Текст книги "Архив Буресвета. Книга 1 : Путь королей"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 79 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

– Уверен, многие из вас уже слышали о том, что три дня назад во время охоты произошло покушение на мою жизнь, – продолжил Элокар. – Мне перерезали подпругу.

Далинар посмотрел на Навани. Та пренебрежительно махнула рукой, показывая, что не тревожится из-за слухов. Она про них знала, разумеется. Навани достаточно было провести в городе пять минут, и она узнавала все заслуживающее внимания и известное жителям.

– Уверяю вас, мне не угрожала настоящая опасность, – сказал Элокар. – Отчасти благодаря защите королевской гвардии и доблести моего дяди. Однако я считаю, что мудрый человек ко всем угрозам относится с должным благоразумием и серьезностью. Потому я назначаю светлорда Тороля Садеаса великим князем осведомленности и поручаю ему докопаться до правды в том, что касается этой попытки покушения на мою жизнь.

Далинар потрясенно моргнул. Потом закрыл глаза и тихонько застонал.

– Докопаться до правды? – скептически повторила Навани. – Садеасу?

– Кровь отцов... Элокар решил, что я не верю, будто кто-то ему угрожает, и вместо меня обратился к Садеасу.

– По-моему, в этом нет ничего страшного, – сказала она. – Я в каком-то смысле доверяю этому человеку.

– Навани, – произнес Далинар, открывая глаза, – это случилось во время охоты, которую планировал я, под защитой моей гвардии и моих солдат. Королевского коня готовили мои конюхи. Он при всех попросил меня разобраться с этой подпругой, а теперь взял и отобрал у меня расследование.

– Ох...

Она поняла. Это было почти то же самое, как если бы Элокар объявил, что подозревает своего дядю. Любые сведения о «неудавшемся покушении», которые раскопает Садеас, способны принести Далинару лишь вред.

Когда ненависть к Далинару и любовь к Гавилару столкнутся, что выберет Садеас?

«Но видение... Я должен ему доверять».

Элокар снова уселся, и по всему острову вновь начались разговоры – теперь они были взволнованными. Король словно не понимал, что только что сделал. Садеас не скрывал широкой улыбки. Он поднялся со своего места, поклонился королю и погрузился в светскую суету.

– И ты опять станешь твердить, что он неплохой король? – прошептала Навани. – Мой бедный, рассеянный, забывчивый мальчик...

Далинар встал и прошел вдоль стола туда, где король продолжал есть.

Элокар посмотрел на него снизу вверх:

– А, Далинар. Я полагаю, ты захочешь помочь Садеасу.

Великий князь сел. На столе все еще стояло блюдо, которое не доел Садеас, – на медной тарелке лежали кусочки мяса и разорванного плоскохлеба.

– Элокар, – с трудом выдавил Далинар, – я говорил с тобой несколько дней назад. Я попросил, чтобы ты назначил меня великим князем войны, и ты ответил, что это слишком опасно!

– Так и есть. Я обсудил это с Садеасом, и он согласился. Великие князья не стерпят того, чтобы кто-то командовал ими в том, что касается войны. Садеас заметил, что если бы я начал с чего-то менее угрожающего, вроде назначения великого князя осведомленности, это может подготовить остальных к тому, чего хочешь ты.

– Так это идея Садеаса, – ровным голосом произнес Далинар.

– Разумеется. Пришло время назначить великого князя осведомленности, и он особо выделил проблему с подпругой как заслуживающую расследования. Он знает, что ты всегда утверждал, будто не приспособлен для подобных вещей.

«Кровь отцов моих, – подумал Далинар, глядя в центр острова, где вокруг Садеаса собралась группа светлоглазых. – Меня только что обыграли. Блестяще».

Великий князь осведомленности обладал властью в сфере расследований преступлений, особенно тех, что посягали на интересы Короны. В каком-то смысле он был почти таким же грозным, как великий князь войны, но Элокар этого не понимал. Король видел лишь того, кто наконец-то будет прислушиваться к его безумным страхам.

Садеас очень умен.

– Дядя, не будь таким мрачным, – продолжал Элокар. – Я понятия не имел, что ты захочешь этот пост, а Садеас так увлекся идеей. Возможно, он ничего не обнаружит, и ремень просто износился. Ты будешь оправдан за то, что постоянно твердил, будто мне вовсе не угрожает серьезная опасность.

– Оправдан? – негромко переспросил Далинар, по-прежнему наблюдая за Садеасом.

«Почему-то я в этом сомневаюсь».

Ты обвинил меня в самонадеянности, когда я пустился в путь. Ты обвинил меня в том, что я увековечиваю свою неприязнь к Рейзу и Бавадину. И то и другое справедливо.

Каладин стоял на телеге, окидывая взглядом ландшафт за пределами лагеря, в то время как Камень и Тефт приводили в действие его план. Плохой или хороший – время покажет.

В его родном крае воздух куда суше. За день до Великой бури местность кардинально менялась, будто превращаясь в пустыню. Перед бурей растения прятали листья в раковины, стволы и прочие убежища, чтобы сберечь воду. Но здесь, в более влажном климате, они не спешили. Многие камнепочки никогда полностью не прятались в раковины. Нередко встречались заросшие травой участки. К северу от военных лагерей был лес, где люди Садеаса добывали древесину. На равнине тоже кое-где росли деревья – огромные, с широкими стволами, которые клонились к западу; их толстые корни, похожие на пальцы, впивались в камень, который с годами покрывался сетью трещин.

Каладин спрыгнул с телеги. Его работа заключалась в том, чтобы затаскивать в нее камни, которые другие мостовики приносили и складывали в кучи поблизости.

Они трудились на широкой равнине, в окружении камнепочек, порослей травы и сорных кустиков, что выглядывали из-под валунов – чаще с западной стороны. Они всегда были готовы спрятаться в тени, едва начнется Великая буря. Выглядело это забавно: каждый валун казался головой старика, у которого из-за ушей росли пучки зелено-коричневых волос.

В этих пучках и скрывались тонкие тростинки шишкотравника. Их жесткие стебли венчали нежные листочки, которые растение могло втягивать в ствол. Сами стволы, конечно же, никуда не прятались, но тем не менее находились в относительной безопасности, поскольку росли за валунами. Во время урагана их могло выдрать с корнями – тогда, видимо, они цеплялись за камни где-нибудь в другом месте, когда ветер стихал.

Каладин положил камень в телегу и подкатил к остальным. Нижняя часть булыжника была влажной от лишайника и крема.

Шишкотравник – растение хоть и не редкое, но все же довольно необычное. Краткого описания хватило, чтобы поиски Камня и Тефта увенчались скромными успехами. Настоящий прорыв, однако, случился после того, как к охоте присоединилась Сил. Каладин поглядел в ее сторону, спустившись за новым камнем. Спрен, едва заметная, почти невидимая, носилась туда-сюда и вела Камня от одного побега к другому. Тефт не догадывался, каким образом здоровенному рогоеду удается все время находить больше, чем ему, но Каладин не собирался ничего объяснять. Он по-прежнему не понимал, почему Камень видит девушку-спрена. Рогоед утверждал, что это у него от рождения.

Подошли два мостовика, юный Данни и Безухий Джакс, волоча деревянные салазки, на которых лежал громадный валун. По их лицам текли струи пота. Когда они достигли телеги, Каладин отряхнул ладони и помог им поднять камень. Безухий Джакс одарил его мрачным взглядом и что-то неразборчиво пробормотал.

– Красавчик. – Каладин кивнул на скальный осколок. – Хорошая работа.

Джакс сердито посмотрел на него и зашагал прочь. Данни пожал плечами и поспешил следом за старшим товарищем. Как и предсказывал Камень, отправка отряда на сбор камней не добавила молодому мостовику популярности. Но ничего не поделаешь. Не было иного способа помочь Лейтену и другим раненым.

Как только Джакс и Данни ушли, Каладин невозмутимо забрался на телегу, опустился на колени и, откинув брезент, глянул на целую охапку стеблей шишкотравника. Они были длиной с предплечье. Каладин притворился, что двигает камни в фургоне, но на самом деле связал два больших пучка, используя тонкие лозы камнепочки.

Потом бросил связку за борт телеги. Возница отошел, чтобы поболтать со своим напарником из другой телеги. Каладин остался один, если не считать чулла, который притаился в каменной раковине и наблюдал за солнцем глазами-бусинами.

Парень спрыгнул с телеги и погрузил в нее еще один булыжник. Потом наклонился, словно для того, чтобы выкатить большой камень откуда-то снизу. На самом деле он ловко привязал тростник под днищем, рядом с двумя такими же узлами. Сбоку от тележной оси было много пустого места, и там имелся деревянный штифт, который отлично подходил для того, чтобы прикреплять к нему что-либо.

«Не дай Йезерезе, кому-то придет в голову проверить днище, когда мы поедем обратно в лагерь...»

Аптекарь сказал, из одного стебля получается одна капля. Сколько тростинок понадобится Каладину? Он знал ответ на этот вопрос.

Столько, сколько получится собрать.

Молодой мостовик выбрался наружу и загрузил в телегу еще один булыжник. Подошел Камень; смуглокожий рогоед нес огромный удлиненный валун – никто, кроме него, не смог бы притащить такой в одиночку. Камень медленно шаркал ногами, Сил летала вокруг его головы и временами присаживалась на груз, не переставая наблюдать.

Парень поспешил на помощь. Камень благодарно кивнул. Вдвоем они затащили валун в телегу. Камень вытер лоб и повернулся к Каладину. У того из кармана торчал пучок тростинок. Каладин схватил их и запихнул под брезент.

– Что мы делать, если кто-то заметить эти штуки?

– Объясним, что я плетельщик, – сказал Каладин, – и хочу сплести себе шляпу от солнца.

Камень фыркнул.

– Может, я ее и впрямь сделаю. – Каладин вытер лоб. – В самый раз при такой жаре. Но лучше, чтобы никто ничего не заметил. У нас этот пучок, скорее всего, отберут просто потому, что он нам нужен.

– Правда быть. – Камень потянулся и посмотрел вверх, вслед взлетевшей Сил. – Я скучать по Пикам.

Сил указала куда-то, и Камень почтительно склонил голову, прежде чем последовать за ней. Она, однако, направив его в нужную сторону, порхнула обратно к Каладину. Покружилась лентой и упала на бортик телеги, приняв облик женщины в развевающемся платье.

– Он, – провозгласила Сил, вскинув палец, – мне очень нравится.

– Кто? Рогоед?

– Да, – сказала она, скрестив руки на груди. – Он почтительный! В отличие от некоторых.

– Отлично. – Каладин закатил еще один камень на телегу. – Можешь теперь привязаться к нему, вместо того чтобы надоедать мне.

Он попытался сказать это так, чтобы не выдать беспокойства. Каладин привык к обществу девушки-спрена.

Спрен фыркнула:

– Я не могу привязаться к нему. Он слишком почтительный.

– Ты же только что сказала, что тебе это нравится?

– Нравится. И совсем не нравится. – Сил проговорила это искренне, словно не замечая противоречия, потом вздохнула. – Я подшутила над ним и привела к чулловой навозной лепешке. Он на меня даже не прикрикнул! Просто глядел на навоз, словно пытался понять, нет ли в нем какого-то скрытого смысла. – Она скривилась. – Это неправильно.

– Наверное, рогоеды поклоняются спренам, – предположил Каладин, вытирая лоб.

– Глупости.

– Люди верят и в куда более необычные вещи. В каком-то смысле, думаю, поклоняться спренам правильно. Вы же и в самом деле странные и волшебные.

– Я не странная! – возразила Сил, вскакивая. – Я красивая и четко выражаю свои мысли.

Она уперла руки в боки, но он видел по лицу, что это не от гнева. Девушка-спрен менялась с каждым часом, становясь все более и более... какой? Она не делалась в большей степени похожей на человека. Она обретала индивидуальность. И умнела.

Сил замолчала, когда подошел еще один мостовик – длиннолицый Натам. Он нес камень поменьше, явно стараясь не перетрудиться.

– Эй, Натам, – сказал Каладин, наклоняясь, чтобы взять камень, – как работается?

Натам пожал плечами.

– Ты вроде говорил, что был когда-то фермером?

Натам прислонился к телеге, игнорируя Каладина.

Парень опустил булыжник, подвинул на нужное место.

– Извини, что пришлось заставить всех работать, но нам важно получить расположение Газа и других мостовых расчетов.

Натам не ответил.

– Это поможет нам остаться в живых, – добавил молодой мостовик. – Уж поверь.

Натам снова пожал плечами и побрел прочь.

Каладин вздохнул:

– Лучше бы я спихнул вину за смену дежурства на Газа.

– Это было бы нечестно, – возмутилась Сил.

– Ну почему тебя так заботит честность?

– Заботит, и все тут.

– Да? – Каладин, пыхтя, взялся за очередной валун. – А приводить людей к навозным кучам – это как, честно?

– Это другое. Я пошутила.

– Что-то я не понимаю, как...

Он замолчал – приблизился другой мостовик. Каладин сомневался, что кто-то еще обладал странным даром Камня, позволяющим видеть Сил, и не хотел, чтобы люди заметили, как он болтает сам с собой.

Низкорослый жилистый мостовик назвался Шрамом, хотя Каладин не видел на его лице ни одного заметного рубца. Парень попытался поболтать с темноволосым мостовиком с резкими чертами лица, но ничего не вышло. Этот человек даже наградил его грубым жестом, прежде чем потопать обратно.

– Я что-то делаю не так. – Каладин покачал головой и спрыгнул с телеги.

– Не так? – Сил не сводила с него глаз.

– Думал, что спасение тех троих могло бы дать остальным надежду. Но они по-прежнему ко всему безразличны.

– Некоторые сегодня наблюдали, как ты разминался с брусом на плечах.

– Наблюдали, – согласился Каладин. – Но им наплевать на раненых. Всем, кроме Камня... но он всего лишь хочет вернуть мне долг. Даже Тефт не собирался делиться едой.

– Они эгоистичны.

– Вряд ли это слово можно к ним применить. – Он поднял камень, не переставая подыскивать нужные слова, чтобы объяснить свои чувства. – Когда я был рабом... ну, я все еще раб. Но когда было хуже всего, когда хозяева пытались выбить из меня способность к сопротивлению, я стал таким же, как они. Я себе был безразличен. Совсем как зверь. Просто работал, ни о чем не задумываясь.

Сил нахмурилась. Ничего удивительного – Каладин сам себя не понимал. И все же, когда он произнес эти слова вслух, кое-что начало проясняться.

– Я показал им, что мы можем выжить, но это ничего не значит. Если их жизни не стоят того, чтобы жить, им и дальше на все будет наплевать. С таким же успехом я бы мог предложить им целые горы сфер, но не дал возможности потратить это богатство.

– Наверное, – согласилась Сил. – Но что же ты будешь делать?

Он бросил взгляд на военный лагерь, от которого их отделяла каменистая равнина. Над кратерами поднимался дымок от множества полевых кухонь.

– Я не знаю. Но по-моему, нам понадобится намного больше этого тростника.

Той ночью Каладин, Тефт и Камень вышли в лабиринт улиц военного лагеря Садеаса. Номон – средняя луна – излучала бледный, голубовато-белый свет. Перед домами висели масляные фонари, указывая на таверны или бордели. Сферы могли бы обеспечить более яркий и обновляемый свет, но на одну можно купить связку свечей или бурдюк масла. А потому такой вариант освещения представлялся явно дешевле, чем вывешивать сферы там, где их могут украсть.

Садеас не стал учреждать комендантский час, но Каладин знал, что мостовикам не следует ночью покидать лесной склад в одиночку. Вокруг прогуливались полупьяные солдаты в грязных мундирах, шептали что-то на ухо шлюхам или похвалялись перед друзьями. Они оскорбляли мостовиков и безудержно хохотали. На улицах было темно, несмотря на фонари и лунный свет. Поскольку лагерь строился без плана, он казался неорганизованным – тут каменные здания, там деревянные лачуги, а здесь палатки – и опасным.

Каладин и два его товарища отошли в сторону, пропуская большую компанию полупьяных солдат в расстегнутых мундирах. Один бросил взгляд на мостовиков, но их было трое, включая мускулистого рогоеда, – и этого хватило, чтобы умерить пыл солдата, который лишь рассмеялся и толкнул Каладина, проходя мимо.

От него несло потом и дешевым элем. Каладин едва сдержался. Дав сдачи, он за драку остался бы без жалованья.

– Мне это не нравится, – сказал Тефт, бросив взгляд через плечо на компанию солдат. – Я возвращаюсь в лагерь.

– Ты остаться, – проворчал Камень.

Тефт закатил глаза:

– Думаешь, неуклюжий чулл вроде тебя способен меня испугать? Я уйду, если захочу, и...

– Тефт, – негромко проговорил Каладин, – ты нам нужен.

«Нужен». Это слово странным образом действовало на людей. Некоторые убегали, заслышав его. Другие начинали волноваться. Тефт же как будто только его и ждал. Он кивнул, что-то пробубнил себе под нос, но пошел дальше вместе с ними.

Вскоре они достигли места, где держали телеги. Огороженная каменистая площадка находилась вблизи от западного края лагеря. Ночью здесь никого не было, и лишь телеги стояли длинными рядами. Поблизости в загоне невысокими холмами дремали чуллы. Каладин осторожно крался вперед, опасаясь дозорных, но никто и не думал, что громоздкую штуку вроде телеги могут украсть из-под носа у солдат.

Камень легонько ткнул его локтем, потом указал куда-то в сторону погруженных в темноту загонов для чуллов. Там на заборе сидел одинокий мальчишка и глядел на луну. Чуллы достаточно ценны, потому их и сторожили. Вот бедолага. Как часто ему приходилось не спать всю ночь, оберегая неуклюжих чудовищ?

Каладин присел возле одной из телег, и два товарища последовали его примеру. Он указал на один из рядов, и Камень двинулся туда. Каладин махнул в другую сторону, и Тефт закатил глаза, но сделал, что просили.

Парень тихонько пробирался вдоль среднего ряда. Телег здесь стояло примерно тридцать, десять на ряд, но проверка происходила быстро. Нужно было провести пальцами по задней планке, разыскивая отметину, которую он там оставил. Через несколько минут возле ряда Каладина появилась тень. Камень. Рогоед махнул рукой и показал пять растопыренных пальцев. Пятая телега от начала. Каладин кивнул и двинулся туда.

Стоило ему достичь нужной телеги, как со стороны, куда ушел Тефт, послышался приглушенный вскрик. Каладин дернулся, потом осторожно приподнялся, высматривая дозорного. Мальчишка по-прежнему глядел на луну, рассеянно пиная ногами соседнюю штакетину.

Миг спустя к Каладину торопливо подбежали Камень и оробевший Тефт.

– Прости, – прошептал седой мостовик, – меня перепугала эта ходячая гора.

– Если я быть горой, – фыркнул Камень, – отчего ты не услышать, как я иду? А?

Каладин усмехнулся, ощупал заднюю часть указанной телеги – пальцы нашли на дереве знак Х. Он глубоко вздохнул, улегся на спину и пролез под телегу.

Тростник был там – связанный в двадцать охапок, таких толстых, что он не мог их обхватить одной рукой, даже растопырив пальцы.

– Слава тебе, Иши, Вестник Удачи, – прошептал он, отвязывая первую охапку.

– Все на месте, да? – спросил Тефт, наклоняясь в лунном свете и почесывая бороду. – Даже не верится, что мы столько нашли. Наверное, повыдергивали весь тростник, что рос на равнине.

Каладин вручил ему первый узел. Без Сил они бы не собрали и трети от этого количества. Она летала с быстротой насекомого и чуяла, где следует искать нужное. Парень отвязал следующую охапку, протянул Тефту. Тот связывал их друг с другом, превращая в большую вязанку.

Пока Каладин работал, под фургон залетел ворох белых листочков и превратился в Сил. Она резко остановилась возле его головы:

– Охранников нигде нет – я ни одного не увидела. Только мальчишка в загоне для чуллов.

Ее бело-голубое полупрозрачное тело было почти невидимым в темноте.

– Надеюсь, этот тростник сгодится, – прошептал Каладин. – Если он слишком пересох...

– Все будет хорошо. Хватит переживать, переживальщик. Я нашла тебе бутылочки.

– Правда? – Он так удивился, что чуть было не сел, ударившись головой о днище.

Сил кивнула:

– Я покажу. Принести не смогла. Слишком тяжелые.

Каладин быстро отвязал оставшиеся пучки и вручил их взволнованному Тефту. Выбрался из-под телеги, схватил две большие охапки, в каждой из которых было по три вязанки тростника. Тефт схватил две оставшиеся, а Камень умудрился взять три, засунув одну под мышку. Им нужно было место для работы, где никто бы не мешал. Хоть шишкотравник и казался бесполезным, Газ нашел бы способ все испортить, если бы увидел, чем они занимаются.

«Сначала бутылочки», – подумал Каладин. Он кивнул Сил, и она повела их от тележного двора к таверне. Та выглядела так, словно ее весьма поспешно соорудили из второсортных досок, но солдатам внутри это не мешало развлекаться. Они так шумели, что Каладин невольно испугался, не развалится ли все здание.

Позади таверны в щербатом деревянном ящике обнаружились бутылки из-под спиртного, предназначенные на выброс. Стекло стоило дорого, потому целые бутылки использовались повторно, однако эти были с трещинами или отбитыми горлышками. Каладин опустил свои вязанки и отобрал три почти неповрежденных сосуда. Вымыл их в ближайшей бочке с водой, прежде чем спрятать в мешок, прихваченный специально для этой цели.

Потом снова подобрал вязанки и кивнул товарищам.

– Постарайтесь вести себя так, словно делаете какую-нибудь нудную работу, – сказал он. – Опустите голову.

Все вместе они вышли на главную улицу, неся вязанки, словно те были частью их задания. Они привлекали теперь куда меньше внимания, чем раньше.

Мостовики обошли лесной склад, пересекли открытую каменистую площадку, которую использовали для построения войск, и спустились по склону к Расколотым равнинам. Там их заметил дозорный – Каладин затаил дыхание, – но ничего не сказал. Солдат, похоже, подметил их деловитость и решил, что кто-то дал мостовикам очередное задание. Попытайся они покинуть лагерь, дело приняло бы совсем иной оборот, но участок вблизи первых расщелин не был под запретом.

Вскоре друзья подошли к тому месту, где Каладин чуть было не покончил с собой. Как же все изменилось за несколько дней... Он чувствовал себя другим человеком – странной смесью того, кем был когда-то, раба, в которого превратился, и жалкого бедолаги, с которым еще предстояло разобраться. Он помнил, как стоял на краю пропасти и смотрел вниз. Темнота по-прежнему приводила его в ужас.

«Если я не спасу мостовиков, тот несчастный опять возьмет верх. И на этот раз у него все получится...»

Вздрогнув, Каладин опустил вязанки рядом с краем ущелья и сел. Два его товарища, поколебавшись, сделали то же самое.

– Мы их выкинем в пропасть? – спросил Тефт, почесывая бороду. – После стольких трудов?

– Конечно нет. – Каладин медлил; Номон светила ярко, но вокруг по-прежнему была ночь. – Сфера есть, а?

– Для чего? – насторожился мостовик.

– Для света, Тефт.

Тефт заворчал и вытащил горсть гранатовых грошей.

– Собирался потратить сегодня вечером... – пояснил он. Осколки мерцали в его ладони.

– Ну хорошо. – Каладин взял один тростник.

Что там говорил его отец об этом растении? Парень нерешительно отломал мохнатую верхушку, обнажив пустую сердцевину. Взял стебель за другой конец и провел вдоль нее плотно сжатыми пальцами. В бутылку упали две молочно-белые капли.

Каладин удовлетворенно улыбнулся и повторил всю операцию. На этот раз ничего не вышло, и он бросил ее в пропасть. Он не хотел оставлять улик.

– Ты же сказал, что мы не будем их выбрасывать! – укоризненно заметил Тефт.

Каладин показал ему бутылку:

– Только после того, как получим это.

– Что это есть? – Камень наклонился, прищурив глаза.

– Сок шишкотравника. Точнее, молочко шишкотравника – это, по-моему, не совсем сок. В любом случае это сильный антисептик.

– Анти... что? – не понял Тефт.

– Он отпугивает спренов гниения, – объяснил Каладин. – Они вызывают инфекцию. Это молочко – один из самых лучших антисептиков, какие есть. Даже если его нанести на уже зараженную рану, все равно поможет.

Это было хорошо, потому что раны Лейтена приобрели багровый оттенок и по ним ползали спрены гниения.

Тефт фыркнул и посмотрел на вязанки:

– Тут тростника полным-полно.

– Знаю. – Каладин протянул им две другие бутылки. – Потому я рад, что мне не придется все выдавливать в одиночку.

Тефт вздохнул, но сел и развязал одну из вязанок. Камень без всяких жалоб уселся, согнув колени, сжал ступнями бутылочку и принялся за работу.

Легкий ветерок зашуршал в тростнике.

– Почему ты о них заботишься? – наконец спросит Тефт.

– Они мои люди.

– Старшина расчета занимается другими вещами.

– Он занимается тем, что нужно всем, – сказал Каладин, заметив, что Сил подлетела ближе и слушает. – Тебе, мне, остальным.

– Думаешь, они такое допустят? – спросил Тефт. – Светлоглазые и капитаны?

– Думаешь, им есть до нас дело и они вообще что-нибудь заметят?

Тефт поколебался, потом фыркнул и выдавил очередной стебель.

– Могут и заметить. – Камень с удивительной аккуратностью выдавливал сок из тростинок. Каладин и не думал, что его большие пальцы способны быть такими осторожными, такими точными. – Светлоглазые часто замечать те вещи, которые лучше бы не замечать.

Тефт снова фыркнул, соглашаясь.

– Камень, как ты сюда попал? – поинтересовался Каладин. – Как же вышло, что рогоед покинул свои горы и спустился в низины?

– Сынок, не стоит задавать такие вопросы, – заметил Тефт, погрозив пальцем. – Мы не обсуждаем прошлое.

– Мы ничего не обсуждаем, – парировал Каладин. – Вы двое даже имен друг друга не знали.

– Имена – это одно, – проворчал Тефт. – Прошлое – совсем другое. Я...

– Хорошо быть, – начал Камень. – Я говорить об этом.

Тефт что-то пробурчал себе под нос, но подался ближе, чтобы послушать рассказ Камня.

– Мой народ не иметь осколочных клинков, – начал рогоед своим низким, гулким голосом.

– Ничего необычного, – сказал Каладин. – Кроме Алеткара и Йа-Кеведа, мало какие королевства обладают клинками.

В войске многие этим гордились.

– Неправда быть, – возразил Камень. – Тайлена иметь пять клинков и три полных доспеха, все у королевской гвардии. Селай тоже иметь и доспехи, и клинки. Есть такие королевства – например, Гердаз, – где один клинок и один доспех, их передавать по наследству в королевской семье. Но мы, ункалаки, не иметь ни единого осколка. Многие из наших нуатома – это как светлоглазые у вас, только у них не светлые глаза...

– Как можно быть светлоглазым, если у тебя не светлые глаза? – нахмурившись, удивился Тефт.

– Можно иметь темные глаза, – пояснил Камень, словно говоря о совершенно очевидной вещи. – Мы не так выбирать своих вожаков. Все сложно. Не прерывай историю. – Он выдавил еще одну тростинку и бросил пустой стебель в кучу, что росла рядом. – Нуатома, они видеть, что у нас нет осколков, и это большой позор. Они очень сильно хотеть это оружие. Есть легенда, что нуатома, который первым получить клинок, стать королем, а королей у нас не быть уже много лет. Ни один пик не пойти войной на другой пик, если там быть человек с благословенным оружием.

– Так вы решили его купить? – спросил Каладин. Ни один обладатель осколочного вооружения не продал бы свое оружие: это реликвия, которую отняли у одного из Сияющих отступников после их предательства.

Камень рассмеялся:

– Ха! Купить? Нет, мы не быть такими глупыми. Но мой нуатома, он знать о вашем обычае, да? О том, который говорить, что если человек убить воина-осколочника, то клинок и доспехи забрать себе. И вот мой нуатома и его Дом, мы спуститься с гор великим караваном, чтобы найти и убить одного из ваших рыцарей.

Каладин чуть не расхохотался:

– Думаю, на поверку все оказалось не так легко.

– Мой нуатома не быть дурак, – оправдывался Камень. – Он знать, что это трудно, просто ваш обычай, он ведь дать нам надежду, понимаешь? Время от времени храбрый нуатома спускаться с гор, чтобы сразиться с владельцем осколочных клинка или доспехов. Когда-нибудь один из них победить, и мы получить свои осколки.

– Возможно. – Каладин бросил пустую тростинку в пропасть. – Если только кто-нибудь согласится сразиться не на жизнь, а на смерть.

– О, они всегда соглашаются, – со смехом отозвался Камень. – Нуатома приносить много богатств и обещать все отдать победителю. Ваши светлоглазые, они не могут пройти мимо такого теплого пруда! Убить ункалаки без осколочного клинка, это им кажется совсем нетрудно. Многие нуатома погибли. Но все правильно. Когда-нибудь мы победить.

– И у вас будет один набор осколочного вооружения, – сказал Каладин. – В Алеткаре их дюжины.

– Один – это начало. – Камень пожал плечами. – Но мой нуатома проиграл, так что я быть мостовик.

– Погоди, – вмешался Тефт. – Ты проделал весь этот путь со своим светлордом и, когда он проиграл, просто взял и пошел в мостовики?

– Нет, ты не понять, – сказал Камень. – Мой нуатома, он вызвать великого князя Садеаса. Всем известно, что тут, на Расколотых равнинах, много осколочников. Мой нуатома думать, легче сражаться с тем, у кого только доспех, а клинок добыть потом.

– И? – продолжал недоумевать Тефт.

– Когда мой нуатома проиграл, все мы стали принадлежать лорду Садеасу.

– Так ты раб? – спросил Каладин, невольно потянувшись к собственным клеймам на лбу.

– Нет, у нас такого нету. Я не быть рабом моего нуатомы. Я быть его семья.

– Семья?! – ахнул Тефт. – Келек! Так ты светлоглазый!

Камень опять рассмеялся – расхохотался от души. Каладин против собственной воли улыбнулся. С той поры, как он слышал такой смех, прошло очень много времени.

– Нет-нет. Я быть просто умарти-а... его кузен, по-вашему.

– Ты же все равно был его родственником.

– На Пиках, – объяснил Камень, – родственники светлорда прислуживать ему.

– Да что это за уклад такой? – рассердился Тефт. – Прислуживать собственной родне? Клянусь бурей! Я бы лучше умер, да-да, я бы умер.

– Все не так плохо.

– Ты не знаешь мою родню, – возразил Тефт и вздрогнул.

Камень опять рассмеялся:

– Ты бы охотнее служил тому, кого не знать? Вроде этого Садеаса? Человеку, который тебе чужой? – Он покачал головой. – Низинники. Тут слишком много воздуха. От него у вас больные головы.

– Слишком много воздуха? – переспросил Каладин.

– Да, – подтвердил Камень.

– Как может быть слишком много воздуха? Он ведь повсюду.

– Это трудно объяснить. – Камень хорошо владел языком алети, но иногда забывал простейшие слова. Порой же строил фразы как надо. Чем быстрее рогоед говорил, тем больше слов пропускал. – У вас слишком много воздуха, – продолжал Камень. – Приходи на Пики. Сам поймешь.

– Возможно. – Каладин бросил взгляд на Тефта, который только плечами пожал. – Но ты кое в чем ошибаешься. Ты сказал, мы служим тому, кого не знаем. Вообще-то, я знаю светлорда Садеаса. Я его хорошо знаю.

Камень вскинул бровь.

– Он надменный, – начал перечислять Каладин, – мстительный, жадный и порочный до мозга костей.

Рогоед улыбнулся:

– Да, думаю, ты прав. Не лучший из светлоглазых.

– «Лучших» среди них нет. Они все одинаковые.

– Натерпелся от них, да?

Каладин пожал плечами – вопрос разбередил рану, которая еще не зажила.

– В любом случае твоему хозяину повезло.

– Повезло, что его убили?