Текст книги "Особое задание"

Автор книги: Борис Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Наш самоотверженный помощник Станда Кулганек.

Выложив все, Мария справилась у Степана Семеновича о здоровье его жены, попросила разрешения поговорить с ней и скрылась в комнате.

– Вы побудьте пока вдвоем, поговорите, – сказал Маклаков и тоже пошел вслед за Марией. Из-за тонкой двери доносился тихий разговор.

– Товарищ, – тихо обратился ко мне Кулганек, – вы живете здесь, у пана Маклакова? – Он говорил медленно, слова выговаривал четко, и я понял его без всякого труда.

– Нет, мы живем в лесу.

– У вас там есть товарищи? Тоже заяты?

– Да.

– Я могу познакомить вас с одним очень хорошим человеком. Он живет в Хоцени. У него есть грузовой автомобиль, и он может ночью переправить вас к партизанам в Моравию, – медленно, подбирая слова, продолжал он. – Я недавно ездил в Оломоуц, там мой родственник работает на железной дороге, и от него я слышал, что там есть партизаны.

– А кто этот человек в Хоцени?

– Это Богуслав Гоудек. Очень хороший человек. Он много помогает русским. Вам может помочь продовольствием и вообще сделает, что нужно, – уверенно заявил Кулганек.

«Богуслав Гоудек, Богуслав Гоудек, – напрягал я память. – Откуда мне знакомо это имя?» И вдруг вспомнил, что это о нем рассказывал Бердников. Действительно этот человек может быть нам полезен.

Мы договорились с Кулганеком встретиться утром в лесу невдалеке от села Срубы и вместе пойти в Хоцень к Гоудеку.

Когда утром в назначенное время я подошел к высокой деревянной вышке, Кулганек был уже там.

Знакомой лесной дорогой, по которой ходили с Бердниковым, быстро, чтобы согреться, направились к городу.

По дороге Кулганек рассказывал о раненом сержанте, который в сорок третьем году бежал из плена и два месяца жил у них на чердаке, пока не окреп. Потом ушел на восток, навстречу фронту. Где он сейчас? Жив ли? Мать каждый день вспоминает о нем.

– Адрес свой оставил. После войны найдем друг друга. В гости приглашу, – сказал он.

Решив, наконец, полностью довериться этому человеку, я рассказал, что я не беглец из плена, а советский офицер-парашютист и прибыл сюда вести разведывательную работу, собирать сведения о противнике и тем самым облегчать и ускорять наступление Красной Армии. Кулганек жадно слушал, боясь пропустить или не понять хоть одно слово. Надо было видеть его радость! Он заверял, что многие чехи окажут нам помощь в работе, что сам он готов выполнить любое поручение, какое в его силах.

На просьбу съездить в Оломоуц и при помощи своего родственника выяснить, какие немецкие воинские части там размещаются, откуда они прибыли, ведутся ли в окрестностях работы по созданию оборонительных сооружений, – Кулганек заявил, что он сегодня же вечером отправится в Оломоуц.

Я снабдил Кулганека деньгами на разъезды и объяснил, на что прежде всего следует обращать внимание, попросил запомнить опознавательные знаки, какие немцы рисуют на бортах автомашин, рассказал, как отличить по погонам и цвету кокард на пилотках род войск.

За разговором незаметно дошли до города. Пошли вдоль набережной. По вычурному, выгнутому дугой узкому деревянному пешеходному мостику перешли на правый берег Тихой Орлицы. Возле одного из домов, стоя на высокой лестнице, двое чехов закрашивали известью огромное «V» – начальную букву слова «Viktoria» (победа).

– Наздар, гоши! – крикнул им Кулганек и приветливо помахал рукой. Один из маляров что-то крикнул в ответ, оба громко расхохотались и снова принялись усердно орудовать кистями. От огромного «V» оставалось только пятно.

– Попробовали бы они сделать это года три назад, когда немцы на каждом углу рисовали «V», – сказал Кулганек, – не поздоровилось бы всей семье. А сейчас Красная Армия заставила гитлеровцев забыть о своих «викториях».

На окраине города мы подошли к двухэтажному дому. На первом этаже был магазин, над входом красовалась вывеска «Мясо. Колбасные изделия».

Кулганек подошел к металлической калитке, позвонил. Из глубины двора к калитке подбежал огромный, как теленок, дог, прыгнул передними лапами на сетку и молча рассматривал нас.

Из-за дома вышел плотный мужчина с засученными рукавами рубашки. Увидев Кулганека, он улыбнулся, быстро подошел к калитке, потрепал собаку по загривку и отодвинул защелку, Мы вошли во двор. Дог снова прыгнул на калитку, и она, щелкнув замком, захлопнулась.

– Богуш, познакомься, это – русский товарищ, – сказал Кулганек, указывая на меня.

– Богуслав Гоудек, – представился хозяин…

…Так судьба свела меня с этим замечательным человеком, ставшим впоследствии одним из самых самоотверженных наших помощников и друзей. Трудно переоценить всю ту помощь, какую оказал нам Гоудек. Сколько продовольствия и медикаментов получили мы из рук Гоудека, сколько раз по нашей просьбе ездил он в Брно, Иглаву, Градец-Кралове… Его грузовик всегда был в нашем распоряжении. Сколько раз наши радисты проводили сеансы радиосвязи в доме Гоудека! А ведь это грозило смертельной опасностью всей семье. Бывая в этом доме, каждый из нас чувствовал себя здесь как в родной семье.

– Прошу зайти в дом, – сказал Гоудек, пропуская нас с Кулганеком вперед.

В большой светлой кухне, которая, очевидно, служила и столовой, за столом с газетой в руках сидел кряжистый крепкий старик. Возле плиты хозяйничала пожилая женщина. Когда она повернулась в нашу сторону, я узнал в ней ту старушку, с которой сидели на одной скамейке в скверике в тот день, когда через Хоцень гнали колонну военнопленных.

– Это мои тато и мама, – сказал Гоудек и, предложив нам присесть, стал мыть руки.

– Гоши, маете глад? – спросил он, покончив с умыванием и подходя к большому кухонному столу.

Кулганек вопросительно глянул на меня.

– Так, ясно, – сказал Гоудек и достал из шкафа большой кусок ветчины и длинный узкий нож. Точными, неуловимо быстрыми движениями нарезал одинаковые тонкие ломтики, затем взял узкую тарелку, подхватил ножом горку нарезанной ветчины и бросил ее на тарелку так ловко, что кусочки улеглись на свои места, как будто их долго и тщательно раскладывали.

Мы не успели моргнуть глазом, как в руках у Гоудека уже появилась бутылка сливовицы.

Гоудек придвинул ближе к нам с Кулганеком тарелку с ветчиной, поднял свой стаканчик.

– Заяты? – спросил он, глядя на меня.

– Нет, – ответил я.

Гоудек удивленно поставил стаканчик на поднос. Дверь вдруг распахнулась, и в кухню вбежал мальчик лет четырех, удивительно похожий на Богуслава. За ним вошла молодая женщина в белом клеенчатом фартуке и клеенчатых нарукавниках.

– Добрый день, Стаида, – сказала она певучим голосом Кулганеку. – Добрый день, – кивнула в мою сторону.

Гоудек пригласит нас с Кулганеком в соседнюю комнату. Плотно прикрыв за собой дверь, он уселся возле меня и приготовился слушать.

Тщательно подбирая слова, медленно, чтобы Гоудек все понял, я объяснил ему, кто мы, сказал, что мы надеемся на Гоудека и рассчитываем получить от него помощь…

– Я все сделаю, что в моих силах, – горячо заверил Гоудек. – Скажите, в чем вы нуждаетесь? Может быть, вам нужны деньги?

– Нет, деньгами мы обеспечены. А вот продовольствие нам нужно. Разумеется, все расходы по его приобретению мы оплатим.

Гоудек рассказал, что доставать продовольствие будет нелегко – все продукты отпускаются по карточкам при строгом учете. Особенно мизерны нормы на мясо и жиры.

– Но, – заверил он, – для святого дела будет и мясо и колбаса.

Здесь я впервые услышал это выражение: «святое дело». Потом пришлось сталкиваться с ним постоянно. На другой же день Гоудек доставил в избушку Маклакова килограммов десять сухой колбасы. Затем такие поступления от него стали регулярными.

Богуслав Гоудек.

Избушка Маклакова была для нас на первых порах очень удобным пунктом, где можно было наладить знакомство с интересными для нас людьми, можно было отобрать наиболее подходящих, наиболее боевых ребят.

Не желая на первых порах расширять свою группу, мы направляли таких отобранных людей в группу Петра Журова и группу лейтенанта Михаила Волкова, с которым быстро наладили связь. Хотелось, чтобы эти люди на всякий случай всегда были под рукой. Нужно только было их вооружить, а затем можно было бы использовать для диверсионной работы.

Но особенно важны были для нас знакомства с местными людьми – учителем Долежалом из села Добжиков, жителями этого же села Ирасеком и Аленой Новотной, жителем села Ярослав Штефеком, бывшим капитаном чехословацкой армии Сейдлом из города Хоцень.

Однажды вечером пришел к Маклакову житель села Срубы Инджих Штейнер. Мы долго с ним беседовали. Штейнер рассказывал о своей жизни, о семье, о работе и между прочим упомянул, что его брат Франтишек уже долгое время работает на авиационном заводе в городе Хоцень. Это меня заинтересовало, и я попросил Штейнера познакомить меня с братом.

Поговорив со Штейнером и убедившись окончательно в том, что ему можно довериться полностью, я сказал ему, что являюсь не сбежавшим из плена, а советским парашютистом, и меня интересуют некоторые сведения военного характера.

Штейнера это сообщение удивило и обрадовало. Платя откровенностью за откровенность, он тут же рассказал, что в Хоцени действует коммунистическое подполье и его брат связан с ним.

Договорились, что завтра вечером Инджих приведет своего брата в хату Маклакова.

На следующий день мы запросили Центр и получили разрешение связаться с подпольной организацией. С волнением, тревогой и надеждой ждали мы предстоящей встречи.

Поздно вечером, выставив посты на опушке леса и на окраине села Рзи, – вот и пригодилась группа Журова, – мы с Пичкарем пошли к Маклакову.

Долго тянулось время тревожного ожидания. Наконец пришел Иван Сапко и вместе с ним рослый чех, назвавший себя Франтишеком Штейнером.

Сапко доложил, что вместе со Штейнером пришли еще восемь человек. Их задержали на посту на опушке.

– Кто такие? – спросил я Штейнера.

– Мои друзья, – поспешил заверить тот. – Все надежные люди, члены подпольной организации!

У меня дух захватило: как же так? Что это за подпольная организация, если сразу на первую встречу заявилась целая группа людей? Ведь еще ни та, ни другая сторона ничего не знает друг о друге. А если хотя бы один из пришедших – провокатор или просто болтун?

Как же быть? Но не отказываться же от встречи, если «гости» уже пришли.

Штейнер вышел. Вскоре вместе с ним в комнату вошло еще несколько человек. Начали знакомиться. Обращал на себя внимание темноволосый, еще довольно молодой человек, назвавший себя Большим Гонзой. Он представил всех остальных. Имена были довольно странные: Малый Гонза, Лойза, Большой Лойза, Вашек… Очевидно, это были подпольные клички. По сути дела к нам пожаловало почти все руководство большой и сильно разветвленной подпольной организации.

Руководитель краевой антифашистской подпольной организации Карел Соботка («Большой Гонза»).

Возглавлял подпольную организацию Большой Гонза (настоящее имя Карел Соботка). Все остальные, прибывшие с ним, были руководителями отдельных групп.

Это открытие, пожалуй, не столько радовало, сколько пугало. Вопреки элементарным правилам конспирации руководители подпольных групп собираются вместе и целой оравой идут устанавливать связь с людьми, назвавшими себя советскими парашютистами. В гестапо не дураки. Там есть великие мастера по части организации различных провокаций. Могут создать специальную группу, даже позволят ей совершить парочку диверсий, чтобы втереться в доверие к таким простофилям, а потом сцапать всех сразу. При такой постановке дела подобные «подпольщики» и нас могут потянуть за собой в бездну. Попросил Большого Гонзу объяснить, чем вызваны такие опрометчивые поступки. Он взволнованно рассказал, а остальные подтвердили, что это произошло впервые и то ради такого исключительного случая. Что как только сегодня Гонзе стало известно о появлении здесь советских парашютистов, он собрал некоторых руководителей групп для принятия решения. Единодушно решили немедленно встретиться с русскими. Радость всех была так велика, а желание каждого из них встретиться с советским человеком, прибывшим из-за фронта, было так непреодолимо, что все решили пойти на эту встречу.

Большой Гонза рассказан о структуре и составе организации.

Подпольная организация ЧСОК (Чехословацкий освободительный комитет) с центром в городе Хоцень по существу являлась подпольной коммунистической организацией всего Пардубицкого края.

К тому времени она насчитывала в своем составе несколько сот человек. Ячейки организации были в городах Высоке Мыто, Литомышль, Голице, Рыхнов, Усти над Орлицей, Глинско и Пардубице, таким образом охватывали всю северо-восточную Чехию. Активных диверсионных действий организация пока не вела. Подпольщики печатали и распространяли листовки, собирали оружие, боеприпасы, карты, собрали большое количество продовольственных карточек и денежных средств, готовились к боевым действиям.

В последнее время подпольная организация прилагала много усилий для помощи бежавшим из неволи военнопленным, колонны которых гитлеровцы гнали из Силезии на запад.

Подпольщики обратились с воззванием к чехословацкому народу, призывая собирать продукты для беглецов и оказывать им всяческую помощь.

– Во время этой акции помощи, – глухим голосом рассказывал Большой Гонза, – чехословацкий народ сплотился в одно целое и демонстративно проявил свои братские чувства к советским друзьям. Оккупационные власти оказались беспомощными перед таким массовым проявлением этих чувств.

Мы попросили подпольщиков оказать нам помощь в сборе разведывательных данных, объяснив, что такой работой можно принести куда большую пользу, чем отдельными мелкими диверсиями. Большой Гонза с радостью принял это предложение и обязался направить всю деятельность подполья в интересах нашей группы.

Я подробно разъяснил, что именно нас интересует в первую очередь, написал список основных вопросов, которые следует осветить, рассказал, как и где эти сведения собирать. Подпольщики обещали передать нам часть собранного ими оружия.

Договорились о связи. На первый случай решили заложить один «почтовый ящик» в районе «чертова дуба»– огромного дерева, возвышавшегося над лесом на горе возле села Срубы. Иван Сапко пошел проводить подпольщиков и заодно на месте точно договориться, где будет заложен тайник.

На следующий день Сапко нашел в металлической коробке под дубом образец приказа и подробно разработанной инструкции о сборе сведений военного характера, такие совершенно секретные документы штаб подполья направил руководителям районных подпольных ячеек.

Эта операция была названа шифром «докладчик». Через несколько дней вся махина подполья пришла в действие, и к нам поплыл поток самой различной информации.

Теперь мы имели возможность каждое сведение перепроверять по нескольким каналам.

Долг коммуниста – борьба

Организатор и руководитель подполья в Пардубицком крае Карел Соботка, или «Большой Гонза», как он назвал себя при первой нашей встрече, уже в 1934 году был членом Коммунистической партии Чехословакии. Перед тем как возглавить подполье, ему довелось выдержать трудный поединок с жестоким врагом и до конца выполнить свой долг – долг коммуниста.

В сорок третьем году Соботка работал в Пльзене на знаменитом пивоваренном заводе и руководил окружной подпольной группой. Случилось так, что пльзеньское гестапо при помощи провокатора выследило Соботку и осенью сорок третьего он был арестован.

Следствие по делу Соботки взяло в свои руки пражское гестапо. Но сколько ни изощрялись комиссар гестапо Дюмихен и начальник антикоммунистического отдела Янтур, сломить дух арестованного им не удалось. Через несколько месяцев следствие по делу Соботки зашло в тупик.

В пражской гестаповской тюрьме Панкрац из числа заключенных, по делу которых следствие уже закончено, назначались «коридорные», производившие уборку помещений и раздачу пищи. В число таких «коридорных» был назначен и Соботка, а вскоре он был переведен уборщиком во внутреннюю тюрьму гестапо «Печкарню» – мрачный дворец банкира Печека по улице Бредовской, где находилась резиденция пражского гестапо.

Сюда, во дворец Печека, в комнату для подследственных, или «кинотеатр», как окрестили заключенные это просторное помещение на первом этаже, каждое утро из Панкраца привозили в закрытых автомобилях арестованных, а поздно ночью, после допросов и пыток, избитых и окровавленных, везли через весь город снова в тюрьму Панкрац.

Нa четвертом этаже, где размещался антикоммунистический отдел гестапо (П1-А-1), в просторной комнате под номером «400» был устроен филиал «кинотеатра», своего рода приемная, где, ожидая допроса, сидели подследственные. Гестаповцы из антикоммунистического отдела хотели иметь своих подследственных всегда под рукой, чтобы не таскать их по всякому поводу из «кинотеатра» с первого этажа на четвертый. Этот филиал – та знаменитая «четырехсотка», о которой с такой силой рассказал Юлиус Фучик в своем «Репортаже с петлей на шее».

«…Но посади вместе двух заключенных, да еще коммунистов, – писал Фучик, – и через пять минут возникнет коллектив, который путает все карты гестаповцев.

В 1942 году „четырехсотку“ уже не называли иначе, как „коммунистический центр“. Многое видала эта комната, тысячи коммунистов побывали здесь, одно лишь оставалось неизменным: дух коллектива, преданность борьбе и вера в победу.

„Четырехсотка“– это был окоп, выдвинутый далеко за передний край, со всех сторон окруженный противником, обстреливаемый сосредоточенным огнем, однако ни на миг не помышляющий о сдаче. Это был окоп под красным знаменем, и здесь проявлялась солидарность всего народа, борющегося за свое освобождение»[4]4
  Фучик Ю. Репортаж с петлей на шее. М., «Молодая гвардия», 1965, стр. 192.


[Закрыть].

Одним из несгибаемых бойцов этого «окопа под красным знаменем» в самом логове гестапо почти три года был Иозеф Ренек Терингл.

Ренек Терингл был арестован гестаповцами 5 апреля 1941 года. В то время он был инструктором первого нелегального ЦК КПЧ. Поводом для его ареста послужил обнаруженный у одного подпольщика листок для прописки на квартиру, который помог ему достать Терингл. Но во время следствия гестаповцам не удалось уличить Терингла в прямом участии в подпольном движении. В результате он был подвергнут лишь полицейскому наказанию и получил шесть недель тюремного заключения. Но и после отбытия срока он был оставлен в тюрьме как подозрительный человек.

Между тем товарищи из Центра, но делу которых еще продолжалось следствие, наладили в «четырехсотке» связь с работниками пражского полицейского управления.

Ярославом Залуским, Ластовичкой Лейбнером и Гензличком, назначенными на работу в гестапо в качестве переводчиков.

«…Здесь, в „четырехсотке“, – писал Фучик, – за нами надзирали чешские инспекторы и агенты из полицейского управления, попавшие на службу в гестапо в качестве переводчиков – иногда добровольно, иногда по приказу начальства. Каждый из них делал свое дело: одни выполняли обязанности сотрудника гестапо, другие– долг чеха. Некоторые держались средней линии…»

Многие из них прежде в качестве чехословацких полицейских преследовали коммунистов, по потом, когда увидели коммунистов в борьбе с оккупантами, поняли силу и значение коммунистов для дела освобождения всего народа. А поняв, стали верно служить и помогать каждому, кто и в тюрьме оставался верен этому долгу.

Товарищи из Центра попросили инспектора Залуского назначить Терингла коридорным. Просьба была выполнена. Теперь он снова ежедневно находился в «четырехсотке», где ему, владеющему семью языками, была поручена работа переводчика. Здесь же, в «четырехсотке», сидя за отдельным столом, он переводил картотеки полицейского управления, листовки, нелегальные газеты и изредка поступавшие в адрес гестапо анонимки.

В те дни в «четырехсотку» часто привозили из Панкраца Юлиуса Фучика и его жену, по делу которых велось следствие.

Ренек Терингл, единственный из всех коридорных, имевший право без сопровождающего свободно ходить по коридорам четвертого этажа и даже спускаться в подвал, весьма продуктивно использовал эту возможность. Он служил бродячим «почтовым ящиком».

Многие советские люди видели чехословацкий кинофильм «Репортаж с петлей на шее». Одним из консультантов фильма был Ренек Терингл. Одновременно он был и актером, исполнял роль самого себя – заключенного Терингла. В фильме ярко показана деятельность коммунистов, даже в гестаповской тюрьме не сложивших оружия в борьбе за свободу человека.

Иногда были и провалы. Так погибли Юлиус Фучик, Милош Недвед, Арнош Лоренц, инспекторы Ластовичка, Вацлавик и другие.

После одного из провалов и последовавшей за ним «чистки» все коридорные были изолированы, «четырехсотка» на время ликвидирована, а заключенные потеряли всякую связь с товарищами на свободе. Эта связь была восстановлена лишь через несколько недель. И сделать это удалось опять же Теринглу.

Иозеф Ренек Терингл (слева) и Карел Соботка.

16 октября 1943 года Терингл был освобожден с условием, что ежедневно будет являться в гестапо для регистрации. Приказ приходить в гестапо давал ему возможность встречаться с товарищами в «четырехсотке», где после регистрации Терингл обычно выполнял мелкие поручения по переводу. Каждое утро он приносил сюда новости, какие удавалось в течение ночи услышать по радио. Это было время, когда Красная Армия громила гитлеровцев на всех фронтах, и вести, приносимые Теринглом в «четырехсотку», вселяли в души заключенных радость и надежду. А уходя домой, он имел возможность сообщить на волю о ходе следствия и предупредить новые жертвы.

Так прошло несколько месяцев. И вот в середине июня 1944 года случилось неожиданное. В «четырехсотке» к Теринглу подошел инспектор Залуский и незаметно шепнул:

– Ренек, тебе необходимо сейчас же сойти вниз к Крейзлу. Там что-то произошло.

Идти вниз, в «кинотеатр», где работали коридорными Крейзл и Соботка, Терингл после своего «освобождения» уже не имел права. Однако он все же пошел к лифту. Обоих коридорных нашел в умывальной комнате. Крейзл бросился ему навстречу, молча показывая на Соботку, сидевшего в углу на табуретке.

– Хотел повеситься, – проговорил Крейзл, хватая Терингла за рукав и подтягивая его ближе к Соботке. Тот сидел, откинувшись к стене, бессильно опустив руки, и молча таращил на Терингла глаза.

Чтобы привести его в себя, Терингл с размаху дал Соботке две пощечины.

Это подействовало. Соботка постепенно стал успокаиваться и, наконец, выдавил из себя:

– Ренек, это страшно! Дюмихен принуждает меня стать его агентом. Угрожает, что если не соглашусь, прикажет арестовать всю семью, а детей отправит в Германию.

Времени на размышления не было. В любую минуту мог войти шеф внутренней тюрьмы Мензель – «палач с рыбьими глазами», как метко прозвали его заключенные. Терингл лихорадочно искал выход.

– Карел, тут трудно давать советы, – тихо начал он. – В таком случае каждый должен решать сам за себя. Послушай, как бы рассуждал я на твоем месте. Хорошо, я отвергну требования гестаповца, не посчитаюсь с тем, что они сделают с семьей и со мной, все равно откажусь… Предателем быть не могу!.. Но гестапо вместо меня найдет кого-то другого. А тут они почему-то выбрали меня, очевидно, имеют какие-то свои намерения. Значит, я могу выяснить эти намерения, а потом смогу и сорвать их планы. Кроме того, тут есть еще одно обстоятельство. Не исключено, что представится возможность проникнуть в аппарат врага, изучить его методы и использовать слабые стороны для борьбы с ним, для защиты подполья…

– Что? Ты предлагаешь дать согласие и стать агентом гестапо? – воскликнул Соботка, вскакивая с табуретки.

– Сядь! – резко осадил его Терингл. – Я предлагаю тебе стать не гестаповским холуем, а хитрым и грозным врагом гестапо. Надо использовать эту возможность и стать не уборщиком в гестаповской тюрьме, а борцом, способным идти на самый большой риск! Это твой долг!

– Риска я не боюсь, – после некоторого раздумья заговорил Соботка. – Хорошо, я скажу Дюмихену…

– Так дело не пойдет, – прервал его Терингл. – Ты же не мальчик. Не горячись! Если сразу дашь согласие, вызовешь подозрение. Дюмихен не дурак. Заставь его хорошо с тобой повозиться. Пусть угрожает и обещает не раз и не два, пока ты «клюнешь». И все это должно быть разыграно очень правдоподобно.

Соботка хотел что-то сказать, по Терингл перебил его:

– Подожди. Мы не имеем времени на дебаты. Надо успеть договориться о самом главном. Если все удастся и тебя отпустят, нам нужно будет встречаться. Первый раз встретимся в уборной на Влтавском вокзале от пяти до половины шестого. В какой день – дашь знать. А вот как?.. Ты знаешь Киттелеву – вольнонаемную уборщицу канцелярии, ту, низенькую? Знаешь? Отлично. Так вот через нее сообщишь. Конкретного не смей ей ничего говорить. Лучше всего, если ей не ты скажешь, а Мирек…

В дверь заглянул Мирек. «В „кино“ пришел Мензель», – шепнул он. Надо было немедленно уходить. Терингл выскользнул в дверь и поспешил к лифту.

А через несколько дней комиссар Фридрих освободил Терингла от обязанности ежедневно приходить в гестапо на регистрацию. Дворец Печека стал для Терингла недоступен. Через Штепанку Киттелеву он несколько раз передавал для коридорного Мирека Крейзла пакетики с продуктами и куревом, но от того не было никаких известий. Как там Соботка? Удача или провал?

И вот однажды Киттелева подошла к Теринглу на трамвайной остановке. После обычного приветствия шепнула:

– Мирек просил передать ему сигаретных гильз и штук двадцать пять бумажек для сигарет. Только просил обязательно не меньше двадцати пяти. Чудак какой-то…

Двадцать пятого августа встретились с Соботкой в условленном месте. План, предложенный Теринглом, удался. Соботка, наконец, «сдался» гестаповцу.

– Ну, а что они конкретно от тебя хотят? – спросил Терингл, выслушав торопливый рассказ Соботки.

– Пока ничего определенного. Выдали документы на имя Карела Святого. Под этим именем, согласно инструкции Дюмихена, должен буду связаться с подпольем, выдавая себя за инструктора ЦК…

Все было пока туманно и подозрительно.

Через три дня состоялась следующая встреча. Соботка доложил Теринглу о полученном в гестапо задании.

…В городе Высоке Мыто создана и действует подпольная организация, руководимая коммунистами. Сколько человек входит в ее состав, гестапо пока не знает, но имена пятерых активных ее членов на днях стали известны отделу П-А-1[5]5
  Отдел по борьбе с коммунистами.


[Закрыть]. Произошло это совершенно случайно. Подпольщики делали неоднократные попытки связаться с Центром движения Сопротивления, искали его, конечно, в Праге, но это пока им не удавалось. Наконец, подпольщики Покорны и Шимек познакомились в Праге с неким Фишлом, который обещал связать их с инструктором подпольного ЦК КПЧ. Договорились о следующей встрече, и Покорны с Шимеком, довольные наметившимся успехом, уехали.

Но это был не успех, а провал. Фишл был агентом гестапо. О встрече с высокомытскими представителями он подробно доложил Дюмихену, назвал имена еще трех человек, которых те двое упоминали при встрече.

Отдел П-А-1 пражского гестапо решил начать большую игру. На следующую встречу вместе с Фишлом должен был пойти в качестве «инструктора ЦК» Соботка. Как «представителю Центра» ему поручалось войти в доверие подпольщиков, дать им «квалифицированные инструкции», а затем выехать в Высоке Мыто для оказания «организационной помощи». Там он должен в кратчайший срок выявить всех членов организации, расширить ее состав, чтобы вокруг имевшегося ядра объединились все наиболее активные, готовые идти на борьбу против оккупантов люди. А затем, когда все это будет сделано, гестапо одним ударом уничтожит Сопротивление в этом районе страны и навсегда отобьет чехам охоту поднимать голову.

Выслушав подробный доклад Соботки, Терингл задумался. Дело очень сложное. Игра обострялась и начинала идти по самой высокой ставке. На кон поставлены десятки, а может быть, и сотни человеческих жизней. Надо полагать, что Дюмихен не раскрыл перед Соботкой все свои карты. Дело, возможно, обстоит не совсем так, как было рассказано Соботке, и в Высоке Мыто уже есть осведомитель гестапо. Поэтому на первых порах исключалась возможность предупреждения подпольщиков о том, что их имена известны гестапо Надо было действовать очень осторожно.

После долгих раздумий он посоветовал Соботке всеми способами затягивать дело, сообщать в гестапо ложные сведения о том, что нащупываются новые группы и новые связи, а тем временем подготовить товарищей, имена которых знает Дюмихен, к переходу на нелегальное положение.

Через несколько дней в скверике возле главного вокзала Соботка как «инструктор ЦК» был познакомлен с приехавшими из Высоке Мыто Томашем Покорны и Франтишеком Шимеком. На встрече присутствовал Фишл, поэтому Соботка ни о чем не расспрашивал новых знакомых, пообещал в ближайшее время приехать в Высоке Мыто и взять руководство организацией в свои руки.

Доложив Дюмихену о том, что контакт с подпольщиками установлен, и получив последние наставления гестаповца, Соботка выехал в Высоке Мыто.

В тот же день в селе Бунина состоялось первое знакомство руководителей подпольных ячеек района с «представителем Центра».

Выслушав краткий доклад Томаша Покорны о структуре и деятельности организации, в которой насчитывалось около сорока человек, Соботка вынужден был сразу же начать с упреков.

– Что же вы делаете, товарищи? – горячо заговорил он. – Как же вы не бережете себя и своих близких! Вот я знаком с вами всего один час, а уже всех вас знаю по имени, кто откуда, чем занимается. А если случится несчастье и в руки гестапо попадет кто-либо из вас? Где гарантия в том, что гестаповцы, ухватившись за ниточку, не распутают весь клубок? Так нельзя, и я не позволю поступать таким образом в дальнейшем.

И он преподал собравшимся основные правила конспирации. Запретил применять настоящие имена и информировать друг друга о своей работе, рассказал, как лучше организовать связь между ячейками.

Оставшись наедине с Томашем Покорны, Соботка выяснил, кого из подпольщиков они с Шимеком упоминали при встречах с Фишлом. Оказывается, кроме Покорны и Шимека Фишлу, были известны еще Ото Олейник, Ян Вавра и Ярослав Недвидек.

Как спасти этих людей, как отвести от них руку гестапо? – этот вопрос не давал Соботке покоя. Надо было прежде всего отсрочить удар гестапо, а за это время подготовить условия, чтобы эти люди могли скрыться на длительное время, может быть, даже до конца войны.

С такими мыслями Соботка приехал в Прагу. Докладывая комиссару Дюмихену о поездке, Соботка назвал только пять человек, с кем он наладил контакт. Все они были уже известны гестапо, и Дюмихен остался недоволен тем, как Соботка выполнил задание.