Текст книги "От Карповки до Норвежского моря (СИ)"

Автор книги: Борис Тесляров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

День четвёртый, 15 октября 1977 года, суббота

Сегодня можно устраивать снежную баню. Ночью шел снег и весь брезентовый шатер покрыт толстым слоем мокрого снега. Умываться снегом лучше и быстрее, чем из тонкой струйки пожарного шланга. Судя по всему, пожарный шланг промерз. Несмотря на обещания Башарина, обтекатель не подсушивается и ситуация в столовой не улучшается. О качестве еды уже нет речи. Впечатление, что мы питаемся в школьном буфете – смехотворно маленькие порции холодных закусок. Попробую сегодня на эту тему поговорить с командиром лодки Русаковым. Помощник командира, Володя Хияйнен, на мои претензии мило улыбался и пожимал плечами. Лаовские ветераны доковых переходов говорят, что когда пойдем по каналу морозы будут и ночью и днем. Да и сегодня температура около 0 градусов с сильным ветром. Самочувствие членов нашей команды нормальное. Настроение боевое. У Зеляха очень много доработок в приборе 8В-1; у Новожилова серьезные трудности с прибором 25; у Веселкова было бы все существенно лучше, если бы не так холодно и сыро. Все уже знают, что я пойду в Вознесенье и я получаю заказ от нашего коллектива на 24 бутылки водки. Отчаявшись получить от меня «расходный материал», народ хочет сам себя обеспечить бодряще-согревающей жидкостью. Сегодня начали работу в 8.30 и закончили в 21.30. Кроме перерывов на обед и ужин были ещё два небольших перерыва – один, когда я уходил в Вознесенье, и второй, когда вернулся. После окончания работы народ позволил себе немного расслабиться с использованием собственных съестных припасов и оценить качество вознесенской водочки. Я был приглашен в гости во все наши бригады и группы. Опасаясь, что в конце длинной цепи приглашений мне будет трудновато перемещаться по лодке, гостить начал с капсулы. Затем был в первом отсеке, где была объединенная компания с жителями 7 отсека и закончил гостевые визиты в рубке гидроакустики у Жени Новожилова. Мой поход в Вознесенье заслуживает отдельного описания, что я и попробую сделать.

Перед обедом прошли через Верхнесвирский шлюз и вышли в Онежское озеро и ещё до начала обеда док стоял уже на якоре на рейде поселка Вознесенье. Услышав по громкой связи команду: «Теслярову прибыть на ЦПУ», стремглав несусь на бак. В каюте командира дока получаю информацию, что сразу после обеда к борту дока подойдет катер, на котором пойдут на берег пом. командира лодки, нач. снабжения, три моряка, три лаовца, отв. сдатчик «Омнибуса» и я. Старший этой комплексной команды «помоха» – кап. – лейтенант Хияйнен. Советуют тепло одеться, т. к. по прогнозу температура падает и уже минус три градуса с сильным ветром, а ходу на катере до берега минут 30–40. После обеда, несусь в свою каюту, вытряхиваю всё из моего большого рюкзака и с большим трудом выбираюсь на правый борт дока. На мне сверху шуба и меховые брюки, под ними водолазные рейтузы и свитер из верблюжьей шерсти, на ногах меховые сапоги, на руках меховые рукавицы, на голове меховая шапка-ушанка, за плечами пустой рюкзак. В таком виде ни мороз мне не страшен, ни ветра. Все уже собрались, ждем старшего. Спрашиваю у нач. снабжения, а где же катер? Он отвечает, что катер уже давно стоит у борта дока. Перегибаюсь через ограждение и вижу далеко внизу, метров 15, к борту доку прижался малюсенький катерок похожий на водолазный ботик, на котором ровная плоская палуба без ограждений и крохотная рулевая рубка. Экипаж ботика два человека в непонятной полуморской-полугражданской одежде. Один стоит на руле, а другой держит конец сброшенного с борта дока веревочного трапа, который не доходит до палубы ботика. Трап точь-в-точь такой же, как наш, ведущий в обтекатель – два толстых каната и деревянные перекладины. Подошел Хияйнен и дает команду по одному спускаться на ботик. Полуморяк внизу пытается оттянуть трап от борта дока. Хияйнен со своими моряками спустился быстро-морская сноровка и выучка, лаовцы тоже быстро-многолетний опыт, омнибусовец медленно, я совсем медленно-слишком тяжел и неповоротлив в своих «мехах» и сапоги почему-то слегка проскальзывают на деревяшках. Трап не доходит до палубы почти на полметра и в конце пути приходится прыгать. Теперь все в сборе, катерок отваливает от борта дока и фырча медленно направляется в сторону берега. Держаться не за что и мы держимся друг за друга. От сильного ветра и брызг онежской воды сразу стало пронзительно холодно. Хорошо хоть небо чистое и с него ничего не падает. Я доволен, что тепло оделся. Как и говорили, примерно через полчаса или чуть больше подошли к небольшому деревянному пирсу и пришвартовались. Хияйнен, обращаясь к гражданской братии, предупреждает о сборе на этом пирсе через 1 час 45 минут. Ожидание максимум 15 минут и катер отойдет к доку. Кто опоздает будет сам решать проблему попадания на док, хоть вплавь. Если бы не внешний вид Володи Хияйнена, в канадке и офицерской военно-морской шапке с «крабом», то, глядя на остальных, можно было подумать, что на берег сошли пираты или, что наиболее характерно для этих мест, зэки. Трех человек из команды Хияйнена можно было классифицировать как моряков только по шапкам, которые дополнялись ватниками и грязновато-синими х/б брюками. В грязных промасленных ватниках и таких же брюках, заправленных в кирзовые сапоги, и в треугольных ватных наголовниках, простроченных белой тесьмой, три лаовца без всяких сомнений выглядели настоящими зэками. Ну, а я мог сойти за их старшего, за «пахана». На берегу, к моей большой радости, с большущим пакетом в руках меня встречает техник из нашего комплексного сектора Сережа Сабаев. Обменявшись приветствиями, мы неторопливо гуляем в районе вознесенского «порта» и Сережа рассказывает мне, как он добирался до Вознесенья, а я ему рассказываю о нашей жизни на доке, о наших успехах и о наших проблемах. На берегу нет такого сильного ветра, легкий морозец с проглядывающим солнцем и я опять радуюсь своей теплой одежде. Незаметно прошел час и Сереже уже нужно добираться к обратному рейсу маленького самолетика, на котором он прилетел в Вознесенье, а мне выполнять заказ нашей команды. Я отдаю Сереже письмо, мы прощаемся и я бегу искать магазин. Здесь всё рядом, вот и магазин с вполне реалистичным названием «Товары повседневного спроса». Народу совсем мало, как и товаров, но самый главный товар в изобилии и очень быстро в моем рюкзаке аккуратно уложены 24 поллитровые бутылки. Попросил стоящего рядом мужичка помочь надеть рюкзак. Мужичок помог и спросил почему в этом году так поздно гоним лодку (!!) С рюкзаком за плечами, который будет теперь у меня до самого подъема на док и сабаевским пакетом пошел на пирс. Для начала бодро протопал минут 10 по ложному курсу. Поглядел на часы – осталось 20 минут до контрольного времени. Пришлось ускорить шаг и я сразу почувствовал, что становится всё теплей и теплей. Ну, вот и пирс. Шагнув на него, поскользнулся на деревянном настиле и чудом не грохнулся. В голове промелькнула мысль, что и ходить по слегка подмороженным дорогам Вознесенья в моих герметизированных сапогах тоже было как-то скользковато. В назначенное время все в сборе и мы снова грузимся на катерок. У моряков четыре огромных мешка с хлебом и несколько туго набитых больших сумок; у каждого лаовца по ещё большему, чем у меня рюкзаку; у агатовца туго набитый портфель. На катерке совсем стало мало места. Вот и наш громадный железный ящик. Снова катерок прижимается к борту, второй полуморяк снова оттягивает трап и ему помогают два наших моряка. На палубе дока очень много встречающих, меня встречает вся наша команда. Сверху сбрасывают фал и начинается подъем груза. Наблюдая, как мешки и рюкзаки ударяются о борт дока, я принимаю решение сабаевский пакет отправить наверх, а подниматься на док с рюкзаком за плечами. Несмотря на сноровку, выучку и многолетний опыт, подъем идет медленней. Трап обмерз и покрыт тонким слоем льда. Но мне не страшно – у меня кожаные меховые рукавицы. Вот и моя очередь. На катерке остаются ещё два наших моряка. Первые неудачные попытки поднять ногу до первой перекладины трапа совпали с сильным раскачиванием катерка, что делает мои попытки ещё более неудачными. Пробую подтянуться на руках, но ничего не выходит – рюкзак и меховое обмундирование приличная нагрузка на мой истощенный четырьмя днями перехода организм. С большим усилием повисаю на трапе и кто-то из моряков задирает мою ногу, как мне кажется выше головы, пока сапог не упирается в канат на перекладине. Меня подталкивают снизу, мне удается немного подтянуться и вот я стою на первой ступеньке трапа. Стало совсем тепло, даже жарко. Теперь-то все будет в порядке. Посмотрел наверх – как далеко ещё до палубы дока. Сделав первый шаг, чувствую, что в толстых рукавицах мне никак не удается крепко ухватиться за канат трапа. Одной рукой обнимаю трап, снимаю рукавицы и кладу их в карман шубы. Еще один шаг и чуть не лечу вниз – на обледенелой деревяшке-ступеньке трапа сапоги скользят, как коньки по льду. Ещё один шаг и руки коченеют от обмерзшего каната. Останавливаюсь, снова обнимаю трап, прижимаясь к нему, и дышу на руки. Следующий шаг, очень трудно зафиксировать ногу на скользкой деревяшке. Проклинаю себя за «ремонт» сапог, за меховые брюки, за идиотское решение подниматься с рюкзаком и вообще за всё. Наши стали подбадривать меня, давать советы, просят не бросать рюкзак. А он, рюкзак, с каждым шагом становится всё тяжелее и неимоверно тянет вниз. Ступенька – остановка, дышу на руки. Новая проблема – чувствую, что одна лямка рюкзака сползает с плеча и при каждом шаге стали позвякивать бутылки. Останавливаюсь, уже отработанным приемом обнимаю левой рукой трап и ей же пытаюсь поправить лямку рюкзака. Слышу сверху чей-то пронзительный крик: «Боря, не бросай рюкзак, убьешь моряков!» Хорошо им там шутить! Снова ступенька и кажется, что вот ещё немного и руки совершенно перестанут держать канат. Сапоги прижимаю к краям деревяшки, к канатам, но все равно очень скользко. Правда, чем выше, тем меньше раскачивается трап и ползти легче, но с другой стороны трап всё больше прижимается к борту дока и на остановках все труднее его обнимать. Остается совсем немного пути и почти нету сил. Мои встречающие принимают гениальное решение для моего спасения. Валера Макаров перевешивается через ограждение, его держат за ноги и он протягивает ко мне свои руки. Еще ступенька и Валера хватается за воротник моей шубы, следующая ступенька и его руки подхватывают меня подмышки. Его медленно тянут на палубу и он здорово помогает мне сделать последние шаги. И вот я на палубе дока с ощущением покорителя Эвереста. Всей толпой двигаемся на лодку строго в направлении нашего рабочего места в 1 отсеке, где распаковываем сабаевский пакет и раскрываем мой рюкзак. Из института прислали всё, что мы просили, а в моем рюкзаке все бутылки целы.

День пятый, 16 октября 1977 года, воскресенье

Несмотря на вчерашнее расслабление, все нормально выглядят, хорошо выспались. На утреннем «построении» на борту дока, глядя в траверсном направлении, обмениваемся впечатлениями, шутим. Нас тащит по Онеге здоровый буксир и завтра подойдем к ББК. Резко похолодало, мороз минус 6 градусов с сильным встречным ветром. Вокруг нас просторы сейчас не очень спокойного Онежского озера. Говорят, что ещё совсем недавно можно было онежскую воду запросто пить. Сейчас не рекомендуют. Около 9 ч. утра начали работы. По трансляции звучит команда: «Теслярову прибыть на ЦПУ». Пользуюсь случаем и жалуюсь Русакову на столовую. Он обещает разобраться. Пришел Башарин и я напоминаю ему о необходимости подсушивания обтекателя и прошу это делать за 3–4 часа до начала наших работ. В ответ получаю от Бори «face of table» – он говорит, что мы слишком долго спим и добавляет, что сегодня с 5 до 8 утра «топили» обтекатель. Странно, что никто из бригады Веселкова не сказал мне об этом. Неужели трехчасовой подогрев остался незамеченным? Из ЦПУ направляюсь в обтекатель. На мой вопрос Юра Соболев отвечает, что, конечно, подогрев заметили, но сказать мне об этом забыли в горячке переделок почти всех вчерашних вулканизаций. Юра и Лазарь Рабинович ответственны за технологию вулканизации и вместе с антеннщиками занимаются контролем её качества путем проверок сопротивления изоляции блоков ПР-1. Прошу Юру Веселкова сообщать мне о начале и окончании работ в обтекателе. Юра перепоручает мою просьбу Соболеву, который тут же делает первое сообщение, напевая на мотив блатной песенки «Мурка», – «Раз пошли на дело я и Рабинович…» Работы в обтекателе очень объемные, а по условиям самые тяжелые и поэтому я уделяю группе Веселкова больше внимания, чем двум другим группам и использую любую возможность, чтобы им помогать как в организационном плане, так и непосредственно в самой работе. Дополнительная пара рук там не лишняя. Сегодня разговаривал с Юрием Алексеевичем Ивановым по поводу настройки прибора 25. Спрашивал не нужно ли что-нибудь с «Большой земли» – единственное, чем я могу помочь. Иванов обнадежил меня, что его группа (Докучаев и Зверев) одолеют свое детище в ближайшее время. К вечеру ещё больше похолодало и усилился ветер. Несмотря на то, что мы идем по открытой воде Онежского озера при сильном ветре, сегодня первый нормальный рабочий день без перерывов в питании. Непонятно? Может быть подруливающие устройства вышли из строя? Комплекс выключили в 23 часа. На подведении итогов Зелях доложил о заметных успехах в части настройки приборов, обеспечивающих работу тракта автоматического сопровождения целей (АСЦ) и что возможно удастся ввести в строй не только тракт прослушивания, но также тракт АСЦ (!!!). Достаточно стабильно функционирует система вторичного электропитания. Наращивают темпы и антеннщики. Все переделанные вчерашние и сегодняшние вулканизации без брака. Разошлись.

День шестой, 17 октября 1977 года, понедельник

Утреннее «построение» принесло новый сюрприз – окончательно замерз пожарный шланг. За бортом и на борту минус 12 градусов. Снег на брезенте уже не мокрый, а сухой и колючий и умываться им не очень приятно. Сегодня к обеду должны подойти к ББК. Всем на удивление, завтрак был теплым и порции были довольно большие. Неужели наладится? В 9.00 включились и начали работать. Полез с бригадой Веселкова в обтекатель. По пути обнаружили проложенный рядом с трапом гофрированный шланг, из которого идет теплый воздух в наш холодильник. Придумали ему имя, Змей-Горыныч. Неужели не будет больше вопросов к Башарину? Горыныч мешает пролезать сквозь овальный лючок, но мы готовы мириться со всем лишь бы из его пасти с шумом вырывался горячий воздух. Юра Соболев призывает ответить Башарину ударными вулканизациями. Толя Сусарин говорит, что по такому случаю неплохо было бы выпить шильца. Валя Роговцев и Юра Бойков поддерживают предложение Сусарина. Лазарь Рабинович на стороне Соболева. Витя Шрайнер и Гензлер нейтральны, а Юра Веселков предлагает кончать трепаться и начинать работать, в душе поддерживая и Соболева, и Сусарина. После обтекателя побывал в капсуле. Нельзя сказать, что там очень тепло, но работа кипит и вероятно согревает. Согревает ещё и от того, что практически всем – и Вадиму Зеляху, и Толе Федорову, и Максу Зильбергу, и Володе Антипову, и Жене Щуко и двум Сережам – Кокошуеву и Шнитову приходится по многу раз в день совершать переходы между капсулой и первым отсеком. Народ спрашивает о возможности размяться на берегу при стоянке в Повенце. Я обещаю попробовать договориться с опером. Затем я навестил первый отсек. Около прибора 25 Женя Новожилов обсуждает ситуацию с разработчиками Ивановым, Докучаевым и Зверевым; Игорь Николаевич Мельников на весь отсек что-то кричит Валере Макарову, который лежит между компенсаторами; тихо чертыхаются Юра Глебов и Боря Аршанский у раскрытого настежь прибора 66; Юра Петров и Толя Смола на своем боевом посту у двадцатки; скромный Борис Иванович Гурин у своего прибора 8П; из другого ряда приборов доносятся голоса Жени Карьева и Черняева; у прибора 22А-1 вовсю лудит и паяет молчаливый Боря Матвеев. Всё нормально. По дороге в рубку зашел к товарищу оперу и спросил о береге для народа – категорическое нельзя. Прошу разрешения для себя, чтобы отправить телеграмму в институт с почты. Опер дает добро, а мне нужно будет вернуть завизированный им второй экземпляр с печатью почты. В рубке гидроакустики порядок – Арнольд Цыганков и Володя Емшанов «колдуют» над индикатором. Подготовил телеграмму на имя Громковского, в которой сообщаю о состоянии дел, а также прошу решить вопросы с оплатой питания и размером суточных. Вероятно, Директор уже в курсе от Паперно, но, зная как у нас в институте «легко» решаются вопросы с оплатами и доплатами, лишний раз напомнить не помешает. Опять я в каюте у опера. Он визирует телеграмму и напоминает об отметке почты. Около 12 часов дня застопорили ход и встали на якорь между Повенцом и Медвежьегорском. Тащивший нас буксир, басовито прогудел и радостно убежал в Повенец. Говорят, что стоять будем до следующего утра. По громкой связи объявили о сборе для отхода в Повенец в 14 часов на корме дока. После обеда опять бегом в каюту, но никаких меховых брюк и сапог. Заказов не поступило, но на всякий случай беру рюкзак. Ровно в 14 часов собрались все уходящие на берег. К старой компании добавились Русаков, Башарин и командир дока. К корме подваливает средних размеров буксир и все спокойно спускаются на него по стационарному металлическому огражденному вертикальному трапу. Оказывается в корме таких трапов два – по обеим бортам дока. Не могу понять, почему в Вознесенье нужны были цирковые трюки на болтающемся трапе. Как выяснилось, в Повенце Русакова, Башарина и командира дока будет ждать автобус из Медвежьегорска, где в каком-то озерно-канально-речном управлении руководители перехода и доккомандир должны что-то кому-то показать и рассказать. Шли минут 35–40 до Повенца. Договорились о встрече на пирсе через два с половиной часа. Русаков предлагает мне прокатиться в Медвежьегорск и я соглашаюсь. Все разошлись по своим делам, а нам ещё 15 км до Медвежьегорска. Приехали. Отцы-командиры ушли в управление, а я остался погулять в поисках почты, которая оказалась совсем недалеко. С большим трудом уговорил на почте поставить печать и расписаться на копии телеграммы. Хотел позвонить Паперно, но связь с Ленинградом только после 21 часа. В запасе осталось чуть больше часа и я пошел гулять по городу. А вот сейчас-то пригодились бы и меховые брюки и сапоги. Мне кажется, что на берегу минусов больше, м. б. все 25. Наконец все улажено, мы в теплом автобусе и катим обратно в Повенец. Весь наш десант снова на буксире и через полчаса мы у кормы дока. Подъем на док по сравнению с Вознесеньем просто как легкая прогулка. Сегодня закончили работы в 22 часа. Вечерний сюрприз был не хуже утреннего – замерз гальюн. Я-то ещё могу зайти на ЦПУ и посетить там это заведение, а что будут делать все остальные? Холодает прямо на глазах и особенно это чувствуется в местах нашего обитания. Руководители переходом обеспокоены прогнозом с дальнейшим понижением температуры. Как бы нам не зазимовать на Онеге. На вечернем подведении итогов главными были вопросы быта, работа идет нормально. В нашей команде очень ответственные люди и отличные специалисты. С учетом сложившихся тяжелых бытовых условий объявил руководителям групп о регулярной выдаче расходного материала в чисто санитарно-гигиенических целях. Начну завтра перед ужином. По лаовской терминологии это называется ПЕРУ (перед ужином). Кроме того, принципиально, существует ещё ПРЗ (перед завтраком), ПРС (перед сном) и всеми любимое ПЕРО (перед обедом). Не успели мы разойтись, как все члены нашей команды уже знали радостную весть. Оказалось, что это известие уже знали и другие, т. к. около моей каюты меня поджидал Витя Соколов с просьбой налить «соточку» для поправки здоровья. Да, трудно утаить шило. Практически невозможно.

День седьмой, 18 октября 1977 года, вторник

Утром температура воздуха была минус 18 градусов. Воды для умывания нет вообще. Гальюн страшно грязный и весь обмерзший. Моряки пытаются его оттаять и отмыть, а пока со своими делами каждый справляется, как может. Главное не свалиться с борта дока. Надежды на горячие завтраки не оправдались и сегодня было «приятное» разнообразие в меню – манная каша с корочкой льда. Во время завтрака нас подцепил новый буксир и потянул к каналу. После завтрака нам объявили, что с электропитанием для нас дело обстоит ещё хуже, чем с пищей насущной – его просто не будет до 11 часов. Этот перерыв каждый использовал по своему усмотрению, но когда мы подошли к первому из семи шлюзов «Повенчанской лестницы», по которой мы будем подниматься на 70 метров выше отметки Онежского озера, все высыпали на носовую часть дока и наблюдали за захватывающим зрелищем шлюзования нашей махины. По ширине док почти точно вписывается в капал. Между бортами дока и стенками канала с каждой стороны остается менее полуметра. Стенки канала выложены толстыми бревнами и, когда мы стояли в шлюзовой камере закрытой с двух сторон большими деревянными воротами, казалось, что будто мы находимся в большой рубленой избе. Очень впечатляет момент заполнения шлюзовой камеры водой. Процесс идет так быстро, что кажется еще немного и док выпрыгнет из канала. Двигаемся по деревянному руслу канала очень медленно не более 1–2 узлов. Нельзя допускать ни малейшего отклонения от генерального курса, а иначе док будет разрушать стенки канала. В 11 часов мы включились, но обещанное командиром дока нормальное электропитание выполняется с точностью до наоборот. Очень часто нас оповещают о необходимости отключения комплекса и в таком режиме мы проработали до 13.30. Затем обед и «воленс-неволенс» т. н. адмиральский час (часовой отдых после обеда). До 15.30 опять вообще не было электропитания. Затем два часа работы и снова перерыв до 19.00. И только потом удалось без перерыва работать до 23 часов. Бригада Веселкова, не зависящая от наличия или отсутствия электропитания, интенсивно работала сегодня с постоянным подогревом теплым воздухом до 22 часов. У них ещё очень много работы в ужасных условиях. Несмотря на «рваный» режим работы, в капсуле и в прочном корпусе есть заметные успехи. Заработал один канал связи 25 прибора с пультом. Пульт готов к стыковке с 66 прибором и прибором 25. Заканчивается доработка прибора 22А-1, почти нормально проходят тестовые проверки ЦВС, капсула выходит на стыковку с аппаратурой прочного корпуса, начались работы по наладке тракта АСЦ. Сегодня прошли ещё один шлюз. Гальюн так и не функционирует. При восстановлении кто-то из моряков сорвал какой-то вентиль. Настроение боевое.

День восьмой, 19 октября 1977 года, среда

За ночь прошли 3-й шлюз и вышли из искусственного русла канала в озеро. Вся трасса канала это соединение искусственными ходами естественных водных путей – многочисленных рек, протоков и озер, напоминающая знакомую всем ленинградцам водную систему Вуокса. Сегодня утром мы уже не умывались – нет воды и нет снега. Мороз чуть ослабел. Озеро, по которому мы идем, выглядит совершенно спокойным и зеркально гладким, т. к. покрыто тонкой коркой льда. Мы уже как будто привыкли к холодной и невкусной еде, к отсутствию воды для мытья и к постоянному ощущению холода. Не знаю, как мои коллеги, а я сплю в рейтузах, свитере и унтятах. Сверху одеяло и шуба. Сегодня был относительно спокойный рабочий день. В 9.30 получили разрешение на включение и работали до 22 часов с небольшим перерывом на обед. Когда после обеда, мы немного задержались на баке, я обратил внимание, какую живописную группу мы образуем в наших меховых одеждах. Особенно эффектно смотрятся мои коллеги, которые носят меховые кожаные шлемы. Настоящие полярники или летчики полярной авиации. Очень жаль, что нельзя сделать памятные фотографии. Ещё на ЛАО нас предупредили о категорическом запрете фотографирования во время перехода. Да и если бы кто-то и захотел сделать фото на память, то были бы у нас крупные неприятности. Ведь вместе с нами идет «всевидящее око». Сегодня же появилась новая проблема. В первом отсеке начались профилактические работы в аккумуляторной яме и нам мешают работать моряки, передвигающиеся взад и вперед по проходу на средней палубе. Особенно ощущают это на себе те, кто работает с приборами 66,8 П,20 и 8К-1. После обеда обнаружилась пропажа у Юры Докучаева записной книжки, в которой было 70 рублей и справка-допуск нашего 1 отдела. Потерял ли он её или кто-то её у него украл неизвестно, но совпало это событие с работами моряков в первом отсеке. Конечно, не очень приятно просто так расстаться с полумесячной зарплатой ст. инженера, но это только деньги, а вот каковы будут последствия потери справки мне совершенно не ясно. На всякий случай договорились пока не афишировать наличие справки в украденной записной книжке. Прошу Башарина объявить о пропаже по трансляции. Объявили, но книжка так и не нашлась. После работы зашел в первый отсек ещё раз поговорить с Юрой. Внешне он очень спокоен. Лежа около своего прибора 25, читает китайскую классику, Лу Синя. Юра обычно не очень разговорчив и производит впечатление задумчивого и застенчивого человека и только в «особых» условиях выходит из такого состояния. Перед отходом ко сну зашел к Башарину и спросил почему после обеда не подогревался обтекатель. Ответ был коротким и довольно резким. Не было возможности и вообще нам нечего надеяться на постоянный подогрев. Видно я пришел к Боре не во время и застал его не в лучшем настроении. Забот – то у него выше головы. Сегодня прошли ещё 4-й и 5-й шлюзы. Ночью должны пройти ещё два следующих (6-ой и 7-ой) и выйти на водораздел – озеро Волозеро, откуда начнем спускаться к Белому морю.

День девятый, 20 октября 1977 года, четверг

Ничего нового не произошло. Мороз. Воды для мытья нет. Еда отвратительная. В столовой лютый холод. Очень медленно идем по Волозеру. Лед. Но всё не так мрачно. Есть и приятное сообщение – снова функционирует гальюн. Проходя по правому борту дока, в голову пришла потрясающая идея. Рядом с замерзшим пожарным шлангом проходит шланг, по которому отводится за борт отработанная (теплая) вода из самодельного лаовского кондиционера для охлаждения наших приборов. Поскольку циркуляция воды непрерывна, круглые сутки, то этот шланг и не промерз. А что если в этом шланге сделать несколько маленьких дырочек? Сказано – сделано. Наши механики быстро справились с поручением и не было конца нашей радости. Из некоторых дырочек забили тонкие струйки не очень чистой, но и не ледяной воды, а из некоторых вода только капала. Умывальная проблема была решена. Те участки шланга, из которых били струйки воды, получили название «Фонтаны Океанприбора», а те, из которых вода сочилась по каплям – «Слезы Громковского». Не могу с уверенностью сказать добавило ли это событие энтузиазма, но работают все просто самоотверженно. Работа шла бы ещё интенсивней, если бы у нас был настроечный ЗИП. К ужину подошли к северной части Волозера, которая соединяется примерно 10-километровым канальным руслом с двумя шлюзами с большим озером Выгозеро. На 8-ом шлюзе есть возможность отправить телеграмму в институт. Подготовил текст, в котором кратко сообщаю состояние дел и ещё раз прошу решить вопрос с оплатой питания и размером суточных. Опер завизировал и сказал, что будет отправлена с 8-го шлюза. Всю вторую половину дня провел в обтекателе в качестве дополнительной рабсилы. Сегодня целый день идет теплый воздух из нашего любимого гофрированного шланга, но температура выше плюс 6 или 7 градусов не поднимается. Периодически, по 2–3 человека, греемся у выхода воздуха из шланга. Вечером вошли в шлюзовую камеру и долго в ней стояли. Отцы-командиры ходили на берег. Перерывов в электропитании не было и мы работали с 9.00 до 23.00. Чувствуется, что сегодня все здорово устали. А может быть сказывается общая усталость за первые девять дней одного перехода?

День десятый, 21 октября 1977 года, пятница

За ночь прошли через 9-й шлюз и сейчас бодрым ходом идем по открытой воде Выгозера. Наступила оттепель, температура воздуха поднялась до плюс 6 градусов, дует очень сильный боковой ветер. Как приятно утром умыться даже «слезами Громковского»! После традиционно отвратительного завтрака наступила вынужденная пауза. До 9.30 не будет электропитания. Кто-то отправился досыпать, кто-то продолжает читать китайскую классику, кто-то бродит по палубе дока, а Арнольд Цыгангов, обдуваемый ветром, стоит в самой носовой части дока и смотрит вперёд. Сапоги, шуба и шлем – наш вперёдсмотрящий. Так и кажется, что вот он крикнет: «Земля»! Почти всё свободное время он проводит на этом месте. Судя по сильному ветру, сегодня работать в прочном корпусе будет сложно. Зато для группы Веселкова сегодня «ташкент». Наши опасения полностью подтвердились. Док имеет огромную парусность и очень часто включаются подруливающие устройства. Сегодня до 19 часов вообще можно было не работать, т. к. график нашей работы примерно выглядел так:

9.30 включились – 9.40 после сообщения с ЦПУ о включении подруливающих устройств выключились;

10.05 включились – 10.25 сработала наша защита (напряжение соответственно 320 и 180 В частота 44 и 360 Гц);

11.30 включились и после обеда не могли работать до 16.00;

16.00 включились – 17.30 выключились;

19.00 включились – 21.30 выключились.

Все идет одно к одному. За обедом был конфликт по поводу второго рыбного блюда. На тарелке вместо рыбы лишь её вареная шкура. Громко и справедливо возмущался Игорь Николаевич Мельников. А на ужине и того больше. Не только на нас, а вообще на всех оказалось мало еды и наша команда недополучила 8 порций. Пришлось 24 порции делить на 32 голодных рта. После ужина пошел на ЦПУ и застал там Башарина и Русакова. Они уже были в курсе и объяснять им цель моего визита не пришлось. Русаков вызвал своего помощника Хияйнена, корабельного доктора и мичмана-начальника снабжения. Башарин позвал старшего по камбузу из лаовских добровольных помощников. Я обрисовал им общую картину, начиная с первого дня перехода, довел до сведения сегодняшние инциденты и сказал, что если и дальше так будет продолжаться, то мы вынуждены будем снизить темп нашей работы или вообще её прекратить.

Затем началось импровизированное представление. Русаков, не стесняясь в выражениях, распекал Хияйнена и начснаба. Досталось и доктору. Башарин тоже ругал своего камбузника, но более сдержанно. В итоге я получил в очередной раз заверения о наведении порядка в столовой. Посмотрим. А пока даже самые спокойные и терпеливые члены нашей команды высказывают мне свое неудовольствие. Единственное, чем я пытаюсь снять напряжение, так это надеждами на оплату этого питания институтом. Странно, что находящиеся в таких же условиях, как и мы, москвичи молчат. К утру мы должны подойти к северной точке Выгозера поселку Надвоицы и через 10 шлюз снова войти в искусственное русло канала. Подведение итогов сегодняшнего дня не проводили. Нет итогов, одни неприятности.