Текст книги "Мы не мафия, мы хуже"

Автор книги: Борис Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

– Вот это я попал, – протянул Родион. – Тебя послушал, – повернулся он к Лоле.

– Ты сам хотел в мафию, – усмехнулся Валерий. – Думал, все – от всех бед застрахован. В Москве что-то не так.

– А в честь чего это тебе Алиска вдруг стала все говорить? – сердито поинтересовалась Лола. – Почему… – Перестань, – бросил Валерий. – Все в одной лодке. Думаешь, она сможет от тюрьмы избавиться? Нас только за каторгу, изобретение века, на пожизненное упрячут.

– Тогда надо уматывать отсюда, – решил Родион.

– Тебя не будет только день, – посмотрел на него Валерий, – и тогда все, ты уволен. А знаешь, что это такое? – Он усмехнулся.

– Ты серьезно? – опешил брат.

– Совершенно серьезно. Почему ищут Атамана? Да потому, что он знает много. Тебе, конечно, известно немногое, но что-то ты знаешь, как и любой из нас. А гарантию твоего молчания может дать только смерть. Поэтому я был против твоего участия в этом.

– Успокоил, – буркнул Родион.

– Что же делать? – растерянно спросила Лола.

– Делать то, – ответил Валерий, – что делали. Сейчас главное – не прозевать. Если действительно что-то начнется, вовремя испариться.

– Так может, – начал Родион, – сделаем…

– Об этом мы уже говорили. – Валерий взглянул на часы и обратился к жене:

– Ты накормишь меня? Я чертовски голоден.

– Сейчас скажу. – Она вышла.

– Знаешь, Рудик, – тихо сказал Валерий, – мне не нравится твоя тесная дружба с Лолкой. И еще… – Он не дал говорить открывшему рот брату. – Я слышал твои слова насчет меня, когда у нас зашел спор о сыне Ореховых. Так вот, братец. – Валерий коротко и сильно ударил его кулаком в живот. Охнув, тот повалился вперед и уткнулся лицом в подставленный кулак другой руки. – Еще раз подобное услышу, – не давая ему падать, сказал Валерий, – убью.

– Сейчас будет готово, – вошла Лола. И замерла.

– Семейный разговор, – улыбнулся Валерий и усадил пытавшегося вздохнуть брата на стул. Отпустил его, и Родион упал.

– Ты убил его? – на удивление спокойно спросила она.

– Пока нет. И, надеюсь, мне не придется этого делать. – Валерий многозначительно посмотрел на жену.

– Подожди, – поняла она, – так ты его из-за меня? Наверное, слышал тогда…

– У меня со слухом все в порядке, – кивнул он. – Пойду поем, а то живот к позвоночнику прилипает.

Он ушел. Лола посмотрела на с трудом дышащего Родиона.

– Надо меньше трепаться, – тихо проговорила она. – Ведь все, что у тебя есть, ты получил благодаря Валерию. А ты… – Не договорив, Лола вышла.

– Ну, сука, – с трудом просипел Родион. – Я тебя, гнида, кончу.

– Да, хлопцы, – сказал Робинзон, – против вас, значится, войска пригнали. Будто войсковую операцию готовят. Так что сидите и носа не высовывайте.

– А моего сына снова возьмут эти сволочи! И… – Не договорив, Виктор сжал кулаки.

– Ша! – крикнул Степан. – Ты заколебал своей истерикой! Думаешь, мне в кайф здесь торчать? Но пока мы здесь, а не у этих гребней, есть шанс! И пока меня не убьют, твоего сына не тронут! Потому что он – их последний козырь.

– Он мой сын! – воскликнул Виктор. – Ясно?! На кой…

– Цыц! – неожиданно рявкнул Робинзон. Братья одновременно повернулись к нему. – Не хватало еще братоубийства. – Ты отец, и понятно, значится, твое волнение. Но ведь и он за твоего сынка переживает. И сдаться готов, и смерть принять. Так надобно решать, что сделать можно, а не орать друг на дружку.

– У тебя не было детей, – угрюмо проговорил Орехов, – ты не знаешь…

– Знаю! – громко перебил его Робинзон. – Думаешь, от хорошей жизни я в семнадцать лет за «шмайссер» взялся? Мои сверстники с девчатами закаты провожали, а я с «зелеными фуражками» воевал. Мать и отца на моих глазах расстреляли! Тогда еще Советы были, мать их в кочерыжку! Вот я и пошел с бандеровцами! Не супротив власти воевать, а за родителей своих, значится, мстить. В пятьдесят девятом меня туточки взяли – и в лагеря. Как бандюка судили. А я с коммунистами воевал, которые моих стариков постреляли. В погребе автомат немецкий ржавый нашли, и все – пособники бандюков. Мать вдарили. Отец за вилы схватился, их и порешили на моих глазах. Я в подсолнухах отсиделся! Так что, значится, я тоже кое-что повидал.

– Извини, – вздохнул Виктор. – Но все равно, ты меня понять не можешь. Ты мстил государству. Пусть не правильно, незаконно твоих родителей убили. Но ведь сейчас скольких реабилитировали…

– Думаешь, значится, мне зараз после реабилитации этой легче стало? – Робинзон потеребил бороденку. – Она, значится, мне родителей возвернула? Нет, мил друг, не дай Бог, конечно, но вот ежели ты окажешься на моем месте, поймешь, что это такое. Ты за сына готов горло порвать, а тебя судить как преступника станут. Где же справедливость? – усмехнулся он. – Не государственная, ее у него и не було никогда, а просто человеческая, людская? Нету ее. Пока сам с теми, кто родных погубил, не управишься, свет в глазах черным будет. А ежели мстить не станешь, значится, не человек ты, а иуда.

Разин молчал. После рассказа старика он смотрел на него по-другому.

Степан сам был преступник. В первый раз попал за угон машины. Ну а потом стал законченным уголовником. На его совести были и жизни людей. И не только милиционеров или боевиков мафии, которая охотилась за ним. Он вел свою линию и убивал спокойно, считая, что все против него. Но, услышав рассказ Робинзона, вдруг понял, что старик честнее его. Он с автоматом в руках дрался с советскими солдатами, и здесь было как на войне: кто убил, тот и победил. Он же начал схватку, когда его обложили со всех сторон. Обращаться за помощью к закону он не мог. Да и есть ли он, настоящий закон? Степан криво улыбнулся.

– Дед, – обратился он к Робинзону, – если есть, принеси выпить. Грамм по сто – двести. Может, полегчает малость. А то как сдавило все. Витька, с одной стороны, прав. Он отец и боится за сына. Но с другой стороны, и ты верно сказал. Пока мы живы, хрен они чего Степке сделают. Принеси выпить.

– У тебя как с раной? – спросил Робинзон.

– Все путем. – Приподняв руку, Разин сжал кулак. – А раньше чуть двинешь – и караул. Классный ты лепило, дед, – улыбнулся он. – Наверное, на островках научился?

– В зоне, – вздохнул Робинзон. – Тамочки медуслуг не было. Сами выживали. Я хоть и бандеровцем считался, но с уголовниками сидел. За вагон, который мы в Харькове взяли. Вот и…

– Много золотишка хапнули? – с интересом спросил Атаман.

– Я восемь килограммов уволок. И еще кое-что. Для надобности, – туманно добавил он.

– Так как же ты от Харькова до Владимира добрался? – поразился Степан.

– С цыганами, – улыбнулся Робинзон. – Почти четыре месяца с ними был. Молодцы цыгане, не сдали. Их тоже частенько шуровали с места на место. Было время, вроде как оставляли где-нибудь. Но цыгане словно птицы в небе. Сел, чуть своронил – их и след простыл. А вот здесь я отстал, – вздохнул он.

– Родственник жил. Он меня и сдал, гадина. Но я сумел уйти. И три года на островках жил. Может, там бы и подох. Прихворал сильно, но такая меня, значится, злость взяла. Он, тварина, жить станет, а я, значится, в камышах подыхай. Вылез я и сжег домишко его. Вот меня и накрыли. Тамочки один умный чекист был. Высчитал, значится, что у меня выход должен быть. Я через болото себе навроде тропинки сделал, ну, по ней и пошел. А он, сучье вымя, тамочки меня ожидал, сволота. Но я на него, значится, зла не имею, просто обида порою берет. Сумел все-таки споймать меня, сучье вымя, – беззлобно добавил он.

– Ты, может, съездишь в город? – сразу, как только Робинзон умолк, заговорил Виктор. – Узнаешь, как мои там. А то вдруг…

– Чего ж не съездить, зараз и отправлюся. Заодно погляжу, где эти войска, значится, стоят. Тильки вот что, мил друг, мы маненько по-другому сделаем.

– Странно, – покачал головой майор. – Они не могут безвылазно сидеть.

Хотя бы по нужде выходят. Значит, где-то хорошо окопались. И скорее всего там, где их заметить не могут. Кто-то им помогает, в этом сомнений нет. Но вот кто?

– Майор увидел в открытое окно машины стоявший у поля одинокий дом. – Кто здесь живет? – спросил он. – Проверяли?

– Не раз, – кивнул капитан-омоновец. – В доме дед один. Робинзон. Может, слышали?

– А как же! – засмеялся майор. – Легендарная личность. Но он помогать им вряд ли станет. Потому что не верит никому. Хотя… – Он, повернувшись назад, посмотрел на удаляющийся дом. – Свояк свояка видит издалека.

– Да его проверяли несколько раз, – сказал капитан. – Тщательно обыскивали. С собакой. Один он. У него ружье было, под полом прятал. Участковый забрать хотел, так он на него с топором пошел. Оставили ему ружье. Дед он уже безобидный.

– Так он и не отдал золото, – усмехнулся майор. – Если не ошибаюсь, банда, в которой он был, где-то килограммов двадцать пять взяла. Их там и положили. Робинзон раненого главаря утащил. Отстрелялся и ушел. Потом главаря нашли в лесу. От ран умер. Робинзон похоронил его и кокарду бандеровскую, трезубец, прилепил на крест. А сам испарился. Как он до Владимирской области добрался, до сих пор никто понять не может, а он не говорит. Так, полегонечку… – Майор засмеялся, но тут же перестал смеяться и вздохнул. – Где же Атаман? Вот сволочь неуловимая.

– Тут его какие-то парни разыскивали, – проговорил сидевший рядом с водителем военный в бронежилете. – Сейчас исчезли. Хотели их взять, не успели.

– Меня это не касается, – сказал майор. – Мне главное – Атамана взять. Или хотя бы быть уверенным, что он из моего сектора не уйдет.

– Команда была, – недовольно сказал капитан, – брать только живым.

– Из Москвы приказ пришел. – Майор поморщился. – Он, оказывается, знает много. Поэтому и живой нужен. Главное, чтобы засветился, а взять мы его возьмем. Конечно, не совсем здорового. – Он улыбнулся. – На него уж больно ребята сердиты. Но живой точно будет. Подлечат, и на пожизненное пойдет. Мы сейчас правовым государством стали. – Он усмехнулся. – Одно утешает – пока не слышно, чтобы кто-то из приговоренных к пожизненному бежал. Лично я бы их всех в котел, бензином и спичку туда, – зло закончил он.

– Завтра на работу выйдет Яковлева, – вздохнул Пряхин. – Но возникает вопрос, где она будет работать? Если ее устроить в вольном цехе, то рано или поздно она все равно увидит каторжников. Представляете, что будет? Нас сразу же посадят в тюрьму. И вот тогда свалить все на Ниндзю мы не сможем. Как быть? – взглянул он на сидевшего в центре Семенова. – Вы требовали, чтобы она работала на нас, – пожалуйста. Но как вы себе это представляете?

– Очень просто, – ответил Семенов. – Она будет работать в кабинетах.

– Извините, – вмешался Возин. – Но ведь там, кроме огранки, делается и…

– И что? – перебил его Семенов. – Рано или поздно она все равно узнает.

Так пусть это будет сразу. И популярно ей объясните, что в этом противозаконного очень мало. Но если она вдруг захочет проявить свой гражданский долг, то пусть подумает о дочери и муже-инвалиде. Надеюсь, она поймет все правильно.

– А если нет? – подстраховался Лобов.

– Сделайте так, – недовольно взглянул на него Семенов, – чтобы поняла сразу. Пошлите к ее свекрови наших парней. В гости. Пусть они там поживут несколько дней, пока Зоя Андреевна не освоится на рабочем месте. Но она об этом должна знать. А через неделю, когда получит зарплату, поверьте, господа, – он улыбнулся, – , она забудет о своей принципиальной честности навсегда. Надеюсь, мы закончили разговор на тему о Яковлевой. Теперь перейдем к волнующему всех вопросу, почему центр взял у нас все свои деньги.

– Замолчал, доставая сигареты, внимательно оглядел всех сидевших за столом. В глазах увидел нетерпеливое ожидание. – В столице все хорошо. Деньги нужны для закупки какого-то оборудования. В Ярославской области будут открывать цех иконописи. Заключили что-то вроде договора с женским монастырем, забыл, где он находится, и монахини будут заниматься иконописью. Там есть несколько талантов по этой части. И самое приятное то, что мы будем иметь с этого процент, – улыбнулся он.

Все облегченно вздохнули.

– А инспектировать монашек не нужно? – поинтересовался Пряхин.

Посмотрев на него, все рассмеялись.

– Так что для паники или беспокойства, – продолжил Семенов, – нет никаких оснований. Что у нас на железобетонных изделиях?

– После улучшения их жизни, – усмехнулся Лобов, – производительность повысилась. Правда, все постоянно спрашивают о паспортах и, разумеется, о проживании вне пределов…

– Обещайте, – кивнул Семенов. – После турнира мы всех заменим. Сделаем паузу и решим. Может быть, действительно наймем вольных рабочих.

– Но тогда придется поднимать цену на изделия, – сказал Лобов. – И мы потеряем многих клиентов. Например, белорусов. Им будет невыгодно брать товар у нас по той же цене, за которую…

– Мы это обсудим после турнира, – перебил его Семенов.

– Но зачем откладывать? – возразил Пряхин. – Это важно. У нас в случае прекращения производства железобетонных изделий останутся без дела охранники. Часть из них, я допускаю это, перейдет в боевики к Ниндзе или Стилисту, который сейчас полностью наш человек. А остальные? Они разойдутся искать новую службу. И где гарантия, что кто-то из них не проболтается о своей прежней работе? Сейчас они все молчат, так как прекрасно понимают, что будет с ними, если все откроется. Но…

– Трезвое замечание, – согласился Семенов. – В общем, мы решим этот вопрос через два дня. Видите ли, господа, Москва желает расширить наше производство. И каторжане не смогут выполнить предлагаемый центром объем работы.

– Тогда сделать небольшой завод ЖБИ, – предложил Лобов. – А каторга пусть остается как филиал. В конце концов, именно от каторги мы получаем весьма ощутимый доход. Кстати, не облагаемый налогом. Тогда как в другом случае этот самый налог будет съедать значительную сумму. Если же центр возьмет всю работу под свой контроль, то мы потеряем в деньгах. И весьма ощутимо.

– Я согласен с Василием, – поддержал Лобова Возин. Пряхин молча кивнул.

– Будем решать вопрос с представителем центра, – решил Семенов. – Разумеется, о наших ощутимых потерях в денежном эквиваленте информировать представителя не станем. Мы вместе с ним произведем подсчеты, и, надеюсь, он поймет, что этого делать нельзя. Уж если нарушать закон из-за денег, то нужно иметь, а не терять постоянно растущую прибыль.

Все согласно закивали.

– А что, если обсудить это сейчас, – предложил Лобов, – с Кардиналом? Он человек весьма влиятельный, и его слово…

– Сейчас у центра другие проблемы, – усмехнулся Семенов. – Вернее, проблема. Атамана так и не нашли. Сегодня район его предполагаемого местонахождения оцеплен солдатами внутренних войск. А местность тщательно прочесывается ОМОНом и милицией.

– Этот Атаман уже в печенках сидит, – недовольно проговорил Пряхин.

– Предупреждаю, проститутка, – сказала сидевшая в машине Ангелина, – если еще раз Гришка будет ночевать у тебя, я тебе устрою веселую жизнь. Поняла?

– угрожающе спросила она стоявшую у калитки Светлану.

– Да что ты говоришь? – вызывающе бросила та и шагнула к «ауди». – Ты выйди и повтори это.

– Я тебя предупредила, – буркнула Ангелина и с места рванула машину.

– Гадина! – запоздало крикнула Светлана.

– Понял, – держа у уха сотовый телефон, кивнул Стилист. – Я могу сделать это сейчас же. Как раз мимо…

– Так в чем дело? – перебил его Пряхин. – Только вежливо и без малейшего нажима. Понял?

– Разумеется. Я научился разговаривать культурно, – засмеялся стилист.

– А парней отправлять сегодня?

– Желательно. Но очень культурных.

– Понял.

– Даже не проси, – замахала обеими руками жена Ивана. – И так Ваньку и Ромку в тот раз чуть не прибили. Хочешь – обижайся, но мне мои тоже живыми нужны.

– Валя, – со слезами на глазах, держа сына за руку, умоляюще говорила Рита, – пусть Иван отвезет его к своей матери. Я умоляю тебя. Ведь все-таки…

– Нет. Я тебе сказала, нет. Отступив назад, захлопнула дверь.

– Зря ты так с ней, – вздохнул нервно куривший в прихожей Иван. – Ведь все-таки по отцу как бы двоюродная сестра.

– Да какая она тебе сестра? – рассердилась Валентина. – Отец удочерил ее. Сестру твоей матери бросил и на…

– Мама, – вздохнул вышедший из комнаты Роман, – жалко тетю Риту. Сейчас…

– А кто их просил принимать невесть откуда появившегося Степку? – перебила Валентина. – Жили бы спокойно, и ничего бы не было. И хватит мне на нервы действовать. – Она заплакала. – Я тогда не знаю, как живая осталась.

* * *

– Во, – весело удивился Стилист. – Как раз она нам и нужна. Тормозни, – бросил он водителю.

Зоя Андреевна быстро шла по улице с сумкой в руке. Рядом, заставив ее вздрогнуть, остановилась машина.

– Садитесь, Зоя Андреевна, – с улыбкой предложил Стилист. – Подвезем.

– Спасибо, – не останавливаясь, она прошла мимо.

– Вы слышали? – Стилист кивнув водителю. Тот, медленно тронув машину, держал ее рядом с торопливо идущей Яковлевой. – В Бараки знакомые едут. Ничего вашей доченьке передать не хотите? Ведь Выселки там рядышком. Заедут.

Она сразу же остановилась.

– Ну что вам еще надо? – с болью спросила она. – Я же согласилась…

– Видите ли, в чем дело, Зоя Андреевна, – издевательски-вежливый тон доставлял Стилисту явное наслаждение, – вы там, на рабочем месте, можете увидеть нечто, что вас как сознательную гражданку наверняка возмутит. Так вот, лапочка, у твоей свекрови несколько дней погостят наши ребята. Помехой они ни бабуле, ни твоей Оленьке не будут. Наоборот, ребята трудолюбивые. Если что, помогут. Так ничего передать доченьке не желаете? – весело спросил он.

Рита, держа сына за руку, медленно шла по улице. Рядом притормозила старая «Волга». Рита мгновенно загородила собой Степана и выхватила из сумочки пружинный нож. Такие ножи продаются в коммерческих палатках.

– Не подходи! – закричала она.

– Да Господь с тобою, милая, – сказал сидевший за рулем Робинзон. – Залазь скорей. Это я тогда звонил. Давай шибче. Влазь в машину. А то вона, народ глазеет.

Рита узнала голос. И они с сыном быстро сели в машину.

– Значится, вооружилася, – посмотрел он на нее в зеркальце. – Лихая ты баба, – одобрительно кивнул он. – Меня Витек послал узнать, как дела твои.

– Он живой? – Рита заплакала.

– Живой. Что с ним сделается.

– Извините, – вытирая слезы, всхлипнула она.

– Да чего там, поплачь. Завсегда жинке легче становится. Или, Думаешь, я не понимаю? – вздохнул он. – Вы поэтому и живете более мужика. Как на сердце кручина, слезами горе отмываете. А мужик, значится, в сердце все носит. Вот мужики и мрут как мухи. До шестидесяти мало кто дотягивает.

– Где папа? – тихо спросил Степа.

– А вот этого, хлопчик, говорить права не имею. Не потому что, значится, не доверяю. Но кто знает, как оно выйдет. Вдруг тебя заново эти гады сцапают, мамкин ножик супротив них не поможет. Ты уж не обижайся, малец, но…

– Понимаю, – вздохнул Степа. – Просто за папу боюсь.

– Это хорошо, – улыбнулся старик. – Коли за родителей опасаешься, значится, любишь и сыном хорошим будешь. Не бросишь на старости лет. Я чего приехал-то… – Оглядевшись, он притормозил. – Звонить, значится, поопасался. Счас по телевизору такое кажут, что прям дух захватывает. И телефоны, значится, все прослушивают, и даже дома могут телевизор поставить, и все видать им будет. Конечно, у наших тут такого может и не быть. Но Степка, брат твоего отца, от московской мафии прячется. А москвичи, они всю жизнь в передовых по хитрости ходят. Поэтому я и решил на дороге вас подхватить. И повезло.

– А как вы нас узнали? – спросила Рита.

– Так Витька мне твою карточку дал, – улыбнулся старик. – С сыном ты снята. Вот. – Он показал ей фотографию.

– Мы с тобой, помнишь, у школы фотографировались, – сказала Рита.

– Значится, дела таковы, – остановив машину, повернулся старик. – Зараз там милиции полно и солдат с автоматами. Но Витька ваш пока в полной безопасности. Я не успокаиваю вас, а говорю, значится, так, как оно есть. Он просил вам это отдать. – Сунув руку в карман, Робинзон вытащил пухлый конверт.

– И, значится, не бойтесь. Если кто звонить из гадов станет и пужать начнет, ты ему в оборот скажи. Если что с сыном или со мной, значится, произойдет неладное, Степка бумагу в милицию отошлет. Покедова он, мол, молчит, но, ежели не отстанете, бумага в милицию большому начальнику зараз передана будет.

– Какая бумага? – не поняла Рита.

– Так мы, значится, обсудили все это, – объяснил Робинзон. – И решили, что Степка нужен им для того, чтоб, значится, убить его. А смерти предать его желают по одной причине: он же знает ой как много. За мафию.

– Так вот в чем дело, – прошептала Рита.

– Ты на него зла не держи, – правильно понял ее старик. – Ведь ежели не он, так с вами бы плохо было. Он, можно сказать, значится, вовремя объявился.

– Да, – вздохнула Рита. – Я это понимаю. Но с другой стороны… – Не договорив, снова заплакала.

– А ежели бы бандюки напали? – стараясь отвлечь ее, спросил Робинзон. – Вдарила бы ножиком?

– Не задумываясь.

– Ну, тогда вылазьте скорее, – в шутку перепугался он, – то я тех ножиков до невозможности опасаюсь.

– Что с тобой? – войдя на кухню, тихо спросила Ксения стоявшую у плиты Зою.

– Ничего, – попыталась улыбнуться та, но улыбка получилась жалкая.

– Что-то случилось? Неужели опять они? Но что им сейчас надо? Ведь ты завтра на работу идешь. Чего же они еще хотят?

Не сдержавшись, Зоя тихо, чтобы не слышал Андрей, заплакала.

– Они… – прижав пальцы к глазам, прошептала она.

– Зоя! – услышали женщины громкий голос Андрея. – Звонят!

Теперь и они услышали дверной звонок. Зоя вздрогнула.

– Я открою, – сказала Ксения. – Или не надо?

– Открой, – прошептала Зоя. Ксения вышла в прихожую.

– Кто там?

– Врач, – услышала она женский голос. – Анна Семеновна Гладышева.

– Мы не вызывали. – Ксения удивилась.

– У нас направление для Андрея Яковлева, – проговорила за дверью Гладышева. – Мы должны доставить его в клинику на обследование с последующим лечением.

Ксения повернулась к подошедшей к двери Зое. Вытирая слезы, та, шагнув вперед и щелкнув замком, открыла дверь.

– Здравствуйте, – приветливо улыбнулась стоявшая перед дверью молодая полная женщина в белом халате. За ней – двое мужчин с носилками. – Где больной? – спросила Гладышева.

– Кнут и пряник, – прошептала Зоя Андреевна.

– Что? – взглянула на нее врач.

– Он в комнате.

– И как она реагировала? – усмехнулась Екатерина.

– Как еще может реагировать жена на известие об измене мужа? – Геннадий рассмеялся.

– Она не послала парней к Светке?

– Да она и сама с ней разберется, ведь в один спортзал ходите. А у тебя как дела?

– Пока ничем похвастать не могу, – вздохнула она. – Но мне только раз его к себе затащить. И тогда все, он мой.

– Действуй. Мы должны сделать так, как решили. Пора всем занять свои места. Ну, я пошел. – Геннадий посмотрел на часы. – Пока.

– Счастливо, – улыбнулась Екатерина. Он быстро направился к калитке.

Екатерина, помахав ему рукой, вышла следом и подставила ведро под кран.

– Ох ты и тварь, – услышала она разъяренный голос из-за невысокого забора. Резко повернулась.

В калитку шагнула Светлана. Короткий халат был подпоясан. В руках ведро с водой. Екатерина опустила рычаг колонки.

– Сучка! – воскликнула Светлана и выплеснула на нее из ведра.

Вскрикнув, рыжая окатила водой бросившуюся к ней Светлану. На мгновение та остановилась. Затем женщины рванулись навстречу друг другу, повизгивая, сминая крепкими босыми ногами цветы на клумбе, закружили перед крыльцом. Они вцепились друг другу в мокрые волосы, а свободной рукой были по телу, пытаясь попасть в грудь. Отпустив волосы, немного отскочив назад, начали драться, нанося удары ногами и руками. Мокрые халаты, расстегнувшись, сползали с плеч.

На лицах обеих была кровь.

– Во дают! – раздался громкий крик. – Смотрите, пацаны! Бабы хлещутся!

Отскочив, они увидели остановившихся у забора троих мальчишек на велосипедах. Светлана бросилась к разделявшему дома забору, вбежала в раскрытую калитку. Екатерина скрылась в доме. Мальчишки со смехом поехали дальше.

– Гадина, – войдя в дом и вытирая кровь с верхней губы, с ненавистью прошептала Светлана. – Вот, оказывается, почему Ангелина узнала. Хотя, – она вдруг улыбнулась, – с другой стороны, это и неплохо. Ангелина заставит сделать Гришку выбор. А если он будет не в мою пользу? – Сняв мокрый порванный халат, зло произнесла:

– Мы еще не закончили, приятельница.

– Паскуда. – Припудривая оцарапанную щеку и вытирая кровь под носом, Екатерина всхлипнула. – Я тебе устрою разборку. Спектакль перед домом получился. Как я забыла, что она дома? Снова вздохнув, махнула рукой. – Зато теперь она все знает. А если расскажет Пряхину? Немного помолчав, Екатерина злобно рассмеялась:

– Завтра на работе увидимся.

– Турнир будет скоро, – сказала Ангелина, стоя перед открытой дверью, которая была оборудована спортивными снарядами для тренировок дома. – Скажу честно, я надеюсь с твоей помощью выиграть несколько тысяч долларов.

– Нормально, – усмехнулся сидевший на топчане Русич. – Давненько у вас подобные мероприятия проводятся?

Она засмеялась:

– Несколько лет. Если надеешься, что ты сможешь там поднять шум или как-то…

– Понимаю. Я недавно гладиаторов вспомнил. Но это было узаконено. Не боитесь, что органы вмешаются?

– Нет, – улыбнулась Ангелина. – Я же сказала – все это не в первый раз. Впрочем, подробности ты узнаешь перед началом. Мой тебе совет – тренируйся. Я понимаю, что ты не молод, но видела парней, которых ты отделал, поэтому и решила использовать тебя. Я поставлю на тебя в первых трех встречах. Если выиграешь, обещаю отпустить…

– Не надо. – Он махнул рукой. – Я вроде свыкся с мыслью, что это все, – он обвел рукой комнату, – не сон. Что ты потаскуха, я понял. Но в отличие от тех ты еще и мразь.

– Все. – Ангелина усмехнулась. – Я приду завтра. Только не пытайся что-то предпринять. Ты не успеешь даже ударить меня, как тебя убьют.

– Положим, вмазать тебе я все равно успел бы, – усмехнулся Федор. – Просто сейчас рано. Но запомни, сучка, – он криво улыбнулся, – будет и на моей улице оркестр играть марш победы. А сейчас проваливай! – Он встал. – Надо готовиться к чемпионату. Там как? Насмерть хлещутся или до первой крови?

Услышав в его голосе насмешку, женщина вышла.

– Я знаю, что буду делать, – чуть слышно проговорил Федор. – Нашли гладиатора.

– Миха. – Постукивая суковатой палкой, Топорик вышел на кухню.

– Че, дед? – спросил сидевший за столом с чашкой кофе Бугор.

– Ты мне бы обсказал, как там дела с Атаманом, – усаживаясь на табурет, вздохнул Топорик. – Все-таки знакомый он мне. Я и его отца знал. Пропащий мужик был, пьянь гольная. А Степка вроде мужик правильный. Говорят, вы мальца Ореховых похитили. Не по-людски это.

– Я не при делах, – отрезал Бугор. Допив кофе, встал. – И вообще, дед, не лез бы ты в эти дела. Я, кажется, знаю, кто тебе новость притащил. Тот старикашка. Он ведь в тех краях живет.

– Ты его не хапай, – разозлился старик. – Я Робинзону жизнью обязан. Он сапоги никому не лизал и в шестерках не хаживал. Так что его имени даже не касайся. Ты…

– Все, дед, – отрезал Бугор, – кончен базар.

– Ты как, щенок, с дедом разговариваешь?! – рыкнул Топорик. – Тебя еще и в планировке не было, когда я с ментами стрелялся. В шестерках не был. – Он громыхнул палкой по столу. – И младенцами не закрывался. Тогда хоть какие-то, но понятия были. А вы… – Хорош, дед. – Бугор начал сердится. – Тогда времена другие были. Да, короче, чего мы с тобой базарить будем? Ты уже свое отгулял и не мешай…

Сильный удар палкой меж лопаток заставил его вскрикнуть от боли. Он шагнул вперед, поймал вторично вскинутую для удара руку старика с палкой.

Другой рукой ухватив палку, вырвал ее. И тут получил короткий удар-тычок двух прямых пальцев в глаза. Взвыв, закрывая их ладонями, волчком закрутился по кухне.

Наткнулся на стол, ударился.

– Охренел! – прорычал он. – Старый! Ты же…

– Я тебе пасть на портянки порву. – Кряхтя, Топорик поднял палку. – Жбан расквашу, как арбуз моченый. Как я гулял, ты и в кино не видывал. Но мне себя под старость упрекнуть не в чем. Я по нашим правилам жил. А ты… – Он выматерился и опустил палку. – Хоть бы родичей не позорил. И отец, и мать на такое бы сроду не пошли. – Он вышел. И тут же вернулся. – Холодных нифелей от чая в марлечку и приложи, – ворчливо посоветовал он. – Шнифтам легче станет.

Мычавший с прижатыми к глазам ладонями Бугор услышал, как дед ушел в свою комнату. Фыркнув, отнял ладони от глаз.

– Вот это старый, – гордо прошептал он. – Как вилкой ткнул.

– Я вроде не сильно, – садясь на кровать, пробурчал Топорик. – Наука будет, – оправдывая себя, добавил он. – А то привык на своих шестерок рычать. Хоть бы, пока я жив, его не повязали. Ведь если его в тюрягу упрячут, сломаюсь. А он вытерпел и даже не замахнулся. Тогда вон того запросто замочил. И все дела. И даже глазом не моргнул.

– Как устроились? – войдя в одноместную палату, спросила Гладышева лежавшего на кровати с журналом в руках Андрея.

– Спасибо. – Положив журнал на столик, он растерянно посмотрел на нее.

– Отлично. А чему я обязан таким комфортом?

– Предприятию, – улыбнулась она, – где работает ваша жена.

– Зоя?

– Сейчас у вас возьмут кровь, – перешла она к делу. – Завтра с утра не ешьте. Обследование займет десять дней. Мы постараемся сделать все возможное.

– Но это все, – обвел он руками, – наверное, очень дорого стоит, вы же не благотворительная организация?

– Конечно, нет, – улыбнулась она. – Но давайте пока не будем выяснять, как и что. – Врач вышла.

– Что-то здесь не так, – покачал головой Яковлев.

– Господи, – говорила Зоя. – Что же делать? Что?

– Идти в милицию, – предложила Ксения. – Хотя, – возразила она себе, – это ничего не даст. Но надо что-то делать, потому что…

– Они уже в деревне у матери Андрея, – перебила ее Зоя. – А кроме того, Андрей в клинике. Я слышала, что там очень хорошие специалисты, но иногда там… – Не договорив, махнула рукой.

– Ну тогда обратись к этому, товарищу Андрея, – предложила Ксения, – который приходил.

– Он не станет ничего делать, – сквозь слезы с трудом выговорила Зоя. – К тому же они уже в деревне. И убьют Олю. – Зарыдав, вдруг потеряла сознание.

– Зойка, – бросилась к ней Ксения. Не зная, что делать, метнулась к телефону.

– Не надо, – услышала она тихий голос Зои. – Умоляю, никому ничего не говори. Они убьют Оленьку. – Она вновь зарыдала.

– Успокойся. – Присев рядом, Ксения выплеснула воду в лицо бьющейся в истерике Зое.

– Чего это вы с Зойкой схватились? – усмехаясь, спросил сестру Семен.

– Уж больно она из себя строит, – фыркнула та. – Не знаю, как у нее с карате и чем она там занималась, но бороться умеет и сильная. Я бы ее все равно сделала, если бы не Гога…