Текст книги "Город-фронт"

Автор книги: Борис Бычевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Когда добрался под Кингисепп, там оказались и командующий фронтом генерал-лейтенант М.М. Попов и Главком Северо-Западного направления Маршал Советского Союза К.Е. Ворошилов. Они стояли за пригорком, всего в пятистах метрах от окраины села Ивановское, занятого противником.

Ополченцы развернулись в цепь. Их первая попытка контратакой освободить село окончилась неудачей.

Теперь шел огневой бой. Наши снаряды ложились в центре Ивановского, избы горели. Ветер временами доносил оттуда клубы дыма. В бинокль можно было разглядеть, как за изгородями на окраине передвигаются вражеские танки. Вспышки выстрелов выдавали их.

Ворошилов встретил меня неприветливо: «Саперы всегда опаздывают». Не обращая внимания на недалекие разрывы и свист осколков, он продолжал вести наблюдение за полем боя.

В пулеметном расчете ополченцев, расположившемся поблизости, слышался негромкий разговор:

Это же сам Ворошилов, Клим.

Ишь стоит, словно в землю врос.

Мне мать говорила – бывают такие люди, заговоренные от пуль.

То пуля! А тут снаряд!.. От него заговорить нельзя.

Г олос, произнесший последние слова, был густой, суровый. Чем-то он заинтересовал меня, и я обернулся в сторону говорившего. У пулемета лежал пожилой боец, весьма неодобрительно поглядывавший на группу больших начальников, стоявших во весь рост.

Ворошилов отчитывал Попова за плохую организацию артиллерийского огня:

– Какое же это обеспечение контратаки? Бьют по пустому месту, хаты жгут, немцы уже на окраину вылезли.

Из эшелонов только что. выгрузились, товарищ маршал, – объяснял командующий фронтом.. – На случайных огневых позициях встали, разведки провести не успели.

Так потрудитесь хоть теперь разобраться в обстановке. Выбить противника из села надо до ночи, пока еще он не закрепился. Сейчас там, видимо, только разведгруппа. Захватила броды на Луге и пустое село, пока вы дивизию выгружали. А ночью непременно подвалят главные силы.

Попов пошел к танкистам и сам решил боем разведать силы противника. Ворошилов не успел остановить его только махнул рукой и выругался:

– Вот черт!..

Танк командующего получил повреждение, и ему пришлось вернуться с полпути. М.М. Попов вылез из башни пошатываясь. Климент Ефремович встретил его новыми упреками:

– Ты что, с ума спятил? Если сам в разведку ходить станешь, кто будет фронтом командовать?

Вероятно, Ворошилов забыл в эту минуту, что сам он, наблюдая первый бой народных ополченцев, ведет себя не очень-то осмотрительно. Клименту Ефремовичу было в ту пору шестьдесят лет, Маркиану Михайловичу – сорок. Но они, как и мы, менее опытные командиры, тогда только что начинали познавать современную войну...

Вскоре Главком и командующий уехали в Кингисепп. И перед отъездом Ворошилов еще раз строго-настрого приказал командиру 2-й дивизии народного ополчения уничтожить прорвавшегося неприятеля и освободить плацдарм. Но выполнить этот приказ оказалось не так-то просто: гитлеровцы под прикрытием авиации продолжали переправляться через мелкую речку. И только к вечеру они несколько притихли.

В воздухе все еще плавал запах гари и перегретого масла. Воспаленные от бессонницы глаза разъедал сизый дым. В голове роились тревожные думы: «Что же теперь будет? Противник Лугу форсировал, и сбить его с плацдармов не удается. Удержат ли оборону ополченская дивизия и курсантские батальоны полковника Мухина? Ведь позади никаких войск нет. Надо, чтобы удержали! И мы, инженеры, должны им помочь!»

Прибывшие со мной минеры готовы с наступлением темноты ставить заграждения. Командир роты старший лейтенант Петров уже провел инструктаж, проверил оснащение бойцов. Каждый сапер имеет по две противотанковые мины. На случай неожиданной встречи с врагом – в карманах по две гранаты-лимонки, за спиной – винтовка, на поясе – нож.

Я слежу за действиями командира роты. Он все делает неторопливо, основательно, солидно, как и подобает минеру. Мне не приходится вмешиваться в его распоряжения: они правильны.

Такое умение приходит не сразу. Владимир Петров прошел хорошую боевую школу. Во время советско-финляндской войны был взводным. Участвовал в штурме линии Маннергейма, взорвал со своими саперами два бетонных дота.

От полученного тогда ранения он слегка прихрамывает.

– Работать попарно, – дает последние указания ротный. – Под ракетами лежать тихо. При встрече с немцем тоже не шуметь. Лучше, если он не заметит, пропустить. Понятно?

Он часто употребляет это слово, и ему каждый раз отвечают несколько голосов:

Понятно...

Лейтенант Холодков, будете у деревни Юрки работать. Слишком не зарывайтесь. Там у фашистов, по сведениям пехоты, три пулемета около дороги. Понятно?

Холодков, недавний курсант, а ныне командир 2-го взвода, сводит тонкие брови. Не первый раз ротный напоминает о его излишней горячности.

Пункты сбора взводов после работы уточнить на местах. К пяти утра всем быть здесь, – продолжает Петров.

А если раненый будет? – спрашивает кто-то из сержантов.

Говорил об этом. Связные есть и по санитару назначено. Еще напоминаю: раненых провожать на ротные и батальонные пункты пехоты; к себе потом заберем.

Языка, в случае чего, брать, товарищ командир?– интересуется татарин Файрулин, отличный разведчик и первый силач.

– Ни в коем случае. Шуму не поднимать. Ваше дело работать. Понятно?

Пришлось вмешаться. Вообще-то командир прав. Но до сих пор мы слишком мало знаем противостоящего противника. Пожалуй, следует рискнуть. И я советую не сковывать инициативу разведчиков. Петров так же спокойно отвечает:

Слушаюсь. Если так, возьмем пленного, товарищ подполковник.

Вопросы еще есть? – заканчивает ротный. – Я буду с первым взводом. Политрук пойдет с Холодковым.

Политрук Шумов весело подмигивает, взводному. Но тот обидчиво отворачивается, усмотрев и в этом намек на его горячность

Разрешите отправлять людей на работу? – обращается ко мне Петров.

На выполнение боевого задания, товарищ Петров, – поправляю его.

Я понимаю так: работа – это когда создаешь что-то полезное человеку, обществу. Может быть, мы, саперы, потому особенно любим строить мосты.

Тут и запах смолы, и песня пилы, и задорный перестук топоров. А при минировании все наоборот. Чаще всего минер уничтожает созданное человеком. А потому и действует «по-тихому». Разве это работа?

Темнеет. В воздух поднимаются ракеты, обозначая установившуюся линию фронта.

Проводив минеров, мы с Пилипцом, недавно приехавшим из Ленинграда, идем на наблюдательный пункт дивизии. По пути советуемся, как еще укрепить оборону. Обстановка сложная. Дивизия народного ополчения не успела занять рубеж по северо-восточному берегу реки. Противник удержал плацдарм и теперь будет стремиться расширять его.

Спирали из колючей проволоки придется ставить, это быстрее, – высказываю я свои соображения.

– Тоже времени много займет, – сомневается Николай Михайлович. – Здесь, пожалуй, пакеты МЗП [МЗП – малозаметное препятствие из тонкой проволоки, растягиваемой прямо по земле.] лучше подойдут, если их скреплять в сплошную полосу. Они не только пехотинцев, но и легкий танк могут запутать. В прошлом году мы пробовали. Намотается на гусеницу – и стоп машина!

Мысль у Пилипца отличная. Договариваемся ночью же собрать все запасы МЗП и использовать их здесь. Намечаем также перебросить сюда отряд метростроев» цев для установки надолб на дорогах и в дефиле.

5

После трех суток напряженной работы в зоне боев и неоднократных разъездов между Кингисеппом и Лугой я вернулся наконец в штаб фронта. Здесь только и разговоров, что о контрударе войск Северо-Западного фронта южнее озера Ильмень, в районе Сольцы. В этой операции участвуют три наши дивизии, переброшенные с петрозаводского направления и Карельского перешейка. Достоверно известно, что под Сольцами окружена танковая дивизия противника.

В Инженерном управлении на стене висит большая карта и возле нее всегда кто-нибудь да комментирует события.

– Вот бы ударить теперь всем Северо-Западным фронтом прямо на шоссе Псков – Луга и отрезать вражескую группировку, что к нам от Пскова подошла. А потом прижать бы фашистов к Псковскому и Чудскому озерам, как Александр Невский...

Недавно прибывший к нам на должность комиссара управления Николай Александрович Муха улыбается уголками рта.

– Мы забыли про Белоруссию, товарищи, – подает он реплику. – Фашисты к Смоленску подходят.

– Ну и что? – горячо отзывается инженер-электрик Л. В. Смалий. Он у нас один из признанных «стратегов», большой любитель порассуждать над картой.

– Можно не только псов-рыцарей, но и Наполеона вспомнить...

Я переключаю внимание инженеров на конкретные наши цели. Коротко информирую их о положении под Лугой и Кингисеппом.

Меня спрашивают:

– При каких обстоятельствах погиб Шелков?

– Попал под артиллерийский налет. Был смертельно ранен. Умер на руках у Пилипца.

Это первая потеря в коллективе Инженерного управления фронта. Мишу Шелкова, черноволосого молодого командира, я знал еще по советскофинляндской войне. Его грудь украшал орден Красного Знамени. Но наши тревога за будущее были в те дни так велики, а дел и забот так много, что смерть даже близких людей и любимых товарищей по оружию как-то невольно приглушалась.

Интересно, как выглядят дивизии, что отошли от Пскова на лужский рубеж? – полюбопытствовал комиссар.

Неважно. Но сейчас их приводят в порядок.

А у ополченцев и в пехотном училище как дела?

Держатся. Хотя потери несут большие. Много людей погибло во время контратак. Бойцы стремятся сблизиться, чтобы ударить в штыки, а фашисты из автоматов лупят. И минометы их большой урон наносят.

Тут же ставлю комиссара в известность о своем намерении поехать в Смольный, к А. А. Кузнецову. – Женские рабочие отряды надо отводить из-под Кингисеппа. Бомбежки там очень уж свирепые. Алексей Александрович обещал выделить людей из трудовых лагерей. Многие отбывают наказание за мелочь и очень просятся на фронт.

Комиссар в свою очередь поведал мне о положении со снабжением войск инженерным имуществом, о выполнении заводами наших заказов С первого дня нашей совместной службы с Николаем Александровичем мы договорились, что помимо руководства партийно-политической работой он будет держать связь с промышленностью и контролировать все ее поставки. По образованию Муха инженер, и это ему вполне под силу.

Штаб нашего Северного фронта первоначально размещался на Дворцовой площади. Однако истинным центром руководства обороной порода все время был Смольный, где размещались городской и областной комитеты партии. Пожалуй, невозможно перечислить все то, что решалось и организовывалось в этом здании. В Смольном непрерывно встречались и совещались люди в военной форме и гражданской одежде, с партийными билетами и без них. Сюда приносили и здесь обсуждали новые графики выпуска орудий и боеприпасов,

планы и сроки создания дивизий народного ополчения, эвакуации детских учреждений, схемы строительства оборонительных рубежей, проекты маскировки важнейших объектов города, предложения о расстановке сил местной противовоздушной обороны.

Секретаря горкома партии А. А. Кузнецова я звал про себя «человек-пружина». В свои еще не полные сорок лет он отличался громадной работоспособностью, напористо стью.

Внешность его очень обманчива: очень худ, до болезненности. Резкие черты, прямой острый нос придавали его лицу постоянную строгость. Но это только казалось. В действительности же Кузнецов был человеком мягким, внимательным и никогда зря никого не обижал.

Помню, как-то зазвонил у меня на столе телефон.

Слышу в трубке голос Кузнецова: – Вы давно не были в Мариинском театре, товарищ Бычевский? Поедемте-ка сейчас.

Шел четвертый час ночи, и я ничего не мог понять. Мне показалось даже, что Кузнецов шутит.

В сутолоке горячих дней из памяти совсем выскочило, что незадолго перед тем наше управление дало задание декоративным мастерским театра. Алексей Александрович напомнил об этом.

– Что же вы не посмотрели заказанные макеты ложных танков и орудий? Собирайтесь-ка скорее.

Возглавив комиссию по оборонительному строительству, Кузнецов постоянно советовался с крупнейшими научными работниками, хотя и не особенно любил возражения. Но этот недостаток с лихвой компенсировался энергичной его деловитостью.

Явившись к Алексею Александровичу со своими соображениями об отводе женских строительных бригад из-под Кингисеппа, я застал у него председателя Ленгорисполкома Петра Сергеевича Попкова. Они обсуждали меры борьбы с возможным нарушением водоснабжения города в результате ожидаемых массированных налетов авиация.

– Смотрите, как у нас децентрализован этот жизненно важный участок,– недовольно морщась, говорил Кузнецов.– Водоснабжением города занято больше двадцати организаций. Тут и Бурвод, и Комбурводтрест, и

Г лавгидрострой, и Опецгидропроект, и Г оргеосъемка, и Неруд-трест, и прочие, и прочие.

Должен оказать,– перебил его Попков, плотный брюнет, одногодок Кузнецова,– что у всех этих организаций есть оборудование для бурения скважин.

А зачем? Сосредоточим все это в одном месте, например в Инженерном управлении или Геологическом институте,– предложил Кузнецов.– И, обращаясь ко мне, добавил: – Организуйте у себя в управлении отдел военной гидрогеологии.

В первую очередь надо ускорить бурение скважин и создание насосных станций в заводских районах,– добавил Попков

На этом и порешили.

Когда я доложил Кузнецову о продолжающемся у нас кризисе со взрывчаткой, он сразу вспомнил:

Сегодня был на кронщтадтской базе. У них есть старые ненужные глубинные бомбы по сто тридцать килограммов. Они вам не подойдут?

Подойдут. Разрядим.

А старые бронебойные двенадцатидюймовые снаряды?

Тоже возьмем.

Вот и договаривайтесь с командующим флотом товарищем Трибуцем.

Так же быстро Кузнецов решил и вопрос о выделении на оборонительные работы людей из трудовых лагерей.

– Я думаю, есть смысл создать специальное управление из строительного треста НКВД, – предложил он. – Возложим на него руководство работами под Кингисеппом.– И повел меня к А.А. Жданову.

Был пятый час ночи. Но во всех кабинетах Смольного еще бурлила жизнь. Пока мы шагали по коридорам, то и дело открывались двери бесчисленных комнат, входили и выходили люди с картами, телеграфными лентами, бумагами. Партийный штаб работал круглосуточно.

А.А. Жданова в тот день больше всего интересовали сроки подготовки обороны на узлах дорог к Копорскому плато. Его беспокоило, что в случае прорыва под Кингисеппом возникнет опасность выхода противника к побережью Финского залива, а значит, создастся угроза береговым фортам, прикрывавшим кронштадтскую базу.

Андрей Александрович сразу же одобрил идею Кузнецова использовать на этом направлении строительные отряды НКВД. Только посоветовал:

– Обязательно надо бы иметь под Кингисеппом подвижные отряды заграждений. По типу созданных в предполье перед Лугой.

Темные глаза Жданова смотрели пристально, словно проверяя, правильно ли понята его мысль.

– Копорье так же важно для нас, как и самые близкие подходы к городу, – сказал он в заключение. – Соберите, Алексей Александрович, комиссию по обороне, обязательно пригласите академиков Г алеркина, Иоффе, Семенова, Байкова. Посоветуйтесь и с моряками, как быстрее укрепить побережье.

Так было положено начало еще одному рубежу, названному приморским сектором обороны.

ГЛАВА ВТОРАЯ ЛУЖСКИЙ РУБЕЖ 1

Поездки из штаба на рубежи – наиболее удобное время для сна. Если, конечно, не попадешь под бомбежку или пулеметный огонь «мессершмитта», любителя поохотиться за одиночными машинами.

Павел Яковлев, шофер «эмки» [«Эмка» – лесковой автомобиль М-1] помятой, побитой, простреленной еще во время советско-финляндской войны, видя, как я устраиваюсь поудобнее, понимающе кивнет головой и только спросит: «Куда?» Яковлев – один из старейших наших шоферов. Ему знакомы на многие сотни километров и театр военных действий, фамилии командиров, к которым приходится ездить.

Но на этот раз мне не спится. Не дают покоя размышления. Я только что прочитал у генерала Никишева последние директивы и приказы, изучил оперативную карту. Какой уж тут сон!

23 июля по указанию Ставки Лужская полоса обороны разделена на три сектора. В каждом из них формируются штабы. Кингисеппский и Лужский секторы подчиняются командующему нашим фронтом. А восточный, расположенный между городом Луга и озером Ильмень, переходит к соседнему, Северо-Западному фронту.

На первый взгляд все это правильно и вполне логично. Удобнее будет управлять войсками. Но тут же возникают и сомнения. Больше стало стыков: остались старые – между дивизиями – и появились новые – между секторами. Не много ли? Стык в обороне всегда заманчив для противника. Особенно если оборона – как тонкая нитка, и без резервов. Смущает и другое: количество

штабов увеличилось, а войск не прибавилось. К тому же штабы секторов еще неслаженны, а должны руководить боями.

Командующий фронтом считает, что очень скоро следует ожидать сильного нажима противника на кингисеппском направлении; туда перегруппировываются главные силы 4-й танковой группы Г еппнера. А когда я поинтересовался, намечается ли усиление этого участка, он только нахмурился и пожал плечами. Начальник артиллерии фронта согласен с тем, что артиллерийских средств под Кингисеппом явно недостаточно, но ничего не добавляет: неоткуда взять – нет резервов.

Как же тут не задуматься о завтрашнем дне, о людях, их судьбах на войне?

Прошел слух, будто при расформировании Лужской оперативной группы войск генерал-лейтенант К.И. Пядышев арестован. Не хочется верить. Но он исчез, и никто не знает куда. Приехал в штаб фронта – и как в воду канул. Когда я спросил о нем генерала Никишева, тот резко ответил: «Не знаю» – и дал понять, что говорить на эту тему не желает.

Пядышева за десять лет службы в Ленинградском округе я узнал довольно хорошо. В тридцатых годах он руководил военно-учебными заведениями. Проводил много учений, маневров. Во время рекогносцировок укрепленных районов часто возглавлял комиссии, и мы вместе исходили пешком не одну сотню километров вдоль границы. Его грудь украшали два ордена Красного Знамени, полученные за боевые подвиги во время гражданской войны. Богатая военная эрудиция, ровный характер и большой такт в обращении с подчиненными тоже вызывали к нему симпатию у окружающих. Пядышев бывал прям и настойчив в своих оперативно-тактических взглядах, но внимателен и к мнению других. Именно благодаря его инициативе и энергии в короткий срок была создана лужская оборонительная полоса. Он же умело организовал централизованное артиллерийское прикрытие под Лугой, сформировав артгруппу из курсантских дивизионов и полка АККУКС. В чем же дело? Что случилось с Пядышевым? [Арест и гибель генерал-лейтенанта К.П. Пядышева были следствием клеветы я произвола бериевской клики. Он полностью реабилитирован. После XX съезда КПСС его доброе имя восстановлено – Прим. авт.]

Пока едешь в машине, о чем только не передумаешь.

Обстановка продолжает усложняться. Командующий фронтом отправился в Эстонию. Генерал Никишев предупредил, что следует ожидать подчинения нам 8-й армии Северо-Западного фронта. Она обороняется на линии Пярну – Тарту, но с тяжелыми боями вынуждена отходить.

Невеселые новости поступают и с Карельского перешейка. Там продолжается наступление финнов. Правда, за десять дней их армия продвинулась всего-навсего на семнадцать километров, но уже и это составляет половину пути до

западного побережья Ладожского озера и железной дороги, связывающей Карельский перешеек с петрозаводским участком обороны. Дела там особенно ухудшились после переброски К.Е. Ворошиловым 237-й стрелковой дивизии на Северо-Западный фронт. Теперь против шести дивизий Маннергейма на правом фланге Карельского перешейка оборонялись всего две наши дивизии, рассредоточившиеся по фронту на сто девяносто километров.

Помогая левому флангу 7-й армии, командующий 23-й армией ввел в бой свой армейский запасной полк. Командующий фронтом перебросил туда же из-под Стрельны артиллерийскую противотанковую бригаду, которая готовилась для лужской оборонительной полосы. Но этих мер, конечно, недостаточно. Войска действуют с открытыми флангами, не имея между собой даже огневой связи.

В таких условиях многое зависит от умения, инициативы и боевой дерзости командиров. Оказалось, что в большей мере, чем другие, этими качествами обладает полковник А. Л. Бондарев. Его 168-я стрелковая дивизия пять суток вела неравный бой в районе Сортавала и не только отражала атаки превосходящих сил противника, но и сама, успешно контратаковала. Однако всему приходит конец, теперь и 168-я вынуждена медленно отходить к Ладожскому озеру.

Несколько ободряют успехи наших войск на Крайнем Севере, под Мурманском и Кандалакшей. Соединения 14-й армии во взаимодействии с кораблями Северного флота сковали противника в пограничных боях на Кандалакшском и мурманском направлениях. Наибольшую угрозу представлял удар 36-го немецкого горного корпуса и эсэсовской дивизии «Норд» в направлении Кировской железной дороги. Но его удалось локализовать. Постепенно гитлеровцы выдыхались, и сейчас там стало сравнительно тихо. Идут лишь мелкие лесные бои. Кировская железная дорога продолжает функционировать.

Да, не все было продумано в наших мобилизационных планах, В первый же день войны, еще до прибытия из Мурманска командующего фронтом, начальник штаба фронта, руководствуясь мобпланом, распорядился перебросить 1-ю танковую дивизию из Стругов Красных на Север. Но в карельских лесах и болотах танки не могли быть использованы с полным эффектом, а под Псковом, где они были так необходимы в первые недели войны, их не оказалось. 20 июля М.М. Попов принял решение вернуть дивизию на лужскую полосу обороны. Однако к этому времени она была уже значительно ослабленной вследствие больших потерь под Кандалакшей.

Луги мы достигли без всяких приключений, но подремать в дороге так и не удалось.

Вторые сутки здесь сравнительно тихо. Впереди, в зоне предполья, идет огневой бой. А в главной полосе и на отсечных позициях все еще продолжаются работы, совершенствуется оборона. Население и бойцы продолжают рыть траншеи, противотанковые рвы, устанавливают проволочные заграждения, строят доты.

Одновременно тут и там видны колхозники: одни косят рожь, другие копаются в огородах. Люди на телегах ездят прямо перед окопами. Командующего лужским сектором генерал-майора А.Н. Астанина, кажется, мало волнует такой беспорядок.

– А что с ними поделаешь? – спокойно говорит он. – Там, где работают колхозники, еще не минировано, и до немцев далеко – километров пятнадцать. Мы с генералом и майором М.М. Зязияым обходим фронт работ. Астанина больше всего интересует строительство тяжелых сооружений, убежищ для командных пунктов, дотов из сборных бетонных блоков. Начальник же строительства майор Зязин – чистый, если можно так выразиться, сапер, сторонник полевой фортификации – упорно нажимает на окопы с козырьками, бойницами и нишами. Перед войной генерал Астании был помощником командующего Прибалтийским военным округом по укрепленным районам и специализировался на строительстве долговременных укреплений.

К нам генерал попал необычно. В ходе отступления войск, пытаясь навести порядок, он встретил штаб 41-го стрелкового корпуса. Штаб не имел связи ни с комкором, ни с дивизиями. Астанин хотел принять на себя командование корпусом, но установить связь с войсками ему так и не удалось. Лишь на лужском рубеже он встретил разрозненные части этого соединения. Так в качестве командира 41-го стрелкового корпуса генерал А.Н. Астанин и возглавил вновь созданный лужский сектор.

Используя благоприятные условия некоторого затишья, мы старательно совершенствуем оборону. Решили усилить передний край главной полосы электризованными проволочными заграждениями. Ленэнерго обещало подвести ток из города.

Если можно, дайте мне электророту с подвижной электростанцией, – просит майор Н.С. Иванов, недавно назначенный корпусным инженером к Астанину.– Ленэнерго будет прокладывать электролинию на столбах или кольях, а это ненадежно. Такая линия долго не выдержит бомбежек и артиллерийского огня. А будь у нас подвижная электростанция, мы малозаметную сеть оборудуем, кабель укроем в земле.

Увы, Николай Сергеевич, наши электророты и понтонные части оказались втянутыми в бои на Карельском перешейке. У тебя самого сорок второй понтонный батальон на минировании. Кстати, можешь его заменить?

Вопрос этот я задал не случайно. Меня начинало тревожить отсутствие у нас резерва инженерных частей.

Кем, Борис Владимирович?

Вот и я думаю, кем?..

В двадцатых числах июля, когда немцы прорвались через Псков, К.Е. Ворошилов вызвал в Смольный генерал-майора П. А. Зайцева и меня. В кабинете были секретарь горкома А. А. Кузнецов и председатель горисполкома П.С. Попков.

Г лавком выразил крайнее недовольство неправильным, по его мнению, распределением рабочей силы.

– Почему у вас так много людей на ближних рубежах к Ленинграду? – возмущался он.– Г де вы думаете оборонять город? В Красногвардейске, в Петергофе? Оттуда по городу из орудий можно бить! Почему у вас под Красногвардейском и Колпино рабочих больше, чем под Лугой?

Действительно, в начале июля работы развернулись именно так. Г енерал-майор Зайцев, возглавивший строительство тыловых рубежей, сосредоточил главные силы и средства вблизи города. И надо сказать, секретари райкомов партии относились к этому сочувственно, максимум энергии они отдавали созданию обороны поближе к своим предприятиям.

– Пора такое местничество прекратить,– потребовал Ворошилов. – Наряды на отправку людей под Лугу и Новгород надо выполнять в первую очередь.

Главком сердито оглядел нас, словно прикидывая, кому еще дать взбучку. Он побывал в разных местах на строительстве рубежей, видел недостатки работ, тактически неправильное расположение рвов и огневых точек. Зайцев попытался было оправдаться нехваткой военных и технических кадров:

– Один техник на пятьсот строителей, товарищ маршал. За всеми уследить не можем...

Ворошилов резко обрывает его:

– Вы что же, свою вину на рабочих свалить хотите? Был я сегодня у вас на строительстве, разговаривал с рабочими. Да они скоро нас с вами заткнут за пояс. Послушайте, какие умные вещи говорят! Почему, мол, мы так делаем, что если фашистский танк заберется в ров, то до него не доберешься, а сам он может стрелять оттуда? Выходит, не препятствие мы готовим, а укрытие для немецких танков. Как вам нравится такая критика?..

После той встречи с Ворошиловым основная масса рабочей силы города, инженерные части и материальные средства стали направляться под Лугу.

В то же время Военный совет фронта стремился ускорить ввод в строй и Красногвардейского укрепленного района. Ленинградская партийная организация мобилизовала сюда около ста тысяч человек. За короткое время они отрыли несколько сотен километров противотанковых рвов, построили

полторы тысячи блиндажей, дотов и других укрытий. Хуже обстояло с вооружением Красногвардейского укрепленного района.

Когда на заседании комиссии по оборонительному строительству возник этот вопрос, начальник артиллерии фронта генерал-майор В. П. Свиридов ничего приятного сообщить не мог.

Имею только стационарные орудия,– сообщил он и предложил несколько десятков 45-мм пушек.

Теперь такие пушки для противотанковой обороты не годятся,– заявил член комиссии директор Кировского завода И. М. Зальцман. – Нужны хотя бы семидеся-тишестимиллиметровые. И на колесах, а не стационарные.

А я разве опорю? – согласился Свиридов.– Давай на колесах, спасибо скажем. А пока их нет, придется эти ставить.

Не менее, а пожалуй, даже более острой была проблема подтягивания войск в Красногвардейский укрепленный район. Он представлял собой систему узлов сопротивления с весьма большими промежутками между ними. Это требовало сочетания жесткой обороны гарнизонов опорных пунктов с контратаками полевых войск в промежутках. Для эффективной обороны на фронте в сто километров сюда требовалось не менее десяти дивизий. А где их взять ?

Председатель комиссии по оборонительному строительству Алексей Александрович Кузнецов сказал:

– Раз надо, будем формировать новые дивизии народного ополчения.

К началу августа боевые порядки войск на правом фланге лужского сектора несколько уплотнились. Пехотному училищу имени С.М. Кирова сузили полосу обороны за счет приведенной в порядок после отступления из Пскова 90-й стрелковой дивизии. На Кингисеппское направление выдвинулась 14-я артиллерийская противотанковая бригада, а в район Красногвардейска наконец подошла 1-я танковая дивизия. Тем не менее, оборона на этом фланге лужской полосы все еще напоминала тонкую нить.

На плацдармах у Ивановского и Сабека по ночам слышен шум моторов. Над кингисеппским сектором с рассвета дотемна идут воздушные бои. Г итлеровцы часто бомбят станцию Веймарн, где выгружаются надолбы и бетонные блоки.

Разведчики 2-й дивизии народного ополчения взяли в плен несколько солдат с документами. Пленные показали: к плацдармам подошла 36-я моторизованная дивизия.

Все говорит за то, что пауза вот-вот кончится. Это подтверждается и обстановкой в Эстонии.

8-я армия разрезана на две части: одна ведет бои под Таллином, другая отходит к Нарвскому перешейку. Нам переподчинили ее в этот критический момент. Судя по донесению, которое прислал в штаб фронта новый командующий армией генерал-лейтенант П.С. Пшенников, ее войска не в силах сдерживать противника. Слишком велики потери людей и техники.

Ознакомившись с этим донесением, командующий фронтом генерал-лейтенант М.М. Попов приказал мне немедленно браться за создание оборонительных рубежей от Копорского залива на Кипень до Петергофа.

Восьмая армия будет отходить? – поинтересовался я.

Пшенникову приказано держаться,– резко ответил Маркиан Михайлович.– Но надо быть готовым прикрыть с суши район береговых батарей Балтийского флота на южном побережье залива...

Тридцать тысяч ленинградцев начали строить еще один рубеж – на Копорском плато.

Моя рабочая карта заполняется все новыми цветными линиями и значками. Раздумья над ней не очень-то утешительны. Если будет прорван правый фланг лужской полосы и 8-я армия отойдет из Эстонии, то немцы скорее всего ударят в тыл нашей береговой обороны. Такой вывод прямо следует из приказания командующего.

В то же время я знаю, что до сих пор наши войска упорно сопротивляются на полуострове Ханко, на островах Даго и Эзель. Они остаются в тылу врага.

Возобновились атаки противника под Кингисеппом.

Утро 8 августа застало меня у полковника Г.В. Мухина. В восьмом часу немцы открыли ураганный огонь. Нельзя было различить отдельных разрывов. Сплошной гул и грохот. В землянке дрожит каждое бревно. Мухин надевает на голову каску, вешает на шею автомат и стоит так, упершись руками в стол. Кажется, весь он превратился в слух. Его темное, сожженное солнцем лицо с крупными надбровными дугами и широким носом приобрело жесткое выражение.