Текст книги "Порочный"

Автор книги: Брайан Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава двадцать седьмая

Старая хижина Мэйнардов походила снаружи на какое-то умершее существо. На гниющую шелуху. Странно. Тени должны были скрывать мрачную правду. Но лунный свет подчеркивал дряхлость старого строения, не столь заметную при ярких лучах летнего солнца. Да, она выглядела мертвой. Ветхая. Хрупкая. Глядя на нее, Эбби вспоминала увиденное однажды черно-белое фото старого корабля, выброшенного на одинокий берег. Хижина была настоящими руинами, пережитком глубокой старины.

Охваченная тоской, Эбби приблизилась к просевшему крыльцу хижины. У нее было сильное предчувствие, что старые обычаи и старые семьи отжили свое. Еще до отделения и войны они противостояли ходу времени и прогресса. Но мир за пределами Хопкинс-Бенда продолжал расти, расширяться, и вторгаться в места, где раньше была лишь дикая природа и непроходимые леса. Не нужно быть гением и провидцем, чтобы понимать, что местные не смогут удерживать внешний мир на расстоянии вечно. Однажды какой-нибудь умник в правоохранительных органах сопоставит факты, может, определит основную территорию, где периодически пропадает огромное количество людей. Потом кто-нибудь покопается в старых документах по Эвану Мэйнарду. И тогда конец наступит довольно быстро.

Когда Эбби шагнула в темное пространство хижины и задержалась, чтобы зажечь висящую рядом с дверью лампу, она задумалась, почему эта мысль должна ее печалить. Можно сказать, она уже попрощалась с Хопкинс-Бендом. В субботу она планировала уйти отсюда навсегда. Она терпеть не могла здесь жить. Ненавидела свой статус изгоя, с каждым днем укоренявшийся все сильнее. И все же это была единственная известная ей жизнь, здесь в этой хижине и в лесах, хорошо ей знакомых, среди этих людей.

Она вошла на кухню и зажгла еще одну лампу. Сняла ее с крюка на стене и, взяв с собой, двинулась через тесную, темную кладовку. Открыла дверь в погреб и очень осторожно стала спускаться по скрипучей лестнице. Подняла лампу и посмотрела на Мишель. Женщина, которую она до сегодняшнего дня называла "ужином", спала. Ее тело безвольно висело на веревке, привязанной к балке. Голова свесилась на бок, грудь медленно вздымалась и опускалась.

Эбби повесила лампу на крюк и подошла к Мишель. Женщина продолжала спать, видимо, не потревоженная ни светом лампы ни близостью Эбби. Либо притворялась, что спит. Большинство из них время от времени симулировали сон, хотя это никогда им не помогало. Позволив себе немного полюбоваться стройным телом женщины, Эбби почувствовала, как участилось ее дыхание. Ей снова захотелось потрогать ее. Дать волю рукам. Это было такое мучительное искушение...

Она закрыла рот и затаила дыхание.

Досчитала до десяти.

Выдохнула.

И сказала, – Это я.

Мишель открыла глаза и посмотрела на Эбби. Темные глаза были еле различимы в мерцающем полумраке, но от их взгляда сердце Эбби затрепетало. Мишель попыталась что-то сказать сквозь кляп, и Эбби пришлось осторожно вытащить его у нее изо рта.

– Боже. Спасибо. Мишель судорожно втянула в себя воздух. – Ты не представляешь, как трудно все время дышать одним носом.

– Извини, что мне пришлось вернуть кляп на место. Мама или сестра могли зайти сюда в мое отсутствие.

– Поэтому ты сделала это, чтобы соблюсти приличия.

– Верно.

– Не можешь меня развязать?

Эбби покачала головой. – Извини. Еще не время.

Мишель нахмурилась. Она перевела взгляд с Эбби на темный угол подвала. Эбби едва устояла перед желанием провести тыльной стороной ладони по изящно вылепленным скулам женщины. Но устоять было не легко. Было в Мишель нечто, вызывающее непреодолимое желание потрогать ее. Нечто большее, чем внешняя красота. Нечто экзотическое, что так привлекало Эбби. По водительским правам и паспорту она считалась белой, но слегка миндальный оттенок кожи намекал, что ее венах течет немалая толика латиноамериканской крови. Пухлые губы и большие глаза укрепляли это предположение.

Мишель снова смотрела на нее. – Эбби?

– Что?

Уголок рта женщины дрогнул, изогнувшись в понимающей полуулыбке. – Поцелуй меня.

Щеки Эбби вспыхнули огнем. – Что...? Ты хочешь, чтобы я тебя... что?

Мишель улыбнулась. – Я хочу, чтобы ты меня поцеловала.

Она вытянула шею, подставив свои восхитительно пухлые губы.

Эбби затрясло. – Я... я не знаю...

На этот раз Мишель ухмыльнулась. – Кажется, ты знала, чего хотела, когда раньше трогала меня.

Лицо Эбби снова вспыхнуло. – Я... сожалею об этом. Я не имела права.

– Все нормально. Мне понравилось.

– Понравилось?

– Да.

Эбби вытерла пот со лба и нервно улыбнулась. – Мне... тоже понравилось. Ее сердце забилось так сильно, что готово было взорваться, когда она сделала это признание. – Ты такая красивая.

– Ты должна поцеловать меня, Эбби. Ну же.

Она снова вытянула шею.

И подставила губы.

Эбби наклонилась к ней.

Их губы встретились.

От первого же движения языка Мишель Эбби потеряла над собой всякий контроль. Она обхватила женщину руками и слилась с ней в поцелуе. Мишель обвила сильной ногой талию Эбби, соединив их тела. Эбби почувствовала прикосновение набухших сосков Мишель сквозь ткань ее одежды. От этого ее возбуждение почти достигло своего пика. Она вывернулась из жарких объятий лишь чтобы сорвать с себя одежду. Потом снова бросилась к Мишель. Страсть сделала ее слепой ко всему. Она не замечала, как морщится женщина, когда цепи, сковывающие ее запястья, болезненно впивались в кожу. И не слышала слабого скрипа у них за спиной, изданного ногой, осторожно ступившей на деревянную лестницу.

Мишель с трудом оторвала губы от рта Эбби и заговорила хриплым голосом, тяжело дыша. – Развяжи меня... меня. Мы займемся любовью... прямо здесь.

Эбби обхватила лицо Мишель руками и почувствовала под ладонями пот. Лоснящаяся кожа женщины красиво поблескивала в свете лампы. Для Эбби она была похожа на сияющую, неземную богиню. Мишель наклонилась ближе, снова коснувшись мягкими губами ее рта. Плоть затрепетала под жарким дыханием. – Ты не представляешь, как мне хорошо.

Из горла Эбби вырвался глубокий стон.

Она отчаянно пыталась сосредоточиться. Но поглотившая ее непреодолимая страсть мешала думать. Был велик соблазн послать все к черту и сделать то, о чем просила Мишель. Она представила себя, распростертую на полу погреба, и Мишель, вытворяющую с ее телом удивительные вещи своими искусными руками и ртом. Одного этого образа было достаточно, чтобы заставить ее достать ключ. Но она заставила себя подождать еще немного. Еще кое-что обдумать. Она сказала Мишель, что завтра вечером будет лучшее время для побега, но сделала это лишь для того, чтобы выиграть себе немного времени для принятия окончательного решения. Хотя она уже приняла его.

Окей, – подумала она. Я освобожу ее.

Мы уйдем сегодня.

Пока матушка и Лаура распутничают – а племянники шляются бог знает где – лучшего времени не найти. Хижина над погребом будет пустовать еще несколько часов. Эбби поняла, что время сделать смелый, долгожданный шаг, наконец настало, и почувствовала нарастающее возбуждение

– Я принесу ключ.

Глаза Мишель расширились от удивления. Она явно не верила, что Эбби действительно это сделает. – Правда?

Эбби снова обхватила лицо женщины руками. – Правда. Мы уходим отсюда.

На глаза Мишель навернулись слезы и медленно скатились по щекам. Она всхлипнула. – Спасибо.

И тут у них за спиной раздался чей-то громоподобный голос. – БОЖЕ МОЙ, ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?

Эбби подпрыгнула.

Мишель застонала и чертыхнулась.

Эбби выпустила лоснящееся тело Мишель из своих объятий и повернулась к Лауре Мэйнард, стоящей у подножия лестницы. Челюсть у сестры отвисла от изумления. Она в ужасе уставилась на Эбби, как на что-то поистине отвратительное.

Голос сестры прозвучал снова: – ТЫ ГРЕБАНАЯ ИЗВРАЩЕНКА! – Она сделала к ним несколько шагов и ткнула пальцем в сторону лестницы. – ОДЕВАЙСЯ, ЧЕРТОВА УРОДКА, И УБИРАЙСЯ НА ХРЕН ИЗ МОЕГО ДОМА!

Эбби молча смотрела на нее.

Она представила, как сестра спускается по ступеням, слушая их стоны и всхлипы. Представила, о чем та подумала, увидев их вместе, когда наконец поняла, что происходит нечто другое, чем обычное издевательство над пленником. И в тот момент Эбби осознала, что прежняя жизнь полностью и безвозвратно потеряна.

Лаура сделала к ней еще один шаг и снова ткнула вытянутой рукой в сторону лестницы. – Ты что, не слышала, чокнутый кусок дерьма? Я хочу чтобы ты убралась из моего дома. Немедленно! И не дай бог мне придется повторять.

У Эбби внутри все закипело.

Ее дом?

Как будто Мама уже умерла.

Как будто Лаура уже вступила во владение наследством Мэйнардов.

Эбби опустила голову и ринулась на сестру. Из широко раскрытого рта вырвался звериный рев. Какое-то мгновение Лаура стояла словно парализованная. Но всего лишь мгновение. Она повернулась и побежала к лестнице, через секунду достигла нижней ступени и махом взлетела на несколько ступеней вверх. Достигнув лестницы, Эбби издала очередной крик, и бросилась за ней следом. Добравшись до верха, Лаура оглянулась через плечо, и закричала, увидев перекошенное кровожадной яростью лицо сестры. Выскочила в дверь и попыталась захлопнуть ее за собой, но Эбби протаранила старое, хрупкое дерево плечом. Дверь скрипнула, треснула и разлетелась на куски. Эбби влетела в тесное пространство кладовой. Лаура снова закричала, бросившись через дверь на кухню, и попыталась снова захлопнуть за собой дверь. Она несомненно собиралась запереть здесь Эбби и удерживать, пока не вернется Мама или еще кто-нибудь.

Но Эбби было не остановить.

Впереди ее ждала новая жизнь.

С Мишель.

И ничто не могло помешать ей.

Эбби успела влететь в дверь за мгновение до того, как она успела захлопнуться. Лаура снова закричала и отшатнулась назад. Она уперлась задом в край обеденного стола и издала сдавленный вопль, когда Эбби приблизилась к ней вплотную. Кулак Эбби метнулся вперед и ударил в мягкую грудь Лауры, от чего та сложилась пополам.

Лаура захрипела и подняла на нее полные слез глаза.

Они блестели от шока и страха.

Кулак Эбби снова обрушился на нее.

Под тяжелым ударом нос Лауры деформировался с отчетливым хрустом. Кровь хлынула из ноздрей, она отшатнулась от стола и рухнула на пол. В тот момент Эбби окончательно потеряла разум. Сама Эбби словно куда-то исчезла. А на ее месте возникла озверевшая дикарка. Она оседлала Лауру и прижала к полу. Удары посыпались градом. И им не было числа. Что-то мелькнуло и губы Лауры превратились в кашу. Из десен вылетело несколько зубов, рот наполнился кровью. А удары продолжали сыпаться. Эбби не чувствовала рук. Как будто к ее запястьям были приварены стальные блоки.

Она понятия не имела, сколько прошло времени, когда, наконец, закончила избиение. Может, пара минут. А может, десять или пятнадцать. К тому времени это вряд ли имело значение. Лаура была жива. По пузырящейся крови в углу рта было ясно, что она еще дышит. Но глаза были невидящими и остекленевшими.

Эта сука никак не сдохнет.

Эбби медленно, пошатываясь, поднялась на ноги.

Окинула взглядом кухню.

Вот он.

Большой молоток для отбивания мяса.

Она схватила его с крюка на стене и снова уселась на Лауру. Она ничего не стала делать. Просто смотрела Лауре в глаза. Ждала, когда они сфокусируются и увидят ее. Ждала, чтобы сестра увидела, что с ней происходит.

Наконец, зрение Лауры прояснилось.

Она посмотрела на Эбби.

– Пожалуйста...

Эбби зарычала и подняла большой стальной молоток над головой.

Лаура слабо покачала головой. – Не надо... пожалуйста...

Рука Эбби опустилась.

Череп хрустнул под сталью.

Потом были еще удары.

Много ударов.

Когда все закончилось, Эбби вымыла руки с мылом и водой из кувшина. Она испытывала странное спокойствие и по-прежнему чувствовала себя другим человеком. Может, потому, что она была уже не той, кем была всего несколько минут назад. Она претерпела еще одно изменение. Теперь она знала, на что способна ради достижения цели.

Она была способна абсолютно на все.

Я получу, что хочу, – подумала она.

И ничто меня не остановит.

Она вернулась к безжизненному телу сестры, наклонилась, схватила за руки, и потащила через разбитую дверь кладовой в погреб.

Глава двадцать восьмая

Где-то к концу третьего или четвертого инициированного Джастин соития, Пит случайно заметил, что у них появились зрители. В нескольких футах от загона стояла тощая фигура, наблюдавшая за ними из темноты. Задняя часть здания была примерно в тридцати ярдах от клеток, поэтому свет заднего крыльца не попадал на лицо человека. Сперва Пит подумал, что этим пассивным наблюдателем был Карл, но темная фигура была гораздо ниже ростом, чем этот сукин сын. Похоже, это был третий брат Престонов, чьего имени он не знал. Он вытянул шею и прищурился, чтобы разглядеть как следует, и тут же пожалел об этом. Рук человека он не видел, но судя по бешенному движению правого предплечья, одна из них работала как поршень в районе промежности. Пита затошнило. Этот деревенский ублюдок мастурбировал. Он хотел было закричать на парня, сказать, чтобы тот прекратил вести себя как чертов извращенец, но что толку? Этот засранец все равно будет делать, что хочет. Вдруг еще рассердится.

А Пит не хотел этого.

Боже, нет.

Яркий рассказ Джастин о зверском убийстве друга не выходил у него из головы, даже сейчас, в разгар секса. Он не хотел закончить так же. Но это казалось неизбежным. И всякий раз, когда он думал об этом, словно черная впадина раскрывалась в его сердце. Господи, но он не хотел умирать, особенно так. Он был слишком молод. Еще столько нужно сделать. Еще столько приключений ждет впереди. Это будет не честно. И что еще хуже, он прекрасно знал, как это произойдет. Он будет просить. Умалять. Плакать. Обещать все, что угодно. А они будут смеяться над ним. Издеваться над ним. А потом познакомят с такой болью, какой он даже себе не представлял.

Джастин взяла его за подбородок и повернула лицом к себе.

Сейчас она была сверху, ее тело совершало волнообразные движения. Он смотрел, как от его толчков подпрыгивают ее груди. Она улыбнулась, и ее рука легла ему на горло, крепко сжала, перекрыв доступ воздуху. Пит захрипел. Она уже не раз делала это, и инстинктивная паника снова нахлынула на него. Но вскоре она ослабила хватку и он из всех сил вдохнул, наполнив легкие сладким, восхитительным воздухом. Она рассмеялась. Она смеялась всякий раз, когда так делала. Это его пугало. Но он не мог заставить себя остановить ее. И это неудивительно. Она уже много раз доказала, насколько он бессилен перед ней.

Она шлепнула его и снова рассмеялась.

Все тело у Пита ныло. Она использовала и мучила его сверх всякой меры. Интересно, это у них уже третий или четвертый заход? Трудно сказать. Весь вечер слился в сплошной, потный секс. Поэтому он потерял счет. Наверное, они занимались этим раз пятый. Черт, шестой. Кто знает? Безумие какое-то. У него такая же половая потенция, как и у всякого другого молодого человека его возраста. У него здоровое либидо. Но до сегодняшнего дня он и не думал, что возможно возвращаться в седло столько раз за ночь. Но у девушки были какие-то волшебные пальцы. Всякий раз когда он кончал, она давала ему чуть-чуть передохнуть, потом снова принималась за него. Боже... что она вытворяла пальцами, ртом и языком! Он вспомнил, какова была Меган в постели. Хороша. Очень хороша.

Но с этим никакого сравнения.

Даже близко.

Укол стыда, который он испытывал всякий раз, когда думал в этом направлении, ослабевал с каждым разом. Сейчас он уже едва почувствовал его. Джастин сказала, что может заставить мужчин делать все, что захочет. Она могла из любого мужика вить веревки. Похоже, она не преувеличивала. Так что это значит? Что он принадлежит сейчас ей? Он, наверно, такой же чокнутый, как и она, раз думает об этом.

Джастин снова шлепнула его. – Тебе нравится, когда я тебя бью?

Пит сглотнул, посмотрев в ее блестящие глаза. – Д-да.

– Видишь? Ты уже мой.

Пит не стал спорить. Зачем все усложнять?

Ритм ее извивающегося тела замедлился до сильных толчков. Пит застонал, зажмурился и выгнул спину, подавшись ей на встречу.

Потом он что-то услышал.

Скрежет металла о металл.

Он нахмурился. – Что за...

Джастин вскрикнула и отлетела от него на несколько футов. Пит лежал, тяжело дыша, мысли вихрем кружились в голове в отчаянной попытке понять, что происходит. Потом он сел и увидел, что посреди клетки, спиной к нему, стоит брат Престонов. Он возился с молнией на джинсах, надвигаясь на Джастин, которая визжала, забившись в угол. Собаки в других клетках выли и с грохотом бросались на проволочное ограждение. Пит посмотрел на дом и закрытую заднюю дверь, ожидая увидеть, что она в любую секунду распахнется и на шум выглянет еще кто-то из Престонов. Но этого не произошло. Дверь оставалась закрытой, свет в доме на зажегся.

Внезапно внимание Пита переключилось на что-то другое.

Ворота. Они были открыты.

Это его шанс. Нельзя было его упускать. Он поднялся на четвереньки, уткнувшись пальцами ног в сухую землю. Мышцы ног напряглись, как у спринтера перед стартом. Свобода была всего в шести футах от него. Он сможет выбраться отсюда и найти Меган. Они убегут из этого места и вернутся к жизни, которую эти ублюдки попытались у них украсть. Внутренний голос кричал ему убегать, но что-то удерживало его.

Не сейчас..

Неожиданно для себя он посмотрел на Джастин. Она все еще была в углу, не способная отступать дальше. Брат Престонов спустил штаны до лодыжек и пытался сейчас от них освободиться. В любой момент он набросится на нее. Сейчас он был пленником собственной похоти. Похоже, он потерял рассудок, наблюдая за теми чудесами, что вытворяла Джастин с его телом. Пит вряд ли мог винить в этом парня. От такого зрелища у любого съехала бы крыша. Настолько, чтобы потерять бдительность.

Пит поднялся на ноги и осторожно подкрался к типу сзади. Он был от него всего в паре футов, как тот упал на колени и повалился на Джастин. Пит зарычал и бросился на него, обхватил мускулистой рукой ему горло и оторвал его от нее. Оседлав типа, он передвинул руку так, чтобы его кадык оказался у него в сгибе руки. Тип кричал и бился, но Пит зафиксировал захват, схватившись другой рукой за запястье. Сейчас лишь было важно удержать захват, постоянно усиливая нажим. Вскоре сопротивление стало ослабевать и, наконец, прекратилось. Пит сохранял нажим еще минуту, чтобы убедиться, что парень действительно умер. Затем с силой выдохнул и отпустил его. Перевернул на спину, какое-то время всматривался в его неподвижные черты лица, потом вздохнул.

И только тогда осознал всю чудовищность содеянного.

Это так потрясло его, что на мгновение ему стало дурно.

Срань господня, – подумал он.

Я только что убил человека.

Внутри у него все сжалось от горечи, но это продолжалось недолго. Пит вспомнил, где находится, и что этот деревенский ублюдок сделал с ним. И тогда в нем не осталось ничего кроме гнева и нарастающего чувства справедливости.

На хер его, – подумал он.

Гори в аду, засранец.

Джастин уже поднялась на ноги.

Она подошла ближе и плюнула в лицо мертвецу. – Свинья. Ты заслужил смерти.

Пит посмотрел на нее. – Ты права, как никогда. Уходим отсюда.

Джастин улыбнулась.

Она обняла и сжала его так сильно, что секунду он не мог дышать, тут же вспомнив, что сделал с братом Престонов. Освободившись от ее объятий, он сказал, – Да, я тоже рад. Но у нас мало времени.

Джастин кивнула. – Да. Потом у нас еще будет куча времени потрахаться.

У этой девушки только одно на уме.

Впрочем, его это уже не волновало.

Он нашел свою одежду и поспешно оделся. Потом они с Джастин, взявшись за руки, вышли из клетки, оставив мертвеца наедине с воющими собаками.

Глава двадцать девятая

Это место было похоже на чертовы «Зеленые просторы», провалившиеся в ад. Точнее, провалившиеся в ад и вывернутые наизнанку. В этой версии «Причудливого Мира» Эдди Альберта день и ночь имели бы в задницу и заставляли курить крэк. Повсюду сновали кудахчущие куры, выискивая что бы поклевать. Рядом с Гарнером скакал старый пес, вывалив большой розовый язык из слюнявого рта. Вокруг ошивались молодые члены клана Кинчеров. Он увидел угрюмых подростков, стоящих, опершись на ржавый трактор. Все уродливые, как первородный грех, но по сравнению с парнем, сидевшим за рулем трактора, выглядели журнальными моделями. Голова у него была размером с тыкву. Большую тыкву. Но лицо словно вдавлено внутрь, будто над ним потрудилась пара парней с битами. Один глаз почти на дюйм больше другого, из которого сочился густой белый гной. Носа у парня не было, по крайней мере, в общепринятом смысле. Посреди распухшего, изуродованного недугом лица были какие-то дыры размером с горошину. Хоук догадался, что через них бедняга и дышит. Раздутые губы мальчишки изогнулись и изобразили самую гротескную улыбку, какую Хоук только видел.

Хоук содрогнулся. – Вот черт. Этого парня приложили "уродливой палочкой", да так сильно, что она сломалась. Верно?

Гарнер усмехнулся. – Восхищаешься моей работой, стало быть?

– Не знаю, подходящее ли слово «восхищаюсь», но, вижу, время ты тут зря не терял. Нужно отдать тебе должное.

Еще один смешок. – Ты еще всего не видел. Подожди, вот познакомишься с Глэдис.

– Что за Глэдис?

– Ах, как быстро мы забываем. Глэдис это матриарх Кинчеров. Ей сто семьдесят девять лет.

– О, да брось.

– Разве я тебя обманывал?

– Хм.. нет. Наверно, нет, но все же. Хоук нахмурился. – Так... постой, погоди. Как кто-то – имею в виду, кто-то кроме вас, демонов – может дожить до ста семидесяти девяти гребаных лет?

Тем временем они подошли к крыльцу дома, заметно отличающегося от других ветхих жилищ, которые он видел по пути. Во-первых, это была не лачуга, а настоящий дом. Не новый, правда, но тем не менее, дом. Построенный, видимо, в середине двадцатого века, и по сравнению с хибарами местных жителей, он был абсолютно новым. Из крыши торчала старомодная телеантенна. Она была так завалена в сторону, что казалось, вот-вот упадет. С появлением цифрового вещания штука явно устарела, но указывала на присутствие хоть каких-то современных технологий. Ее вид уже не так напоминал о временах первых поселенцев. А еще сквозь сетку убогих занавесок, висящих на грязных окнах, Хоук заметил мягкий свет электрических ламп.

Гарнер поднялся на две ступени крыльца и, повернувшись, посмотрел на него. – Я не демон.

– Ну-ну. Тогда что у тебя за рога?

– Я гибрид человека и демона.

– Точно. Окей. Ух-ты! Теперь все понятно.

Гарнер недоверчиво склонил голову. – Да ну? Хорошо. Рад, что въезжаешь.

Хоук закатил глаза. – Да это сарказм, мужик. Ничего мне не понятно. Ни капельки. Говоришь, что собираешься сделать из меня себе "сосуд". Забрать мое тело и использовать его для путешествий по реальному миру, где не привыкли каждый день видеть гибридов людей и демонов. Понимаю. Мне это не нравится, но я понимаю. Концепцию, имею в виду. Но сам процесс воплощения... черт, я даже думать не хочу об этом. А вот что я вообще не понимаю, так это то, как демон мог спариться с человеком и произвести жизнеспособное потомство. Эти чертовы рога всю матку же бабе разорвут.

Уголок гарнеровского рта приподнялся вверх. – Это точно. Демон может оплодотворить самку человека, но жизнеспособное потомство не возможно.

– Тогда какого черта, мужик?

– Когда-то я был человеком. Я уже говорил тебе, давным-давно мой народ имел проблемы с Кинчерами.

Хоук ухмыльнулся. – Да, еще в старые добрые времена. Эй, мужик. А у тебя был свой собственный конный экипаж?

– Был.

Хоук рассмеялся. – Брось заливать, мужик.

– Честно.

Улыбка Гарнера стала шире. Он выглядел искренне удивленным. И не таким уже суровым. Разговаривать с ним было все равно что трепаться с приятелем за барной стойкой. На какое-то время можно было забыть истинную правду об этом чуваке.

У Хоука перед глазами всплыла картина дождя из крови и частей тел в лошадином стойле.

Почти уже забытая.

Выражения лица Гарнера вдруг резко стало серьезным. – Мой клан только приехал в эти места. Это случилось вскоре после Гражданской войны. Возник земельный спор. Мы застолбили право собственности. Деньги были заплачены, все необходимые документы переданы местным органам власти. Но Кинчеры заявили, что земля принадлежит им и поклялись удержать ее в не зависимости от того, что гласит какой-то клочок бумаги. Но мы все равно заселились. Однажды ночью Кинчеры напали на наш лагерь. Они забрали мою жену и дочь. Насиловали и пытали их. Моя жена умерла, но дочери удалось бежать. Она пришла домой без глаза и нескольких пальцев. Каждую ночь она с криками просыпалась, пока я не положил конец ее страданиям, подсыпав мышьяк ей в чай.

Лицо Хоука побледнело. – Черт, братан. Неудивительно, что ты наложил порчу на их задницы.

Кроваво-красная щека Гарнера дернулась. Более полутора века прошло с момента описываемого им злодеяния, но гнев никуда не ушел, кипел у самой поверхности. – Я знал, что обычного правосудия будет не достаточно. Поэтому поехал в Новый Орлеан и проконсультировался с одним знахарем.

– Верное дело, правда? Не то, что эти современные жулики.

Гарнер кивнул. – Да, как ты говоришь, верное дело. Он помог мне вызвать демона. Прямо из внутренних кругов ада. Демон согласился помочь мне, в обмен на мою душу.

Хоук покачал головой. – Черт, да ты реально крут, чувак. В обмен на душу. Ни хрена себе!

– Да.

На мгновение взгляд темных гарнеровских глаз стал каким-то отсутствующим. Словно он смотрел сейчас в далекое прошлое. Хоук попытался представить себе, каким оно было у этого парня, настоящего Гарнера. Гарнера-человека. Попытался поставить себя на его место и обдумать это решение. Но не смог. Этого не случилось. Помешало чрезмерное самолюбие. А может, самолюбие и лень. Конечно, он отомстил бы, но скорее устроил бы для ублюдков вооруженную засаду. Что-нибудь простое, и уж точно не поперся бы в Новый Орлеан искать знахаря и вызывать демона. Срань господня.

Гарнер снова смотрел на него и, кажется, прочитал его мысли. – Я любил жену и дочь больше всего на свете. Больше жизни. Отдать душу, ради воплощения мести, для меня было ничто.

– Окей.

Ничто, моя тощая белая задница.

– Сделка была скреплена в озере адского пламени. Я опалил каждый дюйм своих плоти и духа. А когда все закончилось, я стал полудемоном, и моя душа больше не принадлежала мне. Я откажусь от нее, когда наконец спущусь во владения Сатаны.

– Да? Когда это произойдет?

– Раньше, чем я хотел бы.

– Что ж, всем нам когда-то предстоит уйти.

Гарнер улыбнулся. – Вот почему мне нужен смертный "сосуд". Воздействие адского пламени, изменившее меня, начинает угасать, и когда оно исчезнет полностью, мне тоже придет конец. Однако я могу отсрочить свою кончину на неопределенное время, переселяясь из одного человеческого тела в другое. Ты будешь первым.

– Ну разве я не счастливчик, мать мою за ногу?

На этот раз Гарнер ничего не сказал, лишь продолжал улыбаться.

От этого Хоук ненашутку разнервничался, но что он мог поделать?

– Ну... все равно...

– Ты готов увидеть Глэдис?

– Не знаю, уместно ли здесь слово «готов». Не похоже, что у меня есть выбор в данном вопросе. И ты так и не рассказал мне, зачем нам ее видеть.

– Под пятой у Глэдис Кинчер находились остальные члены клана. Не то, чтобы тогда так было принято, но в Хопкинс-Бенде всегда все было перевернуто с ног на голову. Это она отдала приказы, повлекшие смерть моих жены и дочери. Я пожелал, чтобы ее страдания были воистину колоссальными и продолжительными. Я использовал дарованные мне способности чтобы продлить срок ее жизненной силы. Порча началась с нее. Она родила неправильных детей. У них отсутствовали пальцы и глаза.

Хоук присвистнул. – Как у твоей дочери.

– Как у моей дочери.

– Но ты не остановился на этом. С этими уродами все гораздо хуже, чем просто отсутствующие пальцы и глаза.

– Моя жажда мести не могла быть удовлетворена простым "око за око". Я хотел навсегда разрушить их клан.

Хоук вспомнил про парня с гнойным глазом, ухмылявшегося ему из кабины трактора. – Ну, я могу лишь сказать, что миссия выполнена, братан. За всю жизнь не видел более уродливых засранцев.

– Мне очень приятно слышать твои слова. Они подтверждают мое убеждение, что моя миссия достигла правильного завершения. Теперь, когда я их разрушил, я должен положить им конец. И тогда я смогу покинуть это гнилое место раз и навсегда.

– И как ты собираешься положить им конец?

Гарнер подошел к входной двери и взялся за дверную ручку. – Идем. Увидишь.

Хоук глянул украдкой на лес, окружающий имение Кинчеров, и на мгновение задумался о побеге. Но это было бессмысленно. Чертов демон – полудемон – в одно мгновение вернет его назад и он окажется прямо на этом же месте. Много суеты, которая ни чем хорошим не закончится. Зачем впустую тратить силы?

Да, я ленивый сукин сын.

Он вздохнул и нехотя поднялся по ступенькам на крыльцо.

Гарнер рассмеялся.

Было что-то в этом смехе коварное и тревожное. Хоук снова задумался о побеге. Гарнер положил руку ему на запястье и резко сжал. – Никуда ты не пойдешь.

Хоук сморщился от боли. – Хорошо. Хорошо. Черт, ты руку мне вывернешь. Какой прок будет тогда от такого "сосуда"?

Вместо ответа снова безумный хохот.

Гарнер открыл дверь и втянул Хоука за собой. Он протащил его через тускло освещенную переднюю в гостиную, обставленную хламом, который не взяла бы себе ни одна благотворительная организация. Неудобный на вид диван с деревянными ножками и ужасной обивкой. Шаткое зеленое кресло, которое не выдержало бы никого с весом свыше ста пятидесяти фунтов. Какая-то гребаная тахта. Хрупкие на вид приставные столики и лампы с дырявыми абажурами. Но больше всего его встревожила не обстановка. А выстроившиеся в ряд уродцы-Кинчеры, ждавшие их появления. Примерно равное количество мужчин и женщин. Некоторые с большими, луковицеобразными головами. Некоторые с лишними пальцами или конечностями. У одного был настолько огромный горб, что ему все время приходилось стоять согнувшись пополам. У других были такие сплюснутые и искривленные лица, что от их вида содрогнулся бы любой балаганный уродец. Но Хоук уже привык к внешнему виду Кинчеров. Его не это беспокоило.

А тот факт, что все они были голые.

Да, вот это его беспокоило.

Хоук застонал.

У него закружилась голова и он покачнулся. – Вот, дерьмо!

Гарнер крепче сжал его запястье и удержал в вертикальном положении.– – Видишь ли, дружище, чтобы использовать тебя в качестве "сосуда", я должен расслабить твой разум.

Хоук уже испытывал жуткую слабость.

Ему казалось, что его вот-вот вырвет.

Кинчеры подступали все ближе, образуя вокруг него сплошной круг из деформированной плоти. Он увидел то, чего не хотел видеть. У одной женщины подмышкой висела пораженная болезнью третья грудь. А у одного из мужчин был толстый, гигантский пенис, свисающий почти до пола – только сейчас он набухал и поднимался вверх.