Текст книги "Голос мертвых"

Автор книги: Брайан Ламли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

Его ответ не убедил и не удовлетворил Уэллесли:

– А не могли ли здесь быть замешаны гипноз, обман зрения, какой-либо фокус или мошенничество?

– Не забывайте, что я обладаю безотказным защитным механизмом, – снова покачал головой Кларк. – Можно ввести в заблуждение меня, но его не обманешь. Он предупреждает меня об опасности лишь в тех случаях, когда она действительно существует. Он никогда не заставляет меня убегать от безобидных иллюзий, он спасает меня лишь от реальной угрозы.

Но он всегда и безоговорочно уводит меня от мертвецов, от тех, кто не умирает никогда, и от всего того, что может лишить меня головы.

Какое-то время Уэллесли не знал, что ответить, и наконец заговорил снова.

– Известно ли вам, что долгое время я понятия не имел о своем даре. Практически всю свою жизнь – до того момента, когда пришел работать сюда – (Это была ложь, но Кларк не мог знать об этом.) – Так вот, каким образом можно узнать, обладает ли человек негативным даром? Если бы умение читать чужие мысли было обычным явлением, я в этом случае стал бы белой вороной, ибо не умею проникать в чужой разум и никого не допускаю в свой. Но, поскольку это явление далеко не обычное, у меня не было возможности обнаружить свой дар, ибо отсутствовал критерий определения. Все, что я знал, это наличие у себя интереса к метафизическому, к парапсихологии. Вот почему я ошибся и появился здесь в качестве трансфера. А когда ваши сотрудники стали проверять мое соответствие должности и пригодность к работе здесь, они вдруг обнаружили, что я никого не допускаю в свой мозг.

– Что вы хотите этим сказать? – озадаченно спросил Кларк.

– Я и сам толком не знаю. Думаю, что просто пытаюсь объяснить, почему, будучи руководителем отдела экстрасенсорики, я не до конца верю в то, чем мы занимаемся, что делаем. И когда вы заставляете меня сталкиваться с таким человеком, как Гарри Киф... Знаете, одно дело – парапсихология, а другое... это уже нечто совершенно сверхъестественное!

На лице Кларка появилась такая редкая для него улыбка.

– В конце концов вы все-таки человек, – сказал он, – уж не думаете ли вы, что все это смущает только вас? Бог с вами! Каждый, будь то мужчина или женщина, кто здесь когда-либо работал или работает сейчас, испытывал в тот или иной момент те же сомнения, что и вы. Если бы каждый раз, когда я думал об этом – обо всех неясностях, несоответствиях и противоречиях в нашем деле, – я получал бы по одному фунту, сейчас я был бы очень богатым человеком. Что за странные сочетания! Роботы и романтики! Сверхнаука и сверхъестественное! Телеметрия и телепатия Компьютерные разработки и прогнозы и, в то же время, предсказания! Спутники-шпионы и провидцы Такое способно смутить кого угодно! Все дело в одновременном существовании машин, точнейших механизмов и призраков!

Уэллесли почувствовал себя едва ли не счастливым – ведь ему удалось почти сразу же перетянуть Кларка на свою сторону. А ему для достижения своих целей именно это и было нужно.

– А что вы скажете о телепортации? Это еще один талант, которым обладает Киф? Кларк кивнул.

– Да, мы называем это именно так. Но для Кифа все было по-другому. Он просто пользовался дверями, о существовании и местонахождении которых никто не знал. Он мог войти в дверь здесь, а выйти... в каком-либо ином месте. Практически в любом другом месте. Когда мне понадобилось встретиться с ним, чтобы привлечь его к участию в печорском деле, я отправился к нему в Эдинбург. Он согласился при условии, что я тоже приму в этом участие. Так было всегда. Если ему приходилось сталкиваться с чем-либо неизвестным, он хотел, чтобы и мне от этого перепала хоть частичка. И он переправил меня обратно сюда с помощью, так называемой бесконечности Мёбиуса. Это было незабываемо, но мне не хотелось бы повторить это путешествие снова.

– Думаю, вы правы, – снова со вздохом произнес Уэллесли. – Если к нему вновь вернулись его таланты, мы предложим ему занять мое место. Ведь вам этого хочется, не так ли?

Кларк пожал плечами.

– Не стесняйтесь признаться в этом, Дарси, – Уэллесли понимающе наклонил голову. – Это же совершенно очевидно. Вы бы предпочли иметь своим начальником его или любого другого, но только не меня. Однако вы не осознаете одного – я и сам этого хочу. Я не способен понять ни вас, ни других работающих здесь сотрудников и полагаю, что никогда не смогу понять. Я с удовольствием ушел бы, но уверен что министр не отпустит меня, до тех пор пока не найдет мне достойную замену. Вас он не назначит, ибо в этом случае придется признать, что он совершил ошибку, назначив в свое время меня на ваше место. Но Гарри Киф...

– Мы помогали Гарри всем, чем могли, – сказал Кларк. – Мы подвергали его гипнозу, психоанализу, черт побери, едва ли не промыванию мозгов. Но все бесполезно – дар исчез. Так что еще вы можете для него сделать?

– Я бы сказал: что мы можем для него сделать, Дарси.

– Продолжайте, я слушаю вас.

– Вчера вечером у меня состоялся продолжительный разговор в Эдинбурге с девушкой по фамилии Маркхэм и...

– Если из всего того, что мы сделали ему, я о чем-то жалею, – горячо перебил его Кларк, – так именно об этом!

– ...И она посоветовала мне обратиться к Дэвиду Беттли, – продолжил Уэллесли, ничуть не смутившись, – поскольку она очень беспокоится о Гарри. Вы понимаете? Она действительно питает к нему нежные чувства. При всем том, что это ее работа, она искренне волнуется. Или вы предпочли бы оставить его наедине с его проблемами? Как бы то ни было, она удовлетворяет сразу обе стороны – и Кифа, и нас. Нам необходимо знать, что у него на уме.

– Ох уж это великое искусство экстрасенсорного шпионажа! – хмыкнул Кларк.

– Так вот, – продолжал Уэллесли, – я воспользовался ее советом и побеседовал с Беттли. Своим телефонным звонком я поднял его с постели. Мне в любом случае необходимо было связаться с ним по поводу некоторых его докладов и записей, сделанных за последнее время. Дело в том, что их содержание дало мне повод думать, что Киф: а) вот-вот откроет в себе какой-то необыкновенный талант; либо 6) он на грани срыва. Так или иначе, но в процессе нашего разговора Беттли упомянул и о том, каким образом Киф впервые обнаружил это самое... как его там?.. что-то такое Мёбиуса...

– Пространство или бесконечность Мёбиуса.

– Вот-вот, именно так. Он был на грани своего открытия, но ему необходим был толчок. И он его получил в тот момент, когда агенты восточногерманских спецслужб застали его беседующим с Мёбиусом на Лейпцигском кладбище. Именно эта встреча способствовала концентрации его математических способностей. Чтобы сбежать от них, он прибег к телепортации, воспользовался пространством Мёбиуса. Вот почему я вновь начал изучать его досье – я хотел убедиться, что получил достоверную информацию. С этой же целью я обратился и к вам.

– Итак?

– Я пришел к выводу, – продолжал Уэллесли, – что Киф подобен компьютеру, неожиданно лишившемуся источника питания: информация, которая ему необходима и которую хотел бы использовать отдел экстрасенсорики, уже недоступна ему. Вполне вероятно, что эта информация даже заложена в нем, но она заперта, закрыта для прочтения И нам пока не удалось ее раскодировать.

– И что вы предлагаете?

– Ну... я еще думаю над этим вопросом Мне, однако, кажется, что если нам удастся дать ему толчок тогда, в случае если нам немного повезет, мы можем получить новый Лейпциг. Дело в том, что в последнее время Кифу несколько раз снились кошмары, и если то, что вы рассказали мне о Кифе, правда, тогда Нет-нет, я не сомневаюсь в ваших словах, но все-таки говорю “если”... Тогда любой сон, достаточно жуткий, чтобы испугать его, может оказать на него плохое влияние. А может быть, не такое уж и плохое, вам не кажется?

– Вы хотите привести его в ужас?

– Я хочу испугать его едва ли не до смерти, так, чтобы он кинулся искать спасения в пространстве Мёбиуса.

Кларк так долго сидел неподвижно и молча, что Уэллесли не выдержал, наклонился к нему и тихо спросил:

– Что вы обо всем этом думаете?

– Вы хотите узнать мое мнение?

– Конечно.

– Честно говоря, я думаю, что это дурно пахнет. К тому же, если вы хотите обмануть Кифа, вам следует принять дополнительные меры предосторожности И наконец, мне бы хотелось, чтобы ваш план сработал, в противном случае мне конец. Когда все закончится, то – независимо от результатов – я не смогу больше с вами работать.

Уэллесли слабо улыбнулся.

– Но вы ведь хотите, чтобы я ушел отсюда? А потому... не будете мешать мне?

– Нет. Более того, я даже настаиваю на своем участии в этом деле. Только так я смогу быть уверен, что, если у Гарри появится перспектива что-либо изменить, он воспользуется этой возможностью Уэллесли продолжал улыбаться.

«О, в его жизни будут перемены, непременно! Для него вообще все изменится!»

Он принадлежал к той небольшой горстке людей во всем мире, которые могли позволить себе думать что-либо подобное и при этом не опасаться, что кто-либо прочтет их мысли.

Глава 6
Сандра

Сандре Маркхэм было двадцать семь лет Она обладала красивой внешностью и великолепной фигурой. К тому же недавно у нее вдруг обнаружились телепатические способности. Пока талант ее раскрылся лишь наполовину, и она еще не могла держать его под контролем. Он то появлялся, то исчезал. Однако в том, что касалось Гарри Кифа, этого было вполне достаточно. Иногда она читала такие мысли Гарри, которых, по ее мнению, ни в коем случае не могло быть в его голове, впрочем, как и в голове любого разумного человека.

Всего лишь час назад они с Гарри занимались любовью, а после этого он сразу же уснул Сандра уже достаточно хорошо успела изучить все привычки Гарри: он теперь проспит часа три-четыре, и для него это будет равнозначно полноценному ночному отдыху. А Сандра... она сможет выспаться завтра у себя дома, в Эдинбурге, – другого выхода нет Внимательно вглядываясь в бледное, спокойное, почти детское лицо Гарри, она не заметила еле уловимых движений глазных яблок, свидетельствующих о том, что ему снится сон. Поэтому сейчас она тоже может расслабиться, ибо ее интересовали именно сны Гарри. Во всяком случае, она не переставала повторять это себе.

Она работала в отделе экстрасенсорики. Ей очень хотелось, чтобы это было не так, но изменить что-либо она была не в силах Таким образом она зарабатывала себе на кусок хлеба, а потому жаловаться не приходилось Да и на самом деле жаловаться было не на что, пока не появился Гарри Поначалу он был для нее лишь еще одним заданием – человеком, с которым следовало подружиться, сблизиться, узнать о нем побольше, постараться его понять. Однако вскоре она глубоко увязла во всем этом. Все произошло внезапно и вроде бы случайно, но ей захотелось, чтобы это повторилось еще раз, потом еще. Прошло немного времени – и отношения с Гарри перестали быть для нее работой, превратились в образ жизни, не только умственную, но и духовную потребность. В конце концов она поняла и убедилась в том, что любит его Конечно же, работать над делом Гарри (она ненавидела подобную формулировку, но тем не менее это была правда, вне зависимости от того нравится ей это или нет) было гораздо интереснее, чем быть просто живым оракулом в тех случаях, когда полиция оказывалась бессильна разобраться в преступлении. Именно в этом качестве ее обычно использовали руководители отдела: она должна была прослушивать разум преступников, улавливать мысли заключенных, вину которых законным способом трудно было доказать, добывать улики, получить которые обычными методами не удавалось. Сама по себе это была вполне приличная работа, если бы только ей не приходилось погружаться во все это слишком глубоко. Ибо разум таких людей часто подобен выгребной яме, и Сандра вынуждена была почти физически ощущать запах отбросов. Иногда, особенно если речь шла об убийстве или изнасиловании, неприятные ощущения сохранялись очень и очень долго.

Возможно, это стало одной из причин того, что она влюбилась в Гарри Кифа. Он обладал самым чувствительным разумом из всех, с которыми ей приходилось сталкиваться, но при этом ни в коем случае не мягким и не слабым. Он не был наивен, хотя легкий налет наивности все же присутствовал, он был просто чрезвычайно чувствителен. Гарри не любил причинять боль.

При той внешности, которой обладала Сандра, было бы весьма странно, если бы в ее жизни не было мужчин. Мужчин было несколько. Однако ее дар не относился к тем, которые можно по своему желанию то приводить в действие, то выключать. В этом состоял его едва ли не главный недостаток – он сам, без всякого предупреждения, начинал действовать Вы встречаетесь вечером с мужчиной, он угощает вас ужином, вином, провожает до дверей дома, целует вам руку и просит о следующей встрече. И в тот момент, когда вы уже готовы согласиться, перед вами словно книга раскрывается его разум, вы читаете его мысли и узнаете, что он всего лишь ловелас и сладострастник. Нет, не все мужчины таковы, но все же... их достаточно много.

Существуют также хитрость и обман, тот факт, что люди лгут. Соседка, живущая рядом с вами на лестничной площадке, приветствует вас с милой улыбкой, а про себя думает" “Чтоб ты пропала и сдохла, уродина!” Парикмахер оживленно болтает с вами, трудясь над вашей прической, а вы вдруг неожиданно улавливаете его мысли: “Боже, и вот за это они платят мне девять фунтов в час Да у этой коровы, должно быть, больше денег, чем мозгов!"

Конечно же, были в ее жизни и настоящие мужчины-Красавцы, которых интересовала только собственная внешность И далеко не красавцы, кипевшие от ревности, если, не дай Бог, кто-то лишь посмотрит в вашу сторону или улыбнется вам. После ежевечерних встреч в течение недели с таким вот “великолепным” спутником они занимались любовью, а потом она смотрела на лежавшего рядом с ней в постели мужчину и ловила его на размышлениях о том, успеет ли он повторить удовольствие и при этом не опоздать на последний автобус Такова жизнь, Сандра хорошо понимала это и научилась еще с юности, когда у нее впервые проявился ее необыкновенный дар, мириться с этой жизнью. Но любви не было места... пока не появился Гарри.

Он так... отличался от всех остальных!

Она прочла его досье и хорошо изучила его разум. Он убил очень многих. 06 этом свидетельствовало его досье. Но в нем ни слова не говорилось о том, что он сожалел почти о каждом из них, помнил практически всех, о том, что временами у него возникало жгучее желание вернуться и попросить прощения, объяснить, что другого выхода не было. В досье не говорилось и о том, что ему до сих пор снятся кошмары – отголоски им содеянного. И все-таки Сандра не верила, не могла поверить, что половина из того, о чем говорилось в досье (точнее, что, по ее мнению, ему приписывалось) было правдой Да, она и сама обладала весьма необычным даром, но то, на что был способен Гарри, что он совершил, находилось за гранью разумного и естественного Он максимально использовал все свои возможности, и только одному ему известно было, каким образом их можно применить в полной мере Он умертвил множество людей, но никогда никого не убивал Сандре хорошо был известен образ мыслей убийц, но Гарри Киф думал совершенно иначе. Их мысли были темны и мрачны, как красное вино, бурлили, как бушующее море, в котором отмели чередуются с глубокими безднами, в то время как мысли Гарри текли подобно прозрачному потоку по отполированным водой "камням Его разум обладал остротой, когда у Гарри появлялся повод отточить его, как нож. Но эти острия были всегда видны, он не прятал их, не боялся их сам и не препятствовал другим их обнаружить. Разум Гарри был начисто лишен темных закоулков А если они и были, Гарри никогда ими не пользовался.

И вот сейчас, лежа рядом с Гарри, Сандра поняла, как именно можно охарактеризовать Гарри. Он был, точнее мог быть, либо абсолютно аморальным, либо совершенно невинным от природы. Поскольку она точно знала, что порядочности Гарри не занимать, оставалось только одно: по сути своей Гарри невинен. Запачканный кровью невинный человек, упрекнуть которого в этой крови нельзя. Дитя, руки и душа которого обагрены кровью, которому снятся кровавые кошмары, но который предпочитает держать все это в себе, и лишь когда они становятся невыносимо мучительными, идет к доктору Беттли. Она не могла точно определить, какую роль в данном случае играл Беттли – был ли он чем-то вроде Иуды-священника или исповедника, нарушающего тайну исповеди, – но зато точно знала, какую роль во всем этом деле играет она сама, и сознание этого делало ее несчастной. И самое ужасное состояло в том, что у Гарри, похоже, возникали кое-какие подозрения. Частично подозрения служили причиной его постоянного напряжения, невозможности раскрепоститься в ее присутствии и наслаждаться ее обществом в той мере, в какой ей хотелось бы этого и в какой она сама получала наслаждение. Господи, какая же это мука – найти, встретить такого человека, как Гарри, и осознать, что из всех мужчин он единственный, кого ей никогда не суждено получить!

Сандра вдруг рассердилась на себя. Ей захотелось сбросить все покровы и выскочить из постели, но, не желая беспокоить Гарри, она осторожно сняла обнимавшую ее руку Гарри и потихоньку выбралась из-под одеяла. Не одеваясь, Сандра направилась в ванную.

Ей не было ни жарко, ни холодно, она не хотела пить, но чувствовала, что должна что-то сделать. Сделать что-нибудь с собой, пусть самое обычное, то, что поможет ей изменить свое физическое состояние и вследствие этого, возможно, и моральное. Днем все было бы гораздо проще: она отправилась бы в парк и стала бы наблюдать, как играют маленькие дети, думая при этом, что пройдет немного времени – и какие-то частички их физического мира проникнут в ее мир, гораздо более безобразный. Когда в голове ее возникали подобные мысли, она отчетливо сознавала, что любому положительному человеку она должна казаться существом крайне отрицательным, что для облегчения груза ее вины ей необходима частичка чужой невинности.

Выпив стакан воды, она ополоснула ледяной водой потное после страстных объятий любви тело, насухо вытерлась полотенцем и принялась критически разглядывать себя в высоком зеркале ванной.

В отличие от Гарри, Сандра отнюдь не была наивной. Возможно, виной тому был ее телепатический дар. Очень трудно оставаться наивной в мире, где людской разум имеет обыкновение раскрываться, распахиваться, словно страницы книги, а у тебя недостает силы воли отвернуться, и ты вынуждена читать все, что написано на этих страницах. Другим телепатам отдела экстрасенсорики, таким, как Тревор Джордан, повезло больше – они обязаны были применять свой талант в совершенно определенном направлении, он не был похож у них на радиостанцию с маломощным передатчиком, сигналы которого то появляются, то исчезают.

Сандра вновь рассердилась на себя и тряхнула головой. Опять это сочувствие, жалость к себе! Вот еще! Жалеть себя? Вот это очаровательное существо в зеркале? Сколько раз она улавливала сигналы, исходящие от самых разных людей, мысли типа: “Господи! Да я бы все отдала, чтобы стать такой, как она!"

Ах, если бы они только знали!

Насколько все было бы хуже, будь она уродиной!..

У нее были большие зеленовато-голубые глаза, маленький остренький носик с горбинкой, рот, который она приучила быть мягким, лишенным циничности, маленькие уши, терявшиеся в копне медного цвета волос, высокие, красиво очерченные скулы, округлый, но упрямый подбородок. О да, цену себе она хорошо знала, должна была знать, равно как и большинство окружавших ее людей.

Слегка изогнутая вверх правая бровь, казалось, всегда вопрошала, подзадоривала, бросала человеку вызов, будто говоря ему: “Ну что же ты, давай – думай!"

Если улавливаемые Сандрой мысли были приятными, на лице ее непроизвольно возникала очаровательная улыбка, служившая своего рода наградой автору этих мыслей. Однако некоторые мысли заставляли ее хмуриться, при этом глаза девушки превращались в узкие щелочки. На первый взгляд, лицо Сандры могло показаться сошедшим с глянцевой обложки любого из множества популярных журналов для женщин. Но при ближайшем рассмотрении становилось очевидным, что характер и образ жизни оставили на нем заметный отпечаток. Двадцать семь прожитых Сандрой лет не прошли бесследно – в уголках глаз скопились мелкие морщинки, другие, более заметные, параллельно друг Другу бежали от виска к виску, свидетельствуя о том, как часто приходилось ей хмуриться и задумчиво морщить лоб. Однако они отнюдь не портили ее внешность, и Сандру это радовало.

Что же касается всего остального...

Если бы не два, по ее мнению, недостатка, фигуру Сандры можно было бы назвать совершенной, во всяком случае почти такой, какую ей хотелось иметь. Верхняя часть ее тела была крупновата, что, по ее мнению, делало ее чересчур типичной, и у нее были слишком длинные ноги.

– Что ж, ты, конечно, можешь воспринимать это как недостатки, – вспомнились ей недавно сказанные слова Гарри, – но мне все это очень нравится!

Он любил, когда в постели она обхватывала его ногами или когда ее груди, касались его лица, привлекая его внимание. Крупные соски, ассимметричные, как и у всех женщин, неизменно возбуждали его, во всяком случае, тогда, когда он всем своим существом находился рядом. Чаще, однако, Гарри был где-то далеко. И в эту минуту Сандре пришла в голову мысль, раскрывающая правду: она слишком часто использовала секс как средство удержать возле себя Гарри, как будто боялась, что, если она отпустит его, он улетит... исчезнет в неизвестном направлении.

Сандре вдруг стало холодно. Она выключила в ванной свет и вернулась в спальню.

Гарри лежал в том же положении, в каком она его оставила, – на левом боку, положив правую руку на то место, где еще недавно лежала она. Дыхание его было по-прежнему ровным и тихим, а глазные яблоки не двигались. Бросив на него короткий телепатический взгляд, она непрошеным гостем проникла в бесконечные и пустые коридоры его сна и обнаружила, что он мечется в этих лабиринтах в поисках двери. Видение появилось и исчезло. Сандра вздохнула. В снах Гарри всегда возникают двери, возможно, они в какой-то мере связаны с дверями Мёбиуса, которые он однажды вычислил математически и заставил появляться из воздуха.

– Теперь, когда все это позади, – однажды сказал он ей, – мне иногда кажется, что все это было лишь сном или что я прочитал рассказ в сборнике фантастики. Нечто нереальное, придуманное мною, или, в крайнем случае, эксперимент, за ходом которого я следил со стороны. И все же я очень хорошо помню, какие ощущения испытывает человек, лишенный телесной оболочки, и точно знаю, что все произошло на самом деле. Даже не представляю, как это объяснить. Тебе когда-нибудь снилось, что ты можешь летать? Что ты действительно умеешь летать?

– Да? – ответила она тогда, и в речи ее явственно слышался мягкий эдинбургский акцент, – часто и очень явственно. Я разбегалась по крутому ровному склону, а потом взлетала и порхала над Пентландскими холмами, над поселком, в котором родилась. Мне было иногда страшно, но я помню, что совершенно точно знала, что и как следует делать, чтобы полететь.

– Вот-вот! – возбужденно подхватил Гарри. – А потом, когда просыпаешься, ты пытаешься продлить свой сон, не позволить ему унести с собой тайну полета. Тебя раздражает и огорчает, что, проснувшись, ты вновь оказываешься крепко-накрепко привязанным к земле. – Он несколько успокоился и со вздохом про, – должал:

– Именно это ощущение я, как правило, и испытывал. И теперь у меня такое чувство, что в детстве я часто видел такие сны, а сейчас они ушли, ушли навсегда, исчезли из моей жизни.

"Это к лучшему, Гарри, – подумала она тогда, – потому что тот мир представлял для тебя опасность. А теперь тебе ничто не угрожает”.

Однако такое положение вещей не устраивало отдел экстрасенсорики. Именно поэтому она и находилась сейчас здесь, ибо руководители отдела очень хотели, чтобы к Гарри вернулись его способности, и их мало волновало, каким образом это произойдет. Ей же отводилась роль помощницы в деле возвращения его дара Сандра вновь скользнула в постель, ей захотелось ощутить тепло Гарри, а он инстинктивно тут же накрыл свободной рукой ее грудь. Его стройное тело было крепким и мускулистым – он тщательно следил за ним и постоянно держал в форме.

– Оно на несколько лет старше меня, – без тени юмора сказал он ей однажды, – а потому я должен о нем хорошо заботиться.

Как если бы речь шла не о нем самом, а о ком-то другом, отданном ему на попечение. Трудно поверить, но когда-то это тело действительно ему не принадлежало. И Сандра была рада, что в то время она не знала ни Гарри, ни прежнего обладателя тела.

– М-м-м-м, – промычал Гарри, когда она крепче прижалась к нему.

– Все в порядке, – прошептала Сандра в темноте.

– М-м-м-м, – снова промычал он во сне и обнял ее еще крепче.

Да, это Гарри, ее Гарри, и она ощущает исходящее от него тепло. Никогда и ни с кем не чувствовала она себя в такой безопасности. Несмотря ни на что, ни на какие его странности и недостатки, когда Сандра лежала вот так, рядом с ним, ей казалось, что она прислоняется к крепкой скале. Стараясь не разбудить, не потревожить его, она нежно поглаживала его грудь, словно убаюкивая, заставляя глубже погрузиться в сон...

...А вместо этого провалилась туда сама...

* * *

– Га-а-а-а-рри! – Мэри Киф, мать Гарри, звала его из своей подводной могилы, но никак не могла докричаться до него. Так продолжалось уже давно, и она знала почему, но все-таки не оставляла своих попыток. – Гарри, кое-кто очень хочет поговорить с тобой. Он утверждает, что вы были друзьями, а то, что ему необходимо сказать, очень важно.

Гарри слышал ее, но не имел возможности ответить. Он знал, что не имеет права отзываться, ибо беседы с мертвыми были ему запрещены. Если он попытается или даже только помыслит об этом, он вновь мысленно услышит этот непримиримый голос, произносящий приказы, воспротивиться которым было невозможно и которые лишали его способностей некроскопа.

– Под страхом боли ты не посмеешь сделать это, Гарри. Да, под страхом сильнейшей боли. Это будет такая мучительная пытка, что ты перестанешь различать и узнавать голоса мертвых. Умственный хаос и кошмар. Я не хочу быть жестоким или грубым по отношению к тебе, отец, но вынужден поступить так ради твоей же пользы, чтобы защитить тебя. И меня тоже. Фаэтор Ференци, Тибор и Юлиан Бодеску могли быть последними в своем роде, а возможно, и нет. Вамфири обладают огромной властью и большими возможностями, отец. И если только в твоем мире они еще остались... рано или поздно они нападут на твой след и отыщут тебя... прежде чем ты сможешь найти их. Но искать тебя они будут лишь в том случае, если у них на то будет причина. Вот почему я начисто ликвидирую эту причину. Ты меня понимаешь?

– Ты делаешь это только ради себя, – ответил ему Гарри. – Не потому что боишься за меня, а лишь ради собственной безопасности. Ты боишься, что однажды я отыщу тебя в твоем пространстве и приду, чтобы уничтожить. Но я же сказал, что никогда не смогу это сделать. Судя по всему, моего слова тебе недостаточно.

– Люди меняются, Гарри. И ты тоже мог измениться. Да, я – твой сын, но я еще и Вамфир. И я не могу рисковать, не могу допустить, чтобы настал тот день, когда ты придешь за мной с мечом, острым колом и огнем. Как я уже сказал, будучи некроскопом, ты представляешь большую опасность, но без поддержки мертвых ты бессилен. Без них для тебя закрыто пространство Мёбиуса. Ты не сможешь вернуться сюда или отыскать меня где-либо еще.

– Но таким образом ты обрекаешь меня на пытку. Мертвые любят меня. Они обязательно будут беседовать со мной.

– Пусть пытаются, но ты их не услышишь и не сможешь им ответить. Во всяком случае сознательно. Отныне и навсегда я лишаю тебя этого дара.

– Но ведь я же некроскоп! Я всегда беседовал с мертвыми, я к этому привык! А что будет, когда я состарюсь? Что будет, когда и сам я присоединюсь к сонму мертвых? Я и тогда буду обречен на страдания? Во веки веков?

– С привычками можно расстаться, Гарри. Повторяю в последний раз, а потом, если не хочешь, можешь не верить мне и попытаться сам все проверить: ты не имеешь права сознательно беседовать с мертвыми, а если заговорят с тобой они, ты обязан тут же забыть все ими сказанное. В противном случае расплачиваться придется тебе. Да будет так!

– А те математические знания, которые дал мне Мёбиус? Их я тоже должен навсегда забыть?

– Ты уже все забыл. И это мой самый строжайший запрет, ибо я не желаю, чтобы вторгались на мою территорию! А теперь достаточно споров! Все... уже... свершилось!

В этот момент в голове Гарри что-то с такой силой дернулось, что он громко вскрикнул, и... наступила полная темнота... а потом...

...Он пришел в себя и обнаружил, что находится в Лондоне, в штаб-квартире отдела экстрасенсорики.

Это произошло четыре года назад. Он обо всем доложил руководству отдела, помог им дополнить и закрыть досье на себя и свою работу. Он больше уже не был некроскопом, утратил способность воздействовать своей метафизической волей на физический мир; а потому для отдела экстрасенсорики стал бесполезен. Но даже после того, как они использовали все возможные и невозможные средства и способы, пытаясь вернуть его паранормальные способности, однако не добились успеха, он знал, что они на этом не остановятся. Как некроскоп он представлял для них слишком большую ценность. Они никогда не забудут о нем и при первой же возможности вернут обратно. То же относится и к миллионам его друзей – к сонму мертвых Точнее говоря, настоящих, истинных друзей в этом Великом Большинстве у Гарри было около сотни. Но все остальные тоже знали о нем. Для них он был единственным лучиком света в мире вечной темноты И вот теперь едва ли не самый дорогой для Гарри представитель сонма мертвых – его мать вновь пыталась пробиться к нему и побеседовать с сыном.

– Гарри О, мой бедный малыш Гарри! Почему ты не отвечаешь мне, сынок? – Для нее он так и остался навсегда малышом.

– Потому что не могу, – хотел он ответить ей, но не посмел, не осмелился сделать это даже во сне. Однажды он уже попытался поговорить с ней, придя на берег реки, и слишком хорошо помнил, к чему это привело. Он отправился туда буквально через час после своего возвращения в Боннириг, в дом, который когда-то принадлежал его матери, а потом Виктору Шукшину. Шукшин утопил ее подо льдом, а затем позволил течению унести ее тело сюда, к излучине замерзшей реки, где оно опустилось на дно и его скрыли водоросли и ил. Здесь она и оставалась до той самой ночи, когда Гарри заставил ее подняться, чтобы свершить месть. И после тело ее вновь мирно упокоилось на дне, постепенно разрушаемое водой, уносимое по частям. Но дух ее все еще пребывал на месте.