Текст книги "Куртизанки дорог (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

«Совсем обнаглели… Ладно… ночью не видно… Выползти на дорогу с такой рожей»… Он ехал и возмущался, сегодня не везло, но сдаваться не собирался. Прижался, останавливаясь, к бордюру, но двигатель глушить не стал – не лето на улице. Прикурил сигарету, поглядывая вперед и в зеркало заднего вида, стараясь не пропустить появление девчонок. Включил музыку, посидел так с полчаса и поехал снова.

Наконец повезло, посадил девчонку, внешне даже очень приличную. Начал без предисловий.

– Что-то я тебя раньше не видел.

– А я только днем стою и то редко, когда деньги нужны, – пояснила она.

– Хм-м, деньги всегда нужны, – отреагировал Николай. – Едем?

Дорожница кивнула головой и прислонилась к спинке сиденья.

– Кстати, у тебя есть место для встреч? – Спросил он. – В машине не удобно заниматься сексом.

– Нет, – пояснила она. – Но можно и в машине, у вас большая.

– Как зовут тебя?

– Вера.

– Будем считать, что познакомились. Я – Николай. Поедешь ко мне?

– Куда? – Немного испуганно переспросила она.

– На дачу, здесь недалеко. Хотелось бы на весь оставшийся день, вечером вернемся. Заплачу неплохо. Не хочется тесниться в машине. Поедим, пивка выпьем…

Он видел, как боится девчонка, не решаясь далеко уезжать с незнакомцем. Но внешность располагала и деньжат заработать не плохо бы. Последние события с убийствами очень насторожили дорожниц. Она сомневалась и любое слово могло повернуть вопрос в ту или иную сторону.

– Ты не беспокойся, – Николай решил подтолкнуть ее к положительному ответу. – Я девчонок не обижаю, никто еще не сказал ни разу плохого слова обо мне. Даже ссорятся иногда между собой, когда я подъезжаю и увожу одну. Решай, Вера.

– Почему ссорятся? – Оттягивала с ответом она.

– Почему? За право поехать. Со мной интересно и спокойно, есть уверенность в получении денег и никто не обидит, не причинит зла.

Уверенный и твердый голос успокоил Веру, она, наконец-то определилась.

– Хорошо, поехали.

Николай включил передачу и машина тронулась, набирая скорость.

– А где у вас дача? – Неожиданно спросила Вера.

– По Байкальскому…

– Нет, я не поеду – засуетилась, забеспокоилась она. – Остановите машину.

– Испугалась? Не бойся, Верочка. Граф девчонок не обижает.

– Так вы Граф? – Николай согласно кивнул. – Сразу-то почему не сказали? – Окончательно успокоилась Вера.

– Зачем? Хотелось, что бы мне и так верили. Это просто спекуляция именем, вернее прозвищем. – Он прибавил газу и машина покатилась быстрее.

– Да, так примерно и рассказывали девчонки о вас.

Николай усмехнулся.

– Авторитет нужно заработать, Верочка. Не один день и не один год знают меня девчонки. И ты, как я понял, знаешь, хотя и не встречались мы ни разу. Вернешься обратно и поделишься с подругами впечатлениями. Надеюсь, они будут не хуже тех, что тебе рассказывали?

– Конечно не хуже. – Вера даже улыбнулась в знак примирения и улегшегося волнения. Теперь ее распирало любопытство – каким же Граф окажется на самом деле? Подруги рассказывали легенды, сами осознавая, что приукрасили, но признаться в этом – боже упаси.

Машина плавно катилась по асфальтовой ленте, петляющей то вправо, то влево, поднималась с бугра на бугор, пробиваясь сквозь обступившие с обеих сторон сосны, выскакивала на простор и неслась, словно ветер, оставляя за собой снежистую поземку. Чистый снег радовал и немного слепил глаза, привыкшие к городской саже. Зимний пейзаж хорош по особенному и радовал душу в теплом автомобиле.

Они подъехали к месту, Николай загнал машину в гараж, что б не маячила белой вороной. Никто из соседей не приезжал сюда зимой, лишь немногие следы от колес свидетельствовали о том, что кто-то все-таки проезжал здесь мимо.

Камин разгорелся быстро, уложенные заранее березовые поленца отдавали тепло. Но пока еще комната не нагрелась до комфортной температуры и Николай выставлял на стол привезенные продукты. Оглядывал Веру – для дорожницы была хороша, таких единицы – не замусоленных и чистых. Но все равно предложил сходить в душ. Она удивилась.

– Да, Верочка, электробойлер автоматически поддерживает заданную температуру и горячая вода всегда есть. Хотя стоп – пойдем в душ вместе.

Вера первая встала под струю воды, а он, наблюдая со стороны, медленно возбуждался и присоединился к ней чуточку позже. Мял груди, не обращая внимания на теплый «дождик», положил руки на плечи, слегка надавливая и опуская девушку вниз. Откинул лицо вверх, подставляя под струи воды, и задышал чаще.

Потом вытерся насухо, накинул махровый халат и предложил ей тоже самое. В женском халатике на голое тело она выглядела намного сексуальнее, чем в своих джинсах. Так и вернулись они в комнату, оба в халатах.

Николай налил в кружки пива, попросил Веру рассказать что-нибудь о себе.

Она отделалась дежурной фразой:

– Что рассказать, о чем?

– Чем занимаешься – в смысле профессии? Кулинар, моляр, продавец… Хобби какое-нибудь – вяжешь, шьешь, книги читаешь?

Разговор, как обычно, вначале не получался. Но Николай понимал и знал, что дежурные фразы вскоре перерастут в оживленную и интересную беседу. Скованность постепенно исчезнет и с каждым глотком пива вливается желание общения и раскрепощенности. Опытные путаны чувствуют и понимают ситуацию, не лезут в разговор со своими темами и ловко поддерживают его короткими фразами. Внимательно слушают и монолога вроде бы нет.

Вера отпила несколько глотков, решилась рассказать немного и о себе. Вымысел или правду – кого это интересует?

– Училась на продавца, работаю в магазине. Хобби никакого нет. Времени не хватает – телевизор посмотреть некогда. Ничего интересного. У вас наверняка жизнь полнее и лучше.

– Полнее и лучше говоришь? – Николай хмыкнул. – Ты мне вот что скажи – кому из двоих будет больнее и хуже? Первый – миллиардер. У него кошелек украли. Неважно кто и как. Главное – украли и там было тысяч… десять. Копейки… для него. Второй – бомж, которых возле каждой мусорки полно. У него тоже украли…. Десять рублей последних. Может он хотел хлеба купить, пива взять или сигарет. Неважно. Так кому из них больнее и горше – бомжу или миллиардеру?

Вера не задумываясь ответила:

– Конечно бомжу. У него последнее украли и даже хлеба купить не на что. А у миллиардера этих десяток – миллионы…

Николай загадочно улыбнулся.

– Не скажи, Верочка, не скажи… Естественно, для миллиардера десять тысяч даже не копейки – пшик один. Но, – Николай поднял указательный палец вверх. – У кого украли?.. Разве он привык, что бы у него крали? Сам факт, а не сумма денег – это вопиющее безобразие! Если молодой миллиардер – станет рвать и метать, а если старый… С ним и инфаркт может случиться. – Николай снова усмехнулся. – А бомжу что? Не было денег и нет. Жизнь приучила его к таким трудностям. Обидно, конечно, но у бомжа инфаркта не будет. Каждый переживает в душе по-своему и реагирует на факты по-разному. Так что горше все-таки миллиардеру будет, – подвел итог Николай. – Философия.

Вера, попивая пивко, уже с интересом смотрела на Николая.

– Правда, говорили девчонки, что вы все знаете и можете повернуть события с ног на голову…

Николай засмеялся.

– Знать все никто не может. И вот это – правда! А что такое правда, Вера?

– Правда? – Она удивленно пожала плечами. – Правда и есть правда. То, что в действительности было или есть.

Николай отхлебнул пива, разговор ему нравился и он садился на свой конек.

– Правда? Она по большому счету действительно – правда. Но, только по очень большому счету. А так – у каждого своя правда.

– Это как? – изумилась Вера. – Правда, ведь, одна…

– Не скажи… Людей много, государств много, народностей и расс много. У каждого своя правда. Возьмем, к примеру, то, что ты знаешь. Бог один и един. Зовут его по-разному разные люди – Христос, Аллах… Но даже в христианстве нет единения. Рождество католики справляют 25 декабря, а православные 7 января. И что получается – Бог два раза родился? Нет, не два раза. Отсчет времени у каждого свой. Но кто-то все-таки не прав. Мы, православные, абсолютно уверены, что Бог родился 7 января и это наша правда. У католиков рождество 25 декабря и это их правда. А по большому счету – кто прав? Каждый кричит – я!

Вера изумилась.

– Какой вы все-таки башковитый, Николай. Я никогда не задумывалась, знала про рождество католическое и православное, но не задумывалась. Значит нет правды, а по большому счету, как вы сказали, она есть.

– Правда всегда есть, – назидательно пояснил Николай. – Ее только нужно понять, узнать и усвоить. И не всегда она лежит на поверхности. – Он немного помолчал. – Вот вас часто менты забирают. Подъезжает экипаж на дороге и всегда одно и то же, по одному, накатанному принципу действуют. Поиметь от вас денежки и план по доставке нарушителей выполнить. Заплатила – гуляй. Не заплатила – соси. Ни то, ни другое – в отдел вези. При этом хамства, грубости и матов – хоть отбавляй.

– Да, это правда, так оно и есть, – поддакнула Вера. – Деньги вымогают, минет заставляют делать, бьют иногда и все равно в отдел возят, держат там до утра частенько.

– А вы, как послушные овечки – всегда готовы подоиться и трахнуться. В тигрятнике посидеть или полы помыть. – Подзадорил Николай.

– А что мы можем? Попробуй заартачиться – вообще засадят или изобьют сильно. У них все права…

– Какие к черту права? – Возмутился Николай. – Это вы своих прав не знаете. Деньги отобрать или трахнуть – это не права, это преступление, причем тяжкое. Почему в отделе держат всю ночь – личность им ваша не известна? Да они вас поименно знают, привозили не раз. В протоколах, если их вообще составляют, пишут ерунду всякую. Да, вы не святые и порядок нарушаете, появляетесь в общественных местах в состоянии наркотического опьянения, проституцией занимаетесь. Но это не уголовные преступления, а административные правонарушения. И менты с этим борются своими уголовно наказуемыми деяниями. И вот это правда, девочка! Правда заключена в не правде, не в правоте. Эти ментовские экипажи ППС и ОВО, постоянно охотящиеся за вами, стоят на страже порядка? Черта с два! На страже своего кармана они стоят. Если и стоят на страже порядка, то только не с вами.

Николай пил пиво и внимательно наблюдал за Верой, как она переваривала его слова. Соглашалась, все они соглашались, но делали по-своему. Трудно, очень трудно доказать в данном случае очевидное и никто не хотел стать первой жертвой, не верил в собственные силы, которые забирал героин.

Выпито четыре бутылки пива, поговорили немного, почти в монологе, как и всегда, пора переходить к действиям. Николай взял руку девчонки, положил себе на хозяйство.

– Погладь, поласкай немного.

Вера прикасалась к интимному месту то осторожно, слегка, то сжимала его сильнее, действуя на контрастах. И это возбуждало особенно, вялость уходила, напружинивая проказника, готового к новым свершениям. Она целовала грудь и живот, опускаясь все ниже, но Николай подхватил ее, одним сильным движением усадил на стол. Входя в лоно глубже обычной позы, иногда прикрывал глаза в наслаждении и двигался медленно, постепенно набирая обороты.

Вера испытывала наслаждение и получала удовольствие, которое на работе ощущала крайне редко, не со всеми мужчинами. Он чувствовал это, страсть женщины возбуждала и доставляла большее блаженство.

– Славный мальчик, – погладила его Вера после полученной услады. – Супер!

Николай закурил, протягивая сигарету и партнерше, налил пива, сделав несколько больших глотков, отдыхивался. А она, еще не совсем остыв, пыталась прикоснуться, прижаться к нему.

– Вот так все богатеи живут, – начал он разговор. – Только намного лучше. У меня небольшая дача, а у них целые виллы и прислуги полно. Я бы то же себе взял, например тебя… Но где денежки заиметь, десятку и ту заработать надо.

Он замолчал и, кажется, начал раздражаться. Вера решила поддержать разговор:

– Ты же наверняка не десятку получаешь?

– Не десятку, – ухмыльнулся он. – Но лишней десятки у меня нет. Это те имеют, кто в конце восьмидесятых и в девяностых годах нахапал. И то не лишнюю – лишних денег не бывает. Мошенники, недоучки, воры и бандюги, у которых ничего святого и не бывало. Это они нахапали, растащили Россию, прихватизировали все, что можно и нельзя. Честные люди так и остались без ничего. Само понятие честности изменилось. Раньше садили за спекуляцию, а сейчас вся Россия на ней держится. Фирм купи-перепродай в сто, тысячу раз больше производителей. А на хрена они нужны? Кому? Цены запредельные заворачивать? Все говорят о рынке, рыночной экономике. Рынок определяет цену. Верно. Но ни черта подобного, в России он ничего не определяет. Сидит кучка мудаков, штук тысяча – вот они и определяют цену. Сколько раз говорили о цене на бензин… И что нефтяные олигархи в сговоре, завышают стоимость искусственно. И Президент наш Путин говорил об этом, и правительство. Переговоры вели, договорились до конца года не повышать цены. А что на самом деле? Два дня назад опять цена прыгнула… Плевали эти олигархи на правительство и президента, на свои обещания. Потому, что никто их не накажет, не понесут они никакой ответственности. А вот Буш младший, президент США, взял и заморозил цену на ипотеку на целых пять лет. А наше руководство способно лишь на дешевую публику играть своими обещаниями. У Путина срок президентский заканчивается через несколько месяцев и так уж его хвалят… чуть ли не в культ личности возводят. Ты за последние восемь лет стала жить лучше? Что у тебя изменилось в лучшую сторону?

Вера повертела головой, пожала плечами.

– Ничего…

– Вот и я говорю, что туфта все это, – продолжил Николай. – Пенсию повышают, зарплату увеличивают – вроде бы о народе заботятся… Пиар для слабоумных… Цены растут быстрее, инфляция все съедает… Пропасть между имущими и неимущими увеличивается. И где же фактическая забота о человеке?

Николай взял новую сигарету, прикурил. Налил пиво себе и подруге, откинулся в кресле поудобнее и молчал.

Вера, слушавшая его разговор очень внимательно, поражалась его словам, бьющим не в бровь, а в глаз. Отдельные фразы не были новостью, но Николай выстроил чуть ли не единую систему, о которой она никогда не задумывалась в целом.

– И что же, – решилась спросить она, – у нас все так плохо?

Он усмехнулся, как-то глянул надменно и свысока.

– Нет, не все так плохо. Могло быть и хуже. При другом правителе. Собственно – он лучший. Потому, что других нет. И если я ругаю, то это не значит, что все так плохо, как ты выразилась. Но недоработок тьма. Путин юрист и разве непонятно, что принимая Закон, хороший Закон, необходимо продумать и механизм его действия. Много замечательных законов принято Думой, но они не действуют, не работают в полную силу. Нет механизмов, приводящих в действие. А главное – нет спроса, нет ответственности за невыполнение. Депутата привлечь к уголовной ответственности нельзя, необходимо сначала лишить его этой самой неприкосновенности, а это процесс сложный, трудоемкий, по времени длинный. И понятие солидарности здесь определенную роль сыграет. Вот и получается неравноправие, закон действует не для каждого. – Николай помолчал немного, потом продолжил: – Когда я, ты, Ваня, Петя, Люся, Маша… простые люди, станут жить лучше, тогда и ругать руководство будет некому и не за что. А пока, в реальной жизни, законы, распоряжения и постановления «не доходят» до простого человека. Или того самого механизма нет, или бюрократ где-то сидит, или еще какая-нибудь фигня.

Николай, довольный своей речью, уже захмелел изрядно, оглядывал Веру, стараясь понять, какое впечатление он произвел. Она удивляла его двумя факторами. Во-первых, своей внешностью. За многие годы он не видел, не встречал подобной девицы, выглядевшей так прекрасно для дорожной путаны. Во-вторых, она не собиралась домой, не придумывала различные причины, как все, что бы уехать и внимательно слушала, поддерживая разговор короткими фразами. И в сексе не уступала никому. Необычность волновала и может даже хотелось, что бы она сорвалась где-то, оступилась по его понятиям.

А Вера перебирала свои мысли, свои впечатления, сравнивая с рассказами подруг по профессии. Граф слыл добрым, отзывчивым и ласковым клиентом, иногда помогающим девочкам в решении насущных вопросов. Никогда не брал денег за помощь и не давал в долг. Не врал и не возил на точки сбыта наркоты. Его железное «нет» невозможно переиграть. Нежный и чуткий мужчина, доставивший удовольствие. Но это клиент – пусть лучший… Маска внимания и послушности исчезнет с расставанием, желание неоплаченной встречи не замаячит на горизонте.

* * *

Сафронов вернулся в свой кабинет от непосредственного начальника немного расслабленным – два уголовных дела передали другому следователю, оставив в производстве одно. Забот поубавилось, но и ответственность возросла. Серийные убийства с маньяком раскрывались чаще заказных. Если бы на заказные бросали столько же людей, иногда сотни, не мешали противодействием большие начальники, то и этот процент мог вырасти хотя бы до половины.

Он понимал, что большого общественного резонанса не будет. Многие отнесутся к этому спокойно, а некоторые и с одобрением. Дорожные проститутки и наркоманки – кому нужны эти падшие и заблудшие овцы?.. Сами виноваты в своем общественно негативном и аморальном поведении. Но, это все-таки люди!

Необычное дело серийного маньяка… Никто не даст несколько десятков сотрудников для прочесывания мест преступления, не создадут огромную следственно-оперативную группу, но особо ущемлять не станут. Спрашивать будут жёстко – галочка по серийности начальникам необходима, как хлеб.

И Сафронов понимал все это… Считал делом чести раскрытие этих преступлений не для галочки, а для восстановления справедливой законности. Закон не сортирует людей на падших, обычных и не досягаемых. Люди, инструментом которых он является, иногда используют его по-разному.

Глеб пододвинул поближе, уже начавшие распухать, материалы уголовного дела. Закурил, собираясь с мыслями. Вспомнил последний разговор с Костей Пулковым и огорчился. «Неужели все опера так думают о прокуратуре? Что ж… сами даем повод. Некоторых из кабинета палкой не вышибить – все им принеси, найди и подай. Строчат кучу отдельных поручений, жалуются, что то и это опера не выполнили, жопу от стула оторвать не могут. Сидит такой следачок, корчит из себя начальничка и за дело совсем не болеет».

Сафронов вздохнул, открыл папку – подвести итоги, наметить дальнейшие действия. В кабинет ворвался запыхавшийся Пулков.

– Привет, Глеб! Чай есть?

– Есть, – сухо ответил Сафронов. – Наливай.

Пулков налил полную кружку, отпил несколько глотков, присаживаясь напротив следователя.

– Ты, Глеб, не обижайся…

– А я и не обижаюсь, – перебил его Сафронов. – С чего ты взял? Выкладывай – с чем пожаловал.

Пулков хмыкнул, покачал головой, но в прения вступать не стал и объясняться то же.

– Вам бы все выкладывать… ладно… Особенно и выкладывать нечего. Мурашка меня тут к себе приглашала, по этому… нашему делу.

– Какая Мурашка? – Удивился Сафронов.

– Мурашка, как Мурашка… Мурашова Диана Сергеевна.

– Ах, Мурашо-ова, – протянул Глеб. – Она-то каким боком здесь?

Не опер, а знает про Мурашову. Да и кто ее не знает. Костя улыбнулся.

– Соски к ней приходили, просили помочь. Обрати внимание, Глеб, не к нам и не в прокуратуру приходили. Не верят они в наши с тобой силы… не верят. – Пулков вздохнул тяжело. – А ей верят и надеются. И расскажут ей все – не как нам.

– Вот те раз… Почему к ней пришли? К нам не пришли – понятно. Почему к ней, а не к Испанцу, к его людям? Он же всем заправляет.

Костя допил чай, еще раз убедился, что не вся прокуратура знает подробности о Мурашке. Так… слышали немного о влиятельной даме… бизнесменше.

– Потому и пришли, – улыбнулся Пулков, – что эта самая Мурашка, когда-то давно, и была их мамочкой. На нее все соски пахали. Сейчас, конечно, этого нет, но она им покровительствует. И поверь мне – найдет этого ублюдка. Быстро найдет – не как мы, с годами.

– Ты сам-то понял, что сказал? – Спросил Сафронов.

– А ты на понял не бери, – ощерился Пулков. – Я то понял и знаю: вмешалась Мурашка – все, кранты маньяку. – Костя немного помолчал. – Не переживай, договорился я с ней. Поймают и сдадут нам. Будет тебе работенки куча – оформлять все процессуально правильно. Может и поймешь потом, что ни хрена серьезного прокуратура не может решить актуально быстро – аппарат не так настроен.

– Что с тобой происходит, Костя? – Поинтересовался Сафронов. – Ты какой-то… не в себе что ли? В последнее время.

– Ладно, Глеб, – отмахнулся Пулков. – Все нормально. Давай к делу.

– К делу так к делу. – Сафронов открыл папку. – Я допросил пару десятков шлюх. Тех, которые на дорогах стоят, кого найти сумел. Почти все убитых знают, но ничего существенного сказать не могут. Главное им неизвестно – с кем и на чем уезжали в последний путь девочки. Кто может мстить им. – Он помолчал немного. – Однако, проведенные экспертизы кое-что разъясняют. Все девочки, по крайней мере три последних, по которым и проводили экспертизу, ездили в одной и той же машине. На их верхней одежде обнаружены одинаковые частицы материала. Полагаю – это чехлы на сиденьях. Вот, возьми, ознакомься.

Сафронов протянул несколько листков.

– Да, Глеб, согласен. – Пулков вернул заключение экспертов. – Необходимо узнать где и когда этот материал поступил в продажу.

– В том то и дело, Костя, что уже пять лет данная ткань в продажу не поступала. Я узнавал. Как видишь, мы не только в кабинетах сидим и взятки берем, – подковырнул его Сафронов, – но и о результатах печемся.

– Обиделся все-таки. – Опечалился Пулков. – Не сердись, не про тебя говорил, не о тебе думал. Но факт есть факт… Извини.

Сафронов не совсем понял о каком факте идет речь – то ли о взятках, то ли о ткани. Тема, неприятная обоим, тяготила и он решил не раздувать ее, пропустить мимо ушей.

– И еще добавлю следующее, – продолжил Глеб, – у моего соседа «Волга» имеется, ГАЗ 3110, и чехлы такие же. Он покупал их восемь лет назад. Поэтому можно выдвинуть версию, что интересующий нас автомобиль ГАЗ 3110 и приобретенный маньяком восемь лет назад. Плюс-минус годик. Тебе, Костя, необходимо через ГАИ установить все «Волги» этих лет, стоящие на учете в городе, и осмотреть салоны.

Пулков внимательно смотрел на Глеба. «Какой все-таки башковитый мужик этот Сафронов. Таких надо ставить руководителями следственных управлений»… Много мыслей крутилось в голове, но вслух он произнес:

– Да-а, Глеб, подкинул ты мне работенки. Перелопатить сотни машин – не пуд соли съесть. Одно радует: хоть что-то сдвинулось с места, есть версии. Машины мы отработаем, полагаю, что интересных с десяток всего наберется. И образцы тканей на экспертизу возьмем. Но одному мне пахать не один месяц придется и от других дел меня никто не освобождал. Так что быстро результата не жди. Месяцев за шесть справлюсь… может быть.

Пулков не случайно завел разговор, понимая, что прокуратура может организовать создание оперативно-следственной группы с особыми полномочиями. И он не ошибся.

Сафронов не ответил на его «жалобу». Бросил на стол газету.

– Читай…

– Что читать? – Переспросил Костя. – Про нашего маньяка написали?

– Да. – Сафронов взял в руки газету. – Вот тут написано, что маньяк объявился, люди гибнут, что мы бездействуем и т. д.

– Можно подумать, – усмехнулся Пулков, – что одни журналисты и работают. Мы так, сбоку припеку. Они трудятся, яко пчелки, а мы бездельничаем, не хотим или не можем ловить преступников. Слушай, Глеб, – Костя пододвинулся ближе. – Как такие люди на свете живут? Я всегда говорил, говорю и буду говорить, что если журналист хороший, в профессиональном смысле, то это подонок. Ему, в погоне за сенсацией, наплевать на людские чувства, на достоверность и последовательность фактов. Что он кому-то мешает, влазит в личную жизнь, выворачивая наружу. В оперативных интересах не надо бы писать о маньяке – он может затаиться, станет более осторожным и тщательнее станет заметать следы. Журналистам на это наплевать, живут в своем мирке и общаются с обществом, как пакостливые дети со сверстниками.

Сафронов рассмеялся.

– Ну ты даешь, Костя. А ведь верно подмечено – «пакостливые дети»…

– А что? Не так что ли? – Пулков хмыкнул. – И адвокаты такие же. Берутся защищать маньяков, насильников и убийц. Причем методами, явно противоречащими закону – записочку передать, взяточку сунуть, развалить следствие любыми способами. У них один закон – Бакс.

– Ладно, Костя, не кипятись – охладил Пулкова Сафронов. – Я тебе еще не все сказал – порадую немного. Вчера в прокуратуре совещание было, совместное с вашим руководством. Подписан приказ о создании группы, тебе в помощь еще пять оперов определены. Я вашего конкретно спросил: «Приказ подписан, товарищ генерал, но есть мнение, что такие приказы не особенно-то выполняются. Придет опер в отдел, а ему говорит начальник: приказ приказом, а зарплату ты здесь получаешь и от других дел тебя никто не освободит».

– И что генерал? – заинтересовался Пулков.

– Ничего, – развел руками Сафронов. – Не стану вдаваться в подробности, но я его вынудил лично позвонить и предупредить начальничков поменьше. Так что работайте спокойно.

* * *

Деревья, покрытые седой изморозью, не шевелились и иногда казалось, что это не вид из окна, а новогодняя открытка. Моментами неуловимый порыв ветерка все же сшибал с ветвей маленькие пушистые комочки, которые падали на стоявшие внизу машины, припорашивая их тонким слоем не слежавшегося снега.

Зима в самом разгаре, однако морозы не заявили о себе в полной мере, но 20 – 25 градусов при повышенной влажности переносились отвратительно. Даже автомобили «чихали и кашляли» при заводке от сырости, чего не наблюдалось ранее и под тридцать градусов.

Мурашова подошла к окну и курила, обдумывая последние события. Ее не интересовал пейзаж, прекрасно видимый и не воспринимаемый мозгом.

«Что предпримет Ковалев, как поступит Испанец?» Последний визит Василия Егоровича успокаивал, блокировал возможную ссору и войну. Однако мог подстегнуть Испанца к более решительным действиям.

Рогов варился где-то в собственной каше и не давал знать о себе. Она понимала, что отвлекать его лишний раз вопросами не стоит. Появятся новости – сообщит сразу, примчится лично или, хотя бы, позвонит.

Ожидание тяготило и неизвестность пугала. Мурашова вздохнула глубоко, набрала номер Ирины.

– Готовь машину, едем домой.

Тонированный автомобиль двигался быстро. ГАИшники не цеплялись к нему, даже тогда, когда проходили месячники. Вся работа в ментовке строилась как-то по бабьи – месячник того, месячник сего… Цепляются они несколько дней, например, к тонировке стекол, потом к не пристегнутым ремням. Отчитались и забыли… до нового месячника.

Машина свернула с основной трассы, до коттеджа оставалось несколько километров, и Мурашова рассматривала дорогу. Сосны по бокам, окутанные снегом, стояли безмолвно и величественно. Думать не хотелось ни о чем.

Олег притормозил немного на повороте. У Мурашовой округлились глаза – машина вывернула прямо на двух стоявших людей в масках и с автоматами.

Очередь хлестнула внезапно, разбивая лобовое стекло вдребезги, брызгала осколками, кропила кровью дергающиеся тела водителя и Ирины. Мурашова упала вниз в страхе, чувствуя с ужасом, как впивается металл в телохранителей, как свистят пули и цокают, ударяясь о железо или с шипом застревают в стенках сидений. Обхватив голову руками и пытаясь вжаться в резиновый коврик на полу, она не ощущала льющейся на нее крови. Автоматные очереди, кажущиеся бесконечно длинными, наконец смолкли. Оглушенная тишина мешала сосредоточиться, страх, жизненный инстинкт заставил Диану повернуться немного и, не поднимаясь, нашарить пистолет Ирины. Мурашова приподнялась немного, чуть высунулась из-за сидений и увидела подходящих к боковым дверцам мужиков в масках. Вскинула трясущиеся руки, давя на курок – раз, раз и раз. Но пистолет не стрелял, а один из бандитов уже взялся за ручку двери. В ужасе Диана не понимала, что ее не видят из-за тонированных и не разбитых боковых стекол и в последнее мгновение поняла – предохранитель…Сняв его, вскинула руки, всаживая пулу за пулей в ненавистную маску. Второй бандит кинулся в сторону, Диана перенесла огонь на него. Он дернулся, но успел заскочить за деревья. Пистолет уже не стрелял больше, но Мурашова все еще давила на курок, не понимая, что кончились патроны и видя, как бандит уходит все дальше в лес.

Обессиленная животным страхом, она прислонилась к спинке заднего сиденья, минуту не могла шевелиться и думать. Потом взяла телефон, набрала номер Рогова.

– С…с…с, – пыталась выговорить его имя Мурашова.

– Что с вами, где вы? – почти кричал в ответ Рогов, прочитав на экране высветившуюся фамилию.

– Н…на дороге, на нашей…

Она опустила телефон, который еще немного в отчаянии поспрашивал роговским голосом и замолк. В ступоре оглядывала Диана изрешеченные пулями и осколками тела Олега и Ирины. Мотор джипа дымился, внутренний голос или интуиция подсказывали – надо выйти, может взорваться.

Рогов со своими людьми летел на помощь с такой скоростью, что переполошил всех ГАИшников на посту. Началась погоня, но «Жигули» милиционеров явно уступали в скорости иномарке.

Он так и застал Мурашову, сидящей неподалеку в снегу и все еще сжимавшую пистолет в окровавленной руке. Стал искать рану, но Диана остановила его.

– Сережа, это не моя кровь, я не ранена. – Она постепенно приходила в себя – Один бандит ушел в лес и, кажется, я в него попала. Попробуйте догнать. Но, осторожно, у него автомат.

Рогов распорядился и двое охранников кинулись по следам. Послышался вой сирены – автомобили ГАИ настигали «преступника».

– Еб… – только и вымолвил один из них, увидев всю картину целиком.

Рогов попросил:

– Вы не топчитесь здесь. Лучше перекройте дорогу с обеих сторон и вызовите оперативно-следственную группу.

Он достал платочек, вытирал кровь с лица и рук Дианы, смотрел на женщину и хозяйку с сожалением и злостью на случившееся. Она наконец-то разжала пальцы и пистолет выпал в снег. Милиционер хотел подобрать его, но Рогов не разрешил – трогать ничего нельзя.

Мороз, не ощущаемый до сих пор, забрался под верхнюю одежду и потряхивал немного Диану. Не только воздух, но и все вокруг: деревья, люди, машины и даже снег, кажется, пропитался какой-то промозглостью.

Сергей Петрович увел ее в свою машину согреться. Хорошо бы выпить горячего чая или кофе.

– Диана Сергеевна, – успокаивающим голосом начал Рогов. – Все образуется. Вы сильная женщина… Сейчас сюда прибудет группа – опера, следователи, эксперты, расскажите все, как есть. – Он немного подумал. – Про бандита, который ушел, расскажите немного. О возможном ранении говорить не стоит и куда он делся – вы не помните. Исчез в стрессе и все. И я исчезну до вечера – необходимо собрать информацию. Будете дома и никуда…