Текст книги "Куртизанки дорог (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

– Диночка, милая, я согласен, – сквозь смех еле говорил он, отсчитывая 10 тысяч. – Но зачем же так сердится, вот, пожалуйста, деньги. Бери, стану приносить день в день. Могу и раньше, как скажешь, родная.

Поведение Владимира обескуражило Диану. Чего-чего, но такого исхода она не ожидала никак и растерялась окончательно. Ее злость куда-то исчезла и она не знала, что делать дальше. Спросила глупо и боязливо:

– А наркотики, ты не станешь мне их больше колоть?

Владимир вдруг стал серьезным.

– Да, Диночка, не стану. Не только не стану, но и никому не позволю это сделать. Я уже с утра обзвонил всех, всем запретил давать тебе их.

– Я не верю, ты говоришь так, чтобы обмануть и снова сделать укол, – пролепетала беззащитно она. – Но я не позволю тебе это сделать, – силы возвращались к ней, но уже правда без злости. – Я теперь смогу расправиться с тобой, когда захочу.

– Вот и прекрасно, Диночка, прелесть ты моя, я весь в твоей власти. Я искал тебя сегодня. Ты знаешь зачем?

Она вначале удивленно покачала головой, но затем ответила с уверенной ехидцей:

– Известно… зачем…

– Да затем, – перебил ее Владимир, – чтобы сказать тебе, что я сволочь и вымолить у тебя прощенье. Что я был не прав, пытаясь посадить тебя на иглу. Ты сможешь меня простить, Диночка?

Он встал перед нею на колени и видел, как округлялись девичьи, ничего не понимающие глаза. «Какая она в сущности еще ребенок, тем более я ответственен за нее», – подумал он.

Ошарашенная Дина молчала. Она не знала, что говорить, верила и не верила одновременно. Слишком много горя причинил он, обманывал и врал, действовал хитростью и силой против ее воли. Недоумение, написанное на ее лице, отражалось болью в сердце Владимира, в сердце, которое до сих пор, в сущности, не знало сострадания. Любовь переворачивает человека, может сделать сильные стороны слабыми, а слабые сильными.

– Поверь мне, Диночка, поверь родная. Не просто так я говорю тебе эти слова. Сегодня впервые в жизни я полюбил, полюбил тебя, милая, – он подполз к ней ближе и положил голову на колени. – Я готов драться за тебя, бороться и никому не отдам, и не позволю обидеть. Я стану ждать, когда тебе исполнится 16 лет, вымаливать прощение и хочу, чтобы ты стала моей женой. Власти разрешают ранние браки в исключительных случаях – ты мне родишь сына. А пока я должен скрывать свою любовь от всех, иначе меня посадят за растление малолетних. Я виноват и готов отсидеть, если ты этого захочешь, но выйду из тюрьмы и приду к тебе, приду, чтобы стать твоим мужем.

Он замолчал, так и остался стоять на коленях, положив голову ей на бедра, обнимая обеими руками. Дина несколько раз пыталась прикоснуться к его голове, подносила руку ближе и отдергивала ее, не решаясь взъерошить волосы.

Амбициозно самоуверенный Владимир и не успевшая сформироваться женщина-девочка обсуждали трудную тему.

– Да-а, – протянула она медленно и замолчала на некоторое время. – Тебя есть за что посадить. – Дина усмехнулась и тяжело вздохнула. – Изнасиловать свою будущую жену может не каждый.

Владимир поднял голову и удивленно посмотрел на нее.

Дина открыла сумочку, убрала в нее деньги, которые все еще держала в руке, достала сигарету и закурила. Пуская дым, заговорила медленно вновь:

– Прошлый раз ты говорил, что я должна снимать презерватив сама. И, как ты помнишь, я сняла его, но вот куда бросить – не знала, бросила в сумочку. А сегодня, – она сделала паузу, затягиваясь дымом. – Я съездила на экспертизу и отдала эту резиночку. Но знаешь что, Вовочка, я не назвала твоего имени, сказала только, что смогу узнать насильника и хорошо запомнила его лицо. Ты меня сегодня удивляешь, Вовочка, но и я, наверное, ошарашила тебя не менее.

Владимир не испугался, как того ожидала Диана, его лицо, может быть, посерело немного, а глаза стали грустными, грустными и, как показалось ей, по собачьи верными.

– Я уже говорил, Дина, что виноват, но я люблю тебя и теперь в твоей власти – полюбить меня или посадить на нары.

– Но, ты не знаешь самого главного, милый, – она загадочно улыбнулась. – Меня изнасиловали еще четыре года назад и…

– Знаю, – перебил ее Владимир. – Это я тебя изнасиловал.

Владимир опустил голову.

– Да-а, видимо, ты говоришь правду, Вовочка. Эксперты сказали мне, что сперма идентична. Я была поражена страшно, удивлена и ошарашена, но месть не дала назвать твое имя, хотелось размазать тебя самой.

Владимир встал, ни говоря ни слова, ушел на кухню, вернулся с ножом и пистолетом, расстегнул рубашку до пояса, оголил грудь и встал на колени.

– Это газовый пистолет, но если его прижать плотно к груди – выстрел убьет человека. Твое право выбора – зарежь или застрели, – он протянул ей нож и пистолет. – Тебя не посадят, ты оборонялась.

– Дурак, – бросила испуганно Диана и встала с дивана. – После твоих слов у меня даже злости на тебя нет. Пойду я, мне нужно многое обдумать.

Она ушла, оставив Владимира стоять на коленях с ножом и пистолетом, ушла со своими думами…

Диана не знала, что делать дальше, злости действительно не было, о мести она и не помышляла. Понимала, что получается странно – он преступник и должен быть наказан, но наказывать не хотелось. Появилась злость на ментов – она, девочка, смогла найти насильника, а они, профессионалы, не смогли ни хрена. Чувство неудовлетворенности и раздражительности росло, внутри что-то сосало и она поняла, что наркотик дает о себе знать. Что делать, что делать? Мать почувствует ее состояние, начнет приставать с вопросами, станет еще хуже. «Надо уйти куда-нибудь на несколько дней пока не приду в себя», – решила Диана.

О Владимире думалось с трудом, она поверила ему еще там, у него в квартире. Сейчас злилась на все, на мелочи жизни, на него в том числе, но не на то преступление, которое он совершил. «Этот говнюк сделал это со мной – он пусть и расхлебывает кашу, – созрел окончательный вывод в ее голове. – А расквитаться всегда успею – с начала надо на ноги встать, окрепнуть хотя бы немного». Диана пошла на кухню.

– Мама, Ленку родители на дачу увозят сейчас дней на пять, можно мне с ними? Она приглашает, – врала напропалую Диана. Ее на дачу отвезли еще вчера и если мать отпустит, все будет прекрасно.

– Ну что ж, Дина, Лена девочка серьезная и я не против. Только что вот дать тебе с собой?

– Мама, ты же знаешь, что они с меня ничего не возьмут.

– Знаю, доченька, – вздохнула мать. – Может и мы когда-нибудь заживем в достатке…

Заживем, мама, обязательно заживем. С дачи приеду – на работу устроюсь, стану помогать тебе, вот и заживем нормально.

– Еще чего выдумала – в тринадцать то лет.

– А что, мама, на вид мне все 16 лет можно дать, так что все в порядке.

Мать махнула устало рукой.

– Иди, собирайся, горе мое.

Дина ушла в свою комнату, покидала в сумку немного одежды и нижнего белья, чмокнула мать в щеку и исчезла.

Владимир дверь не открыл, видимо собирал деньги на трассе. Ждать бы пришлось долго и она решила поискать его там. Спросила у стоящих на дороге девчонок.

«Был, козел, поехал дальше». Они махнули рукой в сторону следующей точки. Хотя точек здесь, как таковых, не было, девчонки появлялись везде. «Козел» – резануло по душе, Диана прошипела про себя: «За козла еще ответишь, сучка потасканная». Пошла вдоль дороги, но не по проезжей части, где обычно стояли соски, а по тротуару.

Шла и думала о своем. Детский мозг еще не мог переварить столько информации сразу. Эмоционально-психологическая его сторона отставала в развитии от неокрепшего разума, выплескивалась иногда через край или застывала совсем.

Через полчаса увидела машину Владимира, молча открыла дверцу и села без слов.

Ленчик, сидевший на переднем сиденье, обернулся и похабно бросил:

– Че, отсосать пришла?

– Заткнись, сука, – в ярости прошипел Владимир, хватая его за грудки, – И на всю жизнь запомни, что разговаривать с Дианой Сергеевной нужно вежливо, очень вежливо и корректно. Понял?

– Понял, – пожал плечами Ленчик, не понимая ничего на самом деле. – Извини, Дина.

– Ты ни хрена не понял, – сжал кулаки Владимир. – Я же сказал – Диана Сергеевна и на Вы, и всем передай. Понял?

– Теперь понял, извините Диана Сергеевна.

Владимир успокоился и посмотрел на Дину.

– Поговорить надо, специально тебя искала.

Владимир кивнул Ленчику, тот вышел из машины.

– Плохо мне, Вовочка… Матери сказала, что к Ленке на дачу уехала дней на пять, у тебя пожить хочу. Пустишь?

– Да что ты, родная, – он чуть не заплакал. – Считай, что у меня ничего своего нет – все твое и все для тебя.

– Тогда поехали. А пиво поможет?

– Поможет – улыбнулся Владимир. – Возьмем и пива, но у меня получше средство есть.

– Водка? – переспросила Дина.

– Нет, не водка, – засмеялся он. – Дома узнаешь.

Сигнал вернул Ленчика в салон, старенькая иномарка развернулась круто и погнала обратно. По пути взяли ящик пива, Ленчик занес его в дом. На пороге Владимир дал указание:

– Сашку с собой возьмешь и Славку, троим надежнее будет, завтра жду, как обычно, – отдал ключи от машины и захлопнул дверь.

– А зачем ключи то отдал? – спросила Диана.

– Да, наверное, ты права, завтра без машины пойдут.

– А ты?

– А я с тобой буду. В принципе давно хотел сам не ездить, есть на это силы. Пора заняться руководящей работой и расширением бизнеса. Как ты на это смотришь?

– Нормально. Но ты мне сначала пивка налей, а то что-то тошно совсем.

Владимир вытащил две кружки, налил по полной, выпил половину залпом и наблюдал, как медленно пьет Диана.

– Ты знаешь, Володя, злилась когда на тебя, порвать была готова – легче было. Видимо, злость помогала, забирала на себя часть абстиненции. Разозлил бы ты меня хоть что ли?

– Злить не стану, – пожал плечами он. – Но я тебе говорил, что у меня получше пива средство есть?

Она согласно кивнула.

– Тогда им и воспользуемся.

Владимир вытащил шприц, Диана подскочила, как ужаленная, закричала матюкаясь:

– Хрен тебе, Вовочка, козел вонючий. Зарежу падлу…

Она метнулась на кухню, выскочила обратно с ножиком, ударила сильно, пытаясь всадить его по самую рукоятку. Владимир перехватил ее запястье, сжал несильно и заговорил ласково:

– Ты же сама просила разозлить – в шприце и нет ничего, пустой он. Как же тебя иначе разозлишь: никак, наверное, – он улыбался широко и открыто, отпустил ее руку.

Диана выронила нож на пол, обняла Володю и заплакала на груди, приговаривала, всхлипывая:

– А я подумала – правда. Стояла бы насмерть… Прости за обидные слова.

– Что ты, милая, никому не позволю обижать тебя. Если это только не на пользу…

Они рассмеялись оба. Диана вытирала слезы.

– И правда полегчало, намного лучше стало. Ты говорил о каком-то средстве?..

– На ночь выпьешь таблетку. Это снотворное, ненаркотическое – без рецепта продают. Сможешь уснуть, а завтра и совсем лучше станет.

Диана присела на диван, потянула его за собой, прижалась к груди и почувствовала совсем другое волнение, прошептала тихо на ушко:

– Поласкай меня, Вовочка…

Солнце уперлось лучами в постель, наполняя комнату утренним светом, радостью и жизнью. Диана проснулась первой, лежа на его руке, посмотрела в окно и улыбнулась. День обещал быть хорошим, настроение прекрасное и внутри ничего не томилось, не поднывало сосущим желанием.

Она вспомнила, как иногда подглядывала за матерью в постели по малолетству, не понимая таинства общения с мужчиной. Улыбнулась – вот и она уже лежит на белых простынях, а он готов приносить продукты, кормить и ласкать. Настало ее время… Диана еще раз улыбнулась, захотелось помечтать немного.

Год придется жить порознь – мать не согласится на совместное проживание, но общаться с Владимиром она станет каждый день. Закончит девятый класс, поступит в техникум и уйдет от матери, тогда станет можно и не будет она спрашивать никого.

А месть? Вынашиваемая и яростная совсем недавно… Обстоятельства развалили ее на куски. Но они не растаяли и не растворились в ее доброте и девчоночьих чувствах, застряли кусочками в теле, что бы позже, когда придет время, сгруппироваться, ударить разом или исчезнуть совсем.

Диана прижалась к Владимиру, чувствуя родную теплоту тела, проникающую в душу и разливающуюся по каждой клеточке, заскользила рукой по его животу вниз, вбирая в ладонь хозяйство. Видела, как он, не открывая глаз, улыбнулся слегка, подвинулся тазом навстречу, вырастал и выпрямлялся, не умещаясь в ладони, проказник. Села сверху, охнула от удовольствия, запрокидывая назад голову, прикрыла веки и задвигалась не спеша, ощущая грудью слегка шероховатые ладони. Застонала, чувствуя фонтанчик внутри, сжала промежность, выжимая и впитывая последние соки, обессиленная упала на грудь, перебирая пересохшими губами его повлажневшую кожу. Полежала так с минутку, ни говоря ни слова, и ушла в ванную принимать душ.

Владимир остался лежать один, достал сигарету и закурил. Его молодой организм в свои 25 лет познал уже не один десяток женщин, но так хорошо не было ни с кем. Он затянулся дымом, выпуская его медленно, словно смакуя и глядя на причудливые сизо-белые формы, иногда разгоняя рукой близко нависшие клубки, слышал легкий шум журчания воды в ванной и думал о своем, вспоминая школьные годы.

Двенадцать лет назад еще так открыто не стояли на дорогах проститутки-соски, в основном работали на железнодорожных и аэровокзалах, большая часть мужского населения не узнавали безошибочно по внешнему облику, как сейчас, девушек древней профессии. Но и тогда существовали места сбора, где молодежь могла покурить, выпить, заняться сексом или «сварить» маковую соломку. Героина в чистом виде поступало совсем мало – в основном пользовались марихуаной и маковой соломкой. Крутили сушеные листья и стебли мака на мясорубке, вываривали в ацетоне, воняя на всю округу, и ширялись в вену.

На таком сборище присмотрела одна взрослая девица симпатичного тринадцатилетнего юнца, видимо захотелось ей чего-то необычного или еще не опробованного, и стал Владимир первый раз в жизни мужчиной – мальчиком, познавшим прелести секса. Долгое время он не понимал потом – почему она не дает ему второй раз, улыбается и отправляет к сверстницам, а те предпочитают более взрослых парней. Какое-то время общался он с двадцатилетними «старушками», пока не вошел в силу, не развился физически и не окреп. Но уже тогда стал понимать, что сила – есть сила. Но и везенье с покровительством значат очень многое в жизни.

Первая в жизни женщина намекнула о существовании Владимира своему любовнику – предводителю местной шпаны, лидеру небольшой группировки, смотрящему за околотком, и покатилась его жизнь чуть-чуть по-другому. Его увидели и заметили…

Владимир вспомнил прочитанные стихи:

 
В жизни, брат, никогда не узнаешь —
Кем ты будешь и что тебя ждет,
Но ты молод и страстно мечтаешь,
Что любовь к тебе с песней придет.
 
 
Вот сидишь в кабаке изнывая,
Смотришь – столик напротив стоит,
Дева юная, ножкой играя,
Твою душу до дна бередит.
 
 
«Познакомиться можно, позвольте
Вас на танец сейчас пригласить»…
«Да, конечно согласна, извольте,
Если будете в баксах платить».
 
 
Отшатнувшись от этой девицы,
Прошептал я хмельным языком,
Что такие вот разные «птицы»
Продают ведь Россию кругом.
 
 
Подошел к ней вдруг Жирный Боров
И обнявши за ляжку ее,
Прослюнявил: «Умерь свой норов,
Я поэтов купил давно».
 
 
Но не понял тот Жирный Боров,
Что поэта нельзя купить,
И уже заклеймен он позором,
Так и станет с позором жить.
 

Они запали ему в душу тем, что были непонятны и близки одновременно, с чем-то он соглашался и что-то отвергал. Начинались здорово, но заканчивались «бездарно». «Причем здесь продажа России? Жирный Боров – ишь ты как обозвал, сратый поэтишка… Купить его нельзя?.. Да кому ты нужен… больничную койку я тебе бесплатно бы обеспечил… и никакого позора! Старый, видимо, этот поэтишка, коммуняка неперестроившийся».

Владимир вздохнул и процитировал по памяти: «В жизни, брат, никогда не узнаешь – кем ты будешь, и что тебя ждет». Вот это – правильно и железно».

Скоро Диана выйдет из ванной – надо бы что-то пожрать приготовить. Он встал с постели, пошел на кухню. В холодильнике было чем поживиться. Достал копченую колбасу, икру минтая, жареное отбивное мясо, соленые огурцы с грибами, капусту, вареный картофель. Разогрел в микроволновке продукты, заварил чай – на скорую руку получилась неплохая хавка. Улыбнулся – есть чем покормить любимую.

– Ой! – воскликнула Диана, заходя на кухню. – И это ты все сам приготовил?

Владимир кивнул и улыбнулся.

– Поесть я люблю. Грибы, капусту и огурцы – мама солит, она недалеко здесь живет. А остальное – все сам.

Диана обняла его.

– Ладно, теперь я этим займусь. Но за продуктами ездить станем вместе – не собираюсь таскаться с сумками на общественном транспорте. Твое дело – увезти, привезти, все куплю сама.

Владимир обрадовался, на душе стало тепло и приятно от услышанных слов. Он приобнял ее.

– Садись, позавтракаем, планы обсудим заодно.

– Какие планы? – удивилась Диана.

– Обыкновенные, – он пожал плечами. – Чем эти дни заниматься станем. В театр сходим, на концерт, на природу или еще что…

Он даже сам удивился произнесенным словам – в театре никогда еще не был, концертов не посещал. В кино, правда, ходил. В Советское время.

Диана задумалась на секунду.

– Я бы дома побыла – не хочу никуда тащиться. Стану обеды варить, тебя ждать после работы. Завтра, бог даст хорошей погоды, на природу съездим – куда-нибудь на речку, подальше от толпы. Лето – позагорать и покупаться хочется. Как ты считаешь?

– Как скажешь, родная. Только официальных отпусков у меня нет, сама знаешь. Ленчик справиться без меня недельку, погода классная, так что давай, махнем прямо сейчас на речку. Я одно место знаю недалеко, километров 25 от города – туда никто не ездит, дороги нет, но можно по лесу объехать овраг, который пересекает путь. И мы на месте – залив, лес и нет никого. Красотища! – Он улыбнулся.

Диана встала со стула, подошла и обняла его сзади за плечи.

– Ладно, Вовочка, сейчас помою посуду, соберу все и поедем.

Владимир наблюдал и радовался, как сноровисто и быстро управляется Диана – перемыла тарелки, собрала с собой еду: мясо, колбасу, картошку, огурчики, хлеб. Налила питьевой воды в пустые пластиковые бутылки, бросила в сумку из холодильника пиво. Не забыла и покрывало, на котором им предстояло кушать и загорать. Пояснила по хозяйски:

– Сегодня так съездим, а завтра на рынок заедем, возьмем мясо на шашлыки. Ты не против?

– Нет, – засмеялся Владимир, – Ты мне лучше вот что скажи – где ты так научилась управляться?

Диана улыбнулась.

– Ты имеешь в виду мой возраст и неопытность? – И, заметив кивок головы, продолжила кратко: – Жизнь всему научит.

Диана ехала в машине и радовалась. Однообразная жизнь кончилась. Кончилась надоевшая, опостылевшая и безысходная нищета. Наверное, главное, чего она бы не пожелала никому. Остальное придет само собой – было бы здоровье.

Она оглядывала старенькую Тойоту Владимира и считала его крутым парнем. А он в это время думал тоже о машине – пора бы ее поменять, деньги, слава Богу, были.

Автомобиль остановился и Диана вышла. Место ей сразу понравилось. Лес отступал от берега залива на несколько десятков метров, образуя своеобразный полукруг – небольшую травинистую лужайку с песчаной окантовкой у самой воды. Залив врезался вглубь леса более чем на километр, а слева, уносясь вдаль, протекала красавица Ангара, стремясь побыстрее соединиться со своим Енисеем.

Диана ни разу не была на Байкале, но слышала легенду о седом и могучем старике Байкале, о его дочери, красавице Ангаре и ее любимом парне Енисее. Полюбили они друг друга, решили сбежать, превратившись в реки. Байкал рассвирепел, бросил вдогонку дочери огромную глыбу, но так и не смог остановить беглянку. Туристы часто смотрят на этот шаман-камень в Листвянке, как прозвали глыбу в народе, видна она хорошо при малой воде и скрывается от посторонних глаз, когда уменьшают сброс воды на Иркутской плотине.

Диана потянулась вверх руками, словно приветствуя и радуясь солнцу и всей природе, улыбнулась таинственной и манящей воде, подошла, потрогав ее рукой.

– Тепленькая, – произнесла ласково, зачерпывая воду в ладонь.

– Угу, – ответил Владимир, – в заливе она прогревается в верхних слоях, не то, что в самой Ангаре.

– А здесь глубоко?

– Не знаю, – пожал плечами он, – на середине дна шестом не достать. Но не думаю, что больше десяти метров будет, скорее всего – пять, шесть.

– А на Байкале?

– Точно не помню, что-то около двух километров.

– Так глубоко!? – удивилась Диана.

– Это же Байкал, Дина.

Она вытащила из машины покрывало, расстелила его на траве, сбросила платье, подставляя лучам свое молодое, еще незагорелое тело. Задумалась, вспоминая стихи о Байкале.

 
Едут из города к водам Байкала
Житель Иркутска и путник другой,
И эта большая толпа не устала
Каждое лето общаться с тобой.
 
 
Воды Байкала их душу согреют,
Смоют усталость, налет городской,
Мысли и чувства сразу добреют,
Политые солнцем в полуденный зной.
 
 
«Здравствуйте милые, други родные», -
Шепчет волна, набежавши на брег,
Чайки кружатся и горы крутые
Для вас сохранили слежавшийся снег.
 
 
И даже рыбы заждались в томленье,
Колется омуль большим плавником
И отдает он себя на съеденье
Людям, пришедшим на море с добром.
 
 
Щука, пытаясь от рук увернуться,
Шлепнув о тазик волшебным хвостом,
Смотришь – уже на столе золотится,
Дымится вкуснейшим копченым парком.
 
 
Где столько радости в городе пыльном,
Бодрость и свежесть, энергия, пыл?
Вы приезжайте на берег Байкала —
Хватит на много вам жизненных сил!
 

Задумалась на мгновенье, шепча про себя: «Где столько радости в городе пыльном, бодрость и свежесть, энергия, пыл? Вы приезжайте на берег Байкала – хватит на много вам жизненных сил! А я там ни разу и не была»…

– Что, что? – переспросил Владимир, заметив ее шевелящиеся губы.

– Ничего, – отмахнулась Дина, – щучки копченой захотелось…

– Да это запросто – завтра возьмем с собой лодку, коптилку, поймаем щуку и закоптим сами. Я умею.

– Здорово, здорово! – восхищенно закричала Диана, запрыгав от радости на месте.

Владимир залюбовался красивой и стройной, зрелой не по годам фигурой Дины, внутри вспыхнул огонь желания. Но он постарался подавить его. Пусть попрыгает, повеселится, секс подождет немного.

Как изменчива жизнь… Совсем недавно он хотел сделать ее элитной секс-рабыней, посадить на наркоту и получать сверхприбыль, а сегодня готов перегрызть глотку любому, кто позарится или обидит. Не понимал только одного до конца – почему она не посадила его и сейчас находится с ним? Самоуверенная амбициозность крутого парня мешала «раскинуть» мозгами.

Диана забрела немного в воду, присела на корточки и плюхнулась телом вперед. Вода перехватила дыхание и сразу же обласкала, освежила тело, поднимая и без того прекрасное настроение.

Владимир не заставил себя ждать, с разбега кидаясь в воду и поднимая кучу брызг, поплыл саженками к середине. Дина по-собачьи двинулась за ним, но вскоре вернулась ближе к берегу – так хорошо она плавать не умела. Он заметил и повернул обратно, на небольшой глубине они плескались, смеясь и осыпая друг друга веером брызг. Замерзли немного, Владимир вынес ее на руках на берег.

– А здесь точно никого не бывает? – спросила внезапно Дина.

– Никого, – уверенно ответил он. – Могут появиться на моторе, по воде. Мы услышим…

Диана, все еще неуверенно себя чувствуя, сняла купальник, отжала от воды и повесила на кустах. Легла на покрывало, зажмурив глаза и отдавая тело солнцу. Владимир тоже снял плавки, выжал и лег рядом, любуясь ее, еще не загоревшим, телом. Желание росло и звенело камертоном, входило сосками в губы, поползло вниз к раскрывающемуся цветку и Дина впервые познала совершенно другую ласку.

Лежала в томленье, прижавшись к груди Владимира, так бы и лежала всю жизнь в грезах. Вспомнила стихи, прочла тихо, но так, чтобы он слышал:

 
Лето красное отклубилось,
Растворилось белесым туманом,
Сном предутренним мне приснилось,
Иль привидилось синим обманом.
 
 
Лист осенний кружится, летает,
Устилая асфальт и газон,
Дворник в кучки их тут же сметает,
Создавая опрелый озон.
 
 
Запах осени тоже пройдет,
Оставляя нам в памяти след,
И пушистый снежок вдруг пойдет,
Заискрится им сотканный плед.
 
 
Солнце ниже плывет над селеньем,
Ярких красок уже не видать,
Лишь румянец в холодном свеченье
Начинает к щекам прилипать.
 
 
Но и это не долго пробудет,
Засверкают ручьи на холмах,
И подснежник всю землю разбудит,
Что лелеялась в сказочных снах.
 
 
Снова лето вернется с зарёю,
Изумрудом звенит лепесток,
Настроенье, что было весною,
С крыш спустится под каждый кусток.
 

Пододвинулась к нему еще ближе, прижалась крепче.

– Не хочется в зиму и осень, лучше сразу – весна, лето, а потом вечность. Все проходит, как времена года… – Диана вздохнула.

– Что с тобой? – Владимир приподнял голову. – Начала за здравие, а кончила за упокой.

Дина не ответила, присела на корточки, потом встала, одела почти просохший купальник и опустилась на покрывало. Внутри снова засосало противно и изнуряюще, она закурила.

Владимир догадался и постарался приободрить.

– Ничего, Диночка, потерпи немного. Сегодня-завтра: последние дни, потом это сосущее желание исчезнет. Давай по пивку, а я тебе туда еще и таблетку брошу – поспишь немного и пройдет все.

– А-а-а, давай, – махнула она рукой тоскливо и обреченно.

Пиво выпила залпом, почти всю банку сразу, прилегла к нему на руку и прикрыла веки, пытаясь заснуть. Сон не шел, думать не хотелось и она снова вспоминала стихи, уже про себя.

 
Бывают в жизни увлеченья,
Души порывы и мечты
И сладострастные забвенья
Сквозь сон врываются в ночи.
 
 
Горячей страстью обдавая,
Душа стремиться улететь,
И тело милого желая,
С ним хочется в экстазе петь.
 
 
Бывают дни, когда ты злишься —
Ужель не слышит он тебя?
И в тоже время ты боишься
Поведать правду про себя.
 
 
Оков приличия отбросив,
Ведь мы в России все равны,
Возьми листок и мысли бросив,
Излей страдания мечты.
 
 
И окунись с ним в сказку счастья,
Любви порывы не туши,
Отбрось возможные ненастья,
Пойди на зов своей души.
 
 
Взлети, расправив музы крылья,
И пусть несет тебя Пегас,
Объятья, пыл и сладострастья
Пусть не покинут больше нас.
 

Дина проснулась и открыла глаза. Увидела над собой воткнутые колья и привязанное к ним еще одно покрывало с заднего сиденья машины. В теньке и на улице – так она еще не спала никогда. В душе затеплилась доброта к Владимиру, захотелось обнять человечка, сидящего неподалеку к ней спиной. Поползла тихонько, но он услышал и обернулся. Дина приложила палец к своим губам, доползла, прижалась крепко к спине, потом тихо и ласково прошептала:

– А я бы не догадалась, спасибо, Вовочка!

Он ничего не ответил, только взял обе ладони и целовал их поочередно. Гораздо позже спросил:

– Кушать будем?

– Конечно! – Воскликнула Дина. – Я правда проголодалась.

Они вместе разложили привезенную еду и с удовольствием трапезничали.

– Сколько же я проспала? – спросила Дина.

– Немного, часа три, – он улыбнулся. – Ты так прекрасна во сне, что захотелось побыть Русланом, но я не решился тебя поцеловать.

– А я и не Людмила… чего ж во сне то?

– Захотелось…

* * *

Владимир, сидя в кресле, курил, ждал приезда Ленчика, чтобы объехать и посмотреть лично свое небольшое, но прибыльное «хозяйство». Пару недель он не появлялся перед своими людьми, приучая их к отсутствию, но главное к тому, чтобы все знали – железная рука, всевидящее око и воля хозяина всегда рядом, а наказание неотвратимо.

Недавно одна из его девочек сбежала с его же наркокурьером, прихватив всю выручку. Деньги, конечно, имели большое значение, но в данном случае вопрос ставился шире и глубже – неповиновение и предательство в нелегальном бизнесе не прощалось.

Пришло время показать силу и власть, и Владимир был доволен развертыванием событий. Беглецов нашли в другом городе и вернули назад. Сегодня состоится «суд». Никто не смеет посягать на созданную и отточенную им систему. Владимир задумался, вспоминая школьные годы.

Практически в каждом классе существует свой «оторвила», от которого стонут, как дети, так и учителя. Посредственный или вообще никудышный ученик держит в страхе класс – отбирает карманные деньги у одноклассников, грубит учителям. Выбирает себе жертву и третирует ее постоянно – бьет и пакостит нещадно. Иногда родители вынуждены переводить свое чадо в другую школу, подальше от такого сорванца, с которым не могут справиться.

Есть, конечно, классы и без таких «оторвил», все есть в этом суетном мире…

А Владимир Смирнитский жил сам по себе – держал полный нейтралитет и не высовывался ни в чем: ни в учебе, ни в классных разборках. Имел кличку Смирный – смирно и жил. В школе никто не знал, что он занимается в секции айкидо и там имеет гораздо больший успех, чем в учебе.

К десятому классу Смирный четко усвоил, что за спиной местных «оторвил» никто не стоит, действуют они на свой страх и риск, берут своё наглостью, напором, показным безразличием к наказаниям учителей. Да и какие там в сущности могут быть наказания – из школы, по девятый класс, все равно не выгонят, а если уж взяли в десятый: станут держать до последнего.

И главное – в школе не один «оторвила» и они не организованы, не общаются или редко общаются между собой. Каждый держит шишку в своей смене и классе. И они, в основном, дети из неблагополучных семей, которые тоже хотят иметь небольшие радости жизни, например, карманные деньги.

Смирный никогда не заступался за одноклассников, хотя и мог это сделать, он ждал и дождался особого момента, который враз поставил его над всем классом.

Ленчик, его будущий верный помощник, а пока классный «оторвила», стукнул на перемене учебником по голове Ленку, стукнул просто так, ни за что, от нечего делать. Может быть для лишнего самоутвержденья.

«Ты знаешь, Ленчик, – обратился к нему Смирный, – в старые времена, во времена рыцарства, мужчины снимали перчатку, протягивали руку и пожимали в ответ руку другого. Этим они хотели показать, что оружия нет и намерения мирные. Сейчас так здороваются все мужчины. Здорово, брат, Ленчик»!

Владимир протянул руку, Ленчик немного замешкался от необычности, оглядел класс, который смотрел на него со вниманием, не понял ничего, но руку все-таки подал. Смирный взял его ладонь, выгнул немного пальцы, приподнимая их вверх, и Ленчик заверещал от боли. Со стороны это выглядело очень необычно и впечатлительно – повизгивающий Ленчик в вычурной позе старается приподняться выше на одной ноге. Вторая отведена в сторону для сохранения баланса равновесия, а Владимир, словно поддерживая противника от падения, продолжает речь невозмутимо спокойно и наставительно. «И еще, брат Ленчик, забыл тебе сказать, что раньше мужчины очень уважали дам. В честь их ставили мушки и давали обеты. А какой обет ты дашь в честь нашей Леночки»?