Текст книги "Особое задание"

Автор книги: Борис Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Когда Богданов ушел на задание

В очередной утренней почте, доставленной Томашем Покорны, Иозеф Киттлер сообщил, что в село Горные Елени прибыла на постой гитлеровская часть численностью до пятисот человек.

«Судя по внешнему виду и моральному состоянию солдат, – писал Киттлер, – часть эта прибыла с фронта, где русские, видать, задали им изрядную трепку. Кроме стрелкового оружия и десятка пароконных повозок с патронами и разным барахлом, никакой материальной части немцы не имеют – все остальное, вероятно, брошено в бою…»

Томашу пришлось снова отправиться к «почтовому ящику» Киттлера – отнести записку с просьбой выяснить, какое это подразделение и с какого участка фронта оно прибыло.

Два последующих дня Томаш приносил сообщения от Киттлера. Тот подробно описывал, как немцы ведут себя в селе, делился своими соображениями о том, что это, очевидно, какой-то отдельный батальон, отведенный в тыл на переформировку. Капитан – командир батальона– занял под свой штаб половину просторного дома местного старосты Немцы, видать, ничего о партизанах не слыхали, ведут себя очень беспечно, а сам капитан, обрадованный, что попал, наконец, в безопасное место, увивается возле дочки старосты и каждый день под вечер уводит ее на прогулку за околицу села.

– А вчера, – добавлял Киттлер, – в село прибыла на тягачах батарея из четырех стопятидесятимиллиметровых орудий, а также еще несколько сот немцев.

Упоминание Киттлера о том, что гитлеровцы чувствуют себя в этом окруженном лесом селе вольготно, а их командир даже гуляет с девицей за огородами, навело нас на мысль попытаться подкараулить его и захватить во время прогулки.

На следующий день группа из шести партизан во главе с Сашей Богдановым отправилась к селу Горные Елени. Осмотрев местность, Богданов решил организовать засады в двух местах у дорог, ведущих из леса в село.

Партизаны разделились на две группы и, выбрав удобные места в кустах на опушке леса, стали наблюдать за селом, крайние домики которого были совсем рядом. Погода стояла чудесная, и на улицах села виднелось много солдат.

В полдень по дороге в лес мимо сидящих в кустах Богданова, Попова и Конькова проехала подвода с двумя солдатами. Попов стал уговаривать Богданова захватить солдат, но Богданов рассудил, что лучше еще подождать.

Вскоре со стороны дороги снопа донесся скрип колес по гравию. Подвода, до верху нагруженная дровами, возвращалась в село. Один солдат с заброшенной через голову за спину винтовкой шел сбоку повозки, придерживая в руках ременные вожжи. Второго не было видно. Наконец показался и он. Догнав подводу, немец подпрыгнул, достал лежащую на дровах винтовку и, вскинув ремень на плечо, зашагал вслед за подводой посреди дороги, Да, действительно, это были какие-то беспечные немцы. Неужели они не видели установленные всюду на лесных дорогах щиты с надписью:

«Achtung! Bandengelahr!»[12]12
  Внимание! Опасность – бандиты!


[Закрыть]

Сидеть в засаде пришлось долго. Солнце уже стало клониться к горизонту, и Богданов начал в душе сожалеть, что не взяли тех двоих, ездивших за дровами, когда на тропинке, огибающей огороды, показался офицер с девушкой. Теперь все внимание партизан было приковано к ним. Расстояние было небольшое, и даже без бинокля можно было рассмотреть улыбающееся лицо офицера под низко надвинутым козырьком фуражки, два железных креста на щеголеватом его кителе, черную большую треугольную кобуру парабеллума на ремне, начищенные до блеска высокие сапоги. Его спутница, собираясь на это свидание, тоже принарядилась: поверх платья – яркая зеленая шерстяная кофта, волосы на голове тщательно уложены в модную в то время высокую прическу.

Они о чем-то непринужденно болтали, часто останавливались, громко смеялись, но к месту, где притаились партизаны, близко не подходили.

Богданова это начинало беспокоить. Участь гитлеровца, так или иначе, была уже решена, – в село он живым не вернется. Николай Попов удобно устроился в канавке, готовый в любой момент свалить офицера очередью… Но ведь задача-то была взять его живым!

Богданов решился.

– Когда гора не идет к Магомету, Магомет не должен сидеть в кустах, – усмехнулся он. – Я пойду к ним, побеседую. В случае чего – прикроете меня огнем.

Спрятав пистолет в карман, Богданов передал автомат Конькову и вышел на тропинку. Он постоял возле куста распустившейся ивы, срезал ножом облюбованный прутик и, вырезая на гладкой зеленой коре замысловатые узоры, тихонько двинулся навстречу приближавшейся парочке.

Подойдя поближе, Богданов достал из кармана портсигар, взял в зубы сигарету и, похлопав себя по карманам, «обнаружил», что спичек у него нет.

– Битте… раухен… фойер… – сказал он гитлеровцу, показывая на сигарету и давая понять, что он просит прикурить.

Офицер клацнул автоматической зажигалкой. Молниеносным движением Богданов схватил вытянутую руку офицера, рванул его на себя и подставил ножку. Фашист, даже не вскрикнув, как сноп слетел в канаву и зарылся носом в мох. Не дав ему опомниться, Богданов одним рывком втащил его в кусты.

Насмерть перепуганная девица еще не успела прийти в себя, как на тропинке уже никого не было.

Сидя под сосной и просматривая удостоверение личности гауптмана Курта Шульте, поглядывая на приколотые под левым карманом его кителя железные кресты первого и второго классов, на красно-бело-черную ленточку в петлице, я, до того как начать допрос, пытался определить, для себя отгадать, что за человек этот гауптман, так сказать, в чистом виде, без упаковки: без погон и без наград, без офицерского звания и без «бычьего глаза» – маленького кружочка со свастикой, значка члена нацистской партии. Каков он, этот нацист, потирающий сейчас поврежденную руку и, как затравленный волк, с испугом поглядывающий на сидящего рядом Богданова? Как он поведет себя? Будет ли давать показания, или, зная, что у партизан нет лагерей для военнопленных, будет молчать и очертя голову бросится навстречу своей гибели?

Вскоре гауптман Курт Шульте, командир 83-го артиллерийского полка 100-й легкой пехотной дивизии заговорил. Он говорил не умолкая, стараясь купить себе жизнь подробным рассказом о своем полке, об убитом командире, которого он заменил как старший по званию, рассказал о том разгроме, который был нанесен его дивизии советскими войсками под Нейсе, говорил о частях, сменивших их на фронте.

Богданов сидел, отвернувшись от захваченного им гитлеровца. Казалось, с той самой минуты как немец торопливо, захлебываясь и проглатывая окончания слов, заговорил, он потерял всякий интерес для Богданова и своей трусостью вызывал только презрение.

Александр Ефремович Богданов.

В любой дружной, слаженной группе людей бывает несколько человек, которые как бы цементируют, объединяют коллектив. Ведь помимо деловых отношений, существуют личные, и они сказываются на жизни и работе такого обособленного коллектива, как партизанский отряд… Один психологически несовместимый тип может усложнить жизнь всего коллектива. Поэтому так дорог и люб для всех нас был Саша Богданов. Всем было с ним ловко. Этот общительный, находчивый парень был душой и любимцем отряда.

Не знаю, за что его больше любили: то ли за смелость, то ли за его песни. Рядом с постоянной угрозой смерти он жил как какой-то живой праздник, легкий, светлый и радостный, не унывающий сам и не дававший унывать другим.

Чаще других партизан Богданов ходил на боевые операции по захвату пленных. Задания он выполнял умело, был неистощим на выдумки, каждый раз вносил в дело что-то новое, свое, богдановское, опасное и в то же время веселое, остроумное, и удача всегда сопутствовала ему. Отличительной чертой всех операции, в которых главную роль выполнял Богданов, была их кажущаяся на первый взгляд простота и легкость.

Слушая рассказы Богданова после возвращения с очередного задания, – а рассказывать Саша умел так, что выходило, будто его, Богданова, вовсе и не было на операции, и все делали его друзья, – слушая такие рассказы, партизаны потирали руки от восторга и загорались неудержимым желанием пойти в следующую ночь с группой Богданова.

Иван Дмитриевич Сапко.

Ну чего, мол, проще сходить в город или на шоссе, обстрелять автомашину, схватить насмерть перепуганного фрица, скрутить ему руки и привести в отряд? Легко, интересно и, возможно, тоже удастся раздобыть такой же автомат «МР-43», какими щеголяли товарищи Богданова.

Человек по природе своей добрый и веселый, Богданов даже и воевал как-то особенно, никогда не ожесточаясь в пылу боя, а взятым в плен немцам сочувствовал, даже жалел их порой, забывая, что эти слабые и беспомощные люди совсем недавно были грозными врагами и яростно стреляли в него же, Богданова.

…Восемнадцатого марта Богданов с группой партизан, возвращаясь из-под Вамберга, на лесной дороге возле большого села Потштейи подбили немецкий грузовик. При перестрелке трое немцев были убиты, а один захвачен в плен. В кузове грузовика обнаружили новенький авиационный мотор и в двух длинных деревянных ящиках – восемь фаустпатронов.

Партизаны подожгли грузовик и, захватив с собой пленного и фаустпатроны, поспешно отошли в поросшие лесом горы.

Вскоре выяснилось что немец ранен в ногу. Рана была легкая: пуля, пробив сапог, задела голень, и немец сначала или не заметил ранения, или просто молчал с перепугу, но немного спустя в сапоге было уже полно крови, нога вспухла, и пленный стал задерживать движение.

Волков предложил было избавиться от фрица, а заодно и от тяжелых фаустпатронов, чтобы налегке уйти подальше и побыстрей. Но Богданов не спешил. Осмотрев рану, он помог немцу туго завязать ногу бинтом и, пока остальные отдыхали, принялся рассматривать один из фаустпатронов. Положив его себе на колени, Богданов долго изучал сделанные на трубке надписи, потянул за согнутый из толстой проволоки какой-то крючок с рамочкой на конце. Крючок с легким щелчком поднялся над трубкой. Уголком глаза Богданов заметил, что сидящий невдалеке немец в испуге шарахнулся в сторону.

– Что, фриц, испугался? – усмехнулся Богданов.

– Ауфпаси! – громко сказал немец, приподняв палец и от страха округлив глаза. – Дас ист папцерфауст. Панцерн капут! Аллее капут!

– Капут, капут! – хмыкнул Богданов. – А ты знаешь, как из него «капут» делать?

Немец молчал, не поняв вопроса.

Богданов приподнял фаустпатрон, уперся концом трубки в плечо, направил набалдашник в сторону немца, как бы целясь в него.

– Найн! – замотал головой немец, приподнялся, шагнул к Богданову, потянулся за фаустпатроном, собираясь показать, как им пользоваться.

– Еще чего захотел? – удивился Богданов, отводя руку с фаустпатроном. – Может быть, тебе еще и автомат дать в придачу?

Немец, поняв, что оружие ему в руки не дадут, на какое-то мгновение стушевался, потом огляделся по сторонам и, припадая на правую ногу, заковылял к кустам.

– Стой! Хальт! – крикнул Волков, бросившись за ним с автоматом в руках.

Но немец, не обращая внимания на оклик, сделал еще несколько шагов, нагнулся, поднял с земли длинную тонкую сухую палку, примерился, отломил от нее кусок и с обломком в руках направился к Богданову.

За эти два часа, что он пробыл в плену, немец безошибочно определил, что старшим среди партизан является именно этот невысокий, уравновешенный молодой парень с насмешливыми глазами, что именно от него зависит то главное: предстоит ли ему умереть сейчас, здесь, среди этих камней на этом склоне горы, или это произойдет потом, где-то в другом месте, или, быть может…

Он вплотную приблизился к Богданову, приподнял к груди обломок палки, оторвал и отбросил кусок отставшей коры.

– Что это, костыль? – спросил Богданов, кивнув на палку.

– Дас ист панцерфауст, – четко произнес немец, показывая на фаустпатрон в руках Богданова. – Дас ист аух панцерфауст. Модель, – показал он на свою палку. – Дорт ист панцерваген, одер танк, – кивнул он в сторону кустов, куда ходил за палкой.

С этими словами немец повернулся, сделал какие-то движения рукой над палкой, положил один конец ее себе на плечо, другой направил в сторону кустов, повел как бы прицеливаясь.

– Пш-ш-ш, – громко зашипел он и сделал левой рукой резкое движение в сторону кустов, как бы показывая, что туда что-то полетело. – Ба-ах! – громко крикнул он, имитируя взрыв.

Партизаны, разинув рты, смотрели на этот спектакль.

– Танк капут! – уверенно заявил немец, ткнув в сторону кустов палкой. – Ду аух капут! – указал он на стоящего за его спиной Волкова.

– Забавный фриц, – покрутил головой Богданов и, приказав партизанам забрать с собой фаустпатроны, повел группу дальше в горы.

Всю эту историю очень подробно рассказал мне прибывший от Богданова связной Георгий Постников. В отряде все его почему-то называли «Жора из Одессы», хотя родом он был из-под Жданова. Едва ли кто из партизан знал его фамилию, но «Жору из Одессы» знали все.

Оказывается, Богданов решил пока отсидеться в лесу под Потштейном: возвращаться в отряд нужно было по безлесной местности, а раненный в ногу немец не мог быстро двигаться, и открытый участок группа за ночь не одолеет. Поэтому Богданов просит прислать с Жорой Колю Попова, знавшего немецкий, чтобы на месте допросить немца. Очевидно, пленный чем-то заинтересовал Богданова.

Пожалуй, лучше всего было мне самому отправиться вместе с Жорой и допросить пленного.

– Каким путем ты добирался сюда? – спросил я Жору, разворачивая карту.

– О, тут целая история вышла, товарищ майор.

– Ты короче, без историй.

– А если короче, так вот где-то тут, – обросший рыжими волосами толстый Жорин палец заскользил по карте. – Да, вот точно тут, возле села Нова Литице, я вышел из леса на дорогу. Автомат спрятал под пальто и решил идти по дороге, чтоб не терять время. Смотрю, напротив домика дорожного мастера возле дерева велосипед стоит – видать, мастер на обед приехал. Ну, я не стал его дожидаться, вскочил на велосипед и катанул под горку. Проехал напрямик через Малу Льготу, Раец и Скорженицу прямо в наш лес.

– Значит, украл велосипед у мастера.

– Но ведь это для пользы дела, а не для себя, товарищ майор. Я хотел как скорей, как лучше…

– Как скорей, как лучше, – невольно повторил я Жорины слова, не зная, стоит ли ругать за этот проступок парня, решившегося ради быстрейшего выполнения приказа катить на украденном велосипеде через села, где стоят немцы.

Через два часа Франтишек Ванясек на своей «антилопе» вез нас с Жорой по дороге к Потштейну. Когда подъезжали к селу Нова Литице, Жора кивнул в сторону одиноко стоящего у дороги домика.

– Вот тут я сегодня временно позаимствовал велосипед.

– Так вот завтра ночью и доставишь его сюда же.

– Разумеется, – уверенно подхватил Жора. – Куда он денется. У меня, как в сберкассе!

Проехав еще с километр, мы попрощались с Ванясеком и свернули в лес разыскивать группу Богданова. Уже вечерело, когда уверенно и неутомимо шагавший впереди Жора заявил, что до цели уже близко.

Группа расположилась на пологом каменистом склоне горы, поросшем высокими елями. Возле плоского камня, застланного пятнистой немецкой плащ-палаткой, сидели трое партизан и, размахивая трофейными картами, резались в подкидного дурака. Под соседней елкой, с головами укрывшись плащ-палатками, спали трое или четверо партизан. По торчавшим из-под края палатки немецким сапогам со сбитыми каблуками в одном из спящих можно было угадать Мишу Волкова.

Чуть дальше, под следующим деревом, сидели два немца. Потом я рассмотрел, что немец только один. Вторым был Cepгей Давыдов, успевший уже переодеться в немецкую шинель с ефрейторскими нашивками на рукаве и зимнюю тирольскую шапку – очевидно снятые с убитых утром на шоссе немцев.

Заметив нас, Богданов смешал карты, поднялся навстречу. Сжато и четко, как это он всегда делал, доложил обо всем, что видели под Вамбергом, об утренней диверсии на шоссе, передал взятые у немцев солдатские книжки.

Вместе с Богдановым подошли к пленному. Давыдов поднялся и отошел в сторону. Немец тоже попытался вскочить, неловко вытянув раненую ногу, но я приказал сидеть, и он, услыша немецкую речь, удивленно вскинул брови и снова прислонился спиной к стволу дерева.

На вид лет тридцати пяти. Худощавое продолговатое лицо с правильными чертами. По бокам рта две резкие складки. Сеть морщинок вокруг внимательных, настороженных, прищуренных глаз.

На вопросы отвечает четко, не раздумывая, не отводя глаз в сторону. Густав Фолькнар, слесарь-механик из Цвикау, в армии с 1940 года, был в Бельгии, во Франции, в Польше. В боях не участвовал. Он высококвалифицированный механик. Почти всю войну провел в ремонтных мастерских. До контузии работал на ремонтной летучке в 16-й танковой дивизии. Два месяца пролежал в госпитале. Сейчас ехал в город Табор. Слышал, что вблизи Табора есть какой-то учебный полигон. Спутников своих он не знал. Те везли авиационный мотор на аэродром в Высоке Мыто.

– Чем тебя удивил этот фриц? – спросил я Богданова, отходя с ним в сторону и закуривая.

– Ничем он меня не удивил. Но он знает, как пользоваться фаустпатроном. Показывал тут, но мы никто хорошо язык не знаем и ни черта не поняли. А дело очень серьезное.

– Каждый немец знает, как стрелять из фаустпатрона. Это у любого могли узнать.

– Но раньше у нас не было фаустпатронов, – вел свое Богданов. – Расскажет подробно устройство и пусть катится ко всем чертям отсюда, – неожиданно закончил он.

– То есть как «катится»? – не понял я. – Отпустить его, что ли предлагаешь?

– Так ведь жаль… Рабочий же…

– Ах вот как… – задохнулся я от обиды. – Тебе его жаль стало?.. А мне, выходит, не жаль?.. Ты предлагаешь отпустить, значит, в душе перед собой уже оправдался, и, выходит, ты добрый… А я не могу себе это позволить, и, выходит, я злой? Кого я должен просить, чтоб за меня это решил? Ну, скажи, что молчишь? Или каждый раз в Центр докладывать, пусть, мол, там думают? Так ведь за дураков сочтут… Иди лучше бери фаустпатрон, пойдем учиться.

Богданов молча направился к большому, обросшему мхом камню, возле которого лежали головастые, похожие на огромные булавы фаустпатроны, а я жадно курил новую сигарету, пытаясь прийти в равновесие. Вольно или невольно Богданов задел самую болезненную для души и самую тяжкую сторону работы партизан в тылу врага. Здесь почти каждый взятый в плен немец давал какую-то информацию. Значит, без пленных не обойтись. И чем их больше, тем лучше.

Но у партизан нет лагеря для военнопленных. Значит, после каждого допроса надо давать приказ о расстреле. Как не настраивай себя на то, что идет небывалая по своей ожесточенности война, что перед тобой жестокий и беспощадный враг, у которого только что выбито из рук оружие, – ничего не помогает. Одно дело видеть врага в бою и совсем другое – допрашивать его, слышать его голос, видеть весь его человеческий облик… И все равно найти какой-то другой выход, отдать другой приказ не имеешь права. Как это невыносимо!

Подошел Богданов с фаустпатроном в руках. Мы много слышали об этом, еще довольно новом в то время, грозном средстве борьбы с танками, но видеть его вблизи приходилось впервые. Длинная, до метра, тонкостенная металлическая трубка, на конце которой, как набалдашник, укреплена тяжелая противотанковая граната. На трубке, ближе к гранате, укреплен складной проволочный целик и какая-то рукоятка– очевидно, спусковой механизм. Как привести это оружие в действие и как попасть гранатой в цель, – трудно было представить.

Пленный стал охотно давать пояснения.

– «Панцерфауст», – так он назвал фаустпатрон, – реактивная противотанковая граната с кумулятивным зарядом. Прицельная стрельба до пятидесяти метров. Взрывается при ударе. Пробивает броню танка не силой удара, а силой взрывных газов, увеличенной и направленной кумулятивным углублением в заряде. Чтобы изготовиться к выстрелу, нужно раскрутить и выдернуть вот эту контровую проволоку, передвинуть предохранитель, поднять целик, прицелиться и нажать спуск. Надо иметь ввиду, что при выстреле из трубки выбивается длинный язык пламени, и если сзади стреляющего будет кто-либо стоять или близко окажется какое-то другое препятствие, будет сожжен и стреляющий и тот, кто за ним стоит.

Я перевел Богданову рассказ немца. Мы переглянулись. Хотя пленный разъяснил все детально, стрелять из фаустпатрона не было желания – уж больно необычным было это оружие врага.

В лесу уже сгустились сумерки. Можно было сниматься и уходить. Мелькнула мысль заставить немца произвести показательный выстрел из фаустпатрона. Тут же высказал ее Богданову.

– Только дай ему в руки гранату – бахнет в кого-нибудь. Кто его знает, что у него на уме. А терять ему нечего, – засомневался тот.

– Не бахнет. Не позволим бахнуть. Да тебя и не поймешь, то был готов отпустить фрица, а теперь боишься, что он всех нас переколотит.

Послав Волкова снять с постов охрану, я сказал партизанам, чтобы все спрятались в сторонке за камнями. Потом, положив фаустпатрон на землю, приказал немцу подойти к нему и произвести выстрел в сторону высокой сосны, стоящей на скате горы с краю поляны. Предупредил, что если он сделает попытку направить фаустпатрон хоть чуть в сторону, по нему немедленно будет дан залп.

Немец медленно подошел к фаустпатрону, с трудом нагнулся, поднял его, изготовив, положил конец трубки себе на плечо, долго и тщательно целился.

Вдруг сноп пламени вырвался у него за спиной и в то же время мелькнуло пламя впереди. Оставляя за собой длинный огненный хвост, граната пронеслась над поляной и с сильным грохотом взорвалась, ударившись в ствол сосны метрах в двух от земли.

Взрывом перебило ствол начисто. Дерево слетело со своего пня и, осев вниз, еще некоторое время стояло вертикально рядом с пнем, на котором выросло, затем стало крепиться и с шумом и треском, ломая кусты, свалилось по откосу.

Немец продолжал стоять посреди поляны по-прежнему спиной к нам. Чтобы облегчить раненую ногу, он опирался на пустую трубку от фаустпатрона. Голова его была втянута в плечи, спина напряжена. О чем он думал? Очевидно, ждал, что в любой миг сзади может прозвучать очередь.

«Отпустить! Отпустить! Пусть идет, куда хочет, – охватила меня настойчивая мысль. – Пока доковыляет до дороги, мы будем уже далеко. Все расскажет! Ну и пусть. Да и что он может рассказать такого, что принесет нам беду? Он знает, когда ушел Жора и когда он вернулся обратно, по времени можно приблизительно определить, как далеко ходил посыльный. Но ведь никто не знает, что Жора ехал на велосипеде, а обратно мы приехали на автомашине… Богданов прав – этому человеку можно сохранить жизнь».

…Когда Центр приказал нам выяснить, какие крупные штабы находятся в районе Градца-Кралове, мы немедленно сообщили все, что нам было известно об этом городе.

Ничего особенного, что могло бы вызвать усиленный интерес штаба фронта, здесь не было. Но Центр дал повторный запрос, и можно было догадываться, что какой-то крупный штаб противника сменил свое место расположения, и наше командование предполагает, что он находится теперь где-то возле Градца-Кралове. Надо искать.

Немедленно по нашей просьбе несколько подпольщиков выехали в города Наход, Трутнов, Карлов Двур и Ичин. Все они поехали по кольцевому маршруту с тем, чтобы потом, когда все они побывают в каждом из этих городов, можно было сопоставить и проверить собранные сведения.

Вернувшийся из Яромержа Милослав Вовес доложил, что на станцию Езефов под Яромержем прибыл усиленно охраняемый состав из классных камуфлированных пассажирских вагонов. На каждом вагоне ниже широких окон с зеркальными стеклами выведена надпись: «Armее Mitte Р.» Было ясно, что этот состав принадлежит штабу группы армий «Центр». Ездившие в Карлов Двур подпольщики один за другим сообщили, что на курорте «Велиховки» под Яромержем разместился крупный немецкий штаб.

Наконец из Яромержа возвратился Иозеф Киттлер. Этот немногословный скромный человек с умными внимательными глазами за толстыми стеклами очков долго и обстоятельно докладывал о результатах своей трехдневной поездки. После его рассказа в Центр было сообщено:

«Соколову. По уточненным данным установлено: в Велиховках, что 16 км севернее Градец-Кралове, дислоцируется штаб главнокомандующего немецкими войсками в протекторате. Главнокомандующий фельдмаршал Шернер. При штабе находится еще генерал-полковник Рихтер, генерал-лейтенант Бойрут и группенфюрер СС Пюцклер. Узел связи при штабе имеет 160 телефонных линий, обслуживается 60 человеками.

Штаб, расположенный в Ческа Скалице, подчинен Шернеру. В него входят: генерал-полковник Гейгер, начальник жел. дорог Чехии подполковник Линдеман и начальник шоссейных дорог майор Монке. Крылов».

Из штаба фронта ответили:

«Поступившие от вас данные очень ценны. Большое спасибо…»

Утром двадцатого апреля группа партизан в двенадцать человек во главе с Сашей Богдановым была направлена в район Яромержа с задачей выяснить, по каким дорогам из Езефова и Велиховок чаще всего проезжают офицеры связи, организовать засаду и захватить одного из них, допросить на месте. Если пленный и взятые при нем документы не будут представлять особого интереса – операцию повторить. Пленных живыми доставить в отряд. Срок выполнения – четверо суток.

Мы рассчитывали, что, двигаясь все время лесом, где можно было не особенно соблюдать меры предосторожности, группа за долгий весенний день сможет пройти тридцать километров и еще засветло выйти на северо-западную окраину лесного массива километрах в пяти от города Градец-Кралове. Здесь партизаны сделают трехчасовой привал и, отдохнувшие, под покровом ночи, сделают еще один небольшой переход по открытой местности строго на север к небольшому лесочку – единственному здесь удобному месту для засады. Через лесок проходила дорога из Езефова на Тыниште и дальше на юго-восток. Тут, в непосредственной близости от крупного штаба врага, было больше шансов захватить интересного пленного, хотя в то же время неизмеримо увеличивалась и опасность.

…Часам к шести вечера усталые, потные, вконец обессиленные партизаны вышли на опушку леса возле села Свинары и расположились в крайних густых кустах. Впереди по покрытому молодой зеленой травой лугу извивалась, выписывая причудливые петли, речка Орлица. Сразу же за речкой, вдоль шоссе Градец-Кралове – Тыниште, почти сливаясь одно с другим, вытянулись села Блешно и Непасице.

По шоссе изредка проезжали автомашины. С громким треском, донесшимся до опушки леса, навстречу друг другу пронеслись два мотоциклиста. Затем было видно, как по невысокой насыпи, тянущейся параллельно шоссе, неторопливо прошел рабочий поезд от Градца-Кралове. Сошедшая на остановке в Блешно группа людей быстро растаяла на сельской улице.

К наблюдавшему за селом Богданову подполз его друг Николай Попов.

– Почему не отдыхаешь? – устало спросил Богданов, не отрываясь от бинокля.

– Знаешь, Саша, я плащи в лесу оставил, – хриплым от усталости и волнения голосом сказал тот.

– Где в лесу? – резко повернулся к нему Богданов.

– У ручейка. Как первый раз утром останавливались перекурить у Горных Еленей.

– А, черт! – стукнул кулаком по земле Богданов. – Знаешь ты, чем это для тебя пахнет? Ведь это же километров двадцать пять с лишним. Сорвал операцию! Неужели ты, дурья голова, за целый день не заметил, что мешок потерял?

Попов молчал, лежа ничком и обхватив руками голову. Он и сам прекрасно понимал, что из-за его оплошности группа не сможет выполнить задачу.

Два черных немецких резиновых плаща и металлические нагрудные бляхи полевой жандармерии он еще сегодня утром аккуратно сложил в свой вещевой мешок. Две черные лакированные каски с эмблемами СС взялся нести Бердников. В этих плащах и касках Попов с Бердниковым под видом фельджандармов должны были останавливать проезжающие автомашины и выбрать нужного для захвата немца.

Утром на привале Попов пошел к журчавшему в кустах ручейку напиться. В то время Богданов дал сигнал двигаться дальше. Наполнив на дорогу флягу, Попов не удержался от искушения и умылся холодной прозрачной водой, затем, вскинув на плечо автомат и не одевая на мокрые волосы шапку, довольный и веселый от умывания, от радостного весеннего утра, торопливо зашагал вслед за группой. Мешок с злополучными плащами так и остался лежать, забытый под кустом…

– Что же делать будем, а? – с отчаянием в голосе спросил Николай, взглянув на хмурого Богданова. – Может, подождете меня здесь, пока схожу за мешком?

– Думай, что говоришь! Двадцать пять километров туда, столько же обратно. Это когда ты придешь? Завтра к вечеру. Да и каков ты будешь? Идти дальше не сможешь. Значит, снова ночь уйдет, пока отдохнешь, отоспишься… А днем дальше не сунешься. Считай, двое суток улетит, – Богданов вытащил из сумки карту, молча склонился над ней.

Организовать засаду здесь было невозможно – вдоль дороги одно за другим вытянулись села.

Карандаш Богданова медленно двигался вдоль шоссе. Вот сразу за селом Непасице шоссе свернуло влево, пересекло железную дорогу, вползло в небольшое местечко Требеховице, затем снова отклонилось на юго-запад, пересекло черную полоску железной дороги, вошло в лес и дальше, прямое как стрела, устремилось к Тыниште.

Карандаш остановился в лесочке. Очень удобное место. «Вот здесь, в километре от переезда, и засядем», – решение принято, и сразу повеселевший Богданов поделился своими мыслями с Поповым. Тот воспрянул духом, готовый лезть хоть к черту в зубы, лишь бы не идти за забытым в лесу мешком.

Отдохнув еще с часок и плотно перекусив, группа в наступившей темноте двинулась вдоль опушки вправо – к новому месту засады. Возле села Штенков вброд перешли Орлицу и по мокрому лугу подошли к выступу тыништского леса, через который проходило шоссе. Настороженные и неслышные, как тени, партизаны подкрались к самой обочине и стали наблюдать.

За каких-нибудь полчаса мимо в обе стороны проехало несколько автомашин и на большой скорости промчались три мотоциклиста. Дорога и ночью была оживленной.

Богданов решил отвести группу назад, в большой лес за село Штенков, за день раздобыть длинный кусок проволоки и в следующую ночь поймать здесь мотоциклиста.

Днем, пока остальные отсыпались в густой молодой посадке, Попов с тремя партизанами ушли далеко в сторону – к белецкой водяной мельнице. Там взяли у мельника пилу и, срезав три телефонных столба, раздобыли два длинных мотка крепкого стального провода.

С наступлением темноты хорошо отдохнувшие за долгий весенний день партизаны снова были у дороги. Один конец проволоки Богданов намертво закрепил за бетонное основание телеграфного столба, а другой конец замотал за ствол высокой сосны на противоположной стороне шоссе. Туго натянутая стальная струна протянулась в метре над дорогой. Смертельная ловушка для мотоциклистов была готова.