Текст книги "Ноги в поле, голова на воле"

Автор книги: Бранко Чопич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

28

То ли от той потасовки в роще, а может быть от чего-то другого, слышим мы, сильно разболелся плут Маркела Штакор.

– Что делать? – спрашивает нас старший Рашета, Давид. – Надо бы ему гостинцев отнести, как-никак, а он наш приятель.

Все тотчас же согласились пойти навестить Маркелу. Просто даже любопытно посмотреть, как выглядит Штакор, когда он больной. И мы с Иканом присоединились к остальной компании.

Наступило воскресное утро, а мы тут как тут на старостином дворе. Кто-то из его домочадцев заметил, как мы входили в калитку и крикнул:

– Ох-ох-ох, Рашеты припожаловали!

Услышав, кто к нему явился, больной сорвался с постели, забился под кровать и закуковал:

– Пропала моя головушка, сейчас они мне трепку зададут! Мы с гоготом и шумом ввалились в дом, смотрим, а кровать пуста.

– Где же больной?

– Пощадите меня, братцы, я и так мертвым-мертвешенек! – проквакал Маркела из-под кровати.

– Не бойся, вылезай, мы тебе гостинцы принесли! – крикнул ему под кровать старший Рашета, Давид. – Вот, посмотри.

Тут принялись Рашеты выкладывать на низкую скамью принесенные дары: яблоки, грецкие орехи, каштаны, лесные орешки, чернослив. Увидел все это Икан, бросился на пол, растянулся и завопил:

– Я тоже больной! Мне тоже надо гостинцы дарить!

– Не тронь мои сласти, Илькастый! – взвизгнул больной, выскакивая из-под кровати, и, бросившись к скамье с дарами, накрыл ее собой: – Только через мой труп!

– Ну уж ладно, не буду, – успокоил его Икан, вставая, вынул из кармана румяное яблоко и протянул Маркеле: – Посластись и от меня!

Штакор так и просиял счастливой улыбкой:

– Ну, теперь я сразу поправлюсь, раз вы меня так любите!

А мы всей компанией сразу же от него зашли к бабке Ёке и попросили ее полечить хорошенько нашего Маркелу.

Через несколько дней до нас дошли тревожные слухи.

Староста снова шнырял возле бабкиного дома, обнюхивал штабеля заготовленных дров и опять отправился легавым жаловаться, на этот раз на школьников: мол, бабка Ёка подучила ребят дрова из старостиного леса таскать.

Сам жандармский начальник Вука́йло Длиннохвост, этакая громадина с длинными усами, вмешался в эту заваруху с дровами:

– Ага, знаю я этих школьников, от них безобразий только и жди, все они прирожденные нарушители.

– Вполне разделяю ваше мнение! – поддакнул Вукайле староста. – А раз мы с вами так думаем, значит, это самая что ни на есть святая истина.

– Выловим, значит, мы этих детишек как миленьких – и к нам в подвал! – воскликнул жандармский начальник Вукайло Длиннохвост. – Посидят они в темноте и тут же во всем признаются! Отберем у бабки Ёки дрова, а саму бабку Ёку в город спровадим, в настоящую тюрьму, пусть посидит с разбойниками и конокрадами.

– Так ее, в кутузку ее! – поддакнул староста.

Наша ребячья команда друзей и помощников бабушки Ёки страшно всполошилась и собралась на совет.

– Прежде всего надо спрятать дрова, которые мы натаскали к бабкиному дому. Не допустим, чтобы нашими дровами обогревался этот вредный староста!

Когда стемнело, мы с Веей во главе отправились к бабкиной хижине. Старая женщина отвела нас за дом в глубь двора и показала широкую яму, прикрытую досками.

– В этой яме, ребятки, мой покойный муж, дядька Джурица, отсиживался во время первой мировой войны, чтобы австрияки его в армию не забрали. В ней все наши дрова поместятся.

Не мешкая взялись мы за работу, и за один час все дрова, до последнего поленца, были перенесены и спрятаны в глубокой и сухой яме. Потом мы тщательно прикрыли ее досками, закидали снегом, и в довершение ко всему сверху поставили тот самый припрятанный нами с Илькой лошадиный череп с чудовищным оскалом белых зубов.

– Сюда и среди бела дня ни одна живая душа не сунется! – сказал старший Рашета, Давид. – Посмотрите, как вылупилась пустыми глазницами эта лошадиная башка, ну чистый начальник конского жандармского участка.

Для пущей острастки мы вставили в лошадиные челюсти обрывок чьей-то шубы. Так и чудилось, будто страшилище растерзало какого-то зазевавшегося простака.

– Да, но где спрятать нашу бабушку Ёку? – озабоченно заметила Вея.

– А что будет с вами? – горевала бабушка Ёка. – Вас хотят сунуть в подвал, и это в такой-то мороз. Видать, снова собирается вьюга.

Тут Ёю Клячу осенила какая-то мысль, и он запрыгал от восторга на одной ножке.

– Мне в голову пришла блестящая идея! Пошли в Ущелье сказок к мельнику Дундурии. Знаете, как он обрадуется, что мы к нему в гости пришли, скучно ему там одному, занесенному снегом!

Договорились, что завтра же вечером переселим бабушку Ёку в Ущелье сказок. И сами с ней туда отправимся. А домашним скажем, что идем к истопнику Джурачу лущить кукурузу.

Наша учительница еще накануне уехала к своим родителям на новогодние праздники. Защитить нас было некому, на это-то наш староста и рассчитывал.

Весь следующий день мы провели в жутком страхе, боясь, что с минуты на минуту нагрянут жандармы. Но, по счастью, они не явились, по каким-то делам задержались в соседнем селе.

29

Сразу после полудня небо стало хмуриться и все вокруг так потемнело, словно надвинулась ночь.

– Метель собирается страшная, – ворчал мой дед и приговаривал: – И что это вас именно сегодня к Джурачу несет, застигнет вас непогода, не пустит обратно домой.

День медленно движется, а тучи спускаются все ниже, наливаются тяжестью и чернотой. К нашему дому пробрался Давид Рашета и манит нас из-за плетня:

– Ребята, давайте раньше двинемся, вот-вот пойдет снег. Как бы нас метель в пути не захватила, трудно нам будет до мельницы к Дундурии добраться.

– Вот и отлично, что снег, он у бабки Ёки яму с дровами засыплет и наши следы заметет, и никто не узнает, куда мы ушли, – сообразил Икан.

Никем не замеченные в сгустившейся мгле мы добрались до нашей бабки Ёки. Давид Рашета подгонял старушку:

– Давай, бабушка Ёка, твои пожитки, мы их с собой возьмем.

Семеро братьев Рашет навьючили на себя бабкину постель, одежду, обувку и посуду. Мне досталось нести младшего кота Котофея, Икану – старшего Котофея Котофеича, Ёю Клячу обвешали торбами и мешочками с сушеными травами, а Вею приставили к бабке Ёке в качестве личного сопровождающего. Оставшийся скарб бабушка Ёка заперла в доме.

– Пусть теперь поищет нас этот мерзкий староста со своими легавыми.

Узкой стежкой спустились мы к речке и пошли вдоль нее вверх по течению к Ущелью сказок.

Я своего кота засунул в школьную торбу, то же самое сделал и Икан. Оба кота спокойно дремали в торбах, из них торчали две здоровые усатые морды.

В теснине нас встретили предвестники метели. Редкие отдельные снежинки заметались, заплясали в воздухе, закружились роями. Скрылись из виду окрестные горы, заволокло высокие края теснины и дальние деревья, и вскоре в трех или четырех метрах впереди уже ничего нельзя было различить.

– Хорошо, что мы раньше вышли, – сказал Давид. – Как-нибудь уж добредем до мельницы.

Ветер взвыл протяжно над ущельем. Бабка Ёка озабоченно глянула вверх и проговорила:

– Снежный буран собирается! Поторопитесь, дети.

Вея поддерживала старую женщину под руку, чтобы она не упала, поскользнувшись на снегу.

– А ну-ка, бабуля, ухватись покрепче за ветер! – шутила Вея.

Снег валил такой плотной стеной, что казалось, все небо обрушится на землю. Вьюга закручивала снежные вихри вокруг наших беглецов, так что порой они совсем не видели дороги.

– Охо-хо, давненько такой метели не было, – вздыхала бабка Ёка. – Здесь и то метет, а каково в открытом поле, где ветру вольная воля!

Вдруг пронзительное завывание бури, стонавшей в вышине над ущельем, прорезал мощный голос одного из братьев Рашет:

– Ату ее, держите, бешеную!

Вся команда вместе с бабой Ёкой дружно подхватила этот боевой клич:

– Ату ее, держите, бешеную!

– Гей, кумовья, за хвост ее хватай, не отпускай! – гикнул Икан.

Этот крик всех нас развеселил и ободрил, когда же сквозь вой бурана мы различили хлопотливое лопотанье старой мельницы, мы и вовсе воспряли духом.

– Ату ее, бешеную!

– Держи ее, соседи и родня!

Тут со стороны мельницы до нас долетел ответный призыв:

– Сюда, Рашеты, молодцы! Узнал я ваш клич боевой!

– Ого, да это Дундурия! – воодушевились мы и с новыми силами бросились к мельнице. За нами следом ковыляли Вея с бабкой Ёкой.

Дундурия дожидался нас перед мельницей. Косматый, обсыпанный мукой и снегом, он напоминал огромного, древнего Деда Мороза.

– Эгей, гости мои дорогие! – радушно встретил нас Дундурия. – То-то приснился мне под утро сон, будто гости ко мне припожалуют, так что я и барашка расстарался зажарить. Меня мой сон никогда не подведет, это я знаю.

Когда же из снежной круговерти показались и Вея с бабкой Ёкой, Дундурия совсем развеселился:

– Так и есть, мне и сваты снились, вот тебе, пожалуйста, и молодая явилась. Вспоминаешь ли ты, бабка Ёка, как ты однажды пообещала переехать ко мне на мельницу и остаться тут хозяйничать?

– Так разве ж ты тогда не в шутку говорил, старый бес? – затараторила бабка Ёка.

– Что за шутки! Мне как раз хозяйка требуется, давно уж надоело самому посуду мыть и носки латать, да и проволока у меня вся извелась.

– Какая еще проволока? – удивилась бабка.

– Для штопки. Я носки себе проволокой латаю, нитки на моих носках не держатся.

– Ну уж если так, то куда денешься? – хмыкнула бабка. – Все равно я в бегах. Ищут меня жандармы и староста Крикун. Грозятся с детишками в темницу засадить.

Разбушевался тут старый мельник, раскричался:

– Крикун говоришь? Значит, этот осел по сю пору старостой на селе сидит? Давненько я его сквозь свои пальцы не пропускал, вот он и обнаглел.

Отшумевшись и выдохнув свой гнев, Дундурия повел нас к себе, и мы всей толпой ввалились в его большую комнату. В печке весело потрескивал огонь, а за печкой дремал славный кот Дундурии Котурия.

– Накрывай на стол, бабка Ёка, с этого дня ты в этом доме хозяйка! – воскликнул Дундурия.

На столе мгновенно появились и барашек с вертела, и знаменитые дундуриевские погачи величиной с мельничное колесо.

– Налетайте, ребятишки, да запомните хорошенько, как вы у Дундурии на свадьбе пировали!

– А про меня ты что же и не вспоминаешь? – пискнула бабка Ёка.

– Верно, пусть будет так: на свадьбе Дундурии с бабкой Ёкой. Ну и взвоет же этот староста-горлопан, когда узнает об этом событии.

После обеда мы взялись устраивать себе постели. Натаскали сена из ближнего стога и разостлали его по всей комнате. Постель вышла в полметра высотой. Сено застелили сверху бабки Ёкиными ряднами да одеялами, получилась не постель, а просто царское ложе!

– Ого, да тут можно целую роту солдат спать уложить!

Пока мы сено таскали, метель еще пуще разыгралась, завывает ветер, закручивает снежные вихри, а снег все прибывает и прибывает.

– Видит бог, ребятишки, вовремя вы ко мне пришли, не пробиться бы вам сейчас сквозь пургу, – сказал Дундурия. – Намело сугробов выше плеч.

В тот вечер мы сладко заснули под жужжание мельничного жернова и завывание бури. Нам и в голову не пришло, что родители наши будут волноваться, что мы не вернулись домой.

30

А родители в тот вечер и в самом деле еще не слишком беспокоились. Видимо, Джурач, решили они, оставил нас ночевать у себя, побоялся отпустить в непогоду. Наши домашние и вообразить не могли, что нас в такой буран занесло ни мало ни много, как в Ущелье сказок, к мельнику Дундурии.

Наутро село проснулось погребенным под снегом. Могучие сельские здоровяки и те с трудом прорывали тропинку к источнику или до ближайшего соседа.

Снег все сеял и сеял легкой и мелкой крупой. А к полудню неведомыми путями разнеслась по селу весть:

– Пропали мальчишки! Исчезли братья Рашеты, нет Бранко с Икетой, Ёи Клячи, Славко Араба.

Первый слух подгонял и второй:

– И бабка Ёка сгинула куда-то! Хижина ее ограблена, имущество вынесено и обоих котов нет!

– Не иначе как разбойники обчистили старушку! – строил догадки Джурач Карабардакович. – Узнали, что она живет одна, и обобрали.

– Но для чего же они и ее с собой увели? – недоумевали люди.

Этот вопрос всех ставил в тупик. Вот уж это действительно всем было невдомек.

– А главное непонятно, куда наши дети девались? Сказали, что идут к Джурачу Карабардаковичу, и пропали.

Дядюшка Вук Рашета первый высказал предположение, что в этом деле замешаны жандармы.

– Уж очень они донимали расспросами и бабку Ёку, и ребят, ну и нагнали на них страху. А теперь вот поди-ка разыщи их.

– Это староста Крикун во всем виноват! – возвысил голос Джурач Карабардакович. – Он ко мне раз десять приходил и все допытывался, кто бабке Ёке дрова из леса носит. Легавыми грозился. Придут, говорит, жандармы и пересажают всех до единого.

Наши матери ударились в слезы и запричитали:

– А вдруг наших бедных детишек снегом замело. Кинулись они от жандармов спасаться и погибли в метели.

– Нет, не может такое с моим Давидом случиться! – твердо заявил дядюшка Вук Рашета. – Давид не даст малышам пропасть. Отсиживаются в каком-нибудь укрытии, я за них не беспокоюсь.

– А вдруг их перехватали жандармы и бросили в подвал, в такую-то метель, – высказал сомнение кто-то.

Встревоженные люди высматривали беглецов и там и сям, но их и след простыл…

– Сначала со старосты спросим, он в ответе за наших детей, а уж потом продолжим розыски! – и, предводительствуемые дядюшкой Вуком Рашетой, крестьяне повалили к старостиному дому.

За горло схватили Крикуна:

– Где ребятишки наши, отвечай!

– Откуда мне знать? Интересовались ими жандармы, говорят, они дрова таскали… – бледный с перепугу, мычал староста.

– А не ты ли это завел такие порядки в нашем достопочтенном селе, что нам и ветку сухую с земли поднять запрещается? – раскричались крестьянки и затрясли над старостой прялками, поварешками, скалками и мешалками.

А надо вам сказать, что так уж издревле повелось, что если крестьянские бабки, тетки, кумушки, золовки и матери решат, что кому-то не бывать на селе старостой, то тут сам его величество король бессилен дело поправить, будь у него хоть еще длиннее усы, чем те, что пририсовали ему мы с Икетой.

В мгновение ока радостная весть облетела село:

– Женщины скинули сельского старосту!

А за ней и другая, еще более счастливая:

– Женщины провозгласили старостой Джурача Карабардаковича!

Третья весть всколыхнула все село:

– Идем в жандармерию требовать детей!

Похватали люди вилы, топоры, посохи, мотыги, багры и косы и, пробиваясь через снежные заносы, всем скопом двинулись к жандармскому управлению. Запрудили обширный двор жандармерии и зашумели:

– Подавайте наших детей, не то головы с плеч!

В жандармском управлении поднялся невиданный переполох, защелкали затворы винтовок, но крестьяне не позволили себя запугать:

– Говорите, где наши дети! Не помогут вам винтовки!

Навстречу им вышел жандармский начальник Вукайло Длиннохвост, стал с крестьянами говорить – они у него спрашивали про тех двух легавых, которые к бабке Ёке являлись и грозились арестовать ее вместе с детьми.

– Нет их на месте, они еще до того, как метель разыгралась, ушли и не вернулись.

– Пусть в нашем селе больше и не показываются, если не хотят, чтобы их отдубасили. А детей с бабкой Ёкой в покое оставят!

– Ладно, ладно, все будет в порядке! – пообещал им испуганный Вукайло Длиннохвост.

А тут как раз являются те самые двое жандармов. Продрогшие, жалкие, носами хлюпают: они, мол, в засаде у соседнего села подстерегали одного пастуха, который на белок охотился.

– Ну и как, подстерегли? – осведомился начальник.

– Черта с два! Пургу подстерегли, а потом заблудились по дороге к селу. Слава богу, на заброшенную хижину наткнулись, в ней и укрылись. Замерзли начисто, вот что с нами было.

– Так вам и надо, не гонялись бы за детьми да старухами!

– Это нас староста науськивал, – стали оправдываться жандармы, – забери их да забери!

– Ну, от него вы отныне избавлены! – заявили крестьяне. – Скинули мы Крикуна, а на его место Джурача Карабардаковича поставили.

– Не признаю Джурача! Долой Джурача! – проскрежетал с дороги чей-то знакомый голос.

Все обернулись на шум. Староста торопливо бежал к жандармерии и крутил палкой в воздухе:

– Я тут старостой был, я и буду! Меня и господа жандармы признают!

– Что тебе от нашего признания, если тебя народ скинул! – проговорил Вукайло Длиннохвост.

– Какое мне дело до них! – проворчал староста.

– Сейчас посмотрим, какое тебе до нас дело! – воскликнули крестьяне, схватили старосту за шиворот, обмакнули в снег и пустили катиться вниз со склона.

Староста полетел кубарем под откос, словно снежный ком. Докатившись до подножия горы, снежный ком подскочил в воздух и – р-раз! – приземлился посреди дороги, разорвавшись как граната. Разлетелись в стороны снежные осколки, а из них целый и невредимый выскочил бывший староста и резво понесся по дороге.

– Эгей, держите его, бешеного! – издал убегающему старосте вдогонку устрашающий клич дядюшка Вук, потрясая в воздухе своим палашом, с которым он не разлучался ни на миг.

– Так как же, господа, обещаете детей наших не трогать? – возвысил голос новый староста, Джурач Карабардакович.

– Обещаем, всенепременно обещаем! – торжественно пообещал жандармский начальник, с опаской оглядывая толпу крестьян, снарядившихся как на войну.

– Ладно, тогда мы пошли на розыски детей! – сказал Джурач Карабардакович, и крестьянская армия рассыпалась мелкими группами и устремилась на поиски пропавших.

31

Пока в селе происходили все эти волнения, мы, прочно обосновавшись на мельнице у Дундурии, угощались на славу, веселились и слушали его бесконечные истории.

– Гуляйте, ребятишки, ешьте, пейте, песни распевайте на добрую славу о том, как женился дядька Дундурия!

С шутками и смехом всем скопом принялись мы под началом бабки Ёки чистить жилище Дундурии и его мельницу от чердака до подвала.

– Эй, что это вы затеяли? – расшумелся дядька Дундурия. – Однажды я тут уже делал уборку.

– Когда ж это ты делал уборку, а ну-ка скажи? – заквохтала бабка Ёка и точно конокрада просверлила дядьку Дундурию взыскательным жандармским взглядом.

– Да это… как тебе сказать, что-нибудь этак лет с тридцать или сорок назад, когда у меня новехонькая барашковая шапка куда-то запропастилась. Я тогда весь дом вверх дном перевернул…

– И как же шапка? Нашлась? – встряла любознательная Вея.

– Нашлась, душенька, да еще где!

– Где же?

– На моей собственной голове, душенька. Только я это руку к затылку почесаться поднес, чувствую, а под пальцами овечья шкура. Я прямо-таки поразился. Да что это такое? Уж не превратился ли я сам в барана? Дай-ка посмотрю! Пошел это я к омуту, заглянул в воду, а из воды моя башка торчит, а на башке новехонькая барашковая шапка.

– И ты, конечно, сразу в воду прыгнул, пока шапка не утонула? – осведомился догадливый Ёя Кляча.

– В точности так я, мой милый, и сделал. Скок очертя голову в омут, а сам хватаюсь за голову и шапку свою – цап! Схватил и выловил. Вылезаю на берег, щупаю, а шапка насквозь мокрая. Значит, и правда была на той моей башке, которая из воды торчала.

Мы умираем со смеху, потешаясь над дядькиными приключениями, и лишь много лет спустя я начинаю понимать, что все это наш дядька рассказывал нарочно для того, чтобы нас повеселить. Не такой он уж был простак.

Взялись мы выбивать его толстенный зимний гунь, тут Дундурия снова взбунтовался:

– Да я уж его выбивал, что вам еще надо!

– Это когда ж ты его выбивал?! А ну-ка скажи, а ну-ка скажи?! – раскудахталась бабка Ёка.

– Да что-то этак незадолго до первой мировой войны, когда я подрался на базаре с десятком барышников, торговцев лошадьми. Схватили они колья, дубины и палки и славно обмолотили ими мой гунь. Из него такая туча мучной пыли и пепла поднялась, что прибежали городские пожарные, думали, загорелось что-то.

– А что же ты, никого не измолотил? – поневоле вырвалось у Славко Араба.

– Как это никого! – весело гаркнул старикан. – Зажал я в кулаке толстенную жердь да как начал крушить все вокруг. Заодно с барышниками отчихвостил еще штуки четыре зевак, которые на драку глазели, а вместе с ними и одну глупую лошадь.

– А лошадь за что? – вылупился на мельника Икета.

– Пусть не смотрит на меня с упреком, будто я бог знает какой разбойник.

Перетряхивая и убирая мельницу, в одном старом соломенном тюфяке нащупали мы плотничий топор:

– Это что за топор, дядька Дундурия?

– Ого, как славно, что вы его нашли! – воскликнул хозяин. – Вот уже двадцать лет, как он исчез, а я-то думал, что это Крикун у меня топор украл. Раз десять я его уже за эту кражу отлупил, но, видно, придется еще проучить.

– А теперь за что? – удивились мы.

– За то, что оставил топор в моем тюфяке и он мне двадцать лет спину тер.

Чего только не попадалось нам в разных закутках мельницы: были тут и гвозди, и ножи, и ружейные пули, и даже грабли без ручки, и складное лезвие.

– Эгей, вот потому-то я последние сорок лет и не брился, что лезвие потерял, – произнес в раздумье мельник и закинул лезвие в омут. – Вот так, не было его сорок лет, пусть и дальше не будет, а если еще раз через следующие сорок лет найдется, может, я тогда передумаю и побреюсь.

Уборка была окончена, и мельник сказал:

– А теперь, ребята, спать пора. Ляжем сегодня пораньше, и с рассветом – все вместе в село.

– В село-о! – разочарованно протянули мы.

– Завтра в селе большой церковный праздник, народу на него соберется видимо-невидимо, тогда увидим, посмеют ли жандармы со старостой на глазах у всего общества тронуть вас. На клочки разнесет их народ, посмей они хоть пальцем шевельнуть.

На следующий день, поднявшись спозаранку, пошли мы на речку, хорошенько умылись и после сытного завтрака двинулись вниз по теснине в село. Впереди шел мельник Дундурия, прокладывая путь, за ним семенила бабка Ёка, а за бабкой Ёкой шествовала вся наша команда. Из-за высоких снежных наметов выглядывали только наши шапки да платки бабки Ёки и Веи.

Вышли мы на церковную площадь, и тут нас увидели наши домашние. Кинулись они нас обнимать, целовать и расспрашивать, где мы столько времени скрывались, что они уже отчаялись нас разыскать.

Тут к нам подошел наш школьный истопник Джурач Карабардакович, каждого подряд облобызал, а потом с достоинством провозгласил:

– Знаете ли вы, дети мои, что меня избрали сельским старостой и с этого дня, пока я жив, никто и пальцем к вам прикоснуться не посмеет.

– Даем три залпа из церковной мортиры в честь такого события! – воскликнул Дундурия. – Эй, ребятишки, ко мне на подмогу!

Мы кинулись за мельником к церковному складу, извлекли оттуда мортиры, порох и прочее снаряжение и стали помогать Дундурии заряжать боевое церковное оружие.

– Эгей, взялись, парни, дружно!

Когда мортиры прогрохотали одна за другой, срывая снег с ветвей, Дундурия крикнул:

– Ну, ребятишки, были вы до сей поры обычными школьниками, а теперь прославились как настоящие герои! Ведь это вы помогли скинуть неугодного старосту и вразумить господ жандармов. Даю в вашу честь еще один залп! Да здравствуют отважные школьники!

– Да здравствуют, да здравствуют! – подхватили во все горло братья Рашеты, Славко Дубина Араб, Ёя Кляча, Ке́ча, Вея, Илька и я, и все наши друзья-товарищи, которые были тут с нами рядом.

Так крепла и росла наша дружба с мельником Дундурией, заслуживающим особого рассказа в какой-нибудь новой книге, а также и того, чтобы мы в его честь громко крикнули хором, вспугнув при этом целую стаю ворон с ближайшего ореха:

– Да здравствует наш богатырь, мельник Дундурия! Будьте все здоровы и счастливы! Ату ее, держите, бешеную! Навалитесь, соседи и кумовья, с топорами и вилами!