Текст книги "От Карповки до Норвежского моря (СИ)"

Автор книги: Борис Тесляров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Первый протокол

В этом же сентябре с заводом были решены вопросы организации нашего представительства. Завод сделал всё от него зависящее, чтобы мы могли начать работать – предоставил нам во временное пользование служебное помещение в десять квадратных метров и штук десять красных пластмассовых касок, необходимых при работе на строящейся подводной лодке. Тогда же был составлен, согласован и утвержден директорами ЛАО и МФП уточняющий протокол поставки комплекса на подводную лодку. В связке МФП – ЛАО сложилась довольно интересная ситуация. Завод, несмотря на трехсменную работу, отставал от генерального графика постройки лодки.

В частности, это касалось и готовности первого отсека к установке наших приборов.

Те, кто бывал на строительстве кораблей, знают как «интересно» происходит насыщение отсеков. Сначала в отсеке работают сварщики, которые вываривают фундаменты под приборы и другие всевозможные металлоконструкции. – происходит слесарное насыщение. И когда уже почти всё сделано, совершенно неожиданно сварщики уходят, а на их место приходят рубщики, которые срубают все, что приварили сварщики. Дело все в том, что кроме просто ошибок в цекабэшных установочных чертежах и ошибок при строительстве, довольно часто встречаются в чертежах примечания об установке того или иного прибора «по месту», на бумаге не всегда удается точно задать координаты. Совокупность этих обстоятельств и приводит к множеству переделок во время подготовки отсека к насыщению его приборами.

А мы задерживались с окончанием стендовых испытаний, т. к. в процессе этих испытаний выявились некоторые наши собственные схемные просчеты и технические дефекты комплектующих элементов, которые необходимо было устранить, а также устранить множество замечаний стендовой комиссии и выполнить все её рекомендации. Поэтому, мы вряд ли могли управиться к сроку отгрузки приборов на ЛАО.

Но практически все антенны комплекса, которые всегда первыми требуются судозаводу в технологической цепи установки комплекса (недаром антенны имеют шифр «приборы 1»), прошли испытания и готовились к отправке на завод. Нам нужно было найти решение, которое позволило бы задержать аппаратуру в институте. После обсуждения этой проблемы с зам. Гл. конструктора по конструкторской части Игорем Кирилловичем Поляковым (великолепный конструктор, хороший организатор и очень приятный в общении человек), мы обратились на ЛАО с предложением упреждающей поставки т. н. макетов приборов аппаратной части. Такая практика уже существовала и раньше. Макеты приборов представляют собой каркасы из уголковой стали, которые соответствуют габаритам приборов и имеют присоединительные размеры точно соответствующие реальным приборам. Использование макетов на этапах подготовки отсеков существенно снижает вероятность всякого рода переделок при установке аппаратуры и подключении кабелей. Наше предложение нашло понимание у ЛАО и Заказчика. По совместному протоколу мы обязались к 15 ноября поставить на ЛАО по одному макету двух и трехсекционных приборов, по одному макету каждого нетипового прибора и порядка десяти макетов типовых односекционных приборов. Кроме того, ЛАО выторговало у нас поставку монтажного комплекта (кабельные части разъемов и монтажный инструмент) в феврале 1977 года, а аппаратура комплекса оставалась в институте как бы на ответственном хранении со сроком её поставки на ЛАО в 1 кв. 1977 года. Конечно, это была дополнительная работа и пришлось напрячься нашим конструкторам совместно с опытным производством и отделом комплектации, но, как любил говорить Паперно, за всё надо платить. Другого способа получить необходимое нам время для требуемых доработок не было.

Представительство

С конца сентября началась отправка антенн на ЛАО и одновременно на нас навалилось так много работы, что мы вынуждены были постоянно находиться на ЛАО, обживая наше представительство, хотя бывать в нем приходилось не так уж и часто. В высоком и тоже старом доме напротив отдела строителей на 5 этаже в длинном коридоре была дверь, на которой был прикреплен лист бумаги со скромной надписью «Океанприбор» – «Скат» (к тому времени наш институт совместно с серийным заводом «Водтрансприбор» образовали научно-производственное объединение «Океанприбор»). Открыв эту дверь, можно было попасть в десятиметровую узкую комнатку, которая и была нашим первым служебным помещением или на сдаточно-судпромовском жаргоне «шара». На первых порах нам и не требовалось большей. Рабочий стол с местным лаовским телефоном, маленький засиженный диванчик, стул и небольшой шкаф – весь интерьер нашего представительства. Я, как правило, находился в одном из трех мест – в отделе строителей, в монтажном отделе предприятия ЭРА или на стапеле у носовой секции лодки. Пармет курсировал между институтом, занимаясь отправкой антенн, и ЛАО, где большую часть времени проводил во вспомогательном цехе, куда поступали наши антенны и он как представитель поставщика участвовал во входном контроле. Как никто другой, с его опытом работы в нашем ОТК, он был на месте. Одним из первых сотрудников института, кто пополнил наши ряды был ст. техник антенной лаборатории Ю. А. Веселков (Юра – чрезвычайно скромный человек, ответственный и добросовестный работник), который помогал Пармету. Меня же поочередно «мучили» в отделе строителей – Соколов или Сергеев и дежурный конструктор заводского КБ, энергичная и быстрая женщина (за давностью лет не помню фамилии, а звали её Нина Ивановна), которая непрерывно корректировала цэкабэшные чертежи установки аппаратуры комплекса, в правом нижнем углу которых под заголовком «Согласовано» стояла моя подпись как представителя разработчика комплекса. Реальное «железо» вносило несметное количество всевозможных изменений, которые обязательно должны были быть согласованы с контрагентом В монтажном отделе эры – бригадир группы монтажников, которым предстояло вести кабельный монтаж комплекса, как мне казалось, наизусть заучивал нашу общую схему и таблицы распайки более чем 1000 кабелей и, конечно, у него было не меньшее количество вопросов, а на стапеле на меня «набрасывались» заводские технологи и втягивали в согласование вопросов применения различных технологических приспособлений при изготовлении и установки капсулы, а также для монтажа нашей главной антенны, которые в той или иной степени влияли на точность изготовления капсулы и точность установки на ней линеек. Кроме того, много вопросов к нам было у представителей лаовской военной приемки. Поставка антенн носила размеренный характер и определялась возможностями ЛАО принимать, складировать и по мере готовности лодки их устанавливать. Речь идет, конечно же, о наших крупногабаритных элементах основной антенны и о бортовых антеннах шумопеленгования и связи. Ведь дело нешуточное – 64 линейки для основной антенны каждая весом около тонны и не такие тяжелые и объемные, но более чем в два раза превышающие по количеству линейки бортовых антенн-144 штуки.

Так как строительство лодки шло круглосуточно, то понятно, что и вопросы к нам возникали и днем, и ночью. В деле оперативного решения вопросов строители особенно не церемонились. Надо, так надо и вызывали нас даже ночью. Спасибо, что ещё не настаивали на наших ночных дежурствах, ведь если бы они обратились с такой просьбой в институт, то я абсолютно уверен, что институт согласился бы. Вообще, значимость корабелов в рамках Министерства всегда естественно превалировала над всеми другими участниками процесса, не говоря уже о том, что проектанты и строители лодок были в престижном 1-ом Главке, а мы – в далеком 10-ом. Впервые ночной вызов произошел так. Примерно в два часа ночи у меня дома раздался телефонный звонок. Я снял трубку и, сонным голосом сказав алё, услышал бодрый голос Паперно: «Боря, вы ещё не спите?» Таким же сонным голосом я ответил, что уже не сплю. Последовал ещё вопрос: «Ваша машина около дома?» И, не дождавшись ответа, Паперно продолжил, сказав, что звонят с ЛАО и просят срочно приехать, поэтому заезжайте, пожалуйста, за мной – нас ждут. В те времена я «гонял» на чуде автомобильной техники «Запорожце» – ЗАЗ 968М. Захватив Паперно на углу Апраксина переулка и Садовой, мы двинулись вперед по Садовой прямо на ЛАО. Техника нашего вызова была довольно сложной. От дежурного строителя к ночному «директору» ЛАО, от него к нашему ночному «директору», от нашего к Громковскому, снова от нашего к Паперно и потом от Паперно ко мне. Дабы впредь избежать ночного беспокойства еще и от ЛАО наш Директор, не без помощи Паперно, дал указание своим ночным помощникам замыкать ЛАО прямо на меня. После этого еще много раз звенел ночью мой телефон и на моё сонное алё с другого конца раздавался строгий голос с военно-морскими интонациями: «Теслярову прибыть на ЛАО». Коротко и ясно, без всяких там «цирлих-манирлих» по поводу сплю я или нет.

В конце ноября была готова и установлена в носовую оконечность прочная цилиндрическая капсула, которая служила фундаментом для линеек нашей основной антенны. Чтобы представить размеры капсулы достаточно сказать, что её сферические нижняя и верхняя крышки были такими же как и носовая сферическая переборка прочного корпуса лодки. Начинался очень ответственный период – установка технологических приспособлений для установки линеек и разметка на наружных ребрах капсулы мест их закрепления. Ещё при изготовлении капсулы у ЛАО возникли серьезные трудности с возможностью уложиться в крайне жесткие допуски по несимметричности цилиндрической части и наш «жирок», которым мы могли пожертвовать без ухудшения точностных характеристик комплекса, быстро таял.

В это же время прибыли на ЛАО наши макеты приборов аппаратной части и их сразу же стали использовать строители для подготовки первого отсека. Вопросов стало еще больше. По нашей просьбе, для решения вопросов с макетами приборов и прочих конструкторских дел, на ЛАО был командирован представитель конструкторского отделения А. М. Цукерман, которого я сразу же замкнул на энергичную Нину Ивановну. Частенько Андрею приходилось «потеть» и своим красивым драматическим баритоном отстаивать наши интересы. В нашей команде появились также два механика 94 цеха Саша Кириллов и Слава Катилов, мастера на все руки, которые раньше были прикомандированы к стенду и уже знали стиль работы Пармета, который продолжил ими «командовать» и на ЛАО. Постепенно образовывался и рос коллектив наших специалистов, аккредитованных на ЛАО, появилось наше собственное делопроизводство – табели, служебные записки, акты, протоколы, накладные, требования и пр. В этой ситуации я счел необходимым обратиться к руководству лаборатории с просьбой прислать к нам «девочку» для секретарской работы. И руководство откликнулось на эту просьбу (надо отдать должное руководителям нашей лаборатории, которые в трудные для меня дни на мои аналогичные просьбы присылали мне «девочек» и в Северодвинск, и даже в Западную Лицу) – так, в начале декабря, секретарем нашего представительства стала сотрудница нашей лаборатории Ирина Николаевна Торхова. (Ира, с мягким и добрым характером, веселая и озорная, четкая и исполнительная, не только хорошо вписалась в нашу команду, пройдя с нами через ЛАО, Северодвинск и Западную Лицу, но и была настоящим украшением нашего представительства, как и чуть позже появившаяся у нас Оля Дулова, инженер из лаборатории акустических антенн. Таких красивых женщин не было ни на ЛАО, ни у наших коллег-ленинградцев из Азимута, ни у москвичей из Агата).

Первый праздник

Темпы строительства лодки казались нам такими мощными, что на регулярно проводимых ответственным сдатчиком диспетчерских совещаниях было как-то странно слышать о тех или иных отставаниях от графика. Мы были не только слушателями на этих совещаниях, иногда и нам приходилось принимать справедливые упреки, но чаще всего нам приходилось отбивать несправедливые обвинения и от ЛАО, и от ЭРы в задержке различного рода корабельных работ. Свалить вину с себя на контрагента было любимым делом судостроителей и в этом они были большими мастерами. Но очень быстро мы научились «держать удар» и аргументировано его отклонять. С началом нашей постоянной жизни на ЛАО мне вменялось в обязанность ежемесячно представлять Директору института докладную записку о ходе работ по комплексу. Забегая намного вперед, хочу сказать, что за весь период работы на ЛАО все мои докладные заканчивались всегда одинаково: «Обеспечено оперативное решение всех вопросов по комплексу. Вопросов от ЛАО, требующих решения руководства института, нет». Докладные записки писал я, но последние фразы были обязаны тому, что хорошо работали все скатовцы, – и те, кто был непосредственно на ЛАО, и те, кто помогал нам в институте.

В середине декабря я сумел убедиться на собственном опыте, что горячий крепкий чай, который заваривали строители, действительно оттягивает. В один из этих дней состоялось знаковое событие в нашей лаовской жизни. Мы получили в составе расходных материалов не только ветошь, изоляционную ленту, канифоль и прочие мелочи, а впервые еще и спирт – в судпроме и на Флоте, а возможно и ещё в каких-либо ведомствах этот продукт зовется «шило». Мне представляется, что истоки такого имени спирт получил от пословицы «шила в мешке не утаишь», т. к. многолетняя практика показывает, что как бы получатели этого продукта не маскировали и не скрывали сам факт его получения все, с кем приходится контактировать по работе, об этом знают. Прошло почти два месяца нашей «сухой» жизни, прежде чем произошло это событие, наш первый «праздник». Это время ушло на подготовку расчета потребности этого продукта, длительное и мучительное согласование с институтскими службами и нашим Заказчиком, а потом с ЛАО и их Заказчиком. Установка комплекса на лодку, его монтаж, настройка, испытания и сдача без «шила» немыслима, как и вообще строительство корабля. Могу с полной ответственностью сказать, что практически вся корабельная радиоэлектроника в определенных операциях монтажа и настройки требует применения спирта в качестве протирочного или промывочного материала. А все «остальные операции» со спиртом просто сопутствуют его основному применению.

Так вот, многие из визирующих расчет потребности «шила» чинят всяческие препятствия и смотрят на людей, согласовывающих его, как на потенциальных алкашей. Героическую работу по составлению и согласованию расчета в институте провел Пармет, а на ЛАО подключился и я. Здесь всё было несколько проще. Отдел строителей и лаовский Заказчик с большим вниманием и уважением отнеслись к процедуре согласования, а представители некоторых служб, ставившие визу, с таким пониманием смотрели на меня, что мне так и хотелось сказать – не волнуйтесь, не забуду. Но вот только очень много хлопот доставила мне самая главная лаовская виза – технологической службы. Технолог, специалист по «шильным делам», издевательски, как мне казалось, допытывал меня постоянно одним и тем же вопросом – почему у нас в отличие от каких-то существующих нормативов все идет только на протирку и нет промывки. Я придумывал на ходу какие-то совершенно невероятные аргументы, ссылаясь на особенности нашей техники, и, в конце концов, удалось получить его визу. Ведь если бы мы согласились на промывку, то грязный спирт, вообще-то, нужно было бы сдавать, а так он улетучивался. Потом лаовцы мне сказали, что я попал на самого «тяжелого» технолога и вообще удивительно, что он завизировал, т. к. сам он абсолютно «ни-ни» и даже усиленно предлагал в производстве заменить шило на скипидар двойной очистки, правда его предложение успеха не имело, т. к. на ЛАО создалась реальная угроза забастовки. И даже когда все было завизировано и утверждено, процедура получения шила была довольно муторной, опять нужны были многочисленные визы уже на требовании, но это уже было чисто техническое дело, с которым справлялась Ира. Главным теперь становился росчерк ответственного сдатчика лодки, с которым у нас в этом вопросе было полное взаимопонимание. Такое событие, как первое получение шила, должно было быть обязательно отмечено, что мы и сделали в тесной компании со строителями у нас в комнатенке на 5 этаже. Где-то около 8 часов вечера Володя Сергеев напомнил, что нам еще нужно будет преодолеть рубеж проходной. Мы приняли еще «на посошок» и дружно отправились к проходной, которую миновали без потерь. А утро следующего дня началось для меня в комнате строителей, где я, говоря в терминах сегодняшнего времени, «оттянулся со вкусом». А вот Миша Пармет совершенно не страдал синдромом оттягивания и на все предложения оттянуться чайком, говорил, что он только пьет, а не оттягивается и стыдил нас за это.

Подходил к концу 76 год, наш первый год на ЛАО. Мы уже полностью освоились с новой работой, были знакомы не только со строителями, военпредами, технологами и конструкторами, но и со многими мастерами и бригадирами. В это же время у нас завязались хорошие отношения с нашими коллегами из Азимута и, в первую очередь, с ответственным сдатчиком комплекса «Медведица» Леонидом Исаевичем Прицкером. Эти отношения сохранялись еще долго и в Северодвинске, и в Западной Лице.

В трудные минуты мы всегда помогали и выручали друг друга, всегда можно было обратиться за советом. А вот отношения с москвичами-агатовцами у нас были всегда натянутыми, от них в любой момент совместной работы можно было ожидать всяких неприятностей, что мы и имели, как от ответственного сдатчика Щукина, так и от внешне весьма приятного Главного конструктора А. Трояна. Вся московская команда были совершенно другими людьми, совсем не такими как ленинградцы, независимо от того были ли это лаовцы, эровцы, малахитовцы или азимутовцы. Воспоминания о лаовской жизни 76 года хочу закончить той самой заводской проходной, с которой началось мое знакомство с ЛАО.

Уже к концу года было много наших специалистов, которые или постоянно, или довольно часто бывали на ЛАО. В первую очередь это относилось к разработчикам и конструкторам антенн. У всех были оформлены временные пропуска, но по режимным соображениям (не очень понятным применительно к нелаовским сотрудникам) без права свободного входа и выхода. С большим трудом удалось оформить такое право для меня, Пармета и Иры Торховой. Но все наши, кому нужно было поехать в течении дня в институт, не обращали на это внимание, пихая временный пропуск в руки строгим тетям-охранницам, да и они не очень-то обращали внимание на наших временщиков. Но один наш сотрудник постоянно имел большие проблемы с проходной, его каждый раз заворачивали назад и мне приходилось уже вместе с ним идти к строителям или на проходную и договариваться. Это был начальник конструкторского антенного сектора Алексеев. Он неоднократно просил меня сделать ему свободный пропуск, но это было чрезвычайно трудно, почти невозможно. Однажды мы вместе с ним уезжали днем в институт и, подходя к проходной, я понял, почему это происходит только с ним. Метров за 50 до проходной он перестал со мной разговаривать, его руки судорожно сновали по карманам, лицо покрылось красными пятнами, в глазах был неподдельный испуг. Можно себе представить реакцию охраны на такое поведение – максимум бдительности и поворот назад. Алексеев испытывал просто панический ужас перед проходной. Увидев собственными глазами, что это доставляет ему настоящие душевные муки, я сумел выпросить для него свободный пропуск непосредственно у начальника отдела режима ЛАО.

Наступал новый 1977 год.

Обыденное дело

С начала января 77 года нас привлекли к закрытию построечных удостоверений. По мере завершения отдельных работ строители должны эти работы предъявлять ОТК и Заказчику. Принятием работы считается подписание построечного удостоверения, а т. к. на лодку устанавливался опытный образец, то нас, естественно, просили визировать все удостоверения, касающиеся комплекса. Не было ничего проще, чем поставить свой крючок в уголке на бланке удостоверения, но это ведь означало, что завод сделал всё точно в соответствии с нашими требованиями, которые были заложены в документацию ЦКБ. Получалось, что всё ранее согласованное и подписанное нами на бумаге теперь нужно еще раз подписать, но уже реализованное в «железе» и путь для внесения официально каких-либо последующих изменений был очень труден и чреват тем, что давал в руки корабелам возможность переложить свои огрехи на нас, что они делали мастерски. Правда, для всех контрагентов всегда оставалась ещё «тропинка» для небольших по объему изменений, но уже за «отдельную плату». Слава богу, что нам везло и в особо крупных размерах платить не приходилось, а вообще-то без платы на судозаводе не обойтись – это дело обыденное. Размер отдельной платы ограничен только снизу – это «соточка», а сверху явного предела не существует.

В конце января я впервые вызвал на ЛАО специалистов по входящим в «Скат» станциям. Главный конструктор станции миноискания «Арфа-М», любитель зимнего купания и во все времена года легко, по-летнему, одетый Эраст Эдгарович Беркуль появился с сотрудниками нашего специализированного сектора – серьезным Толей Щукиным и всегда улыбающимся Олегом Ванюшкиным, который сопровождал «Арфу» до её госов и хорошо вписался в наш основной коллектив скатовцев, а также с чрезвычайно скромным, с неподдельной постоянной грустью в больших, немного навыкате, светлых глазах, отличным специалистом-акустиком, разработчиком арфовской антенны Жорой Гришманом. Гл. конструктор и ответственный сдатчик, а также основной разработчик, настройщик, регулировщик и монтажник станции измерения скорости звука в воде «Жгут-М» Володя Шумейко – всегда оптимистично настроенный и неунывающий, который также надолго вписался в нашу команду, как и точно в таких же ипостасях станции определения начала кавитации гребных винтов «Винт-М», посвятившей себя затем науке, Женя Калёнов.

Приехал из Молдавии зам. Гл. конструктора эхоледомера «Север-М», который также входил в состав комплекса, Владимир Михайлович Щербаков, из города Бельцы с ПТО им. Ленина, на долю которого выпало много неприятностей и хлопот со своей разработкой. Человек скромный, начитанный и увлекающийся книгами. Мы, безусловно, взяли его под нашу опеку и всегда стремились ему помочь и не только потому, что он привозил нам интересные книги и угощал нас отборным молдавским вином.