Текст книги "Человек-Паук. Майлз Моралес. Крылья ярости"
Автор книги: Бриттни Моррис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Слишком серьезная для паука-птицееда.
Если только…
Мне вспоминаются слова мистера О’Флэнигана:
«Представьте себе, что вы превратились в паука и вам предстоит столкнуться с ужасным врагом – например, птицей, которая питается такими, как вы. Представьте, как сложно вам будет его одолеть, не поставив ловушку из паутины, а затем победив его изнутри».
Идея наконец полностью формируется, сердце начинает стучать сильнее, и зрачки у меня увеличиваются.
– Скворец! – хватаю я ее за плечи.
– Ой, что? – кричит она, вздрагивая и поднимая кулаки. – Что случилось?
– Ничего! – восклицаю я. – Просто подумал тут.
Она с силой бьет меня по левому плечу и грозит пальцем.
– Не смей так больше напрыгивать! – предупреждает она и прикладывает руку ко лбу. – Что ты подумал?
Я шагаю вперед и протягиваю ей руку.
– В моей ДНК есть свойства антисептика, – говорю я.
– И?…
– Если смешать ее с жидкостью для паутины, похоже, нанороботы отключаются. Внизу так и было. Я обмотал паутиной несколько человек, и они снова превратились в людей. Я не смог бы справиться один, потому что я… ну, один. Но, может, если обучить на мне наноботов, а потом выпустить их в город… Они обратят процесс вспять. И все эти зомби-птицы вылечатся. От удара по репутации «Террахил» все равно не оправятся, вы уже добились, чего хотели. Но, может быть, если вылечить людей от этой напасти, им не придется страдать и умирать.
Скворец понемногу осознает мое предложение. Она качает головой и сжимает губы, а потом складывает руки на груди.
– Ни за что не получится.
– Почему? – требовательно спрашиваю я. – Есть идеи получше?
– Ну… да. Я могу отсюда сбежать, вернуться домой и притвориться, что ничего не было.
– И бросить все как есть?! – возмущенно спрашиваю я. – И откуда тебе знать, что эта зараза не выберется из Нью-Йорка? Если нанороботы продолжат реплицироваться и заразят вообще всех? Что, если твой дед просто так взял и положил конец судьбе всего человечества? А?!
Я сжимаю кулаки, и во мне поднимается волна ярости. Где-то там моя мама нападает на людей и не может контролировать собственное тело, если ее вообще еще не застрелила полиция. И чем дольше мы ждем, тем больше шансы, что ничего спасти будет нельзя.
Мы обязаны попытаться.
Она мне этим обязана.
Это из-за нее у моей матери теперь крылья и клюв.
Она просто обязана согласиться.
– Тогда я сам, – говорю я, протягивая руки к контейнеру.
– Стой! – вопит Скворец, разворачиваясь спиной и прикрывая рот рукой. – Что ты делаешь?
– Через три секунды я выстрелю паутиной в жидкость, и у румидия проявятся антисептические свойства. Надеюсь, нанороботы успеют их перенять, а потом все взорвется, и их разнесет по городу, люди в котором излечатся, если все пойдет по плану.
– Замечательно, но просто так паутину туда добавить нельзя, – говорит Скворец.
– Тогда объясни, как это сделать! – требую я.
В ее глазах мелькает неуверенность, она переводит взгляд с ядовитой жидкости на меня и обратно.
– Пожалуйста, не сдавайся, Скворец. Я ведь не сдался, – умоляю я.
Наконец определившись, она закрывает глаза и глубоко вздыхает.
– Можешь сделать шарик из жидкости для паутины и дать мне?
– Большой? – спрашиваю я, скатывая паутину в мячик обеими руками – мячик для гольфа, софтбола и, наконец, баскетбола.
– Достаточно, – говорит она и протягивает ко мне руки. Я кидаю мяч, как в корзину, улыбаясь, когда она удивляется его весу.
– Почему она такая тяжелая?
– Концентрированная паутина не очень легкая, – отвечаю я, вытягивая руки над головой. – И носить ее приходится целый день. Думаешь, откуда такие бицепсы?
Она закатывает глаза, улыбается и произносит:
– Я ведь говорила, что дедушка меня о тебе предупреждал? – А затем отворачивается и поднимается к емкости по лесенке, которую я до этого я не замечал.
Я чувствую, как потеет шея под маской, и поспешно вдыхаю воздух.
Я не собирался флиртовать, но…
Это ведь было оно?
Так, Майлз, сосредоточься.
Я наблюдаю, как Скворец снимает с контейнера крышку и держит над жидкостью мяч из паутины.
– Ты что делаешь? – шепчу я.
– Они не реагируют на звук, можно и громче, – говорит она, пожав плечами. – Пробуем или как?
Такого в базовом курсе для Человека-Паука тоже не было. Я стою перед злодейкой, которая держит в руках мяч из моей паутины, из-за которого мы либо взлетим на воздух, либо нет.
– Ну?
– Можно вопрос?
– О, вот теперь у тебя появились вопросы, – бормочет она, опустив одну руку на бедро.
– Если эта штука может взорваться, не стоит ли оттащить ее поближе к центру событий? Например, на Таймс-сквер.
Она поднимает бровь.
– А, теперь ты хочешь сначала ее туда донести, – говорит она. – А ты прослушал, что она легко взрывается?
– Знаешь, большую часть жизни я прожил в Нью-Йорке. Это мой дом. Мое все. И если я не исправлю случившееся сегодня, то потеряю все. Там, внизу, мои родные.
При этих словах в ее лице что-то меняется.
Я вспоминаю день, когда таскал коробки наверх, в бабушкину квартиру, и мечтал приклеить к стене ручку, чтобы дверь не закрывалась. Я хотел побыстрее закончить.
Теперь я бы хотел наслаждаться тем вечером, каждой секундой, которую я провел за столом, поедая пиццу от Алессандро, пока мама и Ганке обсуждают целесообразность нанесения своего имени на специальные ярлычки на одежде.
Я готов был рискнуть жизнью ради еще одного такого вечера.
– Мне нужна твоя помощь. Один я это не сдвину.
Она закатывает глаза, возвращает крышку на место и спрыгивает с лестницы.
– Я-то думала, у тебя там очень мощные бицепсы, но ладно.
– Что?
– Говорю, сделай мешок из паутины, нужно же в чем-то это нести.
Глава 17

Я УЖЕ придумываю, как буду рассказывать эту историю Питеру: «И вот, значит, лечу я над Манхэттеном с контейнером, в котором плещется химически нестабильная жидкость с наноботами, они питаются от покрытой золотом статуи из румидия, которая стоит 4,5 миллиона долларов, а несет меня внучка твоего заклятого врага».
И все это абсолютно нормально.
Я продумываю, что делать, если она решит меня отпустить. До того как стать Человеком-Пауком, я немного страдал от страха высоты, как и большинство людей, но быстро от него избавился – после первого же занятия с Питером. Но это! Такой высоты я все же боюсь. Я болтаюсь в 150 метрах над Нью-Йорком со светящейся емкостью, полной взрывоопасной жижи, а мой худший враг может в любой момент меня отпустить.
– Скворец, – говорю я, – мне кажется, тут можно приземляться.
– Уверен? – спрашивает она.
– Да, – отвечаю я, нервно сглатывая. – Уверен.
Она замолкает, но не сбавляет высоту.
– Ты боишься, что я тебя отпущу.
– Нет, что ты. Просто здесь отличное место, – отчаянно вру я.
– Мы над пристанью, – говорит она. – Просто признайся, что боишься.
– Нет, не боюсь, – настаиваю я.
– Как скажешь, – говорит она. – Знаешь, Человек-Паук, про меня много чего можно сказать, но я не убийца. Я обещала доставить тебя на Манхэттен. Я тебя туда доставлю, а потом заберу Воронов и вернусь с ними домой, как будто ничего этого не было.
Я вздыхаю, понимая, что как бы ни было страшно в полутораста метрах над землей, это моя единственная возможность спасти город. Нужно доставить наноботов в самое его сердце, туда, где до сих пор сидит большинство птиц. Перья разнесло сильным осенним ветром по всей округе, и теперь ими усыпаны крыши. Машины на улицах стоят уже не в случайном порядке, а кучками. Фары гаснут. В городе воцарился такой хаос, что разрушения после нас с Питером кажутся просто детской забавой. Из пожарных гидрантов в воздух бьет вода. Газетные киоски опрокинуты.
Мы пролетаем над южным краем Манхэттена, внизу снуют птицы. Похоже, людей поблизости почти не осталось, и они притихли.
Боже, только бы сработало.
Я закрываю глаза, глубоко вздыхаю, а потом вдруг понимаю… что мы… снижаемся?
– Эй, в чем дело? – спрашиваю я, когда контейнер касается дном одной из крыш. Следом приземляюсь я, рядом опускается Скворец и складывает за спиной крылья.
– Ближе нельзя, – говорит она, потирая руку. – Мой дедушка до сих пор где-то там. Может, прячется или расставляет ловушки для Человека-Паука. В общем, мне нельзя показываться ему на глаза. Не могу смотреть на него и говорить, что я исправила… или помогла исправить сделанное им. Не могу.
Она как-то поникла. И я понимаю, каково принимать такие решения.
– Когда ты говорила, что только мы сами можем о себе позаботиться, – начинаю я, – ты ведь говорила о своем опыте?
Она молчит, бесцельно возя пяткой по крыше, но потом поднимает на меня взгляд и говорит:
– Когда растешь в одиночестве и думаешь, что ты ошибка, приучаешься так считать; когда на тебя смотрят так, будто ты причина чужих страданий, и никто не вспоминает о том, что ты всего лишь ребенок… Да, приучаешься так думать.
Я помню, как смотрела на меня хозяйка магазина. Я помню, что глаза ее горели ненавистью. Она осудила меня, ничего обо мне не узнав. Даже если бы именно я обокрал ее магазин, она бы бросилась колотить меня метлой, даже не подумав, что, может быть, я ребенок, которому просто нужна помощь. Может, учитывая, что Стивен с отцом на следующий день после ограбления пришли в П.И.Р., он был именно тем самым ребенком. Скворец никогда не узнает, что в ее команде есть человек, который почти выставил меня виновным в ограблении, но понять, как это, она может.
– Я понимаю, – говорю я. – Люди забывают, что под моей маской обычный человек.
Она смотрит на меня и кивает.
– Мне пора. Береги себя, Человек-Паук.
Она через плечо бросает мне мяч из паутины и прыгает с крыши. Я наклоняюсь и ловлю его, а она внезапно взмывает в небо, и об красные крылья бьются прохладные лунные лучи. Я поворачиваюсь к контейнеру.
– Это еще что такое? – раздается позади знакомый голос.
Я резко разворачиваюсь и с удивлением вижу в тени силуэт на голову выше меня. Питер в костюме Человека-Паука выходит на свет и улыбается.
– Она не так уж плоха, – говорю я, но замолкаю, когда замечаю, как Питер повел бровью. – В смысле, не злодейка. Просто… запуталась.
– Ты уговорил ее тебе помочь, – произносит он. – Это… это просто потрясающе!
Я пожимаю плечами и смущенно улыбаюсь.
– Ну да, вроде как набрался у тебя кое-чего.
– Что ж, рад, что сумел помочь.
– Кстати, а где Стервятник? – спрашиваю я.
– Пока в подвешенном состоянии. Я спешил тебя найти. Что, кстати, не сложно. С этой штукой в руках ты как светлячок-переросток.
– В подвешенном состоянии? Ты ведь буквально его где-то оставил висеть, да?
Питер кивает.
– Да. Именно так. Так вот, есть мысли, как дальше действовать? – спрашивает он, обводя рукой улицу, где три жуткие птицы треплют горящее такси, переворачивают его, дожидаются, пока машина взорвется, и шумно этому радуются.
– Ну, у меня вроде есть план, – отвечаю я, хотя все это больше похоже на вопрос. Я подхожу к контейнеру и внимательно осматриваю его, стараясь не трогать. – Это все оставшиеся наноботы, – объясняю я. Питер стоит с другой стороны контейнера и рассматривает его. – Только не трогай. Они нестабильны и могут взорваться.
– Что они могут? – Он отходит назад так быстро и едва не спотыкается. – И ты поставил эту штуку на крышу жилого дома?
Я широко раскрываю глаза и смотрю с крыши вниз, пытаясь понять, где мы. Вижу сломанную вывеску с надписью «Дом престарелых у Проспект-парка».
Я снова смотрю на Питера и нервно сглатываю.
– Ну, честно говоря, место выбирала она.
Питер пожимает плечами и вздыхает.
– Так, понятно. Насколько сильным будет взрыв?
– Сложно сказать, пока не попробуем, – говорю я, смотря на него. Питер смотрит на меня. – Кажется, у моей паутины есть антисептические свойства.
– Ага. И… что это значит? Она горит?
– Не совсем. Просто вместе с моей ДНК она отключает наноботов. Ганке так сказал. Я выстрелил паутиной в одну из птиц, и она вроде как… начала превращаться в человека.
– То есть ты думаешь, – рассуждает Питер, – что если смешать паутину с наноботами, можно их выпустить и обратить все вспять?
Вдруг загорается вспышка света, лицо взрывается болью. Я отлетаю назад и с силой падаю об крышу. Небо надо мной крутится, загораются звезды. Звезды! Которых я сто лет не видел из-за смога. В нос бьет запах крови.
– Вы ничего не сделаете с моим шедевром, – слышится знакомый мне голос Стервятника. Я отскребаю себя от пола и вижу, как Питер бросается на злодея.
– Я думал, что оставил тебя там, где тебе самое место, – удивляется Питер, когда Стервятник начинает рвать паутину.
Каждая клетка моего тела кричит о том, чтобы я закрыл глаза и схватился за голову, подождал, пока не исчезнут эти звезды. Голова болит. Болит все. Для старика у Стервятника отличный удар. Я вижу смесь красных легинсов и зеленого металла, иногда мелькает реактивный ранец, но, когда зрение окончательно проясняется, я слышу, как Питер задыхается.
Я быстро оцениваю ситуацию и понимаю, что Стервятник держит Питера за шею прямо на краю крыши. Ноги его болтаются в воздухе, и отчаянная нитка паутины летит вверх, в злодея, но тот перехватывает запястье Человека-Паука, и паутина улетает в пустоту.
– Парень, контейн… – еле выдавливает он, пока Стервятник сжимает ему шею.
– Ты про этот?! – перебивает Стервятник, поворачиваясь и выстреливая в него крюком. Кровь колотится в висках, но я заставляю себя двигаться, пусть в теле и ноет каждая кость.
Я не сдамся.
– Хватит, Стервятник, – говорю я, поднимаясь в полный рост и направляя веб-шутер прямо на него. Я готов перехватить его крюк, как только он выстрелит.
– Какая ирония, а? – спрашивает Стервятник, отбрасывая Питера в сторону. Тот падает с гулким вскриком, взбивая клубы пыли. – Приводишь с собой ученика, – второй крюк он направляет на Питера и с жуткой улыбкой поворачивается ко мне, – а я своего.
Я щурю глаза, и мне очень хочется рассказать, что его ученица как никто помогла разрушить его планы. Вот только я не имею никакого права выдать Скворца. Возможно, именно благодаря ей мы сможем спасти город. Разве можно ее за это подставить?
– Совпадение, – отвечаю я.
– Что? – спрашивает Стервятник.
Я смотрю то на Питера, то на злодея и думаю, не сказал ли какую-то… глупость.
– Я… кхм… – Я прокашливаюсь и повторяю то же самое, но с большей уверенностью. Я сам решаю, что говорить, и буду на этом настаивать. – Я сказал, что это случайность, а не ирония. Ирония – это выражение некоего значения с использованием слов в обратном смысле. А это – совпадение.
Стервятник смотрит на меня с выражением, в котором слились замешательство и оскорбленное самолюбие, а Питер хихикает. Злодей поворачивается к нему.
– Что? – удивляется Питер, пожимая плечами. – Парень дело говорит.
Я невольно улыбаюсь. Может, я и разозлил злодея, зато мой любимый супергерой смеется. Щелчок, и в мою сторону вылетает угрожающий крюк.
– Заткнитесь оба, – шипит Стервятник. – Вы думаете, я в игры играю? Я всю жизнь потратил на то, чтобы воевать, пробивать себе путь к победе, а в итоге оказался подопытной зверушкой!
В голове у меня звенят слова Скворца: «Вы просто отправили его в Райкерс на всю жизнь… Бросили его умирать, даже не выполнив последнее желание».
Она сказала, его последнее желание – обрести свободу. Так она думала. Она думала, что дедушка хочет оказаться на свободе, расправить крылья и летать в свое удовольствие, как нормальный Стервятник на пенсии. Он мог бы этим и заниматься, и ему бы позволили, если бы не нужно было отбывать срок. Но нет, старику понадобилось сбегать из тюрьмы, красть формулы ЩИТа и статую из Галереи фотожурналистики, а потом превращать половину города в пернатых зомби.
А все ради чего?
Чтобы отомстить одной-единственной компании?
Если говорить исключительно об эффективности, быстрее было бы просто напасть на их штаб-квартиру. Но ему понадобилось втягивать в дело внучку и ее Воронов, врать ей, заставлять думать, что она помогает старому безнадежному старику, которому просто нужно сделать все правильно.
– Брось, Стервятник! – кричу я. – Оставь в покое ни в чем не повинных людей.
– Ни в чем не повинных? – повторяет он, выпятив грудь. – Эти ни в чем не повинные люди жили свои жизни, пока я заживо гнил в Райкерс! Каждый день я сидел у окна, и все мое тело кричало об обретении мира. Я просто хотел спокойствия!
– Такого мира ты хотел? – говорю я. Теперь я зол. Я знаю, он не будет прикидываться жертвой, учитывая содеянное.
– Они этого заслужили, – говорит он, прищуривая глаза.
Он смотрит на меня. Переводит взгляд на контейнер и снова на меня. Я слышу щелчок, а дальше все происходит будто в замедленной съемке. Крюк летит сквозь воздух, и за доли секунды мне нужно решить, что делать.
Я кидаю мяч из паутины, надеясь только на то, что он попадет в ядовитую жидкость. Я вижу только этот контейнер. Чувствую, как гравитация тянет меня вниз. Все в тумане, и, когда я открываю глаза и понимаю, что мы с Питером оба падаем на землю, вдруг включаются рефлексы.
Я протягиваю руку и хватаю Питера за пояс, стреляю паутиной и уношу нас на ближайшее здание.
Падаю на колени и качусь по крыше.
– Майлз! – раздается в нечеткой дымке голос Питера. – Майлз, у тебя получилось, смотри!
Я с трудом открываю один глаз и стараюсь рассмотреть хоть что-нибудь.
Но вижу лишь туман, темноту и тусклый оранжевый свет со всех сторон, а на крыше через дорогу светится жуткое зеленое растение, раскинувшее ветви по улицам. А потом я понимаю, что это не растение, это… облако?
– Смотри! – снова кричит мне Питер, тыча пальцем вниз. На этот раз я смотрю туда, куда он показывает, и вижу, как едва различимые пернатые чудовища поднимают вверх клювы, а зеленый туман оседает на них.
Они поднимают крылья.
Перья осыпаются.
Кожа обретает человеческие оттенки, расцвечивая толпу в те цвета, какие бывают у жителей Нью-Йорка, клювы превращаются в лица. Я чувствую, как мне на лицо падают капли дождя, и понимаю, что костюм кое-где порван. В разрывах видна моя кожа.
– Ох, нет…
– Не бойся, подлатаем, – обещает Питер. У него самого порвана маска, как раз под подбородком. – У нас обоих был не самый простой день.
«Я не сдался, папа», – думаю я и снова вспоминаю, как он поднимался на сцену. Как он был уверен в том, какое место занимает в мире и что ему делать. И какой бы сложной ни была работа, как бы ни было больно…
Иногда буквально.
Этим… Этим я и должен заниматься?
Я глубоко вздыхаю. Глаза наполняются слезами. Я бросаюсь к Питеру и прижимаюсь к нему. Он обнимает меня и опускает подбородок на мою макушку.
– Спасибо, – говорю я. Дождь все сильнее, и мы почти промокли насквозь.
Я чувствую, как он кивает.
Люди на улице пытаются найти одежду и кутаются в одеяла, во все, чем можно прикрыться. Дети в панике ищут своих родителей. Какой-то парень идет по улице и жмет на кнопки пульта от сигнализации, пытаясь найти свою машину. Мужчина собирает газеты и запихивает их на полки с прессой. Девочка радостно визжит, когда из-за крыльца выпрыгивает собака и бросается к своей маленькой хозяйке. Какой-то человек, подпоясанный пледом, складывает ладони рупором и кричит:
– Дэвид! Дэвид, где ты? Я тут, живой!
Из соседнего дома едва ли не выкатывается второй мужчина и радостно падает в руки первого. Я улыбаюсь, узнав в них парочку, которую превратили в зомби в самом начале всего этого ужаса.
Молодой мужчина падает на колени и поднимает на руки маленького ребенка, качает его и гладит по голове.
Я смотрю на Питера.
– Всем им сейчас нужна наша помощь.
– Потому мы до сих пор здесь.
– Интересно, Джеймсон по-прежнему думает, что мы должны быть строго регулируемой муниципальной службой? – спрашиваю я.
Питер громко смеется.
– Уверен, он бы предпочел никак не регулируемую помощь, лишь бы его спасли.
Я смеюсь, а Питер помогает мне подняться. Я замечаю что-то вдалеке: три крошечных, едва различимых силуэта стоят неподвижно на крыше дома в квартале от нас. Сначала я подумал, что это статуи.
Может быть, двуногие орлы. Потом фигура посередине начинает шевелиться, раскидывает крылья в стороны и прыгает вниз, а за ней следуют две другие. Они исчезают в сером облачном небе, а я думаю, сможет ли Скворец снова поверить Стервятнику. Интересно, правда ли она отправится домой и где он находится. И еще мне интересно, наступит ли день, когда она посвятит свою силу и ум (а я видел, на что она способна) благому делу.
– Идем, – говорит Питер, хлопнув меня по плечу, – Человек-Паук.
– Ну и как я сегодня? – спрашиваю я. Он смотрит на меня, а затем сжимает мою руку.
– Майлз, ты спас город. Я бы этого без тебя не сделал. А ты сделал все, что мог.
– Я не сдался.
– Ты не сдался, – повторяет он, крепко меня обняв.
В кармане звонит телефон. Это мама. Я быстро говорю:
– Ответь!
– Майлз! – раздается мамин голос. – Майлз, слава богу! Мама, я дозвонилась. Майлз, где ты?
Я улыбаюсь и выдыхаю с облегчением.
– Все хорошо, мам. Скоро буду дома.








