Текст книги "Наставники"

Автор книги: Бора Чосич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Исключительно похвальное ремесло, босяцкое

Это рассказ о моей семье, в то же время это рассказ о совсем других людях, часто почти незнакомых. Как возьмусь писать рассказ о собственной семье, так и появляются какие-то посторонние люди, вовсе не состоящие ее членами, которые нам вообще никем не приходятся. Это все из-за того, что таких людей много, намного больше, чем наших. Вот это и есть такой рассказ, действующие в нем лица не имеют с нами ничего общего, но все-таки. Мама сказала: «Сколько народу на Земле живет, что муравьев, Боже сохрани, подумать только!» Отец спросил: «А тебя что, заставляют думать-то?»

Существовало множество людей, которые нам никем не приходились, однако мы с ними здоровались, они ходили по нашей лестнице, некоторые заходили к нам на кухню. Люди приходили пересказывать дяде эпизоды футбольного матча, пропущенного им, когда он был занят с Драгицей. Эти люди рассказывали о фантастических ударах посредством ноги, потом показывали мне, как можно имитировать пердеж с помощью губ и мышцы руки, это было как взаправду. Дядя воскликнул: «Ну дают!» Дедушка сказал: «На этом можно бы и деньгу зашибить, если кому нравится!» Люди, которые не имели ничего общего с нашей семьей, давали мне уроки искусственного пердежа, отец говорил о них: «Вот пройдохи!» Дедушка выражался короче: «Босяки!» Дядя недоумевал: «Разве?» Дедушка отвечал: «Меня не проведешь, вот такие вот скажут тебе: „Глянь на облако!" – а сами в этот момент тащат у тебя бумажник!» Тетки подтвердили: «Да-да, такие, как они, в кинотеатрах во время любовных сцен страсти испускают непристойные звуки с целью унизить!» Мама добавила: «Точно так же испортили мне впечатление от фильма об усекновении головы у княгини Таракановой!» Дядя сказал: «Просто они называют вслух и своими именами вещи, которые видят на экране, – например, титьки!» Дедушка поинтересовался: «А тебе все мало?»

Мы знали людей, которые по киношкам выкрикивали названия частей женского тела, эти люди учили меня навроде бы испусканию газов, они же занимались разными делами, нам совершенно непонятными. Все это было во время войны, мировой и всеобщей, эти люди не значились ни в каких списках по профессиям. Дедушка сказал: «В любой нормальной стране их укоротили бы на голову!» Дядя возразил: «Они никому не мешают, разве только делают вид, что пердят посредством дутья в мышцу руки или с помощью других трюков!» Мама сказала: «Они выражаются губительно для детской души, не дай Бог, услышит их мой чувствительный и разумный сынок!» Дедушка сказал: «Они у тебя полтину возьмут в долг, а потом ищи-свищи!» Дядя сказал: «Просто они любят шутки и поговорить о любви!»

Дедушка сказал: «Тьфу!» Отец осмотрелся, потом заметил: «Они, когда дерутся, кожаные ремешки на кулак наматывают, я лично с ними знаком!» Дедушка среагировал: «Вечно ты попадаешь в компании!» Отец продолжил: «Они все время либо должны кому-нибудь, либо ждут перевод от кого-то, только он все не идет!» Дедушка встрял: «Точно, вот и я боюсь!» Отец добавил: «Все они когда-то происходили из знатных семей, только те от них отказались!» Тетки сказали: «Они все были бывшими боксерами или чинили крыши, потому они такие сильные!» Мама решительно сказала: «Им спать негде, а едят они только тогда, когда я им даю позавчерашний картофельный паприкаш! – и добавила тише: – Бедняги!» Еще мама сказала: «У них под пиджаками вообще рубах нет, они обматываются для тепла газетами!» Дедушка сказал: «Если вывернуть у них карманы, то там, кроме табачных крошек и смертоносных перочинных ножей, гроша ломаного не найдешь!» Дядя сказал: «Стоит им увидеть бабу, как они ее сразу за титьки хватают!» Дедушка сказал: «Когда-нибудь им туго придется!» Мама возразила: «Никогда!»

Все это относилось к тем людям без определенных занятий, но все-таки речь о них шла как о мастерах, деятелях высокого класса. Дядя сказал: «Хотел бы я знать, кто вам еще может достать немецкий армейский хлеб и сардины!» Дедушка согласился: «Ага, жулье!» Дядя продолжил: «А когда я вам уголь в карманах таскаю, так это ничего, да?» Тетки добавили: «Мы полагаем, что никакие они не бродяги, просто люди, несчастные с младых ногтей!» Дядя сказал: «Да нет, разве что только одеваются они очень неэлегантно, в случайные предметы одежды не сочетающихся цветов!» Дедушка спросил: «А они что, на большее претендуют?»

Речь шла о людях без профессии, о тощих типах, не знающих ремесла, о них в моей семье речь шла зимой, предпоследней зимой большой войны, о них же шла речь и позже. Мы перебирали множество занятий, как будто точно знали, кто чем занимается, но чаще всего говорили об одном ремесле, очень странном, босяцком. Отец говорил: «Мне бы только узнать, записано у них в аусвайсе. что они босяки?» Дедушка говорил: «Да брось!» Дядя сказал: «У них аусвайсов-то нет, разве ж они люди?» Мама опять печально добавила: «Жизнь у них собачья, прямо сердце надрывается!» Дедушка утешил ее: «А когда они у тебя золотой браслет с комода сперли, ты их жалела?» Мама ответила: «Я про это и думать забыла!»

В сорок третьем, в разгар войны, процветали многие ремесла, одно ремесло было особенно странное, необычное, привлекательное – босяцкое. Мама немножко подумала и сказала: «Меня не столько то задевает, что они украли драгоценности, сколько их грубые выражения!» Дедушка сказал: «По тебе, так пусть их и мебель выносят, не говоря уж о твоей шубе!» Мама, не слушая, продолжила: «Все зло в этом!» Тетки сказали: «Ах, если бы они нам рассказали, чем они занимаются с утра до вечера, только по порядку!» Дядя сказал: «Что, опять рисовать захотелось, что ли?» Мои тетки рисовали разные занимательные сценки из жизни, а также другие, вымышленные, вроде львов и жирафов, а сейчас им захотелось запечатлеть образы оккупации – героев нашего времени в облике босяков, к примеру. Дедушка сказал: «Если война затянется, нам тоже придется заняться босячеством, только я понятия не имею, как это делается!» Дядя сказал: «Так чего тогда боишься их?» Дедушка ответил: «А вот начнут их стрелять, как собак бродячих, тогда и увидишь!»

В сорок третьем было совершенно неизвестно, кто переживет эти дни, исполненные ужаса и злодейства, особенно неясно было, что будет с людьми неопределенных занятий, героями кабацких похождений, знатоками анекдотов, одним словом, с босяками. Отец сказал: «Они в кабаке подойдут к человеку тихонько да как гаркнут в ухо: „Ху!" – или, скажем: „Бу!" – тот и с копыт долой!» Дедушка сказал: «Нечего по кабакам сидеть!» Отец продолжил: «Опять же неизвестно, когда правду говорят, а когда треплются!» Дедушка спросил: «Как это?» Отец объяснил: «Скажем, говорят, что Адольф Гитлер умер или что патриарх Гаврило упал с колокольни Соборной церквы, и тебе приходится им верить, потому что лица-то у них серьезные!» Дедушкапрошептал: «Чего только не придумают!» Дядя сказал: «Они толкутся на улицах и плюют под ноги, как в кино про гангстеров из Чикаго!» Дедушка сказал: «Вот тебе и кино, пожег бы я его!» Мама спросила: «А где же тогда будут развлекаться наши сироты и несчастные дети?» Дедушка ответил: «А мне плевать!»

В сорок третьем пришел человек без кисти руки, мы прозвали его Жика Безрукич, из-за его приключения с гранатой. Жика Безрукич всем показывал культю, замотанную в газету и стянутую резинкой. Жика Безрукич рассказывал: «Мне всё хочут пришить кражу зерна с-под Обреновца, кончить даже грозят, а я-то при чем?» Дедушка спросил: «Так уж и ни при чем?» Жика Безрукич продолжал: «Я им, значить, говорю: „Люди, братишки, вы ж целые, а я-то, мне-то что с того?" А они никак!» Дедушка воскликнул: «Прямо удивительно!» Жика Безрукич продолжал разъяснять: «Меня, значить, лучшие господа довоенные пожрать и выпить угощали, один так даже бабу свою в шелковых чулочках предлагал, потому как сам никак!» Дедушка посочувствовал: «Кто ж тебе поверит?» Жика Безрукич заявил: «А я и не прошу! – и добавил: – Чего только я по доброте своей не натерпелся!» Дедушка сказал: «Вот это я верю!»

В сорок третьем приходило к нам много сомнительных людей, специалистов в очень странном и похвальном ремесле, босяцком, но лучше всех мы знали Жику Безрукича, участника многих потасовок. Он рассказывал: «Вы и представить не можете, что вам на улице идиоты наговорить можут!» Дедушка возразил: «Мы не вылазим, и нас не касается!» Мама сказала: «Мы счастливы тем, что у нас есть теплый дом и свой закуток в нем!» Жика Безрукич сказал: «Один тут просил, чтоб я его измордовал, а он мне полтину за то!» Мама сказала: «Это патология!» Тетки воскликнули: «Он, бедняжка, болен, мы так хотели бы посмотреть на него!» Дедушка крикнул: «Ага, так я вам и позволил!» Жика Безрукич заключил: «Мы, дети панели, никому не нужны и подвержены самым гнусным предложениям!» Дедушка сказал: «Все боюсь, что ты у меня пропадешь!» Жика Безрукич ответил: «Еще чего, размечтался!» – но тут же примолк. Мама сказала: «Хуже всего то, что во всем участвуют курящие женщины, готовые задрать юбку за минимальную оплату!» Отец сказал: «Голь не выбирает!»

Жика Безрукич, дитя панели, герой небывалых приключений, объяснял нам, как следует 'передвигаться по улицам Венеции, прекрасного итальянского города, почти совсем затонувшего. Дедушке, дяде, вечно любопытствующим теткам Жика Безрукич рассказывал любовную историю, которая приключилась с ним и знаменитой полькой, графиней Снебицкой, сопрано. Невзирая на непреходящее алкогольное опьянение отца, Жика Безрукич пытался объяснить ему свои методы зарабатывания огромного количества денег, а также методы траты этих денег на вещи совсем бесполезные, глупые, например на женщин. Все это происходило в годы войны, в моменты пересмотра человеческих занятий, профессий – словом, ремесел.

В те годы кто-то где-то работал босяком, хотя мы не знали точно где. В те годы эти люди все время были у нас на виду, но никто из нас не взялся бы определить, что они делают на самом деле. Это нервировало в первую очередь дедушку, а потом и нас. С ними все время что-то случалось, с нами – ничего. Они всегда рассказывали что-то интересное, мы – почти никогда Они были знакомы со многими людьми, в том числе знаменитыми, мы же почти никого не знали. Они всегда куда-то ездили, несмотря на нехватку денег, мы же не трогались со своей кухни, часто не топленной. Дедушка заявил: «Лучше бы мне босяком родиться!» Тетки ужаснулись, дедушка продолжал: «Я бы ни перед чем не остановился!» Мама сказала: «Точно!» – что, возможно, было весьма точно.

Мы и электрики

Моя семья, которая жила в середине двадцатого века, исполненного войн, революций и других общечеловеческих событий, уважала все элементы природы – воду, воздух и так далее, но более всего полагалась на искусственную силу электрической природы, то есть на электроток. Дядя объяснял: «Ток течет вроде воды по проводам, которые находятся в стене!» Дедушка сразу возразил: «Брехня! – и добавил: – Чего ж тогда не журчит?» Отец сказал; «Я знаю человека, который все болезни лечит с помощью электричества, надо только взяться за провода!» Дедушка сказал: «Никто не заставит меня сделать это!» Дядя добавил: «Меня тоже будто током бьет, когда хорошую телку прихватишь!» Мама сказала: «Мы в состоянии сделать дома любой ремонт сами, но ток – нет, Боже упаси!» И еще: «Смерть от тока самая страшная, потому что человек при этом синеет и теряет сознание!» Тетка сказала: «Когда я ударилась локтем, меня тоже будто током стукнуло, но это не то!» Тогда мама сказала: «Я все время боялась, что сын мой станет врачом или судьей и будет вынужден лечить или казнить!» Все ахнули: «Да ты что!» Потом она добавила: «А сейчас я Бога молю, чтобы его не стукнуло током или еще чем-нибудь таким, что может лишить жизни его самого!» Дядя сказал: «А ты разве не видела, как электрики встают на обрезок доски с целью всеобщей изоляции?» Отец сказал: «Или используют трюк, известный только им!» Еще отец сказал: «Мне один приятель, электрик, рассказывал, что он с током разговаривает, как с женщиной, после чего в момент ремонта смело лапает провода!» Мама сказала: «Самое печальное, что я не знаю, в какой момент меня стукнет током, потому что руки у меня вечно мокрые от мытья посуды и стирки белья!» Я сказал: «Мы проходили электроток, но я ничего не понял!» Дедушка сказал: «Твое счастье!» Отец сказал: «Спорим, схвачусь голой рукой за провод и ничего не будет?» Все сказали: «Нет!» Отец настаивал: «Я все могу, побольше, чем всякие тем умники!» Отец вскарабкался на швейную машинку, потом стал отвинчивать лампочку. Он сказал: «Сейчас я вставлю палец в патрон!» Мы сначала хватали его за ноги, потом дедушка крикнул: «Все погибнем, не трожь его!» Мы отбежали в сторону, отец вставил палец в патрон, с ним ничего не случилось. Дедушка сказал: «Это от спиртного!»

Это происходило в сорок четвертом, в конце войны, ток, электрическое напряжение гитлеровской Европы, в которой находились и мы, было очень слабым, лампочки светили тускло, таинственная и непознанная элементарная сила, которая текла по проводам, даже не обожгла моего героического отца, Потом, после окончательной ликвидации тока, мы перешли на канделябры, жгли в них именинные свечи, оставшиеся от довоенных праздников, со свечей отклеили портретики святых, теперь совершенно излишних.

Однако в непроглядной ночи можно было рассмотреть ток истории, иноходь коней этой истории, людей на этих конях. Дядя сказал: «Это русские!» Дедушка спросил: «Может, и сербы есть?» Все целовались. Мама сказала: «Меня как током колотит!» В подвал вошел капитан Вацулич с фонарем в руках. Тетки сказали: «Вот свет новой эпохи!» И никому в голову не пришло, что свет этот дает ток, подобный току воды по трубам, ток, текущий по проводникам. Проводники уже были обрезаны, проводниками связали голых немцев и тут же, во дворе, разнесли их в клочья гранатой. Какие-то немецкие ошметки остались висеть на столбах, вроде забытых рубильников. Дядя сказал: «Мы и во мраке найдем свободу, не так ли?» Солдаты ответили: «Заткнись, дубина!»

Весь этот рассказ посвящен току, электрической силе, в которой никто из нас ничего не понимал. Все это происходило в сорок четвертом году, в годину многих событий, зачастую совершенно непонятных. Майор Строгий сказал: «Но ток новой жизни понесет вас в направлении нового мира!» Мама сказала: «Только бы не было несчастных случаев во время ремонта проводки!» Все дружно спросили ее: «Ты что, сомневаешься?» Она ответила: «Да!» На том и порешили.

Это должен был быть рассказ об электриках, виртуозах починки электросети, но не получилось. Электрики всегда казались мне эдакими фокусниками, но их в этом рассказе нет. Вместо них в рассказе очутились мой отец, моя мама, мой дедушка, впрочем, вы сами могли это заметить. Они не очень-то смыслили в электрическом естестве, но все-таки могли включиться в ток эпохи, ток высочайшего напряжения, переменный, очень опасный. Часто случается – начнешь рассказ об одном, а в итоге совсем не то получается. Это именно такой случай как раз.

О ремесле господском

В одна тысяча девятьсот сорок третьем году, когда мы стали изучать ремесла, что процветали вокруг нас, а также представителей этих благородных занятий, дедушка заявил: «Я признаю только тех, у кого есть лицензии!» Дядя спросил: «А других?» Мама ответила: «Нас это не касается!» Тогда, в середине большой войны, дедушка признавал только тех мастеров, что жили под фирменными вывесками в три краски, а между тем оказалось, что существуют и другие люди, также обладатели прекрасных профессий, только это люди другого сорта, несколько непонятные.

Дядя спросил: «Как ты думаешь, чем эти мужики в шляпах и с тросточками занимаются?» Дедушка сразу ответил: «Это переодетые полицаи шпионят!» Дядя возразил: «Ха, откуда у полицейского такая элегантность и тому подобные излишества!» Дедушка признался: «Ну, тогда не знаю!» Люди в шляпах прогуливались по улицам, поглядывали на небо и тихо посвистывали вслед девушкам.

Раньше, до войны, мой отец на собраниях молодых предпринимателей выходил на трибуну, откашливался и начинал: «Господа!» Я видел в газете объявление, касающееся лезвий для бритья, объявление начиналось словами: «Для господ!» Такую же надпись я видал на дверях, на соседних стояло: «Для дам!» – меня это сбивало с толку. Прежде дедушка говаривал: «Предки мои жили по-господски, а не так, как я сейчас!» Отец возражал: «Когда это было!» Мама показала мне на улице человека и сказала: «Это большой господин!» Такое случалось часто, но было несколько непонятно. Я спрашивал: «А где живут господа?» Мама отвечала: «Во дворцах, как в кино!» Я сказал: «Тот человек, которого все называли „господин", на самом деле учитель с обтрепанными рукавами!» Мама шла: «Молчи, раз не понимаешь!» Я спросил дядю: «А как мне стать господином и когда?»

Мы никогда не могли прийти к единому мнению относительно господского ремесла – распространенного, но какого-то неосязаемого. Между тем повсюду вокруг вас господа снимали перед женщинами шляпы, даже засаленные. Дядя говорил: «Вот что меня больше всего раздражает, так это что они за своими бабами совсем не ухаживают!» Господа дарили цветы отдельным дамам, раскланивались с ними в уличных кафе, но никогда не подмигивали и не щипали их, чего дядя никак не мог взять в толк. Мама вновь напомнила о довоенном поступке банковского служащего, который ухватил ее за грудь, чтобы предотвратить мамино выпадение из трамвая и возможную гибель. Она сказала: «Это был господин!» Отец протер глаза и спросил: «Ну и?» Теткам также были известны аналогичные примеры истинно господских поступков со стороны различных киноактеров, а также отдельные поступки живых соседей, на что дедушка строго заявил: «Об этом забудьте!» Дядя спросил: «Вы обратили внимание, какие эти господа все гладкие, что, впрочем, еще ни о чем не говорит?» У дяди была книга «Как поступают господа?», с картинками, однако дядя книгу сам не читал и никому ее не давал. Дедушка удивлялся: «Как это только они сумели описать все, чем господа занимаются?» Тетки сказали: «Видимо, это сборник знаменитых событий из исторической науки!» Дедушка резко возразил: «В истории только резня и грабеж, и ничего боле!» Потом дядя спросил: «Вы обратили внимание, что у господ пиджак и брюки из одной материи, и еще галстуки, без которых они жить не могут?» Мама сказала: «Боже, ведь это само собой разумеется!» Мы дружно подтвердили. Дядя сказал потом: «Я думаю, что они все-таки угощают девочек конфетами, а потом лапают за коленки!» Мама возразила: «Никогда! – и добавила: – Если они настоящие!» Отец сказал: «Так ведь не психи же они, надо ж им кого-то трахать!» Мама мгновенно отреагировала: «Да, но они это делают незаметно и элегантно, к тому же я не понимаю, почему мы об этом должны говорить при ребенке!» Я тут же сказал: «Я видел, как господин учитель истории сует руку госпоже учительнице географии за пазуху!» У мамы сначала перехватило дыхание, потом она сказала: «Вот печальный пример!» Отец сказал: «А я что говорил!»

Мы в семье не могли прийти к единому мнению относительно господ, их ремесла и поведения в общественных местах. У каждого было свое мнение, причем противоположное. Дедушка сказал: «А знаете ли вы, чем они живут?» Мы спросили: «Чем?» Дедушка ответил: «Тем, что награбили чужих денег, а теперь жируют!» Мама возразила: «Ничего они не награбили, просто они сыновья генералов и промышленников!» Дядя спросил: «Где это ты видела столько генералов?» Господа, люди не определенных нами, хотя и бросающихся в глаза занятий, продолжали свою работу – размеренную, очень высоко ценимую. Дедушка говорил: «Министр Риббентроп – настоящий господин, несмотря ни на что, в то время как Геринг – обычная свинья!» Мы определяли господ по тому, как они держатся с дамами на приеме и как они держат полный бокал шампанского. Все это мы видели в киножурнале с гитлеровским орлом в титрах. Мама сказала: «И они тоже люди, только враги!» Тетки сказали: «Все-таки это ничто по сравнению с господами в кино, когда те играют в гольф против других господ промышленников!» Тетки потом продемонстрировали, как эти господа позируют для журнала с богатыми модами. У всех у них были пальто из различных тканей, все были в новых и отлично сшитых костюмах. Мама по этому поводу сказала: «Нам остается только мечтать!» Потом она сказала: «Ну хоть кто-нибудь из вас назовет хоть одного настоящего господина, который вращался в нашем обществе?» Все молчали, только дядя встал, причесался и спросил: «А кто же в таком случае я, по-вашему?» Мы понимали, что это не совсем то, тем не менее, дружно сказали: «Правильно!»

Потом возник Вацулич и другие капитаны, все они были на лошадях; я тут же вскочил на плиту и начал декламировать: «Мы всё отнимем у господ!» Тетки возразили: «Никто не отнимет у них врожденной элегантности!» Мама сказала: «Все они очень бедны, единственное, что у них есть, это знание иностранных языков!» Дядя сказал: «Единственное, что у них осталось, это утонченный запах духов, он и за десять лет не выветрится!» Отец вышел на улицу, увидел русские танки и сказал: «Вот это, господа, силища!» – хотя вокруг господ не было, да и не могло быть. Мама сказала: «Вы слышали, господ Яролимека, Клефиша и Батавелича связали проволокой?» Дедушка сказал: «Хотел бы я сейчас на них глянуть!» Отец сказал: «Я видел довоенного господина Кочу Поповича верхом на коне – вылитый генерал!» Мама тут же возразила: «Они далеко не все такие!»

Все это происходило в короткий отрезок времени, который мы использовали для разучивания песен, направленных против господ, в настоящее время являющихся изменниками. Капитан Вацулич, не спешиваясь, произнес: «Товарищи!» – слово абсолютно новое, тетки даже задрожали от возбуждения. Капитан Вацулич стал разъяснять, кого из соседей-изменников необходимо ликвидировать без суда и следствия, но говорил он как-то спокойно, литературным языком и почти нежно. Мы все слушали капитана Вацулича, нашего товарища в деле ликвидации врага, Вацулич был причесан, отлично выбрит, освежен одеколоном, гвоздикой, утренней росой – словом, это был запах свободы. Капитан Вацулич разъяснил, какие задачи стоят перед нами в смысле захоронения расстрелянных врагов, тела которых разлагались у стенки, но говорил он об этом без аффектации, легко, будто пересказывал какой-то фильм, очень увлекательный. И тогда все мы – тетки, отец, дедушка, мама – догадались, что одна-то уж профессия – профессия хороших манер, профессия знания иностранных языков – словом, господское ремесло неуничтожимо, несмотря ни на какие исторические обстоятельства, что его существование и впредь будет согревать наши встревоженные, взволнованные, слегка испуганные сердца.