Текст книги "Особое задание"

Автор книги: Борис Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Новые задачи

Кажется, еще совсем недавно бушевали метели, выпадал мокрый, перемешанный с дождем снег. Но к концу марта уже лопались на деревьях набухшие почки, и на пригорках зеленела травка. Небо перестало быть холодным и серым, оно светлело с каждым днем, голубея от весеннего воздуха, наполненного светом.

Весна сорок пятого года была особенной. В природе пробуждалась жизнь, а в людях пробуждалась и крепла надежда на долгожданное освобождение, на близкую победу.

Враг еще был силен. Он помышлял о реванше, уповая то на «секретное оружие», то на раскол в лагере союзников. Но под мощными ударами советских войск он все дальше и дальше откатывался на запад.

Наша связная с Прагой Ольга Лошанова.

Чем ближе подходил фронт, тем труднее становилось удерживать подпольщиков и партизан от активных боевых действий. Новые условия выдвигали перед отрядом новые задачи. Если раньше мы сдерживали рост отряда, направляя большую часть бежавших из лагерей военнопленных в Словакию, если ограничивали действия партизан и подпольщиков в основном задачами разведки, то теперь все чаще и чаще стали прибегать к активным диверсиям.

Приближение фронта принесло нам и новые заботы. Штаб фронта все настойчивее требовал направить радиста Пичкаря в Прагу для сбора и передачи сведений непосредственно из чешской столицы.

Изредка мы получали сведения из Праги. В пражской полиции служили Вацлав Чижек – жених учительницы Марии Прохазковой. Приезжая к невесте в село Срубы, он всегда привозил для нас интересные материалы. Несколько раз по нашей просьбе ездила в Прагу Ольга Лошанова. Но сведения из Праги поступали не регулярно, от случая к случаю, порой уже потеряв свою ценность. Поэтому мы стремились найти возможность к легализации Пичкаря в Праге.

По эта новая задача была не из легких. Предстояло решить уравнение со многими неизвестными: где раздобыть необходимые для проживания в Праге документы, как найти подходящее для радиста жилье в городе, каким образом установить связь с пражским подпольем, получить от него нужные Центру сведения.

…После одной из своих поездок в Прагу Ольга Лошанова долго и обстоятельно рассказывала о своих друзьях в столице, давала характеристику каждому.

Мне хотелось как можно больше знать об этих людях, их связях и возможностях – авось кто-либо из них может помочь в разрешении вставшей перед нами проблемы.

Но, внимательно слушая Ольгу, задавая дополнительные вопросы, взвешивая все «за» и «против», я мысленно отбрасывал одну кандидатуру за другой. Все ее столичные приятели– это зеленая студенческая молодежь, оказавшаяся не у дел после закрытия немцами университета, сынки мелких предпринимателей и торговцев.

– Назад я ехала в поезде вместе с Аккерманом, – продолжала Ольга после минутного молчания. – Он каждую субботу приезжает из Праги в Замрск. По дороге разговорились. По-моему, он много знает и совсем не такой индифферентный, каким пытается казаться. Просто из осторожности любой серьезный вопрос старается парализовать шуткой. Разговора не получилось. Кроме нескольких невинных анекдотов, ничего путного от него не услышала. А ведь все время живет в Праге и к тому же журналист. – Ольга достала из сумочки маленькое круглое зеркальце и стала поправлять локоны светлых волос.

– А кто этот Аккерман? Он что, немец? – я не понял, для чего Ольга о нем рассказывает.

– Нет, что вы! Он самый настоящий чех! – Ольга захлопнула сумочку. – Только фамилия у него такая, похожая на немецкую.

– Для чего он приезжает каждую субботу в Замрск?

– Он сам из Замрска. Здесь живут его родные. Здесь у него жена и двое детей. А работает он в Праге. До войны был редактором небольшой пражской газеты. С приходом немцев бросил журналистику, устроился на службу в областной земельный отдел. В Праге у него небольшая квартира, где он живет по-холостяцки и в конце каждой недели приезжает в Замрск проведать свою семью.

…В тот же вечер я сидел в кабинете Вовеса в замке Замрск. Хозяин, обычно такой спокойный, уравновешенный, на этот раз взволнованно рассказывал о своей стычке с группой фольксдойчей-беженцев, остановившихся вчера на ночлег в замке и требовавших от Вовеса фуража для лошадей.

– Черт бы побрал этих «народных гостей» вместе с их лошадьми! – раздраженно закончил Вовес свой рассказ.

– Не стоит расстраиваться из-за нескольких мешков овса, – пытался я его успокоить.

– И то правда! Давайте лучше выпьем кофе.

Когда Вовес вернулся в кабинет с блестящим кофейником и чашечками на подносе, я попросил его рассказать все, что он знает об Аккермане.

Ярослав Аккерман.

– Который Аккерман вас интересует? Старый или молодой? – спросил Вовес, разливая пахучую дымящуюся жидкость в чашечки.

– Тот, что работает в Праге.

– Значит, молодой, Ярослав Аккерман, – удовлетворенно кивнул головой Вовес и тут же в нескольких словах рассказал об Аккермане то же самое, что говорила Лошанова.

– Не могли бы вы организовать мне встречу с Аккерманом? – попросил я.

– Сейчас?

– Да. Если можно.

…Через полчаса в кабинет вместе с Вовесом вошел невысокий, чуть сутуловатый плотный человек лет тридцати в легком сером пальто с поднятым воротником и глубоко надвинутой на лоб серой велюровой шляпе. Мельком глянув в мою сторону, он молча неторопливо снял пальто, стряхнул со шляпы капли дождя, подал ее стоявшему рядом хозяину. Он не был сутулым, как показалось мне вначале, просто, видать, горбился от непогоды. Круглое открытое спокойное лицо, прищуренные под слегка припухшими веками умные серые глаза, гладкий высокий выпуклый лоб, увеличенный заметной спереди лысиной. Интересно, что даст нам эта встреча?

– Прошу познакомиться с моим гостем, – сказал Вовес, показывая рукой в мою сторону.

Аккерман шагнул навстречу, пожал мою руку.

– Ярослав Аккерман, – сказал он глуховатым голосом.

– Крылов, – назвался я.

– Теперь, когда вы до некоторой степени уже познакомились, – шутливо сказал Вовес, взяв нас обоих под локти, – я временно вас покину и займусь своими делами. Можете быть совершенно откровенны друг с другом, – серьезно добавил он.

Некоторое время мы молча рассматривали друг друга. Наверно, я был в более выгодном положении, так как кое-что уже знал о своем собеседнике. Он же обо мне – ничего, если, конечно, Вовес ему не рассказал по дороге.

– Вы курите? Закурите, пожалуйста, – прервал я немного затянувшееся молчание, подвигая по столу пачку сигарет.

Глаза Аккермана еще более прищурились, он молча разминал сигарету над пепельницей.

«Нет, Вовес ему ничего не сказал, – решил я. – Предоставил мне самому сделать это».

– Как видите, я русский, – начал я.

Аккерман молча кивнул головой, как бы принимал к сведению это заявление.

– Я советский офицер…

– Возможно, – тоже по-русски сказал Аккерман своим глуховатым голосом.

– Вероятно, штабс-капитан Вовес вам сказал об этом? – пустил я пробный шар.

– Вы же слышали, что сказал Вовес, – усмехнулся Аккерман. – Он сказал только, что мы можем быть совершенно откровенны друг с другом.

– Вы считаете, что для нас обоих эта рекомендация Вовеса достаточна?

– Вполне! – снова усмехнулся Аккерман и прикурил сигарету.

– Так вот, я советский офицер. Парашютист. Работаю здесь…

– Это я знаю, – неожиданно прервал меня Аккерман. – Как только вы назвали себя, я догадался, с кем имею дело. Вы же майор Крылов, командир партизан, не так ли?

– Да, так. Откуда вы об этом знаете?

– Ну, вы о себе достаточно громко заявляете на железных дорогах. Каждую субботу, приезжая к семье, я боюсь, что могу очутиться под обломками вагона. Так что вы хотели сказать мне, товарищ майор? – тщательно выговаривая слово «товарищ» и сразу став серьезным, спросил Аккерман.

– Позвольте мне вас тоже называть товарищем?

– Да, да! Прошу вас! – горячо воскликнул он.

– Так вот, товарищ Аккерман, мы о вас слышали очень положительные отзывы и, поскольку вы работаете в Праге, имеете там, очевидно, много знакомых и друзей, решили попросить вас привозить сюда информацию о положении в столице…

– Что именно вас интересует?

– Нас интересует все: какие немецкие воинские части размещаются там; сколько их; как немцы готовят город к обороне; в чем заключается эта подготовка; не готовятся ли немцы к уничтожению промышленных предприятий; каково настроение населения, особенно рабочих… Как видите, круг вопросов велик. Для разведки важны всякие сведения…

Аккерман на минуту задумался, сосредоточился, на высоком лбу сбежались мелкие морщинки.

– Сегодняшняя встреча с вами для меня неожиданная, – медленно, как бы обдумывая каждое слово, заговорил он. – Я к ней совершенно не подготовлен и едва ли сейчас смогу сказать что-либо конкретное. Прага, как и весь протекторат, как вы сами знаете, сейчас наводнена немцами. Кроме немецких войск, на территории Чехии скопилось сотни тысяч гражданских немцев. К постоянно проживающим здесь, или, как мы их называли, «домашним» немцам, добавилось несметное количество переселенцев, беженцев из стран, освобождаемых Красной Армией. Только в Праге количество «домашних» немцев составляет примерно десять процентов населения города – около восьмидесяти тысяч человек. Вместе с беженцами и воинскими частями количество немцев в Праге достигает двухсот пятидесяти тысяч. К этим цифрам, – заметил Аккерман, приподняв над столом руку, – можете относиться с полным доверием. Мой приятель, тоже, между прочим, бывший журналист, работает в отделе продовольствия пражского городского управления, где выдаются продовольственные карточки для немецкого населения. В последние дни среди немецкого населения все определенней и заметней назревает паника. Возник настоящий «психоз бегства», как мы называем создавшуюся ситуацию. Оккупационные власти всеми мерами стараются «навести порядок и дисциплину». Буквально на днях по городу было расклеено воззвание, подписанное рейхсминистром Чехии и Моравии протектором Карлом Германом Франком и адресованное «немецким мужчинам и женщинам». В нем говорится, что только одиноким матерям-немкам с детьми разрешается свободный выезд за пределы протектората. Все остальные рабочие и служащие должны оставаться на местах и ревностно выполнять свои обязанности. Франк торжественно заявляет, что протекторат Чехия и Моравия будет на своих границах до последнего солдата обороняться войсками фельдмаршала Шернера. Франк угрожает, что всякая попытка вызвать беспорядки будет безжалостно ликвидирована в своем зародыше…

Аккерман потянулся за сигаретами, закурил, некоторое время сидел молча, откинувшись на спинку стула, затем продолжал:

– Насчет нумерации и численности войск в Праге сейчас ничего не могу сказать. Специально этим вопросом не занимался. Думаю, что к следующему своему приезду в Замрск кое-какую информацию сумею собрать. Сейчас могу сказать только, что к югу от Бенешова имеется крупный учебный полигон, на котором постоянно проходят обучение войска численностью не менее дивизии…

«Вот кто мог бы наилучшим образом осветить положение в Праге! Лучшего напарника для Пичкаря не найти», – размышлял я, слушая Аккермана, а вслух сказал:

– Спасибо, товарищ Аккерман, за информацию. Ваши сведения очень содержательны, хоть и высказаны экспромтом. Но вы сами понимаете, что сейчас, в последние дни войны, положение может меняться с каждым часом. То, что важно и ново сегодня, на завтра уже устареет. Как вы смотрите на то, если мы дадим вам в Прагу радиста, который там, на месте, сразу же будет передавать советскому командованию все сведении о противнике, которые вам удастся собрать?

– Кто этот радист? – после короткого раздумья спросил Аккерман. – Он может легально жить в Праге?

– Радист свободно владеет чешским, словацким, венгерским и немного немецким языками. К следующей субботе, я думаю, мы сможем подготовить для него надежные документы. В воскресенье он может поехать в Прагу вместе с вами под видом беженца…

– Что ж, – решился Аккерман. – Я готов сделать все, что нужно. Первое время радист будет жить у меня, а дальше будет видно.

– Спасибо, Ярослав, большое спасибо.

– В этом мой долг. Ведь я коммунист! – ответил Аккерман, пожимая мне руку.

Утром Лобацеев вместе со сводкой движения грузов по дорогам передал в Центр:

«Центр. Соколову. Готовлю передислокацию „Икара“ в Прагу. Через неделю, как будут документы, переведу. Руководить группой „Икар“ будет чех Ярослав Аккерман. Бывший редактор газеты. Сейчас работает в областном земельном отделе в Праге. Очень умный и осторожный человек. Живет в Праге в отдельной квартире. Без семьи. Семья находится в селе Замрск. Имеет большие связи и полную возможность осветить положение в Праге и окрестностях. Крылов».

Началась подготовка к отправке Дмитрия Пичкаря в Прагу. Документы на имя Людвика Крейчи и «легенда», подготовленные еще в штабе фронта, в новых условиях не подходили. Нужно было продумать и разработать для него новую «легенду», оправдывавшую его появление в Праге, и подкрепить её соответствующими документами. Нужно было подготовить для «Икара» новую одежду, багаж, характерный для его новой биографии, продовольствие и деньги. Легче всего разрешался вопрос с деньгами. Собственно такого вопроса и не возникало. Мы в достаточной мере были снабжены немецкими рейхсмарками при отправке во вражеский тыл, а после наша касса регулярно и обильно пополнялась за счет денег, изъятых у захваченных в плен гитлеровцев.

Штабс-капитан Вовес сфотографировал Пичкаря и, отпечатав две фотокарточки, уехал с ними в Ческу Тржебову.

Вернулся он через день и привез два аусвайса, отпечатанные на прочной прорезиненной ткани серого цвета, и бланк кенкарты. В аусвайсы были вклеены фото Пичкаря и заверены соответствующей печатью и подписями. Такая же печать с немецким орлом, вцепившимся лапами в фашистскую свастику, красовалась и на бланке кенкарты, отпечатанной на плотном красном картоне. Оставалось только вписать в аусвайс и кенкарту имя владельца, и получались надежные, «железные» документы, выданные немцами.

Вовес привез также справку городской больницы, удостоверяющую, что «пан Отакар Вашел с 5 марта по 8 апреля 1945 года находился на излечении в больнице города Ческа Тржебова по поводу внезапной потери зрения, вызванной сильным нервным потрясением. Выписан с заметным улучшением состояния здоровья…» Такая справка значительно облегчала разработку легенды для Пичкаря, так как можно было объяснять, что из-за хронической болезни глаз на почве невроза он – человек призывного возраста – не был взят в армию.

Вовес достал из шкафа пузырек специальных черных чернил, тщательно прочистил перо и твердым каллиграфическим почерком вывел в аусвайсе: «Вашел Отакар». Перед тем, как заполнять графу «время и место рождения», глянул на меня:

– Значит, писать так, как договорились?

– Да, это самое лучшее, – кивнул я и еще раз мысленно повторил основные вехи новой биографии Пичкаря.

Родился 9 октября 1914 года в местечке Турья Быстра[9]9
  Теперь – Закарпатской области.


[Закрыть] (это он никогда не забудет, потому что действительно там родился, и проверить гитлеровцам это невозможно – там уже давно Красная Армия). Отец чех, мать немка. Отец погиб в 1916 году. Мать воспитала сына в немецком духе. До 1939 года работал лесником в лесничестве «Свалява». Мать умерла в 1940 году. Холост. После 1939 года как «фольксдойч» был назначен управляющим в имении «Свалява». В армию не был взят по болезни. В 1943 году переехал в город Попрад. Это проверить также невозможно – и там уже Красная Армия. В феврале вместе с беженцами – фольксдойчами из Словакии – приехал в Ческу Тржебову. Внезапно совершенно лишился зрения, что бывало с ним и раньше, и попал в больницу…

Вовес заполнил оба документа, еще раз внимательно их просмотрел и подал мне.

– Вот здесь нужно попросить фольксдойча Отакара Вашела сделать отпечатки правого и левого указательных пальцев. Отпечатки делаются специальной мастикой, но за неимением ее возьмите с собой эти чернила и суконку и помогите ему сделать отпечатки.

Вовес помолчал, обдумывая что-то, затем продолжил:

– Чистый бланк аусвайса пусть возьмет с собой, возможно, придется жить под другой крышей. Думаю, что больничная справка пригодится и для приобретения железнодорожного билета до Праги. Вы же знаете, что без специального разрешения передвигаться дальше чем за семьдесят пять километров не разрешается. Ну, желаю успеха Вашелу!

Последние дни перед отъездом в столицу Пичкарь жил в доме Богуслава Гоудека в Хоцени. Обдумывал и сживался с деталями своей новой биографии. Мы несколько раз с ним подолгу беседовали, обсуждали мельчайшие детали, старались предусмотреть любые возможные осложнения…

Задача перед Пичкарем стояла необычайно сложная. Вся Чехия, а особенно Прага, была в то время наводнена гестаповцами всех рангов и их агентурой. Жандармерия, гестапо, СД и другие карательные органы, в годы побед гитлеровской армии наводившие «новый порядок» на территории Украины, Польши, Румынии, Болгарии, Венгрии, теперь сбежались все сюда, на территорию маленькой Чехии.

Фронт Красной Армии, как крылья огромного невода, загнал в протекторат всех верных гитлеровских псов, набивших руку в расправах над участниками движения Сопротивления на оккупированных землях, и они здесь кишели, как рыба в мотне.

Трудно, очень трудно будет радисту в Праге.

– Будь очень осторожен, Дмитрий! – снова и снова напоминал я, – Каждый раз меняй место передачи. Больше одной радиограммы за один сеанс не передавать. Связь на передаче не больше двадцати минут. Могут сразу запеленговать. Имей в виду, что кафе, погребки, рестораны, парки, скверы, набережные и вообще все места, куда обычно любят заходить жители города, находятся под наблюдением. В таких местах никаких встреч назначать не следует. Люди, с которыми тебе придется работать, могут и не знать этих азов конспирации..

…В воскресенье шестнадцатого апреля на станцию Замрск к отправлению вечернего поезда Брно – Прага прибыла выручавшая нас не однажды «антилопа гну».

Ванясек направил «антилопу» в сторонку. Выключив мотор, вышел из машины, неторопливо, по-хозяйски обошел вокруг, пощупал рукой высокий бак газогенератора. Мы с Пичкарем сидели на заднем сиденьи – хотелось еще несколько минут побыть вместе, подумать. Впереди, через проход на перрон, спешили к поезду люди. К главному входу вокзала, мягко шурша по гравию шипами, подкатил серый «мерседес» с откинутым назад брезентовым верхом. Сидящий за рулем высокий мужчина помог элегантно одетой даме выйти из машины, достал из багажника желтый кожаный чемодан и вместе с дамой скрылся за гулко хлопнувшей дверью вокзала. Мы с Пичкарем молча переглянулись. Итак, радиостанция уже прибыла. Чемодан с рацией, комплектом батарей и вещами Пичкаря только что пронес на вокзал Вовес, провожавший свою жену. Власта Вовесова взялась провезти опасный груз до Колина, а затем встречным поездом вернуться обратно. Возле Пардубице немцы обычно проверяли документы и багаж пассажиров. Вовесова считала, что ей, как женщине, легче удастся избежать опасной ревизии.

– Ну, что ж, Дмитрий, пора, – тихо сказал я, обнимая Пичкаря. – Ни пуха тебе, ни пера!

– Пошел к черту! – на всякий случай тихо буркнул Дмитрий и решительно толкнул дверцу машины.

Кивнув на прощанье Ванясеку, мы пошли на перрон.

Я отошел в сторонку, издали наблюдал за Пичкарем. Он ничем не выделялся среди отъезжающих. Разыскав глазами Вовеса, я заметил вблизи от него Аккермана.

Подошел поезд. В окнах многих вагонов виднелись серо-зеленые немецкие мундиры. Толпа на перроне пришла в движение. Вот Вовес вместе с женой скрылись в тамбуре вагона с укрепленной возле входа крупной цифрой «1». Следом за ними в тот же вагон вошел Пичкарь. Аккерман направился к соседнему вагону – второго класса.

Вскоре Вовес снова показался на перроне. Он подошел к третьему от входа окну, сквозь стекло которого виднелась шляпка его жены, потом помахал рукой вслед тронувшемуся поезду и решительно направился в сторону вокзала.

…Войдя в вагон, Пичкарь задержался у окна в боковом проходе, протер ладонью запотевшее стекло, посмотрел в сторону Добжикова и видневшейся за селом кромки леса, который казался сейчас особенно родным и надежным.

Вздохнул, осмотрелся, выбирая себе место.

В Чехословакии места в вагонах не нумеруются. Вагоны в составе собраны попеременно первого и второго классов – «единички» и «двойки». Все они купированные, каждое купе на шесть сидячих мест. В купе первого класса мягкие диваны со спинками, во втором классе– дубовые скамейки. Спальных вагонов и мест для лежания нет. Территория страны небольшая, и спать в дороге не приходится – поездка в любой конец страны закапчивается через несколько часов.

Поезд, постепенно набирая ход, прогремел по мосту, две недели назад поврежденному группой Веклюка. Под откосом и сейчас виднелась искореженная взрывом ферма. Вагон сильно раскачивало.

Придерживаясь руками за стенку, Пичкарь подошел к открытой двери купе, откуда доносился оживленный разговор и веселый женский смех.

В купе было трое пассажиров: два молодых немца и удобно расположившаяся на противоположном диване пани Вовесова.

Один из немцев перегнулся к даме через столик и показывал ей что-то в цветном иллюстрированном журнале. Вовесова с интересом рассматривала рисунок и от души смеялась. Пичкарь успел заметить, что над головой у немцев, рядом с повешенной на крючке шинелью с обер-лейтенантскими погонами, в сетке для багажа лежал желтый кожаный чемодан.

Второй немец, небрежно развалившийся на диване с сигаретой в зубах, увидев нового пассажира, толкнул рукой дверь и захлопнул ее перед носом у Пичкаря.

Найдя в соседнем купе свободное место, Пичкарь повесил на крючок пальто и шляпу, пристроился в уголке. Не давала покоя одна назойливая мысль: как теперь быть с чемоданом? Вовесова может ехать только до Колина. Что, если оба немца едут до самой Праги? Как взять чемодан? Почему Вовес, всегда такой осторожный, на этот раз опрометчиво устроил свою жену в купе, занятое немцами?

Поезд останавливался на всех маленьких станциях, и время тянулось мучительно медленно. Перед Пардубице в вагон вошли два чешских четника и немец-фельджандарм с нашивками штабс-фельдфебеля. Рывком распахнув двигавшуюся на роликах дверь купе, четник окинул взглядом притихших пассажиров:

– Проверка документов и вещей, панове!

Сидящая рядом с Пичкарем худенькая пожилая женщина в черном джемпере и старомодной шляпке торопливо расстегнула сумочку, первая протянула документ.

– Пане врхни, – обратилась срывающимся от волнения голосом к стражмистру. – Я ездила в село к брату. Везу в Прагу немного продуктов, – кивнула на лежащий в сетке чемодан.

Стражмистр мгновение помедлил, оглянулся назад в проход вагона, шагнул в купе.

– Покажите, что везете, – хмуро сказал, возвращая документы. Чтоб освободить место на диване для просмотра вещей, Пичкарь поднялся, вышел в коридор.

Из соседнего купе, осторожно прикрыв за собой дверь, вышел немец-фельджандарм. Там, конечно, все было в порядке. Не станет же он рыться в чемодане у офицеров!

– Ihr Ausweiß, bitte![10]10
  Ваш аусвайс!


[Закрыть] – обратился он к Пичкарю. Мельком глянул на документ, пробежал глазами вложенную в аусвайс справку из больницы.

– So. Alles in Ordnung![11]11
  Так. Все в порядке!


[Закрыть] – и двинулся по проходу дальше…

Колеса вагона сдвоенно застучали на входных стрелках. Пардубице. Дверь соседнего купе со стуком откатилась в сторону. Первое, что увидел Пичкарь в ярко освещенном купе, это желтый чемодан в багажной сетке. Офицеры в фуражках и затянутых ремнями шинелях вышли в коридор, отсалютовали вышедшей их проводить Вовесовой и, довольные собой, направились к выходу.