Текст книги "Человек-Паук. Майлз Моралес. Крылья ярости"

Автор книги: Бриттни Моррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Пора переодеваться.

Надеваю на запястья веб-шутеры.

Только в этот раз я поднимаю взгляд и понимаю, что нас видят. Одна из крылатых тварей с криком сбивает кого-то на асфальт – темноволосого парня в зеленой кофте с капюшоном – и выбивает из его рук телефон с усилителем вайфая.

Все происходит будто в замедленной съемке.

Включаются рефлексы.

Я бросаю рюкзак и оставшуюся часть костюма и бегу к концу переулка.

Слышу, как Питер сзади выкрикивает мое имя:

– Майлз, стой! Маска!

Но я вижу только, как Ганке, мой друг и сосед по комнате, без сознания падает на асфальт, а сверху на него наваливается пернатый зверь, распахивает пасть с жуткими клыками, с которых капает слюна, и нагибается все ниже.

– Отпусти его! – кричу я, рефлекторно вытягивая руку и отгибая запястье. Не успев понять, что я и правда без маски, стреляю паутиной. Белые нити свистят по воздуху и заклеивают морду существа. Зверь хватается за голову когтями и заваливается на спину, его сбивает такси и протаскивает по переулку кричащей массой перьев, которая ничего перед собой не видит.

Только тогда я разворачиваюсь к Ганке и осознаю: на самом деле он в сознании, просто отворачивался. Он в восхищении смотрит на меня широко раскрытыми глазами, которым сам не верит. Наконец, поднимается.

– Т-т-т-ты-ы, – мямлит он. Ганке настолько поражен, что до сих пор даже не поднял свой телефон и не заметил, как люди в панике бегут по улице. Я нагибаюсь подобрать телефон, отряхиваю его и отдаю Ганке. Он берет аппарат в руки, отворачивается, а потом снова смотрит на меня. Сердце у меня в груди колотится.

Ганке знает.

– Ты… ты ведь… – еле выговаривает он. – Да?

Я глубоко вздыхаю, вспоминая, чего наговорил, когда пролез в комнату общежития и отчаянно выдумывал объяснения. Я ведь всегда так осторожничал, лишь бы не выдать, кто я на самом деле. И соврал ему, когда обещал, что расскажу, если что-то случится. И теперь он знает. Знает все.

Однако, если выбирать между своей тайной и жизнью Ганке, пусть лучше знает о моем выборе.

– Да, – я пожимаю плечами. – Да.

Глава 13

– Н-Н-НО… – запинаясь, произносит Ганке. – А… вот… так… вот та штука… и… и я… да как же ты?…

– Ну да, – отвечаю я, снова пожимаю плечами и прячу руки в карманы. – Извини.

Я знаю, что он сейчас спросит.

Почему ты мне не сказал?

Почему ты мне не доверился?

Как ты мог?

– Майлз, – говорит он с неожиданным для меня смешком. – Да это офигеть как круто! За что ты извиняешься? Это лучший день в моей жизни! Я всегда думал, что ты просто странный, но теперь мне все ясно!

На душе становится гораздо легче: Ганке на меня не злится и, похоже, даже рад, что его лучший друг днем сочиняет биты, а по ночам устраивает кипеж совсем другого рода. А потом я вдруг немного возмущаюсь. Странный? Наверное, у меня поменялось выражение лица – Ганке смеется и снова похлопывает меня по плечу.

– Да не напрягайся, мы все странные. Просто… Просто поверить не могу, и как я не догадался. Само… – Он резко прикрывает рот рукой и широко распахивает глаза. Я удивленно поднимаю брови. – Само собой! – радостно восклицает он. – Окно! Теперь-то все понятно! О боже! Так, постой. У меня есть вопросы. А есть еще один Человек-Паук? Люди-Пауки? Сколько? Ты умеешь общаться с обычными пауками или только с людьми-мутантами? Ты ешь мух? Куда ты прячешь остальные шесть глаз? В смысле, где они у тебя? А паутину сзади умеешь выпускать? Потому что вообще-то большинство пауков выпускает ее из задней части брюшка.

– Ганке, – останавливаю я его и отступаю на несколько шагов: через дорогу от нас с одного здания на другое перепрыгивает гигантская птица. – Не то чтобы я не собирался тебе отвечать, но давай позже? У нас тут есть проблемы посерьезнее.

В нашу сторону продвигается еще одна птица, но потом теряет интерес и убегает по своим пернатым делам.

Кажется, Ганке все это вообще не волнует. Он смотрит в свой телефон с усилителем вайфая, снова и снова переворачивая его в руке, а потом нажимает несколько кнопок.

– Кажется, только поцарапался, – произносит он.

С крыши здания справа на стоящий поблизости автобус прыгает еще одна птица. Заднее стекло лопается, и по земле рассыпаются осколки. Я вздрагиваю от громкого звука, но Ганке даже не запинается и продолжает говорить:

– Починить должно быть не сложно. Наверное, надо будет заглянуть внутрь… кстати, а кто эти крылатые существа? Ты о них что-нибудь знаешь?

– Вообще, возможно, ты знаешь о них даже больше, – говорю я, хватая Ганке за плечо и пригибаясь от пролетающего над нами металлического цветочного горшка. Горшок летит дальше по улице, и до нас доносится кошачий вопль.

– Не так много, – отвечает Ганке.

Еще одно пернатое существо спрыгивает с фонарного столба и усаживается на мусоровозе. Водитель вскрикивает и пулей вылетает из кабины. В панике он бежит прочь по улице. Птица-мутант, которая неслась за ним, замечает двух мужчин, идущих за руку, хватает одного и бросает на землю. Второй мужчина кричит, видя, как страшное создание валит дорогого ему человека и сжимает зубы на его запястье. Я вскрикиваю и слышу вопль Ганке. Рефлекторно выставляю руку перед другом, отодвигаю его назад, а сам шагаю вперед, оказываясь между ним и этими… мини-стервятниками.

Как называют детенышей стервятников?

Цыплята? Стервята?

Сердце колотится. Наверняка я могу сделать хоть что-нибудь, неважно, есть на мне костюм или нет. Вокруг нас только обломки, дерево, перевернутые мусорки и посуда с приборами из ресторана. Есть еще железный цветочный горшок… именно. Идеально!

Я бросаюсь за деревянной ложкой и металлическим горшком, а затем принимаюсь колотить одной об другое.

– Эй! – кричу я, не переставая мучить металл и глядя на птицу, которая вцепилась в запястье мужчине. Глаза у лежащего на земле человека быстро будто вспыхивают, а затем тухнут. Его партнер застыл в ужасе. Крылатое существо обращается к новой жертве.

«Беги!» – хочу я закричать, но уже поздно. Стервятник бросается на второго мужчину, и все повторяется снова: недолгая борьба, укус и… все.

А потом стервятник поворачивается и смотрит на нас.

Ступает вперед, и я замечаю огромную птичью ногу, на которой болтается порванная туфля. После каждого шага на земле остается похожий на вилку след. Я отступаю назад.

– Э-э-э, Майлз? – спрашивает Ганке позади меня скрипучим и дрожащим голосом. Я все еще пытаюсь закрыть его рукой. Затем я злюсь на птицу, которая нависает над нами, будто мы беспомощная добыча.

– Хочешь закончить, как тот твой дружок? – спрашиваю я существо. – Если нет, убирайся!

Перья врага одно за другим встают дыбом, плечи поднимаются, а затем в стороны раскрываются огромные крылья. Теперь птица стоит достаточно близко, чтобы можно было рассмотреть каждое перышко и понять, кто это. Лицо… Худое лицо с четкими скулами и нос, теперь изогнутый клювом. Острый взгляд некогда голубых глаз… Это мистер О’Флэниган!

У классной доски, когда он заметил мою невнимательность, наш учитель смотрелся довольно устрашающе. У меня нет никакого желания выяснять, что он может сотворить со мной, когда у него есть крылья, когти и огромный клюв. К тому же теперь он на метр выше меня. Какая ирония: преподаватель биологии, который буквально пару дней назад рассказывал о том, какими жуткими способами пауки расправляются с врагами, пытается убить меня, превратившись в своего рода биологическое оружие.

В кармане пикает телефон – на нем играет тема, которую я придумал для Человека-Паука на основе старой школьной песенки. Я говорю «ответь» своему смартфону, пытаясь не занимать руки.

– Майлз! – говорит Питер.

– Питер, где ты? У нас тут с Ганке происшествие.

– Ох, – говорит Питер и прокашливается. А дальше продолжает высоким голосом, очень высоким… и это странно. – Майлз… это твоя учительница, – почти пищит он. – Миссис… миссис Делавэр.

Я смеюсь, хотя на нас по-прежнему надвигается жуткий гибрид человека и птицы, и нам приходится пятиться.

– Ганке теперь все знает, – говорю я Питеру. – Можешь не притворяться. Но миссис Дэлавер… Очень убедительное имя.

– Ну, я пытался. Когда ты убежал, снова позвонила Вив. Сказала, мне срочно нужно в центр. Этот кошмар творится не только в Бруклине…

– О-о-о боже! – вскрикивает Ганке. – Этот голос я узнаю из тысячи. Это же… это…

Видя его эмоции, я закатываю глаза, но позволяю ему осознать происходящее. Ганке сжимает кулаки и от волнения трясет ими перед собой, издавая невнятные визги.

– Здравствуйте, мистер… Человек-Паук, – дрожащим голосом здоровается он. – Ох, блин, это лучший день в моей жизни!

– Серьезно? – интересуюсь я.

Я вполне понимаю, насколько волнующе для него узнать не только, что я знаком с Человеком-Пауком, но и сам – Человек-Паук, однако на наших глазах пернатые чудовища только что напали на двух людей – один получил укусы в предплечье и запястье, – которые теперь направляются прямиком к нам.

И у них растут крылья.

Ганке пугается, замечая, как укушенные вырастают еще сантиметров на пятьдесят и выпускают из спины пернатые крылья, которые рвут их одежду на части и расправляются в воздухе. Сквозь кожу на руках и ногах пробиваются перья, ноги вытягиваются и заостряются, поблескивая на солнце. Существа запрокидывают головы и издают дикие вопли, позволяя рассмотреть жилистые шеи серого, как и все их тело, цвета. Ноги тоже растут, разрывая обувь, и вот уже когти размером с нож мясника скребут по асфальту. Все шире расправляются крылья, пока не перегораживают всю проезжую часть. А затем они оба смотрят на нас серыми стеклянными глазами.

К нам приближается и бывший мистер О’Флэниган, и я, отступая назад, путаюсь в собственных ногах. Я умудряюсь не упасть и бросаю взгляд на Ганке.

– Эй, Человек-Паук, – выдавливаю я из себя, прочищая горло. – Это не просто люди-птицы. Это зомби-птице-люди.

– Что-что? – в голосе Питера слышна паника. Из телефона до меня доносятся звуки битвы. Вот удар, вот падение.

– Не позволяй им тебя укусить!

Оказывается, птицелюдям не нравятся крики: мистер О’Флэниган прижимает голову к плечам и смотрит на меня сверху. Я замечаю, что его глаза подернуты тонкой голубой пленкой. Я упираюсь во что-то спиной, оглядываюсь и понимаю, что это брошенное такси. Идти некуда.

Я отклоняюсь назад, а он наступает и наступает.

И этот взгляд…

Я вижу свое отражение в его глазах и, приглядевшись, замечаю, что нечто в глазном яблоке как будто… движется. В ней плавают крошечные подвижные точки, и создается впечатление, будто глаза плавают сами в себе, более того – тонут.

Наноботы, понимаю я.

Легкие горят, все мое тело будто охвачено огнем, на лбу выступает пот, а сердце вот-вот выскочит из груди.

– Так, слушай, – говорю я Ганке. – На счет «три» поворачиваемся… и бежим. Ты – по улице, а я – в переулок, надо переодеться. Договорились?

Он кивает.

– Можешь на меня положиться. Как всегда.

Раздается жуткий скрип.

– Ганке, бежим!

Я бросаюсь влево и несусь в сторону, откуда мы пришли – к переулку. Вокруг меня все с грохотом бьется об землю. Передо мной падает уличный зонт, я оббегаю его и запрыгиваю на стол, который каким-то образом еще не сломали. Я подпрыгиваю и задеваю рукой что-то острое. Пальцы правой руки горят от боли, но времени думать об этом у меня нет. Почти в то же мгновение, когда я перепрыгиваю через стол, позади в воздух фонтаном взлетают щепки.

Не останавливаясь, я бросаю взгляд через плечо проверить, как там Ганке. Он без оглядки бежит в другую сторону. И это хорошо. Потому что вообще-то бегает он не так уж и быстро.

Взглядом нахожу переулок, где бросил рюкзак, и спешу туда. Поскальзываюсь, вскакиваю на ноги, хватаю вещи и прячусь за мусорным баком.

Зажмурившись, я стараюсь быстро отдышаться и вдруг слышу поблизости шаги. Если их можно так назвать: земля содрогается каждый раз, когда существо опускает на уже расколотый асфальт свои когтистые лапы. Пока оно приближается, я успеваю натянуть маску, паучью обувь и перчатки, морщась, когда задеваю раны на правой руке. Застегиваю молнию и все еще не могу поверить, что когда-то это существо было человеком. Вдруг, если удастся извлечь нанороботов, мы обнаружим остатки человеческого существа и разума. Но какой во всем этом смысл, если у меня нет даже надежды, что этих людей можно спасти?

Придется убеждать себя, что надежда есть.

Я слышу его дыхание. Он близко.

Следом я чувствую теплую струю воздуха прямо над головой. Мои руки трясутся. Я поднимаю взгляд и вижу клюв, черные перья. Мой выход.

Я выстреливаю паутиной прямо вверх и обматываю ей голову существа. Воспользовавшись его замешательством, подтягиваюсь и прыгаю в воздух, как на пружине, а там разворачиваюсь.

– Не то чтобы мне было с вами скучно, сэр, – говорю я, махая ему на прощанье и стреляя паутиной в крышу одного из ближайших зданий, – но пора искать вам лекарство. До встречи!

И исчезаю.

Глава 14

Я РЕШАЮ позвонить Питеру и узнать о его успехах. Вив сказала, что в центре все еще хуже, и я даже представить не мог, каково там.

– Эй, Питер, – говорю я по телефону. Снова слышно какое-то движение, но совсем непонятно, какое именно.

– Майлз? Ох, хорошо, что ты позвонил. У вас с Ганке все нормально? Прости, не мог остаться с тобой. Я знаю, что ты и сам справишься, но…

– Да-да, все хорошо, – говорю я, пролетая между зданиями и поворачивая на одну из особенно оживленных улиц. Надеюсь, Ганке, которого мне пришлось бросить одного, не попадет в неприятности. – Эти птицелюди громят весь Нью-Йорк, – говорю я, пораженный масштабами разрушений.

В конце квартала в воздух взлетает пожарный гидрант. Почтовые ящики разбросаны по улице. Дорога усеяна брошенными машинами, смятыми и дымящимися. Повсюду разорванная одежда – на дороге, на тротуарах, на газонах, крышах и верандах.

– Похоже на утро после бурной вечеринки, которую я рад бы был пропустить, – резюмирую я, стреляя паутиной в следующее здание и пролетая по дуге.

– У меня тут дела ненамного лучше, Майлз. Эти зомби-птицы повсюду. В Гарлеме, Бруклине, на Манхэттене, а в заливе они устроили себе гигантскую птичью купель.

В нижней точке дуги (видимо, выпустил слишком много паутины и полетел слишком низко) чувствую, как на щиколотке сжимается клюв, буквально через секунду после того, как начинаю подтягивать ноги.

– Ай! – вскрикиваю я. – Питер, надо что-то делать. Каков план?

Из телефона раздаются кряхтение и звуки ударов, и только потом Питер отвечает:

– Попробуй выяснить, откуда они берутся. Есть идеи?

– Нет, – признаюсь я, низко пролетая над улицей как раз, когда одна из птиц склоняется над парнем моего возраста. Раз уж так повезло, решаю замахнуться ногой и бью существо прямо по клюву. Оно остается лежать без сознания. С одной стороны, меня мучает знание, что когда-то они были людьми, но, с другой, понимаю: они не обрадовались бы использованию их тел для вреда другим, и мне нужно остановить происходящее любой ценой.

– А где ты? – спрашиваю я.

– Лечу на Манхэттен, – говорит Питер и наносит кому-то удар. – Как только хоть секунду выкрою. Мне кажется, они направляются к Таймс-сквер.

И едва я собираюсь расспросить о том, какую часть города наводнили эти птицелюди, раздается звонок от мамы.

– Вот черт, – вырывается у меня. Если не отвечу сейчас, она просто с ума сойдет. – Питер, я тебя найду.

– Хорошо, до скорого! – кричит Питер, у которого явно происходит ожесточенная схватка. – Только, знаешь, чем скорее, тем лучше.

– Спешу, честное слово! – говорю я и переключаюсь на маму.

– Майлз Гонзало, где ты пропадаешь?!

Вопрос, которого я так боюсь. Я закрываю глаза, вздыхаю, забыв о своем полете над городом со скоростью под сто километров в час. Резко вспоминаю об этом и едва успеваю подогнуть ноги, но все же задеваю верхушку дерева.

– Я с Ганке, мам. В чем дело?

– В чем дело?! – переспрашивает она. До меня доносится, как она шепчет что-то на испанском. – Ты вообще на улицу сегодня не выглядывал?

– Ну-у-у, – тяну я, решив сделать вид, будто я ничего не знаю, не раскачиваюсь над домами и фонарями Восточного Бруклина и не ищу центр нашествия птиц-зомби на Нью-Йорк. – Там вроде бы солнечно.

– Майлз! – кричит мама. Она почти в истерике, и мне очень хочется придумать, как ее успокоить. – Какие-то дикие полуптицы-полулюди буквально захватывают город! Они даже ломают поезда в метро! Будь там, где ты сейчас, и никуда не уходи. Вы в общежитии? Я за тобой приеду…

– Нет! – резко выкрикиваю я, пожалуй, слишком поспешно. – В смысле, не нужно, мам. У нас все отлично. Мы ведь на пятом этаже поселились, помнишь? В любом случае эти птицы от нас далеко. Ты как? Как у вас с бабушкой дела?

– Ох, ну… – говорит она, и ее перебивает громкий удар. – У нас все нормально, не беспокойся. Майлз, пожалуйста, никуда не уходи. Ни при каких условиях не выходите из общежития, слышишь меня?

– Хорошо, мам, – отвечаю я. Это ложь. Но я ведь не могу выйти из общежития, если я и так не там, верно? Так что… формально я не соврал. – Ладно мам, мне пора.

– Нет, стой, Майлз!

Мне приходится повесить трубку. Нужно перезвонить Питеру и выяснить, где он. На улицах Нью-Йорка тысячи зомби-птицелюдей, а он один. Человек со способностями паука. А я – второй.

И я знаю, я бы один не справился.

Эти существа откуда-то появились, и я абсолютно уверен – настолько, что рискнул бы поставить на кон свой диджейский пульт (а это самая дорогая мне вещь) – за этим стоит Стервятник. И его внучка.

Я поворачиваю за угол, и передо мной открывается жуткий вид на Таймс-сквер: черных птиц, перьев, когтей и клювов там больше, чем людей. Они заполняют всю площадь сплошной пеленой, и невозможно разобрать, где кончается одно существо и начинается другое.

Я пролетаю над площадью, стреляя паутиной в клюв одного из пернатых существ, и захлопываю ему пасть, пока клюв не успел пробить лобовое стекло машины и сомкнуться на шее пожилой леди на водительском сиденье.

– Майлз! – кричит из телефона Питер. – Как там у тебя?

Ладно, понимаю, он хочет убедиться, что я жив-здоров, он мой наставник и все такое, а город усыпан злобными приспешниками Стервятника, но неужели нужно сначала спрашивать обо мне, а не просить о помощи? Если Питер хочет видеть меня супергероем, может, стоит немного больше на меня полагаться?

Я не хочу навсегда остаться ребенком, за которым нужен глаз да глаз.

– Да, – говорю я. – у меня все отлично. Ты как?

– То же самое, – с трудом выговаривает он.

– Да, очень похоже, – говорю я. – Я на Манхэттене. Где тебя?…

Не успев закончить, я замечаю Питера – крошечное пятнышко на углу огромного телевизионного экрана, на котором идет реклама ежедневной доставки свежих яиц. Думаю, захочу ли я после сегодняшнего вообще слышать о чем-то птичьем – о перьях или яйцах, о чем угодно.

И тут мне приходит в голову другой ужасный по сути своей вопрос. Если эти наноботы изменяют ДНК… значит ли это, что все они теперь могут нести яйца?

Я содрогаюсь от этой мысли и стреляю следующей ниткой паутины.

– Питер, вижу тебя, – говорю я и замечаю, как за его паутину цепляется очередная птица и резко дергает. Надеюсь, его плечи на пострадали.

Но вдруг у него появляется проблема посерьезнее.

Питер несется прямо на птицу, они сталкиваются в воздухе и летят вниз. В панике я ныряю за ними, стреляя паутиной так, чтобы она их поймала и прикрепилась к зданию, а еще одной ниткой цепляюсь за крышу другого.

Питер и птица падают в мой паутинчатый гамак, меня подбрасывает в воздух на двух нитках, а потом дергает вверх и вниз. Я зажмуриваюсь и жду, пока меня перестанет трясти и мир остановится, потом открываю глаза и вижу, как Питер выпрыгивает в мою сторону. Он приземляется на углу крыши, к которой я цепляюсь паутиной, и с растопыренными конечностями повисает на краю.

– Привет, – бодро здоровается он посреди пернатого Армагеддона.

Я улыбаюсь.

– Как дела?

– Ну что ж, – говорит он, обводя рукой происходящий хаос, – Стервятник времени зря не терял.

– Не видел его?

– Не-а. А ты его внучку не замечал?

Вдруг над общим шумом проносится дикий вопль. Чистый голос, который я хорошо запомнил:

– Найдите его!!!

А затем я ее замечаю: девушка в красной металлической броне, с перьями и всем прочим. Она на противоположной стороне улицы. Двое птицелюдей – у одного пышные, у другого костлявые крылья серого цвета – разлетаются от нее в разные стороны.

Предполагаю, что под «ним» она подразумевала меня.

– Может быть, тебе лучше, – говорит Питер, – драться здесь? А я пока разберусь с нашим Голубем? Как ты… думаешь?

Я лихорадочно перебираю в голове наши возможности и слежу за красной металлической птицей. Если она меня заметит, то направится прямиком к нам, в этом я уверен. Я пытаюсь вспомнить каждую ошибку, которую совершил в башне ЩИТа. Я помню, с какой злобой она на меня смотрела и насколько уверенный у нее взгляд. В тот раз она знала, что победит. Она знала, зачем пришла, и точно понимала, как это получить и благополучно сбежать.

Неважно, встал бы у нее на пути Человек-Паук или нет.

Я смотрю вниз и понимаю, что людей на улице все меньше, а оставшиеся разбегаются с криками ужаса. Все больше существ, покрытых перьями, чья одежда застилает площадь. Я вижу, как из рук отца пытаются за ногу вырвать маленькую девочку, и вот выражение ужаса на ее лице сменяется другим, решительным и злобным. Из ее спины вырастают крылья, ребенок превращается в пернатое чудовище и бросается на человека, который несколько секунд назад пытался ее защитить. Что-то в моей груди будто обрывается. Там, где была неуверенность, загорается пламя ярости.

– Нет, Питер, – говорю я, обернувшись к нему. – Разберусь с ней сам.

Питер мерит меня внимательным взглядом, а потом кивает.

– Хорошо, – соглашается он. – Как скажешь.

По его словам ясно – мне пора идти, но тон выдает сомнения старшего брата, который следит за младшим, собирающимся показать какой-то отчаянный трюк на велосипеде прямо посреди оживленного шоссе. Я снова смотрю на злодейку, которая яростным металлическим стражем вышагивает по улицам. Она останавливается перед газетным киоском, смотрит на него, отводит руку и наотмашь бьет по стойке, которая разлетается щепками и обрывками газет. Мы с Питером морщимся, оценивая силу удара.

Пусть она сильна, зато я более изворотливый.

– Питер, не надо меня оберегать. Я справлюсь. Честно.

– Ладно, давай, – говорит он, приставляя два вытянутых пальца ко лбу в знак прощания. – Попробую найти в этом хаосе Стервятника. Наверняка птицы летят из одного гнезда. И если найти его, я найду и героя дня.

Питер спрыгивает с края крыши и перелетает на паутине на другое здание, бросая мне:

– Если что – просто позови.

Я поворачиваюсь туда, где стояла внучка Стервятника, но поздно.

Следующей жертвой, над которой она склонилась, как лев, готовый вцепиться в добычу, должен стать человек, которого я знаю.

Пора.

Ее темные волосы стянуты в тугой пучок. Она одета в синий кардиган. Во взгляде ясных голубых глаз виден ужас, и все же она накрывает собой малыша, которого я никогда не видел, и угрожающе смотрит на металлическую броню.

– Мама? – шепчу я и бросаюсь вперед и вниз. Я лечу через улицу так быстро, как только позволяет гравитация.

И мне не хватает рычага, которой можно ее усилить.

– Отойди от нее!!! – кричу я изо всех сил. Я сам удивлен звуку своего голоса. Злодейка слышит мой крик и уходит от атаки. Но я успеваю зацепиться паутиной за край здания, отпружинить и на обратном пути сбить ее с ног. Мы летим кубарем, поднимая клубы пыли и взрывая асфальт. Остановившись, я оказываюсь сверху, прижимаю ее к земле и отчаянно колочу по лицу, но она отбивает каждый удар бронированными предплечьями.

Блок!

Блок!

Блок!

Блок!

Блок!

Да как она успевает блокировать с такой скоростью?

– Беги отсюда! – кричу я своей маме, но та будто не слышит. Слишком увлеклась маленьким мальчиком, который обливается слезами и прижимает к себе мишку. Он, видимо, потерял родителей, и мама думает, как их найти и вернуть ребенка.

Голубь подлавливает паузу между моими ударами и пользуется этой заминкой. Больше ей и не нужно. Она подтягивает к себе колено и бьет меня в грудь. Я отлетаю и приземляюсь спиной на твердый безжалостный асфальт. Пока я оправляюсь от шока, преступница снова приближается к моей матери.

– Рио! – выкрикиваю я мамино имя, и из моих уст оно звучит непривычно и чуждо. Но пока я в костюме Человека-Паука, я не могу называть ее, как обычно. – Беги!

Но вместо этого она снова прижимает к себе мальчика, которого у нее из рук вырывает внучка Стервятника. От маминого крика кровь стынет в жилах: кажется, будто у нее отбирают меня. Она даже не знает, чей это ребенок, но так решительно его защищает. Мне знакомо это: меня только что швырнули на асфальт, пока я пытался спасти несколько тысяч незнакомых мне людей, так что мы с мамой не такие уж и разные. Я понимаю, что очень долго думал, каким Человеком-Пауком мне быть и достаточно ли будет моих способностей. Теперь я осознаю, что дело не в том, достаточно ли этого. Просто у меня нет ничего другого.

И в мире есть те, кто обо мне заботится. Одна из этих людей – моя мама.

Я уверен, она бы хотела, чтобы я дрался против этих злодеев изо всех сил.

Может, я не до конца понимаю, кто я такой, зато я знаю, какой я прямо сейчас. Я – Майлз Моралес. Я – Человек-Паук. Который старается что есть мочи. Поднимается на ноги и принимается за дело.

К моему ужасу, пернатая злодейка поднимает ребенка за воротник кофточки и показывает толпе птицелюдей.

– Нет! – кричим мы одновременно с мамой. – Отпусти!

– Он не умрет, – говорит девушка. – Но пусть момент его превращения служит напоминанием о монстрах в «Террахил», которые охотятся на слабых и беззащитных. Это они с ним такое сотворили.

– Нет, стой! – снова кричим мы одновременно с мамой.

Мальчонка с огромными голубыми глазами, заходящийся криком, летит в руки пернатого зверя. Монстры лезут друг на друга, поднимаясь к малышу, как волна, и каждый тянется укусить его и превратить в одного из них. Кому-то из них везет: спустя несколько секунд бывший малыш появляется над морем черных перьев, клювов и когтей с собственными крыльями и взмывает в воздух легко, будто его всю жизнь растили птеродактили.

Во мне бушует ярость, но первой она вырывается наружу у моей мамы. С воплем она вскакивает на ноги и бросается на спину внучки Стервятника. Это большая ошибка. Стоит злодейке один раз шевельнуть крыльями, и мама падает, но я успеваю броситься вперед и поймать ее. Я опускаю взгляд и вижу, что мама явно не ожидала увидеть Человека-Паука, но очень рада.

Однако нам пора бежать.

Если не отнести ее подальше, она не оставит злодейку в покое. Мама не из тех, кто сбежит или отойдет в сторону, сколько бы я ей ни говорил. Теперь я понимаю переживания Питера, когда мы впервые встретились: я тогда пытался оттащить двух парней, которые били третьего. Не то чтобы я не хотел ее помощи или не верил в ее способности. Просто я не могу подвергать ее опасности.

Я встречаюсь взглядом со своей противницей, которая пробивает путь к нам сквозь небольшую группу птицелюдей, вытягиваю руку, стреляю паутиной и взмываю к крыше здания слева от меня.

И вот меня уже нет.

Я чувствую, как мама напрягается и обхватывает меня за плечи так крепко, что у меня едва не хрустят кости.

– С вами все хорошо, мадам?

– Нет, нет, совсем нет, тут очень высоко, и пола нет. Пожалуйста, поставьте меня куда-нибудь.

– Как скажете, – от такого низкого голоса у меня уже свербит в горле. – Как только доберемся до безопасного места.

Только вот вопрос: где его найти?

Если оставить ее на какой-нибудь крыше, она попробует спуститься по пожарной лестнице или найдет еще более безумный способ. А если обнаружится открытый проход внутрь здания, то она просто выйдет на улицу и снова окажется посреди этого хаоса. Запереть ее в общественном туалете или еще где-нибудь… ну, это просто будет неправильно.

Но… кхм.

Времени на раздумья у меня не оказывается.

Рука в красной перчатке сжимается вокруг моей шеи, не дав мне ни секунды. От неожиданности я отпускаю паутину и хватаюсь за цепкие пальцы. Недостаток кислорода отвлекает меня, и я никак не могу помешать перевернуть меня спиной вниз. Я слышу, как кричит мама, и, несмотря на то, что мне не хватает воздуха, сворачиваюсь вокруг нее, чтобы вся сила удара о землю пришлась на меня.

С глухим ударом я приземляюсь.

Мы катимся по асфальту, выбивая бетонные брызги.

Я не успел даже встать, а злодейка уже бросается к моей матери и прижимает ее к земле.

– Отойди от нее! – кричу я, но поздно.

Злодейка издает холодящий душу свист, который разносится над улицей. Тысячи птиц замолкают, тысячи клювов поворачиваются в нашу сторону, тысячи черных пернатых чудовищ замечают мою мать, которую бьет дрожь. Она смотрит на эту толпу полными слез глазами. А на меня с улыбкой уставилась металлическая птица.

– Не смей! – говорю я.

Злодейка толкает мою маму вперед, птицелюди хватают ее за запястья, кофту, лодыжки и волосы и втаскивают в толпу. Она кричит, а я бросаюсь на помощь и хватаю ее за вторую руку, пока толпа зверей не поглотила ее. Я едва вижу ее сквозь слезы, но понимаю, как она кричит и смотрит на меня широко распахнутыми, полными ужаса глазами, а затем их затягивает серой пленкой, и внутри появляется пустота.

– Нет, – шепчу я. – Пожалуйста.

Только не мама.

Я не могу ее потерять.

Не могу потерять ее тоже.

Ее губы смыкаются. Лицо бледнеет. Она разжимает руку, которой держалась за меня. На лбу и висках проступают перья, нос и рот вытягиваются в твердый клюв, и когда он распахивается, видно растущие клыки. Она шипит на меня, и от неожиданности я разжимаю пальцы. Ее больше нет. Она исчезает в толпе других птицелюдей, и невозможно отличить ее от остальных. Ее кардиган, изорванный, лежит на земле. Я поднимаю клочок и прижимаю его к себе.

Что бы ни пришлось сделать, на что бы ни пришлось пойти, Стервятник за это ответит. И его внучка тоже. Я верну маму. Иначе никак. Я получаю удар под ребра и отлетаю в сторону. Смотрю вверх и вижу пернатую злодейку. Она смотрит на меня сверху, а ее голову с двумя пучками волос под капюшоном освещает яркое закатное солнце. На губах у нее играет коварная, едва заметная и неожиданно привлекательная улыбка. Она мягко хватает меня за шею рукой в красной перчатке.

– В знак моей окончательной победы, Человек-Паук, – ласково говорит она, сжимая руку на шее до боли, – назови меня по имени.

О да, самое время обсудить имена, пока я еще насмерть не задохнулся. К счастью, ей приходит в голову отпустить меня, будто она прочитала мои мысли. Я жадно втягиваю воздух, переворачиваюсь на бок и захожусь кашлем. Она продолжает говорить спокойным голосом, будто мы гуляем по Бруклинскому зоопарку, а не боремся в самом сердце пернатого зомби-апокалипсиса на главной площади Нью-Йорка.