Текст книги "Наставники"

Автор книги: Бора Чосич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Митар пишет с чужбины

Благодарный сын, посланный в мир на учебу, пишет своим домой: «Любой бы на моем месте удовольствие получил, попав в чужую страну, где тебя никто не понимает и где всего полным-полно для описания в виде некоей повести или какого другого научного трактата. Перешел многие реки в Вогезах, заходил в прекрасные дома, где некие трудолюбивые старцы сидят за изобретенной швейной машиной, которая работает совершенно самостоятельно, обошел многие фабрики по производству бумаг, которые потом будут исписаны исключительно французскими буквами, осмотрел их шоссе и железные дорогие, слушал музыку весельчаков, играющих на пианино, скрипке, басе, тромбоне, кларнете, арфе и трубе, причем все одновременно! Многие из них также рисуют различные случаи из жизни, например, куриц и веселых коз, а другие возводят памятники великим людям, которых по ошибке убили в давние времена. Где-то добывают руду, где-то дождь идет, где-то берегут в особых комнатах письма, написанные славными людьми, хотя чернила давно выцвели. Всюду какие-то растения, деревья и реки, а изредка и замки на вершинах гор с абсолютно французскими названиями вроде „Безансон" или как-то так. Мы всю жизнь убивали разных людей, на войне и в мире, как чужих, так и своих, а уж после этого смотрели, кто из них хорош, а кто нет, сказал мне один француз. А одна француженка сказала мне: я могу сделать для вас гобелен или соткать жаккард, чтобы вы могли подарить кому-нибудь на именины! Каким-то деревьям позволяют расти по пятьсот лет, а какие-то рубят и делают из них столы, стулья для сидения или жгут их и на этом огне обжигают кирпичи, точно как мы. Легко подниматься на самые страшные горы или бороться с ужасным наводнением, когда вспыхнет пожар и начнется землетрясение, так что у тебя все под ногами трясется, но, оказавшись в открытом море, французу приходится плыть, как и всем прочим, если только есть построенный невесть где корабль или хотя бы лодка. Многие говорили мне; все это мы сами сделали, это наша страна, которую мы ни от кого не унаследовали, и язык мы тоже сами выучили от своих матерей, правда, сами не знаем как! Некие инженеры без конца смотрят в подзорные трубы, кое-где какие-то капитаны ругают своих солдат, занятых на строительстве моста, а пчеловоды позволяют своим пчелам жалить себя ради здоровья. Все мы французы, сказал мне один нищий и запел. И тогда я пошел смотреть сахарный завод в Нанте, где, несмотря на всю сладость труда, многие рабочие еще как потеют и страдают. В Бресте, учат жителей приморья смотреть в окно, где появились, а где нет неприятельские корабли, и есть уже потонувшие или нет, и не потонули ли с ними и моряки, в то время как в других местах только готовят из рыб и из других трав так вкусно, что пальчики оближешь. Еще умеют красить натуральную шерсть, как и мы, добывать ядовитый газ из земли, собирать диких зверей в клетках по городам. Опять же один француз говорит мне: „Где еще в мире вы найдете такого дурака, который вам, иностранцу, показал бы каждый наш цветок, кто бы вам позволил перебирать наши камни и растения и при этом еще пробовать наше лучшее вино из всех существующих, да никто, кроме нас, потому что мы ни с кем несравнимы!"»

Что бы случилось

Что бы случилось, если бы наше дивное имение и весь Грунт подверглись потопу, поджогу или ужасам войны: главный дом и другие строения развалили бы вражеские солдаты, которые ввели бы в столовую коней, а каждый офицер наложил бы в угол, как будто бы уборной нет. Повозки бы все изрубили и сожгли вместе с прочим домашним скарбом, сваленным в кучу у колодца. В колодец побросают всех слуг, чтобы они там утонули, поверх них скотину, а потом еще завалят камнями, и вода из-за этого станет отравленной. Цветы, виноград и жито – все повытопчут в припадке бешенства, чтобы не дай бог кому бы еще послужило. Все домашние, даже малые дети, зарезаны ножами, порублены саблями и брошены в Саву. Все горит. Даже небо почернело бы от всего этого. Только пес, верная тварь, горько выл бы на пепелище, впрочем, мы надеемся, что никогда ничего подобного не произойдет, но все это следует нарисовать, чтобы у каждого в тетрадке была картинка с таким страшным напоминанием.

Что можно увидеть в поле

Если бы маленький Душан не лежал больной в своей кроватке, а еще к тому же умел бы ходить, его братик и сестренка, а также мать Катарина водили бы его в поле, где увидал бы он негодных детишек, которые ловят симпатичных птичек и душат их из чистой своей разнузданности, семью нищих, роющихся в земле в поисках скользкого слизняка и после краткого препирательства поедающих его, старших ребят, ловящих рыбу с помощью пастушьего посоха, старую женщину, выдающую себя за колдунью и потому требующую денег у нашей служанки, маленького и умного певца Стеву Лопандича, который ходит от села к селу, поет, а к тому же и рисует всякие рисунки со смыслом, улана на коне, ругающегося по-немецки, двух красивых девушек на скамейке, кормящих лающего породистого пса, солдата-пограничника в отпуске, гуляющего по лесу с малолетним сыном, ловцов бабочек, которых потом приколют булавкой к стене, но что об этом говорить, если Душан маленький, ходить не умеет да к тому же болеет горячкой!

Кто поступает глупо

Пока в доме уважаемого всеми попа каждый делает, что ему положено и как следует, многие другие делают совсем наоборот. Сапожник Ковачевич ударяет палкой о репейнику и при этом еще смеется. Йоца Рняк падает в корыто с отрубями, где его чуть не съедают свиньи и поросята. Воевода Каливода облизывает пальцы и смотрятся в зеркало. Три повара у госпожи Клашни болтают, пока у них каша не подгорит. Когда пьяный Ловрич идет по дороге, у него солому из-под ног выметают, а то, не дай бог, споткнется. Жена деверя стелет своему мужу Йове перед сном, потому что он может и просто так заснуть, Мия Оршич и главная служанка спорят по поводу императорской бороды. Хостинек ситом воду из колодца черпает, хотя эта вода и так для питья не годится. Граф Юлио Янкович заливает огонь маслом и еще удивляется, что он только жарче становится. Мудровчич Франя одного воробья в руке держит, а другим десяти позволяет на крыше сидеть. Никанор Груич сидит во владыкином кресле, а на сердце у него огромный камень, который пытаются сбросить протоиереи Иоаннович, Ускокович, Чупович и Соларич.

Кто где стоит на лестнице

На вершине нашей лестницы стоит император и король Франя Йосип, и он даже знает несколько наших слов, с помощью которых мимоходом общается из кареты с народом. Ступенькой ниже стоит его жена Елизабета, которая держит на руках крошечную дочку Гизелу, а прочие дети держатся за ее юбку. Под императрицей стоит наш наместник Левин Раух, а под ним Никанор Груич, наш духовный владыка, он же благословляет. Под ним – граф Пеячевич с алчными глазами, под ним – судья Талер и полководец Ферда Белтруп, а еще ниже протоиерей Ускокович и вся его семья. Далее пошел писарь, под ним адвокат, а под ними кастелян Шмауц. А уже за ними, еще ступенькой ниже, расположились лесничий Д. Павич, повитуха Мара Сокопф, учитель Станивук и ремесленник Лисац. Еще ниже на этих ступенях оказались многие солдаты, работники и поденщики, среди них выделяется дорогой слуга и верная личность Мия Оршич. А еще ниже, извольте полюбоваться, Йоца Рняк и ему подобные проходимцы, тати и прочие бесстыдники, которые, даст бог, в петле свою жизнь закончат!

Злосчастье

«Мама, почему звонят в дедовой церкви?» – спрашивает маленькая, но любознательная Анка. «Потому как умер несчастный господин Игнат Лобо, великий богатей и сиротский благотворитель, в то время как пьянь и голь Йоца Рняк, который пьет не переставая, валяется в грязи и ничто его не берет!» Дед Теодор говорит: «Был бы здоров, не умер бы!» Тетка Юля добавляет: «Столько у нас несчастных крутом, но ведь никто же из них не умрет от переедания, потому что ждут не дождутся посмотреть, как на их глазах мы теряем лучших людей одного за другим!» Процессия с большой домовиной, в которой отныне и вовек станет пребывать благородный господин Лобо, движется через Грунт, все уважаемые жители снимают шапки в знак последнего прости, только какие-то босяки и прочая шпана сплевывают, произнося: «Заслужил это, подлец!» Вдобавок общинный стражник улицу метет, потому как услышал, что в доме Мудровчича служанка бросилась в колодец по причине несчастной любовной связи с неким уланом, а также один слуга обварился в процессе окраски только что состриженной шерсти, вот мать Катарина и говорит: «Пришла беда – отворяй ворота! Горе в одиночку не ходит!» Смеркается, похоже, собирается дождь который зальет все поля, а первый весенний гром убьет семь или восемь овец вместе с их веселым, но невезучим пастырем.

Картинка

Посмотрите на красивую картинку, что нарисовала маленькая Анка в свои восемь невинных лет. На ней поместился весь Грунт, со всеми своими домами, виноградниками, цветами и колокольней. Но вот именно эта колокольня на образцовом рисунке загорелась, полыхает веселым пламенем, дед Теодор стоит наверху и бьет тревогу, а вокруг бездельная толпа, поденщики и солдаты только смеются и указывают на него пальцем. Но недолго им забавляться будет, уже катит на них по главной улице первый вал потопа, который снес уже Лобин дом и мельницу Павла Михоля, утопил коров хозяина Клашни, разрушил суд и почту, а судья Талер и почтмейстер Халер спасаются, держась за одну доску от нужника. Есть тут и другое кое-что, потому что хорошо видно, как лица у некоторых зевак перед церковью испещрены некими пятнами, что свидетельствует о том, что они смертельно заразились некой болезнью, и некоторые уже побежали домой, чтобы намазаться известью, а другие бегут и прыгают в колодец, сами не понимая зачем. В одном из окон виден доктор Елачич, который кричит этим с оспинами, чтобы остерегались здоровых но причине заразы, а сам не видит, что за спиной у него стоит тать, уже обобравший весь дом вместе с кабинетом, и теперь занес над его головой клинок, который к тому же сверкает от огня, потому что перед этим тать конюшню поджег. Многие больные прыгают в окна, лишь бы не сгореть в этом пламени, плывут и заражают все вокруг. Видна на рисунке и конница Ферды Белтрупа, которая сечет всех подряд своими саблями, и в первую очередь заразных больных, лишь бы только спасти остальную часть двуединой империи от напасти. На другой стороне, где находятся дома, другие строения и вообще все имение Ускоковичей, виден большой белый корабль, который дожидается, когда вода сюда хлынет и он поплывет, а на корабле мать Катарина и совсем маленькая художница Анка в подвенечной фате рядом с мальчиком, который держит в руке саблю и кричит что-то, в то время как вокруг по всей палубе танцуют слуги, друзья дома, дядя Йова, тетя Юля, а с облака на них глядит отец Василий со многими прочими попами и коронованными особами, поэтами, государственными деятелями и адвокатами, которые, вне себя от счастья, созерцают такую благородную и патриотическую картину. Если так продолжится, наш ребенок далеко пойдет, аж в художественную школу наместнического города Загреба!

На улице

На улице можно встретить веселых пожарников, которые ступают в такт своей замечательной музыке, в то время как горит Лобина пивоварня, в которой загорелась бочка, а все пиво вытекло вон. Еще там есть огромное количество телег, которые везут жито на мельницу Павла Михоля, а какой-то черт продырявил мешки и все сыпется, зато голодные птицы, твари Божьи, клюют зернышко за зернышком. Несчастный пьяница идет по улице и кричит: «Я – человек, хотя и нахожусь в чужой стране!» Йова Ускокович несет в свою лавку две новые гири, которые ему прислала по почте фирма по производству гирь. Почтальон разносит любовные и другие письма по написанным адресам и здоровается с горожанами. Некоторые особы ремонтируют крышу, пока одна из них не свалится и не разобьется совершенно, тогда оставшиеся спускаются вниз и рыдают над ним. Два поденщика несут зеркало в трактир Томленовича, но спотыкаются, падают и разбивают его на миллион частей. Судья Талер вспоминает: «Что это за люди, черт их побери!» Две снохи несут на головах корзины с яйцами и кричат: «А ну, в сторонку отойдите, гром вас разрази, не толкайтесь, это наши родные яйца!» Идет человек на ходулях, деревянном инструменте для увеличения роста, и кричит: «Завтра прибывает известный мастер выдумки Стева Лопандич со своими обманными картинками!» Говорит хозяйка Катарина своему верному слуге Мие Оршичу: «Вот как оно бывает, когда им дома не сидится и других дел не знают, кроме как собственный нос во всякую щель совать, пока не поскользнутся и черт их не приберет!»

Несчастные

В корчме несчастного хозяина Томленовича, который сутками вынужден смотреть на всякую пьянь, поскольку ими живет и от них кормится, сидят одни только лишние и пропащие люди: у одного глаз выбит, а он кричит: «Я кривой, но зато не косой!», другой говорит: «Меня покалечили, когда я воевал за Ферду Белтрупа, а теперь вот у меня культя осталась!», в то время как третий ничего не говорит, а за него вещает сам корчмарь: «Этот совсем немой, потому что испугался, когда ребенком с колокольни свалился!», есть тут еще один слепой, которому ревнивая жена плеснула кислотой в глаз, вот он и говорит: «Мне бы только узнать, день теперь или ночь!», один, который трубит как слон: «Я глухой, потому что служил на границе в артиллерии!» В углу сидит прекрасный мальчик, весь в лохмотьях, с загорелым лицом и серьгой в ухе, и ничего не пьет, ничего из карманов не тащит, ни милостыню не просит, но это его ничуть не спасает, потому что он говорит, сверкая жаркими черными глазами: «Я – цыган!»

Царские дела

Император Франя Йосип сидит в своем просторном, однако скромном дворце в Вене, красивейшем из всех городов человечества. Он говорит: «Мне вовсе не обязательно быть императором и королем или еще кем-нибудь, главное для меня – бдеть, как отец мой, над всеми моими нациями, как над людьми, так и над зверьми, как над богатыми, так и над нищими и оборванцами, какой бы они веры ни были!» Вся прислуга разбежалась по прекрасным дворцовым залам, а император продолжает: «Я в роскоши не нуждаюсь, разве что только поесть что вкусненького, или какого непотребного медведя застрелить, или искупаться в соленых водах, или сыграть кон-другой в пьяницу, должны ведь и у меня хоть какие удовольствия быть, ведь я тоже человек из костей и мяса, как и все прочие!» Приходит любезная и прекрасная императрица Елизавета и спрашивает императора: «Император, какой ты скромный и какой великолепный человек, как долго все это будет продолжаться?» Все слуги продолжают бегать по огромному дворцу, а император отвечает: «Я и не могу быть другим, раз меня так воспитали мои прекрасные и богатые родители!» Младшие писари Пожегского округа Буник, Брчич и Пейчич говорят: «Он наш человек, мы за такого готовы погибнуть сей момент!» Император говорит: «Это еще ничего, а вот насколько я до глупости добр к своим подданным, которые все у меня вот тут сидят, а я их не истязаю, не убивают, не вешаю, а люблю их всем своим сердцем!»

На поле боя

Под гордым стягом нашей многонациональной двуединой империи бьются смертным боем наши солдаты с коварными турецкими всадниками, у каждого из которых есть сабля, и они ей рубят налево и направо. Храбрый земляк Рудольф Цанкл из маленького Грунта сечет турецких всадников, но тут и его самого ранило в руку, и говорит ему австрийский капитан: «Как это вы, хорват, показываете такую отвагу в бою с турками, если это вообще не ваше знамя и не ваша держава, а наша?» Геройский улан Рудольф Цанкл говорит: «Я по-другому не умею!» Военный доктор чех Хлубичка говорит: «Я не знаю, но такой доброжелательности к противнику я никогда не видел, ведь вы, дорогой мой копейщик, чуть ли не перебинтовали того турка, как будто он вам и не враг вовсе!» Улан говорит: «Все мы такие, мы народ малый, но дико храбрый и ужасно добрый, потому можем долго все сносить и упрямо, потому как такие мы есть!» Говорит доктор Хлубичка: «И не только вы, но и ваши братья сербы такие же точно, хотя у них для этого совсем никакого повода нет!» Говорит тяжело раненный кавалерист Цанкл, сын господина Цанкла, землемера из Славонии: «Мы, славяне, всегда за других страдали, так и будем за всех страдать, но и в этом мы свое счастье находим, не зря нас по всему миру дикими называют, безумными и храбрыми, и абсолютно непобедимый народ, который, хотя и мал, способен чудеса творить, словно великий!» Доктор Хлубичка видит, что уланова рана смертельна, но продолжает: «И русские тоже славяне, но ведь не ведут себя как вы!» Умирая, улан Рудольф Цанкл говорит: «Ну, это ведь совсем другое, дорогой, благородный и более мне не надобный доктор!» Пленный турок, скованный с головы до пят тяжелой цепью и раненный в левую руку, говорит: «Я хоть и турок, но по происхождению ребенок, похищенный в ваших краях, должен признать, что восхищаюсь ужасной храбростью, которую вы показываете в бою с нами, лучшим войском в мире!» Умирающий Цанкл продолжает: «Нипочем нам тьма-тьмущая чужого войска, сверкание сабель и пороховой дым, убивающий нас сыпной тиф, дождь, мороз, снег, единственное, что заставляет нас страдать, это предательство и когда нам не признают, что мы были там, где были!» Доктор Хлубичка смотрит, как молодая кровь улана Рудольфа Цанкла орошает родную ему и в то же время чуждую землю, и говорит: «Все-таки я верю, что через сто лет кто-нибудь стукнет себя по лбу и опишет в исторической книге все подробности, как оно на самом деле было, а не как теперь болтают!» Рудольф Цанкл говорит: «Вот это меня действительно утешает» – и умирает на руках как у друзей, так и у врагов.

Спорные вопросы

В гостеприимном городе Карловаце сидят в приятном обществе протоиерей Василий Ускокович, его преданные друзья – председатель Новосадского кассационного суда Лаза Костич и еще несколько мудрейших, умнейших, а к тому же еще и виднейших граждан всей империи, и вот протоиерей Василий говорит: «Вот, дорогой Лазо, опять сидим за стаканчиком с наших виноградников, а еще не знаем, господин ты мой хороший, что мы, почему мы и зачем мы, сербы, на свете живем, хотя даже на первый взгляд мы лучшие, знатнейшие в истории и для женского глаза самые симпатичные, но каждый нас мучит, мудрит над нами, угнетает нас и клевещет на нас и по всяким газетам, как будто мы сволочь распоследняя!» На это судья ему взвешенно отвечает: «Именно потому!», а протоиерей продолжает: «Я бы с тобой всю ночь напролет сидел, пока мы не разрешим все спорные вопросы, не рассмотрим все несчастные случаи и другие народные страдания, если бы не знал, что ты свое драгоценное время бережешь для написания замечательных стихов, как любовных, так и патриотических!» И добавляет еще: «Серьезно, как только тебе удается все эти свои чувства строчка за строчкой сложить, да еще в конце все так собрать, чтобы оно с тем, что раньше писано было, совпало?» Отвечает ему судья Костич: «Да я и сам не знаю!»

Императорские отговорки

Император и король всех нас, сидя в приятной ванной в тени раскидистого дерева и глядя на оперную сцену, говорит своему дворянину: «Разве я хоть когда совершил какой злодейский поступок, к которым цари, императоры и короли так привычны и им подвержены? Разве я когда-нибудь выселял целые города, чтобы заселить их другими жителями? Разве я отравлял колодцы, рубил головы гильотинами или слал на людей войска, чтобы их поубивали и перевешали на всюду растущих деревьях? И даже если подобное где-то и случалось, я о том ни сном ни духом не ведал! По мне, ничего лучше нет, как быть при своем дворе, умильно беседовать с моими дорогими домашними, кормить моих зверей, сидящих по красиво разукрашенным клеткам, а после всего этого читать газеты, которые свободно печатаются по всей нашей великой империи! Разве это слишком великие пожелания для императора, который находится в самом лучшем, самом мужественном и самом славном возрасте?» «Конечно же нет», – отвечает ему смирный, гладко причесанный и верный дворянин.

Хрестоматия

«Что это вы все читаете эти разлохмаченные хрестоматии, которые держите в своих маленьких ручонках, когда в жизни можно увидеть куда больше куда более интересных событий?» – спрашивает учитель Йова Станивук и гонит маленьких детей из класса, чтобы они посмотрели на восход и закат солнца, равноденствие, заморозок, чтобы услышали ураганный ветер, веселый гром и легкие нахальные звуки мартовского дождичка. «Вот цветочек!» – говорит маленькая Анка и тут же срывает его, потом передает в отеческие ладони учителя Станивука. «Этот больше никогда пахнуть не будет!» – говорит победоносно поучительный учитель, вставляя цветок себе в петлицу. «Смотрите, птица!» – говорит он, указывая на птицу, в которую целится Ивица Михоль из своего охотничьего ружья. «Зловредный охотник, – говорит ему учитель, – потому как желаешь прервать полезный полет маленькой птички, но ведь тебе от этого никакой корысти не будет! Дай ей свободно порхать в воздухе, и пусть жизнь ее продлится!» Говорит посрамленный охотник Ивица Михолъ: «Мои знакомые еще хуже дела вытворяют, вон как они преследуют невинного оленя, он даже рогами в ветках запутался!» Мясник Никола Дебач с обнаженным резаком мчится в том направлении и кричит: «Дайте я его освежую как следует, а не как попало!» Корчмарь Томленович добавляет: «Дорогие дети, приходите посмотреть, как из убитого оленя готовят прекрасный королевский обед для тех, кому есть чем заплатить, при этом будем разносить вино с виноградников господина Ускоковича, состоящее из ядовитой, но очень приятной жидкости!» «Говорю я вам, – повторяет добрый учитель Йова Станивук, – лучше и больше следует наблюдать то, что происходит вокруг нас в виде жизни, чем читать всякие глупости в нашей растрепанной, замусоленной, хотя и умной