Текст книги "Вамфири"

Автор книги: Брайан Ламли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

– О, вполне хорошо. Сегодня вечером мы собираемся отправиться в горы.

(«Мы едем в Румынию вместе с Краковичем. Надеюсь, с ним все будет в порядке. Как только у меня будут какие-либо конкретные сведения, я с вами свяжусь. И тогда, возможно, вам удастся продвинуться вперед в деле Бодеску. Но это может произойти не раньше, чем нам станет доподлинно известно, с чем именно мы столкнулись» )

– Удачи вам! – ответил Грив. – Значит, вы едете в горы? Там в это время очень красиво. Что ж, кому-то из нас придется поработать. Если будет возможность, пришлите мне открыточку, черкните пару слов. И будьте осторожны.

– Вы тоже, – Кайл говорил быстро и весело, хотя на душе у него было очень неспокойно.

(«Ради Бога, сделайте все, чтобы наши люди в Девоне хорошо знали свое дело и обеспечьте им максимум безопасности. Если что-нибудь произойдет, я...».)

– Мы сделаем все возможное, чтобы избежать неприятностей, – перебил его Грив, желая сказать таким образом:

«Мы можем сделать только то, что в наших силах, и не более».

– О'кей, я буду связываться с вами.

(«Удачи вам!»)

И он повесил трубку.

После этого разговора Кайл еще долго, закусив губу, стоял перед телефоном. Обстановка накалялась – это Кайл хорошо понимал. В эту минуту из соседней комнаты вышел Квинт, до сего момента дремавший там. Одного взгляда на выражение его лица Кайлу оказалось достаточно, чтобы убедиться в правоте своего предположения. Квинт был очень возбужден и выглядел совершенно измученным. Он сжал руками виски.

– Обстановка становится напряженной.

– Знаю, – кивнул Кайл. – У меня такое впечатление, что она становится напряженной повсюду...

В маленькой комнатке, окнами выходящей на кладбище, в квартире, в которой когда-то жил в Хартлпуле Гарри Киф, засыпал его сын, Гарри Киф-младший. Мама Бренда укачивала его и тихо что-то напевала, успокаивая ребенка. Ему исполнилось всего пять недель от роду, но он уже был очень сообразительным. В мире происходило множество событий, в которых ему хотелось участвовать. Ему предстояло потрудиться, чтобы как можно скорее вырасти и оказаться в гуще жизни. Бренда это чувствовала. Мозг его словно губка впитывал в себя новые ощущения, новые впечатления, жаждал узнать как можно больше, и мальчик смотрел вокруг отцовскими глазами так, как будто старался вобрать в себя весь окружающий мир.

Бренда была уверена, что такой ребенок мог быть сыном только Гарри Кифа, и была счастлива оттого, что он у нее есть. Ах, если бы и Гарри был жив! Однако в определенном смысле он продолжал жить, воплотившись в Гарри-младшем. На самом деле она даже и представить себе не могла, в какой мере Гарри благодаря сыну оставался рядом с ней.

Бренде ничего не было известно о том, какого рода деятельностью занимался Гарри Киф в Британской разведке (она только предполагала, что он работал на эту организацию) Она знала лишь то, что эта работа стоила ему жизни. Его гибель, однако, никто по достоинству не оценил, во всяком случае официально. Тем не менее ежемесячно Бренда получала чистый конверт со вложенным чеком и сопровождающей запиской, в которой указывалось, что это «вдовья пенсия». Бренда не переставала удивляться, думая в том, как высоко, должно быть, они ценили заслуги Гарри. Суммы, указанные в чеках были всегда большими, по меньшей мере в два раза превышающими то, что Бренда могла когда-либо заработать. И это было великолепно, ибо она получила возможность все свое время посвящать маленькому Гарри.

– Бедный малютка Гарри, – вполголоса напевала она старинную песенку, которую она слышала от своей матери, а та от своей...

– Нет у тебя мамы, нет у тебя папы... родился ты в яме с углем...

Что ж, в действительности дело было не так уж плохо, но все же им очень не хватало Гарри. Хотя... иногда Бренда чувствовала уколы совести. Прошло меньше девяти месяцев, с тех пор как они с Гарри виделись в последний раз, а она почти пришла в себя. Ей казалось, что это нехорошо. Нехорошо, что она больше не плачет, вспоминая его, нехорошо, что она вообще не слишком много плакала, а еще хуже то, что он ушел и присоединился к огромному числу тех, кто так любил его. К мертвым, давно исчезнувшим, рассыпавшимся в прах.

Дело даже не в моральном аспекте, а в самой сути, в принципе. Она не могла думать о Гарри, как о мертвом. Возможно, она воспринимала бы все иначе, если бы увидела его тело. Но она была рада, что этого не произошло. Мертвый, он уже не был бы Гарри.

Ладно, хватит печальных мыслей.

– Пик! – тихонечко произнесла она, нежно коснувшись кончиком указательного пальца похожего на пуговку носика. Маленький Гарри уже спал...

* * *

Гарри почувствовал, что сила, притягивавшая его к младенцу, ослабла, что крошечный мозг уже не владеет его сознанием. Он направился к двери, ведущей из одного измерения в другое, и вновь оказался в абсолютной темноте бесконечности Мебиуса. Представляя собой чистый разум, он летел в метафизическом потоке, свободный от воздействия гравитации и массы, тепла и холода. Он двигался, как пловец, в огромном черном океане, простирающемся от «никогда» до «вечно», от «никуда» до «повсюду», и с одинаковым успехом мог оказаться как в прошлом, так и в будущем.

Отсюда Гарри мог направиться куда угодно и когда угодно. Для этого ему необходимо было выбрать направление и нужную дверь. Открыв двери времени, он увидел голубое сияние линий жизни миллиардов обитателей Земли. Эти линии устремлялись в бесконечность в неведомое, непредсказуемое будущее. Нет сюда он не пойдет. Гарри открыл другую дверь. Здесь мириады голубых линий уходили прочь, сокращались, сходились в мерцающую голубую точку. Эта дверь вела в прошлое, к истокам существования жизни на Земле. Но и не это ему нужно сейчас. Он понимал, что, на самом деле, ему не подойдет ни одна из дверей, – он просто тренировал свои способности.

Дело в том, что, если бы перед ним не стояла конкретная задача. Его нынешняя миссия была сродни той, которая лишила его материального существования и которая по-прежнему оставалась невыполненной. Отбросив в сторону посторонние мысли и предположения, Гарри воспользовался своей безошибочной интуицией и постарался выбрать нужное направление, взывая к тому, кого искал.

– Тибор! – разнесся в черной пустоте его голос. – Откликнись, чтобы я смог отыскать тебя. И тогда мы поговорим.

Прошла минута, а может быть, секунда или миллион лет – в бесконечности Мебиуса это не имело никакого значения.

Мертвым не было дела до времени «А-а-а-а-х! – наконец послышался ответ. – Это ты, Га-а-а-рри?»

Раздавшийся в его голове голос подземного существа стал для Гарри ориентиром, следуя за которым, он приблизился к одной из дверей Мебиуса, открыл ее и переступил через порог.

...На крестообразных холмах стояла полночь, на две сотни миль вокруг вся Румыния была охвачена сном. Ни Гарри, ни изображению младенца не было нужды материализоваться здесь, ибо их все равно никто не мог видеть. Однако сознание того, что, будь здесь чьи-нибудь глаза, они смогли бы увидеть его, придавало Гарри сознание материальности. Он остановился на площадке, окруженной неподвижно стоявшими деревьями, устроившись на куче каменных обломков вблизи разрушенного входа в бывший склеп Тибора Ференци, и создал вокруг себя небольшой круг света. Потом мысленно устремился в черноту ночи.

Если бы Гарри обладал телом, его, несомненно, охватил бы озноб, но дрожь, которую он испытал бы, могла быть только физической, никак не душевной, ибо погребенное здесь пять веков назад бессмертное зло ушло навсегда, оно лишилось бессмертия и умерло. В связи с этим невольно возникал вопрос: исчезло ли оно полностью, действительно ли умерло навсегда? Ибо Гарри Киф знал и получал все новые и новые подтверждения того, с какой поистине чудовищной настойчивостью, с каким упорством вампиры цепляются за жизнь.

– Тибор, – заговорил Гарри, – я пришел. Я вернулся к тебе против воли сонма мертвых, и я хочу поговорить с тобой.

«А-а-а-а-х! Га-а-а-а-рри! Ты служишь для меня утешением, мой друг! По правде говоря, ты единственный, кто дарит мне покой и умиротворение. Мертвые шепчутся между собой в своих могилах, беседуют о том, о сем, но меня они игнорируют. Я одинок, я очень... одинок! Если бы не ты, я оказался бы в полном забвении...»

Одинок? Так ли это? Гарри не верил ему. Экстрасенсорный дар подсказывал ему, что рядом с Тибором находится что-то еще, нечто такое, что скрывается и ждет своего часа, нечто очень опасное. Но он скрыл свои подозрения от Тибора.

– Мы же договорились с тобой, – сказал он. – Ты рассказываешь мне о том, что меня интересует, а я обещаю не забывать о тебе. Время от времени, пусть даже на несколько минут, я буду приходить к тебе, чтобы побеседовать.

«Это потому, что ты хороший, Га-а-арри! Ты добрый. А те, мертвые, такие же, как и я, – они недобрые. Они продолжают злиться и завидовать мне».

Гарри хорошо были известны хитрости и уловки подземного существа, любой ценой стремившегося увильнуть от темы разговора, от того главного, ради чего Гарри появился здесь. Все вампиры – родственники сатаны, они говорят его языком, всегда лгут и морочат голову. Так что, вполне естественно, Тибор с самого начала попытался увести разговор в сторону – на этот раз с помощью жалоб на «недоброе» отношение к нему со стороны Великого Большинства. Гарри не собирался говорить с ним об этом.

– Ты не имеешь права жаловаться, Тибор, – сказал он. – Они хорошо знают тебя. Сколько жизней ты отнял, ради того чтобы продолжить собственную или просто насытиться? Мертвые не простят тебя, потому что они потеряли самое дорогое. В свое время ты был великим похитителем жизни. Ты, однако, нес с собой не только смерть, но иногда и бессмертие. Так почему же ты теперь удивляешься, что они не хотят иметь с тобой дело?

«Воин тоже убивает, – со вздохом произнес Тибор. – Но когда он в свою очередь погибает, разве от него отворачиваются? Конечно же, нет! Мертвые с радостью принимают его в свою компанию. Убивает палач, убивает в приступе ярости маньяк или рогоносец, обнаруживший соперника в собственной постели. Ведь им не отказывают в общении. Возможно, такое происходит с ними при жизни, но не после того, как она завершится. Ибо после смерти они получают иной статус. При жизни я делал то, что должен был делать, но своей смертью я заплатил за все. Неужели мне придется расплачиваться и дальше?»

– Ты хочешь, чтобы я замолвил словечко, заступился за тебя? – В голосе Гарри не было и намека на серьезный тон.

"Я не имел в виду это, – быстро ответил Тибор, но тут же сообразил что к чему:

– Но если уж ты сам об этом заговорил..."

– Нет, это просто удивительно! – воскликнул Гарри. – Ты играешь словами, играешь со мной... но я вовсе не за этим сюда пришел. Со мной с удовольствием побеседовали бы сейчас миллионы других, а я теряю время с тобой. Что ж, я сделаю для себя соответствующие выводы. Больше я тебя никогда не побеспокою.

«Подожди, Гарри! – прямо из-за могилы раздался голос Тибора, в котором явно слышалась паника. – Не уходи, Гарри! Кто же тогда поговорит со мной?.. Другого некроскопа не существует!»

– Лучше бы тебе всегда помнить об этом. «А-а-а-х! Не надо мне угрожать, Гарри. В конце концов, я был и остаюсь всего лишь стариком, похороненным раньше времени. Если я вел себя не так, как следует, прости меня. А теперь лучше скажи, что именно ты хочешь узнать».

Гарри позволил уговорить себя.

– Хорошо. Дело вот в чем. Твой рассказ очень заинтересовал меня. «Мой рассказ?»

– Да, о том, каким образом ты стал тем, кто ты есть, точнее, кем ты был. Насколько я помню, это случилось тогда, когда Фаэтор заманил тебя в ловушку, заключил в темницу и передал тебе или внедрил в тебя...

«Свое яйцо! – перебил его Тибор. – Жемчужное семя Вамфири! Память не подводит тебя, Гарри Киф. И я по-прежнему все прекрасно помню. Слишком хорошо...» – голос его неожиданно помрачнел.

– Ты не хочешь рассказать мне, что было дальше?

– Лучше бы я никогда не начинал этого рассказа. Но если таким образом мне удастся удержать тебя здесь подольше...

Гарри молча ждал.

– Да, теперь я вижу, что ты пришел сюда только ради этого, – простонал Тибор. – Хорошо...

Еще какое-то время стояла полная тишина. Наконец Тибор продолжил свою историю...

* * *

"Что ж, представь себе вновь весьма странный старинный замок, спрятавшийся среди гор. Окутанные туманом стены, центральная арка над узким ущельем, башни, словно гнилые зубы, возвышающиеся в лунном свете. Представь себе и хозяина – существо, некогда бывшее человеком, но больше им не являющееся. Существо, называвшее себя Фаэтором Ференци.

Я уже рассказал тебе, как он... как он поцеловал меня. Ни один отец не целовал таким образом своего сына. Да, он вложил в меня свое яйцо. И если раньше я считал болезненными раны и переломы, полученные в битвах...

Яйцо вампира заставляет испытать поистине смертельные муки. Почти смертельные... однако они не убивают окончательно. Ибо вампир очень тщательно выбирает того, кому он доверит носить в себе свое яйцо, и он очень хитер и коварен. Этот несчастный должен быть очень сильным, крепким, обладать острым умом, при этом быть холодным и бездушным. Должен признать, что я вполне соответствовал всем требованиям. Да и могло ли быть иначе, если учесть, какую жизнь я вел?

Когда яйцо проникло внутрь, я испытал неописуемый ужас, а оно, выпустив во все стороны отростки и щупальца, начало продвигаться по моему горлу вниз, в глубину тела. Оно двигалось быстро, как ртуть. Даже быстрее. Яйцо вампира способно проходить сквозь человеческую плоть, как вода сквозь песок. Фаэтору не было нужды пугать меня своим поцелуем, но ему хотелось навести на меня ужас. И это ему удалось.

Его яйцо прошло сквозь мою плоть, проникло в позвоночник и стало исследовать мой спинной мозг с таким же любопытством, с каким мышь изучает расщелину в стене. Однако его щупальца обжигали мои внутренности словно кислота. Каждое прикосновение к обнаженным нервам вызывало все новые приступы мучений!

О, как я метался, рвался, как я извивался в своих оковах! Но это длилось недолго. Наконец существо нашло себе убежище. Ведь оно подобно новорожденному уставало очень быстро. Думаю, что оно устроилось где-то в кишечнике, потому что именно там все у меня будто стянулось в тугой узел, и я почувствовал ужасную боль, от которой закричал и начал молить о смерти! Но потом новорожденное существо втянуло обратно свои щупальца и уснуло.

Мучения мгновенно прекратились – так быстро, что само их исчезновение вызвало новые страдания. И тогда, наконец, я испытал огромную радость от сознания того, что больше не чувствую боли, и тут же заснул.

Проснувшись, я обнаружил, что, скорчившись, лежу на полу, что на мне больше нет ни цепей, ни оков. Боли тоже не было. Вопреки своей уверенности в том, что камера должна быть погружена в темноту, я обнаружил, что вижу все окружающее словно при ярком дневном свете. Поначалу я ничего не понял и стал озираться вокруг в поисках отверстия, сквозь которое мог проникать свет. Я даже попытался взобраться по неровной стене и найти замаскированное окно или какой-либо иной путь наружу. Но все напрасно.

Однако еще до того как я предпринял тщетную попытку сбежать, я столкнулся с другими своими товарищами по заключению. Точнее с теми, в кого они теперь превратились.

Первым, кого я увидел, был старик Арвос, бесформенной кучей лежавший на полу там, где его оставил Фаэтор. Я подошел к нему и стал внимательно осматривать его тело – серую кожу, растерзанную грудь, видневшуюся из-под лохмотьев разорванной грубой рубашки. Мне показалось, что под грудной костью что-то трепещет. В надежде ощутить тепло тела или – а вдруг? – биение сердца я положил на грудь руку.

Не успел я коснуться ее, как она провалилась. Цыган рассыпался, раскрошился, как скорлупа или сухой лист под ногами. Кости ребер превратились в прах, а под ними не было ничего! Лицо также разлетелось в пыль, череп отделился от туловища, и затем неприглядная серая масса как будто исчезла – только легкий дымок поднимался от пола. Конечности, когда я склонился к ним, тоже растеклись, как содержимое лопнувших винных бурдюков. Весь этот процесс занял не более минуты. И вот уже передо мной лежали лишь кучка пыли да небольшие кусочки костей и кожи. Целой осталась лишь грубая одежда.

Потрясенный, я, раскрыв рот, смотрел на то, что еще недавно было Арвосом. И вдруг вспомнил тот отросток, который появился из руки Фаэтора и вонзился в цыгана. Неужели во всем был виноват он? Могло ли так случиться, что этот крошечный кусочек плоти Фаэтора выжрал все внутренности, уничтожил абсолютно все? А если так, что же произошло с самим отростком? Где он сейчас?

Ответ не заставил себя ждать.

– Да, Тибор, он съеден, – раздался в тишине глухой голос. – Его плотью насытилось то существо, которое прячется сейчас в земле у тебя под ногами.

Из темного угла подземелья появился мой старый друг, коренастый валах с короткими толстыми ногами. Пока он был человеком, его звали Эриг.

Я смотрел на него и не узнавал. Он казался мне совершенно чужим, и от него исходила незнакомая странная аура. А может быть, и не совсем незнакомая. Мне показалось, что я уже чувствовал подобное излучение в присутствии проклятого Ференци. Эриг теперь принадлежал ему!

– Предатель! – презрительно бросил я. – Старый Ференци спас тебе жизнь, а ты в благодарность продался ему! Вспомни, Эриг, сколько раз во время битвы я спасал тебе жизнь!

– Я давно потерял этому счет, Тибор, – хрипло ответил он. Лицо его при этом ничего не выражало, а глаза были круглыми, словно блюдца. – И ты прекрасно знаешь, что я никогда не пошел бы и не пойду против тебя по собственной воле.

– Что? Ты хочешь сказать, что по-прежнему мне предан? – иронически рассмеялся я. – Но от тебя же так и несет запахом Ференци! Значит, ты пошел против меня не по своей воле? – и уже более резко добавил:

– Зачем Ференци стал бы спасать тебе жизнь, как не для того, чтобы ты служил ему?

– А разве он тебе ничего не объяснил? – Эриг подошел ближе. – Он спас меня не для себя. После того как он уедет отсюда, я должен служить тебе.

– Ференци сумасшедший! Как ты не понимаешь? Он же обманул тебя! Ты что, забыл, ради чего мы пришли сюда? Мы пришли, чтобы убить его! А теперь посмотри на себя! Ты изможден, обессилен, слаб, как ребенок! Как может такой, как ты, служить мне? Какой от тебя прок?

Эриг подошел еще ближе. Его огромные широко раскрытые глаза смотрели не мигая, взгляд был пустым. На лице и шее подрагивали нервы, будто кто-то дергал за веревочки.

– Слабый? Ты неверно судишь о могуществе Ференци, Тибор. То, что он вложил в меня, исцелило мою плоть, срастило мои кости. Да, это так. И к тому же оно сделало меня очень сильным. Не сомневайся, я буду служить тебе не хуже, чем в прежние времена. Дай мне возможность доказать это.

Пораженный столь неожиданным заявлением, я нахмурился и покачал головой. Он говорил вполне разумно, и его слова несколько охладили мою ярость.

– По правде говоря, ты действительно должен был умереть. Твои кости были переломаны, а плоть растерзана. Так ты говоришь, Ференци и в самом деле обладает подобным могуществом? Теперь я припоминаю: он сказал, что, когда ты очнешься, ты станешь его рабом. Его, а не моим! Так почему же ты заявляешь, что я по-прежнему остаюсь твоим хозяином и повелителем?

– Он обладает большим могуществом, Тибор, – ответил он. – И я действительно в определенной степени нахожусь у него в подчинении. Он вампир, и я тоже теперь своего рода вампир. Так же, как и ты...

– Я?! – вне себя от ярости вскричал я. – Я человек! И ни от кого не завишу! Признаю, он кое-что сделал со мной – вложил в меня какую-то часть себя самого. И, надо сказать, это было весьма болезненно. Но вот я стою перед тобой – и я совершенно не изменился. Ты, Эриг, мой старый приятель и соратник, возможно, и поддался искушению, уступил, но я по-прежнему остался Тибором из Валахии!

Эриг тронул меня за локоть, и я отпрянул от него.

– Мое превращение свершилось очень быстро, – сказал он. – Его ускорило то, что плоть Ференци слилась, смешалась с моей плотью, для того чтобы исцелить ее. Его плоть соединила, собрала воедино мое разбитое, растерзанное тело, но одновременно накрепко привязала меня к нему. Это правда – я обязан исполнять все его приказы. К счастью, он не потребовал от меня ничего, кроме того, чтобы я оставался здесь и служил тебе.

Пока он мрачно произносил все это, я тщательно оглядывал темницу в поисках выхода и даже попытался взобраться по стене.

– Свет! – бормотал я себе под нос. – Откуда он проникает? Если он нашел дорогу сюда, значит я смогу найти дорогу отсюда.

– Здесь нет света, Тибор, – следуя за мной по пятам, злорадно сказал Эриг. – Это еще одно доказательство всевластия Ференци. Раз мы принадлежим ему, нам передались некоторые из его способностей. Здесь царит кромешная тьма. Но, так же, как и летучая мышь, изображенная на твоем знамени, так же, как и сам Ференци, ты теперь видишь в темноте. Больше того, ты сильно отличаешься от других, потому что внутри себя носишь его яйцо. Ты станешь таким же могущественным, как он, а может быть, и более. Ты настоящий Вамфир!

– Я сам по себе! – в ярости схватив Эрига за горло, закричал я.

Но, всмотревшись в его лицо, я заметил, что глаза его сияют желтым светом. Это были глаза зверя. А если он сказал правду, такими же стали и мои глаза. Эриг не пытался сопротивляться, а когда я нажал посильнее, опустился передо мной на колени.

– Ну что же ты? Почему ты не борешься со мной? Покажи свою удивительную силу! Ты просил, чтобы я испытал тебя, и я выполняю твою просьбу. Сейчас ты умрешь, Эриг. То же самое случится и с твоим новым хозяином, если он посмеет сунуть сюда свой собачий нос. Я, во всяком случае, не забыл, зачем пришел в этот замок.

Схватив цепь, которой я был прикован к стене, я обмотал ее вокруг его шеи. Он начал задыхаться, вывалив язык, хватать ртом воздух, но по-прежнему не делал попыток к сопротивлению.

– Бесполезно, Тибор, – выдохнул он, едва я ослабил давление. – Все бесполезно. Можешь задушить, можешь сломать мне шею – все равно я вновь стану таким, как есть. Тебе не удастся убить меня. Это под силу только Ференци. Интересная ситуация, не так ли? Ведь мы пришли сюда, чтобы убить его!

Отшвырнув Эрига в сторону, я бросился к тяжелой дубовой двери и принялся изо всех сил колотить в нее. Но ответом было лишь эхо. В отчаянии я вновь обернулся к Эригу.

– Ну что ж. Ты знаешь о тех переменах, которые произошли в тебе. Если это очевидно для меня, это должно быть тем более очевидно для тебя. Так вот скажи мне: почему я остался таким же, как прежде? Я не ощущаю никакой разницы. Можно не сомневаться – во мне не произошло никаких изменений.

Потерев горло, Эриг легко поднялся на ноги. От цепей на его коже остались заметные царапины. Но кроме них мое нападение, казалось, не причинило ему никакого вреда.

Глаза его горели, как и прежде, а в голосе слышалось все то же злорадство.

– Как ты правильно сказал, внутри меня все изменилось, переплавилось, как плавится в печи железо. Плоть Ференци одержала надо мной верх и подчинила его власти. Но с тобой все происходит иначе, внутри тебя происходят скрытые превращения. В твоем теле растет семя вампира. Оно проникает в твой мозг, в твое сердце, в твою кровь. В одной оболочке соседствуют два существа, но постепенно они сольются в одно.

Именно это говорил мне и Фаэтор.

– Так значит, я больше не хозяин своей судьбы! – бессильно прислонившись к стене, простонал я.

– Нет, это не так, Тибор, ты не прав, – оживился Эриг. – Ведь отныне тебе не грозит смерть, ты будешь жить вечно. У тебя есть возможность стать самым могущественным из когда-либо живших на земле людей. А ты говоришь о судьбе!

– Могущественным? – покачал я головой. – Оставаясь при этом рабом Ференци? Ты, наверное, хочешь сказать – бессильным? Ибо если я должен буду подчиняться ему, о какой самостоятельности и независимости может идти речь? Нет, я этого так не оставлю. И если у меня останется хоть крупица своей воли, я найду выход. – Я стукнул себя кулаком в грудь, но тут же поморщился. – Сколько пройдет времени, прежде чем... прежде чем существо, сидящее внутри, возьмет надо мной власть? Сколько в моем распоряжении времени до того момента, как гость завладеет хозяином?

Он медленно и, как мне показалось, печально покачал головой.

– Ты сам создаешь себе проблемы, – сказал он. – Ференци предвидел это. Он считает, что причиной тому твоя необузданность и сила воли. Ты по-прежнему останешься сам себе хозяином, Тибор. Суть в том, что существо, сидящее внутри твоего тела, не сможет существовать без тебя, так же, как и ты без него. Но если прежде ты был всего лишь человеком, со всеми присущими людям слабостями и недостатками, то теперь... теперь ты станешь...

– Погоди! – приказал я. – Он же говорил... он сказал... что не обладает полом. Судя по его словам, эти Вамфири вообще не знают, что такое пол. И ты смеешь напоминать мне о человеческих слабостях?

– Как один из Вамфири, – убежденно продолжал Эриг, – ты будешь обладать полом своего хозяина. А хозяин – это ты сам! В тебе по-прежнему будут бушевать страсти, сила и хитрость, присущие тебе, никуда не денутся, а только стократно умножатся.

Во мне вскипела ярость. Только моя ли это ярость?..

– Но... это... буду... не...я! – процедил я, в такт ударяя кулаком по каменной стене. Кровь заструилась по моим разбитым костяшкам.

– А кто же еще? – изумился он, подбираясь ближе и зачарованно уставившись на мою окровавленную руку. – Ну да, горячая кровь. Вампир, что живет в тебе, быстро залечит эти царапины. Но пока дай мне поухаживать за тобой.

Он схватил мою руку и попытался слизнуть струйки крови.

– Держись от меня подальше, вампир поганый! – вскричал я, отшвыривая Эрига в сторону.

И вдруг меня пронзил ужас. Я наконец-то осознал, кем стал мой товарищ. И кем стану я. Ибо на лице его была написана жажда крови. Я внезапно вспомнил, что в камере нас было трое...

Я оглядел темницу, не пропустив ни одного затянутого паутиной темного угла, и убедился, что мои глаза действительно претерпели таинственное изменение – они способны были видеть все, что скрывалось в темноте. Но мне, однако, не удалось найти то, что я искал, хотя я осмотрел буквально все. Тогда я вновь вернулся к Эригу. Увидев выражение моего лица, он попятился, но я подходил к нему все ближе и ближе.

– Эриг, – обратился я к нему, – умоляю, скажи мне, что сталось с искалеченным телом бедного Василия. Где же труп нашего бывшего соратника, всегда такого мужественного и храброго Василия?

В углу темницы Эриг, наткнувшись на что-то, споткнулся и упал прямо на маленькую кучку белых костей – это были человеческие кости.

От ужаса я лишился дара речи, а когда способность говорить вернулась ко мне, я смог произнести лишь одно слово:

– Василий?

Продолжая отползать от меня все дальше, Эриг закивал головой.

– Ференци... он... он не кормил нас... – умоляюще захныкал он.

Меня охватило непереносимое отвращение, и я, опустив голову, отвернулся. Эриг с трудом поднялся на ноги и с опаской приблизился ко мне.

– Держись от меня подальше, – взревел я. – Почему же ты не сломал кости, чтобы высосать из них мозг?

– Нельзя! – ответил Эриг таким тоном, будто перед ним был ребенок, нуждающийся в объяснениях. – Ференци велел оставить кости Василия для... для существа, скрывающегося под землей, для того, который сожрал старика Арвоса. Оно придет за ними позже, когда здесь будет тихо и спокойно. Когда мы будем спать...

– Спать?!! – вскричал я, поворачиваясь к нему. – И ты думаешь, что я смогу уснуть? Здесь? В одной комнате с тобой?

Опустив плечи и ссутулившись, он отвернулся и отошел от меня.

– Да, ты по-прежнему остался гордым, Тибор. Таким и я был когда-то. Говорят, что так ведут себя люди накануне своего падения. Придет и твое время. Что касается меня, то я не причиню тебе никакого вреда. Даже если бы я и осмелился, если бы я испытывал страшный голод... но я не осмелюсь. Иначе Ференци разрубит меня на мелкие кусочки и сожжет все до единого. Он так сказал. И к тому же, как бы то ни было, я люблю тебя как брата.

– Так же, как ты любил Василия? – прорычал я. Глядя на меня через плечо, он ничего не ответил. – Оставь меня в покое, – тогда рявкнул я. – Мне нужно о многом подумать.

Мы разошлись по разным углам и сидели в полном молчании.

Час проходил за часом, и в конце концов я уснул. К счастью, я почти не помню, что видел во сне. Но мне казалось, что я слышу чье-то чавканье, какие-то странные сосущие звуки, а потом хруст. Когда я проснулся, то увидел, что кости Василия бесследно исчезли..."