Текст книги "Порочный"

Автор книги: Брайан Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава седьмая.

Свиное сопение и повизгивание разбудили его. Веки Хоука задрожав, поднялись. Рядом с ним вразвалку бродило круглое розовое существо на коротких ножках. За ним след в след ходила другая, более крупная свинья.

Хоук застонал.

Все тело ныло.

Земля под ним была влажная, мягкая и устлана сеном. Он собрался с силами, чтобы перевернуться на спину, и снова застонал. Над ним была сводчатая деревянная крыша. Сквозь широкие щели меж потемневших от времени досок лился солнечный свет. Хоук сел и оглянулся. Он находился в каком-то ветхом сарае, по которому бесцельно бродило с десяток свиней разных размеров. У одной стены он увидел стога сена, а у другой – различную фермерскую утварь. Еще там было два конских стойла, но они пустовали. Вот удача! Хоук никогда в жизни не сидел на лошади, но повидал кучу ковбойских фильмов. Насколько сложно ездить на лошади? Просто прыгаешь на нее, даешь обеими ногами четырехногой твари в крестец, орешь ""ЙИ-ХАА!", и летишь вперед как ветер, верно?

Лошадь лошадью, но ему нужно как-то выбираться из этой сраной дыры. И прямо сейчас. Похоже, никого из тех монстров, что схватили его, нет поблизости. Поэтому сейчас самое время. Огромная дверь сарая была настежь раскрыта. Все что нужно сделать, это выйти и дать деру.

Поэтому он поднялся и направился к двери.

И тут же остановился, когда в поле зрения появился один из похитителей. Хоук судорожно сглотнул. Это первый тип, которого он увидел на поляне, вернулся, чтобы снова попугать его до усрачки. Слоноподобный чувак с большим красным глазом и хоботом вместо носа. Черт. Посмотрите на этого парня. Он выглядел как ненастоящий, был похож на галлюцинацию, на какую-то кошмарную тварь из плохого «кислотного трипа». Серьезно, я не шучу, из невероятно плохого «кислотного трипа», мать его.

Из самого хренового "кислотного трипа" за всю историю "кислотных трипов".

В десять. В сто раз хуже.

Черт.

В сто тысяч миллионов раз хуже.

Но Хоук был трезв как стекло, и знал, что тварь – не галлюцинация. Этот ублюдок был настоящий. Огромный, как гора и страшный, как смертный грех. От злобного взгляда твари Хоуку стало реально не по себе. И как с таким уродом кто-то общается? Наверное, нужно просто держаться от него подальше. – Привет, чувак, – сказал Хоук, выдавив улыбку.

Тварь обнажила зубы и зашипела на него. Задрав подбородок вверх, открыла рот и что-то выдала на своем монструозном языке. Какую-то деревенскую тарабарщину вперемежку с обрывками плохого английского.

Хоук кивнул. – Да-да. Правильно. Послушай, у меня концерт сегодня. Небольшое шоу в "Блюберд Кафе". Слышал, наверно? Известное место. Кто-нибудь из вас, парни, может подбросить меня до Нэш-вегаса? За бензин забашляю, без проблем.

– Яш хиппен окра чинка дорк!

Или что-то вроде того.

Хоук съежился. Он успокаивающе поднял руки и сделал шаг назад. – Правильно. Окей. Ты занят. Понимаю. Может, перетрешь со своими корешами и дашь мне знать.

Тип поднял ружье и нацелил Хоуку в голову. Держа руки поднятыми, Хоук отступил еще на несколько шагов. Он был достаточно напуган, но и более чем раздражен. Что-то слишком часто на него сегодня направляют оружие. Сперва эта задиристая сучка. Теперь этот уродливый ублюдок. Так и комплекс заработать можно. Чем он заслужил такое обращение?

Уродец вошел в сарай, ткнул ружьем в сторону Хоука, и рявкнул, – – ЙАШ ХИППЕН НО ВЭЙ ЧИНКА ШАХ!

Хоук сложил ладони рупором. – ЭЙ, ПОСЛУШАЙ! – Я ТОЖЕ ОРАТЬ УМЕЮ! ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ? Я НИХЕРА НЕ ПОНИМАЮ, ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ!

– Жить надоело, сынок?

Хоук развернулся и уставился на высокую, тощую фигуру, неясно вырисовывающуюся в темной глубине сарая. То, что поворачиваться спиной к вооруженному мутанту недопустимо, дошло до него слишком поздно. Он оглянулся через плечо и с облегчением увидел, что монстр все еще стоит у открытой двери сарая. Он решил рискнуть и переключить все внимание на таинственного типа.

Прищурился, пытаясь лучше разглядеть парня. На нем были джинсы и пыльные ковбойские сапоги, но из-за темноты что-то еще рассмотреть было невозможно. – Ты кто такой, и откуда, нахрен, тут взялся?

Мужчина чиркнул спичкой и поднес мерцающее пламя к кончику сигареты. Свет, отбрасываемый спичкой, не смог осветить лица человека. Он глубоко затянулся и выпустил облако дыма. – Я? – наконец произнес он. – Я Гарнер. И я всегда тут был, мальчик.

У Хоука по спине забегали мурашки. Он неосознанно сделал шаг назад. Непонятно почему, темный человек напугал его сильнее, чем монстр с ружьем. Какая-то первобытная тревога поселилась в нем. Все тело покалывало от дикого желания оказаться за тысячи миль от этого Гарнера. Но он не мог просто взять и убежать. Монстр с легкостью его перехватит. Разрядит в него оба ствола, разрезав пополам его жалкую задницу.

Черт, может, сейчас это даже лучший вариант.

Гарнер усмехнулся. – Если попытаешься бежать, Джебедия не станет в тебя стрелять. Пока я не скажу. Но ты пожалеешь, если попытаешься.

Хоук не смог сдержать всхлипа. – Чего вы хотите от меня? Что это за дыра, и что это за монстры?

Гарнер снова затянулся сигаретой. – У меня на тебя особые виды, сынок. Но мы поговорим об этом позже вечером. Эти монстры, как ты их назвал, – Кинчеры, прямые потомки Исаака и Глэдис Кинчер.

Хоук нахмурился. – Черт, и что это значит?

Гарнер рассмеялся. – Да все, сынок. Видишь ли, клан Кинчеров с давних пор находился в ссоре с моими людьми. Они изнасиловали и убили моих ближайших родственников. Я должен был отомстить. Что я и сделал.

Несмотря на страх, Хоук полюбопытствовал. – Но... как? И как давно это случилось?

Еще одна затяжка. Крошечный уголек плясал в темноте. – Ответ на твой вопрос лежит в 1872 году. Я отомстил, наложив на их род проклятие. Это я превратил Кинчеров в монстров, сынок.

Хоук расхохотался.

– Чувствую, ты сомневаешься.

– Да, нет. Я тебе всецело верю, чувак. Хоук вытер глаза от слез. – Серьезно, я действительно почти поверил тебе, пока ты не стал гнать про "проклятие". Ты что, пытаешься меня убедить, что живешь здесь с тысяча восемьсот мохнатого года? Ты, наверное, думаешь, что я...

Человек, назвавшийся Гарнером, вышел из странной, липкой тени.

Одного взгляда на него было достаточно, чтобы Хоука начало трясти.

Он успел лишь произнести, – О... чтоб меня...

И грохнулся в обморок.

Глава восьмая.

Мама ушла. Каждый вечер она уходила ненадолго, часто чтобы найти себе мужчину на ночь. Она была старая и походила на огромный, восемнадцатиколесный грузовик. Эбби видела такие пару раз на большом шоссе. Тучная и крепкая, способная выпустить облако ядовитого пара, если встанете у нее на пути. И все же среди местных мужчин оставались такие, которые были не прочь трахнуть ее. Это мало зависело от ее положения в обществе, но Эбби себя не обманывала. Она слышала, что говорят другие. В постели Мама была настоящим монстром. Соседские парни помоложе целыми днями заглядывались на более стройных и молодых девчонок, но многие из них с благоговением шептались о невероятных способностях бабули Мэйнард.

Эбби качалась в кресле, уставившись на разбитый телевизор. Она крепко вцепилась пальцами в подлокотники кресла, представив, как бросает кирпич в треснувший экран. Это была новая идея, одновременно пугающая и наделенная потенциальной тягой к свободе. Хотя Эбби не понимала, почему она у нее возникла. Запустив кирпичом в пустой экран, она не изменила бы ничего, разве что освободилась бы от гипнотической власти этой проклятой штуки. Она все равно осталась бы здесь. По-прежнему жила бы в плену собственных неудач и разочарований. Сидела бы здесь и качалась, а без штуки, облекавшей ее мечты в форму и обрамлявшей плоды ее воображения, ее унылое существование стало бы еще более серым.

Мама обычно уходила ненадолго.

Но могла и задержаться.

При этой мысли Эбби внезапно перестала качаться.

Да.

Эта жалкая старая манда была похотлива. И не просто похотлива. В последние несколько дней ей было не до вечерних прогулок, он часами занималась стряпней и уборкой, готовясь к большому праздничному пиру. Мама всегда отличалась вспыльчивостью, но сегодня была особенно раздражительной. Щедра на подзатыльники и остра на язык, который иначе чем ядовитым жалом не назовешь. Но сегодня днем она закончила основные приготовления, и недавно ушла с нетипичной для нее широкой улыбкой на лице и с кувшином виски в руке.

Эбби улыбнулась.

Черт.

Мама могла отсутствовать всю ночь.

Эбби подумала о "праздничном ужине", висящем в погребе на цепи, и ощутила странное, волнующее покалывание по всему телу. Странное, но уже знакомое. Она знала, что это за покалывание. Она не должна его испытывать. Если не хочет, чтобы Господь от нее отвернулся. Она взглянула на старую потрепанную библию, лежащую на столике слева от нее. Конечно, она ее не читала. Она не умела читать вообще. Но раньше, в детстве, папа читал ей библию, путая буквы и запинаясь. Когда его не стало, она какое-то время даже спала с этой старой книгой. Но успокоения она приносила мало, и вскоре Эбби пришлось отказаться от этой привычки. Интересно, что сказал бы папа, если б узнал о ее более постыдных мыслях.

Сама знаешь, – подумала она.

Она хорошо помнила , как в детстве он лупил ее по костлявому заду грубой широкой рукой. Пожалуй, Люк Мэйнард был даже более склонен к насилию, чем Мама, и Эбби боялась его как самого дьявола.

Но он ушел. Ушел навсегда.

Мамы сейчас тоже нет, напомнила она себе. И, хотя бы какое-то время, Эбби вольна делать все, что ей захочется.

Она поднялась с кресла-качалки. Прошла на кухню. Потом в кладовую. Открыла дверь, и спустилась по лестнице в погреб. Когда она приблизилась к "ужину", тот поднял голову и уставился на нее. Вид у него был такой же как прежде. Непокорный, но усталый. Всякий раз, когда она заглядывала "ужину" в глаза, видела в них все больше усталости. Эбби узнавала признаки. Этот экземпляр был крепче остальных. Наверное, самый крепкий на ее памяти, но его боевой дух уже начал угасать. Скоро ему придется смириться с неизбежным.

Эбби вытащила у него кляп изо рта.

Он сделал привычный уже большой вдох и со злостью уставился на нее. – Чего ты хочешь? Пришла снова меня бить?

Сердце Эбби учащенно забилось. – Если я помогу тебе сбежать, возьмешь меня с собой?

Непоколебимый взгляд "ужина" сквозил открытым недоверием. – Опять играешь со мной, верно?

Эбби покачала головой. – Нет, мэм.

"Ужин" кашлянул. – Окей. В чем подвох? Он есть, верно?

Эбби кивнула.

– Конечно. "Ужин" поморщился, глянув на оковы, впившиеся в тонкие запястья. Потом посмотрел на Эбби и произнес, – Тогда... поясни.

Эбби рассказала, чего хочет.

Ей нужна была гарантия.

Довольно скудный список требований, подумала она, учитывая, что у "ужина" всего один вариант.

"Ужин" долго молчал. Он уставился в сырой, земляной пол, обдумывая предложение. Примерно через минуту поднял голову и сказал, – А ты не можешь просто меня отпустить? Пока никого нет?

Эбби покачала головой. – Завтрашняя ночь – ночь перед праздничным пиром. Тогда будет самое время.

"Ужин" издал звук крайнего разочарования. – Но какое это имеет значение? Когда они обнаружат нашу пропажу, мы уже будем далеко.

Эбби пожала плечами. – Ты еще кое-чего не понимаешь. Ты просто должна мне поверить. Завтрашняя ночь – идеальное время. Обещаю.

"Ужин" закатил глаза. – Окей. Как скажешь. Но ты тоже должна кое-что сделать для меня.

– Правда?

"Ужин" рассмеялся. – Убеди меня. Заставь меня поверить, – еще один пристальный взгляд на скованные запястья, – что ты не просто дергаешь меня за цепь.

Эбби улыбнулась. – Хорошо.

Она достала из темного угла погреба старое плетеное кресло, и села перед "ужином".

Потом начала говорить.

Она говорила долго и без перерыва.

Час или больше.

Рассказывала "ужину" все про свою жизнь.

Глава девятая.

Сумка «Прада» никак не выходила у нее из головы. Это была реальная вещь, не то, что та копия, купленная у уличного торговца в Тихуане несколько лет назад. Подделка выглядела почти как настоящая, но уже через несколько месяцев начала разваливаться. Сперва оторвался кончик ремешка, который она неряшливо приклеила на эпоксидку. Видок получился не очень. Она могла поменять ее на более дешевую и более симпатичную сумку, но залипла на дешевый, потрепанный тихуанский сувенир с завидным упорством, заслужившим едкие бесконечные комментарии подруг. Потом, менее чем месяц назад, мать повела ее в честь ее дня рождения в ресторан. В какой-то момент между основным блюдом и десертом Джессика отлучилась в дамскую комнату. Когда она вернулась, в центре стола стоял маленький подарочный пакет, украшенный цветной шелковой бумагой.

Что там, она даже не подозревала. Может, какое-то ожерелье. Или что-нибудь серебряное. Синтия Слоан знала, что дочь предпочитает серебряные украшения, а не золотые, и уже не один год шла по этому пути. Поэтому дорогая настоящая сумка "Прада" оказалась настоящим сюрпризом. Фактически, шоком, лишающим дара речи. Джессика была не из тех, кто визжит от восторга над подарками, даже очень красивыми, но на этот раз сделала исключение. Это была модная кожаная сумка из новой осенней коллекции. Сколько стоит? Кто ее знает. Каких-нибудь сумасшедших денег. А потом еще была открытка с длинным, проникновенным поздравлением от матери, выражавшим глубокую любовь к дочери и пожелание, что со временем она сможет лучше выражать эту любовь. Она должна была знать, что потом должно случиться что-то выдающееся, но была слишком отвлечена чеком, прилагаемым к открытке. Чек на пять тысяч долларов – две из них она планировала передать сегодня Хоуку за "Фалкон". Последний раз мать дарила ей деньги на восемнадцатилетие, тогда это было сто баксов. В то время для нее огромные деньги. Ее должна была насторожить эта небывалая расточительность, но она была слишком потрясена, слишком тронута любовью, выраженной в материнском поздравлении.

Спустя неделю, через день после того, как Джессика, наконец, перевела деньги с чека на свой банковский счет, Синтия Слоан шокировала всю семью своим самоубийством, наглотавшись таблеток и перерезав себе вены. Никто не знал, почему она это сделала. Не было ни рокового медицинского диагноза. Ни любовной интриги. Ее любящий муж все тридцать лет относился к ней с большой нежностью и заботой. В последующие недели Слоаны говорили только об этом. Выдвигали теорию за теорией, одна невероятнее другой, и так ни к чему и не пришли.

Она просто ушла.

Ушла безвозвратно.

От накативших воспоминаний из глаз Джессики полились слезы. Она чуть не споткнулась о вьюн, вытирая лицо тыльной стороной ладони. Заметив большой камень в десяти ярдах слева, решила передохнуть. Шума преследования уже давно не было слышно. Можно было остановиться на минуту, по крайней мере, чтобы взять себя в руки. Она сняла с плеча ружье, села на камень, зажав оружие между ног. Вытерла слезы и попыталась сосредоточиться на проблеме.

Черт, она должна вернуть ту сумку.

И не только по сентиментальным причинам. В сумке был ее кошелек, а также водительские права, карта социального страхования, и несколько кредиток. Хотя на всех кредитках, кроме одной, было пусто. И возможность кражи личных данных ее тоже не особо беспокоила. Почему-то она сомневалась, что эти мутанты способны навредить ей в этом отношении. Она сомневалась даже, что они сумеют прочитать собственное имя. Нет, в сумке была только одна, реально необходимая ей сейчас вещь.

Гребаный мобильник.

Ее билет из этого кошмара, если удастся его заполучить. Но для этого придется вернуться к машине. Туда, где она впервые увидела типов, которых охотник назвал Кинчерами. Тех монстров. От одной мысли об этом она содрогнулась. Намеренное возвращение туда было бы чистым безумием. Она снова подумала о Кинчерах и впервые задумалась, что стало с Хоуком. Он не смог бы убежать, как она, после часов, проведенных в тесном и грязном багажнике. Поэтому они либо убили его, либо куда-нибудь забрали. В любом случае, его нынешнее положение было гораздо хуже, чем нее. Эта мысль вызвала легкую, нервную улыбку. Она надеялась, что сейчас Кинчеры пускают его по кругу, трахая в задницу огромными, деформированными членами, а он кричит и хнычет как ребенок, пока его прямая кишка трещит по швам под их непрерывным напором. Потом она вспомнила, что Хоук сделал с ней ранее днем, и улыбка исчезла.

Джессика посмотрела вверх, прищурившись от ярких солнечных лучей, проникавших сквозь листву деревьев. У нее осталась от силы пара часов дневного света. И если она хочет выбраться из леса до наступления темноты, ей нужно поторопиться.

Она встала и снова накинула на плечо ремень ружья. Медленно обернувшись, поняла, что не уверена, в каком направлении двигалась до привала. На нее снова накатило отчаяние. Она не была лесным жителем. И навыками выживания не обладала, не смотря на регулярные советы отца, что ей нужно быть готовой к грядущей вселенской катастрофе. Она любила отца, но кадровый военный слишком уж вдохновенно на ее взгляд поддавался определенным веяниям "правосторонней" паранойи . Он искренне верил, что апокалипсис не за горами. Полный бред, конечно, но сейчас она жалела, что не приняла его частые предложения научиться основным навыкам выживания. Вот сейчас они бы, несомненно, пригодились.

Ну и черт с ним, – подумала она.

И, перестав вертеться, двинулась наугад. Она по-прежнему не знала, куда идет, но какое-то смутное чувство подсказывало, что она удаляется от злосчастной поляны. Одного смутного чувства было мало, но это лучше, чем вообще ничего.

Она прошла еще минут пятнадцать, пока лес не начал редеть. Деревья кучковались уже не так плотно. Подлесок был уже не такой густой, кустов почти не было. Через несколько минут она увидела сквозь деревья перед собой темный силуэт небольшого строения, и у нее перехватило дыхание. Пройдя еще несколько ярдов, она остановилась за высоким деревом у края очередной поляны. Эта была гораздо больше той, где она собиралась казнить Хоука. Примерно в центре поляны стояла ветхая хижина. Она подошла к лачуге сбоку, но со своей точки обзора заметила одинокую мужскую фигуру, сидящую в плетеном кресле на крыльце. Перед хижиной стоял грузовой пикап, с виду годов 50-ых. Несмотря на древний вид, он не походил на заброшенный реликт.

Хоть бы он был на ходу.

Больше на поляне никого не было. По крайней мере, на первый взгляд. Может, в хижине кто-то был. Женщина, готовящая ужин, например. Или может, кто-то сидит на другом кресле в противоположном конце длинного крыльца. Но эти соображения не могли сдержать Джессику.

Это был ее шанс.

Возможно, единственный.

Она сняла с плеча ружье и просунула палец в спусковую скобу. Оставаясь за рядом деревьев, прошла двадцать ярдов вправо, пока мужчина не исчез из вида. Она не хотела, чтобы он заметил ее, пока она не подойдет близко. Пока дуло ружья не уткнется ему в рожу.

Тогда у него не будет другого выбора, кроме как отдать ключи от машины. Придется либо убить его, либо подчинить себе, пока она не уедет, но думать об это пока рано.

Она сделала глубокий вдох.

Чуть крепче сжала ружье.

И шагнула на поляну.

Глава десятая.

Меган Филлипс вышла из-за деревьев, перепрыгнула через неглубокую канаву, и встала, уперев руки в бока, посреди двухполосной дороги.

Ну и что теперь? – подумала она.

Сырой, ослепляющий страх, загнавший ее в лес, ненадолго уснул, пока она обдумывала свой следующий шаг. На это время даже отчаянная тревога за Пита отошла на второй план. Но эти чувства не покинули ее. Вовсе нет. Они были просто... временно заблокированы. Она испытывала какое-то странное, горькое блаженство. Она знала, что это чувство хрупкое, способное разбиться от малейшего неверного движения, но хотела наслаждаться им, пока возможно.

Она посмотрела на закрытый магазин, стоящий через дорогу. Может, ей стоит разбить окно и забраться внутрь. Где-то там обязательно должен быть телефон, и она сможет позвонить местному шерифу или в службу спасения. Есть ли вообще в этой дыре служба 911? Она всегда воспринимала мнимую вездесущность системы как нечто должное. Но она никогда не жила в местности, где общая плотность населения не исчислялась миллионами. И большинство мест, которые она посетила за время отпуска, были гораздо более развиты чем этот... город? Можно это вообще назвать городом? Она не знала. В обоих направлениях были видны лишь леса и вьющаяся полоска серого асфальта. Магазин был единственный видимым зданием. Скажем, ей удастся забраться внутрь и найти телефон. Сколько времени понадобится местным властям, чтобы притащить сюда свои задницы? И то, что до полиции сюда могут вернуться те, кто забрал Пита, определенно нельзя списывать со счетов.

И что тогда?

Они тоже схватят ее.

И тогда, считай, и ей и Питу крышка. Их изнасилуют и убьют. Бросят в какую-нибудь яму и зальют известью. Или заберут в секс-рабство. Возможно, на долгие годы. Почему нет? Кто их здесь найдет? Никто из близких не знает, что они здесь.

Поэтому затея с вторжением идет к черту. Она с самого начала была бредовой. Милая крошка Меган Филлипс, бывшая танцовщица из команды поддержки, превратилась в неохиппи-вандалку?

Да ну брось!

Меган повернулась направо и посмотрела на пустынную дорогу. Туда уехали те типы. Туда увезли Пита. Он был где-то там, может, все еще без сознания, а может, уже в сознании, и терпит, бог знает, какие унижения или страдания. В нее снова начал закрадываться отчаянный, грызущий страх. На глазах выступили слезы.

– Бедный Пит...

Она двинулась вперед. Конечно, она понятия не имела, куда его увезли. Это могло быть где угодно. Но она просто не могла оставаться на месте. Идти – значит, хоть что-то делать. И если повезет, она получит какую-нибудь зацепку, или отследит вероятный маршрут похитителей. Правда, логики в этом не было никакой. Она же не детектив. И не экстрасенс. Она не умеет видеть сквозь стены или читать мысли. Но это лучше, чем ничего, лучше, чем просто ждать у моря погоды.

Сначала она шла прямо посреди дороги, шаркая подошвой туфлей по полустертой разделительной полосе. Потом перешла на обочину, пока до нее не дошло, что ее запросто может сбить какой-нибудь водитель-лихач, вынырнувший из-за поворота. А превратившись в дорожную пиццу, она уже ничем не сможет помочь Питу.

Она все шла и шла. Прошло десять минут. Пятнадцать. По-прежнему, никакого намека на цивилизацию. Ни машин, ни грузовиков. Она вспомнила то чувство жуткого одиночества, которое испытала, выбравшись из "Джетты" на парковку перед магазином. Словно она была единственной выжившей после какой-то неведомой глобальной катастрофы. Это ощущение вернулось с новой силой. Она обернулась. Магазин исчез из поля зрения. Только она и участок серой дороги, вьющейся через лесную чащу.

Летнее солнце припекало. На лбу выступили бусинки пота. Она собрала волосы в узел на затылке. Она была рада, что надела сегодня легкую короткую блузку, но пожалела, что утром вместо шорт натянула обтягивающие джинсы, которые сейчас сильно жали. Она смахнула пот со лба тыльной стороной ладони и вытерла руку о джинсы. Жалко, что у нее нет ножа или ножниц. Она могла бы зайти в лес и обрезать джинсы, превратив их в шорты. Стало бы гораздо легче. Потом она подумала о других вещах, которые можно сделать ножом или ножницами, и ее лицо потемнело. Она представила, как перерезает тому толстяку горло ножом. Как вонзает ему в глаза лезвия ножниц. Она почти уже чувствовала запах его крови, слышала его вопли. Эти буйные фантазии вызвали чувство отвращения, но ненадолго. Она снова вызвала эти образы, на этот раз они подогрели ее злость и добавили решимости найти и освободить Пита.

Она продолжила путь.

Через несколько минут впереди, в двадцати ярдах от нее что-то блеснуло на солнце. Она не сразу поняла, что это такое. Подстегиваемая любопытством, она ускорила шаг и вскоре остановилась, чтобы подобрать предмет.

Нахмурившись, повертела его в руках. – Хм. Странно.

Это был фрагмент женского кошелька, сделанного из лимонно-зеленой кожи, со съемной секцией, включавшей кармашки для кредиток и пластиковую рамку для водительского удостоверения. В бумажнике обнаружилась карточка "Виза платинум" и права на имя Мишель Раньон. Мишель была красоткой с длинными, блестящими, темными волосами, пухлыми губами и скулами, за которые удавилась бы любая модель "Вог". Родом она была из Филадельфии. По удостоверению ростом она была пять футов семь дюймов и весила сто двадцать фунтов. Карие глаза, дата рождения 11 июля 1983 года.

На два года старше меня.

Глядя на фотографию этой красивой девушки, Меган опять испытала страх, задумавшись, что стало с Мишель. Снова посмотрела туда, откуда пришла. Возможно, Мишель остановилась у магазина Хопкинс-Бенда. Возможно, те жуткие типы не смогли удержаться. В конце концов, как часто здесь появляются люди вроде Мишель? Поэтому, возможно, они ее схватили. И возможно, она выбросила свой бумажник из окна их старого грязного фургона, пока они везли ее туда же, куда только что забрали Пита. Она сделала это в отчаянии. В надежде, что кто-нибудь найдет его и поможет ей. Или хотя бы найдет ее тело и похоронит должным образом. Меган содрогнулась от этой мысли. На каком-то первичном уровне данная теория показалась ей правильной. Она явно была недалека от истины.

Меган внимательнее рассмотрела бумажник. Он был покрыт пылью, но явно не пережил еще разрушительного действия времени и непогоды. Большой палец скользнул по фотографии.

– Я найду тебя, если смогу, Мишель. Тебя и Пита.

Разглядывая фото красивой женщины, она вдруг ощутила какую-то тревогу. Нахмурилась, пытаясь понять, что ее беспокоит. И вдруг поняла. Ее глаза расширились. Глядя на фотографию Мишель, она вспомнила про свое водительское удостоверение.

Скоро типы, захватившие Пита, найдут в "Джетте" ее кошелек и увидят на удостоверении ее фото.

Они поймут, что Пит путешествовал не один.

Они вернутся.

Скоро.

Очень скоро.

Меган буквально подпрыгнула от звука приближающейся машины. Просканировала глазами дорогу впереди и ничего не увидела. Шум нарастал, и она поняла, что он исходит сзади. Она повернулась, сердце екнуло от радости при виде сбавляющей ход полицейской машины.

– О, слава богу, – всхлипнула она.

Она сунула бумажник с удостоверением Мишель в задний карман, и тут машина поравнялась с ней. Эмблема на двери гласила, что автомобиль принадлежит Управлению шерифа Хопкинс-Бенда. Водительская дверь открылась. Из машины вышел мужчина в коричневой форме и посмотрел на нее через крышу. Он был коренастый и высокий. На глазах очки с отражающими стеклами. На голове коричневая шляпа. Густые, с проседью усы. В углу рта торчала зубочистка.

Он выплюнул зубочистку и произнес, – Проблемы, мисс?

Меган открыла рот, чтобы рассказать о том, что случилось с Питом, но от нахлынувших эмоций лишилась дара речи. До сего момента она не осознавала, сколько всего в ней накопилось. Она попыталась что-то сказать и слезы хлынули у нее по щекам.

Мужчина обошел машину и обнял ее. Она уткнулась ему в куртку и разрыдалась. Он похлопал ее по спине и сказал, – Ну, ну. Все будет хорошо. Рассказывай.

Меган отчасти взяла себя в руки. Она была злая на себя. Сейчас Питу нужна помощь, а не слезы. Освободившись от объятий мужчины, она сделала шаг назад. Вытерла глаза и сказала, – Я в порядке.

Он скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на нее. – Давай с самого начала. Он улыбнулся. – Если ты готова.

Меган сделала глубокий вдох, собралась с духом, и выложила ему все, что смогла вспомнить про инцидент в магазине. Мужчина слушал ее, поглаживая рукой подбородок.

Когда она закончила, он кивнул и сказал, – Ты говоришь о Престонах.

Меган пожала плечами, – Я не знаю их имен. Только то, что они сделали. Но, похоже, вы их знаете. Куда они могли забрать Пита?

Мужчина развел руки в стороны и ухмыльнулся. – Знаете, мэм. Вот что любопытно: У Престонов отличная репутация в этих местах. Я ни на минуту не поверю, что они сделали то, в чем вы их обвиняете.

Меган уставилась на него. – Ч-что?

– На самом деле, для меня это похоже на бред сумасшедшего. Вы часом наркотики не употребляете?

Меган недоверчиво выдохнула. – Боже... мой. Вы серьезно?

Лицо мужчины посуровело. – Предельно серьезно. Он положил руку на кобуру пистолета. – Я хочу, чтобы вы развернулись и положили руки на крышу машины, а я обыщу вас.

Меган сделала инстинктивный, неосознанный шаг назад. – Вы не можете...

Мужчина выхватил пистолет из кобуры и направил на нее, держа обеими руками. Его крик буквально оглушил ее. – НЕ ЗАСТАВЛЯЙТЕ МЕНЯ ПОВТОРЯТЬ! РАЗВЕРНИТЕСЬ И ПОЛОЖИТЕ РУКИ НА КРЫШУ МАШИНЫ! НЕМЕДЛЕННО!

Дрожа от страха, Меган сделала, что ей было велено. На глазах снова выступили слезы.

Что ей еще оставалось делать?

О, боже. Пожалуйста, помоги мне...

Мужчина зашел ей за спину и встал на колени. Грубые руки обшарили сперва одну ее ногу, потом вторую. Он встал и засунул руку ей между ног. Пальцы согнулись и надавили. Она всхлипнула. Снова полились слезы. Он уперся промежностью ей в зад и она почувствовала его мощную эрекцию. Меган затряслась всем телом. Она не могла поверить в происходящее. Этот мужчина являлся слугой закона. Он должен был помочь ей. А вместо этого он... домогается ее. Пальцы мужчины настойчиво надавили ей пару раз на влагалище, а потом скользнули дальше по телу. Его ладони легли ей на груди и грубо сжали.

Потом он вдруг резко отступил от нее.

Его пальцы что-то вытащили у нее из кармана.

Меган судорожно сглотнула.

Бумажник.

Не успела она что-то подумать, как он завернул ей руки за спину и защелкнул наручники.

Потом снова наклонился к ней и прошептал в ухо. – Попалась, сука. Теперь не отвертишься. Эта женщина пропала несколько недель назад. Я арестовываю тебя по подозрению в похищении и убийстве.

Меган открыла, было, рот, но сильный удар в затылок заставил ее замолчать. Открыв заднюю дверь машины, он втолкнул ее внутрь. Захлопнув дверь, он закурил сигарету и, не спеша вернулся за руль.

Сев в машину, повернулся к ней и ухмыльнулся. – Не бойся, не будет никаких обвинений ни со стороны федеральных властей, ни со стороны властей штата, крошка. Он хмыкнул. – У нас тут свои законы.

Он рассмеялся и выдохнул на нее дым сквозь защитный экран. Потом устроился поудобнее, завел двигатель, и развернулся в три приема посреди дороги.

Меган упала на бок и почувствовала, как теплая кожа сидения уткнулась в мокрую от слез щеку.

Машина укатила в том же направлении, откуда появилась.

Возможно, в сторону офиса шерифа.

Увозя ее прочь от Пита.

Меган закрыла глаза, гадая, кончится ли когда-нибудь этот кошмар.