Текст книги "Человек-Паук. Майлз Моралес. Крылья ярости"
Автор книги: Бриттни Моррис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Седьмой канал.
Почему вертолет телевизионщиков добрался сюда быстрее полиции? А ведь у Джеймсона хватает наглости ругать нас с Питером за то, что мы мешаем преступникам устраивать беспорядок, когда парни в синей форме только добираются до места! К слову о беспорядке. Где-то поблизости разбивается еще одно окно, и на этот раз я чувствую, как меня осыпает дождем осколков. Я прикрываю голову рукой, а когда наконец поток стекла кончается, вижу, как Голубь снова устремился в здание.
Я тяжело вздыхаю: от кого-то городу грозят более серьезные разрушения, чем от меня. Скоро может не остаться башни ЩИТа, которую нужно защищать. Насколько устойчиво здание, если в полу на каждом этаже зияет дыра? И где датчики движения? Где сирены? Мне от этого почти больно, но пора звать Питера. Мне мучительно даже думать об этом. Казалось бы, я – парень, который никогда не сдается, а это все выглядит ровно наоборот.
В очередной раз.
Вздыхаю. Может быть… стоит… позвонить и спросить у него совета? Как будто на случай гипотетической ситуации? И тогда он ничего не заподозрит. Да, должно сработать! Достаю телефон, стараясь спрятать его на груди, чтобы люди и журналисты на вертолете не поняли, что я делаю. Представляю себе заголовки:
ЧЕЛОВЕК-ПАУК ПЕРЕПИСЫВАЕТСЯ С ДРУЗЬЯМИ ВО ВРЕМЯ ДРАКИ?
ДАЖЕ ЧЕЛОВЕК-ПАУК ПОСТОЯННО ПРОВЕРЯЕТ МЕССЕНДЖЕРЫ
А то и хуже. Представляю, как Джеймсон извергает яд прямо в камеру: «Видите?! Я же говорил, что нельзя доверять поддержку правоохранительных органов какому-то подростку! Их же за уши от телефонов не оттянешь, даже если надо гнаться за преступником!»
Но через пару секунд Питер звонит сам, и я убираю телефон подальше. Из глубины здания доносится громкий звук падения тяжелого предмета, и я понимаю, что времени остается мало. Я этаж за этажом взбираюсь наверх, проползая по целым окнам, и добираюсь до дыры, из которой торчат оборванные провода и вспыхивают искры. Пробираюсь внутрь и оказываюсь в очередном офисном зале. В середине с потолка свисает единственная уцелевшая лампа, света от которой немногим больше, чем от фонарика.
– Майлз! – шепчет Питер из моего телефона. На фоне слышится… вроде бы… нежная мелодия. Это что, скрипка?
– Привет, Питер! – говорю я, понимая, что на вопрос, где он, времени нет. – Есть секундочка?
– Вообще не сказать, чтобы да. Мы с Мэри-Джейн на торжественном мероприятии в Галерее фотожурналистики. Она выиграла премию! Хотя секундочку улучить могу. А это что? – наверное, это он не мне. – О, утиный паштет! Обожаю. Майлз? Извини, тут принесли малюсенькие закусочки на малюсеньких тарелочках, я отвлекся. Хрум!
Я терпеть не могу слушать, как кто-то жует и одновременно говорит, и недовольно морщусь.
– Так что там у тебя?
– Ну… – Меня перебивает злодей в металлическом костюме, который, разметав в щепки пол, влетает в зал с нижнего этажа. Меня отбрасывает на пол. – А-а-а!
– Майлз? – теперь в голосе Питера слышно беспокойство, хотя он продолжает шептать. – Нет, сэр, у меня нет с собой щетки для одежды, простите. Майлз? Где ты? Я скоро буду.
– Не надо! – испуганно вскрикиваю я. Я не могу позволить Питеру думать, что не справлюсь сам. Это мой шанс! Первое серьезное происшествие, возможность закончить школу и из ученика превратиться в настоящего супергероя.
– Не надо, все в порядке, – выпаливаю я, стараясь говорить спокойно и расслабленно, хотя теперь металлический Голубь сверлит меня взглядом из-под маски и постепенно приближается. Я понимаю, нужно быстро заканчивать разговор и, уверен, произношу следующую фразу как одно слово. Надеюсь, Питер разобрал.
– Послушай-а-вот-гипотетически-если-бы-очень-высокий-парень-в-красном-металлическом-костюме-напал-на-башню-ЩИТа-такой-в-маске-знаешь-двух-метров-ростом…
– Ты про Тони Старка? – спрашивает Питер.
Я не успеваю ответить: в меня стреляют крюком и цепляют за ногу. Я кричу и стараюсь уползти, но не выходит. Меня тащат по полу среди степлеров и мячиков-антистрессов, по пути попадается недоеденный кекс, и я понимаю, что, возможно, на ситуацию стоит посмотреть под другим углом.
Сопротивляться Голубю сейчас для меня провальная тактика, поэтому я переворачиваюсь на спину, стреляю паутиной в холодильник и резко дергаю. Злодей слишком поздно понимает, что я пытаюсь сделать, и когда он поворачивается в сторону аппарата, тот уже летит в него со скоростью больше трехсот километров в час. Холодильник сбивает преступника с ног, они сметают одну за другой стены боксов и, наконец, вылетают из здания.
Начинаю паниковать.
Боже мой.
Неужели я его убил?
На автомате несусь к дыре, через которую выпали мой противник и холодильник, выпрыгиваю и лечу за ними. Ветер трепет губы и шлепает ими по зубам, но думать об этом некогда, нужно добраться до Голубя, пока он не упал на землю. Человек-Паук способен на многое, но он никогда не убивает, даже злодеев.
– Майлз! – почти в ужасе кричит Питер в моем наушнике. Я уверен: он уже наполовину натянул на себя костюм и торопится ко мне. Точнее, был в этом уверен, пока не услышал где-то рядом с ним лязг металла.
– Питер! – кричу я. – Что там происходит?
Я понимаю, что не успею вовремя добраться до металлического гигантского Голубя, поэтому стреляю паутиной вниз в последней попытке спасти ему жизнь, но тут злодей расправляет красные крылья и сворачивает налево. Теперь прямиком к асфальту несусь я.
Снова стреляю паутиной, теперь уже вверх, неважно куда, главное, зацепиться, и пролетаю по дуге, едва уклоняясь от людей, собак и деревьев. Еле-еле избегаю столкновения с почтовым грузовиком и врезаюсь прямиком в чью-то деревянную изгородь, отчего всю улицу засыпает листвой и ветками.
– Простите! Пропустите! Человек-Паук не может остановиться!
С моими новыми способностями мне иногда хочется, чтобы у гравитации были тормоза. В трубке раздается незнакомый мне голос.
– А-ха-ха! Человек-Паук, наконец мы снова встретились, но при несколько более искристых обстоятельствах.
– Питер! – кричу я, чудом огибаю фонарный столб и врезаюсь в пышный кустарник в чьем-то заднем дворе.
Мир будто вертится колесом, и я не упускаю возможности отдохнуть и встряхнуть головой хотя бы в кустах. В наушниках раздаются крики и звуки сильных ударов. Теперь в панике я.
– Кто это? Что происходит?
– Эм. Майлз, мне сейчас неудобно говорить. Но с тобой ведь все хорошо?
– Вообще мне нужен был твой совет, – говорю я, стараясь проморгаться и замечая расплывчатое красное пятно, которое снова летит к крыше башни ЩИТа. – Так вот. Как бы ты поступил с этим парнем? Гипотетически, конечно. Если бы у него были… огромные крылья… и острые крюки-кошки, и такое ощущение, что сегодня у него особенно плохое настроение…
– Вообще у меня тут примерно такая же ситуация, – бурчит Питер, а значит, возможно, он летит на паутине. – Мэри-Джейн, отведи людей в безопасное место и жди меня вместе с ними, – говорит он. – Майлз, Стервятник, похоже, сбежал из тюрьмы.
Я в ужасе замираю, но испугали меня не слова Питера, а чей-то настойчивый взгляд. Чей? Седовласый старичок в кепке, очках и с густыми усами, которыми он недовольно шевелит. Он почему-то одет в шорты и футболку. Мне-то казалось, что наступила осень, но этому типу до сих пор тепло, и он спокойно поливает растения в одних шортах, будто ждет, когда они по-летнему зацветут.
– Ох. – Я выбираюсь из кустов, которые царапают костюм, стараясь демонстрировать как можно больше достоинства. – Прошу прощения.
Старичок переводит взгляд с меня на свои растения. Посреди идеального ряда кустов зияет темная дыра шириной с меня, а по длине – два моих роста. Старичок снова смотрит на меня, скорее недовольно, чем наоборот.
– Мне очень-очень жаль. Я просто… Давайте я просто уйду.
И как можно быстрее я уношусь на паутине на крышу соседнего дома, затем следующего, а потом снова мчусь вверх по стене башни ЩИТа на липких руках и ногах.
Третий раунд.
«Ну ты и молодец, Майлз», – думаю я. Следующая пачка газетных заголовков будет: «Спасибо тебе, Человек-Паук: борец с преступностью теперь ломает кусты». Судя по виду старичка, его сад – самое дорогое в его жизни, а я испортил ему весь день. Я вздыхаю и решаю, что, если воздам по заслугам металлической пичуге, это хотя бы было не зря. Но, добравшись примерно до тридцатого этажа здания, я нигде не замечаю злодея.
– Я знаю, что ты здесь!!! – изо всех сил кричу я, хотя понятия не имею, куда делся мой враг.
И все же надеюсь, что он поблизости. Ведь я не усну, если он сбежал, пока я мял кусты и ломал изгороди. Все это время из телефона доносился шум: билось стекло, выл ветер, раздавались гулкие удары.
– Питер? – шепотом спрашиваю я. – Что там? Ты сказал, Стервятник вернулся?
– Ну да, – бурчит он. – Эффектно как никто.
– И что нам делать? – спрашиваю я. – У меня тут один – я его Голубем прозвал – что-то хочет забрать из башни ЩИТа. И он просто разносит ее в щепки.
К слову.
Из недр здания, с нижних этажей, раздается громкий шум.
На этот раз нельзя упустить врага.
Я прыгаю в щель, пронзающую несколько этажей, миную столы и кресла, оборванные провода и искры коротких замыканий. И тут – какое везение! – на одном из этажей показывается Голубь с чемоданом в руках и поднимает голову вверх. Я ухмыляюсь.
Попался.
Обхватываю его за шею и тяну за собой в дыру, но чувствую сопротивление, будто в спину врезается поезд и вышибает дух, оставляя меня кашлять в пыли среди обломков. Голубь нависает надо мной и прижимает мои плечи к полу, но к этому я был готов. Я вскидываю ноги, бью врага под ребра и перекидываю через себя, надеюсь, с силой как у тысячи рестлеров. Перекатываюсь и вскакиваю на ноги. Надо признать, для первого месяца в роли Человека-Паука это было сильно. Но долго радоваться мне не пришлось. Голубь угрюмо поднимается в сидячее положение, хватается за голову, и только тут я понимаю… что с него слетел капюшон.
И теперь мне видны пучки из темных волос в мелких кудряшках.
Я немало удивлен.
Голубь – это… она?
– Кхм, – говорю я в надежде, что Питер меня все еще слышит. – Слушай, этот высокий парень, оказывается, девушка.
– Правда? – доносится до меня звонкий голос из красной металлической брони. – И чего?
Снова показываются когти, и вот я опять лихорадочно от них уворачиваюсь. Из телефона раздается самый сильный за сегодня удар.
– Ты живой? – спрашиваю я, стараясь случайно не назвать Питера по имени.
– Стервятник сбежал! – кричит Питер. – А я не могу выбраться.
– Ты как?
Фью-с-с-с-ш-ш! – снова разрезает воздух когтистая лапа. На меня надвигается металлическая птица и теснит к стене, а я продолжаю уворачиваться.
Я задаю совсем другой вопрос:
– Тебе помочь?
О, какое это прекрасное чувство! А ведь я весь день думал, что это мне придется просить о помощи.
– Нет, скоро полиция приедет. Но Стервятник украл один из экспонатов. А я… не смог его остановить. Он хорошо подготовился… а я нет.
Фью-с-с-ш-ш!
– Так удивился моему полу из-за роста или из-за того, что я надираю твою тощую задницу?
– Она у меня не тощая! – возмущаюсь я, уходя от очередного удара. – И я удивился, потому что даже Человек-Паук, как и все остальные, подвержен определенным стереотипам, о чем мне стоит хорошо подумать на досуге. Извини!
Еще один взмах когтей, и я прижат к стене. Я не успеваю уклониться от крюка, и теперь пришпилен к стене. Крепко и высоко – ноги болтаются в нескольких сантиметрах над полом. Лязг раздается еще раз, и второе плечо тоже оказывается в западне.
Металлическая птица подходит почти вплотную и останавливается.
– Позволь задать тебе вопрос, Человек-Паук, – говорит она с горечью в голосе. – Сколько раз ты вспоминал о Стервятнике за те полгода, которые он кис в тюремной камере?
Ну, если подумать… ни одного.
Да и с чего бы было по-другому? Когда план Стервятника, Дока Ока и Зловещей Шестерки провалился и злодей угодил в тюрьму, его ждали долгий судебный процесс и тюремное заключение, поскольку его сочли опасным для общества, а еще потому, что там ему самое место.
Однако эта девушка явно была с ним заодно, и говорить свое мнение было бы не самым разумным вариантом. По этой причине я нервно сглатываю и придумываю другой ответ.
– Ну, – мямлю я. – Наверное, можно было бы отправить ему открытку или в гости зайти…
– А вот я, – говорит она, нажимая на кнопку на левом плече, – думала о нем все время.
Крюки сжимают мне плечи с такой силой, что я стискиваю зубы, кости мои едва не ломаются. Я пытаюсь вырвать руки из оков, но ничего не получается. Я застрял, и мне придется слушать ее монологи столько, сколько она сочтет нужным.
Или пока я не придумаю, как выбраться.
– Каждый долгий день из ста восьмидесяти, проведенных им в Райкерс, пока «Вороны» его не освободили. Это четыре тысячи триста двадцать часов. Двести пятьдесят девять тысяч двести минут. – Мой металлический Голубь замолкает, бросает рассеянный взгляд на потолок, словно растерялась… Я решаю помочь.
– Пятнадцать миллионов…
– Это пятнадцать миллионов секунд! – выпаливает она, будто успела посчитать сама. – Знаешь, что это такое для старика? Не знать, где твоя семья, не знать, сколько тебе осталось жить на этом свете?
Вряд ли я когда-нибудь об этом размышлял. Стервятник и правда уже успел состариться, и, видимо, сидеть в одиночестве в бетонной клетке в Райкерс, не зная, сколько еще осталось, довольно грустно. Но, может, ему стоило подумать об этом раньше? До того, как начать разбойничать в Бруклине и угрожать жизни людей?
Крюки сжимаются еще сильнее, и я, пусть и бессмысленно силясь освободиться, постепенно впадаю в истерику и начинаю считать последние секунды на этом свете. Я знаю, как происходят такие схватки. Сейчас как раз тот этап, когда злодей долго-долго изливает душу и стыдит меня за прошлые проступки, а я могу осмотреться и придумать план побега.
Давай, Майлз! Соображай!
– Но, видишь ли, – продолжает она. – Я не могу на тебя злиться. Мы ведь с тобой очень похожи. Оба знаем, каково это, когда на тебя смотрят как на циркового урода.
Я теряюсь и даже забываю о попытках вырваться. В памяти всплывает лицо старика, который поливал растения и смотрел на меня как на бродячую собаку которая попортила чужой газон. В моем случае приземлилась метеоритом в его саду. Он смотрел на меня так, будто не знал, как реагировать – кричать, звонить в полицию, полить меня водой или все вместе.
– И когда на тебя нападают за то, что делаешь, что должен, – говорит она.
Взгляд, которым смерила меня хозяйка магазина, навсегда выжжен в моей памяти, и прямо сейчас я чувствую укол душевной боли, вспоминая, как она отходила меня метлой и назвала мерзавцем. Хотя меня и хуже обзывали. Но слышать такое от человека, которого я защищал… знать, что меня ненавидят за попытку помочь… Это больно.
– И когда ненавидят за то, что ты не идеален, – едва ли не шепотом произносит моя противница.
Это она про Джеймсона. И про каждый язвительный заголовок.
– Ты всегда на публике, и людям кажется, что они все о тебе знают. Но это ведь не так, да, Человек-Паук? Даже лучшие друзья знают не все. И никто по-настоящему тебя не знает, кроме тебя самого.
Мне невыносимо видеть на ее лице довольную улыбку. Я заново вспыхиваю энергией и слова ее теперь не доходят до сердца. Первое правило монологов злодеев: не слушай их.
– Я знаю, ты еще не готов выбрать правильную сторону, мою и моего дедушки.
Вот это да!
Дедушка? Эта девушка – не просто помощница Стервятника. Это его внучка?
– Но когда ты все поймешь… – продолжает она. – Когда осознаешь, что никто не позаботится о тебе, кроме тебя самого… позвони.
Хр-р-рщ!
Крюки вылетают из стены, и я падаю на пол. Перед моим лицом опускается маленькое белое перышко, а я судорожно пытаюсь отдышаться. Я понимаю, что на самом деле это не перышко, а стилизованная визитка с номером телефона и…
…и нарисованным красным крылом.
Злодейка подхватывает чемодан, который до этого был у нее в руках, и бежит к дырке в стене.
А я смотрю, как от меня сбегает преступник, забрав нужную ему вещь (что бы ни было в том чемодане). Я даже не смог выяснить, что именно, не смог помешать взломать систему охраны, датчики движения, которые ей нужно было обойти.
– Нет, постой! – вскрикиваю я, когда шок сменяется паникой. Стреляю паутиной в дальний конец комнаты, подтягиваюсь и выбираюсь на карниз.
Но ее уже и след простыл.
Осталось лишь маленькое красное пятнышко высоко в небе, удаляющееся в сторону залива, где я точно ее не догоню, даже если облечу весь Нью-Йорк. Надежда сжимается в желудке клубком разочарования, я опираюсь на разломанную стену и потираю затекшие руки. Сев на краешек, я подгибаю одну ногу, а другой покачиваю в ночном небе. Вот черт. Ведь почти получилось. Я почти ее поймал. Если бы успел сообразить, что делать с крюками-оковами, все вышло бы как нельзя лучше. Но нет, Майлз, нужно было слушать, что она говорит. Ты так долго ждал момента для побега, а она сама тебя отпустила!
Я вздыхаю.
– Питер, слышишь меня? – спрашиваю я.
– Да, Майлз, – стонет он тихим печальным голосом. – У тебя все получилось?
Моя противница забрала то, за чем приходила. Я сижу на груде мусора и смотрю, как на небо выползает луна. Верхняя половина строго охраняемого здания ЩИТа разрушена. И все из-за меня.
Я пытаюсь подавить слезы.
– Нет, – отвечаю наконец. – С точностью до наоборот.
Глава 8
Я СТОЮ в кухне отделения П.И.Р. и смотрю, как кофемашина тонкими струйками наполняет емкость темной жидкой энергией. Делать кофе – успокаивающее занятие, отвлекает от мыслей. Занимает ровно столько времени, сколько нужно, чтобы успокоиться и отдышаться, и никто не успеет начать задаваться вопросами, куда я запропастился. Вижу, как падают последние несколько капель, и пытаюсь не перебирать все вчерашние события, прошедшие не как надо. Я мог столько всего сделать иначе. Столько всего нужно было делать быстрее и тщательнее. И увереннее.
Нужно было быть решительнее.
Не стоило разбивать столько окон башни ЩИТа.
Не стоило позволять моему металлическому Голубю пробивать столько этажей.
Нужно было раньше звонить Питеру. Не стоило поддаваться гордыне и так долго тянуть время.
Нельзя было ни при каких обстоятельствах отпускать преступницу, пусть она и оставила свои контакты.
Достаю визитку в форме пера из кармана джинсов и верчу ее в руках. Она ярко блестит, и под светом лампы дневного света кажется серебристой. Красные крылышки, нарисованные по центру, будто покрыты той же краской, что и железные крылья ее брони.
Я не знаю о содержимом того чемодана. Чертежи техники, сыворотки вроде Дыхания Дьявола, медицинские графики Доктора Октавиуса, подробные планы захвата Бруклина, составленные злодеями, которые еще можно попробовать воплотить, карты подземных бункеров и тайных убежищ, схемы побега из тюрьмы – там могло быть что угодно. В той башне хранится все самое важное, и, несмотря на то, что Голубь в металлическом доспехе играючи справился с системой безопасности в организации под названием Шестая Интервенционная Тактико-оперативная Логистическая Служба, где для документов особой значимости под грифом «секретно» наверняка предусмотрены хранилища и сейфы, защищенные лазерами, под замками, которые открываются, реагируя на определенные голоса, с камерами наблюдения, за паролями, сканерами сетчатки, сенсорными экранами, которые распознают отпечатки пальцев, я совсем никак ей не помешал. Она убежала, а я подарил ей массу времени, чтобы все это провернуть.
Ну какой супергерой позволит трижды впечатать себя в стену?
Разглядывая номер на карточке, я достаю телефон и набираю сообщение. Это единственный шанс. Единственная ниточка, потянув за которую я могу вернуть тот чемодан.
Я: Привет. Можно позвонить?
Коротко, просто и по делу. Посмотрим на ее ответ.
Кап.
Кап.
Кап.
Я вздыхаю и складываю руки на груди. Вчера я должен был быть пауком-птицеедом. Но бились в итоге долгоножка с ястребом. Точнее, с птицей еще более страшной.
Со страусом.
Нет, с самой страшной летающей птицей. Кто там у нас есть?
Гигантский кондор.
Да, пусть будет битва с кондором.
– Привет, – слева раздается знакомый голос.
Питер прерывает мои печальные мысли. Быстро прячу телефон в карман, незачем пока втягивать в это и его, ведь именно я упустил злодейку. Можно хотя бы попробовать все исправить самому. Питер, держа рюкзак на плече, заходит в кухню. Его темные волосы прилипли ко лбу.
– Льет как из ведра, а ты даже не намок. Давно уже пришел, наверное?
Я киваю, не отводя взгляда от кофейника, и с минуты на минуту жду, что телефон завибрирует.
– Ты как? – спрашивает Питер.
Я поворачиваюсь к нему и машинально киваю, как бы говоря «естественно, все хорошо». Я уже так привык к постоянным вопросам, все ли у меня хорошо – сначала из-за папиной смерти, потом из-за начала учебного года, переезда на другой конец города, что такие кивки уже вошли в привычку. Но как все на самом деле? После вчерашнего я, конечно, расстроен, но… думаю, я оправлюсь. Как только найду злодейку и верну ЩИТу краденое.
– Все нормально, – говорю я.
Питер встряхивает головой и снимает мокрую куртку.
– Я просто подумал, что люди, у которых все хорошо, не…
– Не смотрят стеклянными глазами на падающие капли кофе? – заканчиваю я за него, забирая кофейник. – Ты прав. Ладно, на самом деле, кое-что меня беспокоит. Вчерашнее…
Я замолкаю: в кухню заходит голубоглазая девушка с рыжеватыми волосами, собранными в пучок, во фланелевой рубашке. Она протискивается мимо нас и начинает исследовать шкафчики.
– Привет, Мэри-Джейн, – говорит Питер. – Что ищешь?
– Не видели пластиковые ложки? – спрашивает она, уперев руки в бока, и отступает, рассматривая открытый ящичек.
– Слева под раковиной, – отвечаю я, надеясь, что голос у меня бодрый, как обычно.
– Спасибо, Майлз.
Мэри-Джейн берет в каждую руку по десятку ложек и идет к двери. Пока она не ушла, я прочищаю горло и делаю шаг вперед.
– Мэри-Джейн!
Она оборачивается и вопросительно смотрит на меня.
– Да? Что, Майлз?
От смущения шея начинает гореть. Но я понимаю, что обязан извиниться.
– Извини… Что вчера помешал звонком, когда вы были на мероприятии. Я понимаю, вы с Питером наконец нашли время отдохнуть и выйти в свет… а я все испортил.
Она с теплотой улыбается и пожимает плечами.
– Да ничего страшного. Все равно объявился Стервятник и испортил вечер, поэтому времени на светский отдых у нас все равно не было. Не думай об этом.
С души камень свалился. Наверное, она права.
– Но спасибо за извинения, – добавляет она и уходит в зал отделения П.И.Р.
– Вчерашнее, – продолжаю я, оборачиваясь к Питеру, – не должно было произойти. И не произошло бы, если бы не моя безалаберность. Я не смог, Питер. Опять.
– Все это – еще одна часть нашей работы, – отвечает он, уверенно глядя на меня карими глазами карамельного оттенка. – Даже Человек-Паук не всегда одерживает победу. Суть не в том, чтобы побеждать в схватках. Главное – победить в войне. И Стервятник, и Стервятник 2.0…
– Я про себя назвал ее Голубь.
– Неплохо звучит, – с гордой улыбкой говорит Питер. – Как быть супергероем, базовый курс: придумывай злодеям хорошие клички. Тут ты справился.
Я невольно улыбаюсь.
– И Стервятник, и Голубь знали, зачем шли. И оба забрали то, что им было нужно. Они следуют какому-то более масштабному плану, и когда они покажут свои уродливые пернатые лица вновь…
В двери появляется пожилой мужчина в фетровой шляпе и поношенном коричневом пиджаке. Он идет мимо нас, опираясь всем весом на трость. Питер понижает голос до шепота и говорит:
– Мы будем к этому готовы.
Я вздыхаю и пожимаю плечами.
– Сомневаюсь, что я готов.
Нелегко в этом признаваться. Раньше я думал, что готов ко всему. Когда я гнался за преступницей вверх по стене башни ЩИТа, я думал, что готов к этому. Даже когда мы дрались на крыше, я думал, что готов. И когда на волне адреналиновой встряски сбил ее с ног и выбросил на улицу. Но когда она метнула меня в стену, а сама снова проникла в здание, где-то внутри зародилось странное ощущение, что после шага вперед я делаю шесть назад.
И вот тогда я резко почувствовал, что все-таки не готов.
И с каждым новым ударом об здание, с каждым разом, когда она скрывалась на очередном этаже, и даже с падением в кусты на заднем дворе того старика моя уверенность таяла. К моменту, когда меня пришпилили к стене двумя металлическими крюками, я оказался не в состоянии придумать, как выбраться из западни. Я даже не выстрелил паутиной злодейке в лицо! А ведь она стояла прямо передо мной, когда руки у меня еще были свободны.
Вчера я оказался не просто не готов, а буквально бесполезен.
– Фокус в том, чтобы взяться за дело ровно перед тем, как будешь готов, и уже по ходу соображать, что делать. Со временем научишься. Кроме того, Майлз, я знаю, ты не любишь об этом слышать, но тебе всего семнадцать. В твоем возрасте я понятия не имел, что творю. – Лицо Питера освещает полная ностальгии улыбка. – Ни малейшего понятия. Если честно, я до сих пор до конца не разобрался, – говорит он и подмигивает мне, а затем берет из угла швабру. – Ладно, меня ждут полы в туалете. Зови, если что-нибудь понадобится. Или можем поболтать за ужином, хотя сегодня я пиццу точно не буду – вчера переел крошечных закусочек. Сегодня купил салат. Надеюсь, после него будет получше, чем с утра.
Я киваю ему с улыбкой. Представить себе не могу, чтобы кто-то не мечтал все время есть одну только пиццу, но ладно уж.
– Спасибо, Питер.
Он кивает в ответ, поднимает ко лбу два пальца, разворачивается и выходит в коридор, а я вспоминаю отца: он делал такой же жест – будто трогал козырек. Мне кажется, эту привычку цепляют в Полицейской академии. Но что имел в виду Питер, когда сказал «браться за дело перед тем, как будешь готов»? Сам-то он так не делает. В смысле, конечно, несколько лет опыта сказываются: если успел изучить повадки такого огромного числа злодеев, волей-неволей угадываешь, чего ждать от очередной схватки. У меня не было возможности изучить повадки Стервятника на практике, не говоря уж о его внучке и всех технических примочках ее костюма.
Если рассуждать логически, возможно, я все-таки слишком строг к себе. Но ощущения все равно не из приятных.
Я вздыхаю еще раз и наконец собираюсь пойти прочь из кухни с кофейником в руках.
– Итак, Майлз, – говорю я сам себе, заходя в комнату отдыха, – возьми себя в руки. Идем. Людям нужен ты, твое внимание и твоя помощь.
В центре П.И.Р. сегодня всего несколько человек, но все они сидят с кружками в руках. На улице неожиданно прохладно, уже вечереет. Сейчас как раз то время, когда люди, которые не собираются спать ночью или просто не поддаются действию кофеина, пьют очередную чашку кофе. Пожилая дама по имени Дрини, как обычно, сидит в углу и задумчиво смотрит в стену. Она редко говорит, и когда я наливаю ей кофе, лишь благодарно кивает.
– Привет, Дрини, – здороваюсь я. – Я сделал крепкий слабой обжарки, как ты любишь. – Я замечаю, что сахарница у нее на столе почти опустела, хотя я наполнял ее только утром. Беру сахар с соседнего стола и ставлю ей, а пустую емкость забираю в кухню, чтобы заполнить. – Ну вот. Хорошего дня. Рад был увидеться.
– Майлз! – с другого конца комнаты раздается знакомый голос. Мистер Флорес сидит в детской зоне со своей дочкой. Вокруг него разбросаны кубики, книги и яркие деревянные игрушки. Он устроился на любимом потертом кожаном диване перед телевизором, а девочка играет с кубиками на кофейном столике. – Hola, Майлз, – улыбается он. – Como estas?[3]3
Как дела? (Пер. с исп.)
[Закрыть]
Хорошо, что мама немного научила меня испанскому, и я улыбаюсь, понимая, что от бабушки, наверное, наберусь еще каких-нибудь словечек. У них в разговорах часто проскакивают будто из ниоткуда взявшиеся испанские слова, и я отлично понимаю, о чем речь.
– Estoy bien[4]4
Все хорошо (пер. с исп.).
[Закрыть], мистер Флорес. А у вас? Como esta, Isabella[5]5
Как дела, Изабелла? (Пер. с исп.)
[Закрыть]? – спрашиваю я у девочки.
Она ничего не отвечает, но скромно улыбается и протягивает кубик.
– Это bloques? Кубики? – спрашиваю я.
– Ха-ха, теперь она знает, как называются bloques не на испанском, – говорит мистер Флорес, – и мячик, и другие игрушки. Сейчас осваиваем глаголы.
– О, bien[6]6
Превосходно! (Пер. с исп.)
[Закрыть], Изабелла, очень здорово! – говорю я, протягивая ей руку. Она шлепает своей ладошкой по моей, и лицо ее сияет от гордости, отчего мне становится тепло. Что бы там я ни должен был делать в обличье супергероя, в подобные моменты я чувствую, что отлично справляюсь с небольшими делами. Мне кажется, в каком-то смысле волонтерство в П.И.Р. ничуть не менее важно, чем летать на паутине над городом. Когда я разливаю кофе по чашкам для тех, кому просто нужна рука помощи и сочувствие, и даю пять малышке, которой время от времени негде ночевать, мне кажется, что я делаю хоть что-то хорошее.
Но потом я снова думаю, что должен сделать больше. Мне почему-то становится легко от маминой новости о заявке в городской совет. Маленькой Изабелле нужны не только дружеские разговоры, бесплатная еда и ночлег. Ей нужны реальная помощь и ресурсы. И, возможно, благодаря официальным лицам, будущим официальным лицам вроде моей мамы она это получит.
Кто-то включает звук у телевизора, на котором всегда показывается новостной канал. Чаще всего там передают новости местной администрации – законы, перепланировку дорог – или погоду. А иногда, как сегодня, все новости только о Человеке-Пауке.
Я зачарованно смотрю на кадр, где я лечу над Проспект-парком, а потом опускаю глаза на титры, и желудок болезненно сжимается: «Человек-Паук устроил себе выходной?»
Я раздавлен и зол: Джей Джона Джеймсон разражается буйной речью с экрана и так яростно бросается в камеру, что, произнося «Человек-Паук», умудряется забрызгать слюной объектив.
– Так вот, он не только решил взять выходной, друзья. Выходные дни предназначены только для тех, у кого есть рабочие дни! Он же просто прохлаждается и временами разбивает окна мультимиллионодолларовых зданий, проламывает полы… только представьте, сколько денег уйдет на ремонт башни ЩИТа, в которой хранятся важнейшие секретные документы наших властей, а точнее, сколько на это уйдет денег из наших налогов. И это мы еще не думали о цели преступника. Не будь у башни Человека-Паука, возможно, злоумышленник все равно успел бы сбежать, зато восстановление здания могло бы обойтись гораздо дешевле. Сказать по правде, отличать обезвреживание преступников от подростковых шалостей, когда речь идет о Человеке-Пауке, становится все сложнее…
– Мистер Джеймсон, спасибо вам за содержательный комментарий, – перебивает матерого журналиста девушка-корреспондент. Объектив камеры ловит ее лицо, а микрофон Джей Джона отключается. Я невольно улыбаюсь тому, как телевизионщики принудительно заткнули этого желчного злобного ворчуна.
