Текст книги "Куртизанки дорог (СИ)"
Автор книги: Борис Мишарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Две соски о чем-то, видимо, спорили и поэтому поздно заметили подъезжающий милицейский УАЗик. Смываться поздно, они знали, что, если менты догонят, то придется им туго. Никакие отговорки не помогут – придется платить по повышенному тарифу или отрабатывать групповуху натурой. Это если без физических последствий обойдется. А так – можно и отмазаться, смотря кто в машине.
Дверца открылась и парень в гражданке приказал:
– Садитесь.
Девчонки удивились и испугались одновременно – всех ОВОшников и ППСников в лицо знали. Ездили они иногда и в гражданской одежде – значит не на работе, в отдел не повезут и обслуживать придется долго.
В машине, кроме водителя, находились еще два мужика в гражданке постарше. Опера, подумали девки, не зная в лицо ни судебного медика, ни эксперта-криминалиста. Эти бьют реже и иногда даже платят. Но все равно затараторили в голос:
– Мы не работаем, просто так стоим, подругу ждем, никуда не поедем…
– Садись, – рявкнул Пулков.
Девчонки поняли, что оправдываться бесполезно, на рожон лучше не лезть и забрались в салон. Вчетвером на заднем сиденье тесновато, но поместиться можно.
УАЗик долго петлял по улицам, ехал по колдобинам, но так путь был короче и бензин экономился. Подъехали к отделу, криминалист вышел и в салоне стало свободнее. Машина тронулась и покатила дальше.
У морга опер вышел из автомобиля, бросил девчонкам:
– Выходим и за мной…
Путаны поняли, куда их ведут, но зачем – еще не догадывались, заверещали в голос:
– Не-ет, не пойдем! Там же трупы… Не-е-ет!
– Так, б…, идем молча. Вопросы есть?
Голос и интонация опера ничего хорошего не предвещали. Понимая, что идти все равно придется, никто не хотел еще и каких-либо последствий. Могут и в холодильнике закрыть на полчасика вместе с трупами. Брррр…
Им повезло, труп только что привезли и оставили в комнате, где производится приемка и выдача. Внутрь заходить не пришлось.
Опер подтолкнул девчонок к покойной.
Знайте ее?
– Ой, это же Сашка Паранжа, – испуганно вскликнула одна из девчонок.
– А ты знаешь ее? – спросил опер другую.
Она пожала плечами, прикрывая рот и нос рукой от привычного для таких помещений запаха. Ответила, как бы сомневаясь:
– В лицо знаю, видела на дороге. Как зовут – нет. Не общались никогда.
Опер решил, что здесь более ничего полезного с них не вытрясешь и приехал с ними к себе. В кабинете впервые представился:
– Зовут меня Константин Владимирович, старший опер убойного отдела. Как я понимаю, документов у вас при себе нет, – они кивнули головой в знак согласия. – Что ж, запишем пока все со слов, а за паспортами придется домой съездить. И так, начнем с тебя, – он обратился к одной из девчонок. – Фамилия, имя, отчество, дата рождения, где живешь и где прописана? Сколько времени на героине сидишь, где работаешь, в смысле места на дороге и т. д… В общем, сама все знаешь, наверняка не первый раз в отделе.
Пулков взял бланк протокола допроса, зачеркнул название и написал крупно – «Объяснение». Заполнял привычно графы, иногда уточняя детали. Писал все скрупулезно и дотошно – никогда наперед не знаешь, пригодится ли в дальнейшем эта информация.
Закончив, пододвинул бумаги к свидетелю.
– Подпиши вот здесь и здесь, в конце напиши: «с моих слов записано верно, мною прочитано», поставь дату и распишись.
– Послушай, начальник, – решила повыпендриваться она, – меня по пятьдесят первой Конституции никто не предупреждал. Может я и не стала бы свидетельствовать против себя…
Пулков глянул на нее таким взглядом, что она сразу же стушевалась.
– Все начальник, все… Подписываю.
Опер отпустил эту свидетельницу, вернее отправил домой за паспортом, принялся за другую. Здесь необходимо было описать все более подробно и потом еще съездить по месту жительства покойной. Адрес девчонка не знала, но показать могла.
Вечером Костя Пулков заскочил к Сафронову в прокуратуру.
– Еду и думаю: на месте ты или нет. Все-таки, Глеб, правильно я рассудил – не уйдешь домой, станешь ждать меня.
Он устроился поудобнее на стуле за свободным столом напротив Сафронова.
– А что тут рассуждать, – возразил Глеб, – ты прекрасно знаешь, что я так рано не ухожу.
Сафронов как бы не обратил внимания на слово «ждать», давая понять, что с хорошими вестями Константин и не появился бы в прокуратуре сегодня.
– Ладно, давай, выкладывай: чего там нарыл.
Опер хмыкнул, достал и закурил сигарету, пододвинул пепельницу поближе. Стал объяснять последовательно и подробно.
– Пока не много нарыл, Глеб, на свою, на нашу голову, – поправился он. – Личность трупа установил. Это Сашка по кличке Паранжа. Александра Даниловна Привалова, фамилия русская, но сама, видимо, азербайджанка. Лицо смахивает немного на эту национальность. Приезжает в Иркутск второй раз, обычно весной, и поздней осенью уезжает. Наркоманка со стажем. Приезжает, чтобы подзаработать проституцией. Там, сам знаешь, это не котируется и, как сказали ее знакомые и хозяйка квартиры – в Баку, где она прописана, знать не знают, чем она тут занимается. Паранжа давно домой собиралась и уехала бы в конце недели. Но, – Костя помолчал немного, туша сигарету, – не пришлось. Паранжой ее прозвали потому, что лицо постоянно закрывала, когда клиент подъезжал, боялась знакомых из Баку встретить.
Комнату, где Сашка жила еще с одной девкой, осмотрел. Кроме паспорта там ничего существенного не обнаружил. Соседка по квартире, Настя Варежка, тоже ничего толкового не сказала. Кроме, может быть, того, что сегодня с утра вышли они вместе на дорогу подзаработать на дозу и еду. Варежка первая с клиентом уехала, а Паранжа осталась на улице Баррикад в районе остановки «Братская». Больше она ее не видела. О Паранже отзывается не очень хорошо, хотя и снимали хату вместе, говорит, что могла и деньги у клиента стащить или телефон слямзить, кололась два раза в день по три, четыре чека. Больше никогда не ставила.
Варежка уехала с клиентом, как она говорит, примерно часов в одиннадцать или около одиннадцати, а мы труп обнаружили в пятнадцать часов. В кармане, помнишь, два чека, а Варежка утверждает, что они всегда вместе за дозой ездили и в этот раз должны были обслужить клиента и вернуться на место. Потом вместе за чеками сгонять, но так и не дождалась подруги.
А из этого следует, – Костя поднял палец вверх, – что чеки эти клиент Паранже дал, наверняка и героин чистый – не эта разбавленная муть, которой они постоянно колются. Отсюда передоза и все остальное.
Опер помолчал немного, разминая новую сигарету, взял в рот, но не закурил, продолжил говорить.
– Что у нас есть из фактов? Три трупа наркоманок-проституток за неделю, у всех по два чека с герой в кармане. Ни документов, ни обычных женских сумочек при себе – ничего. Найдены они примерно в одном месте и у каждой во рту по презервативу, причем редкого цвета – черного.
– Значит и у этой тоже? – перебил его Сафронов.
– Да, Глеб, да. Но о серийности черного цвета говорить пока рано – в упаковке как раз три штуки. Четвертый труп все объяснит…
– Сплюнь ты, Костя, черт бы тебя побрал, – снова перебил его Сафронов и постучал костяшками пальцев по столу.
– Плюй, не плюй, – усмехнулся Пулков, – а скорее всего так и будет. У первых двух героин то чистейший в чеках был – наркоманки такой вряд ли достанут, даже если захотят очень.
– А может убийца тоже наркоман? – Выдвинул свою мысль Сафронов. – Vip-клиент, богатый Буратино, который может не только позволить себе, но и достать чистый. А потом ширнулись вместе – и девочки отъехали.
– Не-ет, Глеб, – Пулков потер лоб ладонью, – не наркоман наш убийца, не наркоман. Наркоман чеки не бросит и подсовывать другому не станет. А кроме того, он же специально хочет, чтобы мы поняли, гораздо раньше поняли, что это не просто передозировка. Что это, именно, убийство! А презервативы во рту? Не-ет – это вызов. Вызов маньяка.
– Да, Костя, скорее всего ты прав. Можно было чеков не оставлять, презервативы в рот не засовывать и сумочки девичьи при них оставить. Списали трупы на передозировку и все. Значит он не просто смерти проституток желает, а хочет сказать что-то, показать, действительно бросить вызов.
Сафронов включил электрочайник, достал две кружки, бросил по пакетику заварки, налил кипятка и пододвинул одну на край стола.
– Бери, чайку попьем.
Костя покрутил ложкой в чашке, подождал, пока не настоится, пил мелкими глотками, дуя на чай.
– Узнаем мотив – найдем и преступника. По крайней мере легче искать будет, – констатировал Пулков. – А пока возбуждай дело, будем работать по обычной схеме – кто последний видел, на чем уехали, были ли враги и прочая белиберда.
– Да не белиберда это, Костя, совсем не белиберда…
– Знаю, – перебил его Пулков. – Чего ты разнервничался? Может лекцию еще прочтешь глупому оперу, работать научишь? Это у вас, у следаков, особенно у прокурорских, одни понты только да указиловки. Опер вам преступника найти должен, притащить, хоть из-под земли, а вы его в чистом кабинетике допросите, ни хрена не выявите и на свободу… Нас же потом и обвините – доказательств мало собрали. А вы то на хрена нужны – зафиксировать мысли, и то наши, на бумаге, на конверте с вещдоками расписаться в присутствии понятых. К словам прицепиться, дело развалить и ручки погреть…
Пулков и сам не понял – чего его прорвало. Выскочил за дверь, не желая слушать возражения и уже жалея о сказанном. Сафронов хороший парень, лучший из следаков – дела не разваливает, откаты не берет, стоит на позиции до конца, часто во вред себе. Поэтому и засиделся в простых следователях. Поэтому и выплеснул на него опер накопившуюся боль, подспудно осознавая, что с другими, кто действительно этого заслужил, так не получится. Говно лучше не ворошить.
* * *
Мурашова допивала свой утренний кофе. Удобное кресло позволяло принять полулежащую позу и, как бы плавно, перешагнуть от сна к деловому дню. Но сегодня она не собиралась заниматься какими-либо производственными делами, решила отдохнуть, посвятить себя дому и семье.
Впрочем, семьи, как таковой, у нее не было – одна мать и все. Как-то не сложилось на личном фронте, да она и не задумывалась над этим. После Смирнитского не была ни с одним мужчиной, отвергала робкие ухаживания. Может потому и отвергала, что были они слишком застенчиво-конфузные. Боялись ее многие… а нужного уровня или смелости не хватало.
Мурашова отхлебывала по глоточку, прикрыв веки, и, собственно, ни о чем не думала – ни как выходной день провести, ни о другом. Целый день впереди и внутренняя расслабленность вполне устраивали.
В комнату тихо вошла Ирина.
– Диана Сергеевна…
Мурашова чуть выпрямилась в кресле, потянулась, избавляясь от ночной истомы, открыла веки.
– Ну, что еще там?
– Диана Сергеевна, какой-то тип к вам приехал. С цветами. Просит принять.
– Что еще за тип, кто такой?
– Не знаю, представиться не пожелал, попросил доложить так.
– Это как так? – Возмутилась Мурашова. – Ладно, давай детали…
– Мужчина лет тридцати, – начала Ирина, – среднего роста, брюнет, ничего особенного, цветы – розы, приехал на «крузаке» с водителем. Имени не называет, говорит, что по важному делу и представится лично.
Ирина замолчала, давая понять, что большей информацией не располагает.
Мурашова поставила чашку с кофе на столик, вытащила из пачки сигарету, прикурила. Снова откинулась в кресле удобнее, прикрыла веки, пуская сигаретный дым клубочками. И молчала…
Через минуту Ирина не выдержала:
– Так, что ответить незнакомцу?
– Что ответить, что ответить? – Мурашова как-то странно улыбнулась и замолчала. Потом продолжила: – Так и ответить, что незнакомцев дома не принимаю, пусть на работу приезжает. С букетом цветов говоришь… – если станет тебе вручать: не бери, сообрази что-нибудь сама. Поболтай с ним подольше, если получится, может еще что выжмешь. Да, и сразу не беги, подожди минут десять, потом выйдешь. Не уедет, все равно ответа дождется, а нам спешить некуда.
Мурашова взяла телефон, глянула на Ирину, давая понять, что та должна выйти, и набрала номер.
– Сергей Петрович, здравствуй. Отдыхаешь или все в суете?
– Доброе утро, Диана Сергеевна. Пока дома, но как раз собирался на работу на пару часиков заскочить.
– Ты вот что, Сережа, ко мне тут один тип подъехал на «крузаке», не представился, но хочет увидеться по важному делу. Минут десять еще машина простоит у ворот. Надо по дороге встретить, узнать, что за перец. ГАИшников подключи, пусть документы проверят, проследи за ним внаглую, чтоб заметил, а когда где-либо остановится – наружку сними, пусть это тоже заметит. А потом проследи по-тихому. Все, Сереженька, действуй давай. Звони по результату. Нет, лучше сам подъезжай. Пока.
Мурашова встала с кресла, подошла к окну, вглядываясь в закрытые металлические ворота. Там, за ними, стоял незнакомец, хотел чего-то, что еще не знала хозяйка коттеджа. Чувствовала она, что не просто так приехал этот тип утром в выходной день. Знал наверняка, что не примут его, но приехал… Затевалась большая игра, поняла это Мурашова сразу и, естественно, забеспокоилась.
Снова вернулась в кресло, взглянула на побелевшие пальцы, все еще с силой сжимавшие телефон, и положила его на столик. Взяла новую сигарету, но не прикурила, вертя в пальцах, старалась успокоиться.
«На это, видимо, и рассчитывают незнакомцы, если посылают человека, которого я не приму. Разумеют, что и я пойму, хотят поиграть, посмотреть на мою реакцию, выбить из колеи и позже ударить. Ударить наверняка»…
Мысли прервала вошедшая Ирина.
– Ну, что там? Давай, рассказывай в подробностях, – заторопила ее Мурашова.
Ирина пожала плечами, как бы разводя руки в стороны.
– Ничего особенного, Диана Сергеевна. Пыталась узнать имя, ну, как бы сама интересуюсь – не получилось. Цветы не взяла, он, как вы и говорили, пытался мне их вручить, но я не взяла. Предположила, что он ловелас – раз одна отшила, то он другой предлагает. Так прямо ему в лоб и сказала.
Мурашова расхохоталась.
– Так и сказала?..
– Так и сказала.
– А он что?
– Ничего. Улыбнулся, сел в машину и уехал.
– Ладно, Ирочка, молодец, хорошо сработала. Иди пока, думаю к вечеру Сергей Петрович подъедет – сразу ко мне.
Ирина ушла, а Мурашова снова задумалась. Волнение улетучилось со смехом и не мешало мыслям. Достаточной информации не было, гадать не хотелось, поэтому Диана решила куда-нибудь съездить. Что бы убить время, которого в последние годы не хватало явно. Но, сегодня, случай другой…
Впервые она не знала куда податься, решила просто пообедать в ресторане.
Собиралась не долго – несколько штрихов туши на ресницы, чуть-чуть теней, мизер румян – и все. Вообще не любила много косметики, считала, что природную красоту необходимо подчеркивать, а не замазывать «штукатуркой».
Олег и Ирина, телохранители, устроились за соседним столиком. Парочка смотрелась вполне прилично и незнающим людям трудно было увязать их с Дианой.
Мурашова не стала смотреть меню, заказала сразу:
– Чего-нибудь поесть – салатик, рыбки вкусной, вина красного на пару бокалов. Лучшее, что у вас есть…
Официантка попыталась уточнить, но появившаяся внезапно директорша не дала ей договорить.
– Здравствуйте, Диана Сергеевна, как мы рады, что вы пришли…
Мурашова поморщилась, не любила лизоблюдства. Кивнула головой в знак приветствия, махнула рукой, давая понять, что говорить не склонна – пусть делают свое дело.
– Сейчас, сейчас, все принесут, – заизвинялась директорша, пятясь от столика.
Диана улыбнулась одним уголком рта, старалась не выдать внутреннего смеха, представляя, как распесочит сейчас директорша официантку на кухне – за то, что хозяйку не узнала и блюд ее любимых не знает.
К столику подошел мужчина, улыбнулся.
– Добрый день. Вижу – вас здесь знают и холют. Хотелось бы составить компанию…
– Зачем? – перебила его Диана.
Он рассмеялся.
– Не потому, что знают и холют. Я один и вы одна – вдвоем легче коротать время. Поговорить, поспорить…
– Почему поспорить? – удивилась Диана.
– Да потому, что вы, судя по ситуации, влиятельная дама, а такие не особенно любят возражения. Я совсем не влиятелен, но то же не любитель подстраиваться. Значит мы разные и похожи одновременно. А это повод посплетничать с интересом.
Мурашова улыбнулась, подала знак рукой:
– Садитесь… философ.
– Благодарю, – он немного пододвинул стул, сел. – Внутренне чувствовал, что не откажете.
– Скажите, самоуверенность – это хорошо или плохо?
– А это совсем не самоуверенность. Разве у вас никогда не бывает чувства, что вы что-то выиграйте или, например, у вас получится какое-то дело. Наверняка бывает. Вы хотели меня немного осадить? Зачем? В мире и без этого хватает всякой ерунды, особенно в политике, бизнесе. Хочется просто поболтать откровенно – без наигранности. Для меня это снятие стресса, заряд бодрости, если хотите. А вообще-то меня зовут Николай.
– Диана, – представилась Мурашова. – Да, вы интересный человек.
– Спасибо, – поблагодарил он ее.
Официантка принесла заказ. Мурашова спросила:
– Что вам заказать, Николай?
– Что-нибудь мясного, из свинины, хорошего коньячка грамм двести. Ну… и сообразите там сами, – он одарил официантку улыбкой. Та ушла, кивнув головой и не решаясь более переспрашивать.
– Такое ощущение, Николай, что вы на все знаете ответ, – продолжила беседу Диана.
– На все нельзя знать ответ, – возразил он. – Но мнение иметь необходимо. По крайней мере на то, что хоть чуть-чуть понятно.
– И вы так всегда знакомитесь?
Прежде, чем ответить, он внимательно посмотрел Диане в глаза.
– Нет, я чувствую, вижу по глазам, что вопрос задан не из кокетства. Не из-за женской игры, а из интереса. Простите, но я вас немного знаю – только то, что знают и все. Поясню подробнее – народ знает губернатора или, например, мэра в лицо. Но что собой представляют эти люди – вряд ли кто из толпы знает. Судят по делам. Я знаю, что вы продвинутая бизнесменша – не более.
Официантка принесла и его блюда. Он оценил – так быстро не подавали нигде. Налил даме вина, себе коньяк.
– Что ж, Диана, давайте за знакомство, тем более, что мне очень приятно познакомиться с вами. – Николай отпил глоток и продолжил: – Все люди – и президенты и академики и я точно знаю, что вы не кусаетесь, поэтому и решил подойти.
– Потому, что бизнесменша и не кусаюсь? – улыбнулась она.
– Потому, что решил, что с вами будет интересно. Потому, что подумал, что вам сегодня необходимо скоротать время, которого по сути у вас не бывает. Потому, что мне ничего от вас не надо, кроме как посидеть и поговорить с удовольствием. Но, вот я все говорю и говорю один – это мой въевшийся в суть недостаток.
– Я спрашиваю, а вы интересно и нестандартно отвечаете. Да, мне интересно и хочется узнать больше.
– Раз уж я такой болтун, – он улыбнулся, – буду говорить и дальше. Кто я такой? Ответить: не знаю – это не правда. Про одного говорят – это слесарь, это врач, а это строитель. Про меня так не скажешь, у меня несколько профессий, по дипломам. А занимаюсь я совсем другим и как говорят коллеги – профессионально. Не учился этому в ВУЗе, но работаю…
– А вы действительно не просты. Когда говорили про стресс и бодрость – имели в виду усталость дня и зарядку творческой энергии?
– Ну, что-то вроде того…
– Хотите сказать, что вы талантливы? Но талантливые люди обычно не общаются с незнакомыми. Надоедают с автографами, просят спеть или прочитать… – она усмехнулась.
– Позвольте не согласиться с вами, Диана, – перебил ее Николай. – Известность и талант – разные вещи. У нас масса известных, не скажу бездарных, но не талантливых, например певцов. Да, им уже где-то претит слава, они стараются избежать поклонников. Но, они не таланты. Посредственность и деньги – вот то, на чем замешана их известность. Без денег даже настоящие таланты, одаренные, золотые голоса – никому не известны. Так уж устроен мир: сколько известных бездарей – столько и неизвестных талантов.
– А вы, однако, слишком строги, Николай. И палец вам в рот не клади – к каждому слову цепляетесь. Впрочем, правильно цепляетесь. Слово не воробей… Подумала про известность, а сказала про талант. Да, вы очень интересный человек, Николай. С вами время летит незаметно и мы даже про обед забыли.
– Простите, Диана, совсем заболтал вас.
Он освежил вино и коньяк. Отпил глоток и принялся за еду.
Она, наблюдая за ним, то же отпила немного, но есть не стала. Не хотелось… Брюнет заинтересовал ее. Старше на много и не брюзга совсем, не учит жизни и не ластится, как кот. Что же ему нужно? Она разглядывала его не стесняясь, остановила взгляд на губах и покраснела немного. Стала то же тыкать вилкой в тарелку, что-то жуя и не чувствуя вкуса.
Немного подкрепившись, он произнес:
– Диана, а как у вас со временем?
– Со временем? – Она словно очнулась. – Вы имеете в виду продолжение знакомства? – Он кивнул головой. – Я позвоню вам.
Она встала и пошла на выход.
– Диана, – окликнул ее Николай. – Куда же позвоните то? Телефон, номер вот возьмите.
Он записал на салфетке и протянул. Она, словно заколебалась, потом схватила резким движением и ушла, не прощаясь.
Николай остался у столика, прошептал про себя: «И что этим бабам надо? Сидела, сидела – и на тебе»…
Мурашова вернулась домой не в себе. Злилась, что не продолжила знакомство. Вечно этот бизнес, да еще с подводными минами… Необходимо дождаться Рогова, выслушать, переварить информацию. В присутствии Николая это делать нельзя – посвящать лишних ни к чему и уединяться немыслимо. Она вздохнула тяжело, налила минералки и выпила. Уселась в кресло и стала ждать, внутренне опустев мыслями, словно в каком-то ступоре.
Через час вошла Ирина, увидела отдыхающую хозяйку с закрытыми веками и осунувшимся, как ей показалось, лицом. Не решилась заговорить сразу.
– Ну… – словно подтолкнула ее Мурашова.
– Там Сергей Петрович подъехал.
– Пусть заходит.
Рогов вошел в комнату, поздоровался, налил себе минералки.
– Садись напротив и не тяни, – подстегнула его Мурашова.
– Собственно, все что можно – узнали, Диана Сергеевна, – он отпил полстакана. – Рассказываю по порядку. Приезжал к вам некий Адвокат. По кликухе и по профессии то же самое. Работает на Испанца, им и заслан. Вначале он поехал прямо в свою консультацию, мы вели его не прячась, около консультации даже вышли, вроде что-то записали и уехали. Он, естественно, заметил, ждать долго не стал и поперся к Испанцу, но уже петляя, оглядываясь и осторожничая. Но нас, уверен, не засек. С Испанцем говорили они о следующем…
– Откуда ты мог узнать – о чем они говорили? – перебила его Мурашова.
– Обижаете, Диана Сергеевна… Вот и пленочка есть, послушаете на досуге, – Рогов положил кассету на столик, – А вкратце суть разговора сводилась к следующему. Они предполагали, что вы, Диана Сергеевна, Адвоката не примете, но проследите за ним, что и было, естественно, сделано. Мало ли зачем может приехать адвокат к руководителю фирмы. Цель поездки – выбить из привычной колеи, заставить нервничать, пойти по ложному пути и наделать кучу ошибок. Этот Адвокат еще появится у вас в офисе, предложит свои услуги, от которых вы, естественно, откажитесь. Покрутится у Ковалева, который, кстати, как вы знаете, то же не прочь нашу веточку отхватить.
– Значит, все-таки, нефть их интересует, моя железнодорожная веточка?
– Нефть, Диана Сергеевна, нефть. Но Ковалев – не мафия и разбойными методами действовать не станет. Это не Испанец и будет запятые или многоточие в законе искать, на силовые методы не способен.
– Не способен говоришь, – ухмыльнулась Мурашова, – сейчас все на все способны. И Испанец легализовался, в большой бизнес залез, и Ковалев не так уж чист, как ты думаешь…
– Я так рассуждаю, Диана Сергеевна. Испанец – вор в законе и как бы он не легализовывался – все равно криминальный душок не исчезнет. А Ковалев бизнесмен, правда и от него попахивает, но, по большому счету, он не бандит. На силовые методы у него не духу – возможностей нет. А на поклон – это к тому же Испанцу – он не пойдет, понимает, что от обещанного пирога тогда ему ничего не достанется. Поэтому готовиться надо и к силовому, и к «законному», судебному захвату. Четко еще не ясна позиция Испанца – говорили они с Адвокатом только о том, что Мурашка, простите Диана Сергеевна, ослабнет в борьбе с Ковалевым. Это первая задача Испанца – стравить вас с Ковалевым. Этим вплотную Адвокат и займется. Как дальше Испанец поступит – не известно. Но, думаю, что нам удастся выяснить все вовремя.
– Да, обрадовал ты меня, Сереженька, задал задачку. Но задачки для того и даются, что бы их решать. Спасибо за информацию. Информирован – значит вооружен, – Мурашова подмигнула ему.
После ухода Рогова обеспокоенность и волнение исчезли, растворились в его рассказе. Осталась какая-то тревожная пустота. Совсем не та, не связанная с происками Испанца.
«Что это? – рассуждала про себя Мурашова. – Может долгое отсутствие мужика? – Она вспомнила Николая, сердце забилось чаще. – А, будь что будет… Что я – не баба что ли»?
Она порылась в сумочке, доставая салфетку, набрала его телефон.
– Добрый день, Николай, не ожидали?
– Честно скажу – ждал, но позднее.
– Не хотите нашу встречу продолжить?
– Хочу, конечно, хочу! Где, куда подъехать?
– Не беспокойтесь, за вами подъедут к тому же ресторану.
– Те двое, парочка за соседним столиком?
– Значит вы догадались, что это мои люди?
– Догадался. Только слишком поздно, когда они, как ошпаренные, следом выскочили.
– Хорошо, Николай, до встречи…
* * *
Будильник пищал требовательно и безжалостно. Вставать не хотелось, но Караваев пересилил себя. Впрочем, вставать ему не хотелось каждое утро кроме выходного дня. В выходной, как назло, какой-то черт поднимал его раньше обычного – и будильник не звенел, и на работу не надо, но просыпался он сам.
Сегодня плановый осмотр воспитанников. Осмотры проводились раз в месяц и побывать на нем должен был каждый в течение дня. Караваев все равно осматривал фактически каждого раз в неделю – кто-то приходил сам по нужде с обыкновенным насморком, кого-то он выбирал по внешнему виду или другим, только ему понятным, причинам. Но без внимания не оставался никто.
Степан Петрович давно бросил затею приготовления пищи самостоятельно. Все равно приходилось переться на кухню перед завтраком, обедом и ужином – снимать пробу. И сегодня он, как обычно, пришел в столовую, поел прямо на кухне и ушел в медпункт.
Там его уже ждали. Некоторые девчонки вставали рано, все равно делать нечего. Это особенно беспокоило Караваева. От безделья дрянные мысли могут посетить воспитанниц и тогда все пойдет насмарку. Летом заняты все, даже не хватает иногда рук на полевых работах. А зимой – кто-то ухаживает за коровами и телятами, кто-то работает в свинарнике, курятнике, на кухне, в кочегарке, моет полы. Вот, собственно, и все. Половина людей остается без дела. Парни заняты все, их не много, всего пятнадцать на тридцать пять девчонок и двадцать из последних вынужденно бездельничают. Чем их занять и занять так, чтобы пригодились им в будущем полученные навыки.
Он прошел в свой кабинет, накинул халат и пригласил первую. Пока она раздевалась, читал историю болезни, освежая в памяти все нюансы.
Воспитанница вышла из-за ширмы, кокетливо вильнула бедрами и присела на стул напротив доктора, предварительно отодвинув его немного назад, чтобы видны были ноги. Караваев взглянул на нее – внешний результат отличный. Давно исчезли синяки и кровоподтеки, следы от постоянных уколов в вену зажили, но все еще оставались гиперемированными пятнами в определенных местах. Тело посвежело, порозовела кожа и исчезла пастозность. Раньше, до прибытия в центр, глянув на ее голую, можно было сказать: «Извините, но я столько не выпью». В несвежей, мягко сказано, одежде, иногда в каплях крови, в синяках и ссадинах она выходила на дорогу только в темное время суток. Понимала, что при свете ее никто не снимет. А сейчас все ушло, девушка с красивым телом – любо дорого посмотреть.
– Ну… и что ты мне этим хочешь сказать, Зинаида? – обратился Караваев к воспитаннице. – Что ты красивая и ножки у тебя прелесть – я и так знаю. Не выколупывайся, снимай чулки и ложись.
– С вами хоть куда, доктор.
Она скинула чулки с поясом и легла на кушетку.
– Тьфу, ты холера… На кресло ложись. Я же сказал – не выколупывайся.
Караваев осмотрел ее промежность. От постоянных нестерильных инъекций в одно место лимфоузлы воспалились, по ходу иглы образовался своеобразный накатанный жгут-канал с открытой небольшой ранкой. Такой она поступила в центр. Сейчас все это ушло, испарилось и только еле видимые синеватые жилки просматривались для опытного глаза кое-где на голени. Стенки мелких кровеносных сосудов потеряли свою эластичность и кровь застаивалась синевой в сосудах.
Степан Петрович пропальпировал лимфоузлы – в норме. Потрогал коричневатое пятнышко в промежности – оставшийся след от проторенной уколами дорожки. Замечательно, все зажило.
Зина вдруг тяжело задышала, схватила его руку и прижала к влагалищу. Лицо исказилось в судороге и глаза просили, умоляли не отталкивать ее.
– Ладно, – произнес, начавший то же возбуждаться, Караваев. – Домой вечером заглянешь. Все, иди.
Зинка подскочила с кресла обрадованная, напевая что-то про себя, одевалась по-быстрому, подпрыгнула, словно козочка, отряхнула юбку, сделала лицо серьезным и вышла, как ни в чем не бывало.
«Вот, блин, ребенок», – усмехнулся про себя Караваев. Вздохнул тяжело – осмотр только начинался, а он уже возбудился, забыл назначить Зинаиде мазь от венозного расширения и тромбофлебита. «Черт те что творится, – подумал он. – Ничего, дома ей мазь отдам». И решил прекратить в будущем массовые медосмотры. На них шли девчонки, как на праздник, одевались в лучшее, всегда что-то короткое и соблазнительное. Выставляли свои ножки напоказ, виляли бедрами, оголяли груди и ухмылялись заинтересованно – не импотент же он. Обсуждали его поведение в кулуарах, спорили, доказывали что-то друг другу, но пока похвастаться успехами не могли. Словно массовый психоз публичного соблазнения обуял девчонок древней профессии, но внутри себя каждая рассуждала несколько иначе – хотелось теплоты, ласки, заботы. И не для всех – для себя лично, без надуманной сексуальной показухи.
Ранее, в советское время, ходили все на демонстрации 7 ноября и 1 мая, радовались всем скопом, кричали здравицы партии и правительству. Всеобщее возбуждение, ликование, праздничная лихорадочность обретались в толпе и никто не думал о существующих проблемах общества или отдельных личностей. Но праздничная эйфория заканчивалась, расходились по домам, где уже непременно могли ругнуть партийцев за пустые магазинные полки, давку в общественном транспорте и многое, многое другое.
