Текст книги "Let's start over! (СИ)"

В тот вечер мы праздновали успешную презентацию новой коллекции Несси. Она была настоящая молодец, и, конечно, тусовка в её честь должна была быть потрясающе шумной. Хотя традиционный фуршет прошёл без сучка без задоринки, нам этого показалось мало. Мы направились в наше излюбленное место с целью хорошенько шлифануть различными алкогольными напитками успех презентации. В клубе было, как всегда, шумно и многолюдно. Когда мы были уже разгорячены коктейлями и бутылкой ледяной водки, Несси, опираясь лицом на ладони и даже не пытаясь сфокусировать взгляд, заявила, что для полного счастья ей не хватает косячка.

Пошатываясь, я поднялась со своего места. Обычно поиском лёгкой наркоты занималась Глория, но в этот раз она явно была неспособна что-либо найти, так как даже не слышала реплики Ванессы. Дело в том, что Глори в этот момент благосклонно выслушивала слова восхищения от очередного сражённого её прелестями мужика. В толпе отдыхающих я прежде заметила одного старого знакомого. Сразу отмечу, что наркотиками я не увлекалась. Даже травка была для меня почти запретной, и такую слабость я позволяла себе крайне редко. Но знакомые в сфере продажи дури у меня имелись. Дело в том, что внимание прессы я заслужила не только своими выходками. Около пяти месяцев назад пресса смаковала подробности моего разрыва с известным музыкантом… Знаете, мне не хочется сейчас произносить его имени, однако скажу, что с миром торговли наркотиками я познакомилась достаточно близко именно благодаря ему.

Итак, выловив старого знакомого, я быстро и максимально, как мне казалось, незаметно обменяла деньги на пакетик травки. Едва я успела спрятать его в задний карман джинсовых шорт и сделать несколько шагов в сторону нашего с девочками столика, как кто-то схватил меня за локоть.

– Какого хрена? – я развернулась и столкнулась нос к носу с охранником.

В заднем кармане шорт пакетик травки был обнаружен достаточно быстро, и остаток ночи я провела в полицейском участке. Конечно, в итоге меня выпустили под залог, и родители устроили так, что никаких обвинений мне не было предъявлено. В нашем деле главное – шорох зелёных купюр, как вы понимаете. Однако информация о моём аресте и его причинах была облизана журналистами и приправлена парочкой неправдоподобных подробностей.

И я бы могла с этим спокойно жить. Вы же понимаете, мне не впервые оказываться в эпицентре скандалов. Но всё повернулось совсем не так, как я хотела.

____________

*здесь и далее все названия придуманы автором.

*glory (англ.) – великолепие, красота.

========== Часть 2 ==========

После эпизода с марихуаной прошло около десяти дней. Угрызения совести меня совершенно не мучили, тем более, что, заплатив за меня залог и устроив моё освобождение из цепких лап калифорнийской полиции, мои родители, казалось, забыли о неприятном инциденте. Поначалу меня это вполне устраивало. Я не особенно хотела в первые дни выходить из дома, но в конце концов мне пришлось это сделать. Нужно же было как-то опровергать нелицеприятные статейки в Интернете о том, что меня отправили в закрытую реабилитационную клинику! Девочки предложили любимый шоппинг, и это было прекрасной идеей.

Однако наша затея потерпела неудачу в первом же бутике. Я пыталась расплатиться за покупку, когда обнаружила, что все до единой банковские карты из моей визитницы заблокированы. В очередной раз. Я серьёзно разозлилась на родителей, ведь, в конце концов, мне было уже не пятнадцать! Я была взрослой самостоятельной барышней восемнадцати лет, которая вполне себе зарабатывала на свои капризы. Однако родители снова решили попробовать проучить меня, как будто хоть одна из прежних попыток возымела успех! Вернувшись домой, несмотря на протесты подруг, я закрылась в своей комнате. А прежде выудила из домашнего бара бутылку ликёра. Накачавшись алкоголем, в конце концов я решила, что прямо теперь пойду и выскажу родителям всё то, что я думаю об их поведении, но домработница извиняющимся тоном сообщила мне, что мама и папа отсутствуют, и она не знает, когда они вернутся. Это удивило меня: время было достаточно позднее, а родители, уходя куда-либо, обязательно предупреждали прислугу о приблизительных сроках возвращения и координатах того места, куда направлялись (на случай форс-мажора). Я твёрдо решила дождаться отца и мать, вернулась в свою комнату, приложилась ещё разок к ликёру и в конце концов уснула.

Ранним утром (под «ранним» я имею в виду десять часов) та же самая горничная разбудила меня. Накануне я забыла запереть дверь в комнату, за что и поплатилась. С трудом приподняв помятое лицо с подушки, я протянула руку к стакану воды, протянутому заботливой Элизой. Только восстановив естественную влажность пересохшего ранее горла, я сообразила, что горничная сказала, разбудив меня.

– В смысле они хотят видеть меня? Сейчас? Ох…

Я сделала слабую попытку подняться с постели. Мой мозг соображал с трудом в эту минуту – от недосыпа и выпитого ликёра, конечно.

Элиза печальным взглядом обвела беспорядок в моей комнате и посоветовала:

– Мисс Браун, ваши родители не в самом добром расположении духа. Было бы лучше, если бы вы слегка поторопились.

Я разозлилась.

– Не надо мне указывать, что я должна делать, – огрызнулась я, не испытывая мук совести за то, что нагрубила доброй горничной. – Сейчас я к ним спущусь.

Элиза хмыкнула и вышла из комнаты, а я поплелась к зеркалу. Конечно, «сейчас» в итоге растянулось на добрые полчаса. Я долго и придирчиво разглядывала помятое своё отражение в зеркале. Должна сказать, я никогда не отличалась ложной скромностью и прекрасно понимала, что была по-настоящему красивой. У меня было лицо в форме сердечка, прямой нос и, к сожалению, не самые совершенные губы: верхняя была слегка бесформенной, даже то милое у многих девушек углубление над губой было невыраженным и совсем пропадало, когда я улыбалась во всю зубную поликлинику. Зато у меня были красивые глаза. Большие, с намёком на восточный разрез, они были бледно-зелёными и привлекали к себе внимание. Но самым большим моим достоинством были, конечно, мои волосы, густыми, тяжёлыми кудрями ниспадающие до талии. Я очень гордилась тем, что никогда не красила их, и они остались первозданно чёрными. Словом, сама я была вполне довольна собственной внешностью. Иногда меня слегка раздражало то, что приходится держать своё тело внутри стандарта «90-60-90», потому что, не скрою, втайне я мечтала о пышной груди и бёдрах. Но в остальном я не могла бы сказать, что страдаю какими-либо комплексами.

Итак, потратив какое-то время на приведение себя в порядок и маскирование вчерашней алкоистерики, я в конце концов соизволила войти в кабинет отца. Папа восседал в своём любимом кресле, а матушка стояла за его спиной. Честно говоря, я всегда поражалась своим родителям: за девятнадцать лет брака они ни разу толком не поссорились, и даже спустя годы продолжали смотреть друг на друга с такой любовью, что рядом с ними порой было неловко находиться. Мама была рядом с отцом в то время, когда у него не было ничего. Она поддерживала его во всех начинаниях, оказывала моральную помощь тогда, когда папа считал, что все его старания напрасны. В этом доме я ни разу не слышала никаких слов о разводах и тому подобном. В плане брака мои родители казались мне наилучшим примером для подражания, хотя уж я-то сама не собиралась в ближайшее время связывать себя узами супружества.

– С добрым утром, – буркнула я, усаживаясь в кресло напротив папы. Отец поднял на меня уставшие глаза и не ответил. Я невесело усмехнулась, предчувствуя, что сейчас начнутся долгие и нудные нотации о моём поведении. Однако отец ещё долго буравил меня тяжёлым взглядом, сохраняя в кабинете гнетущую тишину. Матушка явно нервничала, заламывая тонкие пальцы. В конце концов, не нарушая молчания, отец положил передо мной на стол газету, открытую как раз на колонке светских сплетен.

Я быстро пробежалась взглядом по статье. Ох, это было действительно что-то новенькое. Мою собственную скандальную известность обычно связывали с моим родом деятельности и теми громкими инцидентами, в коих я зачастую играла главную роль. Но моё имя крайне редко светилось в статьях рядом с моим отцом и его бизнесом. Что касается того, что я только что прочитала… Не скрою, мне самой стало неприятно. В статье журналисты обвиняли мою семью в том, что я, мол, отбилась от рук и совершенно потеряла совесть. Приводилась масса примеров, и ситуация с марихуаной была лишь вишенкой на торте моих прегрешений. Я слегка покраснела, снова обратив взор на родителей.

– Ну, ясно. Вы поэтому решили отрезать мне все пути к отступлению? – поинтересовалась я, намекая на заблокированные карты.

Вместо ответа отец протянул мне внушительную папку документов. Я пролистала её, и всё смущение, испытанное мной несколько минут назад, уступило место праведному гневу. Из тех документов, что я держала в руках, следовало, что до двадцати одного года – фактического совершеннолетия – я лишалась права принимать самостоятельно любые серьёзные решения. Что мы понимаем под серьёзными решениями? Чуть меньше, чем через год, истекал мой контракт с Jamile, и по всему выходило, что продлить его могли только мои родители. Точнее, я сама – но с одобрения матери и отца. Любые серьёзные покупки, типа недвижимости или автомобиля, так же могли оформляться только при родительском участии. И самое худшее – мой годовой доход был заморожен, я получала только небольшое ежемесячное содержание.

Вот тебе и заблокированные карточки…

Когда я завершила чтение, отец всё-таки прервал тишину.

– Ты должна понимать, – начал он, и я поняла, что речь его была заготовлена заранее, – что всё это сделано исключительно для твоего блага. Твои проступки уже давно пересекли грань разумного, Хейли. Мы не хотели применять таких мер, но ты не оставила нам выбора.

– Ну конечно, – съязвила я, – поэтому вы и решили ограничить меня во всех возможных действиях. То есть почти три года я должна вести себя паинькой, не так ли?

Мама вздохнула, избегая смотреть на меня, и мне сделалось дурно от плохого предчувствия.

– Более того, – продолжал отец, игнорируя мою реплику, – хорошенько подумав, мы с твоей матерью пришли к выводу, что и нам неохота нести ответственность за твоё отвратительное поведение. Поэтому, дорогая, прочитай-ка ещё вот это, – отец развернул ко мне свой ноутбук с открытой заметкой, опубликованной на новостном сайте не больше часа назад.

«Дориан Браун сообщил о причинах исчезновения своей дочери», – так была озаглавлена заметка. Нервно сглотнув, я приступила к чтению.

«Небольшой переполох вызвало то, что известная фотомодель Хейли Браун, завсегдатай всех модных вечеринок в Сан-Франциско, неожиданно пропала из поля зрения камер. Это вызвало множество предположений о том, что в свете последних событий дочь владельца крупной сети ювелирных магазинов угодила в реабилитационную клинику для наркозависимых.

Однако вчера вечером Дориан Браун сделал шокирующее заявление для прессы.

«Наша дочь в полном порядке, – сообщил он, – ни о какой реабилитационной клинике и речи быть не может. Произошедший несколько дней назад эпизод был не более, чем простым недоразумением.»

Нашего корреспондента весьма удивил ответ на вопрос о том, почему же в таком случае мисс Браун не появляется на людях.

«Всё дело в том, что Хейли занята подготовкой к свадьбе. Видите ли, уже через несколько месяцев наша дочь собирается связать себя узами брака. Как вы понимаете, подготовка к свадьбе – дело весьма хлопотное, поэтому, боюсь, некоторое время она не сможет появляться на людях.»

О том, кто является избранником принцессы Браун, Дориан умолчал, лишь обмолвившись, что данная информация пока что является конфиденциальной.

А нам остаётся только гадать, кто же этот таинственный мужчина, которому Хейли Браун отдала своё сердце.»

Закончив читать, я несколько минут переваривала эту информацию.

– Это что, шутка? – в конце концов выдала я, глядя на родителей. Матушка по-прежнему отводила взор. – В каком это смысле я готовлюсь к свадьбе? Не собираюсь я себя никакими «узами брака» связывать! Да и с кем? Вы что, всерьёз вознамерились выдать меня замуж за… кого-нибудь? Что же, сейчас идёт кастинг кандидатов? – я не заметила, что мой голос сорвался на крик. – Ну-ка, а я сама имею какое-либо право голоса в этом вопросе? Или, ах да, это же явно относится к разряду серьёзных решений, так что я должна молчать в тряпочку, пока вы двое будете решать, кому бы поудачнее сбагрить меня с рук! – я истерически засмеялась, и отец дал мне достаточно времени на то, чтобы я успокоилась. В конце концов он с поистине спартанским спокойствием выдал:

– Не волнуйся, кандидат уже есть. Это Гарри Саутвуд. Помнишь такого?

– Нет! – снова выкрикнула я, и тогда, наконец, к нашей беседе присоединилась мама.

– Вы дружили в детстве, – её голос звучал настолько мягко, в отличие от ледяных интонаций отца, что от изумления я успокоилась. – Генри, его отец, начинал бизнес одновременно с твоим папой, и, хотя они были в некотором роде конкурентами, дружба их была сильнее. Когда тебе было семь, Саутвуды переехали в Нью-Йорк, и мы думали… Думали, что было бы неплохо, если бы вы с Гарри, когда вырастете, поженились.

– Не хочу, – категорично заявила я, силясь вспомнить какого-то Гарри из своего детства. У меня ничего не получилось, а мама тем временем продолжала.

– Когда полгода назад Генри сказал, что они с женой и сыном возвращаются в родные места, мы решили, что это прекрасный шанс для нас всех. Ведь ваш брак мог бы способствовать объединению двух преуспевающих компаний. Правда, мы не собирались давить на тебя…

– Давить? Это слабо сказано! – я фыркнула, перебивая матушку. – И что же, вы хотите мне сказать, что этот Гарри не против жениться на девчонке, которую даже не помнит? Кстати, сколько ему лет?

– Он старше тебя на четыре года, – охотно сказала мама, видимо, восприняв мой ехидный вопрос как проявление интереса к этому безликому «женишку», – и, конечно, сначала это не планировалось как вынужденный брак, – она слегка виновато улыбнулась, – мы хотели, чтобы вы заново познакомились, возможно, у вас бы что-то получилось, и тогда уже слияние компаний стало бы следствием вашего добровольного бракосочетания, но…

– Но ты повела себя так отвратительно, что мы решили особенно не церемониться, – раздражённо перебил отец, уставший от маминых витиеватых формулировок. – У Генри тоже есть кое-какие рычаги давления на сына, так что Гарри уже дал согласие на брак. Это…

– А моего согласия в этой ситуации никто не спрашивает, верно? – съехидничала я.

– Верно, – не смутившись, ответил отец, – и ты сама в этом виновата.

Я глубоко вздохнула. Сил злиться в ту минуту у меня не было – нужно было прежде переварить информацию. А информация в моей голове совершенно не укладывалась.

– Я не пойду замуж, – наконец, заявила я, – вы совсем не знаете меня, если думаете, что вам удастся заставить меня пойти на такой шаг.

С этими словами я встала и, гордо подняв голову, покинула помещение. Добравшись до своей комнаты, я громко хлопнула дверью. Уверена, грохот был слышен на весь дом. Во всяком случае, я на это надеялась.

========== Часть 3 ==========

Мама вошла в мою спальню спустя четверть часа после моего бегства из кабинета. Я сделала вид, что не заметила звука открывающейся двери и её неуверенных шагов. Просто лежала лицом к стене, никак не реагируя на то, что на моё плечо легла мамина рука.

Молчание наше было достаточно тяжёлым, и в конце концов я первая нарушила его.

– Не понимаю, мама, как ты могла это допустить. Только не говори, что всё это ради моего же блага – от этой фразы меня уже тошнит!

Матушка ничего не говорила ещё с полминуты, прежде чем, наконец, ответить мне.

– Хейли, – осторожно начала она, подбирая слова, – конечно, мы можем винить только себя в том, что ты совершенно не думаешь о последствиях своего поведения. Я согласна с тем, что мы довольно-таки поздно взялись за твоё… воспитание… Но ты должна понимать: на эту крайнюю меру ты сама спровоцировала своего отца. – Мама вздохнула, словно собираясь с силами, и быстро выпалила: – Я пыталась сначала его отговорить, но он убедил меня в том, что это правильное решение.

– Правильное? – я повернулась к матери, и она незамедлительно вернула сброшенную было ладонь на моё плечо. – Правильно – сбагрить меня в руки незнакомца? Наверное, я чего-то не понимаю. Мама, ты же должна осознавать, что я не пойду на это, верно?

Она грустно улыбнулась.

– Твой папа позаботился о том, чтобы у тебя просто не оставалось выбора. Конечно, с нашей стороны жестоко загонять тебя в такие рамки, – да, судя по голосу, мама действительно чувствовала себя виноватой, и это почему-то придало мне сил, – но Дориан считает, что только так ты сможешь пересмотреть своё отношение в жизни.

– Только так? В смысле, только будучи полностью ограниченной в правах, только выданной замуж против собственной воли? Да, мама, ты права – это жестоко, – я села, обхватив руками колени, и уставилась на мать. – Что, если я откажусь? Если просто уеду куда-нибудь? – я уже всерьёз обдумывала варианты бегства к моим подругам, в конце концов, они не могли бы бросить меня в беде.

– Твой отец составил документы таким образом, – нехотя сказала мама, – что в случае твоего протеста он сможет с лёгкостью аннулировать твой контракт с агентством. И заключить новый ты не сможешь. Как, в общем-то, и устроиться на любую работу. Так что…

По маминому взгляду я поняла, что меня действительно в случае отказа ждут три года безработицы. Я лишалась возможности заниматься своим любимым делом. Разумеется, я разозлилась, но виду не подала, всё ещё лелея надежду, что смогу как-то из этого выкрутиться. Так что я решила сменить тему.

– А мой, – тьфу! – жених? Надеюсь, я хотя бы смогу встретиться с ним до того, как нас сочетают браком? И, кстати, когда это должно произойти?

– Ваша свадьба состоится в августе, – мама лучезарно улыбнулась, и я осознала, что она действительно радуется перспективе выдать меня замуж за этого как-его-там. Любопытно. – Ну и, разумеется, вы встретитесь! Послезавтра мы ждём Саутвудов на ужин.

– В августе? То есть, через три месяца? – я ужаснулась. – И… уже послезавтра? Как это всё забавно, мама. За три месяца я могу не успеть, – я хотела сказать: «придумать, как избежать этого всего», но сдержала порыв, – толком узнать его. Хоть убей, я совсем не помню ничего такого из детства.

Только сейчас я заметила, что мама принесла с собой в мою комнату старенький фотоальбом. Она с готовностью открыла его на нужной странице. Я увидела на фотографии симпатичного мальчишку с белоснежными кудрями, который по-хозяйски обнимал меня, худощавую большеглазую девчонку, за плечи. Не скрою – ребёнком он был необыкновенно мил, я даже на какую-то долю секунды подумала, что если он по-прежнему хорош, то эта затея, в общем-то, не так уж и плоха. Правда, я тут же заставила себя возненавидеть Гарри Саутвуда за то, что он обнимал меня тогда так… собственнически. Я ощутила себя загнанной в угол. И, конечно, нравиться это мне не могло.

*