Текст книги "Битва под сакурой(СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Марина тем временем с помощью векторного двигателя аккуратно опустила свой доспех на палубу «Красного Кавказа». Короткими очередями из пулемёта разогнала почти всех матросов и офицеров, находившихся там, и направила доспех к палубным надстройкам. Вскинув руку с авиапушкой, Марина дала очередь по ближайшей орудийной башне. В броне появился десяток отверстий от снарядов, но, как будто, в насмешку над усилиями Марины, орудие, скрывающееся в башне, дало очередной залп, плюнув снарядом в «Юбари». А в сторону доспеха Марины матросы уже наводили одно из зенитных орудий.

Ещё со времён Переворота 1917 года Марина особенно ненавидела матросню. Слишком хорошо она помнила их пьяные рожи, шатающиеся по улицам, луща семечки и «делая Революцию». Именно так они называли грабежи и насилия, что творили по всему городу. Солдаты в серых шинелях и папахах были ничуть не скромнее, но отчего-то запомнились Марине именно чёрные матросы со своими клешами, бескозырками и семечками. Именно поэтому Марина с особым удовольствием расстреляла команду зенитного орудия. Матросы повалились на палубу рядом со стреляными гильзами.

Марина снова развернула доспех к орудийной башне и надавила на гашетку авиапушки. На сей раз, очередь была намного длиннее. Снаряды превратили часть башни в настоящее решето, криков изнутри, конечно, Марина не услышала, но была уверена, что теперь сумела нанести куда более существенный ущерб, чем в первый раз.

И всё же, доспехам не хватает тяжёлого вооружения. Даже с одной пушкой, вроде зенитки, которую она только что расстреляла, она бы смогла сделать намного больше, чем со своим нынешним оружием. Даже высадившись прямо на палубу вражеского корабля, Марина в своём доспехе могла не так и много вреда ему нанести. Самый существенный ущерб она причинить бы ему, уничтожив катапульту и кран для подъёма лёгких мехов на палубу, лишив крейсер воздушного прикрытия.

Она провела доспех вдоль борта, обстреливая зенитные установки, находящиеся на её пути. Её спасало то, что до этого дня ещё никто не атаковал корабли с такой дерзостью, высаживая доспех духа прямо на его палубу. Отдельные матросы и даже целые отделения выскакивали из надстроек и обстреливали её из винтовок и ручных пулемётов. Она отвечала им короткими очередями, загоняя обратно. Пусть эти атаки и не могли нанести ей никакого ущерба, но ненависть к чёрной матросне заставляла её делать это.

Лишь раз ей пришлось уводить доспех с линии вражеского огня. Зенитчики с установки, прикрывающей от атак катапульту и лёгкий мех, успели развернуть в её сторону своё орудие. Длинная очередь трассирующих патронов прорезала палубу, едва не зацепив доспех Марины. Лишь благодаря векторному двигателю ей удалось уйти в сторону.

На максимальной скорости, доступной её доспеху, она пробежала разделяющее их расстояние. На бегу вскинула руку со спаренными пулемётами и дала ответную очередь. Пули скосили матросов в считанные секунды. Марина развернула доспех к катапульте, вокруг которой суетились матросы, пытавшиеся запустить второй лёгкий мех. Открыв огонь из авиапушки, Марина разнесла беззащитный лёгкий мех, изрешетив его в считанные секунды. Тот завалился на бок, исходя дымом. Матросы, обслуживавшие катапульту, бросились врассыпную, стараясь спрятаться где угодно как можно скорее. Пилот успел выбраться из меха, но почти следом тот взорвался, обратившись в огненный шар. Во все стороны полетели обломки его брони, на палубу огненной рекой пролился керосин.

– Пожар на палубе советского крейсера, – доложил Акагава. – Эти сумасшедшие сумели нанести ему серьёзный урон!

По последней его реплике можно было понять, что штурман не слишком верил в эффективность лёгких мехов и доспехов духа в морском бою. Разве что отвлечь на себя часть огня вражеской артиллерии. А тут оказалось, что они смогли нанести врагу вполне существенный ущерб. Устроить на палубе крейсера пожар – это в бою дорогого стоит.

– Отлично, – хлопнул кулаком по ладони Такияма. – Бан-дайсё, усильте огонь насколько это возможно!

– Мы и так дерёмся на пределе возможностей, – развёл руками командир «Юбари». – Калибр орудий советского крейсера превосходит наш, и по нему мы уже не можем вести огонь главным калибром.

– Надо загнать чёртова британца в клещи! – заявил Такияма. – Передайте приказ эсминцам…

– Не стоит этого делать, Такияма-дайсё, – заметил Бан. – Без прикрытия «Асанаги» и «Хаяте» мы останемся одни против советских крейсера и эсминца. И тогда нам придётся либо совсем прекращать огонь по британцу и совершать манёвр для атаки «Красного Кавказа» под огнём орудий его и «Гневного».

– Проклятье! – вскричал Такияма. – Мы же должны воспользоваться ситуацией!

– Надо положиться на доспехи и лёгкие мехи, – ответил Бан. – Не забывайте, Такияма-дайсё, вы же сами поставили нам задачу, остановить транспорт. Уничтожать корабли противника необязательно.

– Более того, даже нежелательно, – как бы самому себе напомнил Такияма. – Но ведь они вполне уверенно держат нас на достаточном расстоянии от проклятого транспорта. Мы не можем прорваться к нему!

– У меня складывается такое впечатление, – усмехнулся командир «Юбари», – что и не должны были.

Я шагал по палубе транспорта. Повёл стволом ШВАК'а, нацеливая на палубные надстройки – и нажал на гашетку. Снаряды авиапушки разнесли в клочья металл и стекло, во все стороны полетели обломки и осколки. В ответ по мне открыли шквальный огонь из ручного оружия и пулемётов, вроде моих «Дегтярей» или «Максимов». Мой «Коммунист» сейчас был в таком состоянии, что пули из них вполне могли повредить ему. Они щёлкали по броне, высекая из неё искры и оставляя вмятины. Огонь был столь плотным, что мне пришлось сделать пару шагов назад. Подняв руку с ДШК, я дал по надстройке длинную очередь, целя в то место, где по моим прикидкам, должен располагаться мостик. Ответный огонь несколько ослаб, позволив мне немного перевести дух. Вот только был он исключительно отвлекающим манёвром.

– БМА готовы к выходу, – сообщил воентехник, хлопнув по броне ладонью. – Товарищи командиры, можете атаковать врага.

– Самое время, – буркнул старший из пилотов БМА. – Этот гад успел снести нам всю зенитную защиту и на мостике всех едва не перебил. И всё, пока вы готовили наши БМА к бою, товарищ воентехник.

– Никто не знал, – развёл руками тот, – что враг атакует настолько быстро и будет настолько эффективен. Мы оказались просто не готовы к такой стремительности.

– Военным трибуналом, – усмехнулся молодой пилот, уже готовясь захлопнуть за собой крышку люка, – это квалифицируется как преступная некомпетентность. – Подмигнув остолбеневшему воентехнику, он захлопнул крышку.

Они вышли на палубу, обойдя надстройку, по которой палил я. Два новеньких «Коммуниста» ровно в такой же комплектации, как мой БМА. Красные звёзды на плечах огнём горели. Они почти синхронно подняли руки с авиапушками, нацелив их на меня. Одновременно засевшие в надстройке усилили огонь по мне. Я отчаянно рванул рычаги, буквально отбрасывая доспех в сторону. Быстро повёл его к остаткам зенитной установки, чтобы хоть как-то укрыться от вражеского огня.

Снаряды, выпущенные из авиапушек обоих «Коммунистов», прошли на волосок от моего доспеха, практически по броне проскрежетали. Но всё же мне удалось увести его с линии огня, и даже сделать несколько ответных выстрелов.

Только теперь, сражаясь не против сверхъестественных существ, я понял всё превосходство доспехов духа над обычными БМА. С такого расстояния мои противники ни за что не промахнулись бы по моему «Коммунисту», как бы быстро я не отреагировал на действия противника.

Вражеские снаряды отрикошетили от палубы и искорёженной зенитной установки. Противник повторил ошибку, ведя огонь из ШВАК'ов, пытаясь вывести меня из боя первыми же выстрелами. Я вынырнул из-за стойки и дал пару коротких – патронов оставалось мало – очередей по вражеским «Коммунистам». Пули почти бессильно прощёлкали по их броне. Противники отреагировали мгновенно. Развернулись в мою сторону, и, как будто ничему и не научились в первые минуты боя, попытались расстрелять меня из авиапушек. Их поддержали плотным огнём из палубной надстройки.

Я нырнул обратно за зенитку и повёл доспех по палубе, уводя его от надстройки. Не то чтобы я серьёзно опасался ручного оружия и пулемётов противника, скорее всё это просто нервировало меня. В голову лезли воспоминания о том, как я палил по нынешним товарищам винтовочными гранатами. А ну как найдётся и на мостике транспорта такой же стрелок. И тогда мне придётся очень туго.

Противники обошли меня с флангов, изменили стратегию. Теперь один поливал меня длинными очередями из ДШК, второй же стрелял из ШВАК'а, делая по два-три выстрела. Я продолжал отступать под их огнём, изредка отстреливаясь, изображая вялое сопротивление. Мой доспех получил несколько весьма серьёзных пробоин, но мне удалось расслабить противников. Они почуяли вкус победы, снизили темп стрельбы, да и бить стали не так прицельно. И в этот момент я ринулся в атаку.

Я не стал уходить на фланг. Слишком уж классический манёвр. Я бросился в атаку, практически с открытым забралом. На полном ходу проскочил мимо обоих «Коммунистов» и неожиданно оказался у них в тылу. Ни один не успел развернуться, прежде чем я дал по ним несколько очередей по их спинам. Особенно долго прицеливаться времени не было, поэтому стрелял куда придётся, с обеих рук. Главное: всадить по больше патронов и снарядов во вражеские БМА.

Мне крайне повезло. Внутри одного из них что-то взорвалось, в броне образовалась рваная дыра, из которой повалил жирный чёрный дым. БМА рухнул на колено и почти следом завалился на бок. Второй же, не смотря на мою стрельбу, развернулся и дал ответный залп из всех калибров. Даже «Дегтяри» на плечах его застучали, выплёвывая в меня почти безобидные, даже на таком малом расстоянии, для моего доспеха кусочки свинца.

Бой на предельно коротких дистанциях смертельно опасен для обоих противников. Тут не имеет значения ни опыт пилотов, ни подвижность доспехов, ни скорость реакции. Только количество патронов и снарядов, скорострельность орудий и толщина брони. И по всем этим параметрам противник превосходил меня. Разве что я успел всадить в него поначалу больше патронов и снарядов, но очень быстро противник мой сровнял счёт. Мы засыпали друг друга свинцом. От моего доспеха и вражеского БМА во все стороны летели куски брони. «Коммунисты» содрогались от частых попаданий снарядов ШВАК'ов. Один пробил плечо моего доспеха, развернув его и выведя из строя пулемёт. При этом длинная очередь из моего ШВАК'а прочертила грудь вражеского «Коммуниста» и один из снарядов весьма удачно угодил противнику прямо в линзы прибора наблюдения.

Ослепнув в одно мгновение, мой противник рефлекторно опустил руки с оружием. Я выправил свой доспех, сделав полшага назад, вскинул руку со ШВАК'ом и всадил во врага последние снаряды. Вражеский «Коммунист» покачнулся и начал заваливаться на спину. С оглушительным металлическим лязгом грохнулся на палубу. И подняться уже не пытался пытался.

Я обернулся к надстройке, направил в её сторону своего «Коммуниста». Засевшие в ней притихли, даже стрелять по мне никто не стрелял. Медленно мой доспех ковылял к надстройке, а я гадал, что мне теперь делать.

Ситуация сложилась патовая. С одной стороны, засевшие в надстройке ничего не могли сделать мне, вряд ли их пули могли повредить моему доспеху, даже в таком состоянии, с другой же – и мне нечего было противопоставить им. Снаряды к ШВАК'у меня закончились, а рука ДШК отказывалась слушаться рычагов. Оставались только «Дегтяри» на плечах, но с ними не много навоюешь, даже против людей, вооружённых винтовками и ручными пулемётами. Не лезть же к ним в коридоры, что было бы самой невероятной глупостью, какую только может совершить пилот меха.

Держать в узде засевших в надстройке можно было с помощью ДШК – пары длинных очередей вполне хватило бы, чтобы заставить их пригнуть головы, да ещё и разбить, при удаче, что-нибудь важное и нужное на мостике. Но «Дегтяри» для этого не годились совершенно. С их помощью я смогу только обороняться от врагов с ручным оружием, если им вздумается выбраться из надстройки и напасть на меня.

– Здесь Руднев, – связался я с Ютаро, – вывел из строя оборону транспорта. Контролировать судно не могу. Требуется помощь. Повторяю. Контролировать судно не могу. Требуется помощь.

Верхняя палуба «Красного Кавказа» представляла собой филиал Подземного мира. Её заливал полыхающий керосин, в котором душами грешников метались матросы и офицеры. Одни пытались тушить пламя, другие просто спасали свои жизни, третьи отчаянно боролись с раскалившимися вентилями подачи керосина. Асбестовые рукавицы дымились, силачи-матросы пытались провернуть вентили, но те не поддавались – жар или вражеские пули вывели их из строя.

А над всем этим кошмаром царили громадные фигуры доспехов духа. Они обстреливали пожарные команды, не давая затушить огонь. Уже все доспехи отряда опустились на палубу «Красного Кавказа», ведя почти непрерывный огонь. Пробить броню орудийных башен крейсера они не могли ни из авиапушек, ни, тем более, из пулемётов. Зенитное вооружение доспехи отряда «Труппа» уже успели вывести из строя полностью, не считая упрятанных в башни стомиллиметровых пушек, но это не слишком сказалось на темпе стрельбы корабля.

Марина вынуждена была отдать должное самоотверженности советских матросов, не смотря на всю её ненависть к ним. Они дрались так, будто и не было на палубе никакого пожара, а меж башнями не разгуливали вражеские мехи. Крейсер маневрировал, сближаясь с «Юбари», и вёл огонь, почти не снижая темпа.

Неужели все усилия пойдут прахом! Атака с дирижаблей, драка лёгких мехов в воздухе, колоссальный риск, – всё окажется напрасно. Им никогда не вывести из строя такую колоссальную громаду, как крейсер, можно лишь нанести ему мелкие повреждения, не больше комариных укусов. Даже лишившись лёгкого меха, катапульты для его запуска и крана для подъёма обратно на борт, «Красный Кавказ» не сильно потерял в боеспособности. Он продолжал с прежней жуткой мерностью швырять в «Юбари» снаряды.

– Марина-кун, – связался с девушкой Ютаро, – Рудневу-сан удалось обезвредить транспорт, но он оказался в сложной ситуации. Ему требуется помощь.

Он не успел договорить фразы, отдав приказ прийти на помощь Рудневу, как доспех Марины рванул прочь с палубы, сверкнув включённым на форсаже векторным двигателем.

Ютаро некогда было раздумывать над этими странностями, он вскинул руку с пулемётом, дал короткую очередь по матросам, возящимся вокруг вентиля подачи керосина. Матросы повалились прямо в пламя. Но на их место быстро встали другие. Пара подтащила броневой щит, закрыли товарищей от врага. Тогда Ютаро поднял руку с авиапушкой и надавил на гашетку.

Патовая ситуация, сложившаяся на палубе транспорта, была на руку его команде и всему «нашему делу». Корабль ведь медленно, но верно шёл к токийскому порту. «Юбари» и сопровождающим его эсминцам удалось отвлечь на себя советские и британские боевые суда. Однако спустя какое-то время транспорт перейдёт под защиту каии, и нам придётся отступиться. С тварями, обитающими в океане, доспехам духа не сладить.

В общем, получалось, что я вроде бы и дело своё сделал добротно, и транспорт остановить не смог. Конечно, пришлось вызвать помощь отряда, иначе всё выглядело бы слишком подозрительно, однако в том, что кто-то успеет вовремя, я далеко не был уверен. Скорее, был уверен в обратном.

Я стоял перед настройкой, давай короткие очереди из «Дегтярей» для острастки, когда засевшие в ней поднимали головы и принимались стрелять по мне. Вот только я не учёл того, что помощь мне всё же придёт.

Марина прошла над транспортом с лихостью пилота лёгкого меха. На бреющем полете, ведя огонь из авиапушки. Снаряды легко прошивали надстройку, огонь из неё тут же прекратился. Мягко опустив доспех на палубу, оставляя за собой широкий голубой шлейф, видимо, след работы векторного двигателя, она навела на надстройку пулемёт. Длинная очередь хлестнула по ней – во все стороны полетели осколки последних стёкол и обломки металла.

– Довольно, – передал я ей, – вряд ли, там мало кто остался. Мы вывели из строя управление транспорта, но машина его ещё работает. Надо с этим что-то сделать.

– И что ты предлагаешь? – спросила она.

– Уходи с транспорта, Марина-кун, – сказал я, начиная придумывать план на ходу, – а я нырну под днище его и расстреляю винты. Это если не остановит корабль, то уж точно собьёт с курса.

– Что значит, нырнёшь?! – вскричала Марина. – Ты что, с ума сошёл? Твой «Коммунист» и без того слаб по части герметичности, а со столькими пробоинами, ты пойдёшь ко дну в считанные секунды.

– Зацеплюсь лебёдками за днище, – ответил я, – это не даст мне утонуть. А там уж, куда вынесет…

– Это – форменное безумие, – заявила она.

– Рисковать тобой и твоим доспехом нельзя, – принялся объяснять я, – а вот мой «Коммунист» разбит практически в хлам. На большее он уже просто не годен. А уж выбраться из этой передряги я как-нибудь сумею. Не в первый раз.

– Не сходи с ума, Руднев-сан! – повторила Марина.

– Уходи, – бросил ей я, направляя доспех к корме транспорта. – Время дорого.

– Пантелеймон! – крикнула Марина. – Пантелеймон! Останься жив!

– Постараюсь, – буркнул я.

– Не вернешься, я тебя сама прикончу! – выпалила она. – Так и знай!

Следом раздался звук стартующего на векторном двигателе доспеха.

Очень интересное заявление. Прямо-таки интригующее. Но думать о словах Марины мне было некогда. Со скрипом и лязгом мой «Коммунист» добрался-таки до кормы. Я развернул его спиной к воде и оттолкнулся ногами от борта.

Ещё ни разу мне не приходилось нырять в доспехе под воду. Пусть все мехи и выросли из тяжеловодолазных костюмов, но давно уже не были они герметичными. Они не предназначались для сражений в водной среде.

Я нажал на кнопку, запускающую лебёдку. С обеих сторон корпуса моего доспеха выстрелили крючья с зацепами. Легко пробив днище корабля, они зафиксировали меня, не дав и дальше погружаться в океанские пучины. Но и без этого я бы не пошёл ко дну. Потому что я, как, собственно, и весь транспорт покоился на спине громадного каии. Он медленно, но верно тащил корабль в нужном направлении. И даже винты транспорта не крутились.

Значит, все наши усилия пошли прахом. Что мне, собственно, и было нужно. Отчасти, конечно, но всё же, всё же…

Каии тащил меня на спине к неизвестной цели, вместе с транспортном, забитым до отказа устаревшими меха и трупами.

– Враг уходит, – доложил штурман Акагава. – «Красный Кавказ» сократил темп огня, начинает манёвр ухода. «Гневный» сопровождает его, прикрывает от «Оитэ» и «Юнаги» огнём главного калибра. Янасэ-тюса, командир «Оитэ» докладывает, что «Красный Кавказ» разворачивает в его сторону орудия главного калибра.

– Передай Ханами-тюса и Ямасита-тюса приказ отступать, – мрачно бросил Такияма. – И «Асанаги» и «Хаяте» пусть оставляют в покое британцев. Бан-дайсё, постепенно сокращайте темп огня. Этот бой закончен.

– Что это значит? – удивился командир «Юбари». – Мы сумели основательно потрепать русских и британцев. Вскоре смогли бы вывести из строя «Хорнет», а, вполне возможно, и «Гневный». Сосредоточив усилия на «Линдере», нам удалось бы справиться и с ним, а «Красному Кавказу» вполне хватит и проблем с пожаром и доспехами духа.

– «Красному Кавказу» это не особенно мешало расстреливать нас, – отмахнулся Такияма, – нанося весьма серьёзный ущерб. Бан-дайсё, вы не хуже меня слышали доклады о потерях, «Юбари» слишком сильно повреждён, чтобы вести столь активные боевые действия. Я понимаю, Бан-дайсё, что вы хотите выжать из него всё, что можно для успешного завершения операции. Вот только мы уже её провалили.

– Почему вы так считаете, Такияма-дайсё? – поинтересовался Бан.

– Корабли прикрытия уходят, – развёл руками тот, – значит, транспорт уже в безопасности. Либо его уже прикрывают твари, живущие в воде, либо догнать его мы не сумеем. А может, и то, и другое.

Такияма как-то весь ссутулился, сдавил в кулаке рукоятку меча с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Он с треском провалил задание, теперь ему долго не видать командования как своих ушей. Очень долго придётся вновь зарабатывать былое доверие, на что уйдут годы, и далеко не факт, что ему удастся восстановить своё реноме. В общем, сегодняшним провалом он поставил крест на всей своей карьере.

И в благородную смерть сбежать Такияма не мог. Он, вроде бы, делал всё, что было в его силах, никакого позора не потерпел, а, значит, покончить с собой права не имел. Он просто своими руками обрушил всё, чего с таким трудом достигал до сих пор.

Такияма-дайсё опустил голову, чтобы не видеть больше картины его полного разгрома. Он даже не услышал, как Бан-дайсё командует всей эскадре разворот и выход из боя.

Они возвращались домой, не справившись с поставленной задачей.