обходились без молотков... Везли нас, везли и привезли в енисейский распределитель. Сколько времени понадобилось на эту часть тура? Пара недель... Да, не больше. Здесь мы провели всего несколько дней, потом нас погрузили на огромную баржу "Путораку", ходившую на буксире до Таймыра. Через семнадцать суток прибыли на речной вокзал Дудинка, откуда нас отправили по узкоколейке в Норильск. Эх, сколькие проделали этот путь, сколькие полегли в эту мерзлую полярную землю... Займутся и этим когда-нибудь исследователи...
Наш контингент являл собой хорошо организованную, надежно законспирированную силу, исполненную бойцовского духа. Ценою забастовок, бунтов, жизней многих из нас мы добились "свободы в заключении" и именно по этой причине оказались в Заполярье. Нас привезли, распределили по разным лагерям и принялись "изучать" каждого в отдельности.
Тогда полуостров Таймыр был самостоятельной административной единицей со столицей Норильск. Тут добывались и обрабатывались различные полезные ископаемые. Правил полуостровом некий Зверев, полковник, наделенный неограниченной властью. Судите сами, он имел право освобождать заключенных! Вот только ни разу им почему-то не воспользовался. Период правления коммунистов в России отмечен дальновидностью и роковыми ошибками. Трудно сказать, почему вдруг бунтарский карагандинский контингент перебросили на полуостров Таймыр. Это было ошибкой, и большой, что в скором времени подтвердилось. Думаю, история ГУЛАГа еще не знала такого рабского послушания, какого добились от заключенных генералы и полковники Зверева. Для этих целей использовались суки и элементы, склонные к криминалу. Лагерная администрация назначала их комендантами, бригадирами, обслуживающим персоналом, поближе к кормушкам, – словом, наделяла их властью. К примеру, бригадир отбирал у членов своей бригады не только гроши, заработанные тяжелым трудом, но и посылки, получаемые из дому. Если кто шел против правил, верные "молотобойцы" вершили самосуд, чтоб неповадно было обкрадывать его величество бригадира. К слову сказать, среди бригадиров и прочих заправил были люди и порядочные, но если кто-нибудь из них нарушал заведенный порядок – прощай, благополучие, а может, и жизнь! В общем, рядовые заключенные работали, медленно угасали, а бригадиры занимались спортом и играли в карты, одаривая награбленным добром супружниц мужеского пола.
В это царство беспредела и насилия привезли нас, многонациональное, но прочное единство людей, поставивших перед собой цель поднять общее восстание рабов. Первый этап нашей борьбы предполагал достижение "свободы в заключении". Поскольку мы, по мнению лагерного начальства, были сплошь "отрицаловкой", то лучших педагогов, чем норильские бригадиры, для нашего исправления трудно было сыскать... Однако начальство просчиталось. Мы уже в карантине стали призывать лагерников к неповиновению, пропагандировать полученные в Караганде результаты. Наша деятельность превзошла ожидания. Пока нас распределяли по бригадам, основная масса уже была на нашей стороне. Поколебавшись, к нам примкнули и те из бригадиров, которых силой подчинили заведенному порядку. Были эксцессы, стычки, на кое-кого надели "деревянный бушлат". Лагеря очистились, вздохнули и мы, пришлые и местные.
Вот как неумно распорядились чекисты: болезнь переросла в эпидемию. Что говорить, время и без нас внесло бы изменения в Горлаг, или Горный лагерь.
Мы прибыли в Норильск в сентябре. Через шесть месяцев великий вождь отправился на тот свет. Его соратники, как видно, понимали, что перемены необходимы, но какие? Вероятно, по этому поводу начались раздоры, и чекисты пребывали в растерянности. Неразбериха в верхах отразилась и на лагерной жизни. Похоже, никто не мог решить: усилить или ослабить режим. Сверху, надо думать, указаний тоже не спустили, иначе не посмели бы ослушаться! Словом, все пошло на самотек, можно подумать, нам специально предоставили свободу.
Странная вышла история. Председателем второго отделения нелегального комитета был украинский нациздапист Владимир Нос, один из тех людей, кому цельность натуры, разум и доброта были дарованы Богом. Во время войны он был связным в одной из украинских подпольных организаций. В пятнадцать лет, когда его схватили немцы. Мальчик бежал из концентрационного лагеря. Прошел через всю Германию, вернулся домой, снова взялся за подпольную работу. Его взяли, он опять бежал... Потом его арестовали уже коммунисты. Приговорили к расстрелу. Расстрел заменили лагерем – мальчик был несовершеннолетним. Бежал и оттуда. Владимир Нос посвятил свою жизнь родине и людям. Его любили и уважали все. В политическом мире ГУЛАГа его знали все. Он был отважным борцом и правильным человеком, даже чекисты питали к нему почтение. Прозвище он получил за большой нос. Точно заметил Коробов: честные в политике не выживают. Нос действительно не выжил. Погиб. Погиб, когда нужен был движению как воздух. Он был организатором карагандинского сопротивления. Нос не только превосходно знал законы и правила конспирации, но и умело пользовался ими. Чекисты много раз сажали его в следственную тюрьму, но доказать вину так и не смогли. Никаких улик. Одни подозрения. Нос умудрялся руководить движением даже из штрафного изолятора. Он погиб при крайне подозрительных обстоятельствах. Впоследствии подозрения подтвердились. Вот как это было. В лагере началось брожение. Бригады ходили на работу, но делать ничего не делали. Система зачетов действовала: при перевыполнении нормы день засчитывался за три. Вкалывали те, кому нужны были дни, и те, кому оставалось совсем немного до окончания срока. Бригада Носа работала на строительстве города. Нос сидел долго, и его показное рвение получить зачет ни у кого не вызывало подозрений. В один из дней панель, сорвавшись с подъемника, придавила Носа. Он скончался на месте... Мы были близкими друзьями, я очень любил его и тяжело переживал утрату... В какие только передряги он не попадал! Такая личность – и такой тривиальный конец!.. Это важно для изложения норильских историй, потому и рассказал...
Вот и пришло время вспомнить господина Чан Дзолина. На этот раз он не привиделся мне, как бывало в детстве. Я встретился с ним в пятом лагере "ГОРЛАГа". Самое удивительное, что он оказался в той же секции, что и я, на соседних со мной нарах, живое существо во плоти. Но в отличие от моего торговца жемчугом, этот Чан Дзолин держал в руках котелок и хлебал баланду. Мы встретились как старые кореши, разве что не поцеловались. Мне и поныне наша встреча кажется удивительной – в моем сознании реальность причудливо переплелась с воображением. Человек этот был китайцем, странно совпавшим своим обликом с Чан Дзолином из моих видений. Между нами, зэками, ходила история, случившаяся с китайцем, отбывавшим срок в пятом лагере. Он им и оказался. История связана с кухней, в частности с баландой... Поскольку я назвал китайца Чан Дзолином, пусть это имя за ним и останется, тем более что его настоящего имени я никогда не знал; китаец отлично заваривал чай еще довод, почему лично я величал его Чан Дзолином... Да, теперь об истории. У китайца была в жизни счастливая пора, когда, возвращаясь с работы, он до поздней ночи подвизался на кухне и всегда был сыт. Раз как-то он хватил лишку, случился заворот кишок, его сочли мертвым, отнесли в морг. Там он то ли от холода, то ли еще от чего воскрес. Когда вернулся из лазарета, его место на кухне заняли – селедку от белых червей, так называемых попрыгунчиков, чистил кто-то другой. Вот после этого и прогремело имя Чан Дзолина по всему ГУЛАГу, он изобрел новый способ кражи баланды – прямо с крыши! Как? Над котлами с варевом были установлены огромные вентиляционные зонты, от них на крышу вела вытяжная труба с приваренной к ней лесенкой. Чан Дзолин, человек наблюдательный, в подробностях изучив распорядок дня на кухне, взбирался на крышу, когда баланда, уже готовая, мирно клокотала на плите, а повара тешили свой аппетит краденым морзверем. Следуя заведенному ритуалу, они запирались в кабинете заведующего. Кухня оставалась без присмотра. Вот тогда-то в самый центр восьмисотлитрового котла и опускалась по трубе вентиляционного зонта трехлитровая посудина особой конструкции. Все суета сует, и все в подлунном мире преходяще, не так ли? Кашевары в лагерях, как правило, были людьми жестокими и грозными. Для начала они избили Чан Дзолина до полусмерти, потом сунули его в котел, из которого он подкармливался, и развели под ним огонь, но Бог милостив, и подоспевший дежурный спас от гибели в кипящем вареве хитрого прожорливого китайца. Чан Дзолин от природы был щуплым, а в лагере настолько съежился, что скорее походил на тень – в толпе не вдруг заметишь: вечно голодный, забитый, тихий, молчаливый. Трудно было судить о его умственных способностях по тусклым глазам; могли я себе представить, что у Чан Дзолина, теоретика и практика, был за плечами богатый опыт заговоров, переворотов, революций, национально-освободительной борьбы и других деяний!
Как-то раз, вернувшись с работы, я заметил на двери барака объявление: "Даю уроки технологии победы. Четвертая секция. Китаец".
Кратко и ясно! Я подумал, Чан Дзолин дошел до ручки, вот и закинул аркан. В тот вечер на объявление никто не откликнулся. Назавтра вечером пришли двое, но Чан Дзолин марки не уронил: "Группа должна состоять хотя бы из пяти человек!"
Понабежали лидеры-козявки, и Чан Дзолину как-то удалось увлечь их своими беседами. Однажды я вернулся с заседания комитета. Чан Дзолин сидел во главе стола, читал ученикам очередную лекцию. Их собралось столько, что сидели на полу. Я прилег, прислушался. Мелькнула мысль: "Вот не думал, что он так хорошо будет смотреться в роли тамады". Это был совсем другой Чан Дзолин, полный достоинства, сдержанный и, представьте, внешне ничего себе! Мне почему-то кажется, что тибетские лекции по медицине тамошние ученые читают именно таким тоном и в таком стиле – вежливо, спокойно, со скупой жестикуляцией и твердой верой в истинность своих слов.
Он проповедовал.
– Мы уже прошли ту часть полного курса, краеугольным камнем которого является положение: конечное прибежище неудачников – политиканство. Теперь нужно заострить внимание на том, в каком случае человек не достигает поставленной цели, с какими качествами он приходит в политику. Основная причина поражения – бездарность. Нет таланта – с делом не справишься, цели не достигнешь. Однако одной бездарности маловато. Необходима убежденность, что причина поражения лежит не в тебе, а в окружающих. Но и это не все. Победы должны исполнить вас манией величия. Это легко, поскольку всех вас родители баловали, пестуя комплекс гениального ребенка. Мания величия необходима для того, чтобы ни на мгновение не усомнились в безграничности своих возможностей. Если масса заметит в вас нерешительность, она не пойдет за вами. Необходимо еще одно качество – трусость, но на этом не нужно особенно заострять внимание, потому как трусость и без того всегда сопутствует мании величия и идет от убеждения, что в случае моей гибели никому не дано продолжить начатое мною дело. У кого нет перечисленных данных, прошу покинуть семинар!
Чан Дзолин окинул взглядом собравшуюся аудиторию и недовольно покачал головой:
– Недоростков, где обещанный сахар?..
– Принесу, все время забываю. Сегодня же принесу!
– Ладно, ладно!.. Значит, так. Вы твердо должны усвоить, что для активизации борьбы и достижения победы нужна благоприятная обстановка. Масса, к которой обращены ваши слова, суть почва, предназначенная для ваших манипуляций, и она должна быть готова принять в себя зерно, напоить его, чтобы оно набухло и выбросило росток. Обратите внимание, политизированная часть молодежи стала отпускать бороду и усы! Знак того, что революционная ситуация зреет!.. Улыбаетесь? Симптом, подтвержденный историей... Теперь первейшая задача – выявить всех стукачей и выдворить из лагеря. Если даже кто останется, проследить за тем, чтобы стукач вообще не встречался с начальством, а в случае вызова брал с собой свидетеля из заключенных, чтобы остальные знали, зачем его вызвали. Между прочим, это правило распространяется на всех, независимо от репутации... Чекисты, надо полагать, из боязни засветить оставшихся в лагере агентов, тоже станут избегать общения с ними.
Таким образом, начальство не будет знать, что происходит в лагере, а политические вожди, устранив помехи со своего пути, легче смогут политизировать массы. Начальство выпустит из рук бразды правления, полетят производственные планы, жизнь лагеря дестабилизируется. Для ГУЛАГа это "чрезвычайное положение"; пересуды, разные сплетни, неопределенность и предчувствие беды всколыхнут лагерную массу...
Все семинары я прослушал лежа на боку.
Чан Дзолин проповедовал методы борьбы все в той же аудитории – вел семинары в нашем лагере, вот только состав слушателей несколько изменился. Я рассудил так: кто не брал в расчет паранойю и манию величия, перестали ходить на лекции, а те, кто считал эти болезни достоинством, напротив, стали посещать их. Так или иначе, с течением времени я прослушал полный курс лекций китайца и в результате мог бы в одной из стран Южной Америки устроить революцию за приличное вознаграждение, но предпочел на время воздержаться и пройти производственную практику в Норильске.
После смерти Сталина и событий, связанных с Берия, когда власть перехватил на несколько месяцев Маленков, мне довелось прослушать такую лекцию Чан Дзолина:
– Автор системы преставился, он в аду. Его клевреты, не поделив между собой власть, расправились с жандармским головой. Намотайте это на ус. В процессе вашего правления может сложиться ситуация, когда с вас спросят за содеянные преступления или ошибки. Переложите вину на вашего соратника. Пусть он один держит ответ. Очень удобно. Испытанный метод. Всегда дает желаемый результат. Нас интересует арена, на которой разворачивается наша деятельность, – ГУЛАГ! Да будет вам известно, что помимо паранойи и мании величия, великого вождя мучил еще навязчивый страх террора. Этот страх стал одной из причин создания ГУЛАГа, окружение вождя тоже не возражало против постоянных репрессий. Напротив. Они чувствовали себя спокойно, когда их потенциальные конкуренты были надежно упрятаны в тюрьмы.
– Правильно! – прервал один из учеников. – Вот, например, мой родственник Александр Сергеевич Щербаков. Только за два года – тридцать седьмой и тридцать восьмой – он сменил четыре разные области в качестве первого секретаря. Поскольку у него был обширный опыт по проведению репрессий, его перебрасывали из области в область. Во всех четырех он поработал успешно, был настолько предан вождю, что даже моего отца не пощадил. Потом до конца жизни просидел начальником Главного политического управления Советской Армии. Сталин держал его на этой должности, чтобы использовать в случае надобности. Скольких он там уничтожил, Бог знает. Разве такой человек мог обойтись без ГУЛАГа?!
– Не мог! – поддержал чей-то голос. – Таких много, потише...
Чан Дзолин снова взял слово, и только теперь я заметил, как он говорил по-русски, с едва заметным акцентом – значит, учился, сукин сын, в Москве!
– Государству от ГУЛАГа один ущерб, это известно. Нельзя не согласиться, что система лагерей – университет для воспитания врагов коммунизма; ни одно высшее учебное заведение не готовит столь высококвалифицированных специалистов в этой области. Миллионы заключенных имеют семьи, в каждой по три-четыре члена, помимо этого, у них родственники, друзья, сочувствующие. Тот, кто сочувствует репрессированному, – враг коммунизма, если не действующий, то потенциальный. Согласитесь, это грозная опасность для государства. Врагов нужно нейтрализовывать... Кроме того, новая власть наметила новый курс внешней политики. Общеизвестна реакция всего человечества на систему террора и насилия в советской империи. Надо полагать, это вынудит власти провести реформы, послабляющие режим в системе ГУЛАГа.
Чан Дзолин замолчал, встал, заложил руки за спину и стал расхаживать. По-моему, обдумывал содержание второй части лекции, и, если меня спросить, получилось здорово:
– Представим себе всеобщие амнистии, довольных людей, незанятые рабочие руки, опустевшие лагеря, экономию денежных ресурсов, реакцию свободного мира! Можно завоевать сердца десятков миллионов людей!.. Среди руководителей государства непременно есть такие, кто понимает, что ГУЛАГ рудимент, его дОлжно преобразовать, а лучше ликвидировать и создать заново. Понимают, но их мало, реакционеров больше, и на уступки они не пойдут. Иначе быть не может. Как их вынудить? Надо игнорировать все мероприятия, приказы и указания лагерной администрации. Это убедит реакционеров в том, что коренные перемены в репрессивной системе необходимы! Кажется, я уже говорил, но хочу еще раз заострить ваше внимание на том, что каждая новая власть, добиваясь доверия масс, допускает множество ошибок – вынужденных и случайных, включая роковые. Подобные ситуации неоднократно повторялись и считались закономерными. Вы должны помогать врагам допускать ошибки! Как помогать? Очень просто – путем дестабилизации!!! Что последует за этим? Тупик, безвыходная ситуация и неизбежная роковая ошибка властей. Допустим, во властных структурах взяли верх реакционеры. Начнутся расстрелы, человечество заявит протест, власти вступят в переговоры. Другой вариант: взяли верх сторонники реформ. Власти пойдут по пути уступок. В обоих случаях события будут развиваться в нашу пользу и тогда – да здравствует гипертрофия демократии, то есть хаос! Для чего это нужно, узнаете потом. А теперь – дестабилизация! Это ближайшая задача!
Я пересказал слова Чан Дзолина членам нелегального комитета. После небольшой дискуссии мы решили работать в этом направлении – способствовать хаосу. О том, что идея принадлежит китайцу, все почему-то забыли, и вышло так, будто подпольщики сами пришли к этому решению, точнее, его предложил Святополк, председатель нашего комитета.
Ситуация сложилась такая, что выходить на работу было как бы не обязательно. Кто хотел, ходил. В основном же все лагеря Таймыра – в зоне или на работе – занимались митингами и политикой. Однажды Чан Дзолин подсел ко мне на нары. Говорил шепотом. Глаза его сверкали – обычно такие глаза бывают у овчарки на привязи, почуявшей чужого!
– Я хочу сказать: любая власть во все времена берет на войну в первую очередь молодых. У них горячие сердца, они бездумно жертвуют собой, влекомые инстинктом, а не разумом. Восстание – как юноша, исполненный экстаза, за счет этого оно и побеждает! Восстание обречено на провал, когда в дело активно вмешивается способность анализировать и проницать, свойственная пожилым интеллигентам. Мудрость вредит восстанию, мудрость нужна до восстания и после него, независимо от победы или поражения. Парадокс? Пересмотрите историю восстаний под этим углом. Известно, что есть интеллигенты иного склада – неудачники. У этих ко всему отношение злобное, циничное. Они стремятся проникнуть в новую для них сферу деятельности, вкорениться в нее и взять бразды правления в свои руки. Вы меня поняли?
– Да, понял. А дальше?
– Их нужно устранить из лагеря. Большинство с радостью согласится унести ноги от опасности. Иные в лепешку расшибутся: хочу, дескать, умереть вместе с вами! Пусть остаются, Бог с ними...
– Святополк уже разогнал интеллигентов. Шайка Киприна стала возводить на них поклепы, а когда раздосадованные интеллигенты потребовали у Святополка объяснений, он им сказал: "Я знаю, вы – агенты чекистов. Если можете возразить мне – слушаю, возражайте!"
– Ладно, оставим это. Знаете ли вы, кто такой Святополк и откуда у него это имя?
– Нет.
– Я знаю. Он вроде Святополка Окаянного, предал гибели своих же братьев из-за политических разногласий... Думал ли ты о смерти Володи Носа? С ним он разделался так же, как с интеллигентами: вы, дескать, агенты чекистов, – и убрал конкурентов с дороги. Ясное дело, расчищает путь. Для него восстание – это идефикс. Конечно, он тоже страдает манией величия, но как руководитель он, безусловно, на порядок выше всех. Вы, вероятно, знаете, у него есть свои люди. Довольно большая группа, у них коноводом Киприн. Они с готовностью выполняют все задания Святополка, в том числе и убийства. Почему? Потому что паранойя для них равносуща гениальности... Знаете, что дает мне смелость быть с вами откровенным? Во-первых, я чувствую ваше отношение к Святополку и знаю, вы меня не выдадите. Во-вторых, меня отсюда скоро заберут. Вы с Минцем составили Обращение к правительству, я его прочел – разрешить иностранцам выезд на родину!.. Помимо этого, в Обращении есть пункт– признать заключенных официальной стороной... Это дополнение внес Святополк, он собирается использовать его для своих дел. Я кончил, теперь я в ваших руках...
Тем временем мы узнали от пожарников, врачей и знакомых с воли, что полковник Зверев с приспешниками отбыл в Москву на совещание. Через неделю прошел слух, что он возвращается с особыми полномочиями! Сказать, что это было для нас неожиданностью, не могу, мы и так предполагали, что за нас возьмутся всерьез. А что им оставалось?! В общем, начальство прибегло к террору. Первая трагедия произошла на Медвежке. Конвой вел колонну заключенных на работу. У старичка сектанта подкосились ноги, он упал. Сколько ни кричали на него конвоиры, встать он не смог. Расстреляли. Весть об этом распространилась по всем лагерям. Была пора долгих ночей. В четвертом лагере двое сектантов проникли в запретную зону и с криками "Начальник, стреляй!" стали карабкаться на проволочное заграждение. Расстреляли и этих. Дважды еще разъяренные конвоиры пытались вывести заключенных из строя и пристрелить на месте. Товарищи не позволили. И оба раза конвой едва не открыл стрельбу по всей колонне. Эти эпизоды накалили страсти, люди были на пределе, для восстания нужна была искра, и она высеклась.
Пятый лагерь был мужским, шестой – женским. Их, как обычно, разделяла огневая зона с ограждением из колючей проволоки. Вечерами к зоне с обеих сторон сходились женщины и мужчины, в основном земляки. Если кто получал весточку из дома, обменивались новостями. Были заигрывания, шутки, люди отводили душу... Часовые смотрели на это сквозь пальцы. Если мне память не изменяет, это случилось вечером третьего или четвертого мая тысяча девятьсот пятьдесят третьего года; парни, по обыкновению, балагурили с девушками, переириниваясь через зону, и вдруг часовой открыл по ним пулеметный огонь. Несколько человек упали – кого убило, кого тяжело ранило. Чаша терпения переполнилась. Представителей администрации вышвырнули из лагеря...
Мы объявили всеобщую забастовку. На другое утро к нам присоединились все лагеря полуострова Таймыр.
Остановилось все: строительство Норильска, добыча и переработка меди, угля, железа, кобальта и других цветных металлов. Прекратились работы по погрузке и разгрузке морских и речных судов. Свободное население охватила паника. Лагерь обнесли окопами, установили огневые точки. На сторожевых вышках поместили динамики. Появились какие-то полковники, попытались начать переговоры. Лагерный забастовочный комитет отказался разговаривать с мелкими сошками. Тогда пожаловали генералы с материка. Помню, какие у них были удивленные морды: из-за чего, дескать, сыр-бор! Мы требовали представителей правительства, хотели официально, из рук в руки, передать наши требования.
Пообещали пойти и на эту уступку!
На заседании комитета мы доработали документ – Обращение к Политбюро Компартии, Совету Министров СССР. За преамбулой на трех страницах следовало двенадцать пунктов требований:
1. Упразднить номерную систему; то есть спороть номера, заменяющие нам фамилии, имена, отчества, с груди, левого рукава, правой штанины и шапки.
2. Упразднить заведенный порядок, в соответствии с которым заключенные в бараках сидели взаперти с семи часов вечера до шести утра.
3. Снять решетки с жилых помещений.
4. Предоставить свободу переписки; официально мы имели право посылать два письма в год, но на самом деле и этого не было.
5. Признать заключенных официальной стороной; мы хотели добиться, чтобы все злободневные вопросы решались с администрацией на основе соглашений.
6. Установить восьмичасовой рабочий день.
7. Отправить всех иностранцев на родину для отбывания срока в соответствии с законами их стран.
8. Перевести в отдельный лагерь занлюченных-краткосрочников на время принятия решения касательно их будущего.
9. Немедленно освободить инвалидов. (Три последних пункта имели свой подтекст: мы готовы стоять до последнего и хотим уберечь от кровопролития людей, которым недолго ждать освобождение.)
10. Освободить женщин с малолетними детьми, независимо от приговора, исключая случаи преднамеренного убийства и приравненные к ним преступления.
11. Ликвидировать ОСО – Особое Совещание МВД СССР – орган, наделенный правом выносить заочно приговор от трех лет до расстрела включительно на основании заключения, представленного Комитетом госбезопасности.
12. Пересмотреть все политические дела, которые когда-либо рассматривались Комитетом госбезопасности. Без исключений.
Обращение мы передали начальству.
Никакой реакции! По мнению Святополка, текст следовало зачитать лагерникам. Я принес документ на площадь, там никого не оказалось. Пошел на стадион. Народу собралось видимо-невидимо. Святополк стоял возле трибуны с членами комитета. Я передал сообщение и спросил: "Почему назначили митинг на стадионе?" "Площадь плохо просматривается, пусть чекисты видят наше единодушие!" – ответил Святополк, поднимаясь на трибуну, и стал читать документ.
Люди слушали, затаив дыхание. За колючей проволокой сгрудилось высокое начальство – такого скопления офицеров нам не приходилось видеть. Стояли, слушали. Едва Святополк кончил читать, как среди чекистов поднялся переполох – в них полетели намни. Это действовала шайка Киприна, их было человек десять...
– Прекратить! – заорал Святополк и, повернувшись ко мне, приказал: Сбегай, утихомирь подлецов! – Он соскочил с трибуны, спасая свою шкуру.
Я сорвался с места. Пробежал почти полпути, как раздалась команда: "Огонь!!!" Застучал пулемет. Митинг не то что рассеялся – испарился...
– Отставить! – послышалась команда. Стрельба прекратилась. На стадионе лежали несколько десятков раненых и убитых, среди них и Марат Киприн, исключенный из университета за сочинение и распространение пасквилей...
– Нострадамус! – пробормотал я, потрясенный, не в силах двинуться с места.
– Возглас венценосной дамы, не так ли? – заметил Чан Дзолин.
Обернувшись, я машинально откликнулся:
– Екатерины Медичи!
Он стоял понурившись, будто был соучастником этого ужасного побоища. Мне припомнилась наша беседа накануне и его предупреждение: "Берегись!"
Раненые кричали, стонали, взывали о помощи, но поблизости никого не было. Я сделал движение подойти. Это не было сколько-нибудь четко осознанным решением, я только знал, что нужна помощь, и двинулся.
Чан Дзолин схватил меня за руку:
– Не ходи! Видишь, они все еще там, что-то замышляют... Киприн, само собой, знал больше положенного. Святополк послал тебя не потому, что ты был первым в списке тех, кого надо убрать с дороги, не думай. Ты просто попал ему под руку, стоял ближе других. Роберт Сорский и тот простодушный энтузиаст... Как его? Оппозиционер!
– Дискант.
– Дискант! Вот кого он хотел убрать, они могли оттеснить Святополка на задний план. Не вышло.
Офицеры со знанием дела осмотрели стадион. Отдали еще какие-то распоряжения и оставили поле боя.
Над бараками взвились черные флаги. Три-четыре дня плакали и выли все лагеря Таймыра. Голосили женщины, шесть тысяч одновременно! Забыть это невозможно. Такое дано услышать раз в жизни, да и то не каждому! Мы вырыли на стадионе братскую могилу. Траурные митинги продолжались неделю. Искренно, с горечью и болью двести тысяч заключенных оплакивали новые жертвы ГУЛАГа.
Я спросил Чан Дзолина, зачем чекисты пошли на такое дикое преступление.
– Порой в процессе революций, на некоторых этапах, цели освободительного движения и реакционных сил совпадают. Более того, кое-какие процессы и ход событий на руку обеим сторонам. Случается, что лидеры двух противных сторон действуют заодно. В условиях нашей лагерной революции подобная ситуация может сложиться в самом ближайшем будущем. А пока, думаю, просто совпали цели сторон, противники не сговаривались заранее о побоище. Цель Святополка ясна – кровь! Чекистами двигало нечто иное. Они знали, когда голову поднимет оппозиция и страсти поутихнут, придется пустить события на самотек или принять меры устрашения.
Офицеры, думаю, пришли на митинг не слушать. Акция была запланирована, мы дали повод. Верх одержал Святополк, лагерной администрации не представился случай прибегнуть к репрессивным мерам. Отныне они будут действовать заодно, согласованно!..
После того как на стадионе расстреляли Киприна с его людьми, переговоры с начальством прервались. До этого и после, по возобновлении, они проходили так. Часовой с вышки оповещал: "Прибыло начальство, от вахты на двадцать метров отступить!" Мы выделяли от нас двух добровольцев-златоустов, на которых возлагалось одно: твердить, что наши требования справедливы, правительство должно удовлетворить их все без исключения. Противная сторона тянула резину: требования, дескать, рассматриваются, вот-вот будет вынесено решение, вам нужно успокоиться и возобновить работу. Вот и все. Наши посланцы, люди битые, держали ухо востро. Начальству случалось во время переговоров обмолвиться о чем-то важном для нас, посланцы все мотали себе на ус и пересказывали нам.