Текст книги "Просто металл"
Автор книги: Борис Некрасов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
2. Разведка боем
По просьбе Гладких на участок верхом, по тракторному следу приехал приисковый геолог Василий Иванович Петров, прозванный на прииске Чапаем. Причиной тому были не только имя-отчество, но и его характер – подвижный, шумный. Это был немолодой уже, с неиссякаемым запасом веселья и бодрости человек, каких на Дальнем Севере можно встретить немало. Такой уж это край, что люди пассивные, лишенные могучего заряда энергии и жизнерадостности здесь не уживаются.
На прииске работал он недавно, каких-нибудь пять-шесть месяцев, но, как он сам говорил, уже успел подраться с начальством. Сколько он ни доказывал, что надо как следует заняться разведкой, от него отделывались обещаниями: «Вот закончим промывку, тогда и на разведку навалимся». Потом вместо промывки в этих посулах вставали добыча шахтных песков, ремонт горного оборудования и – круг замыкался.
В новом начальнике разведучастка Петров сразу же угадал союзника и при первой же встрече сказал ему: – То, что по профессии ты не совсем геолог, не так страшно. Была бы у тебя душа разведчика, а остальное приложится. Горняцкое образование и опыт у тебя есть, на первый случай хватит. Тут что должно быть прежде всего? Стремление впереди быть, хоть на грудь, как говорят спортсмены, а впереди! И еще – к непознанному тяга, упорная, ломовая: найти, докопаться, познать! И хребет крепкий. Иначе нельзя.
Поделился он тогда же, с Иваном и своими соображениями насчет работы прииска в целом:
– Прииск хорошим считается. Но посмотрел я эти несколько месяцев и вижу: многое здесь по известному принципу делается: давай, давай! Ты воевал?
– В сорок пятом только, в самом конце войны. Молод еще был.
– А кем?
– Механиком-водителем. В танковой разведке.
– Ага! А говоришь – не разведчик. Но ты не застал уже небось, а мне и на фронте поначалу таких командиров встречать доводилось. И решителен, вроде, и смел, а ни перспективы, ни того, что за соседней высоткой делается, знать не хочет. Случается, что такие и берут до поры до временя нахрапом, но потом их все равно бьют, если вовремя свои не раскусят. А впрочем, – Василий Иванович вдруг рассмеялся, – ты не пугайся. Народ здесь хороший, в общем-то. Разберемся, что к чему. Ты коммунист?
– Кандидат.
– Это хорошо. В нашем полку прибыло, значит. На последнем партийном собрании у нас кое для кого неприятный разговор получился. Федоров, секретарь наш, со мной неделю не разговаривает. Но это не страшно – пусть привыкает. Неплохой, кажется, мужик, много понимает, но в секретарях без году неделя, а в подчиненных у Горохова несколько лет ходит. Вот по инерции в глаза ему и заглядывает все время. Ему правду-матку в глаза резать надо.
– Кому? – попытался уточнить Иван. – Директору или секретарю?
Петров расхохотался.
– Обоим. И тебе тоже. И мне. Или не так? Правда, брат, она еще никому противопоказана не была.
Сейчас, соскочив с лошади, он крепко пожал Ивану руку, спросил:
– Зачем звал? Неувязка какая-нибудь?
– Пойдемте ко мне. Разговор есть.
– Так. Выкладывай свой разговор, – усаживаясь в конторе за стол, предложил старый геолог.
– Дело у меня вот какое, Василий Иванович. Надо с нашим народом поговорить, беседу провести, что ли. Тема; примерно, такая: «Почему в нашем районе должен быть металл». Вам, как говорится, и карты в руки.
Василий Иванович вскинул седые лохматые брови и заразительно захохотал.
– Не понимаю, чего здесь смешного, – нетерпеливо пожал плечами Гладких. – Уверяю вас, что это просто необходимо. Надо же в людях уверенность крепить, что не напрасно они трудятся.
– Да нет, я понимаю. Надо. Но уж больно оригинальный способ организации массовой работы ты выбрал. Понадобился докладчик – сразу же записочку: старшего геолога, мол; или главного механика, или еще там кого – ко мне! Узнал бы директор прииска, зачем ты меня оторвал, дал бы и мне и тебе жизни. Он любит, чтобы начальники отделов и служб неизменно при нем находились.
– При деле они должны находиться, а не при директоре, – буркнул Гладких и сам почувствовал неуместную назидательность своего тона, а встретив чуть насмешливый, иронический взгляд геолога, и вовсе смутился. – И я, ведь, Василий Иванович, не на чай вас пригласил.
– И зря. От чая хорошего я не отказался бы. И беседу проведу. Что теперь с тобой поделаешь? Не обратно же ехать. – Он снова рассмеялся. – Ты знаешь, какой я тут разговор недавно слышал? Горохов Федорову жаловался: новый начальник разведучастка, говорит, и без нас с тобой, видно, мастер гайки подкручивать. Только гайки, мол, у него, почему-то все с левой резьбой – не в нашу сторону крутит. Это он о тебе, значит. Не любит самостоятельных! – Василий Иванович встал. – Ну вот что. Беседу сегодня проведем. Вместе. А потом уж, пожалуйста, сам. Хорошо же ты будешь выглядеть, если для каждого профессионального разговора с людьми тебе заезжий дядя будет нужен. За любым советом, консультацией, даже за литературой какой, чем богат, – прошу ко мне. А так, батенька, сам. Сам! И вот еще что. Беседа беседой, а я тут геологические отчеты по нашему району прихватил, и давай вместе посмотрим, куда это предполагаемое золотишко увильнуть могло. Чем черт не шутит, может быть, теперь общими усилиями нам с тобой удастся разведку на прииске на должную высоту поставить. Чует мое сердце, без драки, а, может, и без шишек, нам с тобой не обойтись. Но – на том стоим, как говорится. Разведчики!
Конечно же, Петров и раньше не один раз просматривал эти отчеты, бывал на участке и имел определенное суждение о его перспективах. Но он решил воспользоваться случаем и, во-первых, еще раз проверить свои выводы, а, во-вторых, со всей обстоятельностью, а не в общих чертах, как это было при первой их встрече, познакомить со, своими прогнозами Гладких.
– Смотри, сюда, разведчик, – объяснял он, развернув перед Иваном геологическую схему района. – Здесь вот коренное месторождение. Так? Здесь, здесь и здесь поисковиками взяты пробы, которые показали хорошее содержание россыпного золота. Здесь и здесь металла не оказалось совсем. Улавливаешь?
– Пока ясно.
– Вот именно – пока. Теперь пойдет дело посложнее. Попробуем, предположительно хотя бы, определить направление сноса. Как оно пролегало, то самое старое русло? Свидетелей, как известно, тому не осталось. Что менялась оно в этой долине – факт. Вы сейчас вот здесь шурфы бьете, – он показал точку на карте. – Но это только один из возможных вариантов. В равной мере россыпь может простираться и вот сюда, к ключу Холодному, и даже вот сюда, к подножию этой сопки. Хотя и первые неудачи на избранном ранее направлении тоже еще ни о чем не говорят, вот и получается… Что получается, товарищ начальник участка? – перебивая себя, взглянул геолог на Ивана.
– Получается, что вести шурфовку надо во всех трех возможных направлениях. Так, вероятно?
– Вот-вот. Именно так. Я же говорю, что из тебя получится толк. Остается решить, как это сделать при наличном числе людей, или, что сложнее, где их ещё взять. При таком дефиците рабочей силы на прииске да еще при таком отношении к разведке – дело это безнадежное. Вот тебе и задача.
Ивану и без того было ясно, что необходимо увеличивать фронт работ, что участок без резкого повышения производительности труда на шурфовке со своей задачей не справится. Во всяком случае, то, чем они занимались сейчас, очень походило на лотерею – повезет или не повезет. Для того чтобы в этих условиях хоть как-то сдвинуть дело с мертвой точки, одних его усилий не хватит. Нужны воля, инициатива, усилия всего коллектива. Удастся ли Василию Ивановичу убедить людей хотя бы в том на первых порах, что работают они не зря, что геологи не ошиблись и металл здесь есть? Не покажутся ли им скучными, нудными и малоубедительными доводы приискового геолога?
Поначалу опасения Гладких как будто бы подтвердились. Шурфовщики слушали Василия Ивановича по-разному – одни с полным безразличием, другие с плохо скрываемой иронией. Но, кажется, ни один из них не проявил к беседе живого, участливого внимания.
– Понятно я говорю? – спросил геолог.
На неосторожный этот вопрос немедленно и охотно откликнулся чернявый:
– Абсолютно понятно. Как бюро погоды: предсказано солнечно надевай галоши…
Посмеялись. Кто-то поддержал:
– То ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет.
– Это ты брось! В небесной канцелярии проще, тут погода сама себя показывает. Подморозило – затапливай печку, жарко стало – Снимай тулуп. А в подземной сам черт хозяин! Одна темнота.
– Вот-вот. Потому и черт его знает, что там лежит.
Василий Иванович смотрел на расшумевшихся своих слушателей чуть улыбаясь, совсем не разделяя, судя по всему, досады, какую вызвала эта неуместная вспышка веселья у Ивана Гладких.
– Черт так черт, – согласно кивнул головой геолог. – Только есть у русских людей и такое выражение: схватить черта за рога. А это по нынешним временам означает, что надо работать. Чтобы все дело ваших рук, а вместе с ним и заработки не полетели к этому самому черту. Ну Хорошо. Вся эта цифирь и голая теория пока вам кажутся недостаточно убедительными. Оно, конечно, порода, которую вы берете на пробу, пока пустая, и опровергнуть этот довод трудно. Но можете просто моему опыту поверить: есть тут металл. По всем признакам – есть!
Неожиданно Петрова поддержал старик Карташев:
– Оно верно. Доводилось и мне в старателях ходить, как полагается. Очень похожее это место. Ни один золотодобытчик мимо не прошел бы, опробовал бы.
– Это чем же оно похоже? – крикнул экскаваторщик. – Сопки, стланик да лиственница чахлая? Так тут на тыщи километров один пейзаж.
Старик укоризненно покачал головой.
– Чем, чем? Дед у нас один на селе был. Грибник отчаянный. Идет, бывало, по лесу, как полагается, прямиком, без остановки. Ан нет. Остановится вдруг и скажет: должны вон там быть грибки-то. И лес вроде как лес, все тот же. А он, смотришь, уже полкорзины боровых набрал. Практика! А спроси у этого деда про эти самые признаки, он и сам не знает вроде.
– Ну вот, – засмеялся Петров. – Можете и меня за такого деда считать. – Он тронул кончиками пальцев свои седые виски. – Только не по грибной, а по геологической части. Это – если вас мои расчеты не устраивают…
А через несколько дней, вечером, когда Иван прилег с книгой, в дверь его комнатушки постучали. Гладких пригласил позднего посетителя войти. Это был старик Карташев.
– А, Семен Павлович! Проходите, садитесь. Вопрос какой-нибудь ко мне?
– Вопрос, оно вроде и не вопрос, а так. Надумал я, товарищ начальник.
– Хорошо. И что же вы решили? – насторожился Иван. Он уже был уверен, что речь пойдет о его предложении перевести Карташева на более легкую работу.
– Решить-то вроде ничего не решил, – отвечал тот. – Просто думка одна есть. Хочу на три шурфа встать.
Иван присел на постели.
– Как?! На три шурфа, говоришь?
Бывает вот так: человека неотступно преследует какая-то мысль. В часы самой напряженной работы и в минуту отдыха она не оставляет его. Подспудно тлеет она и тогда, когда ум занят как будто решением совершенно иной задачи. Так было в последнее время и с Иваном, Он все время думал о том, какими средствами можно было бы вдвое-втрое ускорить темпы разведывательных работ еще до того, как участок получит – а в этом он не сомневался – необходимую технику. И, как это тоже часто бывает, ум его пробивался к решению этой задачи по совершенно определенному направлению. С того момента, как он увидел, что шурфовщики вынуждены бездействовать в ожидании оттайки грунта, он все время думал, каким образом ускорить этот процесс. И ему просто не приходило в голову, что может существовать какой-то иной путь решения задачи.
– Да вы садитесь, садитесь же, Семен Павлович! Рассказывайте по порядку.
– А чего рассказывать? Витька Прохоров, чернявый этот наш, сегодня руку обжег. Лом у костра накалился, а он возьми, да и схватись за него без рукавицы. Пришлась, стало быть, работу парню бросить. Ушел он. Посидел я, как полагается, подождал и пошел к своему шурфу посмотреть, нельзя ли начинать. Тронул под пожогом грунт ломом – вижу, маловато еще отошел, подождать надо. Обратно к костру направился и по пути, просто так, для интересу, прохоровский шурф попробовал. Смотрю, поддается. Он-то пожог раньше всех заложил. Думаю: чего зря времени пропадать? Встану на его шурф. Встал. До мерзлоты дошел, а за это время уже мой пожог дело сделал. Я – туда, как полагается. Так на двух шурфах весь день и работал. И все равно сидеть пришлось еще. Вот я и говорю: может, на три шурфа встать?
Не теперь, конечно, сделал это открытие старик. Был он горняк многоопытный, и ведом был ему этот способ давно. Значит, просто повысился у старика интерес к делу. А Иван даже раздосадовался на себя: как это он сам до такой простой вещи не додумался? А ведь это действительно было самое простое решение задачи. Если завтра встанет на три шурфа Карташев, то послезавтра то же самое сделают и остальные. Надо попросить нормировщика, чтобы он обязательно произвел хронометраж. И пусть завтра же, в конце дня, все узнают, как Карташев выполнил норму и сколько заработал.
В голове шевельнулось, что все это, в конечном счете, кустарщина, что только по недомыслию некоторых людей им приходится заниматься решением вот таких «проблем», которые в других местах уже давно решены просто и эффективно – с помощью техники. И все-таки пока это был выход из их тупика. Главное ведь было доказать, что металл здесь есть, что работают они не напрасно и что весь коллектив прииска должен быть заинтересован в оснащении разведчиков техникой. А доказать это можно было, только увеличив объём работ – сейчас, своими силами.
– Ну, спасибо тебе, Семен Павлович! Правильно решил! С завтрашнего дня и попробуем.
– Как полагается, – улыбнулся старик.
Долго не мог уснуть Иван в эту ночь, отдавшись беспорядочному течению мыслей. Что привело к нему Карташева? Уязвлённая горняцкая гордость? Или, быть может, совесть его откликнулась подобным образом на проявленную о нем заботу? Или беседа старшего геолога в чем-то убедила старика?.. Если предложение Карташева привьется, то через несколько дней можно будет перебросить часть людей на шурфовку к ключу Холодному, о котором говорил Василий Иванович… А уже совсем засыпая, он снова – в который раз! – совсем ясно представил, как склоняется над белым листком его письма смуглое, с поджатыми губами лицо Веры, как насупились ее надломленные брови и разбегаются от прищуренных потемневших глаз строгие морщинки. Что она ответит ему? И ответит ли?..
В контору ворвался Прохоров.
– Бумаги тут у вас нет лишней? – шаря по углам быстрыми черными глазами, скороговоркой выпалил он. – Опыт один поставить надо.
– Какой опыт?
– Проверить хочу, правильно ли меня в школе физике учили.
– А без загадок можно? У меня времени нет твои шарады разгадывать. Уточняю: верно ли, что теплый воздух легче холодного?
– Ну, это я тебе и без всяких опытов объяснить могу. Теплый воздух, как и любой газ, впрочем, занимает больший объем, и значит….
– Во-во! – перебил Прохоров. – Меньше четверки у меня по физике никогда не было. Только опыт обязательно поставить надо. Так нет бумаги? Тогда исчезаю.
На следующий день Гладких узнал, что опыт Прохорова удался. На ключе Холодном шурфовщики наткнулись на очень тяжелый грунт и вынуждены были прибегнуть к помощи взрывников. Теперь много времени, уходило на проветривание глубоких, восьмиметровых шурфов, в которых после отпалки скапливались ядовитые газы. Ставить вопрос о какой-то специальной вентиляционной технике не имело смысла. Вот тут-то сообразительному Виктору и пришел на помощь известный физический закон; теплый воздух, поднимаясь кверху, создает вертикальный поток увлекаемых им газов. С легкой руки Виктора шурфовщики стали сжигать в шурфах старую бумагу. Скоро бумагу заменили специальными факелами. Выигрыш, правда, был незначительный – какие-то минуты, но то, что шурфовщики стали биться за за них, было весьма примечательно.
Месяца через полтора, после одного из производственных совещаний на прииске, Горохов пригласил Гладких к себе.
– Понравился мне твой рапорт, Иван. Хвалю. Хорошо за дело взялся.
– Хвалить мало, Петр Степанович, – ответил Гладких. – Помогать надо.
– А чего тебе помогать? Работаете вы неплохо, нормы теперь выполняете, производительность ты повысил…
– Не я, а люди, Петр Степанович. Но не в этом дело. Что это за производительность?! Техника на участке нужна, буровые станки…
– Э! – досадливо отмахнулся директор. – Ты опять за свое. Нашел дураков – технику к тебе забрасывать. За высокие показатели в перевыполнении технических норм – спасибо, конечно. Для отчета пригодится. Но ведь золота-то пока нет. И неизвестно, будет ли.
– Золото, по всем показаниям, там должно быть. И оно будет обнаружено тем скорее, чем лучше будут организованы работы на участке.
Горохов нетерпеливо постукивал по столу карандашом. Иван помолчал, тщетно дожидаясь директорского ответа, потом спросил:
– Зачем звали, Петр Степанович?
– Помощи у тебя решили просить, – настороженно поглядывая на него, сказал Горохов.
Насторожился и Иван.
– Помощи? Вы – у меня? Не понимаю. Мы и так стараемся, чем можем, прииску помочь.
– Ну да, конечно. Только не о том речь. От этой вашей помощи еще неизвестно, какой толк будет. А мне помощь сегодня нужна. Сейчас, понимаешь? Чтобы взять побольше и вовремя то золото, которое уже есть.
– И чего же вы хотите?
– Советовались мы здесь вчера и решили, что целесообразно половину людей у тебя забрать.
– То есть как это – забрать?..
– Очень просто. Производительность у тебя выросла, а людей столько же осталось. Спасибо, значит, за высвобождение рабочей силы. Логично?
Гладких решительно рубанул куланом воздух.
– Нет, не логично! Мы же фронт работ увеличиваем. Ни одного человека с участка я не дам!
– Не дашь?
– Не дам.
– Та-ак. Значит, мой приказ не выполнишь?
– У меня есть ваш приказ. Письменный. О закреплении за участком рабочей силы. Отменяйте его по всей форме, официально. И пишите новый. Но я его обжалую. До обкома партии, если понадобится, дойду, но лишать прииск базы не дам.
И чаша директорского терпения переполнилась.
– Пугать?! Ты – меня пугать?! Мальчишка! – сорвался он на крик. – О прииске он заботится, видите ли! На меня – слышишь? – на меня еще пока эта забота возложена! Кстати, и обкомом партии тоже. Понимаешь?! Иди жалуйся? К кому пойдешь? Может быть, к Сергею Ивановичу? Так он тебе скажет, что Горохов здесь двадцать лет с гаком, что он «Славный» из прорыва вытащил, шесть лет в отпуске не был…
– Напрасно, – спокойно вставил Гладких.
– Что напрасно? Я тебя спрашиваю, что напрасно?!
– Напрасно в отпуске не были, нервы бы вам там подлечить не мешало. Разрешите идти, если у вас ко мне больше нет ничего.
Но распалившийся директор продолжал кричать, понося на чем свет стоит и Гладких, и вообще всех «молокососов», и «зазнаек».
Иван нахлобучил шапку и тихо, но твердо сказал:
– Сегодня я действительно от вас ничего больше не услышу. До свидания…
Ни в этот день, ни позднее приказа об откомандировании людей с участка он так и не получил.
…Это было часов в семь вечера. В контору не вошел, а ворвался Карташев. Тот самый Карташев, который во всех случаях жизни казался абсолютно спокойным и которому такая живость была как будто совсем несвойственна. В первое мгновение Иван даже испугался: не стряслось ли чего?
– Что такое? Что с вами, Семен Павлович?
– Сейчас, сейчас, – запыхавшись, с трудом повторял старик, доставая что-то из глубокого кармана ватных брюк. Наконец он извлек оттуда спичечный коробок, аккуратно разгладил ладонью лежавший на столе газетный лист и высыпал на него содержимое коробки. – Вот! – торжествующе провозгласил он. – Вот оно, Иван Михайлович! Как полагается!
При свете тусклой аккумуляторной лампочки на столе матово поблескивала маленькая пирамидка золотого песка. Как завороженный смотрел на нее Иван, потом порывисто – обнял старика и крепко поцеловал его небритую, колючую щеку.
– На «Холодном», – рассказывал Карташев, – на шестнадцатом работал. До песков дошел, взял пробу, как полагается, смотрю – есть. Я еще лоток. Опять металл. Вот, – кивнул он на стол, – всего с двух лотков. Представляете?..
С грохотом, стукнув о внутреннюю стенку так, что с потолка посыпалась известка, распахнулась дверь, и на пороге появился Витька Прохоров.
– Есть! – выдохнул он, развязывая зубами узел на носовом платке.
Рядом с карташевской выросла еще одна пирамидка золота…
– Иногда сухие цифры, товарищи, – Горохов вытер платком вспотевший лоб и повторил: – Да-да, сухие цифры говорят иногда, товарищи, красноречивее любых слов. Прииск «Славный» Опять отстоял свою славу одного из ведущих в районе. Средняя производительность труда по нашему передовому предприятию составляет сто сорок два, процента к плану. Даже отстававшие продолжительное время разведчики начинают, кажется, подтягиваться, перестают быть бельмом на глазу у всего коллектива. Они сегодня тоже по праву отмечают вместе с нами общий успех прииска в соревновании предприятий района…
Видимые сдвиги в работе «Конченого» тоже были козырями в колоде Горохова, и умолчать о них директор не мог. Однако упомянуть имя начальника участка он не счел нужным.
…Собрание, посвященное вручению коллективу «Славного» переходящего Красного знамени по итогам первого квартала, проходило торжественно, даже парадно. Но только до тех пор, пока слова не попросил Гладких. Он поблагодарил районные организации и горное управление за высокую оценку работы прииска в целом, а директора за теплое слово о разведчиках и заверил, как это принято, что они и впредь постараются работать с полной отдачей сил. Но на этом его выступление не закончилось. Начальник разведучастка не пожелал считаться с торжественностью минуты.
– Но мне хотелось бы, – продолжал он, – поговорить о наших делах поподробнее. И разговор, простите, будет не праздничный. Позвольте вас всех спросить, товарищи именинники, что это за передовой прииск, где работы ведутся дедовским способом, где технические нормы – слово-то какое: технические! – рассчитаны на рабочего, вооруженного ломом и лопатой. Вы понимаете, конечно, что я говорю о разведке, а не о прииске в целом. Но и этого достаточно. Отношение к разведке – это проявление чувства перспективы способности видеть завтрашний день. Вот директор говорил здесь, что цифры бывают красноречивее слов. Бывают. Но бывают и люди, которые прячутся за цифрами. Ковырнешь другой раз высокую среднюю цифру, а за ней вместо настоящей организации труда – штурмовщина, кустарщина, пренебрежение к технике, отсутствие настоящей заботы о человеке…
– Не место здесь, Иван Михайлович, – не очень громко одернул его секретарь партбюро.
Иван повернулся к столу президиума.
– И место и время, товарищ Федоров. А где же еще говорить? Рабочих собраний у нас не бывает, а на таких вот торжествах мы только трехзначными цифрами жонглируем. Или победителей не судят? Судят! Но только по еще большему, строгому счету.
Казалось бы, у Ивана не было особых причин быть недовольным собой и своими разведчиками. Вот и на общем торжестве отдали же им должное. Но не такое наступление с «пращой и палицей» устраивало начальника участка.
Выступление Гладких всколыхнуло собрание. Слова попросил старший геолог.
– Товарищи! Товарищи! – поднялся за столом президиума Горохов. – Спасибо, конечно, товарищу Гладких за добрую заботу о наших общих делах, но какие могут быть сегодня прения? Соберемся специально, тогда обговорим все.
Член бюро райкома Прядкин, вручавший Горохову знамя, остановил его:
– Не надо, Петр Степанович. Пусть выскажутся люди для пользы дела.
Прения продолжались. Вслед за Петровым на сцену поднялся бригадир бульдозеристов Шемякин.
– Товарищ Гладких к нам на прииск, можно сказать, прямо из отпуска приехал, – рассказал он – И, прямо скажу, много интересного и нового привез. Как на сибирских стройках наши товарищи работают, к примеру, и все такое. Рассказал он нам все как есть, значит, а теперь мы ему в глаза смотреть стесняемся. Потому что не иначе, как он думает, что недотепы мы. А как же? Такой опыт привез, а мы – ни с места. А почему так получилось? Ребята решили было по-новому работать, и начальник парка нас поддержал. А как дальше пошло, так и дело с концом. Главмех с директором посоветовались и решили, все, как было, оставить. Их вполне устраивает, когда мы на круг сто тридцать процентов даем. С этими новшествами, говорят, еще неизвестно, что получится. Вы, говорят, утверждаете, что двести, а вдруг – восемьдесят? Пусть не обижается на меня товарищ Горохов, но я ему правду скажу. Он и не знает, наверно, как его рабочие за спиной зовут. Царем Горохом. И точно. Мы, как при царе Горохе, работаем. А разведчики – особенно. Гладких верно сказал.
Рассказал собранию о своем низложении в шурфовщики и бывший экскаваторщик Василий Копытко.
Закончилось это не совсем обычное собрание – без докладов но с бурными прениями – в два часа ночи. А после собрания Ивана пригласил к себе, в дом приезжих, Прядкин. Первой мыслью Ивана было: а не погорячился ли он, не наговорил ли в запальчивости лишнего чего? Еще и еще раз перебирал в памяти сказанное. Но нет, ему не в чем было себя обвинить – он был прав. Да и в том горячем отклике, который вызвало его выступление, находил он полное подтверждение своей правоты. На том и стоим! – решил Иван и постучал в комнату Прядкина.
Член бюро райкома был не один. Напротив него сидел: Федоров, нервно постукивая пальцами по краю стола.
– Садись, – предложил Прядкин Ивану и продолжал прерванный его приходом разговор. – Так вот на мои взгляд, это была первая и основная твоя ошибка. Разумеется, нет ничего плохого, когда партийный руководитель работает в тесном контакте с директором предприятия. Более того, это необходимо. Но очень плохо, когда секретарь партийной организации смотрит на все только его глазами. Как ваша парторганизация может осуществлять право контроля, если ее секретарь занимает такую позицию? Горохов – опытный горняк, не первый год руководит приисками и заслуги немалые имеет. Но осталось в нем что-то от времен дальстроевских, когда он не только прииском, но и лагерем командовал. Ему помогать надо от этого груза избавляться. И критикой тоже помогать – напрямую, по-партийному, даже жестко, может быть. А вы здесь, извини меня, в его дуду без разбору иногда дуете. Вот и проявляется в нем диктатор местного масштаба. Говорить во множественном числе он научился: «мы решили», «мы посоветовались» и так далее. А вот по существу нет-нет да и покажет старинку. У вас сейчас небось одних коммунистов да комсомольцев процентов пятьдесят наберется. А двадцать лет назад на этом прииске процентов девяносто пять заключенных было. Да и каких заключенных! Лагерь особого режима – одни рецидивисты, бандиты. Но не только в этом дело. Партия учит во всем и повсюду по-новому руководить и работать…
Федоров поднял голову.
– Разве ж я не понимаю? Но поймите и вы – трудно мне, неопытный я секретарь, а помощи – никакой.
– Неправда! Ты что же, за помощь только указания свыше считаешь? Директивы и инструкции тебе на все случаи жизни подавай? Хотя и в них недостатка не было. А коллектив? Рабочие? Коммунисты? Разве Петров, старший геолог ваш, сегодня первый раз выступал? А Гладких? А рабочие? А сама кличка эта – царь Горох – тебе ничего не сказала? Или ты тоже критику не за помощь, а за помеху считаешь? Плохо! Неопытность твоя зачтется, конечно, но, думаю, ни тебе, ни Горохову крутого разговора на бюро райкома не избежать.
Прядкин повернулся к Ивану.
– А к тебе, Иван Михайлович, у меня несколько вопросов о работе разведчиков…
Исчезновение начальника участка разведчики объясняли по-разному.
– Очень свободно может быть, что его после того собрания к нам вообще больше не пришлют, – рассуждал Карташев. – Теперь ему с царем все равно вместе не работать. Съест.
– Подавится, – безапелляционно возразил Витька Прохоров. – Не очень-то наш начальник на кролика похож. Скорее Гороха уберут.
– Стоило бы…
Поздно вечером, на четвертый день после собрания, когда разведчики уже собирались ко сну, Вася Копытко, пришивавший к стеганке пуговицу, вдруг замер с ниткой в зубах.
– Тихо, хлопцы!
В наступившей тишине стал отчетливо слышен рокот мотора.
– Трактор!
Все высыпали наружу. На землю уже опустилась темная зимняя ночь. Было безлунно, и казалось, что только звезды да снег излучают неясный, едва ощутимый свет. Но вот между редкими деревьями мелькнула яркая точка – горящий глаз трактора. Искристый на изморози луч его качнулся вправо-влево, уперся концом в черный купол неба и исчез; уткнувшись в землю. Скоро этот живой золотой луч стал вырывать из темноты то острую вершину заснеженной лиственницы, то крутой склон ближайшей сопки с черными прожилками стланика, то причудливые очертания кустов, ожившие тени которых затрепетали в затейливом причудливом танце.
Прохоров сорвался с места и побежал навстречу трактору, за ним – остальные. Тракторист увидел их, остановил машину, и луч света проложил между бегущими разведчиками и трактором прямую золотую дорожку. Из кабины легко спрыгнул на снег Гладких. Улыбаясь победно, он помахал разведчикам шапкой и закричал громко и весело: А ну, принимай подарок, ребята!
Разведчики побежали к трактору. На волокушах, укрытые брезентом, стояли два новеньких буровых станка. Громкое «ур-р-ра-а-а!» прокатилось над притихшей тайгой, и перепуганные лиственницы бесшумно уронили со своих худеньких лап пуховые хлопья снега.
