Текст книги "Город-фронт"

Автор книги: Борис Бычевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

На всем южном участке фронта немцы усиленно строят блиндажи, роют траншеи и даже устанавливают колючую проволоку и минные поля. Бомбовые удары противника по городу и кораблям еще продолжаются, но это уже далеко не то, что было пять – семь суток назад.

Спешу в Смольный к генерал-лейтенанту М.С. Хозину. В кабинете его сидит начальник оперативного отдела генерал-майор Д.Н. Гусев.

Где начальник штаба, Дмитрий Николаевич?

Уехал командовать пятьдесят четвертой армией. Теперь она в составе нашего фронта.

Кто же на его месте?

Тот, кого видишь сейчас перед собой. Считай меня начальником штаба и собирайся, брат, на Неву. Наступать будем. Готовь понтоны. Почитай-ка вот эту директиву Военного совета фронта.

Директива была приятной. В ней шла речь о предстоящем наступлении. С утра 27 сентября 54-я должна энергично атаковать противника в двух направлениях

– на Синявино и на станцию Мга, а к исходу дня соединиться со 115-й стрелковой дивизией, действующей с маленького плацдарма на левом берегу

Невы против поселка Невская Дубровка. В это же время 1 -я дивизия НКВД должна овладеть Шлиссельбургом.

Формулировка насчет Шлиссельбурга меня смущает.

– Как же это дивизия Донскова будет овладевать им? – спрашиваю у Гусева.– Ведь плацдарм есть только у сто пятнадцатой дивизии. А оттуда до Шлиссельбурга двенадцать километров.

Дмитрий Николаевич уверенно машет рукой:

– Десант с Ладожского озера высадим. Да один полк Донскова через Неву пустим. А главный-то удар наносит Хозин, у него целых пять дивизий и две танковые бригады. В общем, должно получиться. Ставка категорически требует ликвидировать ленинградскую блокаду.

Гусев, прихлебывая из стакана крепкий чай, меряет циркулем расстояние от Невы до войск 54-й армии.

– Около девяти километров. Совсем близко!

Бодрый вид нового начальника штаба фронта невольно вселяет уверенность в успехе. Плотный, с кирпично-красньм цветом лица, с бритой, словно отполированной головой, он всегда в отличном настроении. Прибыв к нам совсем недавно с Северо-Западного фронта, он быстро вошел в коллектив и стал общим любимцем, хотя всех все время теребит и подгоняет.

Кто-нибудь будет объединять действия войск на Неве? – интересуюсь я.—

Ведь между первой дивизией НКВД и сто пятнадцатой большой разрыв.

Это тоже, брат, предусмотрено,– улыбается Гусев.– Создается Невская оперативная группа во главе с бывшим командующим восьмой армией Петром Степановичем Пшенниковым. Даем ему еще десятую стрелковую бригаду народных ополченцев... Вот так-то... А ты давай быстрее на Неву.

Командующий приказал тебе быть там в течение всей операции. Поможешь Пшенникову организовать форсирование реки...

Так начался новый этап битвы за Ленинград. В течение нескольких дней активные действия переместились с правого фланга на крайний левый.

К сожалению, события здесь развивались далеко не столь блестяще, как ожидал Гусев. Трехдневные непрерывные атаки 54-й армии успеха не имели. У 1-й дивизии НКВД неудачно вышло с десантом, и Шлиссельбургом она не овладела.

Позже я побывал у Донскова. Командир дивизии выглядел мрачно. Сказал, что на левый берег высадил пять взводов.

Связь с ними есть? – спрашиваю у него, Семен Иванович устало качает головой:

Никакой. И стрельбы не слышно.

Считаете, что погибли?

– Все может быть. Там противника не меньше двух полков.

– Какой тогда смысл было бросать туда даже меньше двух рот?

– А ты сколько дал понтонов? – вопросом на вопрос отвечает Донсков.– На чем было переправляться?

Думали за первыми подразделениями сразу второй батальон послать, да не получилось. А если говорить начистоту, мы в основном на десант с Ладоги рассчитывали. Здесь у нас второстепенное направление.– Полковник тяжело вздохнул: – А сейчас вот только от вас из штаба опять звонили, требуют еще раз предпринять форсирование. Боюсь, дело трибуналом кончится...

Командование фронта, как видно, не теряло надежды на успех. Хозин получил приказ: не распылять силы, отказаться от синявинского направления и наносить удар только в сторону станции Мга. А Невской группе войск предлагалось захватить поселок Отрадное, перерезать железную дорогу на Мгу и наступать вдоль этой дороги.

Мне вменялось в обязанность обеспечить форсирование Невы 10-й стрелковой бригадой в районе Островки – Отрадное, то есть вблизи 168-й стрелковой дивизии, дравшейся около Колпино.

Направив в Островки 21-й и 42-й понтонные батальоны, а также большую часть 41-го, мы с подполковником С.И. Лисовским въехали туда же. Ночью 30 сентября к месту переправы прибыли два батальона 10-й стрелковой бригады. Понтонеры уже ждали их.

Остров, который делил Неву на два рукава, позволил нам скрытно от противника спустить на воду понтоны и посадить на них людей. Реку переплыли спокойно. Небольшой гарнизон неприятеля как бы растворился в широко раскинувшемся поселке Отрадное и не оказал переправившимся подразделениям серьезного сопротивления. Наша пехота стала быстро продвигаться вперед. Ружейно-пулеметная стрельба на том берегу постепенно удалялась.

За пехотой переправили шесть танков БТ-7. И вот уже Манкевич докладывает, что перевозить больше некого.

Ночь кончалась. А где же командир 10-й бригады и его штаб? Где 3-й батальон?

Заявились они только на рассвете. И сразу же зловещий вой сирен нарушил тишину ясного солнечного утра. Посыпались бомбы.

Пикирующих вражеских бомбардировщиков было около тридцати. Они построились в круг и стали по очереди заходить на нас. Можно было видеть, как от каждого самолета отделяются темные черточки бомб. Земля, будто в конвульсиях, содрогалась от гигантских толчков.

Самолеты отбомбились и ушли. Мы уже было успокоились, но через полчаса все началось снова. Ударам с воздуха подверглись и наши понтоны, и поселок Отрадное, куда ночью переправилась пехота, и изготовившийся к форсированию реки 3-й батальон 10-й бригады.

Внезапно картина на том берегу начала меняться. Мы увидели там гитлеровцев. Перебежками они обходили Отрадное, отсекая от реки десант.

Г енералу Пшенникову, бессильному что-либо предпринять, оставалось только посылать врагу проклятия. У него не было на Неве артиллерии, не было резервов, он даже не имел своего штаба.

Двое суток в Отрадном шел бой. Манкевич пытался переправить на ту сторону реки последний батальон 10-й бригады, но противник уже закрыл берег. На третью ночь к нам переправились вплавь остатки ее первого эшелона.

На левом берегу Невы по-прежнему сохранялся один лишь маленький плацдарм 115-й стрелковой дивизии в районе Невской Дубровки.

Командир этой дивизии генерал-майор Василий Фомич Коньков – человек уже немолодой, умел действовать с расчетом. Его войска были переброшены на Неву для обороны, когда после падения станции Мга и Шлиссельбурга возникла угроза форсирования реки немцами.

Но в ночь на 18 сентября, когда под Пулковом и Урицком другие наши дивизии отбивали последний штурм гитлеровцев, он почти без потерь переправил за реку один свой батальон и захватил плацдарм.

Расширить этот плацдарм без надежных средств обеспечения было трудно. Местность походила на ловушку. Бойцы забрались в песчаные карьеры на открытом участке берега, а противник укрылся почти рядом в лесочке.

Доложив в штаб фронта о захвате плацдарма как о серьезном успехе дивизии, Коньков не торопился вводить туда основные силы. Дополнительно переправил на левый берег лишь батальон морской пехоты, прибывший на усиление дивизии.

Но 6 октября командующий фронтом настойчиво потребовал от В.Ф. Конькова более активных действий. После этого за две ночи на плацдарм почти без потерь переправились два полка. Тем не менее перелома в боях не наступило.

Причины были все те же. Боевые действия 54-й армии не имели успеха. А два полка на левом берегу Невы вовсе много не сделают.

11 октября я вернулся в Смольный для доклада командующему фронтом о положении на переправе. За столом в кабинете Жукова сидел, изучая карту, генерал-майор И.И. Федюнинский. Он встретил меня открытой улыбкой:

– Что, рассчитывал опять от Г еоргия Константиновича нахлобучку получить? Он уже в Москве. Я вместо него. Рассказывай, что нового на Неве.

Докладывать о каких-либо изменениях на плацдарме было, по существу, нечего. Сильнейший огонь противника. Лобовые атаки то ротой, то батальоном. Огромные потери переправочных средств.

– Плохо, конечно,– покачал головой Федюнинский. – Но Военный совет принял решение расширять плацдарм во что бы то ни стало. На Неву перебрасываются еще две дивизии, артиллерия, танки... Отправляйся, инженер, снова туда. В районе Колтуши мы организуем фронтовой пункт управления боевыми действиями на Неве. Начальник штаба генерал Гусев будет там, поближе к поискам. Надо посерьезней браться за эту операцию,

Несколько дней ушло на подготовку, Произошла смена командования Невской группы войск. Вместо П.С. Пшенникова был назначен генерал-майор В.Ф. Коньков. Укомплектовался наконец штаб группы. Его возглавил заместитель начальника штаба фронта полковник Н.В. Городецкий.

И так раз в эти дни пришли тревожные сведения из-за Ладоги. Противник форсировал Волхов в полосе 52-й армии. В районе Кириши – Любань и южнее сосредотачивались крупные силы немцев – 12-я и 8-я танковые, 20-я и 18-я моторизованные дивизии 39-то моторизованного корпуса и не меньше четырех дивизий 1-го армейского корпуса.

Мы сидели в штабе Невской оперативной группы, обсуждая обстановку, когда из Смольного вернулся Дмитрий Николаевич Гусев. Сильно взволнованный, он положил на стол папку, оглядел всех нас и вытер вспотевшую бритую голову:

– Плохо, товарищи! Под Москвой идут тяжелые бои. Под Вязьмой окружена большая наша группировка. Немцы "уже у Малоярославца. Сильно бомбят Москву. Кажется, там вводится осадное положение. Гитлер бросил в наступление две танковые армии. Дивизий восемьдесят, а может, и больше, стремятся пробить Западный фронт.

Гусев умолк. Молчали и все мы, обуреваемые тяжелыми мыслями.

– И все же Москвы им не видать как своих ушей! – закатисто выкрикнул вдруг генерал Свиридов.

Зашумели сразу все остальные. Но Гусев поднял руку;

– Тихо, тихо, товарищи. Словами тут не поможешь. Делом надо Москве помогать. Короче говоря, мы должны усилить активность, чтобы отвлечь на себя побольше вражеских сил. Пожалуйста, к столу, – генерал развернул карту.

– Военный совет потребовал от Хозина перегруппировать войска влево и локализовать прорыв на Волхов. А нам предстоит вести борьбу за расширение плацдарма. Сто пятнадцатую дивизию сменит там восемьдесят шестая. На подходе двадцатая и двести шестьдесят пятая.

Перегруппировка сил вдет и у неприятеля. Он тоже обновляет свои потрепанные дивизии. Вместо 7-й авиадесантной появляются 96-я и 207-я пехотные.

И вот уже на Неве снова нет затишья ни днем ни ночью. Наш плацдарм занимает всего два километра, а в глубину имеет не больше шестисот метров.

На одном его фланге, около 8-й ГЭС, части 86-й стрелковой дивизии десятые сутки ведут бой за развалины кирпичных зданий. На другом фланге части 265-й стрелковой дивизии дерутся за северную окраину деревни Арбузово. Понятие «окраина» довольно условно. В бывшей деревне Арбузово давно нет не только окраины, но даже не сохранилось ни одной печной трубы.

Роща «огурец» тоже существует только на карте в виде условного топографического значка. В действительности же все деревья там давно уничтожены снарядами и бомбами.

Есть еще на левом берегу между двумя песчаными карьерами перекресток дорог. Солдаты зовут его «паук». Это страшное место, в атаках и контратаках обе стороны стараются обойти его. Оно никем не занято, но и наши и немецкие тяжелые батареи пристреляли его и накрывают с абсолютной точностью. Очень уж четкий ориентир!

Днем широкая лента Невы пустынна. От нее веет холодом в мрачной отчужденности. В светлое время ни одна лодка не отважится пересечь пятисотметровое расстояние – от берега до берега. Она непременно будет расстреляна раньше, чем дойдет до середины реви. И на плацдарме, и на вашем правам берегу висе просматривается противником с железобетонной громады 8й ГЭС, каждый метр простреливается пулеметным огнем и артиллерией.

Но вот наступает ночь. Над Невой поднимаются немецкие ракеты. Они освещают неверным светом силуэты развалин бумажного комбината и разбросанные по всему нашему берегу скелеты понтонов, шлюпок, катеров. По размытой октябрьскими дождями глине, в промозглой темноте проходят по едва приметным тропам, а чаще траншеям пехотинцы, тащут орудия артиллеристы.

Осиплые, простуженные голоса окликают:

– Эй, кто на вторую переправу Манкевича, давай сюда!

– Кто на пятую, к Фоменко, держи правей!

Иногда с берега можно заметить, как на гребне невской волны будто замрет, а затем вздрогнет под резкими ударами весел понтон или шлюпка, торопясь уйти от предательского света ракет.

Наш полевой инженерный штаб находится в землянке в двухстах метрах от берега. Он превратился в общую комендатуру переправ. Острый на язык Н.М. Пилипец назвал его «конторой по комплексному затоплению». Николай Михайлович недоволен, что мы ежедневно шлем к нему в Смольный одни и те же требования: «Давай понтоны и лодки!»

«Комплексное»– довольно меткое определение. У нас в землянке прижился и танкист полковник М.Ф. Салминов, маленький, желчный, с крючковатым носом и дергающейся от недавней контузии щекой. Побывав на плацдарме, где каждый день боя кончается несколькими дымными кострами из легких танков БТ-7, он с яростью набрасывается на понтонеров: «Когда же будут паромы под КВ?» Но паромы тонут так же часто, как горят легкие танки.

Пожилой добродушный контр-адмирал Фотий Иванович Крылов, начальник Эпрона, тоже неотлучно с нами. Его водолазы и другие специалисты очень усердно помогают нам. Поблизости от реки, в овраге, оборудован сварочный цех. Ночью затонувшие понтоны вытаскиваются, днем – ремонтируются.

Рука об руку с нами работает мастер маскировки майор А.В. Писаржевский. Он знает несколько способов имитации переправ на пассивных участках реки, и довольно часто ему удается обмануть противника.

Недавно к нам подключился И.Г. Зубков с отрядом метростроевцев. Побывал Иван Георгиевич на переправах, почесал затылок: «Ну и работенка!» – и тут же попросился в понтонеры. Надоели инженеру-казаку окопные работы.

Словом, в землянке полевого инженерного штаба собрались люди разных, профессий и совсем непохожих характеров. Но всех нас объединяла одна забота

– помочь тем, кто дерется на плацдарме, лучше организовать переправу туда войск, техники, оружия, боеприпасов.

Долго мы ломали голову над тем, как бы перебросить на тот берег тяжелые танки. Наконец кто-то внес предложение: смонтировать паромы из крупных металлических контейнеров типа плашкоутов. Они имелись на Балтийском заводе. Их готовили для перевозки горючего я продовольствия по Ладожскому озеру, а после прорыва блокады мы мечтали сделать из них наплавной мост через Неву.

Когда доложили новое предложение А. А. Жданову, он сказал:

– Пожалуй, другого выхода сейчас нет. Плацдарм мы не можем отдать, а без тяжелых танков пехота там погибнет. Так что пробуйте...

Понтонеры 42-го батальона и метростроевцы горячо взялись за дело. Первым долгом они прорыли длинный глубокий ров для скрытного подхода к берегу автокранов, машин с плашкоутами.

И вот плашкоуты подведены. Скрепив три штуки вместе, мы получили довольно устойчивый паром. А перетянуть его через Неву тросом – дело, кажется несложное.

Настал час погрузки первого танка. Все мы пришли на пристань. Фотий Иванович Крылов на всякий случай привел водолазов. Михаил Федорович Салминов инструктирует водителя танка сержанта Василия Чернова, спокойного широкоплечего сибиряка, добровольно вызвавшегося в первый рейс.

Майор Писаржевский вывел на берег в стороне от пристани несколько тракторов. Рокот их моторов должен отвлечь огонь противника от переправы. И все же часть вражеской артиллерии бьет по всему нашему берегу и по реке против плацдарма.

Только танк вошел на паром, как вблизи разорвался снаряд и большой осколок пробил один плашкоут. Паром сразу осел набок. Шестидесятитонная громадина танка тоже накренилась, и казалось, вот-вот рухнет в воду.

Следующий снаряд упал возле понтонеров, державших причальные канаты. Взрывной волной людей сбросило с пристани. В темноте, прорезаемой блеском рвущихся снарядов, не слышно ни криков, ни команд.

Перекошенный паром стал медленно отчаливать, и тогда, чтобы спасти танк, сержант Чернов вывел машину по неглубокому месту на берег.

Не разобравшись в причине срыва переправы, командующий Невской оперативной группой приказал арестовать командира понтонного батальона С.И. Фоменко, а заодно и Зубкова. Мне пришлось срочно звонить в Смольный члену Военного совета фронта А. А. Кузнецову, чтобы успеть до утра охладить пыл генерала Конькова и спасти невинных людей.

А некоторое время спустя нам все же удалось наладить паромную переправу танков. С вечера до двух часов ночи рота лейтенанта Бориса Волкова успела перевезти на тот берег три машины.

И тут прямым попаданием снаряда разбило угол сборной бревенчатой пристани. Паром только что отвалил от нее с четвертым танком, а до утра надо было переправить десять.

Советуюсь с Манкевичем, что делать: ремонтировать пристань или перенести переправу на другое место. Следующий удар снаряда метрах в пятнадцати от нас помогает принять окончательное решение: надо быстрее уходить отсюда.

Через час новая пристань заработала. Очередной танк подходит к переправе. Комиссар танкового батальона Ф.И. Приезжий, уже не раз побывавший на плацдарме, снова идет туда. Мы желаем ему счастливого пути.

Паром подтягивают к пристани. Командир понтонного взвода младший лейтенант Николай Евтушенко докладывает о готовности к рейсу.

Паромная команда Евтушенко состоит из замечательных людей. Сержанту Г ригорию Кожаеву тридцать шесть лет, он член партии, призван из запаса. Кожаев аккуратен до педантичности. Перед выходом парома обязательно проверит, есть ли в карманах у понтонеров деревянные затычки для закупорки пробоин. Усердный помощник Кожаева в этом деле – секретарь комсомольской организации батальона черкес Касим Дауров.

Когда механик-водитель танка старший сержант П. Н. Москалев критически покачивает головой, осматривая шаткую площадку, на которую ему предстоит поставить свою громоздкую машину, Касим успокаивает:

– Не бойся, друг! Других перевезли и тебя благополучно доставим.

Командир батальона Манкевич подает команду: «Приступить к погрузке!»

Как всегда, в такой острый момент нервничают и понтонеры, и экипаж танка. Танкист завтра пойдет в атаку и, может быть, сгорит в машине – на то и бой. А здесь, прикованный к парому, он бессилен в своей броне, как птица, заключенная в клетку. Зато для понтонеров – сейчас бой: от их смелости и сноровки зависит судьба экипажа и машины.

Тихо заворчав мотором, танк грузно наползает на паром. Николай Евтушенко показывает Москалеву направление. Кожаев и Дауров держат причальный канат.

И тут над вражеским берегом в темном небе вдруг вспыхивают серии красных ракет. Это хорошо известный на Невской Дубровке сигнал противника на открытие массированного огня по всем нашим переправам. Такой сигнал понтонеры ненавидят больше всего. Он подается не чаще двух-трех раз в неделю перед крупными контратаками против наших частей на плацдарме.

Сразу же после ракет рядом с пристанью и паромом загремели разрывы. Тяжелые снаряды и мины прдняли в воздух столбы земли и воды. Танк не успел войти на паром. Механик-водитель заглушил мотор и захлопнул люк, видимо решив, что понтонеры уйдут в укрытия.

Заговорила и маша артиллерия. Начался неистовый огневой бой.

В эти тяжелые дни боев на Неве нам, понтонерам, большую помощь оказывал начальник артиллерия Невской оперативной группы генерал-майор артиллерии С. А. Краснопевцев. Несмотря на недостаток снарядов, он всегда откликался на нашу просьбу подавить ту или иную вражескую батарею, которая мешала переправлять танки.

Когда свирепствует «бог войны», пехота может отсидеться в блиндажах, окопах. А куда деться понтонерам? Нет у них в таких случаях другого правила, как оставаться на своих местах.

Так было и теперь: вся паромная команда Евтушенко стояла, вцепившись в причальные канаты и трос. Волков бросился к капитану Манкевичу, спрашивая знаками, не вывести ли пустой паром на середину реки, где разрывов меньше. Но командир батальона ожесточенно замотал головой. Он стучал рукояткой пистолета по башне.

Какими долгими показались нам минуты, пока старший сержант Москалев не понял причину стука, открыл люк и завел мотор!..

– Грузи! – показал рукой Манкевич.

Танк двинулся на паром. А снаряды продолжали перепахивать берег. Один разорвался совсем рядом. Манкевич дернулся молча и упал: осколок ударил ему в шею.

Потом канонада стала стихать. Иосифа Владимировича Манкевича принесли в землянку. Кто-то положил на стол его партийный билет и оружие. Комиссар батальона старший политрук Куткин бросился было к телефону:

Врача!

Не надо,– остановили его.

Через минуту раздался звонок с того берега. В телефонной трубке звучал голос Николая Евтушенко:

– Где капитан Манкевич? Передайте ему: дошли нормально. На пароме трое ранено, убит Кожаев. Вы хожу за очередным танком. Встречайте.

Комиссар положил трубку, поглядел на спокойное худое лицо мертвого комбата, на стоявшего около него Волкова с опущенной головой.

– Пошли, Борис! – тронул он лейтенанта за плечо.– Шестую машину надо грузить. Данилов! – обернулся комиссар к телефонисту. Передайте в штаб батальона, чтобы приготовились к похоронам капитана Манкевича.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ЗИМОЙ

1 ноября моторизованные части 39-го моторизованного корпуса прорвались к Тихвину и заняли его. С падением Тихвина прекратилось поступление продовольствия для Ленинграда по Ладожскому озеру. С 13 ноября снова снижены нормы выдачи хлеба: рабочим – до трехсот граммов, остальным – до ста пятидесяти.

Нас вызвали на совещание к члену Военного совета А. А. Жданову.

Кроме меня в кабинет Андрея Александровича явились Д.Н. Гусев, Н.А. Болотников, П.П. Евстигнеев. Был там и А. А. Кузнецов. Командующий фронтом генерал-лейтенант М.С. Хозин, сменивший И.И. Федюнинского, отсутствовал. В последние дни он почти все время находился за Ладогой, где 52-я и 4-я армии, подчиненные непосредственно Ставке, а также наша 54-я армия готовили контрудар по тихвинской группировке противника.

Жданов выглядит очень усталым. Его астматическое дыхание стало более неровным и резким. Полное лицо отекло, и только темные горячие глаза, как всегда, блестят энергией.

Андрей Александрович берет папиросу, закуривает и, выпустив кольцо дыма, говорит:

– Положение Ленинграда тяжелое, а, если не примем меры, может стать критическим. Давайте подумаем, какую мы в силах оказать помощь войскам на волховском направлении. Следует всемерно активизировать наши действия на плацдарме.

Первым берет слово командующий бронетанковыми войсками фронта генерал Н.А. Болотников, невысокий, почти квадратный человек с крупными чертами хмурого лица. Только вчера мы были с ним на невском плацдарме. Перебросили туда последние легкие танки, имевшиеся в резерве. Восемь из них уже сгорели в бою за северную окраину Арбузово, а шесть оставшихся пришлось зарыть в землю как неподвижные огневые точки. Доложив об этом, Болотников напоминает, что в частях Невской группы крайне мало боеприпасов.

Наступление с плацдарма в таких условиях превращается в бессмыслицу, – резко заключает генерал. – Если продолжать оказывать помощь пятьдесят четвертой армии, то нужны тяжелые танки. Без них пехота ничего не сделает. А о возможности переправить танки КВ пусть полковник Бычевский скажет. Понтонов у него нет. К тому же лед затянул почти всю Неву.

– Не предлагаете ли вы, товарищ Болотников, отдать плацдарм немцам? – с повышенной нервозностью спрашивает Кузнецов. Лицо у него худое, нос с горбинкой еще более обострился, глаза лихорадочно блестят.

Николаи Антонович пожимает плечами.

– Об этом и речи не может быть, – Жданов тяжело встает, подходит к столу, где Евстигнеев разложил разведкарту, а я – схему ледовой обстановки и переправ на Неве. – Мы перемололи здесь три вражеские дивизии. Есть сведения, что противник вынужден бросить туда еще одну, свежую. И если мы прекратим атаки именно сейчас, то не только ничего не оттянем у него из под Волхова, но даже позволим привести в порядок потрепанные войска, стоящие против нас. Об этом также не следует забывать.

Жданов внимательно всматривается в каждого из нас, словно проверяет, понимаем ли мы всю важность того, что происходит на фронте в целом. Потом взгляд его останавливается на мне:

– Доложите, товарищ Бычевский, чем могут помочь инженеры. Вы обязаны перебросить на плацдарм танки. Понимаете, обязаны во что бы то ни стало!

Я доложил, что на Неве осталась чистой ото льда лишь небольшая полынья. Путь на плацдарм лежит только через эту полынью. Но противник пристрелял ее и сразу топит все живое, что появляется на воде.

– Конечно, ничего не выйдет! – перебивает меня Болотников.

– Шансов действительно мало, – подтверждаю я. – Но сегодня я толковал с понтонерами, и они предложили один вариант, который, думается, может пройти.

– Какой? – живо интересуется Жданов.

– Надо обмануть неприятеля. Попытаемся все же скрытно вести паромную переправу, а для видимости в другом месте в открытую будем готовить тяжелые танковые переправы через лед.

– Что это за «тяжелая переправа»? – спрашивает Кузнецов.

– Усиленная тросами, вмороженными в лед. Вначале это будет ложная переправа, а потом ее можно использовать и реально для перевозки тяжелых грузов.

– Сколько же троса понадобится? – уточняет Жданов.

– Километров десять.

– Пустая затея, – ворчит генерал Болотников. – Перебьют у тебя оставшихся саперов, и все. У Невской Дубровки на каждый квадратный метр по десятку снарядов и мин ежедневно приходится.

Дмитрий Николаевич Гусев тоже настроен скептически, но в разговор не вмешивается. Я и сам понимаю, что выполнение нашего проекта – дело довольно ненадежное.

Между тем Жданов подводит итог:

– Ну что ж, конечно, задача архитрудная. А все же решать ее нужно. – И обращается ко мне: – Где вы наберете десять километров троса?

– Мы уже начали сбор по городу. Кое-что дадут моряки.

– А понтоны для паромов?

– Понтоны делают на заводах, но надо обязать Ленэнерго дать хотя бы тысяч пять киловатт энергии для сварочных работ.

Жданов листает записную книжку:

– Пять тысяч киловатт не дадим. Может быть, тысячи три выкроим. И то надо посоветоваться... А водолазы ЭПРОН работают? Потопленные понтоны вытаскиваете, ремонтируете?

Я так горестно вздыхаю, что Жданов сочувственно кивает головой. Потом вспоминает:

– Да, а как же поступили с отрядом метростроевцев? Вы их совсем превратили в понтонеров.

– Так у нас же понтонеров не хватает, Андрей Александрович. Потери очень большие. А отряд Зубкова стал хорошей инженерной частью. Иван Г еоргиевич отличный специалист и решительный командир. Между прочим, он просит назначить его в понтонный батальон вместо погибшего капитана Манкевича. Может, отдадите его насовсем? На строительство метро Зубков уже махнул рукой; «Теперь, – говорит, – в Ленинграде много чего строить придется, до метро руки не дойдут».

– Кто это ему сказал? – перебивает меня Жданов. Улыбка освежает его уставшее лицо. – Обязательно будем строить. Пришлите-ка Зубкова завтра ко мне. Отряд метростроевцев мы у вас оставим на время этой переправы. Но в последний раз. Метростроевцев надо беречь. За Зубковым и за вами еще постройка моста через Неву, после того как отбросим фашистов. Сохраняйте, полковник, инженеров и специалистов отряда. Кстати, какой паек получают понтонеры на Невской Дубровке?

– Тыловой, Андрей Александрович! Начальник тыла Лагуиов собирается сократить понтонерам хлебную норму до трехсот граммов.

– Что за ерунда! Они же .у нас в самом пекле.

– Г енерал Лагунов так не считает, хотя я приглашал его к нам на Невскую Дубровку.

– Да-а...– вздыхает Жданов, помечая что-то в записной книжке, и обращается к начальнику штаба: – Товарищ Гусев, передайте генералу Лагунову, что я прошу его завтра же съездить на Невскую Дубровку. Может быть, после этого он подобреет... Нам, безусловно, надо быть очень строгими при нормировании хлебных пайков, но все хорошо в меру. А вы, товарищ Бычевский, сейчас же готовьте проект постановления Военного совета. Обо всем, что необходимо для танковых переправ..

Постановление о срочном изготовлении понтонов, об электроэнергии для заводов и о сохранении понтонерам продовольственного пайка, установленного для войск передней линии, было подписано через два часа. Перед рассветом мы со Станиславом Игнатьевичем Лисовским собрались на Неву.

На прощание Николай Михайлович Пилипец вытащил бутылку какой-то мутной вонючей жидкости и предложил выпить по стопке. Он, как всегда, пытался шутить, но на этот раз шутки были невеселыми.

...Полынья становится все меньше, а понтоны на Неву только начинают прибывать. На некрашеном черном металле выведены крупные надписи мелом: «Бей фашистскую сволочь!» Это призыв ленинградцев.

Иногда вместе с понтонами приезжают делегации от заводов. В овраге Дубровского ручья проходят их беседы с нашими бойцами. Вопрос у рабочих прямой: «Пробьете дорогу к хлебу, или нам и детям нашим помирать?»

А дорогу эту уже пробивали дивизии 52-й армии под Малой Вишерой, продвигаясь по два километра в сутки. 4-я армия на тихвинском направлении стремилась зажать врага в бездорожных районах, окружить и уничтожить. Под Волховом 54-я армия отбивала атаки и тоже готовилась к наступлению.

Подготовка к решительному удару чувствуется и у Невской Дубровки. На Неву из-под Ораниенбаума переместился штаб 8-й армии. Для наступления с плацдарма командующий фронтом выделил три дивизии. Тем большее значение приобрела теперь переброска на левый берег тяжелых танков.

Штаб переправы на Неве пополнился двумя инженерами Краснознаменного Балтийского флота – А.Н. Кузьминым и В.В. Гречанным. Они руководят работами по вмораживанию тросов у бумажного комбината.

Все мы по-прежнему живем и работаем в маленькой землянке. В шутку говорим, что представляем теперь новый род войск – понтонно-метро-танко-эпроно-морской.

Работы идут полным ходом. Чтобы найти наименее поражаемое место для будущей трассы парома, С.И. Лисовский и И.Г. Зубков целые сутки просидели в воронках на берегу. Нанося на схему каждый разрыв снаряда, они определили сравнительно безопасную дорожку шириной в сто метров.

Понтонными батальонами, на которые ложится самая ответственная и опасная часть задачи, командуют старший лейтенант Е. Клим и капитан Н. Волгин.