Текст книги "Особое задание"

Автор книги: Борис Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

После следующей поездки пришлось назвать еще несколько имен. Но названные не являлись членами организации, а были ярыми сторонниками «нового порядка».

Гестаповец торопил Соботку, а постройка тайных убежищ затягивалась. Что предпринять? Как выиграть время?

– Надо подсунуть Дюмихену такую наживку, за которую он ухватится, – вслух рассуждал Терингл. – Ведь ты знаешь, какие противоречия существуют в гестапо между антикоммунистическим отделом П-А-1 и отделом контрразведки IV-2, особенно его подотделом по борьбе с советскими парашютистами. Это же пауки в банке. Ревностно следят за успехами друг друга. Вот если бы убедить Дюмихена, что он может утереть нос своим конкурентам!..

И когда Соботка стал взволнованно докладывать Дюмихену, что в окрестностях города Высоке Мыто появились советские парашютисты и есть реальная возможность связаться с ними, в глазах гестаповца появился азартный блеск. Он с ходу, как говорят чехи, «сел на подложенное яичко». Магические слова «советский парашютист» возымели действие.

– Подождем с арестом, – согласился он. – Главное внимание теперь парашютистам. И не тяни!

Однако одно упоминание о парашютистах само по себе еще ничего не значило. Нужно было распространить хотя бы слухи о них. И Соботке ничего не оставалось, как самому провести несколько «партизанских акций».

В округе поползли слухи о появлении «русских партизан». Слухи обрастали разными подробностями, в которых «очевидцы» и «свидетели» старались выдать желаемое за действительное. Вскоре известие о появлении «советских парашютистов» дошло до пардубицкого гестапо, а оттуда немедленно было передано в Прагу. Это до крайности распалило аппетит Дюмихена. Он лихорадочно торопил Соботку поскорей войти в контакт с парашютистами и подготовить им западню.

Соботка тянул время – работа по сооружению надежных тайников близилась к концу. Наконец, 30 декабря 1944 года Дюмихен предупредил Соботку, явившегося в Прагу с очередным «докладом», чтобы завтра с утра он явился в гестапо– предстоит «большая работа».

Стало ясно, что терпение у гестапо лопнуло. Соботка в ту же ночь выехал в Высоке Мыто и рано утром, предупредив всех пятерых подпольщиков, имена которых были известны гестаповцам, скрылся вместе с ними в надежном убежище в селе Скорженице, навсегда исчезнув из-под контроля гестапо.

О том, что произошло в гестапо, Терингл узнал через пару дней при «случайной» встрече с инспектором Залуским. Не скрывая радости, Залуский рассказал, какой переполох поднялся в отделе П-А-1, когда выяснилось, что Соботка исчез из Праги. Гестаповцы бросились к нему на квартиру. Но и там было пусто. Начальник отдела Янтур рвал и метал, в исступлении орал и топал ногами на Дюмихена, который «развел гнилую дипломатию», грозился навлечь на него кару шефа гестапо.

– Ну, а дальше как? Что в Высоке Мыто? – нетерпеливо прервал его Терингл.

Залуский махнул рукой и радостно рассмеялся.

– Ездили в Пардубице, – нагнувшись к Теринглу, заговорил он. – Вместе с пардубицкими гестаповцами нагрянули в Высоке Мыто, но вернулись с пустыми руками. Добыча выскользнула из-под носа! Не нашли даже тех, чьи имена, адреса и деятельность знали. Хороший новогодний подарок преподнес Соботка гестапо!..

Двойная игра окончилась. Началась активная борьба за расширение и укрепление подпольной организации.

А в начале марта сорок четвертого года подпольщики вошли в тесный контакт с нами – уже настоящими, а не мифическими советскими парашютистами – и стали нашей главной опорой в разведывательной работе.

В семье не без урода

Новые связи с чешскими людьми все более и более укрепляли у нас уверенность в том, что чешский народ в абсолютном своем большинстве питает теплые, братские чувства к советскому народу, что чешский народ смертельно ненавидит оккупантов и не только ждет, когда Красная Армия принесет долгожданное освобождение, но и сам готов отдать все силы борьбе за свободу.

Но, как говорят, в семье не без урода. В любом ворохе отборной первосортной пшеницы всегда можно встретить и несколько зерен овсюга.

Шестого марта наша тогда еще небольшая группа находилась в лесу километрах в грех к северу от села Ярослав. Мы расположились в густых зарослях молодых елочек.

Вечерело. Морозец усиливался. Мы сидели на еловых ветках вокруг небольшой чугунной печки, в которой тихо потрескивали сухие дрова. Печку эту подарил нам лесник из села Рзи. Удобна она была тем, что почти совсем не дымила.

Майя только что закончила сеанс радиосвязи. Свернув рацию и погрев закоченевшие пальцы над печкой, она уселась в сторонке и стала расшифровывать полученную из штаба радиограмму.

Вдруг со стороны Ярослава донесся шум автомобильного мотора. Звук постепенно приближался. Автомобиль ехал в нашу сторону по лесной дороге, ведущей к вырубке. Выехав на вырубку, автомобиль остановился. Мотор последний раз взревел на больших оборотах и заглох. Глухо стукнул откинутый борт. Мы насторожились. Богданов поднялся и пошел к опушке, где на посту стоял Костя Глухов. Через несколько минут ом вернулся и доложил, что на вырубке грузовик с газогенераторной установкой и трое мужчин. Двое грузят в кузов дрова, а третий с охотничьим ружьем, очевидно лесник, стоит в сторонке и курит.

– Продолжайте с Костей наблюдать за ними.

Богданов скользнул в ельник, но вскоре вернулся:

– Этот лесник прется прямо сюда.

Мы с Богдановым пошли ему навстречу. Впереди слышался шум и треск – лесник напрямую продирался сквозь густой ельник.

Стараясь не шуметь, мы тихо отступали назад, все еще надеясь, что лесник дальше не пойдет и нас не обнаружит. Но он, как слон, ломился следом. В нескольких метрах от нашей стоянки пришлось его задержать. Вместе с ним вышли на маленькую поляночку, где расположились остальные.

Он не выразил ни удивления, ни испуга. Крепкий, коренастый, в теплой добротной одежде, широко расставив ноги, обутые в необычные для чеха высокие кожаные сапоги, и опираясь обеими руками на двустволку с вертикально спаренными стволами, он с любопытством рассматривал нас.

– Партизаны? – вдруг громко сказал он.

Я приложил палец к губам, дав понять, что нужно соблюдать тишину. Он понял, кивнул головой и молча уставился на меня маленькими глазками на круглом, упитанном, красном лице.

– Кто вы?

– Я исем Веселы, гайный с Угерско, – ответил он.

Я потребовал от него документы. Веселы спокойно закинул ремень ружья за плечо, из бокового кармана длинной меховой куртки достал зеленую книжечку. Просмотрев удостоверение, выданное Пардубицким управлением лесоохраны на имя лесника Густава Веселы, я возвратил документ владельцу.

– Ну, будем знакомы. Мы партизаны.

Веселы видел это и без пояснений. Крепко пожимая мою руку, он оживился, весь засветился улыбками.

– Гоши, маете глад? – вдруг спохватился он и вытащил из кожаной сумки большой, завернутый в прозрачную хрустящую бумагу пакет.

– Берите, гоши, – торопливо шептал Веселы, – я всегда, как еду в лес, беру с собой побольше хлеба – вдруг встречу русских пленных. Их сейчас много скрывается в лесу.

Веселы положил сверток на разостланную плащ-палатку и принялся угощать сигаретами. Пачку сигарет разобрали моментально. Все с наслаждением задымили.

Веселы с любопытством рассматривал сложенные в сторонке вещевые мешки. Потом присел к печке, подбросил в нее несколько щепок.

– Ночью вы тоже спите здесь? – с интересом спросил он, оглядываясь и не видя никаких укрытий.

– Всяко бывает, – уклонился от ответа Лобацеев.

– А знаете, я мог бы предложить вам большой чайник и две резиновых грелки. Воду нагреете на печке, а с горячей грелкой под боком можно спать и в лесу.

Мысль о грелках мне понравилась.

– А вы не могли бы достать для нас несколько грелок?

– Какой может быть разговор! Я завтра же принесу из дома пару грелок и чайник, а потом съезжу в Пардубице и куплю там все, что вам будет нужно.

– Часто вы бываете в Пардубице? – спросил я.

– Да, два-три раза в неделю. Имею бесплатный билет на поезд. В хорошую погоду езжу мотоциклом. У меня в Пардубице много друзей.

– Ого-го! Пан Ве-се-лы! – донеслись с вырубки громкие крики. Чехи, видать, уже погрузили дрова.

– Ого-го! Иду! – громко откликнулся Веселы. – Так где я завтра могу найти вас? – торопливо зашептал он.

– В какое время вы можете прийти?

– Близко полудня.

– Хорошо. Завтра в 12 часов мы будем ждать вас на этом же месте.

– Добже. Насхледанов, гоши.

– До свидания. Только о нас никому ни слова!

– Будьте спокойны, – с этими словами Веселы напролом полез через ельник.

– Добрый дядька! – задумчиво сказал Сапко. – Завтра, вот увидите, он, кроме грелок, еще и сигареты притащит.

– Да, человек хороший, сразу видно, – поддержал Веклюк. – И фамилия у него – Веселы, «веселый человек».

– Ну, это мы после увидим. А сейчас надо отсюда уходить. Приготовиться к отходу!

На другой день мы с Пичкарем пошли на назначенное для встречи с Веселы место пораньше, чтобы прибыть туда первыми, и, выбрав удобную позицию, издали понаблюдать за лесником, когда он явится на свидание.

За ночь потеплело. Под утро выпал обильный мягкий снег, пухлым белым покрывалом укрыл землю, тяжелыми шапками повис на ветках деревьев. Все вокруг стало неузнаваемо. В лесу стояла сонная торжественная тишина. Могучие кудрявые сосны и высокие ели замерли, как бы к чему-то прислушиваясь и боясь обронить с себя часть своего светлого девственного наряда.

Мы шли не торопясь, невольно поддавшись очарованию зимнего леса.

Уже совсем близко от места вчерашней нашей стоянки мы издали заметили на просеке множество следов. Подошли ближе. Судя по следам, по просеке в ту же сторону, куда шли и мы, совсем недавно прошло несколько десятков людей. На свежем мягком снегу следы окованных сапог вырисовывались четко, рельефно. Немцы! Немцы в лесу! Что это – случайность или…

Лес сразу же стал казаться другим – суровым и грозным. Эту торжественную тишину в любую минуту могут нарушить частые автоматные очереди, резкие выстрелы винтовок. Фашисты где-то здесь, рядом. Им уже что-то известно о нас.

Прячась за кустами, мы осторожно подошли к краю огромной вырубки, на противоположной стороне которой виднелся в низине засыпанный снегом густой молодой ельник, где мы вчера встретились с лесником.

Стали наблюдать. Я спрятался за толстым стволом ели-двойняшки возле самой опушки, Пичкарь замаскировался в сотне метров сзади по нашему следу. Медленно текли минуты.

Осматривая ельник в бинокль, я заметил какое-то движение на той стороне вырубки. С маленькой елочки далеко на левом краю ельника осыпался снег. Вот елочка еще раз чуть заметно вздрогнула. Что там? Может быть, коза или дикий кабан?

И снова все тихо, но предчувствие такое, что тишина эта обманчива, что она продлится недолго.

Внезапно где-то далеко впереди в сосновом бору, к которому примыкал молодой ельник, раздался резкий свисток. И сразу же там послышались крики людей. Голоса быстро передвигались влево. Немцы шли широкой цепью, прочесывая густой ельник. Отсюда, сверху, было хорошо видно в бинокль, как колышутся вершины елочек, как с них осыпается снег. Вот цепь уже проходит ельник насквозь, приближаясь к краю вырубки. Сейчас мы их увидим…

Осыпанные снегом немцы выскакивали из ельника на поляну. Было их человек семьдесят. Вот из ельника вышли еще трое. Двое были в зимних эсэсовских офицерских бекешах, а третий… Я не поверил своим глазам и вновь прильнул к биноклю. Третьим был Веселы!

Так вот ты какой, оказывается, пан Веселы! Вот какие грелки ты обещал нам доставить!

Один из офицеров дал два коротких свистка. С левой стороны поляны из-под елочки поднялись два гитлеровца с ручным пулеметом и направились к толпе остальных карателей. Справа из-за штабеля дров вышли еще два пулеметчика. Этих я тоже не смог своевременно заметить, хотя они располагались не так уж и далеко от моего укрытия.

Было одиннадцать часов дня седьмого марта сорок пятого года. До условленной встречи с паном Веселы оставался ровно один час…

Вечером Маклаков говорил о леснике из Угерско:

– Темная душа у этого человека. Хитрый и жадный. Там, где пахнет наживой, он отца родного не пожалеет. Живет богато. У немцев пользуется большим доверием. Да и сам он наполовину немец – мать немкой была из Судет. Рассказывают о нем люди, что он бродит каждый день по лесу, ловит беглецов из плена. Двоих, говорят, застрелил в лесу под Высокой.

На следующий день поступила справка о Веселы от «Большого Гонзы». В ней подтверждалась характеристика, данная леснику Маклаковым. Кроме того, сообщалось, что Густав Веселы является членом судето-немецкой партии – филиала нацистской партии в Чехословакии. Эта партия была создана по указке Гитлера в конце 1933 года Деятельность судето-немецкой партии была направлена на расчленение и захват Чехословакии Германией.

Так вот с каким человеком случайно свела нас судьба. Надо было скорей убирать его со своего пути, пока он не принес людям, с нами связанным, еще большей беды.

Утром следующего дня по нашему поручению к Веселы в Угерско отправился житель села Горные Елени Инджих. Схейбл попытаться получить разрешение на рубку дров в лесу, а заодно узнать, дома ли лесник и есть ли возможность захватить его ночью без лишнего шума.

Схейбл вернулся к полудню и принес неутешительные вести.

Добротный каменный дом лесника расположен возле самого шоссе, по которому целый день не прекращается очень оживленное движение. В доме имеется телефон. Вся усадьба вместе с садом обнесена высоким забором. Во дворе на цепи два огромных злых кобеля. Ворота и калитка – с тяжелыми засовами.

Веселы был дома. Он отказал Схейблу в выдаче ордера на дрова, ни за что обругал и приказал убираться ко всем чертям, пока не спустил на него собак. В доме, кроме лесника, была его жена, две дочки-подростки и молоденькая служанка.

Было ясно, что идти ночью в усадьбу-крепость нельзя – псы-волкодавы предупредят хозяина, и он, имея хорошее оружие, сможет отбиваться, пока не примчится из Хрудима или Пардубице подмога.

Решили визит нанести днем.

Трое партизан – Николай Попов, Николай Гончарь и Владимир Ступенько часов в шесть вышли на шоссе возле села Угерско.

Выбрав момент, когда шоссе было безлюдно, они подбежали к воротам усадьбы лесника. Ворота и калитка были заперты. Попов перелез через забор и отодвинул тяжелый засов. Во дворе сразу же спрятались за густые декоративные деревья, посаженные вдоль забора. Собак не было. Осмотрелись. Широкий, мощеный камнем двор, большой дом с мезонином и высоким крыльцом. За домом фруктовый сад.

Сбоку у крыльца – вход в погреб. Справа вдоль двора сложенные из известняка хозяйственные постройки: коровник, конюшня, гараж с широкими закрытыми воротами. За домом на протекавшей через усадьбу маленькой речушке – плотина с установленной на ней турбиной.

– Вот кулак, настоящий кулак! – шептал удивленный Гончарь. – Смотри, даже электростанция своя.

Ступенько остался в кустах, а Попов и Гончарь пробежали под окнами к крыльцу. Только теперь в глубине двора раздался хриплый собачий лай.

Входная дверь была закрыта. Попов постучал. Раздались звуки шагов и лязг отодвигаемого запора. Дверь приоткрылась. На пороге стояла невысокая черноволосая девушка, по описанию Схейбла – служанка в доме Веселы.

Увидев вооруженных люден, она от неожиданности растерялась и хотела захлопнуть дверь, но Попов нажал плечом и вошел в коридор.

Из открытых дверей справа слышались голоса и треск радиоприемника. Партизаны вошли в открытую дверь. В просторной комнате была вся семья лесника. Веселы и его жена сидели за столом, на котором еще была неприбранная после обеда посуда. Обе дочки замерли возле радиоприемника, из которого неслась какая-то немецкая передача.

Веселы застыл с чашкой кофе в руке, испуганными глазами уставился на непрошеных гостей.

– Не ожидали нас, пан Веселы? – вместо приветствия заговорил Попов. – А мы вас так долго ждали. Теперь решили сами к вам заглянуть. Вы обещали нам принести грелки и чайник Где же они? – глаза Попова сверлили предателя.

Веселы молчал. Под лоснящейся лысиной вихрем, сменяя одна другую, проносились мысли: «Погиб. Убьют меня. Они все знают. Как спастись? Где выход? Сообщить в гестапо? Но телефон в другой комнате, а гестапо далеко – в Пардубице. Сопротивляться? Но винтовка и ружье в спальне, а пистолет в кармане куртки, что висит в коридоре… Что делать? Что делать? Они убьют меня…»

– Что же вы молчите, пан Веселы? Где же грелки? Почему вы их не принесли, как обещали?

К Веселы, наконец, вернулась речь. Подавив спазму в горле, он забормотал:

– Я не мог тогда прийти. Я был болен. Я приду в лес завтра и принесу все, что надо.

– Нет, вы пойдете с нами сейчас. Командир хочет поговорить с вами. Собирайтесь! – голос Попова звучал твердо, пистолет в руке качнулся вверх, как бы поднимая Веселы со стула.

Веселы испуганно поднялся, растерянно посмотрел на жену. Та вдруг сорвалась со стула, бросилась к Попову, срывающимся на визг голосом закричала, принялась выталкивать его из столовой. Попов легко отстранил от себя исходящую криком хозяйку. Она бросилась к мужу:

– Густав, ты никуда не пойдешь! Пойдем, ляг в постель, отдохни…

– Хватит визжать! – загремел злой голос Попова. – Одевайтесь и вы все. Быстро!

После окрика Попова хозяйка, к удивлению, сразу притихла, заметалась по комнате, не зная за что взяться.

Веселы воспрянул духом: вместе с ним пойдут жена и девочки. Значит, не убьют. Русские – не гестапо, с детьми не воюют.

Под присмотром Попова стал быстро одеваться. Поторапливал жену и дочек.

– Одевайтесь потеплей, – приказал тем Попов.

Гончарь между тем вынес из спальни винтовку и двуствольное охотничье ружье, оборвал шнур телефона.

Вышли во двор. Здесь Попов попросил перепуганную служанку принести ключи от погреба. Открыл дверь и приказал жене лесника и дочкам зайти в погреб, запер дверь и ключи бросил в речку.

– Ничего с ними не случится, пусть посидят пару часов в холодке. А вы, – обратился он к служанке, – через три часа пойдете к старосте села и расскажете, что здесь произошло. Только через три часа, не раньше. Понятно?

Позже мы узнали, что служанка не совсем точно выполнила приказание Попова. Желая, чтобы ненавистная пани лесничиха с паненками подольше посидела в погребе, служанка только на другой день утром побежала на доклад к старосте.

…Веселы шел всю дорогу молча. В наступивших сумерках подошли к небольшому лесному озеру. Гончарь и Ступенько стали по бокам лесника.

– Густав Веселы! – подойдя к нему вплотную и глядя прямо в глаза, медленно проговорил Попов. – Вы обвиняетесь в убийстве двух советских военнопленных в феврале этого года в лесу возле села Высокая…

Голова Веселы дернулась вверх, тело напряглось, как для прыжка.

– Это неправда! Кто меня обвиняет в этом?

– Вас обвиняют люди. Чешские люди…

– Это ложь! Люди ненавидят меня за то, что не позволяю им в лесу воровать…

– Вы обвиняетесь в пособничестве оккупантам и в связях с гестапо, – вел дальше Попов.

– Это неправда!

– С кем из гестапо вы связаны? Отвечайте!

– Кто вам дал право допрашивать и обвинять меня? Если вы мне что-нибудь сделаете, вы поплатитесь! Я вам!.. – задохнулся в крике Веселы.

Попов побледнел. С минуту молча стоял со сжатыми кулаками перед тяжело дышавшим Веселы.

– Вы обвиняетесь в предательстве советских партизан. Узнав, где находятся партизаны, вы сообщили об этом в гестапо и привели в лес карателей, – ровным, глухим голосом закончил Попов свое страшное обвинение.

– Это неправда! Это не я… – бормотал сломленный Веселы.

Попов подошел к нему вплотную, несколько мгновений смотрел в бегающие глаза предателя.

– Нет, негодяй, это правда! Мы позавчера видели тебя в лесу вместе с немцами, – бросил ему в лицо. – Предлагаю приговор – расстрелять.

– Согласен, – тихо сказал Гончарь.

– Согласен, – подтвердил приговор Ступенько.

Попов с пистолетом в руке подошел к Веселы. Левой рукой схватил его за воротник куртки, повернул к берегу озера.

Сухой треск пистолетного выстрела предатель уже не услышал.

Будни

Первое время мы все силы прилагали к тому, чтобы во всех нужных нам местах были наши осведомители, старались возможно быстрее и шире развернуть сеть источников информации.

Я часто бывал в городах и селах, встречался с десятками людей, подбирал помощников. Передвигался иногда на велосипеде, а чаще всего приходилось ходить пешком.

Однажды после беседы с Богуславом Гоудеком я, подкрепившись на дорогу чашкой кофе, собирался идти в село Рзи, а затем в лес.

Гоудек предложил подвезти на своем грузовичке, но я, зная, с каким трудом он добывает каждый литр бензина, поблагодарил и отказался. Тогда Гоудек предложил вызвать такси.

Я улыбнулся этой шутке.

Оказывается, Богуслав не шутил. В Хоцени имеется таксист-частник Франтишек Ванясек, и жители маленького города издавна привыкли пользоваться его услугами. Безотказный Ванясек в любое время дня и ночи готов был поехать куда угодно. Когда страну оккупировали гитлеровцы и на бензин был установлен самый строгий лимит, Ванясек пристроил к своему автомобилю газогенератор и, перейдя с бензина на дрова, снова готов был служить людям.

– А каков он, этот таксист? Не болтун? – перспектива использования автомобиля Ванясека была заманчива.

Богуслав рассмеялся:

– Ванясек – болтун! Весь город знает, что, прожив со своей женой без малого тридцать лет, он едва ли сказал ей за это время с десяток слов. Да вы сами можете убедиться, сейчас я его приглашу.

Через некоторое время к воротам подкатил старый автомобиль. Черная, потускневшая от времени окраска кузова во многих местах была старательно подправлена.

Возле правой передней дверцы на подножке установлен высокий цилиндрический бак газогенератора. Так и не сумев определить марку этой диковинной машины, я устроился на заднем сиденьи. Пожилой шофер, одетый в короткую, сильно потертую кожаную куртку и сидящую на голове блином кожаную кепку, неторопливо обошел свою колымагу, уселся за большую баранку руля, чуть повернул i олову в мою сторону, как бы спрашивая, куда ехать.

– Село Рзи! – громко сказал я.

Ванясек нажал на стартер Выпустив густые клубы дыма, машина тронулась. В укрепленном над ветровым стеклом зеркальце я рассматривал Ванясека. На вид лет пятьдесят. Продолговатое, сухое, морщинистое лицо. Так и не сказав друг другу ни слова, доехали до села Рзи.

С тех пор мы все чаще и чаще стали пользоваться услугами Ванясека Саша Богданов, впервые увидев автомобиль Ванясека, долго ходил вокруг него, удивленно покачивая головой.

– Ты подумай только, – усмехнулся он, – какая оригинальная машина. Это, по-моему, реставрированная «Антилопа-Гну». Да, да! Не смейтесь! И, кроме того, этот загадочный тип в кожаной тужурке, – кивнул он в сторону молчаливого шофера, – не просто чех Франтишек Ванясек, а самый настоящий Адам Козлевич в чешском варианте.

Так с легкой руки Саши Богданова за Ванясеком навсегда утвердилось прозвище «пан Козлевич», а за его старенькой машиной знаменитое имя «Антилопа-Гну».

Но как бы там ни было, старая «антилопа», поскрипывая разболтанным кузовом, задыхаясь на крутых подъемах, оставляя за собой синие клубы вонючего древесного газа, исправно бегала по дорогам Чехии и до конца войны верой и правдой служила советской военной разведке.

После каждой поездки в город или далекое село я расплачивался с «паном Козлевичем». Он молча брал деньги. Но мы понимали, что, согласившись принимать от нас плату, Ванясек тем самым старался как бы дать нам моральное право в любое время обращаться к нему за помощью. То была лишь символическая плата за его труд. Никакими деньгами невозможно было оплатить тот риск, на какой шел этот самоотверженный человек, возя советских разведчиков по оккупированным гитлеровцами городам Чехии.

Работа в городах и селах протекала совсем не так легко и просто, как могло показаться на первый взгляд. Любой день состоял из бесконечного нагромождения мелочей, каждая из которых могла обернуться смертельной опасностью.

Нервы всегда были напряжены до предела. Наблюдая и запоминая все окружающее, нельзя было ни на минутку отключиться, выбросить из головы тревожные мысли: не следят ли за мной? не мелькнуло ли удивление на чьем-либо лице? не привлек ли к себе внимание?

Нервное напряжение выматывало силы. Уставал страшно. В минуты отдыха, когда непосредственной опасности не было, часто не мог уснуть. Мучили сильные головные боли.

Но нелегко было и остальным товарищам, находившимся в лесу. Все это время они жили без крыши над головой, не выпуская из рук оружия, не снимая сапог ни днем, ни ночью. Особенно трудно приходилось Майе. Жить молоденькой девушке в лесу зимой среди мужчин – нелегкая доля.

Вынужденные часто менять место работы радиостанции, мы все время кочевали по лесу с места на место. Ночью костров не разжигали. На каждом новом бивуаке партизаны нарезали еловых веток на подстилку, застилали их плащ-палатками и на таком ложе, тесно прижавшись друг к другу, старались уснуть. На просеках вокруг лагеря день и ночь стояли часовые, охраняя отдых товарищей.

В таких условиях первостепенное значение имела теплая одежда и исправная обувь. Каждое одеяло или кусок брезента партизаны берегли как величайшую драгоценность. Все это давали нам чехи из ближайших сел. Подпольщики кинули клич: «Для святого дела нужна теплая одежда». Сотни неизвестных нам людей откликнулись на призыв.

«На святое дело» отдавалось все самое лучшее, прочное и удобное.

Партизаны были беспредельно благодарны своим неизвестным чешским друзьям, каждый день приходившим им на помощь. Без этой помощи мы не могли бы жить и работать.

Первое время, когда нас было всего несколько человек, вопрос о питании не стоял так остро. Значительную часть продуктов для нас добывал через своих знакомых Маклаков и Богуслав Гоудек. Но каждый день в группы Петра Журова, Михаила Волкова и Павла Алехина вливались все новые бойцы. Все эти новички бежали из фашистского плена.

Изголодавшиеся, отощавшие в гитлеровских лагерях, они не жаловались на отсутствие аппетита, и забота о добывании продуктов для всей очень быстро растущей нашей семьи переросла в трудную проблему.

Хлебом нас по-прежнему снабжал Иозеф Смекал. Его пекарня в Высоке Мыто обеспечивала хлебом немецкие воинские части. Смекал добавлял в тесто побольше воды, увеличивал припек и из сэкономленной муки выпекал хлеб «на святое дело» – для партизан.

Но не хлебом единым, даже в буквальном смысле, жив человек. К хлебу нужно было мясо. А где же его взять при карточной системе и в условиях строжайшего учета всего скота и птицы у населения? Выход был найден совсем случайно.

Однажды Ярослав Гашек рассказал, как староста села Тыништко, делая подворный обход, осмотрел двух кабанов, которых откармливал Гашек, сделал в своей книге отметку и приказал Гашеку отвезти одного кабана в Высоке Мыто и сдать на бойню под расписку.

– А вы сдайте кабана нам. Мы тоже дадим расписку, – шутя сказал я, не придав этим словам значения.

Но Гашек воспринял предложение вполне серьезно и охотно пошел на деловую сделку. Уточнив с ним некоторые детали, я написал на клочке бумаги:

«Расписка.

У гражданина Ярослава Гашека была изъята 1 (одна) свинья весом, примерно, 120 кг для обеспечения партизан. Оплата будет произведена после войны.

Крылов».

В тот же день Гашек тайком зарезал свинью. Часть мяса спрятал у брата Франтишека в Замрске, а остальную тушу отвез колбаснику Гоудеку в Хоцень.

На другой день рано утром Гашек побежал к старосте и рассказал, как поздно ночью к нему нагрянули партизаны, забрали и тут же в сарае забили предназначенного для сдачи немцам кабана, тушу увезли в лес, а взамен оставили вот эту расписку.

Перепуганный староста не стал раздувать дело – как-никак немцы далеко, а партизаны могут оказаться совсем рядом и заглянуть к старосте. Случай с лесником Веселы из села Угерско был у всех в памяти. Порядок был соблюден. Для отчета немцам имелся клочок бумаги, для семьи Гашека и партизан – вкусная свинина.

Такую же операцию провели затем крестьяне Штефек из села Ярослав и Ирасек из Добжикова. Забитых свиней тоже переправили к Гоудеку. Туда же были отведены три лошади, захваченные у немцев группой Павла Алехина. Гоудек из конины, приправленной свиным салом, делал вполне приличную колбасу.

…С появлением в отряде врача Бориса Александровича Емельянова у нас наладилось и медицинское обслуживание. Борис Александрович, с удивительными приключениями бежавший из плена, пользовался в отряде всеобщим уважением. Главным мерилом в поведении человека были в то время личная смелость и стойкость. Никакие другие качества не ценились так высоко. Чтобы завоевать среди партизан молчаливое признание и одобрение, надо было прежде всего быть мужественным и находчивым человеком. Борис Александрович, из опасения лишиться возможности принимать участие в проведении диверсий, первое время пытался скрыть свою причастность к медицине, но потом, к его удовольствию, оказалось, что врачу не будет отбоя от предложений пойти на операцию отнюдь не хирургическую. Каждая группа, отправляясь на задание, требовала, чтобы с ними обязательно шел доктор.

– Увереннее себя чувствуешь, когда медицина рядом, – по-своему объяснил это стремление Коля Попов.

Гоудек раздобыл для доктора полный ящик различных медикаментов и необходимый инструментарий. Но многие из этих препаратов, призванных бороться с «мирными» болезнями, доктору так и не приходилось применять Удивительное дело. Ведь все жили в очень тяжелых условиях, спали на снегу, под дождем, питались скудно, всухомятку, пили болотную воду, а больных не было. Организм перестроился на «военный» лад, и такие сугубо «мирные» заболевания, как насморк, грипп, язва желудка, радикулит, были забыты. Все это ко многим пришло значительно позднее, уже после войны.

Конечно, сложных хирургических операций в лесных условиях Борис Александрович делать не мог. В таких случаях приходилось обращаться за помощью в город.

В одной из стычек с немцами был ранен в живот Николай Солодовников – партизан из группы Журова. Ранение было тяжелое. Три пули в нескольких местах пробили кишечник. Раненый часто терял сознание. Через два часа после боя в лесу ветврач Петр Филиппов, вызванный из города Хоцень по телефону нашим связным Томашем Покорны, уже вез Солодовникова в своем автомобиле в город Градец-Кралове.

Укладывая бледного от потери крови Солодовникова на заднее сиденье, мы не надеялись, что Филиппову удастся довести его живым – дорога была не близкой, – но иного выхода не было.

В городской больнице хирург Бердта и старшая медсестра Шулова немедленно сделали раненому операцию и переливание крови Долгие дни и ночи, постоянно рискуя жизнью, так как в больницу часто заглядывали немцы, Шулова самоотверженно дежурила возле больного. Так благородный подвиг чешских патриотов спас Солодовникову жизнь.