Текст книги "Солдаты порядка (сборник)"

Автор книги: Борис Соколов

Соавторы: Евгений Абрамов,Владимир Чачин,И. Чернов,Вячеслав Новиков,Владимир Шашков,Василий Цепков,В. Хуторов,Валентин Черноглазов,Александр Новов,Нина Герасимова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Номер магнитофона совпал с номером в паспорте, обнаруженном на месте происшествия в универмаге № 47.

Прохорову были предъявлены магнитофон «Мрия», показания матери, опознавшей рубашку, заключения пожарно-технической и судебно-медицинской экспертиз.

Под давлением улик Прохоров подробно рассказал об обстоятельствах совершения им всех краж с поджогами, показал тайники с теми вещами, которые не успел продать. Номера часов и фотоаппаратов совпали с номерами паспортов.

Следствие установило, что Прохоров похитил государственного имущества на сумму 10 459 рублей и причинил умышленный вред путем поджогов на сумму более чем 134 тысячи.

Собранными следствием вещественными доказательствами Прохоров был полностью изобличен и приговорен к 15 годам лишения свободы.

Итак, дело было закончено. Опасный рецидивист Прохоров из колонии строгого режима навряд ли сбежит. Мне же иногда думается: а не стоит ли сейчас у ворот какой-нибудь автобазы элегантный владелец автомашины и не торгует ли у пацана за пятерку свечу?

В. Шашков,
подполковник милиции
ОРЕНБУРГСКИЙ ПУХОВЫЙ…

Электричка пришла в Серпухов. На перрон выплеснулась суетливая толпа пассажиров. Среди других к выходу на привокзальную площадь шла пожилая женщина с небольшим чемоданом в руке и вещевым мешком за плечами. Уверенно выбрав автобусную остановку, никого ни о чем не расспрашивая, она заняла место в автобусе.

На Пролетарской улице женщина вышла из машины и направилась в сторону моста через речку, разделяющую город почти пополам.

На мосту она остановилась, сняла мешок с плеч, поставила рядом с чемоданом.

Можно было подумать, что женщина отдыхает. Между тем ее быстрый внимательный взгляд зорко ощупывал каждого из проходивших. Постояв так несколько минут, приезжая решительно зашагала вперед. Легкость походки свидетельствовала, что чемодан и вещмешок ее не тяготят, а усталость была напускной.

Свернув на Тульскую улицу, женщина подошла к одному из домов и, еще раз оглянувшись, открыла калитку…

– А вот и Анна Алексеевна! – радостно встретила ее хозяйка. – С приездом, дорогая! Хорошо ли съездилось?

– Спасибо, милая, спасибо! Как всегда, все хорошо, все благополучно. Устала только. Чайку хочется с вишневым вареньицем, – ласково ответила приезжая, снимая пыльник и усаживаясь на тахту, – организуй, пожалуйста, Раечка.

Через несколько минут они сидели за столом, пили чай и мирно беседовали. Больше говорила Анна Алексеевна. Голос у нее мягкий, улыбка приятная, речь спокойная, степенная:

– Остановилась я, как всегда, у Халиулиной. Встретила она меня хорошо. В тот же вечер я обошла всех. Посылки получены, деньги мне отданы. Только Байза что-то хитрит. Говорит, что трех посылок не получала. Ну да потом разберемся. В общем, пока все хорошо, получай сбою долю. Вот тебе 300 рублей.

– Ну а как там в Оренбурге? Ничего подозрительного нет? – спросила хозяйка, пересчитывая деньги.

Подождав, пока Раиса убрала полученную сумму, Анна Алексеевна задумчиво проговорила:

– В Оренбурге-то все спокойно, а вот как приеду в Серпухов, так меня что-то тревога одолевает. У вас-то как?

– Да тоже вроде все в порядке. Вчера только были Кузьма с Николаем. Как всегда, принесли 5 килограммов. А до этого были и Анька-большая и Анька-маленькая. Рассказывают, что отгрузка началась большая, заготовлено товара уже порядочно. Дней за пять – десять столько натаскают, что только успевай поворачиваться. А что тебя тревожит-то? Или кто что видел?

– Понимаешь, еще в прошлый приезд проезжала я в автобусе через центр, увидела через окно одного человека. Думаю, что и он меня видел. Когда глазами встретились, он вроде удивился и отвернулся тут же. Вот я и думаю, а не из ОБХСС ли этот парень? Уж больно он похож на того, который чуть меня не застукал лет шесть назад.

Раиса внимательно выслушала, подумала. Стала успокаивать гостью, а заодно и себя:

– Да нет, не может быть. Если бы это был он, они бы давно тут все перевернули. Не пугай ты меня и сама не бойся. Он мог и не на тебя глядеть. Станет он тебя, старую, разглядывать. Небось свою увидел с другим, вот и оторопел, – окончательно успокоившись, сделала вывод хозяйка.

– Все может быть, – согласилась Анна Алексеевна, отодвигая стакан и пустую розетку из-под варенья. – Он не он, тревожно не тревожно, а дело будем продолжать. Уж больно жалко все ломать, так все ладно организовано.

*

Дело, которое имела в виду Анна Алексеевна, действительно было хорошо налажено. Деньги текли, если не рекой, то обильным ручьем. Было бы желание не упускать их. А такое желание было как у Анны Алексеевны, так и у хозяйки дома.

Впервые о Раисе Киселева услышала в 1964 году в исправительно-трудовой колонии, где уже в третий раз отбывала наказание за спекуляцию.

Подружившись с одной из заключенных, Анна Алексеевна рассказала ей, что осуждена за спекуляцию пуховыми платками. Задержали ее в Ивановской области, куда она привезла продавать знаменитые платки из Оренбурга – тридцать штук. Успела продать только шесть из тридцати, на седьмом попалась.

Новая подружка Анны Алексеевны тоже занималась спекуляцией, на чем и попалась в Воронеже.

Промышляя в разных городах Подмосковья, она встретилась с Раисой. Они поняли друг друга с полуслова. С тех пор спекулянтка из Воронежа в другие города не ездила. Маршрут у нее стал постоянным – в Серпухов, к Раисе.

Однажды по пути из очередной поездки домой ее встретили на вокзале работники милиции и задержали с поличным.

– Когда меня задержали с товаром, деваться мне было некуда: билет-то был куплен в Серпухове. Я и сказала, что товар скупила у незнакомой женщины. Но следователь как-то разузнал про Раису. На очной ставке она отрубила: «Впервые вижу эту женщину». Вот так-то. Я тоже сказала, что ее не знаю. На том и кончилось. Видно, у следователя чего-то не хватало против Раисы.

Анна Алексеевна внимательно слушала свою новую знакомую. Однако ее рассказ мало занимал матерую спекулянтку. Она привыкла получать барыши сотнями, на худой конец – десятками рублей. Здесь же речь шла о каких-то копейках и рубликах.

Отбыв положенный срок наказания, эта шестидесятилетняя женщина отправилась на покой, к сыну в Волгоград, намереваясь покончить с прежним занятием. Но вскоре ее вновь потянуло к полюбившемуся «делу». Тогда-то и вспомнила она про Раису из Серпухова.

*

Оперативное совещание затянулось. Начальник отделения по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией подполковник милиции Сергей Александрович Рагузов, подводя итоги, сказал:

– Наша сила – в связи с общественностью. Не замыкайтесь в своем кругу, идите в рабочие коллективы. Вам всегда помогут. Расхититель и спекулянт живет среди людей, а от глаза людского ничего скрыть невозможно.

После совещания начали расходиться. В кабинете начальника отделения остался старший инспектор капитан Завалий.

– Что у вас? – спросил его Рагузов.

– Да хотел посоветоваться с вами, Сергей Александрович. Шел на работу, заметил в автобусе знакомое лицо. Правда, прошло много лет, но думаю, не обознался.

– Кого имеете в виду?

– Анну Киселеву. Шесть лет назад она спекулировала оренбургскими пуховыми платками. Мы готовились задержать ее, но она почуяла неладное, скрылась. С годами о ней забыли. А вот теперь она вновь появилась.

– Конкретно, что вам известно о ее деятельности в настоящее время?

– Пока ничего. Увидел, и все, но полагаю, что ее появление в городе не случайно.

Подполковник поморщился. Убеленный сединами, бывший фронтовик, прошедший путь от Сталинграда до Берлина, он любил четкость и конкретность. Война, а затем многолетняя кропотливая работа по разоблачению любителей легкой наживы, взяточников и спекулянтов не ожесточили, не обессердечили его. Строгий, даже несколько суровый на вид, на самом деле он был человеком мягким и добрым. У капитана Завалия убедительных доводов на этот раз не было, что и вызвало недовольство Сергея Александровича.

– А вы не допускаете мысли, что эта самая Анна Киселева уже давно встала на честный путь в жизни? Так ведь можно заподозрить кого угодно. Мы не можем так думать о людях, даже о тех, кто ранее нарушал закон.

Завалий понял, что начальник учиняет ему справедливый разнос, но отступать не хотел:

– Сергей Александрович, я все понимаю, но Киселева не из тех, кто может стать на честный путь в жизни. В этом я убежден твердо.

– Извольте доложить факты.

– Факты будут, разрешите только провести предварительную проверку. Уверен, что факты будут, – настаивал капитан.

Начальник отделения задумался. Настойчивость, а главное, уверенность подчиненного в своей правоте ему нравились. Не поверить Завалию – значит, обидеть, сковать инициативу. Разрешить проверку – возможно, незаслуженно обидеть порядочного человека. Как быть?

– Вот что, Николай Александрович, – сказал подполковник. – Разыщите предшествующие материалы проверки Киселевой и доложите их мне.

Изучив документы, можно было сделать определенный вывод о личности Киселевой. Подполковник Рагузов убедился в необходимости проверки и приказал в три дня провести ее так, чтобы Киселева ни о чем не догадалась.

Назначенный срок пролетел быстро. Капитан Завалий в эти дни появлялся дома, когда не только его дочки-близнецы, но и жена уже спали. И уходил из дому он раньше всех. Его усилия не пропали даром. Многого узнать не удалось, но идти к подполковнику было с чем.

– Нам известно, – докладывал он, – что Киселева останавливается у Шапошниковой. Но мы не знаем, чем они там занимаются. Удалось узнать, что незнакомая женщина, по описанию похожая на Киселеву, иногда проходит по улице с посылками в мягкой упаковке. Но пока неизвестно, кому и что она отправляет. Киселева месяца на два-три исчезает из дому. Куда и зачем она уезжает, мы еще не знаем. Возвращается всегда с легким чемоданом и полупустым рюкзаком. Прогулов на работе Шапошникова не допускает. В проходной никогда ни с чем не задерживалась. Характеризуют ее, в общем, положительно. Отмечают лишь ее необщительность.

Доклад начальник выслушал молча, иногда делая в своем блокноте какие-то пометки.

– Вывод и предложения? – спросил он.

– Киселева и Шапошникова занимаются скупкой какого-то товара. Для перепродажи посылками отправляют его в другие города. Необходимо провести обыск и задержать их с поличным.

– Авантюра! – резко бросил подполковник. – Обыск может ничего не дать. Сами говорите, что Киселева возвращается с пустым чемоданом и рюкзаком.

– Тогда надо устанавливать, что за товар, куда они его отправляют, где и как его приобретают. За домом Шапошниковой установить круглосуточное наблюдение, поговорить с работниками всех почтовых отделений.

– Правильно, – одобрил Рагузов. – Главное – кому отправляются посылки. Узнаем это – значит, будем знать все.

К капитану Завалию на следующий день подключилось еще несколько оперативных работников. Вечерами все собирались в кабинете начальника и обсуждали, кто что успел сделать, намечали план действий на следующий день. К концу недели подвели итоги. Стало известно, что примерно восемь-девять месяцев назад в почтовых отделениях города и окрестных сел стала появляться полная пожилая женщина с круглым лицом, карими глазами, которая отправляла посылки в мягкой упаковке в Оренбург от имени разных лиц на разные фамилии.

Постоянных получателей набралось пять человек. Что в посылках, работники почтовых отделений сказать не могли, что-то мягкое.

Наблюдение за домом Шапошниковой ничего не дало.

– Доложите подробней, как было организовано наблюдение, – потребовал Рагузов.

Информация оперативных работников его не удовлетворила.

На оперативное совещание по разработке дальнейших мероприятий пришел начальник отдела внутренних дел полковник Алексей Филиппович Егоров. Богатый опыт борьбы с преступностью помог ему сразу же избрать верное направление поиска.

– Немедленно сообщите адреса получателей посылок оренбургским товарищам. Поставьте перед ними конкретные вопросы, которые нас интересуют.

Полковник пригласил всех присутствующих в свой кабинет, где на одной из стен у него висел подробный план города. У этой карты практически был найден ключ к решению стоявшей перед работниками милиции задачи. Но в то время этого еще не знал никто, в том числе и сам начальник отдела.

Стоя у карты в окружении оперативных работников, Алексей Филиппович высказал свои предложения. Он убедил присутствующих в том, что в посылках спекулянты переправляют либо ситец, краденный с находящейся неподалеку от дома Шапошниковой фабрики, либо шерстяную пряжу, склады отгрузки которой располагались еще ближе.

Начальник отдела предложил обратить внимание прежде всего на эти предприятия, как возможные объекты хищения.

В заключение он приказал Рагузову готовить группу для поездки в Оренбург. Люди туда должны были вылететь, как только поступит ответ от оренбургских коллег.

Должны были, но не вылетели…

*

На свете много профессий хороших и разных. Много их и в современной милиции. Когда вы встретите человека в милицейской форме, не торопитесь говорить: вон идет милиционер. Сегодня в форменной одежде милиции можно встретить не только юриста, но и педагога, инженера, врача, химика, физика. Но есть в органах внутренних дел среди следователей и профессия на любителя. Это – следователи, специализирующиеся на расследовании уголовных дел о замаскированных хищениях, спекуляции, взятках и т. д.

За дела этого сорта следователи обычно берутся с неохотой, но ведут их с увлечением.

Увлеченность вызывается тем, что расследовать их интересно. Перед тобой противник не из каких-нибудь алкоголиков или алиментщиков. Наоборот, перед тобой хитрый, ловкий, а иногда и довольно образованный человек. С ним идет действительно психологический поединок.

В то же время следователи не любят принимать такие дела к производству. Получил такое дело – прощай нормальная жизнь. Засучивай повыше рукава, успевай поворачиваться от темна до темна. Накладные, счета, пропуска, квитанции и прочие документы, входящие в бумажную империю, так тебя опутают, что едва из них выберешься. А иначе нельзя. Спекулянт, расхититель и взяточник – это не квартирный вор. Его без письменных доказательств не изобличишь. С работниками ОБХСС у меня, как говорится, был полный контакт. Частым гостем в нашем отделении был и Сергей Александрович Рагузов.

Разница в годах не мешала нам поддерживать дружеские отношения. Я был немного в курсе дел и забот подполковника и поэтому не удивился, когда однажды он зашел к нам в кабинет. С ним был незнакомый мне капитан.

– Вот, знакомьтесь, товарищ из Оренбурга, – представил мне его Сергей Александрович.

– Понимаешь, пока мы тут разрабатываем планы, как нам разоблачить не только спекулянтов, но и тех, кто им поставляет похищенный товар, они в Оренбурге уже все сделали. Вот он приехал обыск делать у Шапошниковой.

Оказывается, оренбургские товарищи, получив сообщение от нас, из Серпухова, сопоставили содержавшиеся в нем сведения со своими накопившимися материалами и увидели, что у них появилось недостающее звено. Пять фамилий адресатов – получателей посылок им были известны и без данных серпуховчан. А вот кто их отправлял, они не знали, так как посылки к ним шли не только из Серпухова, но и из других городов: Чехова, Подольска, Москвы и даже Рязани.

У них было все. Не хватало только одного звена. И вот приехала Киселева.

Как только она появилась в городе, ее задержали на квартире у одного из оренбургских адресатов с поличным.

Сначала она не говорила, где брала товар. Но когда в кабинет, где ее допрашивали, стали одну за другой приносить посылки, изъятые из почтовых отделений, спекулянтка поняла, что отрицать свою вину бесполезно.

Капитан из Оренбурга приехал в Серпухов для производства обыска у Шапошниковой. Ее на одном из допросов Киселева назвала как человека, у которого она скупала товар.

Рагузов категорически возражал против этого. Связи Шапошниковой с расхитителями еще не были установлены. Источник хищения и способ его сокрытия неизвестны. Оренбургского капитана его доводы убедили, но он не знал, как поступить с делом. Вести расследование преступления, совершенного в двух городах, расположенных друг от друга на расстоянии в две тысячи километров, дело весьма и весьма сложное. Обстановка складывалась так, что следствие было целесообразнее сосредоточить в одних руках. Более того, этими руками могли быть только наши: Шапошникова-то живет в Серпухове.

Я понял, что этим придется заниматься мне. Из всех следователей отделения в это время я был меньше всех загружен. К тому же дело было моего профиля. Именно поэтому Сергей Александрович и привел капитана сразу ко мне.

Оренбургские товарищи поработали неплохо. Киселева ими была изобличена, вина ее доказана. Но в полном ли объеме? Над этим вопросом еще следовало думать и работать. Тем более, что преступная деятельность Шапошниковой и стоявших за ней хапуг и расхитителей оставалась неподнятой целиной.

Составив подробный план дальнейшего расследования дела, мы с Николаем Завалием вылетели в Оренбург. В Серпухове группу по установлению источника хищения и лиц, его совершающих, возглавил Сергей Александрович Рагузов.

В Оренбурге мы пробыли неделю. Киселева подтвердила и нам, что состояла в преступной связи с Шапошниковой. Но кто и откуда ей поставлял товар, не знает. Она расчеты производила только с Шапошниковой. Мы верили ей и не верили.

В то время мы еще не знали, что Киселева вспомнила рассказ своей воронежской подружки и характеристику, данную Раисе: «Женщина твердая, оборотистая. Никогда не выдаст». Она рассчитывала, что Раиса от знакомства с ней откажется. А так как милицией Серпухова элемент внезапности был упущен, Шапошникова успела замести следы. Доказать ее вину будет нечем.

Назвав Шапошникову своей сообщницей, Киселева надеялась заставить следователя поверить в ее искренность. Если это удастся, следователь не станет, мол, разбираться в остальных ее преступлениях, ограничится тем, что есть, при определении меры наказания суд учитывает и сумму материального ущерба, размах преступной деятельности виновного.

Но в то время мы замысла Киселевой еще не знали. Настораживало в ее показаниях то, что-уж очень охотно и подробно рассказывала она о последних двух-трех месяцах своей жизни, но очень осторожно отвечала на вопросы, касающиеся более отдаленного прошлого.

Наше недоверие еще больше окрепло после мимолетного разговора с Анной Алексеевной в оренбургской тюрьме перед тем, как отправить ее в Серпухов.

Прощаясь, я спросил Киселеву, где ее справка об освобождении из мест заключения.

– В трудовой книжке, – ответила она.

– А разве вы когда-нибудь работали?

– Да, целых семь месяцев на одном предприятии да потом еще одиннадцать на другом. И все это записано в трудовой книжке. (Преступница уже готовила для себя смягчающие вину обстоятельства.)

– Так где же эта книжка? Предъявите ее нам, – вмешался в разговор Завалий.

Киселева хотела что-то сказать, но как-то сразу стушевалась и промолчала.

Мы переглянулись. Нам стало ясно, что книжку надо искать у Шапошниковой. Киселева поняла, что, если мы найдем книжку, Раисе будет трудно отрицать знакомство и преступную связь с ней. А это в ее планы не входило.

Мы знали, что за товар переправляла в Оренбург Киселева. Им оказалась самая обыкновенная хлопчатобумажная пряжа.

В Серпухове мы как-то не до конца осмыслили сообщение об этом, полученное от оренбургского капитана. Когда же своими глазами увидели содержимое посылок, нас с Завалием охватило разочарование. Мы предполагали все что угодно, но чтобы из Серпухова в Оренбург пересылать пряжу, не шерстяную, не мохер, а обыкновенную хлопчатобумажную… Это сразу и в голове-то не укладывалось. Хлопчатобумажную пряжу за многие годы никто не пытался похищать.

Уже по пути домой мы с Завалием стали делать прикидку: кто, из какого склада или цеха мог совершить хищение пряжи. При осмотре самой пряжи мы ничего узнать не могли, так как в посылках она находилась в двухсотграммовых мотках, намотанных кустарным способом. Одна-две бобины, находившиеся внутри посылок, картонных патронов не имели. Патроны были выбиты.

Дома нас ждали приятные новости. Было установлено, что к Шапошниковой частенько заходят молодые парни со свертками, что всего их пять человек и работают они на перевалочном складе Занарской хлопчатобумажной фабрики.

Дом Раисы Шапошниковой находился недалеко от железнодорожной товарной станции. Сюда подавались под разгрузку вагоны с сырьем, поступающим в адрес фабрики. Отсюда же отгружалась готовая продукция. Занарская фабрика имела здесь свой склад.

Готовая пряжа в бобинах и початках на фабрике укладывалась в фанерные ящики, которые затем перевозились на этот склад. По мере ее накопления делали заявку на вагоны, а когда они подавались, ящики грузили и пряжа отправлялась потребителям.

Грузчики этого склада, систематически посещавшие дом Шапошниковой со свертками, и были взяты на заметку как возможные похитители пряжи.

Проверили, были ли претензии в адрес серпуховской фабрики от фабрик-потребителей на недостачу ящиков в вагонах. Претензий не оказалось.

Может быть, на склад завозились неучтенные ящики? Пропуска, накладные, показания работников пропускной системы, экспедиторов и шоферов дали исчерпывающий ответ и на этот вопрос. Ни одного факта попытки вывезти с территории фабрики хотя бы один ящик с пряжей не было. Объективных доказательств того, что пряжа похищается именно грузчиками склада и что именно ее они носят в свертках к Шапошниковой, у нас не было. А доказательства эти были крайне необходимы.

Грузчики не отрицали, что иногда заходили к Шапошниковой. Зачем? Так, то стаканчик взять, чтобы после работы бутылочку распить, то трешкой взаймы на выпивку разживиться. Свертки? Какие свертки? Может быть, и были в руках свертки. Так ведь то спецодежду домой возьмешь постирать, то обед из дома берешь, посуду домой несешь, а то и покупки какие по поручению жены делаешь.

Шапошникова, как и ожидалось, заявила категорически, что никакой Киселевой она не знает. Обыск в ее квартире ничего не дал. Обнаруженные при обыске шесть тысяч рублей и некоторые золотые изделия еще мало о чем говорили.

За помощью мы обратились к инженерам-технологам фабрики. Шаг за шагом они помогли изучить технологию производства, порядок и правила отгрузки пряжи потребителям. Однако ответа на вопрос, каким способом похищалась пряжа, пока не было.

Вскоре из Оренбурга к нам поступила изъятая там пряжа. Она была предъявлена специалистам фабрики. Осмотрев ее, они заявили, что пряжа могла быть изготовлена как на их фабрике, так и на других. Их фабрика не единственная в стране.

По закону всякое сомнение должно толковаться в пользу обвиняемых. У нас обвиняемых еще не было, а сомнения были. Мы должны были прежде всего сами знать точно, сказать и доказать в обвинительном заключении, что эта пряжа изготовлена на такой-то фабрике и похищена.

Специалисты внесли сомнение, они же его и рассеяли. В процессе беседы один из них, держа в руках бобину, предложил:

– А давайте-ка размотаем бобину. Патрон из нее выбит, но не исключено, что ярлык мотальщицы, который кладется перед намоткой на его внешнюю сторону, остался.

Мы ухватились за это предложение. Нам здорово повезло. Почти в каждой из бобин внутри, где раньше находился картонный патрон, мы находили либо клочок, либо целехонький ярлык мотальщицы. Всего несколько слов, отпечатанных типографским способом, но как много они значили для нас! Они доказывали нам, что перепроданная в Оренбург пряжа похищалась с нашей фабрики. Более того, специалисты категорически заявили, что пряжа могла быть похищена только со склада готовой продукции, который находится на товарной станции. Для этого надо только вскрыть ящик. Они же нам, сами того не подозревая, подсказали, что́ надо искать в доме Шапошниковой.

Дело в том, что початки с пряжей укладываются россыпью, а на бобины, прежде чем им занять свое место в ящике, обязательно надеваются специальные мешочки. Делается это для того, чтобы при перевозках нитка не оказывалась перебитой. На каждом мешочке обязательно стоит штамп «Занарская фабрика».

*

Мы вновь поехали к Шапошниковой с обыском. На этот раз нам повезло больше. В надворных постройках, в тряпье на чердаке и в щелях забора удалось обнаружить 43 мешочка со штампом «Занарская фабрика», а из-за притолоки дровяного сарая извлекли и трудовую книжку Киселевой.

Не обманула нас старая спекулянтка. Справка о последнем освобождении из мест заключения действительно находилась в книжке. Соответствовал ее показаниям и трудовой стаж. За всю свою долгую жизнь она честно трудилась только полтора года.

Трудовую книжку мы приобщили к уголовному делу. Она поможет суду лучше понять, сколь целеустремленно Анна Алексеевна Киселева занималась преступной деятельностью. Полтора года полезного труда из шестидесяти прожитых, вопреки ее расчету, не являются для нее смягчающим вину обстоятельством.

Дальше дело пошло лучше. Заговорила Раиса, вслед за ней разговорились и грузчики.

Проведенный следственный эксперимент подтвердил способ хищения початков и бобин из ящиков. Вскрыть их, изъять один-два килограмма пряжи и вновь прибить крышку никакого труда не составляло. Грузчики и кладовщицы Анька-большая и Анька-маленькая, как их назвали участники преступной группы, заявили, что именно таким способом они похищали пряжу – брали из каждого ящика понемногу, килограмма по два, чтобы было незаметно. Потребители не обращали внимания на незначительную недостачу. Тем более, что правилами перевозки и здесь предусматривалась скидка на усушку.

Доставили из Оренбурга Киселеву. Она по-прежнему утверждала, что переправила только то количество товара, которое было обнаружено. Нам же предстояло установить точное количество похищенной и перепроданной пряжи. Это можно было сделать только по почтовым извещениям на посылки, которые хранились в архиве почтамта Оренбурга. Еще находясь в этом городе, мы с Завалием предусмотрительно дали соответствующее задание. Были пересмотрены десятки архивных томов, перелистаны и перечитаны тысячи почтовых извещений. И все это ради того, чтобы найти двести двадцать четыре извещения на посылки общим весом около двух тонн. Широко организовала дело Анна Алексеевна! Не удивительно, что, даже почуяв опасность, она не захотела его бросить.

Но фактов обнаружения почтовых извещений и показаний их получателей о том, что в посылках была пряжа, высланная Киселевой, ей показалось мало. Она не признавала посылки своими, используя то обстоятельство, что обратные адреса были разные и отправители посылок значились под разными фамилиями.

Вот, например, как пришлось нам доказывать, что посылку по почтовому извещению отправил никто иной, как именно она.

При предъявлении очередного извещения ей задается вопрос:

– Вами отправлена посылка?

– Как вам не стыдно задавать мне провокационные вопросы? Вы же видите, извещение заполнено не моей рукой, отправителем является какой-то Губай Ибрагимов! – возмущается Анна Алексеевна.

– Все правильно, гражданка Киселева, почерк не ваш. Но извещение по вашей просьбе мог заполнить любой присутствующий в почтовом отделении. Странно не это. Странно, как Ибрагимов Губай мог отправить посылку из Чехова своей жене в Оренбург, если он два года назад умер. Прошу заметить, что его жена – та самая женщина, на квартире которой вас задержали.

– Ладно. По этому квитку ваша взяла, – вздыхая, соглашается Анна Алексеевна. – Давайте следующий.

– А следующий квиток, как вы выражаетесь, Анна Алексеевна, на посылку Жирновой из Рязани от Серафимы Смоляевой.

– Ну а это-то зачем вы мне шьете? Уж Чехов – куда ни шло. До него от Серпухова рукой подать. Откуда посылку отправить, можно найти и поближе. В Рязань-то я зачем поеду?

– А вот зачем, Анна Алексеевна, – отвечаем мы ей. – Серафима Смоляева – ваша племянница. Вы полгода назад были у нее в гостях в Рязани и оттуда отправили несколько посылок от ее имени. Она очень возмущена вашей бесцеремонностью.

И так по каждому документу. Чтобы его предъявить, приходилось проверять каждую фамилию.

Наконец изобличение преступной группы завершено.

Когда были подведены итоги, выяснилось, что из так называемого неходового товара Киселева сумела извлечь и для себя, и для своих сообщников немалую выгоду.

Грузчикам и кладовщикам она через Шапошникову платила за 1 килограмм по 50 копеек и столько же самой Раисе. В Оренбурге же со своих клиентов брала по 5 рублей. Те же, в свою очередь, сбывали пряжу кустарям по 10 рублей. Ведь эта пряжа необходима при изготовлении пуховых платков. В итоге каждый имел выгоду.

Килограмма пряжи кустарю хватало, чтобы на ее основе связать пять платков, которые он мог реализовать минимум за 300 рублей.

Через руки же Киселевой прошло свыше 10 тысяч рублей. Вот тебе и копеечное дело!

…Сейчас, когда время отодвинуло те события в прошлое, кажется, что они были ясны с самого начала и никаких сложностей при расследовании вроде бы не должно возникать. Но так только кажется.

Оглядываясь назад, мы часто недоумеваем и удивляемся: почему что-то было сделано нами именно так, когда можно было бы поступить иначе. Но когда находишься в гуще событий, то все, что делаешь, все выводы и принимаемые решения кажутся единственно верными.

Остается лишь сказать, что и Сергей Александрович Рагузов, и Николай Александрович Завалий, и полковник Алексей Филиппович Егоров – все они по-прежнему в строю, зорко стоят на страже интересов государства и нашего социалистического общества.