Текст книги "Твои верные друзья"

Автор книги: Борис Рябинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

ПЯТЫЙ ЗИМОВЩИК

В мае 1937 года весь мир был взволнован сообщением о том, что советские люди высадились с самолетов на Северном полюсе. Советская наука торжествовала новую большую победу.

Полюсы земного шара – эти «кухни погоды», как называют их ученые, – издавна останавливали на себе пристальное внимание человека, пленяя воображение ученых, географов и просто путешественников. Целые поколения исследователей стремились к этим таинственным географическим пунктам. Но немногим было суждено добраться до заветной цели.

Суровая полярная природа противостояла отважным путешественникам, рискнувшим отправиться в экспедицию к полюсу; многие из них навсегда остались среди безмолвных ледяных пустынь.

Однако упорство человека побеждает все преграды. Советские люди покорили природу Севера. Самолеты советской полярной авиации доставили на полюс необходимое оборудование, научные приборы, запасы продовольствия, – среди торосов была оборудована станция «Северный полюс». Четыре человека остались на дрейфующей льдине, чтобы вести научные наблюдения. Дрейф продолжался девять месяцев. За смелыми действиями этих героев следило все культурное человечество. Но мало кто знал в тот момент, что на льдине есть и пятый зимовщик – собака.

Собаке довелось первой из числа домашних животных побывать в этой заветной точке земного шара, долгое время считавшейся недоступной. Добродушный ласковый пес по кличке Веселый был доставлен на лед вместе с людьми и остался там после того, как самолеты, выгрузив все запасы, улетели. С какой целью была взята на полюс собака? История полярных открытий неразрывно связана с использованием ездовых собак. Собаки были верными друзьями и помощниками замечательного русского путешественника Георгия Седова, отдавшего свою жизнь освоению просторов Севера, стиранию «белых пятен» на карте. Собаки приняли участие в героической челюскинской эпопее. Советское судно «Челюскин» было затерто и раздавлено в полярных льдах; люди оказались на льду во власти полярной ночи. Советское правительство послало на выручку авиацию. Самолеты вывезли с льдины на Большую землю всех людей. Все горючее для этих самолетов было доставлено на заправочные базы с помощью собачьих упряжек.

На собаках было перевезено необходимое количество бензина для советских самолетов, занимавшихся спасением незадачливой экспедиции итальянца Нобиле. Экспедиция отправилась к полюсу на дирижабле с большой шумихой, но окончилась бесславно. Не пролетев и половины расстояния над льдами полярного моря, дирижабль ударился о лед и разбился, а экипаж спасли советские корабли, самолеты и ...собаки.

Наконец, наши северные остроухие лайки перевезли горючее и для тех советских самолетов, которые по просьбе американского правительства были направлены правительством СССР на розыски пропавших американских летчиков Борланда и Эйльсона. Американцы совершали полярный перелет, но перелет, организованный не столько с научными, сколько с рекламными целями, в интересах наживы, был плохо подготовлен и окончился катастрофой – самолет упал, летчики погибли. Тела погибших удалось найти советским людям под глубоким покровом снега лишь благодаря тому, что их зачуял вожак одной из упряжек.

Во всех этих операциях, как и во многих других, ярко проявилось наше уменье комбинировать технические средства с такими простейшими, как собачья упряжка.

Собаки были в экспедициях Роберта Пири, капитана Скотта, Шекльтона и многих других.

Поистине трагическая участь постигла собак Амундсена, которые сопровождали знаменитого норвежца в его путешествии к Южному полюсу. В пути они везли поклажу – снаряжение, провиант и... постепенно сами превращались в провиант. Амундсен убивал их одну за другой, чтобы их мясом накормить остальных. Последняя собака была застрелена на самом полюсе.

Он добивался успеха ценой гибели четвероногих друзей и это входило в его планы завоевания полюса. Недаром на банкете, устроенном в его честь после прибытия с полюса экспедиции, он произнес тост: «За собак! За собак, которые помогли мне покорить полюс!»

Неужели такой же печальный конец ожидал и собаку четырех смельчаков, высадившихся под алым государственным флагом Союза ССР в центре Северного полярного бассейна?

Нет, совсем нет! Советским полярным путешественникам не было нужды прибегать к столь жестокому средству для одержания победы над непокорной стихией Севера. К их услугам была могущественная советская техника, прежде всего самолеты, а потом, когда экспедиция возвращалась на родную землю, мощные ледокольные суда, пароходы. С помощью этой техники они были обеспечены всем необходимым на все время дрейфа, а собака была нужна им как друг, как товарищ.

_____

«Мысль прихватить с собой еще одного участника будущей зимовки, – рассказывал начальник экспедиции И. Д. Папанин, по имени которого и всех участников этого исторического дрейфа скоро стали звать «папанинцами», – появилась у нас еще тогда, когда мы только начинали готовиться к перелету на Северный полюс. Речь шла о собаке. Четвероногий компаньон отнюдь не намечался для выполнения тяжелых работ; точно также не собирались мы и эксплоатировать его в упряжке; да и что возьмешь с одной собаки? Хотелось иметь просто лишнего товарища с хорошим характером, всегда готового развлечь, развеселить нас.

Еще одно серьезное, вернее, даже самое главное обстоятельство руководило нами. Нужно было заполучить такого участника зимовки, который был бы в состоянии нести круглосуточную вахту. Не очень-то верилось утверждению о том, что в высоких широтах животный мир до крайности беден. Мы не сомневались, что придется встретиться с парой-другой медведей. Обзавестись для такого случая зорким сторожем не мешало.

Выбор пал на черную лайку по кличке «Веселый». Она сразу привлекла нас своим ласковым характером, резвостью, приветливостью...».

Веселый был урожденным жителем Севера; впервые глаза его увидели свет дня на острове Рудольфа, далеко за Полярным кругом, где советское правительство содержало постоянную большую зимовку с метеорологической и радиостанцией, ежедневно передававшей в эфир сводку погоды. Многие поколения предков Веселого были ездовыми собаками; так же, как они, он мог круглосуточно находиться на открытом воздухе при сильном морозе, спать в снежной лунке, свернувшись в комочек, питаться однообразной пищей, и потому условия жизни на полюсе не должны были показаться ему чрезмерно суровыми. Предполагалось, что по окончании зимовки на полюсе Веселый вернется обратно на остров Рудольфа, однако судьба собаки сложилась, иначе...

Веселый очень скоро привязался к Ивану Дмитриевичу Папанину, а потом и к остальным членам экспедиции. Он повсюду ходил за ними, а они постоянно угощали его лакомством. То дадут сушеной рыбы – юколы, то сунут кусок колбасы... На острове экспедиция выжидала летной погоды.

Наконец, был получен благоприятный прогноз погоды, настал день отлета. И тут собаку ждала первая крупная неожиданность. Ее друзья сели в один самолет, а Веселого схватили и бесцеремонно засунули в другой. Металлическая дверца со звоном захлопнулась, и Веселый обнаружил себя среди груды различных мешков, ящиков и тюков, которые везли на полюс. Жалобно повизгивая, пес попробовал поскрести дверцу лапой, но из этого ничего не вышло. Машина загудела, затряслась, потом встряхивание прекратилось, и Веселый оказался в воздухе.

Самолет летел все дальше и дальше, держа курс прямо туда, куда указывала стрелка компаса, а Веселый сидел запертый в этой летучей клетке и ничего не знал. Не знал, куда его везут и зачем, не знал, что никогда больше не увидит родной остров...

Машину вел суровый и неразговорчивый летчик Мазурук. Случилось так, что из-за сильной облачности и низкого тумана Мазурук пролетел над местом посадки и сел по другую сторону полюса, в американском секторе Арктики. Взлететь сразу не удалось, и несколько дней собака провела в обществе молчаливого командира воздушного корабля и его помощников.

Папанинцы беспокоились о своем пятом товарище.

– Как Веселый? – запрашивал по радио Папанин.

– Веселый чувствует себя превосходно, – отвечал Мазурук.

И действительно, пес не унывал. Он перезнакомился с членами экипажа везшего его самолета; день он торчал на льду, а на ночь забирался в самолет. Летчики кормили его, забавлялись его прыжками, на которые Веселый был большой мастер.

Через несколько дней Мазурук вновь поднял стальную птицу в воздух и опустил ее точно в предназначенном месте, где уже находились другие самолеты экспедиции. Все пятеро участников будущей зимовки снова соединились.

Все шло хорошо до того момента, когда настало время самолетам возвращаться на Большую землю. Веселый быстро освоился на льдине, да она тогда и мало чем напоминала безжизненную пустыню закованного в ледяной панцырь полярного моря. На льду выросла большая палатка с надписью «Северный полюс», похожая издали на домик; поодаль установили ветряк, с помощью которого должны были заряжаться аккумуляторы, питавшие током рацию; в другом краю площадки оборудовали ледяной склад. Возник целый поселок, – это там, где еще никогда не ступала нога человека.

Люди хлопотали круглосуточно, не зная отдыха и сна, стараясь как можно лучше благоустроить зимовку, чтобы папанинцы ни в чем не испытывали неудобства. Среди людей, мешаясь, попадая под ноги, с лаем носился шумный, озорной Веселый.

Но когда наступила минута расставанья, Веселый заволновался. Люди садятся в самолеты, а его не берут. Прощальные поцелуи, объятия. Кто-то шутливо трясет собаке лапу, приговаривая: «Ну, счастливо оставаться, Веселый! Смотри, будь молодцом!» Собака не понимала слов, но инстинкт говорил ей, что происходит что-то важное, необычайное, имеющее значение для всей ее жизни.

И тут нервы собаки не выдержали – Веселый закатил «истерику», как говорил потом Папанин. С отчаянным визгом Веселый бросался от одного человека к другому, попытался забраться в самолет, но его оттуда выдворили; однако он не угомонился, только отпустили – снова кинулся туда... Оставят! Забудут! Чтобы он не попал под крутящиеся винты машин, Ивану Дмитриевичу пришлось удерживать его за ошейник. Но и находясь в руках Папанина, пес продолжал рваться и визжать. Он успокоился лишь тогда, когда улетели все самолеты и пес убедился, что остался на льдине не один. С этого момента все его внимание целиком сосредоточилось на четырех зимовщиках, с которыми отныне была тесно связана его жизнь.

_____

Начались будни зимовки. Спустилась бесконечно-длинная полярная ночь; заунывно запела полярная вьюга; только радио связывало лагерь зимовщиков со всем остальным миром, с Родиной.

Казалось, все вокруг застыло в мертвой неподвижности; в действительности льдина, на которой расположилась станция, дрейфовала, медленно передвигалась к югу.

Четверо отважных непрерывно вели научные наблюдения; этим были заполнены все дни. Иногда, захватив ружье, Иван Дмитриевич в сопровождении Веселого отправлялся на разведки вокруг станции, с каждым разом увеличивая радиус прогулок.

Первое время Веселый отдавал предпочтение Папанину, который являлся для него как бы главным хозяином, но потом, постепенно, пес стал делить свою привязанность поровну между всеми.

Родившийся и выросший на Крайнем Севере, не знающий других климатических условий, кроме тех, какие существуют за полярным кругом, Веселый превосходно перенес долгую полярную ночь; не смутило его и северное сияние, порой игравшее в вышине всеми цветами радуги. Иногда Веселый задавал «концерт»: когда всходила луна, он забирался на какой-нибудь высокий торос поблизости от лагеря и целыми часами лаял на нее... Неизвестно, что он хотел выразить этим. Впрочем, это особенность всех собак Севера – лаять на луну. Не отсюда ли возникло и их название – лайки?

Веселый резко менялся, начиная проявлять сильное беспокойство, доходившее порой до острого возбуждения, когда происходили очередная подвижка и сжатие льдов. Воздух наполнялся грохотом и треском; торосившиеся льды громоздились друг на друга; там, где еще вчера было ровное место, неожиданно возникала ледяная гора с острыми выступающими зубцами; при неверном, призрачном свете луны вся местность вокруг приобретала фантастический вид. В такие ночи беспокоился не один Веселый: не спали все зимовщики.

На случай каких-либо непредвиденных осложнений (ведь не надо забывать, что под ногами зимовщиков была многокилометровая морская глубина, от которой их отделял лишь слой льда) Папанин часть запасов переложил на удобные сани-нарты, тщательно упаковал их, и нарты всегда стояли готовые к тому, чтобы их потащили в сторону.

Большую заботу зимовщиков представляло поддержание в порядке ледяного поля, послужившего аэродромом. Предполагалось, что обратно отсюда они улетят тоже на самолетах. Поле покрывалось ропаками – мелким острым льдом; приходилось их счищать. Для этой работы приспособили и Веселого. Его впрягли в небольшие санки, санки загружали обломками льда, и он отвозил его на край поля.

Ни разу зимовщики не пожалели, что взяли с собой собаку. Напротив, она скрашивала их однообразное житье-бытье, развлекала, приносила практическую пользу. Они крепко сжились со своим четвероногим товарищем, у каждого из них он занял какое-то место в сердце, и не случайно в дневниках у всех четверых можно найти строки, посвященные Веселому.

_____

Из дневника начальника экспедиции И. Д. Папанина. 4 июля 1937 года.

«Заметил, что «Веселый» слишком часто бегает к моему холодильнику. Оказывается, он добрался до мяса. Пришлось все подходы как следует забить льдом.»

5 октября.

«Везде трещины, началось сжатие льда. Он так трещит, как будто грузчики с высокого штабеля сбрасывают доски. «Веселому» эти звуки не нравятся, он лает.»

Из дневника Ширшова. Конец декабря 1937 года.

«Утром начали очередную гидрологическую станцию. Небольшой «аврал» всех четырех, и к одиннадцати часам над вновь пробитой лункой в одном километре от нашего жилья была сооружена гидрологическая палатка.

Это – «пролог» к станции. Затем начинается промер глубины. По правде говоря, это скучное занятие при морозе в тридцать градусов. Сначала идет возня с обмерзшей, забитой снегом лебедкой. Потом наступает три часа томительного ожидания; когда же, наконец, груз достигнет дна океана! В влажной от пота рубашке стоять неподвижно на морозе не очень приятно!

Глубина – 3.500 метров! Зову всех, за исключением, конечно, «Веселого», который систематически увиливает от всех авральных и неавральных работ...»

Начало февраля 1938 года.

«Женя (Е. Федоров один из участников экспедиции. – Б. Р.) вышел из дома. Почти тотчас мы услышали его крик и отчаянный лай «Веселого». Иван Дмитриевич, схватив винтовку, выскочил из снежного домика. Мы – за ним. В двадцати метрах, освещенные луной, шли три медведя. Грохот винтовочных выстрелов и рев медведей. Через несколько минут трофеи нашей охоты – три белых медведя – лежали на краю льдины».

_____

Нет, Веселому не была уготована печальная участь собак Амундсена. Станция «Северный полюс», основанная советскими полярниками, совсем не нуждалась в собачьем мясе; напротив она была снабжена всем необходимым в таком изобилии (да еще к этому добавлялись трофеи охоты), что Веселому не только не грозила безвременная гибель, а он даже основательно отъелся на жирных харчах. В известном смысле это могло служить отражением того благополучия, которое было на льдине, – благополучия, созданного для своих отважных сыновей могучей и щедрой Родиной, насколько это вообще возможно было создать в тех условиях, в каких происходил дрейф.

О вольготной жизни собаки на плавающей льдине в таких местах, где до этого никогда не бывало ни одного домашнего животного, подробно рассказал в своем дневнике Федоров:

«Веселый», – писал он, – это действительно веселая и добродушная собака. На льдине она всегда находилась в самом приятном расположении духа. Вечно кувыркалась, барахталась, лаяла и отзывалась на все наши оклики.

Питался «Веселый» преимущественно тухлым мясом, запас которого, к слову говоря, у нас был большой. По дороге на полюс нам на арктических продовольственных базах подкидывали то поросенка, то телятины, то еще чего-нибудь в этом роде. А на полюсе, к вашему удивлению, оказалось настолько «жарко», что почти все мясо испортилось. Пища эта для нас не годилась, а «Веселому» пошла впрок. Подойдет он, бывало, к котлетам, те пахнут. Он их трясет, трясет, повертит, повертит и, наконец, съест. В конце концов, «Веселый» раздобрел и стал ленивым. Раньше, бывало, он на всех лаял, даже на луну. А потом обленился, и когда раз к палатке подошли медведи, он даже не пошевелился Пришлось его толкнуть ногой и сказать:

– Довольно на боку валяться, иди, наконец, на работу!»

Еще более обстоятельное описание жизни «пятого зимовщика» в дни ледового дрейфа дал И. Д. Папанин – в статье, написанной специально о Веселом по просьбе редакции одной из крупнейших московских газет:

«Веселый» прекрасно выполнял обязанности сторожа. Помню случай, который произошел летом. Мы находились тогда на 88-м градусе северной широты. Во время дежурства Кренкеля на льдину пришли три медведя. «Веселый» был привязан к нартам. Мы ничего не замечали. Вдруг раздался яростный лай собаки. Эрнст схватил винтовку и выбежал из палатки. Появление гостей не вызвало у Кренкеля радости, и он открыл по ним стрельбу. Медведи быстро ретировались. Так «Веселый» спас в этот день нашу продовольственную базу. Не будь его на льдине, медведи преспокойно разломали бы нарты, банки с продовольствием.

Читатель с удивлением спросит, зачем понадобилось привязывать «Веселого» к нартам. Объясняется это причинами не совсем деликатного свойства. «Веселый» был уличен в воровстве. Произошло это следующим образом. Я спрятал наши запасы свежего мяса – телятину и свиную тушу – в пещере, вырубленной в айсберге. «Веселый» пронюхал, где помещается наш мясной склад, разыскал его, раскопал снег и стащил кусок мяса. Вот за этот проступок мы и наказали его.

Мы установили также, что «Веселый» занимался воровством продуктов даже из камбуза[33]33
  По-морскому кухня – камбуз.


[Закрыть] черной палатки. Не раз ползком на брюхе он прокрадывался к ящику с маслом и отгрызал изрядную порцию. Иногда мы ловили его за этим занятием сами, а иногда узнавали о краже но следам зубов, которые оставались на масле. Любопытно, что «Веселый» никогда не съедал целиком того, что ему давали, или того, что удалось своровать. Обычно половину съест, а другую спрячет. Выроет ямку в крепком снегу и сложит туда свои запасы. Даже тогда, когда я долго не показывался из палатки и пес испытывал голод, он все-таки не трогал своих пищевых резервов. Очевидно, пес понимал, что находится на льду, где мало ли что может случиться. Поэтому и решил создать себе базу, подобную нашей. «Веселый» в этом отношении держал себя. как песец, который никогда не съедает своей добычи целиком, а обязательно половину оставляет про запас.

«Веселый» всегда жил на улице. Теплая природная шуба полярной лайки отлично грела. И только в очень сильную пургу он, не выдержав, просился к нам в палатку, давая об этом знать визгом. Мы впускали его в тамбур, где он устраивался довольно уютно.

В дни больших праздников мы брали «Веселого» в палатку. Он садился рядом с нашим импровизированным столом, и каждый считал своим долгом угостить его жареной сосиской или другим деликатесом. Поужинав, пес ложился на теплые, сухие дрова к дремал. Мы давали ему насладиться сном и некоторое время да трогали его. Но, когда приходило время укладываться спать, я говорил «Веселому».

– Голубчик, бал кончился. Отправляйся охранять наш мирный труд.

«Веселый» не протестовал. Он как бы понимал, что обязан трудиться за тот сытный стол, который получал на Северном полюсе, и уходил из палатки».

_____

Близился конец пребывания отважной четверки на льдине. Увлекаемый подводными течениями, их пловучий остров продолжал неуклонно спускаться к югу и уже прошел сотни километров. По мере продвижения на юг, повышалась температура воздуха, изменялось и поведение океана. Льдину сжимало, обламывало, она уменьшалась в размерах день ото дня. Уже давно не стало ледового аэродрома, на поддержание которого в «пригодном для эксплоатации виде» папанинцы потратили столько усилий, заставив приобщиться к этой работе и Веселого. Впрочем, надобность в аэродроме отпала. Было совершенно очевидно, что снимать папанинцев с льдины будут уже не самолеты, а мощные морские суда, пригодные для плавания среди льдов. И действительно, советские корабли шли навстречу дрейфующей станции, чтобы снять с нее зимовщиков со всем их снаряжением и накопленными за девять месяцев материалами научных наблюдений.

Вскоре настал день, когда вдали, еще отделенные от лагеря папанинцев мощными ледяными полями, показались корабли. С тревогой воспринял их появление Веселый.

«Всю ночь «Веселый» не мог успокоиться и лаял, – его беспокоили лучи прожектора, бегавшие по горизонту», —

отмечает в своем дневнике Ширшов.

Папанин:

«Веселый» вел себя ночью очень плохо. Как только в нашу сторону протягивался серебристый луч прожектора, пес начинал неистово лаять. Мои нервы были так возбуждены, что я не мог вынести этого яростного, доходившего до хрипоты, лая. Поймав «Веселого», я держал его между коленями, и он молчал. Но, как только я выпустил его, он убежал на соседнюю льдину и там, чувствуя себя в полной безопасности, опять начал лаять и лаял до тех пор, пока прожектор не погас».

_____

И вот исторический дрейф закончился. Корабли подошли к льдине. Толпа человек в сто высыпала на лед, чтобы приветствовать героических зимовщиков; каждому хотелось поскорей увидеть их, прижать к груди, расцеловать. С радостными возгласами, с криками «ура» толпа валила к зимовке; а навстречу спешили четверо папанинцев; впереди с веселым лаем бежал Веселый.

Но, не добежав шагов с полсотни, Веселый остановился, неожиданно повернулся и, поджав хвост, во всю прыть пустился в обратную сторону.

Бедный Веселый! За девять месяцев, проведенных на льдине, он совсем отвык от вида такого большого скопления людей, от шума, говора толпы. Все эти девять месяцев весь мир заключался для него в четырех человеках. Он знал только их; еще издали он узнавал длинную фигуру радиста Кренкеля, коротенькую, толстую – начальника зимовки Папанина, всегда бодрого, всегда веселого, катающегося, как шарик... И вдруг в этот мир, ограниченный инстинктами собаки, вторглось что-то новое, большое, неожиданное.

И Веселый струсил. В общей радостной суматохе не сразу обнаружилось, что Веселый убежал; он укрылся за дальними торосами, и только его черная, любопытная, и на этот раз – испуганная, мордочка с настороженно поставленными ушами выглядывала из-за острых выступов льда. Хватились Веселого – его нет. Стали искать, и, наконец, после долгих поисков нашли и с трудом водворили на корабль.

Пес выглядел несчастным. Привычный мир его куда-то исчез; вместо знакомой обстановки ледового простора – теснота пароходных помещений, непрерывное сотрясение от работающей машины, мельканье незнакомых людей, тысячи разных запахов...

Иван Дмитриевич пробовал успокаивать собаку, разговаривал с нею, шутил, трепал Веселого по загривку; пес на минуту оживлялся, но затем снова впадал в свое тревожно-подавленное состояние.

А когда все на пароходе успокоилось, когда все принадлежности зимовки были подняты на борт и спрятаны в трюме и корабль, вздрагивая от ритмичных ударов своего железного сердца, двинулся в обратный путь, а маленький обломок льдины, еще недавно называвшийся станцией «Северный полюс», стал медленно удаляться и постепенно исчез из глаз, – собака затосковала и вовсе... Жалкий, потерянный, бродил Веселый по пароходу, заходил в длинные коридоры, снова поднимался на палубу, при встрече с людьми вяло и нерешительно махал хвостом, и – нигде не находил себе места.

Медленно, тяжело осваивался Веселый с новой обстановкой, – куда труднее и дольше, чем он освоился на Северном полюсе! Только к концу плавания он сделался прежним Веселым.

Возник вопрос: куда девать собаку? Конечно, каждый из зимовщиков охотно взял бы Веселого к себе; но возьмет один – будет обидно другим, а содержать всем его невозможно.

Между тем не одних папанинцев волновала судьба Веселого. По радио непрерывно поступали запросы, как его здоровье, как он себя чувствует, как думают поступить с ним папанинцы. Собакой интересовались пионерские организации, кружки юных натуралистов и кружки по охране животных, школы, детские дома.

«Просим отдать нам Веселого», —

радировал Дворец пионеров Харькова.

«Отдайте Веселого нам», —

просили пионеры Ленинграда. Такие же просьбы поступали из Москвы, Тулы, Челябинска, Свердловска. Советские школьники горячо интересовались дальнейшей судьбой «пятого зимовщика», прося отдать им его, они обещали любить, заботиться о нем... Что делать?

«Тогда, – рассказывает И. Д. Папанин, – мы созвали совет четырех, чтобы решить на нем судьбу нашей лайки. Единодушно постановили: отдать «Веселого» в московский Зоопарк. Там есть юные биологи, которые будут за ним добросовестно присматривать. Там на «Веселого» смогут поглядеть тысячи взрослых и детей, интересующихся нашей зимовкой. Да и мы сумеем в любой момент навестить нашего четвероногого друга, участника дрейфующей экспедиции на льдине Северного полюса»...

Так и было сделано.

Остается добавить, что с первого дня Веселый сделался в зоопарке общим баловнем. Московские пионеры установили над ним свое шефство. Его ласкали, закармливали лакомствами. От охотников подружиться с лайкой не было отбоя. Каждый посетитель зоопарка считал своей непременной обязанностью навестить собаку папанинцев – первое домашнее животное, побывавшее на Северном полюсе, проведшее вместе с отважной четверкой советских людей на плавающей льдине девять долгих месяцев и благополучно вернувшееся на Большую землю – в Москву. Его живой, приветливый нрав, свойственный всем лайкам, создал ему много друзей среди завсегдатаев зоопарка.

Невольно вспоминались слова Папанина, которыми начальник станции «Северный полюс» отметил один из трудных моментов зимовки, – благодарность и похвала «четвероногому компаньону»:

«Иной раз просто подойдет, заглянет в глаза, повиляет хвостом – и веселее на душе становится».

Недаром и назвали его – Веселый.