Текст книги "Архив Буресвета. Книга 1 : Путь королей"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 79 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

В этом Лирин ошибся.

Он так устал. Камень и Тефт спешили обратно к расселине, неся кого-то третьего.

«Не принесли бы они труп, – сказал себе Каладин. – Думай о тех, кому можно помочь».

– Поддерживай огонь! – крикнул он, ткнув пальцем в Нарма. – Не дай ему погаснуть! Кто-нибудь, нагрейте нож в пламени.

Нарм подпрыгнул, словно только заметил, что у него все-таки получилось разжечь маленький огонек. Каладин отвернулся от мертвого Гадоля и освободил место для Камня и Тефта. Они положили на землю покрытого кровью Лейтена. Тот едва дышал, в нем торчали две стрелы – одна из плеча, другая из предплечья второй руки. Третья задела живот, и от движения порез расширился. Похоже, на ногу ему наступила лошадь: в глубокой ране виднелась сломанная кость.

– Остальные трое мертвы, – сообщил Тефт. – И этот, считай, мертв. Мы почти ничего не можем сделать. Но ты сказал принести его, так что...

Каладин тотчас же опустился на колени, действуя аккуратно и со знанием дела. Он приложил бинт к боку Лейтена, прижал коленом, потом быстро наложил жгут на ногу, приказав одному из мостовиков поднять ее повыше и держать крепко.

– Дайте нож! – заорал молодой мостовик, спешно накладывая жгут на руку. Сначала надо остановить кровь; о том, как спасти конечность, он подумает после.

Юный Данни кинулся к нему с горячим ножом. Каладин поднял бинт и быстро прижег рану. Лейтен был без сознания и дышал все реже.

– Ты не умрешь, – пробормотал Каладин. – Ты не умрешь!

Парень работал не задумываясь: руки сами знали, что делать. На мгновение он как будто вернулся в хирургическую комнату отца и услышал его вдумчивые инструкции. Вырезал стрелу из предплечья Лейтена, но не тронул ту, что застряла в плече, и велел снова нагреть нож.

Пит наконец-то вернулся с водяным пузырем. Каладин схватил его и использовал воду, чтобы промыть рану на ноге – самую нехорошую, поскольку ее причиной стало сдавление. Когда ему вернули нож, Каладин вытащил стрелу из плеча и прижег рану как смог, после чего наложил повязку, используя быстро иссякающий запас бинтов.

Он соорудил лубки из двух стрел – больше ничего не нашлось. Скривившись, прижег и эту рану. Ему претило оставлять так много шрамов, но нельзя допустить дальнейшей потери крови. Требовался антисептик. Как скоро он сможет достать ту слизь?

– Не смей умирать! – сказал Каладин, едва замечая, что говорит вслух. Он быстро перевязал рану на ноге, потом использовал иглу и нить, чтобы зашить рану на предплечье. Перевязал и ее, затем ослабил жгут.

Наконец он подался назад, глядя на раненого и чувствуя полное изнеможение. Лейтен еще дышал. Надолго ли его хватит? Шансов почти нет.

Мостовики стояли или сидели вокруг Каладина, и от них исходило странное благоговение. Тот же устало передвинулся к Хобберу и осмотрел рану на его ноге. Прижигания не требовалось. Каладин ее промыл, вытащил несколько щепок и зашил. Вокруг раненого было полным-полно спренов боли, похожих на оранжевые ручки, тянущиеся из земли.

Каладин отрезал самую чистую часть бинта, которым он перевязывал Гадоля, и обмотал ногу Хоббера. Отвратительно, что бинт грязный, но другого нет. Потом он вправил Даббиду руку и соорудил лубки из стрел, которые принесли другие мостовики, связав их рубахой самого Даббида. После откинулся на камень и вздохнул тяжело и устало.

Позади раздавался звон металла и крики солдат. Он безумно устал. Даже глаза не мог закрыть от усталости. Хотелось просто сидеть и пялиться в землю целую вечность.

Рядом присел Тефт. Седой мостовик держал водяной пузырь, в котором еще оставалось немного жидкости:

– Пей, парень. Тебе это нужно.

– Надо промыть раны остальных, – отрешенно проговорил Каладин. – У них ссадины... я видел несколько порезов... и они должны...

– Пей, – настойчиво повторил Тефт надтреснутым голосом.

Каладин поколебался, потом выпил воду. Она была очень горькой, как и растение, из которого выдрали водяной пузырь.

– Где ты выучился так лечить? – спросил Тефт.

Несколько ближайших мостовиков навострили уши в ожидании ответа.

– Я не всегда был рабом, – прошептал Каладин.

– То, что твоя сделать, ничего не изменить. – Громила-рогоед приблизился и присел на корточки. – Газ заставить бросить раненых, которые не идти сами. Приказ сверху.

– Я разберусь с Газом. – Каладин опустил голову на камень. – Положите нож на то тело, с которого его взяли. Не хочу, чтобы нас обвинили в воровстве. Потом, когда надо будет уходить, мне нужно, чтобы два человека позаботились о Лейтене и еще два – о Хоббере. Привяжем их к мосту и понесем. У расщелин придется пошевеливаться и отвязать их до того, как войско начнет переход, а после – снова привязать. Также кто-то должен вести Даббида, если он еще не оправился от шока.

– Газ быть недоволен, – сказал Камень.

Каладин закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.

Битва шла долго. К вечеру паршенди наконец-то отступили, перепрыгнув через расщелины на своих неестественно сильных ногах. Солдаты-алети разразились победными криками. Каладин вынудил себя встать и отправился на поиски Газа. Победителям еще предстояло разбить куколку – она была все равно что каменная, – а ему нужно договориться с мостовым сержантом.

Газ обнаружился довольно далеко от линии фронта. Он вытаращил на Каладина свой единственный глаз:

– И сколько на тебе собственной крови?

Каладин окинул себя взглядом, впервые сообразив, что покрыт темной запекшейся кровью, большая часть которой принадлежала тем, над кем ему пришлось потрудиться. Он оставил вопрос без ответа.

– Мы заберем раненых с собой.

Газ покачал головой:

– Если не могут идти сами, останутся здесь. Приказ сверху. Не мое решение.

– Мы их заберем, – сказал Каладин, не повышая голоса.

– Светлорд Ламарил этого не позволит.

Ламарил был непосредственным начальником Газа.

– Ты пошлешь Четвертый мост последним вместе с ранеными солдатами. Ламарил не станет их ждать; он отправится в числе первых, с главным подразделением, потому что не захочет пропустить пир, который Садеас устроит в честь победы.

Газ открыл рот, но Каладин не позволил ему возразить:

– Мои люди будут действовать быстро и толково. Мы никого не замедлим. – Он вытащил из кармана последнюю сферу и протянул сержанту. – Ты ничего не скажешь.

Газ взял сферу и фыркнул:

– Одна светмарка? Думаешь, этого хватит, чтобы я так сильно рисковал?

– Если не рискнешь, – спокойным голосом сказал Каладин, – я тебя убью, и пусть меня казнят.

Газ удивленно моргнул:

– Ты не посмеешь...

Каладин шагнул вперед. Должно быть, он выглядел ужасно, весь покрытый кровью. Газ побледнел. Потом выругался, сжимая потемневшую сферу:

– Ко всему прочему она тусклая.

Каладин нахмурился. Он был уверен, что перед вылазкой сфера еще сияла.

– Сам виноват. Ты мне ее дал.

– Те сферы только зарядили прошлой ночью, – сказал Газ. – Они прямо из сокровищницы светлорда Садеаса. Что ты с ними сотворил?

Каладин слишком устал, чтобы думать. А когда повернулся и пошел обратно к мостовикам, на его плечо опустилась Сил.

– Кто они тебе? – крикнул ему вслед Газ. – Какое тебе до них дело?

– Они мои люди.

Газ промолчал.

– Я ему не верю. – Сил бросила взгляд через плечо. – Он может просто сообщить, что ты ему угрожал, и послать людей, которые тебя арестуют.

– Не исключено. Наверное, остается лишь надеяться, что он захочет получить от меня новые взятки.

Каладин шел вперед, слушая крики победителей и стоны раненых. Плато усеивали трупы, и больше всего их было у края пропасти, где из-за мостов развернулась самая яростная битва. Паршенди, как обычно, бросили своих мертвых. Даже в случае победы они оставляли трупы. Люди посылали обратно мостовые расчеты и солдат, чтобы сжечь мертвецов и направить их души в загробный мир, где лучшим из лучших предстояло сражаться в армии Вестников.

– Сферы, – сказала Сил, все еще глядя на Газа. – Кажется, это не такой уж сильный довод.

– Возможно. А быть может, и нет. Я видел, как он на них смотрит. Ему нужны деньги, которые я даю. Не исключено, они нужны ему так сильно, что Газ все сделает как надо. – Каладин покачал головой. – То, что ты сказала раньше, правда: люди во многом ненадежны. Но если на что-то и можно рассчитывать, то лишь на человеческую жадность.

Это была горькая мысль. Но и день выдался горьким. Яркое начало, полное надежд, и кроваво-красный закат.

В общем, как всегда.

Карта военных лагерей алети, выполненная Вандонас, которая побывала там однажды и нарисовала, по всей видимости, идеализированную картину.

Ати некогда был добрым и щедрым человеком, и ты сам видел, что с ним стало. А вот Рейз один из самых отталкивающих, коварных и опасных субъектов, с которыми мне когда-либо доводилось встречаться.

– Да, перерезано, – сказал грузный кожевенник, разглядывая ремни, которые ему вручил Адолин. – Йис, согласен?

Другой кожевенник кивнул. Йис – ириали, желтоглазый и золотоволосый. Волосы у него были не русые, а именно золотые, с металлическим отблеском. Он коротко стригся и носил шапку. Явно не хотел привлекать внимание. Многие считали, что локоны ириали приносят удачу.

Его напарник Аваран был темноглазым алети и носил фартук поверх жилета. Если эти двое работали согласно обычным правилам, то один занимался крупными и более грубыми изделиями – например, седлами, – в то время как другой сосредотачивался на деталях. Поодаль усердно резали и сшивали куски свиной кожи подмастерья.

– Разрезано, – подтвердил Йис, взяв ремень у Аварана. – Я того же мнения.

– Чтоб мне провалиться в Преисподнюю, – пробормотал Адолин. – Выходит, Элокар был прав?!

– Адолин, – раздался позади женский голос, – ты сказал, мы отправимся на прогулку.

– Мы на прогулке. – Он с улыбкой развернулся.

Йанала, в узком, безупречно стильном желтом платье с рядами пуговиц по бокам и жестким воротничком вокруг шеи, украшенным кроваво-красной вышивкой, скрестила руки на груди.

– Я предполагала, что прогулка – это когда в основном гуляют.

– Хм. Да. Очень скоро мы так и поступим. Все будет великолепно. Будем прогуливаться, прохаживаться, совершим... э-э-э...

– Променад? – подсказал Йис-кожевенник.

– Разве это не напиток? – удивился Адолин.

– Э-э-э, нет, светлорд. Почти уверен, это то же самое, что и прогулка.

– Ну хорошо, мы этим обязательно займемся. Променадом. Обожаю хороший променад. – Адолин потер подбородок и забрал подпругу. – Насколько вы оба уверены по поводу этого ремня?

– Светлорд, да тут и вопросов быть не может, – сказал Аваран. – Он не просто так порвался. Вам следует быть внимательнее.

– Внимательнее?

– Да, – сказал Аваран. – Убедитесь, что никакие свободные пряжки не царапают кожу, не врезаются в нее. Это, похоже, часть седла. Иногда подпругу оставляют свободно висеть, когда снимают седло на ночь, и она может за что-то зацепиться. Думаю, это «что-то» ее и надрезало.

– А-а, – протянул Адолин. – Что-то, а не кто-то?

– Ну, может быть, и так, – сказал Аваран. – Но зачем кому-то резать эту подпругу?

«И действительно, зачем?» – подумал юноша.

Он попрощался с кожевенниками, сунул ремень в карман и подставил Йанале локоть. Она взялась за него свободной рукой, явно обрадованная тем, что они наконец-то покидают мастерскую. Там не очень-то хорошо пахло, хотя запах и не такой ужасный, как в дубильне. Адолин видел, как она несколько раз тянулась к носовому платку, словно хотела прижать его к носу.

Они вышли в полуденную жару. Тибон и Маркс – два светлоглазых воина Кобальтовой гвардии – ждали снаружи вместе со служанкой Йаналы, Фалкси, молодой темноглазой азиркой. Все трое последовали за Адолином и Йаналой, когда те вышли на лагерную улицу. При этом Фалкси с акцентом бормотала себе под нос, что ее госпоже, вообще-то, нужен достойный паланкин.

Йаналу, похоже, это не беспокоило. Она глубоко вдыхала чистый воздух и крепко держала Адолина за руку. Девушка была достаточно красива, но любила много говорить о себе. Обычно ему нравились говорливые женщины, но на этот раз вникнуть в придворные сплетни в пересказе Йаналы было слишком трудно.

Ремень все-таки перерезан, но оба кожевенника предположили, что это произошло случайно. Значит, они и раньше такое видели. Кожу рассекла болтающаяся пряжка или что-то в этом духе.

Вот только из-за этого король упал с лошади во время битвы. Могло ли такое оказаться стечением обстоятельств?

– ...ну так что, Адолин? – спросила Йанала.

– Несомненно, – ответил он, слушая краем уха.

– Так ты с ним поговоришь?

– Хм?

– Со своим отцом. Ты попросишь его, чтобы он разрешил вашим людям хоть изредка надевать что-то другое, кроме этих старомодных мундиров?

– Вообще-то, он достаточно тверд в своем мнении, – сказал Адолин. – Кроме того, не такие уж они старомодные.

Йанала вперила в него взгляд.

– Ну ладно, – уступил он. – Слегка однообразные.

Как и все другие светлоглазые офицеры высокого ранга в армии Далинара, Адолин носил простой длинный мундир темно-синего цвета без вышивки и узкие брюки, в то время как в моде были жилетки, детали из шелка и шарфы. На груди и на спине мундира красовалась эмблема в виде отцовской глифпары Холин, а спереди он застегивался на два ряда серебряных пуговиц. Просто, заметно – и до ужаса банально.

– Люди любят твоего отца, но его требования и впрямь начинают надоедать.

– Знаю. Поверь мне. Но не думаю, что смогу заставить его передумать.

Как ей объяснить? Несмотря на шесть лет на войне, Далинар не изменил своего решения следовать Заповедям. Даже наоборот, его преданность им становилась все сильней.

По крайней мере, Адолин теперь понимал, в чем дело. Такова была последняя просьба любимого брата Далинара: следуй Заповедям. Хоть эта просьба и прозвучала лишь однажды и по конкретному поводу, отец Адолина, как всем было известно, часто ударялся в крайности.

Адолин хотел бы, чтобы он не предъявлял ко всем остальным эти требования. По отдельности Заповеди доставляли незначительные неудобства – всегда быть в мундире на людях, не напиваться, не участвовать в дуэлях. В совокупности, однако, они превращались в тяжкий груз.

Не успел он ответить Йанале, как в лагере затрубили в рога. Адолин встрепенулся и резко повернулся к востоку, в сторону Расколотых равнин. Он посчитал, сколько раз просигналили рога. На плато 1-47 заметили куколку. Это было в пределах их досягаемости!

Он затаил дыхание в ожидании третьей последовательности сигналов, которая призвала бы войска Далинара к битве. Такое могло случиться только по приказу отца.

В глубине души он знал, что сигналов не будет. Один—сорок семь достаточно близко к военному лагерю Садеаса, чтобы великий князь тоже ринулся в бой.

«Отец, ну давай же, – подумал Адолин. – Мы можем его обогнать!»

Сигналы не прозвучали.

Адолин посмотрел на Йаналу. Она избрала своим Призванием музыку и уделяла войне мало внимания, хотя ее отец был одним из офицеров в кавалерии Далинара. Судя по выражению лица, даже она понимала, что означает отсутствие третьего сигнала.

Далинар Холин снова решил не участвовать в битве.

– Пойдем. – Адолин повернулся в другую сторону и почти насильно увлек Йаналу за собой. – Я хочу кое-что еще проверить.

Далинар стоял, сцепив руки за спиной, и смотрел на Расколотые равнины. Он был на одной из нижних террас при дворце Элокара, расположенном на возвышенности, – король жил не в одном из десяти военных лагерей, но в маленькой крепости, которую возвели на холме поблизости. Далинар как раз поднимался во дворец, когда затрубили рога.

Он стоял достаточно долго, чтобы увидеть, как в лагере Садеаса собирается войско. Далинар мог бы послать солдата с приказом готовить своих людей.

– Светлорд? – раздался голос неподалеку. – Желаете идти дальше?

«Садеас, ты защищаешь его по-своему, – подумал Далинар. – А я буду защищать по-своему».

– Да, Тешав, – ответил он и продолжил путь по взгорью.

Тешав присоединилась к нему. Ее черные алетийские волосы с русыми прядями были забраны в высокую прическу из замысловатого переплетения кос. В ее фиолетовых глазах застыло беспокойство. Она всегда находила, из-за чего переживать.

Тешав и ее помощница были женами его офицеров. Далинар им доверял. Почти во всем. Полностью кому-то довериться почти невозможно. «Прекрати, – подумал он. – Ты становишься таким же одержимым, как король».

Хорошо бы вернулась Ясна. Но захочет ли она когда-нибудь вернуться?

Некоторые из его высших офицеров намекали, что ему следует опять жениться, хотя бы для того, чтобы жена стала его главной письмоводительницей. Они думали, он отвергает такие предложения, потому что все еще любит первую жену. Никто не знал, что она исчезла, пропала из его воспоминаний, превратилась в облачко дыма в его памяти. Хотя в каком-то смысле офицеры правы. Он медлил с новой женитьбой, потому что сама мысль о том, что кто-то ее заменит, была ему ненавистна. Все, что было связано с его женой, у него забрали. Осталась лишь дыра, и заполнить ее ради того, чтобы получить письмоводительницу, казалось бессердечным.

Далинар продолжал свой путь. Помимо двух женщин, его сопровождали Ренарин и три воина Кобальтовой гвардии, в синих шерстяных плащах с капюшонами поверх серебряных нагрудников и темно-синих штанах. Светлоглазые низкого ранга, наделенные правом носить мечи для ближнего боя.

– Ну так вот, светлорд, – заговорила Тешав. – Светлорд Адолин попросил меня сообщить вам о ходе расследования по поводу подпруги. Он как раз сейчас должен беседовать с кожевенниками, но пока что сведений мало. Никто не видел, чтобы седло или коня его величества трогали те, кому не следовало этого делать. Наши шпионы говорят, что в других военных лагерях никто не похваляется содеянным, и никто в нашем лагере не получал внезапно больших денежных сумм, насколько мы смогли установить.

– Конюхи?

– Сказали, что проверили седло. Но когда на них надавили, то признались, что не помнят, проверял ли кто-то подпругу. – Она покачала головой. – Человек в осколочных доспехах – тяжкий груз и для лошади, и для седла. Если бы можно было приручить побольше ришадиумов...

– Думаю, светлость, быстрее мы научимся приручать Великие бури. Что ж, я полагаю, это хорошие новости. Нам же лучше, если вся эта история с подпругой обернется полной ерундой. А теперь я хочу, чтобы вы занялись кое-чем другим.

– Рада услужить, светлорд.

– Великий князь Аладар заговорил о том, что надо бы взять паузу и ненадолго съездить в Алеткар. Я хочу узнать, серьезно ли он рассматривает такую возможность.

Тешав кивнула:

– Да, светлорд. А это может стать проблемой?

– Если честно, я не знаю.

Он не доверял великим князьям, но, по крайней мере, пока все они находились здесь, за ними можно было наблюдать. Если же один из них вернется в Алеткар, то Далинар не сможет быть в курсе его интриг. Но, с другой стороны, визиты князей на родину также важны!

Что важнее? Стабильность или возможность наблюдать за остальными? «Кровь отцов моих, – подумал он. – Я не создан для политики и интриг. Я создан размахивать мечом и скакать на врага».

Он все равно сделает то, что нужно сделать.

– Кажется, Тешав, вы сказали, что у нас есть сведения по финансам короля?

– Совершенно верно, – подтвердила она; их короткая прогулка продолжилась. – Вы были правы, когда велели мне заглянуть в бухгалтерские книги, поскольку выяснилось, что трое великих князей – Танадаль, Хатам и Вама – серьезно просрочили платежи. Помимо вас, только великий князь Садеас заплатил наперед, как того требует военная доктрина.

Далинар кивнул:

– Чем дольше тянется эта война, тем больше вопросов задают великие князья. Зачем платить за духозаклятие по высоким военным ставкам? Отчего бы не переселить сюда фермеров и не начать выращивать собственные припасы?

– Светлорд, прошу прощения, – сказала Тешав, когда они миновали резкий поворот тропы. Ее помощница шла позади, неся в сумке несколько бухгалтерских книг, прикрепленных к доскам для письма. – Но мы и впрямь откажемся от этой идеи? Вторая линия снабжения, возможно, пригодилась бы.

– Торговцы уже снабжают нас провиантом. Это одна из причин, по которым я их не прогнал. Я не стал бы возражать против еще одного источника, но духозаклинатели – единственный рычаг, при помощи которого мы можем воздействовать на великих князей. Они присягнули Гавилару, но его сыну хранят лишь жалкое подобие верности. – Далинар прищурился. – Это жизненно важная вещь. Вы читали те хроники, что я посоветовал?

– Да, светлорд.

– Тогда вы в курсе. Самый хрупкий период в существовании королевства наступает тогда, когда к власти приходит сын его основателя. Во время правления такого человека, как Гавилар, люди хранят ему верность из уважения. Когда несколько поколений сменяют друг друга, все уже считают себя частью королевства, единой силой, которую объединяет традиция. А вот правление сына... о, это опасное время. Гавилара уже нет, чтобы удерживать всех рядом друг с другом, но еще не возникла традиция воспринимать Алеткар как единое королевство. Нам необходимо продержаться достаточно долго, чтобы великие князья научились считать самих себя частью чего-то более великого.

– Да, светлорд.

Она не усомнилась в том, что он сказал. Тешав отличалась беззаветной преданностью, как и большинство офицеров. Они не спрашивали, почему он считает таким важным объединение княжеств в общее государство. Возможно, считали, что все дело в Гавиларе. Безусловно, мечта его брата о едином Алеткаре – часть этого. Но было кое-что еще.

«Грядет Буря бурь. Истинное опустошение. Ночь скорбей».

Далинар подавил дрожь. Если верить видениям, не стоит рассчитывать, что у него осталось много времени на приготовления.

– Подготовьте официальное письмо от имени короля, – распорядился Далинар, – в котором будет говориться, что стоимость духозаклинания уменьшается для тех, кто платит вовремя. Это должно всех взбодрить. Отдайте письмоводительницам Элокара, пусть всё ему объяснят. Надеюсь, он согласится, что так надо.

– Да, светлорд, – сказала Тешав. – Если позволите заметить, я была весьма удивлена тем, что вы предложили мне прочитать те хроники. В прошлом интерес к подобным вещам был вам несвойствен.

– Я в последнее время делаю многое, что кажется не сообразным ни с моими интересами, ни с моими талантами. – Далинар скривился. – То, что я в чем-то не разбираюсь, никак не влияет на нужды королевства. Вы собрали данные о том, как в округе обстоят дела с бандитизмом?

– Да, светлорд. – Она помедлила. – Темпы роста весьма тревожные.

– Скажите супругу, я отдаю под его командование Четвертый батальон. Я хочу, чтобы вы двое придумали наилучший способ патрулировать Ничейные холмы. Пока здесь присутствуют члены алетийской королевской семьи, я не позволю, чтобы эти края превращались в вотчину беззакония.

– Да, светлорд, – проговорила Тешав чуть-чуть нерешительно. – Вы понимаете, что отправляете в дозор целых два батальона?

– Да, – сказал Далинар.

Он просил других великих князей о помощи. Их отклики варьировались от возмущения до веселого удивления. Никто так и не дал ему солдат.

– Добавим это к батальону, которому вы поручили охранять спокойствие на территории между военными лагерями и внешними рынками, – продолжила Тешав. – В общем получается больше четверти вашего войска, светлорд.

– Тешав, я отдал приказ. Займись им. Но сначала мне нужно с тобой кое-что обсудить по поводу бухгалтерских книг. Отправляйся в архив и жди нас там.

Она поклонилась в знак уважения:

– Разумеется, светлорд.

Они с помощницей удалились.

К Далинару подошел Ренарин:

– Отец, ей это не понравилось.

– Она хочет, чтобы ее муж сражался, – пояснил Далинар. – Все надеются, что если я добуду еще один осколочный клинок, то он достанется кому-то из них.

У паршенди было осколочное вооружение. Немного, но даже один уже удивительная вещь. Никто не мог объяснить, откуда они их взяли. Далинар добыл паршендийские осколочные доспех и клинок в первый год войны. Он отдал и то и другое Элокару, чтобы ими наградили того, кто, по мнению короля, окажется наиболее полезным для Алеткара, в том числе во время этой войны.

Далинар повернулся и вошел во дворец. Стражи у дверей отсалютовали ему и Ренарину. Юноша устремил перед собой невидящий взгляд. Некоторые считали его бесчувственным, но Далинар знал, что он просто поглощен своими мыслями.

– Сын, я хотел поговорить с тобой, – сказал Далинар. – О том, что случилось на охоте на той неделе.

Взгляд Ренарина от стыда метнулся вниз, уголки рта опустились в гримасе. Да, он точно был способен чувствовать. Просто не показывал свои чувства так часто, как все остальные.

– Ты ведь понимаешь, что не должен был так бросаться в битву, – сурово проговорил Далинар. – Ущельный демон мог тебя убить.

– Что бы ты сделал, отец, если бы опасность угрожала мне?

– Я упрекаю тебя не за отсутствие храбрости, а за отсутствие мудрости. А если бы у тебя случился припадок?

– Тогда, вероятно, чудовище бы просто смахнуло меня в пропасть, – с горечью сказал Ренарин, – и я перестал бы быть такой обузой для всех остальных.

– Не смей такое говорить! Даже в шутку.

– Да разве это шутка? Отец, я же не могу сражаться.

– Битва – не единственное достижение, на которое способен человек.

Ревнители по этому поводу были весьма точны. Да, наивысшим Призванием для любого было присоединиться в посмертии к сражению за Чертоги Спокойствия, но Всемогущий ценил мастерство любого мужчины или женщины, чем бы они ни занимались.

Просто надо стараться изо всех сил, избрав профессию и тот атрибут Всемогущего, коему стоило подражать. Они назывались Призвание и Слава. Нужно совершенствоваться в профессии и прожить жизнь сообразно определенному идеалу. Всемогущий должен это принять, особенно если речь шла о светлоглазом – чем чище кровь светлоглазого, тем больше врожденной Славы.

Призвание Далинара – быть вождем, а его избранной Славой стала целеустремленность. Он выбрал и то и другое в юности, хотя теперь относился к ним иначе, чем когда-то.

– Отец, ты, конечно, прав. Я не первый сын героя, который родился без таланта к военному делу. Другие как-то справились. Справлюсь и я. Скорее всего, стану градоначальником в каком-нибудь городишке. Если не запрусь в какой-нибудь обители.

Взгляд мальчика устремился вперед.

«Я все еще считаю его мальчиком, – подумал Далинар, – хотя ему уже пошел двадцатый год». Шут был прав. Далинар недооценивал Ренарина. «Как бы я себя повел, если бы мне запретили сражаться? Лишили возможности общаться с женщинами и торговцами?»

Далинар был бы зол, особенно на брата. В общем-то, Далинар в детстве и в самом деле часто злился на Гавилара. Ренарин, однако, был самым пылким сторонником Адолина. Он чуть ли не боготворил старшего брата. Да и отваги ему хватило, чтобы очертя голову кинуться в самую гущу сражения, где чудовище из ночного кошмара давило копейщиков и расшвыривало осколочников.

Далинар кашлянул:

– Возможно, пришло время опять попытаться научить тебя владеть мечом.

– Мое малокровие...

– ...не будет иметь никакого значения, если мы добудем для тебя осколочный доспех и дадим тебе осколочный клинок. Эти латы любого делают сильным, а клинок почти ничего не весит.

– Отец, – ровным голосом сказал Ренарин, – я никогда не стану владельцем осколочного вооружения. Ты же сам говорил, что доспехи и клинки, которые мы добудем у паршенди, достанутся самым искусным воинам.

– Ни один другой великий князь не отдает свои трофеи королю, – возразил Далинар. – И кто осудит меня, если я всего один раз сделаю подарок своему сыну?

Ренарин остановился посреди коридора, непривычно разволновавшись: глаза широко распахнуты, лицо напряжено.

– Ты серьезно?

– Я клянусь. Если я сумею добыть еще один клинок и доспех, они достанутся тебе. – Он улыбнулся. – По правде говоря, я это сделаю просто ради того, чтобы увидеть выражение лица Садеаса, когда ты станешь полным рыцарем Осколков. Кроме того, если ты сравняешься по силе с остальными, думаю, природные способности позволят тебе блистать.

Ренарин улыбнулся. Осколочный доспех не решал всех проблем, но теперь появится шанс. Далинар об этом позаботится. «Я ведь понимал, что такое быть вторым сыном, – думал Далинар, пока они направлялись к покоям короля, – в тени старшего брата, которого ты любишь и которому одновременно завидуешь.

Буреотец свидетель, понимал.

И сейчас понимаю».

– О милейший светлорд Адолин! – воскликнул ревнитель, идя навстречу с раскинутыми руками.

Кадаш был высоким пожилым человеком и, сообразно Призванию, брил голову и носил широкую бороду. Его макушку огибал шрам – напоминание о давнем времени, когда он служил армейским офицером.

Светлоглазый с военным прошлым – весьма необычно для ревнительства. В общем-то, смена Призвания как таковая считалась странным поступком. Но ее не запрещали, и Кадаш, учитывая позднее начало, сумел высоко подняться в ордене. Далинар говорил, это был признак веры или настойчивости. Возможно, и того и другого.

Лагерный храм начинался как большой духозаклятый купол, потом Далинар выделил деньги и каменщиков, чтобы превратить его в более приличную обитель для религиозных целей. Теперь стены изнутри украшали резные изображения Вестников, с подветренной стороны для освещения вставили широкие стеклянные окна, к высокому потолку подвесили связки бриллиантовых сфер и установили помосты для обучения, совершенствования и проверки разнообразных искусств.

В настоящий момент множество женщин получали наставления от ревнителей. Мужчин оказалось меньше. На войне в мужских искусствах проще было совершенствоваться на поле боя.

Йанала, стоявшая рядом с Адолином, скрестила руки на груди и окинула храм недовольным взглядом:

– Сначала вонючая лавка кожевенника, теперь храм? Я думала, мы отправимся куда-то, где будет хоть чуточку романтики.

– Религия романтична, – возразил Адолин, почесав в затылке. – Вечная любовь и все такое, верно?

Девушка сурово посмотрела на него:

– Я подожду снаружи. – Она вышла вместе со своей служанкой. – Кто-нибудь, достаньте мне паланкин, забери его буря.

Адолин вздохнул, наблюдая за ее уходом:

– Похоже, мне придется купить ей что-то весьма дорогое, чтобы извиниться.

– Не понимаю, в чем проблема, – удивился Кадаш. – Как по мне, религия романтична.

– Вы ревнитель, – уныло протянул Адолин. – Кроме того, из-за шрама, полагаю, вы стали менее привлекательным. – Он вздохнул. – Ее взбесил не столько храм, сколько недостаток моего внимания. Сегодня из меня вышел никудышный кавалер.

– Светлорд, вы чем-то озабочены? Это связано с Призванием? В последнее время вы мало чего достигли.

Адолин скривился. Его избранным Призванием были дуэли. Трудясь вместе с ревнителями над личными целями и их исполнением, он мог бы зарекомендовать себя перед Всемогущим. К несчастью, согласно Заповедям, во время войны Адолину следовало ограничивать себя в дуэлях, поскольку легкомысленные забавы могли навредить офицерам, в которых возникает нужда в бою.