Текст книги "Рассказы о верном друге"

Автор книги: Борис Рябинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Он молчал. Молчал потому, что не знал, что ответить. Пожалуй, он впервые слышит, чтобы Лара произнесла такую длинную речь. Значит, и в самом деле очень хотят помочь ему. Слепой безмолвствует, потому что забота добровольных помощниц растрогала его.

Раздумье летчика они приняли за отказ. Пожимая плечами, Лара советуется глазами с подругами: как его убедить? Смотрите, какой гордый… А они думали, что он согласится сразу же.

Зазвенел голосок Тали:

– Это же совсем мало-премало, дядя Дима, по часу в день! Нет, верно! Мы хоть лучше научимся читать, а то мама всегда говорит, что я читаю без знаков препинания…

– Это ты так читаешь! А другие читают не так! – немедленно раздается возражение Лары, самолюбие которой не терпит никакой хулы.

– Ну и пусть! Ну и пусть! Как умею, так и читаю! – Девочки, перестаньте! – пытается остановить их одна из подруг, делая страшные глаза. – Не спорьте хоть здесь-то!

На лице слепого появляется улыбка. Сейчас он забыл про свой тяжелый поход в город. Они отвлекли его от грустных мыслей.

– А родители не забранятся? Вы с ними говорили?

– Нет, нет, дядя Дима, не беспокойтесь! Что вы! Конечно, говорили!…

– Ну что же, коли вам так хочется… – медленно произносит он. – Чур, потом на меня не пенять, не я заставил, сами захотели…

– Конечно, сами! Конечно, сами, дядя Дима! Что вы! Кто это будет пенять? – И Лара оглядывается, ища ту негодницу, которая осмелится подвести их в таком важном деле.

– Ну хорошо, хорошо…

А это еще кто? Кто-то бесцеремонно толкает слепого в бок, затем летчик ощущает горячее дыхание на своей щеке, влажное прикосновение… Типтоп! И он тоже тут! Типтоша… Летчик треплет собаку по голове, царапает за ушами, похлопывает по курчавой спине. Любишь ласку, приятель? Ну что ж, получай, получай. Совсем стал взрослый пес, не видали, когда вырос!

Переглядываясь, девочки уходят довольные, торопясь одна за другой бесшумно шмыгнуть в дверь, без стука, без скрипа закрыть ее за собой. Ведь это еще не все. Ведь он еще не все знает…

* * *

– Ляжь! Говорят тебе: ляжь! Встань только! Попробуй!

Это Таля дрессирует Типтопа.

– Я что тебе сказала? Только встань! Только встань! Вот я тебе дам – узнаешь, как не слушаться! Сказала, ляжь! Ты потрясающе глупый, Типтоп!

– Во-первых, не ляжь, а ляг. А во-вторых, так собаке не говорят, пора бы знать, – ядовито поправляет появившаяся Лара. – Ходишь, ходишь в кружок, а толку… А это что у тебя?

В руках у Тали голик.

– Он меня не слушается…

– Нечего сказать, хорошо же вы знаете русский язык, – слышится возмущенный голос матери, до ушей которой донесся весь этот диалог. Мать девочек – учительница, и коверканье родного языка в ее глазах – величайшее преступление. – И где только набрались таких слов: «ляжь»… Типтоп сделает правильно, если не будет слушаться вас. Нужно сказать «ложись» или «лежать»… как там у вас по собаководческим правилам?

– Лежать, – без тени смущения отзывается Таля. Ей все нипочем. Зато Лара сконфужена: «профессор», отличница – и вдруг тоже не знала, как скомандовать собаке!

– Я ведь говорила, что «лежать»… – пытается она поправиться после времени.

– Когда говорила? Когда говорила? Мама, не верь ей, ничего она не говорила! Ага, ага, попалась!

Девочки теперь каждый день поочередно занимаются дрессировкой Типтопа. У них даже график составлен, висит на стене рядом с расписанием уроков. С утра теперь раздается (Таля ходит в школу во вторую смену):

– Держи! Возьми палку в рот! Пока не возьмешь – не отпущу! Я кому сказала?

Скажем прямо: дрессировщика хорошего из нее не получится. И потому успехов у Типтопа пока что почти никаких. Только и научился что лапу давать, и то лишь тогда, когда захочет выклянчить лакомый кусочек, а так, даром, не заставишь, хоть убей.

Все пошло по-другому, когда за дело взялась Лара.

– Дай апорт! – командует Таля.

– Да не «дай апорт», а просто «дай», – поправляет Лара. – «Апорт», по-твоему, что значит?

– Возьми.

– А у тебя что получается? Дай возьми… поняла?

– Поняла.

И в кружке, в клубе служебного собаководства, так же говорили. Но вот у Ларки как-то все держится в голове, а у Тали – вылетает.

Сегодня у сестер состоялся генеральный совет. Если Типтопа учить только дома, многому не научишь. А они должны обучить его очень сложным вещам. Завтра воскресенье, они свободны от уроков, и обе отправляются на дрессировочную площадку.

…Шум, гам, собачий лай, вой… Вероятно, такой вы представляли себе дрессировочную площадку? Вот и ошиблись. Таля думала так же и тоже ошиблась. Для того и дрессировочная площадка, чтобы приучить собак не грызться без толку, не бросаться друг на друга и на всех прохожих без разбора, а вести себя достойно, как и пристало породистой собаке.

Оказывается, совсем не так просто: взял и сказал – и собака все поняла и сделала. Хочешь научить собаку – прежде научись сам. Да; дело не в том, чтобы знать в точности все команды и не кричать вместо «лежать» – «ляг» или еще что-нибудь в этом роде. Чтоб научить чему-либо полезному собаку, нужно раньше поработать над собой: не махать попусту руками, не кричать, не суетиться, не путать животное бесконечными возгласами и разговорами – словом, строже к себе, товарищ дрессировщик, строже! Тогда и дрессировка быстро пойдет на лад.

Легко сказать: не махать руками, не суетиться, – а если у вас от рождения вечный зуд в ногах, руки сами делают то, о чем не думает голова, а язык так и торопится, точно пулемет, выпалить все слова, какие знаешь?

В общем, занятия на площадке проходили приблизительно в таком порядке: то, что говорил клубный инструктор-дрессировщик, запоминалось основательно Ларой, Лара «дрессировала» Талю, и только после этого доходил черед Типтопа.

Польза была самая несомненная не только для собаки, но в первую очередь для самих девочек; а когда они твердо усвоили главную заповедь дрессировки – быть требовательными прежде всего к себе, – тогда это начало быстро сказываться и на их рыжем дружке Типтопе.

– Потрясающе интересно! – возвратившись с площадки, каждый раз восторженно провозглашала теперь Таля.

Интересно отметить: Таля и уроки стала готовить более аккуратно. Раньше – все тетрадки разбросаны: как заниматься, так искать; теперь все сложено стопкой в углу на столике. Перестала загибать уголки в учебниках, а закладывает ленточкой.

Отец и мать предупредили: «Если будешь небрежно относиться к урокам, запретим заниматься с Типтопом». И что вы думаете? Стала учиться на одни четверки. С пятерками еще не получается; но уверяет, что непременно будут и пятерки.

А в воскресенье с утра – на дрессировочную площадку. У кого воскресенье – отдых, а у них, у Лары с Талей, – работа. Типтоп уже привык, ждет. Сам подставляет шею под ошейник, затем пулей из дверей, на улице его берут на поводок, и все трое важно шествуют в другой конец города.

Чему это учат Типтопа? Кто не знает, ни за что не поймет. На морду надели какую-то кожаную штуку, мешающую нормально видеть. Ходишь и натыкаешься на все предметы; а бегать – уж и не вздумай. Поневоле научишься осторожности при ходьбе, будешь размеривать каждый шаг. Сперва Типтоп пытался сбросить эту помеху, потом смирился.

Сняли ее – так впрягли в какие-то оглобли, которые задевают за стены строений, за деревья и кусты. Чтобы они не толкали тебя всякий раз, приходится выдерживать расстояние между собой и ими…

Трудная наука для собаки. Трудная, а ничего не поделаешь, приходится осиливать, раз заставляют.

Зато выполнишь, как требуется, – получаешь лакомый кусочек: мясцо или сахар. Типтоп – ам! – и готов выполнять еще.

– А ты знаешь, папа, – сказала как-то Таля отцу, – Типтоп различает красный и зеленый цвет…

– Что он у вас, в шоферы готовится? – пошутил отец.

– Вы там, чего доброго, скоро его и разговаривать научите, – заметила мать. – Смотрите только, учите правильно…

– Ну, разговаривать он никогда не научится, – возразила Лара, – а понимать может многое.

Лара считает себя уже без пяти минут специалисткой по служебному собаководству и настоящей активисткой ДОСААФ – Добровольного общества содействия армии, авиации и флоту. Оттого у нее и такой авторитетный тон. А уж спорить с ней лучше не связываться. Так посмотрит презрительно, так подожмет губы, что поневоле замолчишь.

«Вот зазнайка!» – думает иногда про нее Таля, но при случае сама не прочь похвалиться, какая умная у нее сестра.

– Интересно, много ли у вас там таких азартных?

– Много, много, папочка! – с жаром отвечает Таля. – Там и мальчики занимаются!

– Да ну-у? – с притворным изумлением протянул отец. – И все делают то же самое, что и вы?

– Ну да!

– И вовсе не все то же самое, – поправляет Лара. – Мальчишки больше увлекаются стрелковым спортом, мотоциклетным.

Ну да, конечно, Лара же не признает мальчишек. Она считает, что от них только шум, драки, сплошное беспокойство, что от них не жди чуткого отношения… Лара умалчивает, что успехом дрессировки Типтопа горячо интересуются не только девочки, но и вся мужская половина их школы и кружка. Всех волнует участь слепого дяди Димы, а также то, насколько удастся сестрам осуществить свой замысел. Какой замысел? Пожалуй, пока мы умолчим о нем. Ведь неизвестно, в самом деле, как еще получится у девочек, хотя труда они не жалеют и желания сделать все хорошо хоть отбавляй.

У них даже много новых слов появилось в лексиконе: «условный рефлекс», «отработать», «внешний раздражитель», «среда» (не день – среда, а то, что окружает нас: и воздух, и люди, и природа…). Когда в школе по программе проходили теорию Павлова (правда, пока проходила ее только старшеклассница Лара), никто не проявлял к ней особого интереса; как начали заниматься в кружке, только тот и разговор: рефлексы, рефлексы…

– А как ты считаешь, – лукаво спрашивает Талю отец, – прибирать тетрадки – это не относится к числу условных рефлексов?…

Типтопу тоже прививают нужные рефлексы.

* * *

– Дядя Дима! Дядя Дима! Рассудительную, всегда выдержанную Лару нельзя узнать. Она так возбуждена, обрадована… – Что случилось, девочка?

– Дядя Дима! Я вам принесла… я вам принесла… – Она торопливо развертывает что-то, шурша бумагой, и кладет перед летчиком на стол. – Это такой прибор… он придуман специально для… – Лара чуть заметно запинается, однако вовремя находит нужные слова: – …для тех, у кого повреждено зрение.

– Что же это за прибор?

– Он позволяет чертить!

– Чертить?

– Да.

– А ну-ка дай…

Чертить… неужели? О, если бы это действительно оказалось так! Подготовка к экзаменам уже началась: ежедневно девочки, сменяя одна другую, читают ему учебники, помогая осваивать науки, которые необходимо знать для поступления в институт. Память у него отличная, запоминает он все хорошо. Но ведь будущему инженеру необходимо владеть рейсфедером и чертежным карандашом, – кто сможет помочь ему в этом?

А ну-ка, про что она толкует?

Плоская коробочка… похоже на готовальню… Руки слепого быстро исследуют ее. Внутри – набор инструментов: планшет, пластинка… кажется, из целлулоида… Как этим пользоваться?

Лара торопливо объясняет:

– У нас в классе у одного мальчика папа преподает в школе для слепых детей… – Сейчас она решилась произнести это слово – «слепых», поскольку в данный момент оно не относилось прямо к дяде Диме. – И он… папа этого мальчика… сконструировал прибор. У кого еще сохранился хотя бы один процент зрения… ну, хотя бы совсем-совсем немного!… тот может с помощью этого прибора вычертить любой чертеж… Понимаете, дядя Дима? Он… этот мальчик… знает про вас… мы говорили ему, что вы собираетесь учиться в строительном институте… и он принес нам такой прибор… для вас… вот!

Кажется, Лара переменила свое мнение о мальчиках.

– Как им пользоваться? – нетерпеливо спрашивает летчик.

– Тут только надо электрическую лампочку… сейчас… – Оказывается, у нее с собой и лампочка с длинным шнуром и штепсельной вилкой на конце. Лара втыкает вилку в розетку на стене, разматывая шнур, чтобы подтянуть к столу. – Видите, дядя Дима?

Свет лампочки, если поднести близко к глазам, он видит – будто тусклое маслянистое пятно; но чертеж, линии… как это может быть?

– Вот видите, дядя Дима, – продолжает Лара, забывая в увлечении своей ролью, что обращается к слепцу. – Вот видите… Планшет – он прозрачный. А на пластинке – мастика. Она не пачкает, не бойтесь! Проведите по ней рейсфедером… А теперь я подсвечу снизу лампочкой… видите? Ну! Видите?

– Вижу!!! – вдруг вскричал летчик. – Вижу! Погоди, девочка, не торопи… Дай всмотреться!…

Он боялся поверить себе, боялся ошибиться. Вот эта линия, что он нанес на пластинку; она рельефная – можно ощутить пальцем. И ее же он видит… да, да, видит! Некая светящаяся черта возникла у него в мозгу… неужели это она? Похоже, как будто на циферблате светящихся часов…

А если он проведет еще одну черту, перекрещивающуюся с первой? Видит! Получился угол… А если еще одну? Треугольник… Видит!!!

– Откуда ты взяла это, девочка?

– Да я же рассказывала вам: папа одного мальчика… – Да, да, помню! Не повторяй! Слушай, ведь это же великое изобретение! И как просто! Все гениальное – просто! Теперь я могу чертить! Неужели могу? Хочешь, я нарисую самолет, истребитель, на котором я летал?

И он действительно начертил контур самолета, распластавшего в полете свои крылья.

– Нет, лучше это… – И медленно, еще неуверенно, но все же довольно точно, он нарисовал – именно нарисовал – угловатые прямоугольные буквы, сложившиеся в слово «П-Р-О-Е-К-Т».

Проект! Вот с чего начнется его новая – вторая! – жизнь.

Лара, раскрасневшись от удовольствия, блестящими глазами следила за его рукой, водившей по волшебной пластинке. Кажется, так бы и повела сама, помогла… Сюда, сюда, дядя Дима! вот так! еще одна черточка!… Вот и получилось! Ведь, правда, получилось?

Внезапно спохватилась: где эта ветрогонка Талька? Сейчас как раз бы подходящий момент сказать все! Ведь так и условились… Вечно опаздывает. Учи, учи ее – все без толку! Опять, наверное, заслушалась радио у кого-нибудь под окном! Как услышит музыку – не оторвешь. Стоит, наверно, и приплясывает… балерина!

В сущности, Лара даже горда, что ее сестричка станет со временем балериной; но как же не поворчать? На то и старшая сестра! Тем более, сегодня такой день… И, заслышав наконец быстрые легкие шаги в саду, грозно-нетерпеливо окликнула:

– Виталина! Тебя сколько можно ждать?!

Таля явилась запыхавшаяся. Она бежала чуть не всю дорогу – зря сердится Лариса. Типтоп вприпрыжку спешил рядом с нею.

– Здравствуйте, дядя Дима.

– Здравствуй, Таля.

– Дядя Дима, – сказала Лара. – Мы вам еще один подарок приготовили…

– Подарок? Какой подарок? – отозвался слепой, не вникая в смысл ее слов и с детским увлечением продолжая чиркать по пластинке. Так приятно было это делать: чертить, стирать и чертить вновь и видеть, как линии то появляются, то исчезают…

– А вот…

Таля подвела к нему Типтопа. А причем тут Тип-топ? Летчик машинально провел рукой по спине собаки; рука наткнулась на какой-то предмет. Будто дуга на шее у лошади, только в миниатюре.

– Что это?

– Шлейка. Возьмитесь за нее.

Он взялся за шлейку, похожую на дужку от ведра, но стоящую торчком и потому более удобную для схватывания, обтянутую кожей, чтоб не холодило руку. Вот из-за этой штуковины и задержалась Таля. Пришлось заказывать ее специально мастеру; а ему все некогда да некогда… еле выходили!

– А теперь идите.

Летчик не сразу понял, чего хотят от него девочки.

– Почему – идите?

– Типтоп поведет вас.

– Куда поведет?

– Куда хотите. Хотите – он найдет вам дверь.

– Ну, дверь я и без него найду, – с горечью усмехнулся летчик.

– Тогда он поведет вас по улице…

– По улице?…

На лице летчика сначала отразилось недоумение, затем мучительное раздумье. Поведет по улице… Тип-топ поведет… Что значит это?

– Что ты хочешь этим сказать? – пробормотал слепой, обращая свое смятение к старшей, к Ларе, но, как все слепые, почти не поворачивая головы, только вслушиваясь.

– Он собака-поводырь, – опережая сестру, отчеканила Таля. – Мы его выучили. Теперь он всегда будет водить вас.

– Всегда? Как же всегда? – Слепой понимал и не понимал. – Это же ваша собака…

– Он ваш! – хором воскликнули сестры. – Мы и взяли его для вас!

И они наперебой принялись рассказывать ему, спеша выложить столь долго и тщательно скрываемую тайну: как сговорились между собой вырастить и выучить для дяди Димы собаку-поводыря, как ради этого записались в кружок юных собаководов и взяли маленького эрдельчика; и родители одобрили их намерение… Летчик слушал с возрастающим волнением.

– Вы?… для меня?

Пот выступил у него на лбу. Вынул платок – отер; стал засовывать в карман и уронил. Типтоп сейчас же поднял платок и ткнул носом в колени. Девочки немедленно подсказали:

– Вы скажите: «дай».

– Дай.

Отдал… Ах ты, умница!

– Ну, пойдем…

Пошли. Дверь была закрыта, Типтоп поскреб ее лапой. Спустились по лестнице, прошлись по двору. Тип-топ держал себя совсем как разумное существо: именно вел, а не просто шагал рядом. Перед спуском с лестницы он остановился; огибая угол дома, соблюл расстояние, чтоб нельзя было наткнуться.

С каждым шагом летчик ощущал все большую опору в шлейке, которую сжимала его левая рука. Казалось, шлейка была живая: на ходу мерно покачивалась, когда надо остановиться – толкала руку назад, когда двинуться вперед – тянула за собой.

Завернули и тем же порядком обратно. Девочки с напряженными лицами безмолвно следовали позади.

– А теперь что?

Дядя Дима все еще не мог опомниться от неожиданности и беспомощно поводил вокруг себя незрячими глазами в очках.

Они подскочили враз обе:

– А теперь пойдем гулять! На улицу! На улицу, дядя Дима!

– Да, да, на улицу, – заторопился он, но, почувствовав внезапную дрожь в ногах, вынужден был опуститься в кресло.

– Мы только переоденемся. Мы сейчас! – сказала Лара.

– Сегодня же воскресенье, праздник! – добавила Таля.

И они испарились, давая тем самым ему перевести дух; лишь дробный перестук двух пар башмаков разнесся по дому. Следом ринулся и Типтоп: пес еще не знал, что отныне у него другой хозяин.

Пускай. Летчик проводил его с улыбкой. Пускай. Не сразу. Привыкнет постепенно. Небось, еще скучать будет. Хотя – живут рядом, так что мало-помалу все обойдется.

Тип-топ, тип-топ… Слепой всячески любовно смаковал эти два слога, прислушиваясь к топанью собачьих лап за перегородкой. Даже сделал движение пальцами по столу: тип-топ, тип-топ, переставляя их как ножки циркуля. Вот так сюрприз ожидал его сегодня, вот так сюрприз!… Слабость в ногах проходила, и его уже самого неудержимо тянуло на улицу.

Все шло по плану, намеченному девочками. Сперва, в виде пробы, небольшая практика по двору; после – более дальняя и сложная прогулка, в город. Одновременно это испытание и для Типтопа. Одно дело – ходить с девочками, только изображающими, что они нуждаются в помощи поводыря, и совсем другое – с настоящим слепым, в гуще городского движения, среди шума и толкотни. Сказать откровенно, обе ожидали этого дня с тревожным нетерпением, и сейчас у обеих беспокойно колотилось сердце. Ведь это экзамен и для них: как они справились с дрессировкой собаки… Вспомнить – смех один, как было вначале; а сколько ссорились, пока пришли к полному единодушию! Настоящее воспитание характера – и для них, и для пса… Ну, держись, Типтоп, покажи, на что ты способен! Да, смотри, не подведи, мохнатый поводырь!

– Мы готовы! – донеслось из-за стенки.

Слепой встал, застегнул пуговицы кителя, пробежав по ним пальцами сверху донизу, надел фуражку и громко позвал:

– Типтоп, ко мне!

Улица.

Они идут двумя группами: впереди летчик, правой рукой опираясь на палку, левой сжимая подергивающуюся шлейку, которую деловито несет на себе Типтоп, позади – девочки в ярких праздничных платьях, будто два цветка, постепенно отставая чуть-чуть, чтобы не отвлекать Типтопа, не мешать ему выполнять свои обязанности.

Очутившись среди людского потока, слепой вновь ощутил растерянность, близкую к боязни, которая тяжким грузом давила его, как только он оказывался среди уличной толкотни и шума. Но он заставил себя не волноваться. Спокойно, спокойно. Он же не один, теперь с ним есть надежный друг, который ведет его. И стоило только внушить себе эту мысль, нервное напряжение сразу стало ослабевать, высохли взмокшие ладони, рука уже не так стискивала шлейку. Ох, и тяжело учиться ходить заново!

Перекресток. Равномерное покачивание шлейки прекратилось, она толкнула руку – слепой остановился. Он уже начинает привыкать к этому безмолвному и незаметному со стороны разговору, и ноги сами немедля исполняют диктуемое шлейкой. Скоро выработается полный автоматизм, что и требуется для ходьбы вдвоем.

Стоят. Мимо несется поток автомобилей, слышится шуршанье шин по асфальту, короткие взвизги тормозов. Пес терпеливо ждет, поводя носом вправо-влево. Можно подумать, что он понимает красный сигнал светофора или взмахи руки постового милиционера. А почему бы и не знать? Конечно, знает. Он все знает, что положено собаке-поводырю.

Шлейка дрогнула, потянула вперед. Путь свободен. Вместе с толпою они переходят улицу. Девочки сзади подталкивают друг друга локтями. Хорошо, хорошо, Типтоп! Молодец, рыженький!

– Дядя Дима! – догоняя, окликает Лара. – Поедемте на трамвае!

В самом деле, улица уже не проблема. На улице Типтоп ориентируется превосходно. Сам отвернет, чтобы не столкнуться с встречными пешеходами, сам остановится, когда надо. Ведет так искусно, что не оступишься, не нужна и «третья нога» – палка.

Они садятся в трамвай: Типтоп со своим спутником с передней площадки, девочки – с задней. Впрыгнув в вагон, Типтоп сразу подводит слепого к одной из скамеек. Она занята, сидит какой-то паренек; Типтоп бесцеремонно толкает его носом: освободи! Паренек с недоумением посмотрел на собаку, потом поднял взгляд выше, понял и тотчас уступил место. Летчик сел.

Девочки и здесь держатся в отдалении. Пусть Типтоп делает все самостоятельно.

А куда они едут? Слепой молчит, не спрашивает; ни звука, разумеется, не издает и Типтоп. Взоры всех пассажиров устремлены на него; многие доброжелательно улыбаются. Типтоп невозмутим. Сел и сидит рядышком у ног хозяина, карие глаза умно поблескивают, передние мохнатые лапы составлены вместе, как два карандашика.

– Остановка Парк культуры! Следующая – институт! – слышен голос кондукторши.

Значит, они едут в направлении института. Приятно. Типтоп вскочил и потыкался носом, давая понять, что пора продвигаться к двери. Слепой принял это за случайность: просто, наверное, надоело сидеть собаке. Он не знал, что девочки специально тренировали собаку по этому маршруту.

У института вышли, походили по скверу. Приятно, приятно. С лица слепого не сходила улыбка. Потом тем же порядком: он с Типтопом с передней площадки, Таля и Лара с задней – сели в другой трамвай, идущий в обратном направлении.

Трамвай шел до дому. Пожалуй, на сегодня хватит. Летчик немного устал. Он чувствовал себя вполне удовлетворенным.

– Садовая! – возглашает кондукторша. Их остановка, выходить.

Типтоп вскакивает, подставляя шлейку своему хозяину, ждет, когда тот возьмется за нее, и уверенно направляется к выходу. Все расступаются, пропуская их вперед.

Милый, дорогой пес, он знает все! Понимает даже остановки. Вот уж истинно, только не говорит!

– Потрясающе… правда? – шепнула Таля сестре. Та молча кивнула головой.

Вот и знакомая калитка, откуда начался их сегодняшний поход. Слепой замедлил шаг, остановился, принуждая сделать то же и Типтопа, который потянул было уже в калитку.

Подошли сияющие девочки. Экзамен выдержан. Спасибо, Типтопушка, спасибо, дорогая собачка!

– Ну как, дядя Дима, вы довольны?

Доволен ли он? Наивный вопрос… Он счастлив, счастлив безмерно, – впервые после стольких дней страдания и неверия в собственные силы и возможности. Вот кто будет отныне его неразлучным другом, его глазами: Типтоп.

Волнение с минуту не давало ему говорить. И вдруг он подхватил собаку на руки, сгреб в охапку обеих девочек и, прижав к себе, закружился с ними, приговаривая:

– Милые вы мои, хорошие!… Да что же это, а? Неужели и вправду?… Вот спасибо-то вам, вот спасибо!…

Прохожие с удивлением смотрели на эту сцену. Конечно, никто не понимал причины столь бурного веселья, но каждый догадывался: случилось что-то хорошее, радостное.

* * *

…Может быть, вам приходилось встречать на улице мужчину с Золотой звездой на груди, в полувоенном костюме, какой носят многие служившие в армии, не желая и в гражданской жизни расставаться с полюбившейся им формой, которой гордится каждый советский человек. Прямой, строгий, он идет уверенно, с высоко поднятой головой; и если бы не густые дымчатые очки, закрывающие глаза, да характерная неподвижность в лице, вы, пожалуй, и не догадались бы, что перед вами слепой. В одной руке он несет сверток чертежей, другая держится за металлическую шлейку-дужку рыжей короткохвостой курчавой собаки, деловито семенящей рядом. Они очень уверенно пересекают улицу, выдерживая все правила уличного движения, забираются в подошедший трамвай. Маршрут их большей частью один и тот же: до строительного института и обратно.

Если бы вам удалось заглянуть в чертежи, вы прочитали бы там два слова, которые сказали бы вам все: «Дипломный проект».

Вчерашний летчик-истребитель, кавалер многих орденов и завтрашний инженер-архитектор Дмитрий Алексеевич Трубицын успешно оканчивает институт. Недалек день, когда по его проекту построят красивое здание. Он снова идет в высоту!