Текст книги "Человек-Паук. Майлз Моралес. Крылья ярости"
Автор книги: Бриттни Моррис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Глава 6
ОТ БРУКЛИНСКОЙ академии «Вижнс» наше общежитие отделяет приятная прогулка по двум кварталам, но Ганке вышел из дома уже двадцать минут назад, едва доев лапшу быстрого приготовления с яйцом. По плану мы должны встретиться прямо у школы, как только я сойду с электрички – то есть сейчас. Я прорезаю людской поток, заполонивший всю станцию до самого выхода, и вдруг краем глаза замечаю нечто неожиданное. Все рекламные плакаты на станции поменяли, и теперь на них говорится об одной и той же компании. Плакаты белые, как больничные стены. Название и лого – четко в центре.
«Террахил».
Опять.
Почему я теперь повсюду вижу одинаковые плакаты? Сначала в Гарлеме на стене, теперь в метро. Что дальше? Рекламный дирижабль?
Да неважно. Списываю обилие рекламы «Террахил» на неизбежный захват всех подходящих поверхностей заинтересованными корпорациями и иду дальше. Вгрызаясь во фруктовый батончик и отдаваясь музыке, играющей в наушниках, поднимаюсь по ступенькам и выхожу в уже не такой теплый, но солнечный осенний день. На тротуарах не протолкнуться, толпа слишком плотная даже по бруклинским меркам. На углу продавец прессы размахивает газетой и убеждает людей купить сегодняшний выпуск и быть в курсе всех новостей. Проходя мимо, бросаю взгляд на газету и вижу заголовок на первой странице: «В ГОРОДЕ ВИДЕЛИ ЧЕЛОВЕКА-ПАУКА В ШОРТАХ И КУРТКЕ».
Я в восторге: кто-то сфотографировал меня, когда я летел, цепляясь за паутину, в Проспект-парке, и кадр получился отличным. На снимке я держусь обеими руками за паутину, колени поджаты к груди, несусь, рассекая воздух – просто веселюсь.
Как обычный подросток.
Ну или вроде того.
Как подросток, которому достались способности генетически модифицированного паука.
– Эй, Майлз! – голос выделяется на фоне шума толпы и прорезает музыку в наушниках. Через дорогу вижу Ганке. Он активно машет мне рукой, и от этого край футболки с эмблемой Академии чуть задирается, немного обнажая живот. Я смотрю то Ганке в лицо, то на его вторую, опущенную руку. Такое ощущение, что он подключил к смартфону портативную радиостанцию через отверстие для наушников – ерунда какая-то!
– Эй, это что за рухлядь? – интересуюсь я.
Ганке с лукавой улыбкой качает головой.
– Когда узнаешь о способностях этой штуки, тебе уже не придет в голову язвить! – выкрикивает он.
Перехожу улицу. Рядом со мной несколько учащихся Академии «Вижнс», приехавших на той же электричке, тоже переходят дорогу. Наверное, как и я, живут не в Бруклине. Подхожу к Ганке, морально подготовившись слушать объяснения, которые он для меня приготовил. Если у него в руках оказывается какое-нибудь новое устройство, самое время насторожиться. Ганке протягивает мне темный корпус устройства, я разглядываю его секунд пять и возвращаю хозяину.
– Так, я жду каких-нибудь пояснений.
– Смотри, верхняя часть – это усилитель вай-фая. Это…
Цыкаю и машу рукой.
– Ты знаешь, я в курсе, что такое усилитель, – со смехом говорю я. – Давай серьезно. Что это за штука?
– Моя новая идея, – говорит Ганке. Глаза его сияют от самодовольства. Он оглядывается и проверяет, нет ли подслушивающих. Нет, никому нет дела, о чем болтают двое каких-то «ботанов». Люди проходят мимо, будто нас и не существует. – Это только прототип, но… – Ганке наклоняется ко мне, протягивая телефон. – Будет приложение «Спокойный район».
– Ты правда решил его так назвать? – Я не стал высказывать ему все свои мысли, но… разве нельзя придумать название поинтереснее? Из «Спокойного района» даже аббревиатуру интересную не сделать. СР?!
– Повторяю: это только прототип. Слушай. Я еще не дошел до самого интересного.
– Ладно, извини. Что же самое интересное?
– Ну, ты говорил, что немного потерян? Не знаешь, кто живет вокруг тебя? Не знаешь, где найти любимую шипучку, даже если бы это был вопрос жизни и смерти?
Согласно киваю.
Именно так я и чувствовал себя, пока бродил прошлой ночью по Гарлему. Потерянным. Одиноким.
– Так вот, эта штука, – говорит Ганке, проводя по экрану сверху вниз, – делит Восточный Гарлем на квадраты. Видишь? С координатами. Ты живешь в квадрате E14. Моя мама – F31. Хочешь что-нибудь найти – автосервис, прачечную, скидки, лучшую сопайпилью в округе – просто загляни в «Спокойный район».
Поднимаю бровь.
– А откуда мне знать, что он и правда покажет лучшую сопайпилью?
Я наполовину пуэрториканец, а значит, здесь лучше меня никто не знает, каким должен быть лучший жареный хлеб. И это приложение никак не сможет убедить меня в обратном. Когда речь заходит о ресторанах, в приложениях самый низкий рейтинг у тех, где «у еды слишком интенсивный вкус», меню «непонятное» или кухня выглядит «такой древней, будто сейчас развалится».
А ведь именно там еда вкуснее всего. «Бабушкина пиццерия» выглядит так, словно духовки там не мыли с 80-х, а значит, аромат всех испеченных там пицц сохраняется в каждом кусочке.
Ганке усмехается и многозначительно поднимает палец, призывая подождать, пока он работает. Некоторое время что-то печатает. Позади раздается вой сирены, я отвлекаюсь от наблюдения за другом и оборачиваюсь. По старой привычке я ожидаю увидеть, как с водительского сиденья улыбается папа и поправляет служебную шляпу, будто подгоняя меня на урок. Вдруг понимаю, что больше никогда этого не увижу, и мое сердце сжимается.
Из полицейской машины никто даже не смотрит в мою сторону. Женщина на водительском сиденье не сводит взгляда с автомобиля, водителю которого велено остановиться у обочины сразу после поворота.
– Ага, понял! – победоносно восклицает Ганке, возвращая меня к реальности, в которой учащиеся снуют мимо нас по своим делам, и протягивает мне телефон. Я моргаю, будто отгоняя воспоминания, и стараюсь вникнуть в его объяснения.
– Видишь? – спрашивает он. – Тут отзывы. В каждом из них есть слово сопайпилья и тридцать пять вариантов с ошибками. Вот места, которым поставили пять звезд.
Он проводит по экрану, и я вижу, как один за другим мелькают лучшие заведения.
– Еще можно искать по другим ключевым словам. Например, вкус и аромат, атмосфера, а еще по хорошим и плохим оценкам вроде «долго ждать», ужасно или вкусно. Мне все равно еще работать и работать, но я уже им горжусь.
– Да, отлично выходит, – соглашаюсь я и не обманываю. Прошлой ночью мне бы пригодились хоть какие-то подсказки. И сопайпилья, возможно, не помешала бы. Или хотя бы скамейка – посидеть и обдумать последние события. – Ты ведь добавишь места, где продают «Физзи»?
– Вот уж нет, – Ганке грозит мне пальцем. – Фокусник не раскрывает своих секретов, а контрабандист не сдает своих поставщиков.
Я смеюсь и по-дружески стукаю его кулаком по руке.
– Ладно, приложение все равно классное, хоть там и не найти, где купить шипучку.
– Спасибо, – говорит Ганке и широко улыбается. Его лоб немного краснеет, наверное, от радостного волнения. Я вспоминаю, что Ганке говорил еще об одном своем изобретении. Он упоминал его лишь однажды, и с тех пор не сказал ничего нового. Точнее, я и не спрашивал. Возможно, самое время.
– А что с… с тем… Спидмон… Спадмон…
– Спиднонагон, – лицо Ганке сияет, когда он вспоминает о своей разработке. – Пока не доделал. Но видеоигры так быстро не сделать. Да и учиться приходится, и другие дела мешают…
– Понимаю.
О, еще как понимаю. Уж кто-кто, а я знаю, что такое находить время на «другие дела».
Для меня это летать по городу на паутине, бороться с преступностью и предотвращать беды, но в целом мы с Ганке говорим примерно об одном и том же.
– Кстати, Майлз, я хотел спросить, – говорит Ганке, пряча телефон в задний карман. – Всего один вопрос о вчерашнем.
О нет.
Я нервно сглатываю, но выдавливаю из себя улыбку в надежде, что он не заметит, насколько я взволнован. Только бы он не стал излишне любопытствовать.
Но это не про Ганке.
– Я знаю, что обещал не наседать, но я все никак не пойму… Когда ты пробрался в комнату, ты сказал, что под пожарной лестницей стоял мусорный контейнер. Но… у нас ведь не ставят баки под наружными пожарными лестницами. Это запрещено муниципальными законами.
– Может, бездомный подвинул? – спрашиваю я, для убедительности пожимая плечами. – Знаешь Эрла? Он как раз живет в переулке, и мы договаривались не сдавать его охраннику. Я все уговаривал его обратиться в П.И.Р. Может, он и подвинул. Я понятия не имею, как там оказался мусорный контейнер, но залезать было удобно.
– Удобнее, чем позвонить мне?
– Ты как-то проспал учебную пожарную тревогу, а никто в общежитии такое не проспит. Я бы тебя не разбудил ни за что, ты же знаешь.
Ганке улыбается и кивает. Кажется, хотя бы временно удалось усмирить его любопытство. Но вдруг он хмурит брови и спрашивает:
– Но ведь можно было…
Его перебивает звонок, и мы оба поворачиваемся к двойным дверям Академии, через которые, поднявшись по ступенькам, спешат в здание несколько учеников. Мы с Ганке одновременно вздыхаем, он – потому что не получит сейчас ответа на вопрос, я – потому что мне пока не придется отвечать. Да, он обещал попытаться не наседать, но, видимо, попытки провалились. Видимо, терпеть неведение для него совершенно невыносимо. Он не может оставить вопросы без ответа. Жаль, очень хотелось бы, чтобы он смог хотя бы раз.
– Первая биология, – говорю я, обеими руками хватаясь за спасительный повод сменить тему. – Лети как ветер, и пусть тебе достанется лучшая парта!
– На уроках мистера О’Флэнигана лучшая парта – любая дальше четвертого ряда! – выкрикивает он откуда-то сзади, когда мы взбегаем по ступеням к дверям.
– Почему? – приходится спросить мне. Новый семестр, новый учитель. Я понятия не имею, кто этот мистер О’Флэниган и почему на его занятиях все стремятся сесть подальше, но я уверен, что Ганке уже начитался отзывов на каком-нибудь надежном ресурсе. И я уверен: его источники не подведут.
– Ряды с первого по третий – в зоне поражения, – сообщает Ганке.
Представляю себе, что он имеет в виду, и содрогаюсь. Мы бежим через главный холл, добираемся до кабинетов в восточном крыле, находим двести второй и, влетев туда, видим три пустых ряда и всего два свободных места в четвертом. Я занимаю ближайшее место в этом условно первом ряду, Ганке следует за мной.
Мы успеваем сесть за парту как раз перед вторым звонком, и нам очень везет: тремя секундами позже заходят еще трое и получают выговор за опоздание, да еще и вынуждены сесть в «зоне поражения». Один из них шепчет другому: «Ну что за черт!» – на испанском, и я его понимаю. Мне остается только улыбнуться.
Очень скоро я кое-что выясняю: кем бы ни был этот мистер О’Флэниган, в игры с нами он играть не будет.
Он стоит у доски, прямой и строгий, в полной тишине и смотрит на нас как фермер, который выбирает, какая из его куриц сегодня попадет в суп. Руки у него сложены за спиной. Этот человек из тех, кто все свои рубашки застегивает до последней пуговки. Просто так надо. Да и кажется, будто ему так удобно, даже без уютного кардигана. На носу у мистера О’Флэнигана стильные очки в прямоугольной оправе, а бороды такой четкой формы я не видел ни у кого на свете. Как ни посмотри, похоже, у этого человека всё «застегнуто до последней пуговки», не только рубашка. Интересно, будет ли он учить нас с такой же педантичностью.
Вскоре проясняется и этот вопрос.
Учитель стоит молча секунд тридцать, и за это время затихаем мы все. Он прочищает горло и поправляет очки.
– Другое дело, – чеканно произносит он. – Первое, что вам следует запомнить: я не буду тратить ваше время, если вы не будете тратить мое.
Тонкий высокий человек берет до странности длинными и тонкими пальцами маркер и пишет на доске свое имя.
– Меня зовут мистер О’Флэниган. Из-за давней травмы челюсти моя речь немного шепелява. Также временами со мной может происходить непроизвольное извержение брызг слюны, когда я говорю.
Все мы обмениваемся растерянными взглядами.
– Кто готов объяснить, что это означает?
Ганке поднимает руку, и мистер О’Флэниган кивает ему.
– Ну, это… – тихо говорит Ганке. – Это означает, что вы плюетесь.
В кабинете раздаются тихие смешки, и мне становится немного грустно. Мистер О’Флэниган открыто признал свою… проблему, но над ним все равно смеются, пусть и тихо. Он кажется неплохим человеком, но его судят, даже не узнав поближе.
Однако наш учитель, похоже, к этому привык.
– Верно, – подтверждает он ответ Ганке. – Я видел отзывы в интернете, как и, полагаю, многие из вас. Если вы предпочитаете сидеть сзади, возражать не буду, главное, сидите прямо, не отвлекайтесь от урока, отвечайте на вопросы и вовремя сдавайте задания. К слову, первое я готов собрать уже сейчас.
Меня охватывает паника. Я смотрю по сторонам и вижу, что остальные растеряны не меньше моего. Разве нам что-то задавали? В первый день? Я не проверил почту?
– Шучу. Можно и пошутить в первый день, – успокаивает нас мистер О’Флэниган. Никто не издает ни единого смешка, зато класс наполняется облегченными вздохами. Хотя бы какое-то чувство юмора у него есть. – Ну а теперь, когда все мы взбодрились, – продолжает учитель, – откройте учебники на пятнадцатой странице. Начнем с первой части, в которой будем изучать насекомых и членистоногих, в том числе паукообразных, некоторые из которых тоже плюются. Так, семейство пауков-плевак включает в себя более двухсот пятидесяти различных видов, которые делятся на пять родов. Об этом подробнее поговорим позже, а наша первая тема – паукообразные. Как вам кажется, крабы – это паукообразные или нет?
Я считаю про себя, сколько у крабов ног, восемь или нет… И по ногам ли понимать их причастность к паукообразным? А водяные пауки? И почему я всего этого не знаю? Учитывая мою… работу, надо бы.
Ганке снова поднимает руку. Мистер О’Флэниган, бросив на него взгляд, говорит:
– Я вас вижу, мистер Ли, но хотелось бы узнать, кто еще может ответить.
Ганке расстроенно опускает руку и взгляд. Мне известно, как он любит отвечать на вопросы учителей. Он обычно знает ответ, а если не знает, то задает вопросы, пока не поймет самую суть темы. На этот раз он поднимает глаза на меня и беззвучно проговаривает:
– Членистоногие.
И что это значит? Крабы – членистоногие? И, следовательно, не паукообразные? Или паукообразные тоже относятся к членистоногим?
Кто-то с задних рядов додумывается до ответа раньше меня.
– Нет, – слышится голос. – В отличие от пауков, крабы имеют твердый экзоскелет. Они членистоногие.
Мистер О’Флэниган благодарит за ответ и довольно кивает.
– Верно, Джесси. Главная черта паукообразных, как известно, – наличие восьми ног. У крабов их десять, кстати, а также ни когтей, ни крыльев, ни усиков.
Я сижу, подперев подбородок рукой, слушаю рассказ о пауках и, на удивление, мне совсем неинтересно.
Скучно.
Хочется приключений.
В городе в последнее время тихо. Наверняка все злодеи получили весточку о том, что новый Человек-Паук занят переездом, не успел привыкнуть к новому месту и ему на пользу пойдет небольшой перерыв.
Однако гораздо полезнее было бы отвлечься на какое-нибудь другое занятие.
Учитель пишет на доске одну сотню слов за другой, а я борюсь с желанием оказаться на улице хотя бы в мечтах. Мне кажется, что всего на секунду где-то вдалеке показался Питер, но я понимаю, что это был всего лишь трос строительного крана.
– Мистер Моралес, если не ошибаюсь? – раздается откуда-то сверху голос О’Флэнигана. Он нависает прямо надо мной и смотрит невыразительным взглядом. – Может быть, предложите свой ответ на вопрос? Повторить его для вас?
Вот блин. Сгорая от стыда, я выпрямляюсь на стуле и кладу руки одну на другую на свою тетрадку.
– Извините. Повторите, пожалуйста.
Со всех сторон раздаются смешки, но мистер О’Флэниган смотрит на меня совсем без злости, будто предлагая мне продолжить разговор. Не то, чтобы я в нем участвовал, если по-честному.
– Конечно, – соглашается он. – Я задал вопрос о том, почему пауки предпочитают не заглатывать добычу целиком, а предварительно растворять внутренности ядом.
Я на минуту задумываюсь. Предыдущая часть урока целиком прошла мимо меня. Учебник до сих пор открыт на пятнадцатой странице, с которой мы начинали. На ней золотыми крупными буквами написано «Глава первая», а остальные, как я заметил, разглядывают иллюстрацию черной вдовы.
Но я, как-никак, Человек-Паук. Наверняка я знаю достаточно и могу предположить вполне вероятный ответ на вопрос о пауках.
– Ну… – начинаю я, еще сильнее выпрямляя спину и упираясь в парту. – Пауки зачастую ловят добычу крупнее, чем они сами. И, наверное, растворить их внутренности перед едой было бы удобнее. Также совсем непросто съесть свою жертву, если она обмотана паутиной, с помощью которой большинство пауков ловит… себе… еду.
Повисает долгая пауза. Затем мистер О’Флэниган молча направляется к доске.
– Неплохая догадка, – наконец говорит он. – И абсолютно верная.
Я облегченно вздыхаю и берусь перелистывать страницы до картинки с черной вдовой.
– Представьте себе, что вы превратились в паука и вам предстоит столкнуться с ужасным врагом, например птицей, которая питается такими, как вы. Представьте, как сложно будет ее одолеть, не поставив ловушку из паутины и не победив ее изнутри.
Остаток урока мистер О’Флэниган что-то рассказывает и пишет на доске сотни новых слов.
В остальном первый учебный день года проходит так же уныло, немного веселит только урок музыки. Между нами распределяют инструменты, и, к моей радости, вертушка для диджеев призналась инструментом наряду с остальными. Домашние задания будут лучше не придумаешь – сочинять биты.
Но по дороге обратно в общежитие начинается кое-что интересное. Я иду, закинув на плечо рюкзак и уткнувшись в телефон, и вдруг чувствую слабую щекотку, будто по затылку ползет маленький жучок. Хлопаю себя по шее, но на руке никаких следов букашек. Щекотка становится сильнее, охватывает уши и затем всю голову, до самой макушки.
Это еще что такое?
И тут сквозь музыку в наушниках до меня доносятся крики, вопли и испуганные вздохи.
Я снимаю наушники и поворачиваюсь на шум. Десятки людей рядом со мной и на другой стороне улицы не двигаются с места, смотрят вверх, на серебристую башню, строго охраняемое отделение ЩИТа в Бруклине. Несколько напуганных людей даже указывают на нее пальцами. Я оглядываюсь туда и замечаю силуэт, похожий на гигантскую птицу размером с минивэн, который быстро взлетает вверх вдоль стены.
– Как раз этого не хватало Нью-Йорку, – бормочу я. – Исполинских ястребов.
Вдоль тела причудливой птицы вытянуты огромные красноватые крылья, но, прикрыв глаза ладонью и присмотревшись, я понимаю, что это не птица.
А человек в металлической броне с крыльями.
Он взмывает к крыше башни ЩИТа посреди бела дня, сияя красными металлическими крыльями. Он не похож на знакомых мне злодеев. Наверное, больше всего он напоминает Стервятника, но у того костюм зеленый. В любом случае, что бы ему ни было нужно в охраняемом здании, ничего хорошего это не сулит.
Вот мне и развлечение.
Я ждал хоть каких-нибудь событий. Да, немного эгоистично, учитывая, что события в этом случае обычно оборачиваются опасностью для города. Но своего я дождался. И если уж я не могу вспомнить, кто это, значит, наверняка это начинающий злодей, с которым я смогу справиться сам или, по крайней мере, связать его паутиной и дождаться Питера. Идеально! И как раз там, где я живу. Точнее, где раньше жил. Думаю, мне хватит времени прервать воплощение его замыслов и вызвать полицию, пока Питер даже не узнал, что стряслось.
Я принимаюсь за дело.
Сначала бегу по улице, сворачиваю в ближайший переулок. Убедившись, что вокруг никого, прячусь за мусоркой, расстегиваю рюкзак, вижу там блестящее изображение паука, на котором играют послеполуденные лучи солнца. Сердце стучит, как и всегда перед боем. Я спокойно и уверенно улыбаюсь сам себе. Я справлюсь.
Мистеру Голубю пора познакомиться с Пауком-птицеедом.
Глава 7
Я ВЫЛЕТАЮ из переулка так быстро, что чувствую, как воздух прорывается сквозь костюм, и молнией перескакиваю перекресток.
– Человек-Паук! – кричит внизу какой-то зевака. Один за другим к нему присоединяются другие восторженные возгласы.
– Человек-Паук!
– Человек-Паук летит!
– Он его поймает!
Все они думают, что это летит Питер, который наверняка знает, кто это и как его остановить. Но я понятия не имею ни о том, ни о другом, зато точно знаю, что докопаться до сути можно, лишь забравшись на вершину башни. Если войти через дверь, возможно, придется пробираться через бесчисленные охранные устройства: сканеры сетчатки, датчики движения, лазеры, ловушки… лазерные ловушки… интересно, такие бывают? Не знаю, а если да, наверняка их давно установили в башне ЩИТа.
Я вытягиваю руку, готовый пустить в ход веб-шутеры и зацепиться паутиной на высоте в несколько этажей, каждый из которых состоит только на десять процентов из армированной стали, а в остальном – из окон, приклеиться к стеклу и ползти вверх. Я слежу за красными крыльями, от которых отражаются закатные лучи, и понимаю, что был прав – металл!
Я слышу, как крылья звенят, стукаясь друг об друга.
Да что же это за Голубь?
– Эй ты! – кричу я ему.
Дело идет слишком медленно, и поэтому я стреляю паутиной в незнакомца, она приклеивается к его ноге, и я лечу навстречу судьбе. Существо, ощутив мой вес, сильно удивляется и делает это еще раз, когда я взлетаю по дуге и оказываюсь в его поле зрения. Металлическая пичуга резко выпускает нечто вроде абордажного крюка, и прямо в лицо мне рискуют вцепиться несколько страшных красных когтей.
– Эй! – выкрикиваю я, отталкиваюсь от ближайшего окна, подпрыгиваю и делаю сальто назад. Крюк пролетает в паре сантиметров от моего носа, пока я одну за другой опускаю ноги. Инерции после сальто хватает на резкий удар врага по ребрам.
Тот издает отвратительно громкий птичий крик и падает вниз, скребя лапой по окнам здания. Скрип от стекла разносится повсюду, но постепенно затихает. На стекле остались три отчетливые полосы от когтей.
Затем вверх выстреливает новый крюк и цепляется где-то у самой верхушки башни, примерно на шесть этажей выше меня.
– Кто быстрей? – выкрикиваю своему противнику, выстреливаю паутиной и уже через мгновение оказываюсь на крыше. Мой враг карабкается вверх по стене. А крылья ему для красоты, что ли?
– Может, наконец, познакомимся? – кричу я. Кем бы ни оказался незнакомец, он явно карабкается не так, как я. Гораздо быстрее. Так или иначе, нужно разобраться со злодеем раньше, чем сюда доберется Питер. – Ты у нас суровый молчун, да? – спрашиваю, пожимая плечами. – Ну что ж…
Незнакомец подбирается достаточно близко, и я осознаю, как сосредоточен на мне его взгляд. Враг вдруг понимает, что можно карабкаться с большим комфортом, и забрасывает на крышу второй крюк-кошку, едва не задев мой палец. Я отшатываюсь, а он взмывает вверх и приземляется на месте, где я стоял пару секунд назад.
Человекоптица опускается на колени, а потом в лучах закатного солнца медленно вытягивается во весь рост, как показывают во всяких супергеройских фильмах.
Внутри у меня все холодеет. Не знаю, кто мой враг, но он определенно очень высокий.
Я вскакиваю на ноги, и все равно незнакомец заметно выше. Злодей идет мне навстречу, и от каждого шага раздается стук, будто обувь его сделана из металла. Он расправляет крылья, и наконец я могу рассмотреть, с кем мне предстоит схлестнуться.
Ту-дух. Ту-дух. Ту-дух.
Он приближается.
– Послушай, – говорю я, стараясь отступить подальше. – Давай ты просто представишься, расскажешь, зачем пожаловал, а потом уберешься восвояси, ничего тут не ломая и не круша. Иначе будет хуже.
Вдруг что-то давит мне на пятку, и я рефлекторно бросаюсь вниз. Распрямившись с металлическим визгом, надо мной пролетает огромная сеть и врезается в дверь, закрывающую выход на крышу, справа от меня.
Я забыл об этом охранном приспособлении, хотя надо было ожидать его здесь увидеть: сетемёты.
Мой противник останавливается. Его крылья подрагивают, солнце играет на металлических перьях. Он разводит руки в стороны, и на каждой появляются когти, острые, как кинжалы.
– Ладно, видимо, будет хуже. – Я нервно сглатываю слюну, не отводя взгляд от когтей, от которых через мгновение мне придется уклоняться, и принимаю боевую стойку, которой научил меня Питер: одну ногу чуть вперед (для устойчивости), кулаки перед собой, – и готовлюсь противостоять двухметровой конструкции с металлическими когтями и не самым мирным характером.
С-с-с-с! Этот Голубь бросается на меня, а его металлические когти царапают воздух. Сердце в моей груди бешено колотится, но я твержу себе, что это просто птица. Какая-то птица. И у меня все получится.
«Фс-с-с-ш-ш-ш», – свистят в воздухе когти, но они двигаются слишком медленно. Я уклоняюсь вправо, потом влево, резко ухожу вниз и бросаюсь вперед, хватаю своего врага за пояс и валю на спину со звонким стуком металла о крышу.
Он издает низкий рев.
– Знаешь, – говорю я, сделав сальто назад и приклеив его паутиной, – ты не самая ловкая птица-злодей на моей памяти.
На меня смотрят пылающие глаза – остальное лицо скрыто черной маской, – а злодей втягивает воздух, и рев его переходит в озлобленный визг. Когти и острые перья полосуют паутину и оставляют от нее лишь пылинки в воздухе.
Я смотрю на это, выпучив глаза и не в силах пошевелить руками.
Моя паутина ему совсем нипочем?
– О таком меня не предупреждали, – шепчу я себе, а металлический Голубь снова бросается на меня. На этот раз я стреляю паутиной в другую стену и прыгаю в сторону, стараясь оставаться на одном уровне с крышей. Разворачиваясь в воздухе, я чувствую холодные струи ветра. Выпускаю второй рукой паутину на тот же выступ. Отлетев как можно дальше, я разворачиваюсь, вытягиваю пятки вперед и лечу на крышу пятидесятикилограммовым пушечным ядром.
Бам!
Человек-голубь отлетает назад и падает с крыши головой вперед, но успевает зацепиться когтями за край. Снизу слышится звук бьющегося стекла и осыпающихся на землю осколков. Сложно представить, чтобы окна не пострадали от металлических сапог, и я радуюсь своей более мягкой обуви. Материал, из которого сделан костюм, ничуть не тяжелее сланцев и прочен, как кевлар.
– Не решился поговорить со мной? – спрашиваю я.
Злодей подтягивается и снова залезает на крышу. Еще мгновение мы молча смотрим друг на друга, а потом он опускает взгляд и стреляет крюком в пол. Затем высоко подпрыгивает, разрывая крышу, – образуется щель длиной с меня – и в разные стороны разлетаются обломки, из-за которых я пячусь и прикрываюсь рукой. Прижав крылья и сложив руки на груди, пернатый враг прыгает в дыру, повсюду загораются красные лампы, воют сирены.
Отлично. Сработала тревога. Может быть, полиция получит сигнал и быстро приедет. Однако уже через секунду я слышу треск короткого замыкания, и все затихает.
Наверное, этот Голубь отключил охранные системы.
Что ж, надеяться на лучшее, хоть и недолго, было приятно.
Подобравшись к дыре, я заглядываю в черную бездну и понимаю, что еще этажей десять прорезаны так же, как крыша. Ниже ничего не видно. Ни за что не полезу сквозь эти щели. Нужен другой подход.
И у меня уже есть план.
Я бегу к дальнему краю крыши и прыгаю вниз. Лечу, лечу, лечу, и от прохладного ветра слезятся глаза. Я просматриваю каждый этаж, временами замечая, как спускается злодей. Оказавшись ниже него, я стреляю паутиной вверх, пробиваю окно и сбиваю крепкое металлическое тело – враг как раз успел оказаться на том же уровне.
Клубком стекла, черных лосин и красного металла мы выкатываемся из здания через противоположную стену, и я почти ничего не вижу. Когда мы вылетаем на улицу, глаза забивает пылью, в воздухе звенят осколки, а где-то внизу испуганно вскрикивают прохожие. Внезапно Голубь выстреливает новым крюком, который цепляется за стальную опору здания, и его тянет в сторону, но я крепко держусь за его ботинок и не отстаю.
Все должно было быть совсем иначе.
Меня ослепляет светом, а когда зрение возвращается, я понимаю, что распластался на оконном стекле. Несколькими этажами выше, в дыре, которую мы проделали, исчезает огромная конструкция из металла с перьями.
«Вот ведь черт! – думаю я. – Как же я его опять упустил?»
И куда подевалась вся охрана? Я-то считал, в такое важное здание незнакомцу вообще не попасть!
А затем в ушах у меня нарастает голос неуверенности, подсказывающий, что пора звать Питера.
Я рычу от досады. Нет. Ни за что так просто не сдамся. Я до сих пор не уверен, каким Человеком-Пауком хочу стать, но точно не тем, который сдается, стоит скинуть его пару раз с крыши. Да и охрана должна подоспеть с минуты на минуту. Да, этот железный Голубь сломал систему оповещения об опасности, но ведь она успела сработать. Кто-нибудь должен был заметить сигнал, так ведь?
Так?
Но неважно, подоспеет помощь или нет, я должен справиться. Собираюсь с силами, отклеиваюсь от окна, стреляю паутиной в край дыры, в которую пролез злодей, и попадаю внутрь.
Что ж, пернатый, второй раунд. Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что попал в бывший оупенспейс. Бывший, потому что сейчас его уже не узнать: компьютерные кресла валяются в разных углах, крутя колесиками в воздухе; стены боксов сложились одна на другую, как домино; пол усыпан обломками, которых так много, что, даже наступая на них в своей мягкой обуви, я провоцирую такой шум, будто прыгаю в металлических сапогах. Оборачиваюсь, размышляя, куда мог подеваться мой враг, и вдруг…
Бам!
Меня бросает вперед, и я лечу, издавая визг, за который мне становится стыдно. А затем – хрясь!
И я вылетаю в окно.
В другое. На секунду я становлюсь обычным подростком и напрочь забываю, что у меня есть суперспособности.
Затем я замечаю вверху металлического злодея, стреляю паутиной и цепляюсь за его ногу.
Слышится свист когтей, паутина разрезана, но я быстрее. Стреляю! И успеваю приклеиться ниткой паутины ко второй ноге противника.
Но и с ней быстро покончено. Я стреляю снова, опять цепляя свои поводья на красного металлического жеребца. Мы слишком высоко, чтобы можно было зацепиться за что-то другое, а я совсем не собираюсь падать с высоты пятидесяти пяти этажей, не устроив этому Голубю самую страшную головомойку, которую он видел. Стоит мне только поверить, что я смогу так играть, пока не одолею его (что бы это ни значило в моей ситуации) или пока не прилетят полицейские вертолеты, как меня ослепляет новая вспышка.
Перед глазами пляшут звезды. Почти уверен, что в этот раз я даже вижу, как вокруг моей головы порхают крошечные красные птички. Я разжимаю веки, понимаю, что оказался с другой стороны здания, и стону от боли. Грудная клетка ноет. Я почти ничего не вижу. Издалека приближается звук крутящихся лопастей вертолета, меня обдувает воздухом, и я жадно втягиваю его. Наконец они прибыли. Как раз вовремя. Но подняв глаза, я вижу надпись на вертолете.
