Текст книги "Сколопендр и планктон"

Автор книги: Борис Виан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава X

Девятнадцатое марта, как на грех, приходилось на понедельник.

Без четверти девять Полквост собрал своих помощников на еженедельное совещание.

Когда они уселись вокруг него почтительным полукругом (в правой руке у каждого – карандаш или ручка, на левом колене – девственно чистый лист бумаги, на который предполагалось заносить обильные плоды умственной деятельности начальника), Полквост прокашлялся и начал свое выступление следующим образом:

– Так, значит! Э… Сегодня я хотел бы поговорить с вами о важной вещи… о телефоне. Как вам известно, в нашем распоряжении лишь несколько номеров… разумеется, когда НКУ укрупнится, когда нас достаточно узнают и мы займем место, соответствующее нашей значимости… например, целый округ Парижа, что, впрочем, и предусмотрено на тот случай, если улучшится наше финансовое положение… что, как я надеюсь, когда-нибудь произойдет… принимая во внимание все это, а также важность нашей работы… в общем… вы понимаете… поэтому я рекомендую пользоваться телефоном как можно более умеренно, особенно когда дело касается личных разговоров… Отмечу, впрочем, что я говорю это вообще… У нас в отделе телефонными разговорами не злоупотребляют… но мне рассказывали про одного инженера из другого отдела, которому в течение года дважды позвонили по личному делу… это, пожалуй, чересчур. Звоните лишь при крайней нужде и разговаривайте как можно меньше. Ясно, что когда нам звонят из города – особенно когда речь идет об официальных органах и вообще всех, чьим расположением выгодно заручиться, – а телефон по большей части занят, это производит неблагоприятное впечатление, прежде всего на правительственного Уполномоченного Кошелота. Я также хотел бы обратить ваше внимание на то… ну… в общем… что в нашем теперешнем положении не следует надолго занимать телефон, кроме, конечно же, каких-то срочных случаев, а также тех, когда без него не обойтись… В принципе телефонный разговор дешевле обычного письма; но ведь вы понимаете, что сверх определенной продолжительности он становится дороже и в конечном итоге ложится бременем на бюджет НКУ.

– Телефон, – предложил Боб Олван, – могла бы разгрузить пневмопочта.

– Что вы такое говорите? – возразил Полквост. – Письмо по пневматической почте стоит целых три франка. Нет, так нельзя. В общем, я призываю вас обратить самое пристальное внимание на эту проблему.

– И потом, – снова встрял Боб Олван, – телефоны работают из рук вон плохо, и ужасно раздражает, когда они ломаются. Некоторые вообще нужно поменять или, по крайней мере, починить.

– В принципе вы правы, – признал Полквост, – но, как вы понимаете, это потребует расходов. Куда проще сократить продолжительность и частоту телефонных разговоров, и тогда каждый сможет сюда дозвониться…

– У кого еще есть соображения по этому поводу? – СПРОСИЛ под конец Полквост.

– Тут дело еще и в секретаршах… – вставил Эммануэль.

– Да-да, – согласился Полквост, – я как раз хотел высказаться по этому поводу.

Зазвонил городской телефон. Шеф снял трубку:

– Алло? Да, это я. Ах, это вы, господин Президент. Мое почтение, господин Президент.

Жестом он попросил своих помощников подождать.

На другом конце провода так драли глотку, что можно было уловить обрывок фразы: «… еле до вас дозвонился…»

– Ах, господин Президент, – воскликнул Пол квост, – что тут говорить! Количество наших номеров никак не соответствует значимости нашего… Он замолк, слушая.

– Вот именно, господин Президент, – вновь заговорил Полквост, – а все из-за того, что НКУ очень быстро вырос, а его обеспечение, осмелюсь сказать, не соответствует… У нас самый настоящий кризис роста. Хи-хи!

И он закудахтал, как двуполая курица, поменявшая три раковины каракатиц на корзину фиников.

– Хи-хи-хи! – опять захихикал он в ответ на новую реплику собеседника. – Вы совершенно правы, господин Президент. Слушаю, господин Президент.

Теперь он через равные промежутки времени понимающе выдавал «дасподинзидент», каждый раз слегка наклоняя голову, из почтения, разумеется, и левой рукой почесывая у себя между ног.

Через час и семь минут он подал знак своим помощникам расходиться, рассчитывая продолжить совещание позже. Эммануэль пихнул Омана в бок, и тот разом проснулся. Полквост остался в одиночестве с телефонной трубкой в руке. Время от времени он погружал шуйцу в ящик стола и извлекал оттуда котлету, сухарь, кружок колбасы и всевозможные ингредиенты, которые пережевывал, не отнимая уха от трубки…

Глава XI

В тот же день без пяти три Антиох Жормажор слез со своего «каннибала» и направился в Консорциум. Рене Видаль на седьмом этаже услышал глухой звук работающего лифта, от которого задрожало все здание. Он приготовился встать и встретить посетителя.

Добравшись до нужного этажа, Антиох двинулся по узкому коридору, куда выходили двери кабинетов, и, дойдя до второй двери слева, над которой висела табличка с номером «19», остановился. На этаже было одиннадцать комнат, но их нумерация по неведомой причине начиналась с девятки.

Постучав, он вошел и сердечно пожал руку Вида-лю, который внушал ему неодолимую симпатию.

– Здравствуйте! – приветствовал его тот. – Как дела?

– Спасибо, ничего, – ответил Антиох. – Можно мне видеть Первого заместителя главного инженера Полквоста?

– А разве Майор не собирался прийти с вами? – спросил Видаль.

– Собирался, но в последний момент передумал.

– Правильно сделал, – заметил Видаль.

– Почему?

– Потому что с двадцати двух минут десятого Полквост говорит по телефону.

– Во дает! – восхищенно воскликнул Антиох. – И скоро он выговорится?

– Кто его знает! – сказал Видаль.

Он направился в комнату Виктора и Леваду. Виктор сидел один и писал.

– Леваду нет? – спросил Видаль.

– Он только что куда-то вышел, – ответил Леже.

– Понятно! – бросил Видаль. – Мне-то уж лапшу на уши не неiпа ни бы…

И вернулся к Антиоху:

– Леваду смылся, поэтому есть небольшая вероятность, что Полквост прервет разговор и вызовет его к себе, но не поручусь… Не хочу вас обнадеживать.

– Жду четверть часа, – решил Антиох, – и ухожу.

– Куда вам спешить? – пожал плечами Видаль. – Посидите с нами.

– Мне кровь из носу нужно к зубному врачу, – ответил Антиох, – он мне назначил.

– Смотрю, вы любите красивые галстуки, – невинным тоном заметил Видаль, одобрительно косясь на шею Антиоха.

Галстук был лазурного цвета в черно-красный рубчик.

– Люблю! – чуть покраснев, сознался Антиох. Они еще несколько минут проболтали, и Антиох ушел.

Полквост все еще висел на телефоне.

Глава XII

В следующий понедельник где-то около половины одиннадцатого Антиох пришел узнать, нет ли чего нового.

– Привет, старик! – громко сказал он на пороге кабинета Рене Видаля. – Простите, что помешал…

Видаль восседал в окружении пяти других помощников шефа.

– Входите, входите! А то одного как раз недостает, – сказал он.

– Не понял… – удивился Антиох. – А что, Полквост все еще на телефоне?

– Точно, – хихикнул Л еже.

– А мы тут проводим наше еженедельное совещание, – подхватил Боб Олван.

Взял слово Леваду – вылитый Полквост:

– Мне хотелось бы… э… побеседовать с вами сегодня на довольно важную с моей точки зрения тему, вполне достойную стать предметом нашего маленького еженедельного совещания… я имею в виду телефон…

– Хватит, надоело! – буркнул Боб Олван.

– Ладно! – сказал Видаль. – Не будем терять время, сразу возьмем быка за рога: не пойти ли нам пропустить по кружечке?

– Лень выходить… – бросил Эммануэль.

– Тогда будем продолжать дурью маяться, – сказал Л еже.

– А давайте объявим литературный» конкурс! – предложил Видаль. – На короткий шутливый рассказ или басню, к примеру…

– Поехали, начинайте! – сказал Олван.

– Человек один в машине, в коей едет пара членов, – продекламировал Видаль.

– Этого не может быть! – возразил Леже.

– Может! – продолжил Видаль. Последовало молчание.

– Этот человек – член правительства. Виктор покраснел и почесал усы.

– А басню! – попросил Пижон.

– Можно и басню! – согласился Видаль. – «Плохо подкованная лошадь с трещинами на подковах, несясь галопом, оставляет вмятины на дороге. Мораль: какие подковы – такие дороги».

– Ладно, сойдет! – этими двумя словами Пижон выразил мнение всех присутствовавших.

– И все же, – вновь заговорил он после пятиминутного молчания, – такая скука, обалдеть можно… Правда, Леваду?

Он обернулся к Леваду, но того и след простыл.

Глава XIII

Девятнадцатого июня в шестнадцать часов, ровно через три месяца после визита Антиоха, Полквост положил трубку.

Он не скрывал довольства – поработал он на славу, составил два циркулярных письма во Французский союз умягчителей головок камамбера.

Меж тем, пока он говорил, разразилась война и страну оккупировали. Полквоста это не заботило, ведь он ничего не знал: парижской телефонной сети захватчики не тронули.

Не тронули они и штаб-квартиру НКУ. знали, что он и так всегда уходил с работы последним. Но вот уже два дня как сослуживцы начали возвращаться; однако возвращались они по одному, так что Пол-квосту и невдомек было, что они столько отсутствовали.

Меж тем войне или, по крайней мере, официальным враждебным действиям пора было бы и закончиться, ведь за три месяца Полквост умял всю скопившуюся в ящике еду, которую он, по своему обыкновению, жевал не переставая.

К шестнадцати часам пятнадцати минутам, когда Полквост приоткрыл дверь в смежную комнату, не было на месте только Рене Видаля. В эту минут Видаль с трудом карабкался по лестнице – настолько он запыхался, проделав пешком весь путь от Ангулема.

Когда он вошел, Полквост, обведя взглядом комнату, как раз захлопывал дверь.

– Здравствуйте, месье, – вежливо сказал Видаль. – Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, хорошо, – ответил Полквост, с деликатностью гориллы посматривая на часы. – Что, метро запоздало?

Видаль мгновенно понял, что телефонный разговор Полквоста длился много дольше запланированного времени, и перешел в контрнаступление:

– Корова на путях застряла!

– Удивительные все-таки люди в метро работают! – на полном серьезе сказал Полквост. – За животными не могут присмотреть! Впрочем, это неуважительная причина для опоздания… Сейчас шестнадцать часов двадцать минут, а вы должны быть на рабочем месте в половине второго. И всего-навсего из-за какой-то коровы!

– Она никак не желала уходить, – возразил Видаль. – Эти животные такие упрямые.

– Да! – согласился Полквост. – Что верно, то верно. Непросто их будет унифицировать.

– Поезду пришлось ее объезжать, – закончил свой рассказ Видаль, – а это заняло время.

– Да, понимаю, – кивнул головой Полквост. – Кстати, думаю, следовало бы унифицировать и железнодорожное сообщение, чтобы в будущем избежать подобного рода происшествий. Изложите кратко свои соображения по этому поводу.

– Будет сделано, месье.

Запамятовав, зачем он заглядывал к Видалю, Полквост вернулся в свое логово.

Через пять минут он снова открыл дверь:

– Заметьте, Видаль, я привлекаю ваше внимание к тому, как важно приходить вовремя, не столько для того… ну, вы понимаете, сколько по дисциплинарным причинам. Дисциплине нужно подчиняться. Пусть младший персонал видит, что мы строго соблюдаем график работы. Нужно вообще стремиться к пунктуальности, особенно сейчас, когда ходят слухи о возможной войне. Особенно это касается нас, руководства, мы должны прежде других подавать пример…

– Да, месье, – дрогнувшим голосом сказал Видаль, – это больше не повторится.

Он спрашивал себя, кто эти «другие», прежде которых надо подавать пример, и что скажет Полквост, когда узнает о перемирии.

Потом он вновт взялся за спецификцию на усатых юродских дворников, которую оставил, отправляясь воевать в ангулемские кондитерские (он был слишком молод и девственно чист, чтобы, как старшие офицеры, воевать в бистро).

При этом прямо в середине каждой страницы Видаль делал по явной ошибке – Полквост сразу же должен будет на них наткнуться при внимательном разборе, которому он неминуемо подвергнет спецификцию, и это послужит поводом для забавного разглагольствования о том, насколько французские термины позволяют адекватно выражать свою мысль и какие отсюда вытекают следствия, в частности, для разработчиков спецификций.

Глава XIV

Миновала неделя, и жизнь в Консорциуме стала возвращаться в привычное русло. Заместитель главного инженера Полквост распорядился установить на стене за своим креслом сразу девять новых звонков, чтобы, искусно комбинируя громкость и частоту звука, вызывать любую из машинисток, работавших на этаже. Столь замечательное устройство тешило его душу.

За это время Полквост все же узнал о чрезвычайных событиях, что произошли, пока он говорил по телефону, – о войне, о поражении, о том, что ввели строгую карточную систему. Задним числом он лишь выказал тревогу, что отдельские документы подвергались ужасной опасности – их могли разграбить, привести в негодность, сжечь, испортить, украсть, осквернить, уничтожить. Он поспешил спрятать у себя в ручке кухонной двери стреляющий пробками пугач и с тех пор считал себя вправе всякий раз демонстрировать свои патриотические взгляды.

Сам Полквост, надо заметить, получал посылки из деревни, у других же дела обстояли не столь блестяще. Жизнь очень подорожала, и машинистки с жалованьем от тысячи двухсот франков в месяц, таявших на глазах, попросили прибавку.

Полквост приглашал каждую по очереди к себе в кабинет, чтобы немного прочехвостить.

– Вы, значит, жалуетесь, что мало зарабатываете? – спросил он у первой. – Так вот, зарубите себе на носу: НКУ не в состоянии платить» вам больше.

(С недавних пор НКУ получал от Дезорханизационного Хамитета дотацию в несколько миллионов.)

– И потом учтите, – добавил он, – если брать пропорционально, вы зарабатываете больше моего.

(Так оно и было, если принять во внимание сверхурочную работу, когда Полквост часами копался в своем бумажном хламе или переливал из пустого в порожнее, толкуя вкривь и вкось тот или иной предмет.)

– А вы выходите замуж, – советовал он, если ОГО собеседница оказывалась девицей, – тогда сразу зарплаты будет хватать.

(Для него самого женитьба обернулась большой экономией: носки штопались бесплатно, еда стряпалась без приходящей домработницы, которую еще поди поищи. Ссылка на нужду военного времени позволяла ему изнашивать ботинки до дыр и ходить грязным, не опасаясь упрека в скаредности. Короче, Полквост совсем не следил за собой и выглядел все менее представительным. Он копил деньги, чтобы купить себе серебряную шкатулку для спецификций.)

Ободрив таким образом секретаршу, Полквост за несколько минут бросал ей в лицо все промахи и оплошности, которые она совершила со времени своего прихода в консорциум. После подробного разбора ее ошибок жертва в слезах удалялась, и Полквост переключался на следующую.

После того как он разделался со всеми, пообещав двум из двенадцати надбавку аж в двести франков как минимум, удовлетворенный Полквост развалился в кресле и взялся за объемистую папку в ожидании, пока давний противник Волопаст позовет его к Генеральному директору резаться в унифицированную манилью.

Глава XV

Война многое перевернула вверх дном, и Полквост убедился в этом на собственном опыте. Стенографисток-машинисток, которых за большие деньги сманивали Дезорханизационные Хамитеты, не хватало, и они продавались тому, кто больше даст, как и должен делать каждый товар, отдающий себе отчет в собственной ценности. Гордые сознанием своей незаменимости, красавицы от клавиатуры поднимали головы. На следующий день после перепалки с Полквостом одиннадцать из двенадцати, кому Полквост сделал втык, стройными рядами пошли увольняться.

Помянув недобрым словом неблагодарных подчиненных, тот сразу же позвонил заведующему кадрами, седеющему небритому типу по фамилии Помре, к которому трудно было сейчас подкатиться из-за его специфического положения, ведь одновременно он исполнял должность секретаря Генерального директора.

– Алло? – сказал Полквост. – Это Полквост. Господин Помре?

– Здравствуйте, господин Полквост, – сказал тот.

– Мне срочно нужно одиннадцать секретарш. Мой все уволились, кроме госпожи Люгер. Вы их явно неудачно подобрали.

– А вы не знаете, почему они уволились?

– Они плохо ладили с моими помощниками и без конца ругались между собой, – нагло соврал Полквост.

Помре, который тоже был не дурак, запыхтел как отходящий паровоз.

– Постараемся найти нам других, – пообещал Помре, – а пока пришлю нам нескольких девушек, которые поступили на работу в наш филиал.

Помре старался сплавлять Полквосту самых неумех, потому что хороших стенографисток отдавать не хотел. Впрочем, он предупреждал новых сотрудниц:

– Посылаю вас в очень интересный, но весьма… своеобразный отдел – к господину Полквосту. Если вам так уж не понравится, m Консорциума не увольняйтесь, приходите ко мне, я подберу вам другой отдел.

Полквосту же было хоть бы хны. Он кого угодно мог вывести из себя. Был случай, когда за два месяца от него ушло тридцать семь секретарш, и не вмешайся вовремя Президент, который слегка приструнил его по телефону, тридцатью семью дело отнюдь бы не ограничилось.

Помощники собрались в кабинете Рене Видаля.

– Ну, – сказал Видаль. – Бьем баклуши?

– Почему? – спросил Леже.

– Машинистки хлопнули дверью, – объяснил Эммануэль.

– Ну и что! – возразил Леже. – И без машинисток работать можно.

– Можно, особенно языком, – вставил Видаль.

– Сам Бог велит уматывать! – воскликнул Леваду.

– Все-таки скучища обалденная! – вздохнул Эммануэль.

– А что вы хотите? – сказал Видаль. – Везде скучища, а такую непыльную работенку еще поискать! Если бы не этот зануда Полквост…

– Верно! – хором вскричали трое других.

Леже выдал соль, Эммануэль – ми, Леваду – до диез. Марион дремал у себя в комнате, а Боб Олван отлучился в Комитет по бумаге.

Звонок внутреннего телефона прервал выражение единодушия.

– Алло! – сказал Видаль. – Здравствуйте, мадемуазель Мешаль… Да, пусть поднимется.

– Простите, ребята, – обратился он к своим коллегам, – ко мне пришли.

Пришел Антиох Жормажор. Однако за пять минут до этого Полквост отправился играть в манилью.

Глава XVI

Входя в кабинет Видаля, Антиох страшно волновался, ведь ему предстояло увидеть наконец самого Полквоста. Прошедшие три месяца он провоевал рядом с Майором. Вдвоем они целую неделю обороняли одно кафе на Орлеанской дороге. Забаррикадировавшись в погребе с двумя ружьями Гриса и пятью патронами, ни один из которых к ружьям не подходил, они удержали свои позиции, проявив чудеса храбрости. Неприятель так до них и не добрался. За неделю они выпили все запасы вина, хлеба же не было ни грамма. Несмотря на это, неприятелю они не сдались. Впрочем, никто не отважился их атаковать, что облегчило им победу. Но это нисколько не умаляло их геройства – они получили по военному Кресту с пальмовыми ветвями, которыми обмахивались, когда гордо вышагивали с Крестом на перевязи.

Антиох с Видалем сердечно пожали друг другу руки, довольные, что встретились снова после таких передряг.

– Ну, как дела? – поинтересовался Видаль.

– Хорошо, а у тебя? – спросил Антиох.

По взаимному согласию они перешли на «ты».

– Полквост здесь? – спросил Антиох.

– Он на отчете.

– Чтоб ему койоты харю заплевали! – заорал в сердцах Антиох.

– Вряд ли они бы стали на такого слюну тратить… – усомнился Видаль.

– Ты мог бы еще раз попросить, чтобы он меня принял? – сказал Антиох.

– Отчего же не попросить? – ответил Видаль. – Когда ты хочешь?

– На следующей неделе, если можно… или пораньше… Но на пораньше я не надеюсь.

– Ну, как получится, – заключил Рене Видаль.

Глава XVII

Этим утром Эммануэль так побил баклушу, что та, бедная, сдохла. Шерсть клочками валялась на полу, а ее труп – голову пришлось высунуть из окна, чтобы можно было передвигаться по комнате, – лежал у Боба Олвана под столом, заваленным четырьмя тоннами самых разных удобрений в небольших мешочках, так как этот достойный человек пристрастился у себя в Кламаре к огородничеству.

Чтобы как-то утешиться, Эммануэль проглотил краюху хлеба и, поколебавшись всем, чем можно, решился постучать в дверь к своему шефу, которыи «ич in но оказался на месте.

– Войдите, – бросил Полквост.

– Можно на минутку? – спросил Эммануэль.

– Ну да, конечно, господин Пижон… садитесь. Я могу уделить вам как минимум четыре минуты.

– Я хотел спросить, – начал Эммануэль, – нельзя ли мне пойти в отпуск на три дня раньше положенного.

– У вас отпуск с пятого июля? – спросил Полквост.

– Да, – ответил Эммануэль, – но мне хотелось бы пойти со второго.

Эта мысль осенила его ни с того ни с сего при виде дохлой баклуши.

– Знаете ли, господин Пижон, – промолвил Полквост, – в принципе я только о том и пекусь, чтобы идти вам навстречу, однако на этот раз, боюсь, исполнить вашу просьбу будет нелегко. Не то чтобы… вы ведь понимаете… я ни в коей мере не хочу препятствовать тому, чтобы вы пошли в отпуск раньше… но сейчас, когда отдельский график уже составлен… мне хотелось бы знать причины… чтобы убедиться, что они уважительные… я, впрочем, нисколько не сомневаюсь п JTOM, однако, дабы соблюсти правила, лучше будет, если им мне скажете, в чем дело.

– Видите ли, месье, – сказал Эммануэль, – причины личные, и мне было бы крайне затруднительно вам их изложить. Я никогда ничего от вас не скрывал, но это, насколько я могу судить, не имеет никакого отношения к работе, и было бы совершенно бессмысленно распространяться о вещах, не представляющих для вас никакого интереса.

– Разумеется, вы правы, дружище Пижон, однако мы обязаны, знаете ли, проявлять большую осторожность в отношениях с оккупационными властями. Надо, чтобы в любой момент весь персонал был налицо. Вы ведь понимаете, что может произойти, если выяснится, к примеру, что вы, как вы и просите, пошли в отпуск на несколько дней раньше графика по причинам, которые, конечно же… э… которые совершенно оправданны, но которые мне, в общем, неизвестны… и получится, что вы не находите нужным подчиняться строгой дисциплине. Тут, видите ли, то же самое, что и в вопросе о присутствии на работе… заметьте, я, собственно, не имею в виду лично вас, но в жизни необходимо соблюдать дисциплину и не опаздывать – это основное правило, если хочешь, чтобы тебя уважали младшие сотрудники, которые, когда… если… окажется, что вас нет, всегда будут рады отлынивать от работы. В каком-то роде то же самое, знаете ли, и с вашим отпуском. Заметьте, я не отказываю, я лишь прошу хорошенько обдумать этот вопрос в свете моих замечаний. Кстати, как продвигается ваша работа?

Наступило молчание.

А потом Пижона как прорвало, и он битый час говорил о том, что у него накипело па душе.

Говорил, что ему осточертело быть искренним, когда кругом одни лицемеры, и что на предыдущем месте работы было то же самое.

Говорил, что притворяться, будто он из кожи вон лезет, не в его правилах, как, впрочем, и подхалимничать.

Говорил, что привык говорить то, что думает, и если Полквост считает, что он, Эммануэль, недостаточно работает, пусть так и скажет. Он, впрочем, тут же добавил, что все равно не станет вкалывать больше, потому что и так трудится изо всех сил.

Он говорил и говорил, а Полквост меж тем как воды в рот набрал.

Наконец, когда Эммануэль остановился, слово взял Полквост. И сказал следующее:

– Вообще-то в принципе вы правы, но как раз в этом году я сам беру отпуск чуть раньше и до пятого июля на работу не выйду. В общем, вы понимаете, мне бы не хотелось, чтобы вы уходили в отпуск до моего возвращения, потому что, кроме вас, никто не знает, чем вы занимаетесь; и потом надо, чтобы, пока меня не будет, кто-то был в курсе вопроса, связанного с протирочными машинами для изготовления нуги, ведь, если позвонят со стороны, отдел должен ответить… так что вы видите… вообще…

Он мило улыбнулся Эммануэлю, похлопал его по спине и отослал на рабочее место.

Дело в том, что Полквост ждал Антиоха Жормажора.