Текст книги "Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали"

Автор книги: Борис Кагарлицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

Улучшилась и демографическая ситуация. «В России в 1999 г., по данным Госкомстата РФ, родилось всего 1,2 млн детей – абсолютный минимум за все послевоенные годы, но в 2000 г. начинается постепенный рост рождаемости. Если в 2000 г. в России появились на свет 1 266 800 детей, то в 2001 г. – уже 1 311 600. Этот рост воспринимается как ответ на общее улучшение обстановки в стране или, во всяком случае, на более оптимистическую ее оценку частью россиян»[319]319
  Устная история и биография: женский взгляд. М.: Институт социологии РАН, 2004. С. 92. Демографический подъем 2001—2004 гг. дал эмпирический ответ на теоретический вопрос, остро обсуждавшийся в России 1990-х гг. В то время как критики власти связывали резкий спад рождаемости с экономическим кризисом, падением жизненного уровня и общей деморализацией населения, либеральные исследователи доказывали, что снижение рождаемости имеет чисто демографические причины: в репродуктивном возрасте находились сравнительно малочисленные поколения, родившиеся в 1970-е гг. Статистика 1998—2004 гг. однозначно демонстрирует связь между экономической ситуацией и рождаемостью, наглядно демонстрируя неправоту либералов. Основные параметры демографической ситуации не изменились, а уровень рождаемости колебался вместе со спадами и подъемами экономической конъюнктуры.


[Закрыть].

Ориентирующиеся на Кремль средства массовой информации приписывали все эти успехи благотворному влиянию личности и деятельности Путина на развитие страны, и значительная часть населения склонна была в это верить. Оппозиция напоминала, что без высоких цен на нефть подобное счастье вряд ли имело бы место.

Между тем даже четыре успешных года не приблизили Россию к решению ее стратегических проблем. Разрыв между богатыми и бедными не сократился. Высокообразованная нация оказалась привязана к примитивной, полуколониальной экономике. Продолжалась деградация наукоемких производств. Эффективность крупных корпораций, составляющих основу олигархической экономики, оставалась гротескно низкой. В стране, где главным источником средств является добыча сырья, отличить эффективный менеджмент от неэффективного практически невозможно. Значение имеют лишь количество продукции и мировые цены. Пока цены высоки, а добыча налажена, даже самые плохие управленцы будут вести дела успешно. Если цены упадут, никакие гении менеджмента не спасут от неприятностей. Жизнеспособность остальных отраслей прямо пропорциональна количеству средств, «вытекающих» из топливной экономики.

Неожиданно для себя правительство столкнулось с новой проблемой: что делать с внезапно хлынувшим на него потоком нефтедолларов? Массовое вложение денег в экономику было бы чревато не только инфляцией, но и резким увеличением государственного сектора. Закачка средств в социальную сферу привела бы к отказу от планов коммерциализации и приватизации соответствующих отраслей. Главным предлогом для этой политики была нехватка в них средств и связанная с этим неэффективность. Кроме того, вложив деньги в образование, жилищно-коммунальное хозяйство, здравоохранение, власть сделала бы интересующие бизнес объекты более дорогими, тем самым затруднив приватизацию.

Выход был найден с помощью мирового рынка. Возглавляемое Алексеем Кудриным Министерство финансов взяло курс на «стерилизацию» экономики. Правительство начало досрочную выплату долгов западным кредиторам. Также по инициативе президентского советника Андрея Илларионова создали Стабилизационный фонд, куда откачивались из экономики лишние деньги. Государство вело себя как обыватель, откладывающий средства на черный день. Фонд предполагалось тратить после того, как упадут мировые цены на нефть. Средства хранились преимущественно в долларах США или вкладывались в американские казначейские облигации (тем самым российское государство косвенно финансировало войну в Ираке и другие мероприятия президента Буша).

Проблема в том, что курс доллара и цена нефти были тесно взаимосвязаны. Рост цен на нефть был вызван не только увеличением спроса и грозящем в будущем исчерпанием запасов этого сырья, но и инфляционным потенциалом американской валюты[320]320
  Подробнее см. The Politics of Empire. Globalisation in Crisis. Ed. By A. Freeman and B.Kagarlitsky. London, Pluto Press, 2004.


[Закрыть]. До тех пор пока курс доллара искусственно поддерживался, избыток необеспеченных денег гарантировал высокие нефтяные цены. Но в тот момент, когда доллар начинал падать, цены на нефть должны были стабилизироваться или пойти вниз. Тем самым значительная часть средств Стабилизационного фонда обречена была обесцениться в тот самый момент, когда в них появилась бы нужда.

Помимо Стабилизационного фонда существовали золотовалютные резервы Центрального банка и собственный резерв Кабинета министров, которые тоже росли впечатляющими темпами. Даже либеральные эксперты недоумевали: «Зачем так яро откачивать деньги из экономики?»[321]321
  Эксперт. 2004. № 39 С. 14.


[Закрыть]

На протяжении многих лет отечественная экономика страдала от недостатка капиталовложений. Об этом говорили уже в последние советские годы, но по сравнению с тем, что происходило в 1990-х, тогдашняя ситуация выглядит почти идиллически. Экономический подъем, начавшийся после дефолта, выглядел впечатляюще, но при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что восстановление производства не сопровождалось аналогичным ростом инвестиций. Старое оборудование, уцелевшее за годы реформ, кое-как приводили в порядок, отлаживали и запускали. Иными словами, это был рост без развития. Более того, оборудование изнашивалось, работники старели, технологии утрачивали новизну. Не лучше дело обстояло и с инфраструктурой, в которую годами не вкладывали денег. На общем фоне экономического подъема начала 2000-х инвестиции в основные фонды, разумеется, подросли, но совершенно не в тех масштабах, которые были бы необходимы для решения накопившихся проблем.

Правительство надеялось на частные инвестиции, а частный бизнес ожидал вложения средств со стороны государства, одновременно вывозя капиталы за рубеж. Либеральные комментаторы совершенно справедливо говорили о низкой эффективности хозяйственных проектов, затевавшихся бюрократией, но сам частный сектор не только не мог и не хотел сам вкладывать деньги, но и требовал увеличить государственные инвестиции.

С одной стороны, смертельно боялись инфляции, а с другой – страдали от недостатка средств. Подобное положение отражало внутренние противоречия самого российского государства и неразрывно связанного с ним частного бизнеса.

ПЕРЕМЕНЫ

До президентских выборов 2000 г. команда Путина работала на заготовках, оставленных ельцинским режимом. Беда в том, что за все надо платить, и уже в следующем году Путину пришлось столкнуться с долгосрочными последствиями тех самых решений, которые привели его к власти. Сам Путин ни одного из этих решений не принимал, во всяком случае – единолично. Но и война в Чечне, и досрочные выборы, и превращение православного национализма в некую замену государственной идеологии – все это уже его игра. Все это придумано ради него и «под него». А потому Путину и отвечать за последствия.

Наиболее простое решение состояло в том, чтобы не предпринимать никаких активных шагов. Команда президента, оставив в стороне основные социальные и экономические вопросы, сосредоточилась на укреплении собственной власти. Губернаторов припугнули, введя пост полномочных представителей президента, которым было поручено присматривать за местными элитами. Страну разделили на семь федеральных округов, однако старое деление на области упразднить не решились, так что появилась лишь дополнительная бюрократическая структура. Следующим действием, направленным против губернаторов, стала реформа Совета Федерации. После длительных проволочек президенту и его людям удалось изменить структуры верхней палаты. Теперь здесь заседали не губернаторы и главы законодательных собраний, а их представители. Тем самым губернаторы лишались депутатской неприкосновенности, и их можно было сажать.

Путинская команда, в отличие от ельцинской, состояла из бюрократов, очень деятельных, но лишенных фантазии и инициативы. Начали постепенно оттирать от власти Бориса Березовского, считавшего себя «делателем королей» в Кремле. Это было разумно. Ведь человек, полагающий, что Путин обязан ему своим выдвижением, может претендовать на слишком многое. Именно потому, в соответствии с жанром шекспировской трагедии, олигарх был обречен. Его собственность отнята не была, но значительную часть активов ему пришлось продать. Покупателем стал Роман Абрамович, бывший младший партнер Березовского, сумевший доказать свою лояльность кремлевской команде.

Березовский покинул все официальные посты, затем снял с себя думский мандат и обиженно удалился в Лондон. На первых порах он ожидал, что Кремль одумается, но этого не произошло. Другим пострадавшим олигархом стал Владимир Гусинский, чье телевидение заняло неправильную сторону осенью 1999 г. Он занимался неподходящим бизнесом. Вместо нефти и газа он торговал словом. В скором времени бывшие соперники Березовский и Гусинский оба оказались в эмиграции.

Потеря личного влияния олигархов обернулась катастрофой для связанных с ними средств массовой информации. Телекомпания НТВ, основанная и контролировавшаяся Гусинским, перешла в руки корпорации Газпром. Захват НТВ был осуществлен совершенно легально и рыночными методами, поскольку Гусинский изрядно задолжал Газпрому. При Ельцине на такие мелочи можно было не обращать внимания, поскольку Газпром и созданный Гусинским «Медиа-Мост» были тесно связаны с властью. Если бы в 1999 г. владелец НТВ сделал правильную политическую ставку, вполне возможно, что долги были бы списаны. Но он совершил ошибку и теперь должен был платить, причем в буквальном смысле. Журналисты, пропагандировавшие ценности свободного рынка, столкнулись с реальностью капитализма.

Весной 2001 г. НТВ перешло в руки «Газпром-Медиа». Часть команды Гусинского перешла на новый канал ТВ-6, принадлежавший купленной Березовским компании МНВК. Но и этот канал был спустя некоторое время ликвидирован. Если с НТВ разобрался Газпром, то сомнительная честь уничтожения ТВ-6 досталась нефтяной компании ЛУКойл. Осенью 2001 г. созданный ею фонд «ЛУКойл-Гарант» инициировал судебный процесс о ликвидации ТВ-6 под предлогом ущемления им прав миноритарных акционеров. После того как вещание телеканала было отключено, его руководители основали некоммерческое партнерство «Медиасоциум» и канал ТВС. Однако теперь получилось, что на одни и те же частоты претендует две компании – «Медиасоциум» и МНВК. Дело было решено самым выгодным для властей образом: ТВС закрыли, а ТВ-6 восстановлен не был. Пустующие эфирные частоты отошли к новому спортивному каналу.

Президент Путин характеризовал произошедшее с ТВ-6 как «спор между абсолютно независимыми экономическими структурами, к которым государство не имеет практически никакого отношения»[322]322
  Цит. по: Россия Путина. Пристрастный взгляд. С. 183.


[Закрыть].

Часть старой команды НТВ продолжила работу в компании после смены собственника и в течение некоторого времени пользовалась известной творческой свободой. Но в 2003—2004 гг. Кремль начал использовать свое влияние на Газпром, треть акций которого принадлежала правительству, чтобы разобраться с неугодными журналистами. К концу 2004 г. почти все неугодные власти журналисты вынуждены были покинуть эфир, а их программы закрыты.

После падения Гусинского и Березовского рухнула годами строившаяся система негласной частной цензуры в средствах массовой информации, развалился тщательно отлаженный механизм взаимодействия между собственниками и журналистской элитой. Кремлевской власти пришлось прибегнуть к более грубым методам репрессий и контроля, чтобы удерживать эфир в подчинении. Вместо телевидения, которое, допуская критику власти по мелочам, пропагандировало те же ценности, что и правящая группировка, Кремль получил неэффективную пропагандистскую машину советского типа. А обиженные журналисты станут врагами власти.

Изгнание из эфира журналистов НТВ, сыгравших не последнюю роль в «пропаганде реформ», вызвало панику среди либеральной интеллигенции, не говоря уже о недовольстве большей части профессионалов от прессы, почувствовавших угрозу своим корпоративным интересам. Не меньшее возмущение в этой среде вызывала культурная политика власти, которая пыталась вернуть доверие населения, используя советские символы (например, восстановление советского гимна с новыми словами). Но неприязнь пишущей братии еще не была достаточно серьезным политическим фактором, которого Кремль мог бы опасаться, тем более что наиболее эффективным средством воздействия на массы оставалось телевидение, эффективно контролировавшееся людьми президента.

КАДЫРОВЩИНА

Война в Чечне – главный козырь, даже в известном смысле главный метод избирательной кампании, пока единственное найденное режимом средство консолидации общества. Но для эффективной консолидации нужно одно из двух: либо явная победа, либо враг у ворот. Ни того ни другого не получалось. Чеченцев разгромить не удалось, но и Басаев у стен Кремля не стоял. Шансы на быструю победу были упущены уже в октябре, когда федеральные войска, не подготовившись, ринулись в горную часть мятежной республики, но перевес сил на стороне федеральных войск был настолько велик, что так воевать можно было годами.

И все же надо было что-то с Чечней делать. Военное руководство, оказавшееся в 1999—2000 гг. не способно разгромить боевиков, тем более было не в состоянии управлять республикой и проводить в ней сколько-нибудь эффективную политику. В аналогичной ситуации, почувствовав, что война в Индокитае затягивается, американское руководство сделало ставку на «вьетнамизацию». Москва пошла таким же путем. Летом 2000 г. главой Чеченской республики был назначен Ахмат Кадыров, который в прошлом – сам один из лидеров боевиков. В качестве имама Чечни, Кадыров призывал к священной войне против русских захватчиков. Теперь, поссорившись с Масхадовым и Басаевым, он руководил про-московской администрацией.

Ставка на Кадырова была беспринципной, но по-своему эффективной. Под предлогом борьбы с сепаратизмом и бандитизмом новый глава республики окружил себя полукриминальными элементами из числа бывших боевиков, сформировал собственные силы безопасности, терроризировавшие местное население. Режим Кадырова был насквозь коррумпированным, жестоким и деспотическим, но, в отличие от федеральных начальников, новый лидер республики был в состоянии опереться на некоторые местные группировки. Одной из причин крушения второй чеченской независимости было то, что в разрушенной войной республике президент Масхадов не смог положить конец деятельности криминальных банд, значительная часть которых была организована бывшими борцами за свободу, не сумевшими найти легальных источников существования в новой жизни. После второго вторжения федералов часть таких группировок перешла на сторону Москвы, другие объявили себя борцами за свободу. Ни те ни другие, впрочем, не собирались отказываться от ставшего уже привычным бизнеса – контрабанда, похищения людей, рэкет, контроль над производством «самопального» бензина и т. д.

В известном смысле новая чеченская политика Кремля опиралась на опыт советской власти в Средней Азии. Выходец из спецслужб, политолог Антон Суриков так характеризовал происходящее: «В Чечне власть постепенно передается Кадырову, братьям Ямадаевым и другим уважаемым людям из числа соратников Дудаева – войны нет, идет типичный процесс «замирения», известный по Средней Азии конца 1920-х гг., когда руководители басмаческих банд назначались секретарями райкомов. А то, что приходится платить деньги и закрывать глаза на некоторые особенности местного менталитета, – это мелочи»[323]323
  Россия – новый этап истории. / Под ред. А. А. Нагорного, А. В. Сурикова. М., Издатель Чернышева H. Е. 2004. С. 51.


[Закрыть].

Впрочем, между ситуацией в Средней Азии 1920-х гг. и Чечне 2000-х было и существенное различие. Советская власть не просто назначала бывших бандитов руководить партийными организациями. Она реально осуществляла социальные преобразования, создавала рабочие места, строила школы, промышленные предприятия, дороги. Даже в Афганистане за годы советской оккупации предпринимались усилия для того, чтобы модернизировать страну. А в путинско-кадыровской Чечне ни о социальном прогрессе, ни об экономическом развитии не шло и речи. Деньги, выделенные на восстановление республики, бессовестно разворовывались.

Разборки между соперничающими криминальными отрядами приняли теперь вид борьбы между сторонниками и противниками Кадырова. Режим, созданный в Чечне бывшим имамом, систематически и безжалостно расправлялся со своими противниками, но любой бандит или боевик, перешедший на его сторону, получал возможность легализоваться. Вооруженные формирования кадыровцев не отличались ни особой дисциплиной, ни готовностью сотрудничать с федеральными войсками. Между ними и российскими подразделениями существовала устойчивая взаимная неприязнь.

Демонстрируя лояльность по отношению лично к Путину, новый глава Чечни не проявлял особого желания сотрудничать с другими федеральными чиновниками, результатом чего стали постоянные смены премьер-министра республики. Подготовленная окружением Кадырова конституция республики оценивалась экспертами как сепаратистская. Со всем этим Кремлю приходилось мириться, поскольку лучшего решения чеченской проблемы у него не было.

«С 2000 г., – пишет Дерлугян, – в Чечне начал оформляться кадыровский каудильизм под опекой России. Поначалу казалось, что клин вышибается клином, как некогда удалось замирить Чечню благодаря доставшимся от имамата Шамиля наместникам-наибам, судьям-кадиям и сельским старостам-мухтарам. Но, очевидно, пореформенная Россия 1960-х гг. была более сильным и динамичным государством, чем Россия нынешняя»[324]324
  Прогнозис. 2004. № 1. С. 158.


[Закрыть].

Конфликт в Чечне погашен не был и с полной силой напомнил о себе осенью 2002 г., когда группа боевиков под предводительством Мовсара Бараева совершила в Москве налет на мюзикл «Норд-Ост». За несколько недель до террористического акта в столице уже поговаривали о предстоящей вылазке боевиков. Источником слухов были утечки из самих же органов госбезопасности. Позднее в прессе сообщалось о предупреждениях, полученных Федеральной службой безопасности от западных разведок. По другим сведениям, «аналогичная информация была получена также отечественными спецслужбами и по всем правилам предоставлена “наверх ”»[325]325
  Смысл. 2.12.2002. С. 7.


[Закрыть]. Параллельно из коридоров власти просачивались слухи о возможных переговорах с Масхадовым. За такие переговоры выступало по опросам общественного мнения до двух третей российских граждан.

Как и все другие террористические акты путинской эпохи, захват «Норд-Оста» полон странностей, наводящих на мысль о сотрудничестве террористов со спецслужбами или хотя бы какой-то их частью. Каким образом целое подразделение боевиков – вооруженное и одетое в форму, смогло проехать по тщательно охраняемой столице и захватить здание театра? Как вышло, что некоторые из участников нападения ранее задерживались федеральными органами безопасности? Это странное обстоятельство типично для исполнителей большинства серьезных террористических актов первой половины 2000-х гг. Вряд ли когда-либо будет дан полный и исчерпывающий ответ на подобные вопросы.

В отличие от террористических актов 1999 года, захват «Норд-Оста» оказался серьезным ударом по Путину. Жертвами взрывов тогда были жители рабочих кварталов. На сей раз нападение было совершено на представителей благополучного среднего класса. Мюзикл «Норд-Ост» являлся одним из символов преуспеяния путинской России. Постановка была дорогой, билеты стоили недешево, посещение спектакля считалось престижным.

Захват театра продемонстрировал, что после трех лет борьбы с терроризмом ситуация стала только хуже и никто не застрахован от неприятностей. По требованию террористов родственники заложников пытались организовать демонстрацию за мирные переговоры в Чечне, но были разогнаны милицией.

Операция по освобождению заложников стала настоящей политической катастрофой. Более двухсот человек погибло, причем не от рук боевиков и даже не в перестрелке, а от газа, пущенного атакующими. На самих боевиков газ не оказал особого действия – они продолжали обороняться более получаса. Заложенные в зале мины взорваны не были: либо боевики предпочли пожертвовать собой, сохранив жизнь заложникам, либо взрывчатка вообще была муляжом.

В декабре 2002 г. бывший сотрудник спецслужб, выступавший под псевдонимом Валерий Лунев, сформулировал эти вопросы на страницах журнала «Смысл». «Похоже, что группа Бараева, захватив заложников, собиралась, продержав их подольше, устроить пропагандистское шоу, а затем покинуть концертный комплекс живыми и невредимыми. Однако Бараева, выражаясь современным языком, “кинули”. Видимо, ему обещали, что штурма не будет. Но кто мог дать такое обещание? А с другой стороны, создается впечатление, что кто-то из руководителей штурма твердо знал: взрыва не будет. Иначе штурм был бы изначально обреченной на неудачу авантюрой». Технически такой же точно штурм без применения газа сопровождался бы многократно меньшими жертвами среди заложников. «Не могу отделаться от подозрения, что московский захват заложников являл собой грандиозную провокацию, направленную на срыв переговоров федерального центра с Асланом Масхадовым»[326]326
  Смысл. 2.12.2002. С. 6.


[Закрыть].

Подозрения относительно провокации спецслужб укрепились после того, как стало известно, что ни один из боевиков не был взят живым. Несколько женщин-террористок, на которых подействовал газ, были застрелены спящими. Оппозиционные газеты откровенно высказывали подозрение, что спецназ принудили убрать свидетелей. За отсутствием обвиняемых не было ни суда, ни расследования. Организаторам штурма вручили награды.

Главным политическим итогом «Норд-Оста», однако, стало не изменение федеральной политики в Чечне, а очередное наступление на свободу слова. В Кремле сделали по-своему правильный вывод, что, поскольку нет ни возможности выиграть войну, ни политической готовности к переговорам, необходимо мобилизовать все силы на то, чтобы не допустить проникновения неугодной власти информации в прессу. От журналистов потребовали добровольно принять новые правила освещения террористических актов, по сути, самоцензуру. Поскольку не было особой уверенности, что правила эти будут выполнены, Кремль усилил давление на НТВ, уже находившееся в руках Газпрома.

Хотя Газпром не являлся государственной компанией (правительству принадлежало около 38% акций), портить отношения с Кремлем отнюдь не входило в задачи корпорации. Программы, проявившие недостаточную лояльность к Путину во время «Норд-Оста», были одна за другой закрыты. Правда, на это потребовалось время. «Зачистка» телевидения полностью завершилась лишь в 2004 г.

ХОЗЯИН В КРЕМЛЕ

Как бывший сотрудник госбезопасности, не принадлежавший ни к одному из соперничавших кланов, Путин устраивал всех. Чем слабее была его собственная политическая база, тем лучше. Чем менее заметен он как личность, чем он менее опытен в государственных делах, тем удобнее работать с ним было кремлевской администрации и многочисленным специалистам по пропаганде, лепивших образ вождя нации так, как им хотелось.

Смысл пропагандисткой кампании состоял не в том, чтобы объяснить народу, кем является Путин на самом деле, а в том, чтобы скрыть это, создавая образ не только отличающийся от действительности, но в значительной степени ей прямо противоположный. Владимира Путина изображали «сильным лидером», «волевым политиком», а он был средней руки бюрократом, вечным исполнителем, лишенным собственной воли и стратегической инициативы. Если бы у Путина были сильная воля и политические амбиции, он бы никогда не стал президентом. Ельцин не терпел рядом собой политиков с президентскими амбициями. Чутье у Ельцина было безупречное, звериное. В 1999 г. он просто поручил Путину работу президента, как поручают задание подчиненному.

Слабость Путина как политика прикрывалась рассуждениями о его силе, неуверенность в себе – рассказами о твердости. Страх перед будущим – демонстрацией отваги перед телекамерами. В России, где главным средством политического и социального контроля над обществом является телевидение, такой виртуальный президент вполне органичен. Тот, кто господствует в эфире, господствует и в политике. Демократические процедуры лишь дают законное оформление власти, в основе которой всевозможные манипуляции, начиная от фальсификации опросов общественного мнения, заканчивая подтасовкой итогов голосования. Однако уже в самом начале правления Путина произошло два символических события. Первым из них была катастрофа подводной лодки «Курск», резко контрастировавшая с заявлениями о возрождении армии, затем последовал пожар на Останкинской телебашне. Виртуальная реальность столкнулась с прозой жизни и дала трещину.

С другой стороны, годы, проведенные Путиным в Кремле, не прошли даром ни для него, ни для его команды. Постепенно привыкая к правилам политической игры и меняя их под себя, новый президент начинал чувствовать себя все более уверенно. К тому же постоянная пропаганда, рассказывавшая о величии национального лидера, начинала давать эффект: чем меньше ей доверяло население, тем больше в нее верили сам лидер и его сподвижники.

Первые три года правления Путина были не слишком богаты событиями. Администрация президента и другие органы власти понемногу пополнялись ленинградскими земляками и друзьями Путина. Особое предпочтение оказывалось бывшим коллегам по органам госбезопасности. Петербуржцы заняли и влиятельные посты в правительстве. Однако само правительство до поры не принимало сколько-нибудь важных решений, стихийно дрейфуя в том же направлении, что и в 1998—2000 гг. Премьер-министр Михаил Касьянов, которого считали временной фигурой, удерживался на своем посту годами.

Продолжалась чеченская война, превратившаяся в рутинное и бессмысленное, но, в сущности, уже привычное убийство. Время от времени происходили террористические акты: за них никто не брал на себя ответственность, но странным образом они неизменно содействовали укреплению авторитета власти и рейтинга президента, в очередной раз обещавших гражданам защиту и безопасность. Терроризм был оправданием для продолжения войны, а война гарантировала продолжение терроризма.

Лексика националистической оппозиции теперь вполне подходила для самого Кремля. Переустройство политического пространства началось уже в 1999 г., когда была создана партия «Единство», которая объединила большую часть государственных чиновников. После победы Путина она слилась с остатками «Отечества», представлявшего другую фракцию бюрократии. Идеологической разницы между ними не было, спор был лишь о том, чьи выдвиженцы займут ключевые места в руководстве. Консолидировав под именем «Единой России» партию власти, кремлевские политтехнологи взялись за оппозицию. Критика в Думе никогда не была серьезной проблемой для власти. Оппозиция была насквозь коррумпирована, получение депутатами и целыми фракциями взяток за «правильное» голосование являлось обычной практикой, обсуждавшейся газетами, а продажа мест в партийных списках превратилась в основной способ финансирования избирательной кампании. Однако в Кремле сочли, что даже такая оппозиция становится излишней. Если администрация Ельцина добивалась своих целей хитроумными манипуляциями, которые лишь в последний момент подкреплялись прямыми угрозами, то новая команда, оказавшаяся у руля управления, предпочитала действовать простейшими методами. Было бы глубоко неверно утверждать, будто новое руководство страны пыталось ликвидировать многопартийность либо уничтожить оппозицию. Напротив, и многопартийность, и оппозиция, и многообразие форм «гражданского общества» должны были найти свое место в системе управляемой демократии. Оппозицию, как и проправительственных депутатов, надо было построить и руководить ими из единого центра.

Овладевшие страной кланы, лишив две трети населения собственности и социальных гарантий, не могли испытывать особого доверия к демократии. Однако не желали они и установления открытой диктатуры. Соперничающие кланы нуждались в гарантиях друг против друга. А такие гарантии могли быть обеспечены только в условиях, когда сохранялось некоторое подобие буржуазной законности. Как показал последующий опыт, путинский режим, предоставив такие гарантии на словах, оказался не связан какими-либо обязательствами на практике. Почувствовав вкус власти, люди из окружения президента решили овладеть также и собственностью. Из арбитра, обещавшего держать все олигархические кланы на равном удалении, кремлевская команда сама начала превращаться в очередной клан. Огромные политические ресурсы, которыми к тому времени овладела кремлевская группировка, были использованы для нового раунда передела экономической власти и перераспределения финансовых потоков. Но произошло подобное лишь к концу первого президентского срока Путина. А связанное с этим нарушение политического равновесия оказалось гибельным для всей системы управляемой демократии.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕФОРМА

У системы управляемой демократии были собственные правила. Те, кто не вписывался в них, должны были пострадать. Первым делом начались гонения на Коммунистическую партию. Этот удар был совершенно неожиданным для лидеров КПРФ, которые, привлеченные на первых порах националистической риторикой нового президента и его происхождением из органов госбезопасности, надеялись наладить конструктивное сотрудничество. Вместо этого депутатов КПРФ в Думе изолировали. «Единая Россия» захватила все комитеты в Думе, пообещав президенту набрать (с помощью неизменно послушного Центризбиркома) на выборах 2003 г. большинство голосов, тем самым ускорив и удешевив прохождение законов через парламент.

«Единая Россия», ставшая парламентским инструментом Кремля, на первый взгляд представляла собой очередную наспех сколоченную «партию власти» (как «Выбор России» в 1993 г. и «Наш дом – Россия» в 1995 г.). В «Единую Россию» слили почти принудительно думские фракции «Единство», «Отечество» и «Регионы России». Уже после выборов туда же прибились и остальные «центристские» депутаты, оставшиеся без фракций. Однако на сей раз, несмотря на спешку, конструкция получилась достаточно эффективная и по-своему прочная. Объединение всех группировок в одной партии объективно отражало новую фазу в развитии режима, когда различные группировки бюрократии и бизнеса консолидируются вокруг президента.

Пропаганда «Единой России» производила, на первый взгляд, странное впечатление. На партийных плакатах возник целый сонм исторических деятелей – правых и левых, революционеров и консерваторов, либералов и государственников, националистов и западников. Лики царского премьера Петра Столыпина и диссидента Андрея Сахарова чередовались с портретами Сталина. Все это многообразие венчали цитаты из В. В. Путина.

Политическая эстетика, используемая «Единой Россией» возникла не на пустом месте. Первым шагом было организованное Юрием Лужковым помпезное празднование 850-летия Москвы в 1997 г. Именно тогда вся отечественная история предстала перед изумленной публикой в виде череды бесконфликтно сменявших друг друга начальников.

И все же решающую роль в формировании новой идеологии власти сыграли не столичные чиновники, а теоретики из оппозиционной газеты «Завтра» и проникшиеся их идеями лидеры компартии. Именно они провозгласили «красно-белый союз». Православные фундаменталисты, добившиеся причисления к лику святых царя Николая II, прозванного «кровавым», должны были объединиться в одной колонне с политическими наследниками красных комиссаров, расстрелявших царя и его семью. Разногласия предлагалось отбросить во имя «державности». Надо иметь сильную власть, и не важно – под какими флагами, в чьих интересах. Главное, она должна быть сильной и страшной.