Текст книги "Медики шутят, пока молчит сирена"
Автор книги: Борис Горобец
Жанры:
Прочий юмор
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Народнi усмiшки, 1969. С. 97, 122, 135, 173.
[Закрыть]
Як же менi знати, скiлки менi год? Як родивсь, то без пам’ятi був, як pic, то розуму не мав, а як вже до розуму дiйшов, то тодi б то й лiчити, так багацько лiт спливло.
* * *
Якось Петро говорить Миколi:
– Поїдемо до мене в село.
– Та я не хочу.
– Чому?
– Та у вас горiлку примушують питии.
– А ты на зло не пий!
– Та, бачиш, я зла нiкому не хочу робить.
* * *
– Боже мiй, що його робить? Жiнка недужна.
– Оце! Що ж там таке?
– Та чорти його батька знають, що воно й за пошесть: спить без просипу, а їсть без пощади.
* * *
Один хлоп мав сина та дав його до лiкарської школи в мiсто. Вернувся син на село, а отец питає:
– Ну, що там, сину, чи вмиєш по-латиньски? (А вiн тодi саме накладав фipy гною.)
– Та чому нi? – каже син.
– А як ся називае по-латиньски гнiй?
– Гноятус! – каже син.
– А вила?
– Вилатус!
– А вiз?
– Возатус!
– Ув! – каже старий. – Пєкно < прекрасно> тя вивчили! Вiдтепер будеш братии вилатус, а ними гноятус та вйо на возатус!
* * *
У вагони чоловик питає в жiнки:
– А що, Христе, добре тoбi там сидiти?
– Добре.
– А чи не холодно?
– Hi, не турбуйся.
– А чи не дме там з вiкна?
– Анiтрiшки.
– Ну, то пусти мене туди, а сама сiдай на моє мiсце.
Глава 3
Юмористические истории, шутки, парадоксы
Жизнь прекрасна.
Если не вспоминать прошедшее.
И не думать о будущем.
Фольклор
Еще раз об академике В. Н. Виноградове (1882–1964)
А. И. Воробьев: «Виноградов – это выдающийся советский терапевт, который ввел активное ведение инфаркта миокарда, может быть, одним из первых в мире. Он ввел режим реабилитации, он отменил постельный режим. Ведь как было до этого? Вот лежит с инфарктом начальник 4-го Управления, хороший мой знакомый, он старше меня, конечно, лет на 40 или 30 < П. И. Егоров>. Лежит на улице Грановского ночью, засопел, поворачивается. Медсестра ему: „Петр Иванович, нельзя поворачиваться!“ Вот, как вели инфаркт. Он лежал на спине, при этом еще надо было выжить. Виноградов это убрал, ввел активное ведение больных с инфарктом миокарда. Виноградов ввел экстренную госпитализацию при инфаркте, до него считалось, что если тебя инфаркт захватил в постели дома, лежи дома. А он ввел транспортировку и антикоагулянты, и, конечно, физкультуру. Он первый ввел бронхоскопию и гастроскопию. И мы лазили тогда прямой трубой в желудок. Вот, кто такой Виноградов! То, что я рассказываю, имеет же колоссальную историю во всей нашей интеллектуальной жизни по инфаркту. А мне говорят: „Ох, и грубиян был!“ Черт бы вас побрал, вы попробуйте не грубить. Я вспоминаю рассказ Кассирского. Он кого-то обложил, на него обиделись, а он им говорит, что было дело: Шаляпин побил палкой хористов. Его вызвали на общественный суд. Он говорит:
– Виноват, но они фальшиво пели.
– Ну, Федор Иванович, из-за того, что не та нота?…
– Для вас это – не та нота, а для меня это – вся жизнь, моя вся жизнь в этих нотах. И я фальшивого пения не переношу, могу ударить.
Ну, для кого-то важно, что Шаляпин ударил, а для кого-то, что Шаляпин – гений. Как совместить? <…> Это зависит от точки зрения. Для кого-то Виноградов хам, а для кого-то великий терапевт. Петр Первый дрался палкой. Он бил Меньшикова, но Меньшиков – первый в России генералиссимус».
Академик Андрей Воробьев… 2010. С. 733
А. И. Воробьев: как Тамма и Сахарова направили на «Объект»«Ну, вот такие бывали дела. Вчера Ванников – нарком, а потом он – на Лубянке. Ему бьют морду и объясняют, что он – г… <…> А летом 1941 г. вдруг посадили в машину и привезли в Кремль. Сталин спрашивает:
– Вы слышали, что война началась?
– Нет, товарищ Сталин.
– А что же Вы делаете?
– В тюрьме сижу.
– Нашел время сидеть! Идите, принимайте наркомат боеприпасов! <…>
Проходит 7 лет, Ванников вызывает к себе двух научных сотрудников.
– Игорь Евгеньевич, Андрей Дмитриевич, вот надо ехать на объект.
А объект – это закрытый город. Арзамас-16.
– Ну, знаете, у нас дети, жены…
– Але, да, слушаю. Да. Они у меня сидят. Но вот говорят, что у них дети, жены. Хорошо, Лаврентий Павлович, хорошо…
– Вы знаете, товарищи, вот звонил Лаврентий Павлович, он очень рекомендовал вам согласиться поехать на объект.
Это были будущие нобелевские лауреаты, правда, за разные работы. Один – Игорь Евгеньевич Тамм, академик, руководитель теоретического отдела ФИАНа, а другой – его аспирант Андрей Дмитриевич Сахаров. Так они поехали на объект. И ничего особенного. А разговаривал с ними министр Б. Л. Ванников (1897–1962), который перед этим проделывал такие же кульбиты судьбы. Я, конечно, не призываю вас завидовать судьбе этих людей, и совсем не обязательно брать с этого пример. Но одно я вам должен сказать. Было время, когда дело считалось главным».
Там же. С. 142
УК 05-04-07«Я – английский и японский шпион»
А. И.: «Вы не ищите виновного, я признаюсь. Товарищ Вышинский со мной бы очень хорошо поработал, я бы все подписал – английский, японский шпион. Как один наш знакомый, его обвиняли в том, что он их всех шпион. Он говорит: „Правильно. Хирохито, император Японии, я его шпион, его мама с моей мамой училась в одном хедере“. Следователь все записывает, ему это до фени. Но попало к старшему: „Что ты, дурак, делаешь? Хедер – это еврейская школа“. Все равно расстреляли, это неважно».
Из архива А. И. Воробьева и Н. Е. Шкловского,
переданного ими Б. Г.
О Е. В. Гембицком (1919–1998) [6]6Из кн.: [Воспоминания современников…. 2003]. Гембицкий Евгений Владиславович – член-корр. АМН СССР, генерал-лейтенант, главный терапевт Министерства обороны СССР.
[Закрыть]
Профессор Ю. Ю. Бонитенко рассказывал о трех эпизодах.
Эпизод 1
Е. В. Гембицкий просит поставить диагноз пациентке только по пульсу:
Профессор Е. В.: Скажите хотя бы предположительно, о каком заболевании идет речь.
<…> Я удивился. Болезнь по пульсу – это что-то из древней восточной медицины. Стал пальпировать, как учили, на обеих руках. Справа пульс определялся отчетливо, а вот слева практически отсутствовал. Асимметрия определялась и на сонных артериях. <…> Ясно было, что речь идет о сосудистом заболевании, однако вряд ли врожденной окклюзии (не было атрофии конечности). В памяти всплыло название: «Болезнь отсутствия пульса».
– Неплохо, – сказал шеф, – а по автору не помните?
Я вспомнил: болезнь Такаясу.
– А кто такой Такаясу?
– Японец, – вырвалось у меня.
– Да уж не француз, – улыбнулся Е. В., – я спрашиваю, кто он по специальности.
– Офтальмолог (!)…
Ю. Ю. Бонитенко добавляет, что много лет спустя эта история имела странное продолжение. Его попросили проконсультировать мужа той самой пациентки. После расспроса стало ясно: классическая картина хронической абдоминальной ишемии в бассейне чревного ствола. Пальпируя пульс на лучевых артериях, он явно ощущал асимметрию. Конечно, это была не та самая редкая болезнь Такаясу, а атеросклероз, подтвержденный потом на операции. Однако любопытное редкое сочетание своеобразных сосудистых поражений у жены и мужа.
Эпизод 2
Однажды во время посещения кафедры военно-полевой терапии Военно-медицинской академии в Ленинграде Е. В. шел по коридору: генерал впереди, а офицеры чуть сзади. В коридоре стоял диван, на котором вальяжно расселся слушатель 3-го курса академии. Он никак не реагировал на появление группы во главе с генералом. «Пройдя мимо дивана, Е. В. вдруг повернулся и подошел к сидящему офицеру. „Здравствуйте! – сказал он, протягивая руку сидящему, и представился. – А как Вас зовут?“ Слушатель вскочил, его лицо налилось кровью. Е. В. задал несколько вопросов (о здоровье, учебе и т. д.), затем попрощался, и мы пошли дальше, а офицер, остолбенев, смотрел нам вслед. Е. В., кстати, не терпел разгильдяйства во всех его проявлениях…»
Эпизод 3
Идет госэкзамен по терапии. Председатель госкомиссии Е. В. Гембицкий задает одному из слушателей дополнительный вопрос: «Кого из видных советских терапевтов, работавших в Военно-медицинской академии, Вы назовете?» Слушатель называет несколько фамилий, затем задумывается и продолжает: «Есть еще один. Правда, он уже очень пожилой, не работает, с трудом передвигается». Все ждут, что прозвучит имя Николая Николаевича Савицкого, в то время, действительно, уже очень пожилого. «Слушатель поднимает глаза на председателя комиссии и произносит: „Его фамилия Гембицкий, а имя и отчество я, к сожалению, не помню“. В комнате секундное замешательство, а затем раздается громкий смех Евгения Владиславовича».
* * *
Доктор Г. А. Вселюбский рассказал историю о дифференциальной диагностике видов астмы. «Я впервые участвовал в клиническом разборе, проводимом Евгением Владиславовичем. <…> Я ожидал, что буду участником рутинной процедуры. Бодро доложил <…>. Е. В. благосклонно меня выслушал, уточнил клинические позиции и вдруг выстрелил: „Не могли бы Вы назвать мне 10 видов астматических состояний. Ну, хотя бы 9?…“ Я онемел, так как в голове гуляли в паре лишь „астма бронхиале и астма кардиале“. Профессор примирительно заметил: „Я чувствую, что Вы хотите мне ответить в пятницу“. Я тогда еще не знал, что на вопрос шефа мне удастся ответить лишь через полтора года. К пятнице я выяснил, что профессор Вогралик выделял 10 видов удушья, а профессор Брусиловский – 27, а вообще их существует более 50.
< В другом случае Е. В. сказал:> „Я так чувствую, что Вы хотите мне ответить во вторник…“ Но во вторник я не смог ответить на вопрос, сколько у человека селезенок, так как раньше был уверен, что одна…»
Г. А. Вселюбский вспоминал также о рафинированной речи Е. В. Гембицкого.
«Не пропускалась никакая неточность или небрежность. На корню обрубались сомнительные стилистические обороты, неологизмы и вульгаризмы. Не „кубики“, а миллилитры, не „5 грамм“, а „5 граммов“. [7]7
Строго говоря, именно так, потому что грамм мужского, а не женского рода. Однако в последние два десятилетия «женское употребление мужского рода» стало, увы, узаконенным, например: 100 гектар, а не гектаров. Но все еще полагается говорить: 100 метров, а не 100 метр. – Б. Г.
[Закрыть]Отсекались неясные междометия < „Э…э, Мм-э-э…“> и наивные фразы типа „По правде говоря….“ – „Говорить правду надо всегда!“»
* * *
Профессор В. В. Быстров рассказывал о необычайной пунктуальности Е. В. Гембицкого.
«Когда я впервые связался с Евгением Владиславовичем по телефону и обратился к нему: „Товарищ генерал-лейтенант!“, он сразу же предложил называть его по имени и отчеству и назначил точное время встречи: через день, в 9 часов 17 минут. Подойдя к кабинету Главного терапевта МО СССР за 15 минут до назначенного срока, я наблюдал, как много приходило и уходило из кабинета посетителей, сотрудников кафедры и госпиталя. Ровно в 9 часов 17 минут открылась дверь и Е. В. вышел, пожал мне руку и пригласил для беседы. <…>
Е. В. был очень ответственным человеком. Я не могу вспомнить ни единого случая его опоздания на занятия. В последние годы он добирался до кафедры на общественном транспорте и всегда приезжал заранее, чтобы вовремя войти в класс».
* * *
Доцент О. В. Фесенко подчеркнул, что «Евгений Владиславович никогда ничего не делал формально: вычитывал все диссертации, всегда писал рецензии сам, не допуская своей подписи на заранее подготовленных другими отзывах, получивших сегодня название „рыбы“».
Воспоминания…. 2003.
С. 33–45; 65–67; 73–75; 78
Из рассказов врача и писателя В. Л. Найдина (1938–2010) [8]8Владимир Львович Найдин – профессор медицины, заведующий отделением нейрореабилитации в Институте нейрохирургии им. Н. Н. Бурденко.
[Закрыть]
Об академике А. И. Арутюнове (1904–1975) [9]9
Александр Иванович Арутюнов – нейрохирург, директор Института нейрохирургии им. Бурденко (1964–1975).
[Закрыть]
А. И. Арутюнов встретился с Председателем Госкомитета по науке и технике СССР академиком В. А. Кириллиным и убедил его организовать в Институте нейрохирургии лабораторию по реабилитации, выделить для нее штаты и деньги.
«Александр Иванович говорит < Найдину>:
– Чудеса в решете! Теперь давай в Минздрав, толкай бумагу, дальше я помогу. Только условие: лабораторией заведовать будешь ты. Но евреев других к себе не бери, партийцы не пропустят.
– А армян можно? (у меня на примете Володя Бежанов был).
– Еще хуже, ни в коем случае! Они хитрецы. Надуют тебя.
Шутил, конечно».
Найдин, 2005. С. 173
1972 год. Посещение больного литературоведа М. М. Бахтина
«Меня привез мой друг Игорь Губерман, ерник, весельчак, начинающий тогда литератор. Встречает нас Леонтина Сергеевна Мелехова. <…> Она опекает Бахтина. „Входите. Михаил Михайлович ждет“. И вдруг мне Губерман: „Иди, старик, один. Я не пойду. Это же великий человек, зачем я ему?“ Вот тебе насмешник и весельчак. Штрих к портрету, однако. Выразительный штрих».
Там же. С. 187
Лифтер дядя Миша – консультант (сокращенный пересказ эпизода)
«Не то 40 лет, не то 60. Услужливый, хлопотливый такой мужичок. Но пьющий. Регулярно. После работы.
Как-то раз, – пишет В. Л. Найдин, – позвонила мне на работу женщина. Маленький сынишка, годика два, глотнул тормозной жидкости, неосторожно оставленной. Привезли в Морозовскую детскую больницу, хотят промывать. <…>
– Доктор, помогите, что делать?
– Я не по этой части, не знаю, дайте посоветоваться.
– А консультанта по отравлениям у вас нету?
– Консультанта? Пожалуй, есть! Перезвоните через 5 минут!
Владимир Львович вспомнил про дядю Мишу и помчался к лифту.
– Миша, если ребенок глотнул тормозную жидкость, что надо делать?
– Тормозуху? Какую, автомобильную или авиационную? Авиационную – это плохо, совсем плохо!
– Нет, автомобильную!
– Ну, тогда не страшно: сначала вырвет, потом понос, а как продрищется – сразу заснет. Спать будет долго, мешать не надо. Встанет здоровеньким.
– А домой забрать из больницы можно?
– Нужно.
В. Л. так в точности мамаше и пересказал. Она ответила, что ребенок успокоился, только животик болит. <…> На другой день звонит веселая, довольная.
– Какой у вас замечательный консультант. Все в точности так и было. Видно, опытный врач. Как мне его повидать? Поблагодарить хочу.
– Не беспокойтесь, я его сам поблагодарю, – отвечает Владимир Львович. – Он после дежурства ушел домой. Устал.
Так дядя Миша получил бутылку „Столичной“ за грамотный совет.
– Я такую водку только по большим праздникам пью, – сказал он.
Русский человек».
Найдин, 2005. С. 144
Вечный двигатель (сокращ. пересказ истории)
«Сегодня – воскресенье, и, следовательно, под вечер обязательно привезут „травму“. <…> Ее даже не привезли, а привели. <…> Он бойко семенил ногами, обутыми в спортивные тапочки, и что-то укоризненно говорил провожатым. <…> Оказалось, что они выпивали все вместе, потом подрались и сгоряча несильно ударили пожилого по голове пивной кружкой. <…> Он быстро с нами подружился, попросил звать его просто дядей Васей и не жалеть головы:
– Мажьте ее, глупую, йодом! Гуще! Шибче! Эх, как щиплет! Поддавай еще! Теперь промокай!»
В. Л. описывает, что при обработке ссадин и противостолбнячном уколе дядя Вася крякал, изображая удовольствие («Коли глубже! Так!») и потом был отпущен домой.
Но минут через 10 он вернулся. Шел он так же бодро, но руки вытянул вперед.
«Вот оказия какая! – радостно закричал дядя Вася. – Хотел домой напрямки попасть и на забор наткнулся. А на заборе колючая проволока. Руки-то и поцарапал. Ишь как кровит! Значит, я еще молодой, кровяной!»
Руки он поранил сильно, ранки обрабатывали и даже два шовчика наложили.
«Штопай их крепче, чтоб не развязались, – говорил дядя Вася, но уже немного морщился. Хмель начал проходить. Дяде Васе предложили переночевать в больнице. Тот – ни в какую! Домой надо. Жена Фрося ждет. Она всегда его ждет, а после получки особенно».
Когда врачи ушли в ординаторскую пить чай, то вдруг раздался резкий звонок в наружную дверь. Стали слушать, кого привезли, и услышали знакомый голос. «Дядя Вася был не такой радостный, как в первый раз, но еще ничего – вполне деятельный. Руки он теперь держал сзади и что-то ими прикрывал. Одна брючина была совершенно разорвана и из нее выглядывала худая окровавленная коленка. В общем, опять изранен, но совершенно непонятно, почему нога ободрана впереди, а остальное – сзади. Тут же все разъяснилось. Стремясь все так же напрямик быстрее к жене Фросе, дядя Вася полез через чужой забор и встретился с собакой, „несшей караульную службу“».
Сделали укол – теперь от бешенства. Он уже не крякал от восторга, а тихонько ойкал. <…> Ему опять предложили остаться в больнице: «Нет, я домой. Жене гостинец несу, – и вынул из брючного кармана две конфеты „Ласточка“, наполовину растаявшие. <…>
На дежурстве сон особый. Как будто ничего не слышишь, а все же чего-то ждешь. Звонок в дверь мы услышали сразу. <…> Потом раздались какие-то странные звуки – не то плач, не то кашель. Это плакал дядя Вася. Вид его был ужасен. <…> Оказывается, домой он почему-то добрался глубокой ночью (его еще где-то угощали). Крикнул в свое окошко: „Ау!“ и, не дождавшись радостного ответа, полез туда. Хотел „суприз“ жене сделать. <…> Но „суприза“ не получилось. Ефросинья не только не спала, но пребывала в ярости и, увидев в растворенном окне знакомую фигуру, закричала что-то наподобие: „Погибели на тебя нету! Душегуб окаянный!“. Вместе с последними словами в него полетела глубокая тарелка, пущенная чрезвычайно удачно и ловко – ребром вперед, как бумеранг». <…>
Найдин. 2005. С. 122–128
Комментарий Б. Г.
О цикличности алкогольных витков мне довелось как-то прочесть в московской газете.
1977 г., к сожалению, на вырезке не сохранилось ни названия газеты (скорее всего, это «ВМ»), ни номера и даты.
«В таком состоянии вам не до поездки», – сказали дружинники пассажиру с двумя чемоданами, безуспешно пытавшемуся выйти из вокзального помещения на перрон, чтобы сесть в поезд дальнего следования. Пассажир был до того пьян, что не держался на ногах. Пьяного отправили в вытрезвитель. Но на следующий день перед отходом того же поезда история повторилась. И лишь с третьей попытки гость уехал из Москвы. Вдогонку московские дружинники отправили по месту его работы в Воркуту сообщение о неблаговидном поведении в столице.
Странности больного Ландау (отрывки) [10]10
Рассказ на эту тему, включая комментарии проф. В. Л. Найдина, был напечатан в кн.: [Горобец Б. С. «Круг Ландау. Жизнь гения». 2008. С. 233…]. В ответ на мою просьбу о разрешении перепечатки столь обширного материала Владимир Львович дружелюбно улыбнулся, махнул рукой и сказал: «Да печатайте или цитируйте, сколько хотите. Я Вам полностью доверяю. Чем больше будет общий тираж, тем лучше». Разрешение в таком именно виде мной было помещено в кн. «Круг Ландау. Жизнь гения».
[Закрыть]
Вот некоторые описания поведения пациента, данные доктором В. Л. Найдиным в рассказе «Античные руины», а также в более подробном рассказе лично мне (Б. Г.).
* * *
«Сутяжничество – характерный синдром травмы головы. Он и стал сутяжничать. Некоторые окружающие трактовали это так: „Вот, в нем проснулась истина“. Да никакая не истина! Болезнь. И когда он потребовал вернуть какие-то деньги из Ленинской премии (а он получил ее поровну с Лифшицем), то это было настолько дико, что все были просто подавлены. Это был не их Ландау».
* * *
20.12.62. Визит старых друзей – Мусика К. < Каганова> и И. М. Лифшица. Обрадовался. Жаловался на боль в ноге. Много вспоминал, но все события – до 1959 года (типично для мозговой памяти). Сказал, что они тоже, по его мнению, постарели. По этому случаю вспомнил любимый анекдот: «Прыжок оленя» <…>. «Дочка выходит замуж, уезжает. Пишет маме: „Я так счастлива, муж очень внимательный и страстный – каждый вечер прыгает на меня со шкафа – прыжок оленя!“ Через несколько дней получает телеграмму от матери: „Срочно приезжай. Папа прыгнул со шкафа, сломал ногу“. Всему свое время».
* * *
«Сформировалась такая глобальная задача; что делать? – Пускать все на самотек, т. е. оставить все, как есть, какая психика у него будет, такая пусть и остается? А жена и некоторые близкие, которые готовы с этим мириться, пусть его обеспечивают. Или же попытаться вернуть его в прежнее русло? <…> Как тут быть? Ведь все эти интеллектуалы и умники, они же не будут заниматься „бытовухой“. Жизнь с больным – вещь тяжелая. И этот вопрос встал очень остро. Первым его обнажил Капица. Чрезвычайно умный человек. Я был вынужден ему рассказать о распре между Корой и Лифшицем. Я был на стороне Лифшица, потому что я считал, что эти обвинения несправедливы. Я видел, как он „ложился костьми“, чтобы спасти Дау. Тратил почти все свои деньги, только чтобы помочь этому человеку. А Капица вдруг сказал: „Ну, что я могу сказать? Он первый раз попал под машину, когда женился на Коре“. Вот его фраза. Доподлинная.
Однако Кора отвечала всем требованиям Льва Давидовича. Была его идеалом. Он же был с легким „приветом“ в этом плане. Жена должна быть блондинкой, очень красивой, и полной дурой. „Вот, посмотрите на Конкордию Терентьевну“, – он говорил. – „Почему Терентьевну, она же Тихоновна?“ – „Нет, она – Терентьевна. Но она себе придумала Тихоновну, потому что она дура“. Она слушала, смеялась».
* * *
«… Он помнил сам факт травмы. Он говорил: „Кажется, машину вел Судаков. Судак рыба безвредная“».
Комментарий Б. Г.
Странное заявление. И не потому, что судак – крупный хищник, и, значит, безвреден он уже на столе. А потому, что машину, по словам самого Ландау, кажется,вел Судаков. – Это уже намек на, возможно, другую версию автокатастрофы. В книге:
Б. С. Горобец, «Круг Ландау. Физика войны и мира» (2008, см. с. 198) подробно разбирается, со слов современников тех событий, версия, по которой машину в момент столкновения вела Вера Судакова, любовница Ландау, жена его аспиранта. Но к приезду милиции ее муж В. В. Судаков взял на себя вину за аварию. Этот сюжет был затем использован в кинофильме Э. Рязанова «Вокзал для двоих».
* * *
«Я бы еще напомнил знаменитую историю, как Ландау вступал в партию.
Как-то он сказал:
– У меня большие неприятности, Владимир Львович. Мне надо в партию вступать, потому что Хрущев, Микоян, все столько для меня сделали. Придется вступать. Это так неприятно, но вступать надо.
– Лев Давыдович, вы поправитесь, тогда и вступите.
– Нет, надо вступать непременно сейчас.
И вот в течение недель двух он сообщал всем приходящим, что у него неприятности: надо вступать в партию. Все понимали, что он еще неадекватен; Потом, наконец, в какой-то день я пришел рано утром к нему. Мы с ним позанимались, он и говорит:
– У меня новость. У меня хорошая новость.
– Что, нога не болит?
– Нет, выяснилось, что можно в партию не вступать.
– Почему?
– Я выяснил, что в партии состоит С., академик. С таким засранцем я в партии быть не могу.
И после этого он всем сообщал, что С. – такой-сякой, поэтому можно в партию не вступать. „Я чист перед Хрущевым“, – говорит он. Валял дурака отчасти, конечно. Он был очень умным человеком».
* * *
«Почему-то невзлюбил одного их моих руководителей. Был такой очень яркий человек – Александр Романович Лурия, знаменитый психолог, который написал капитальный труд „Травматическая афазия“. На больных, получивших травму, он описал все виды нарушения речи. И эта книга сейчас переведена на многие языки. Это основополагающий труд для нейропсихолога: анализ, лечение, варианты.
Он тоже занимался с Ландау. Я приходил иногда во время этих занятий. Но Ландау сразу начинал злиться. Не хотел с ним работать, говорил: „Он со мной разговаривает, как с дураком“.
А у того были такие тесты. Он рассказывал сказку про муравья и голубку. Муравей сделал то-то, голубка то-то. Почему муравей это сделал? На что Ландау коротко отвечал и отворачивался. И тот уходил. Этот же номер он проделывал с министром здравоохранения Б. В. Петровским. „О чем мне с ним говорить?“ – и тоже отворачивался. Он же был неадекватен».
* * *
Ландау: «Теоретическая физика – молодая наука. Нет, не в смысле молодости науки, а молодости самих физиков. Если до 35 лет ничего существенного не придумаешь, то после – подавно». Помолчал. Потом: «Я, пожалуй, приятное исключение». Заулыбался. – «Боюсь все-таки, что не смогу придумать что-нибудь нетривиальное. Например, когда Эйнштейн в старости написал работу вместе с Подольским, так эту вещь называли работой Подольского, так как все знали, что Подольский дурак…»
Найдин, 2005. С. 183–184
Портрет Зурабова [11]11
Михаил Зурабов – министр здравоохранения России в первые годы XXI века, личность однозначная с точки зрения многих врачей.
[Закрыть]
К В. Л. Найдину в палату зашла доктор, коллега. «Она глянула на портрет министра Зурабова (я его специально повесил, больных веселил).
– Взгляд стальной, брови чуть прихмурены, а улыбка такая ядовитая… Я рассмеялся. Она тоже».
Там же. С. 171
Обеденный перерыв плюс…
«Наша Антонина-реаниматолог была четко волчица. Оскалит зубы, отбросит сигаретку, вцепится в помирающего и, глядишь, вернет его из небытия. <…> Простое русское лицо. Привлекательное. Фигура замечательная. Держала форму. <…> У Антонины с директором были свои отношения. Она его несколько раз вытаскивала с того света после сокрушительных инфарктов – этого бича всех активных хирургов. <…> „Я у тебя, как у Христа за пазухой“, – говорил просветлевший директор. „Эх, не бывали Вы за моей пазухой, – отвечала Антонина. – Там еще лучше“. И смеялись оба. <…>
Однажды в середине рабочего дня она устроилась „отдохнуть“ в кабинете заведующего отделением. Тот был где-то в командировке. <…> К ней прилепился молодой симпатичный ординатор. Он приехал откуда-то из Сибири набираться хирургического опыта. <…> Вот он с Антониной и набирался. Но забыл запереть дверь.
В самый сокровенный момент дверь распахнулась и вошла одна гранд-дама. Зина. „Гранд“ – это только ростом, но не умом. Зато была еще и членом партийного комитета. <…> Так вот она и вошла в тот славный чертог, нарушив романтическое свидание. В ответ на возмущенный, даже ошеломленный возглас: „Что это значит?“ Антонина выглянула из-под сибиряка и хриплым от страсти голосом сообщила: „У меня обеденный перерыв, я тут е…сь и прошу закрыть за собой дверь!“ <…> Дама выскочила, как ошпаренная».
Найдин. 2008. С. И
Муха на потолке
«Во время медицинского конгресса английский докладчик начал свое выступление с показа одного-единственного слайда – беловатый мутный квадрат, а в середине лампа. Рядом – муха. На потолке. Известный всем плафон с лампочкой и мухой, который встречается в Лондоне и Вязьме, Нью-Йорке и Туле, в Мытищах и Ленинграде. <…> Докладчик молчал. <…> Все уставились на картинку, ждали продолжения или объяснения. <…> Прошла минута, потом две, в зале послышался ропот, вежливое недоумение, переглядывание… Потом – три минуты, четыре… Покашливание… Наконец, чутко уловив приближение „перебора“, лектор сказал: „Вы смотрите на эту картинку всего три минуты, и она уже вам надоела. Она примитивна и не несет никакой информации. Скучно и тоскливо. Но парализованный спинальный больной вынужден смотреть на этот пейзаж часами, днями, годами. До смерти. Каково ему? Разве так можно жить?“ Зал сочувственно зашумел…»
Там же. С. 91
Шахтерский член: от подъема до заката
«Нейрохирург Воля (Вольт) решил помочь спинальникам. Разбитая спина – это: парализованы и бесчувственны ноги, нарушено мочеиспускание и прочие интимные тазовые функции. <…> Он разослал спинальникам по всему Союзу опросник <…>. Один из респондентов так и ответил: „Верните мой стоячий член – без него я, как без рук!“ И Воля решил помочь. Не всем конкретно, но хотя бы некоторым, у кого травма не поразила нужный центр, а только его заблокировала. Мужчину укладывали на бочок и делали спинальную пункцию. <…> Медленно вводили коктейль из двух стимуляторов – стрихнина и прозерина. По „кубику“ того и другого. Затем мужика переворачивали на спину. Он глядел вниз и не верил своим глазам – член стоял, иногда чуть покачиваясь от длительного бездействия. Но это был только первый шаг. Немедленно приступали ко второму. Подгоняли машину „Скорой помощи“, запихивали туда страдальца на носилках, стараясь не ушибить об потолок стоячий член, и, включив сирену, мчали его домой. Там уже ждала не первый месяц тоскующая подруга. Строго по инструкции – он снизу, она сверху. „Прости меня, грешную“, – плевались и каялись целомудренные бабы. Но потом входили во вкус и смущенно замолкали. Только громко стонали и тихо вскрикивали. Об этом уж подробно рассказывали товарищам возрожденные мужчины. Ибо после трех-четырех таких сеансов рефлекс эрекции закреплялся, и древнейшее изобретение природы начинало вполне прилично „фурычить“.
Можете себе представить популярность Воли? <…> А где слава, там и завистники. Они, подлые, это роскошное мероприятие и загубили. Написали донос в обком партии. Мол, неприкрытый разврат с псевдонаучной подоплекой. Идеологическая диверсия. Использование служебной машины и расходование дефицитного бензина на внеплановые цели. В очереди даже слегка ссорились: „Я раньше тебя записался на е…лю! Твоя баба еще не прошла инструктаж, а моя прошла, мне Вольт Григорьевич так и сказал, хвалил ее“.
…Потянулись проверочные комиссии из райкомов-обкомов-горздравов. <…> Эту сексуальную лавочку прикрыли. А с нею развалили всю важную социальную структуру реабилитации инвалидов».
Найдин. 2008. С. 82
Перекос лица
«Это – вирусное заболевание, воспаление лицевого нерва. Вспотел, простыл, ветерок просквозил и… привет. Физиономия перекошена. На лице вообще сложная ситуация с этими мимическими мышцами. Они почти все парные и симметричные, но каждая тянет в свою сторону. С одинаковым усилием. Стоит хоть одной из них ослабеть, как ее напарница с другой стороны тут же утягивает лицо в свою сторону. Иногда тянет с такой силой, что аж нос поворачивается в этом направлении. <…> Засмеялся, закричал, разгневался – морду перетягивает вбок, аж страшно. <…> Постепенно больная мышца восстанавливается, набирает силу, но она все равно находится под гнетом здоровой нахалки-напарницы. А та до того привыкла тянуть одеяло на себя, что не дает выздоравливающей соседке даже пикнуть. Поэтому я придумал для Лауры < пациентки> такой прием: крепко прижать своими пальцами эту настырную здоровячку и дать сразу команду на движение ее больной сопернице – оскалить рот, улыбнуться, поморщить нос. Так она и поступила. И вдруг эта бедная затрюханная мышца после нескольких лет молчания дрогнула и сократилась. Полный восторг! <…> Лаура занималась специальной лечебной гимнастикой, научилась фиксировать пластырем мышцу-нахалку и добилась успеха. Лицо почти выровнялось. Вышла удачно замуж. Родила ребенка. Ее фотография-рисунок попала в мою монографию как пример правильной фиксации перетянутой мышцы».
Там же. С. 216
Мастер иглотерапии
«Специальность эта ненаучна и потому неповторима. Все зависит от личности специалиста, удачлив ли он, достаточно ли интуитивен, верит ли сам в этот способ. Каждый открывает сам свой сундучок секретов, способов, ошибок, а потом медленно набивает его своим и только своим опытом. Иногда успешным, а иногда – не очень. Интересное дело, мало предсказуемое…»
Владимир Львович пишет:
Я как-то спросил у Гаваа Лувсана (Леонид Николаевич, он так себя обозначил, сам-то он монгол): «Что же это получается: вы пишете толстые книжки по иглотерапии, обучаете по ним врачей, а когда лечите больных, то выбираете совсем другие точки и меридианы?» Он хитро прищурился: «А это, доктор, разные весьци: в книжках – наука, а у постели больного – искусство. А как их совместить – большой секрет! Долго надо уцицься!»
Я с ним познакомился во Всесоюзном научном центре хирургии. Тогда директором был академик Борис Васильевич Петровский. Он же «подрабатывал» министром здравоохранения (его любимая шутка). Он нашел где-то в Улан-Удэ этого никому не известного монгола и перевел его из маленького провинциального институтика в свой роскошный центр и под него открыл отдел рефлексотерапии. А поразил его Лувсан тем, что во время операции на легком провел анестезию одной длинной иглой. И проделал это так искусно, что дополнительного наркоза не потребовалось. Высший пилотаж! <…>