Текст книги "Заплутавшие Сосны. Трилогия (ЛП)"
Автор книги: Блейк Крауч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Итан помешкал на пороге, переключая внимание то на приближающиеся огни, то на непроглядную темень склепа, прикидывая, есть ли у него в запасе две минуты на одевание и сбор припасов, или пора просто уходить.
Лучи света приближались, все четыре двигались примерно в направлении мавзолея, и уже начали доноситься голоса.
Решай же, черт возьми!
Он все мешкал, теряя драгоценные секунды.
Если они доберутся до тебя, пока ты в склепе, ты покойник. Тут нет выхода, а они доберутся сюда быстрее, чем ты успеешь одеться.
Он побежал.
Одетый лишь в больничную сорочку, без ботинок, шелестя босыми стопами по траве и чавкая по холодной грязи.
Под хлещущим дождем.
Больной.
Терзаемый холодом.
Задняя поверхность левого бедра криком кричала с каждым сокращением мышцы.
Отключив все это от сознания – страх, боль и холод, – он рванул среди сосен, виляя среди надгробий.
Четыре пятнышка света позади него вроде бы не заметили его ухода, продолжая сближаться по траекториям, сходящимся на мавзолее.
В почти полной темноте дезориентация просто ошеломляла. Итан даже не догадывался, куда направляется – на север или на юг, к городу или прочь, но продолжал бежать, пока не достиг каменной стены, образующей ветхую границу кладбища.
Вскарабкавшись, сел, упершись ладонями в колени, улучив минутку, чтобы перевести дыхание и поглядеть туда, откуда прибежал.
Еще огни.
Как минимум полдюжины вдобавок к первоначальным четырем, и с каждой секундой позади них появляются все новые – настоящая армия светлячков, выныривающих из тьмы и дружно устремляющихся к нему, и темп их подпрыгивания внушил Итану страх, что они бегут.
Он выронил микрочип на каменную стену. Потом перекинул ноги на другую сторону и спрыгнул, скривившись от пронзительной боли в левом бедре. Но, игнорируя ее, устремился на поле скошенной травы.
С противоположной стороны поблескивал игровой комплекс детской площадки, и капли дождя вспыхивали в свете уличного фонаря над ней.
А дальше, в рощице темных сосен – еще огни, еще голоса.
Кто-то на кладбище крикнул, и хотя Итан не понял, в его ли адрес, крик этот подстегнул его.
Приближаясь к качелям и горке, он сообразил, где находится, и журчание бегущей воды, перекрывающее шелест дождя и грохот сердца Итана, подтвердило это.
Слева, невидимый в темноте, находится травянистый берег, где он впервые очнулся в Заплутавших Соснах пять дней назад.
И река.
Он уже было внес курсовую поправку, чтобы направиться туда, но тут в том месте, где, по его прикидкам, находился берег, вспыхнул огонек.
Итан метнулся мимо горки, продрался сквозь кустарник зеленой изгороди, окативший его дождевой водой и едва не содравший с плеч тонкую больничную сорочку, и ступил на улицу.
Сорочка свисала с шеи клочьями, как располосованный плащ.
Итан сорвал ее, отчаянно нуждаясь в кислороде – не хватило бы и доброй минуты глубоких вдохов, но времени останавливаться, чтобы наполнить легкие, попросту не было.
Огни с кладбища, реки и сосен в северном конце парка сошлись на этом открытом поле в светящийся рой, двинувшийся к нему, словно единое существо, в сопровождении гомона голосов, упоенных головокружительным ликованием погони.
В крови Итана забурлила свежая доза адреналина.
Колотя пятками грязных ног по мокрой мостовой, он нагим припустил посреди улицы с лицом, залитым дождем.
И осознал, что его цель сместилась.
Надо забыть о реке и найти какое-нибудь укрытие, чтобы пересидеть это безумие. Неизвестно, сколько человек его преследуют, сколько уже видят его, но если и дальше бегать по городу голышом, пиши пропало.
– Вон там! – раздался басовитый крик.
Оглянувшись, Итан заметил три тени, выскочившие из большого викторианского дома – бежавший впереди мужчина скатился по ступеням, пронесся через передний двор и перемахнул белый штакетник забора с изрядной грацией, пока его спутники толклись у калитки, возясь со щеколдой.
Барьерист, одетый во все черное, приземлился на тротуар, не сбавляя шага, и только наддал ходу. Держа в руке мачете, чей мокрый клинок сверкал в свете его налобного фонаря, он бежал во весь дух, тяжело дыша, и голос в голове Итана бесстрастно проговорил с гробовой невозмутимостью сенатора, беспардонно затягивающего время принятия закона чтением телефонного справочника в три часа ночи:
Этот человек, в пятидесяти ярдах позади, вооружен и настигнет тебя.
И что же ты намерен предпринять?
Глава 10
Это чердачное окно – самое высокое в доме.
Каплевидное, под свесом крыши, защищающим стекло от дождя.
Уже поздно, темно, и шелест дождя по жестяной кровле над головой в любую другую ночь казался бы умиротворяющим.
Покойным.
Навевающим сон.
Ее телефон не зазвонил вместе с другими, и за это она чувствовала благодарность.
Она молилась, чтобы от нее не ждали участия в этом, и это подтверждение – иллюзорное утешение посреди этого кошмара.
С высоты своего наблюдательного пункта на третьем этаже она видит фонари, вспыхивающие по всей долине, будто огни большого города, пробуждающегося к жизни. Сотни. Самые далекие – не более чем искорки света под проливным дождем. Другие достаточно близки, чтобы виднелись отдельные конусы света, пробивающиеся сквозь туман, начинающий скапливаться в переулках и низинах.
И когда он появляется перед взором, сердце у нее замирает.
Обнаженный.
Бледный.
Бегущий, словно призрак, посреди улицы, преследуемый троицей одетых в черное мужчин с мачете.
Она знала, что дело идет к этому, думала, что подготовилась к этому, насколько могла, но увидев его во плоти – его страх, его панику, его отчаяние, – была вынуждена прикусить губу, чтобы не окликнуть его.
Я наблюдаю его казнь.
Итан скрывается из виду, устремившись к зданиям, выстроившимся вдоль Главной улицы, и осознание прошивает ее, как заряд картечи сразу из двух стволов в грудь: она видит его в последний раз, потому что не пойдет в дом на Первой авеню, чтобы лицезреть то, что от него останется, увидеть, как изувечили ее мужа, отца ее сына.
Все больше людей наводняют улицы, целыми толпами поголовно мчась по направлению к Главной.
Несмотря на унылую погоду, царит карнавальная атмосфера, все чаще и чаще попадаются на глаза костюмы – несомненно, приготовленные заранее.
Хотя никто никогда не заговаривает о
красном дне
, она знает, что некоторые вожделеют по звонкам телефонов.
Ради возможности сорваться с цепи в самые глухие часы ночи.
Пустить кровь.
В прошлый раз они с Беном присоединились к шабашу – будто у них был выбор – и хотя и не проникли в око бури, на деле забившей Билла Эванса до смерти, периферия их все-таки захватила.
Она собственными ушами слышала его вопли и мольбы посреди маниакального гогота и глумления толпы.
После весь город гулял на Главной улице до рассвета – алкоголь лился рекой, фейерверки взрывались, все плясали, пели, пировали – и хотя она не могла сдержать омерзения перед всем этим, дух бесспорного единства витал над толпой, напоив сам воздух, будто электричество.
Все обнимались.
Ликовали.
Ночь человечности со всеми ее пороками, радостью и безумием.
Празднество в аду.
За ее пять лет в Заплутавших Соснах было всего четыре
красных дня
.
Сегодня будет пятый.
Тереза утирает лицо и отворачивается от окна.
Тихонько пробирается по скрипучим доскам пустого чердака, осторожно выбирая, куда ступить. Если она разбудит Бена и он увидит, что
красный день
в разгаре, то захочет выйти на улицу, присоединиться.
Она спускается по раздвижной чердачной лестнице, складывает ее и вместе с люком убирает обратно в потолок.
Так странно стоять на втором этаже этого тихого дома, учитывая, что происходит снаружи.
Пройдя по коридору, останавливается у открытой двери комнаты Бенджамина.
Он спит.
Двенадцать лет, и с каждым днем все больше и больше походит на отца.
Глядя на него, она гадает, станет ли Итан кричать, когда его наконец настигнут.
Услышит ли она его?
И если да, сможет ли это вынести?
Порой все кажется совершенно нормальным,
словно всегда так и было
, но бывают мгновения, когда подспудное напряжение вопросов, задавать которые она больше себе не позволяет, грозит вырваться, сокрушив ее, как античный хрусталь.
Скоро на Главной улице загремит музыка, и не исключено, что это разбудит сына.
Бен захочет узнать, что происходит, и тут уж ему не солжешь.
Не подсластишь пилюлю.
Он слишком умен для этого.
А она чересчур его уважает.
Что же ему сказать?
И более трудный вопрос…
Неделю спустя, проснувшись посреди ночи в одиночестве темной спальни, лишенная возможности когда-либо свидеться с мужем снова…
Что она скажет себе?
Глава 11
Итан ринулся через следующий перекресток. Каждый раз, когда он оглядывался, огней позади становилось все больше, но его ближайший преследователь-барьерист – проблема более неотложная. Тот вырвался далеко вперед своих более тихоходных компатриотов, и Итану показалось, что он выглядит знакомо – лысая голова, громадные очки в серебристой оправе… И когда тот сократил разрыв до тридцати футов, Итан сообразил, кто это – тот самый козлина-провизор, у которого он пытался купить аспирин два дня назад.
Главная улица замаячила в одном квартале впереди, через двух– и трехэтажные дома начала перекатываться волна муторного шума – взбудораженный гомон собирающейся толпы.
Ни в коем случае нельзя бежать нагишом по Главной улице.
Но при нынешнем темпе, если не изменить траекторию, именно это в ближайшие двадцать секунд и произойдет.
От Главной Итана отделяла лишь одна улица, даже не улица – всего лишь переулочек с односторонним движением, вклинившийся позади ряда зданий. Последний впрыск подстегнутого яростью адреналина пришел с осознанием, что если, свернув за угол в этот переулок, он наткнется хоть на кого-нибудь – на кого угодно, – то он спекся.
Зарублен насмерть помавающим мачете провизором.
Миленькая кончина.
К улице примыкал одноэтажный гараж, и Итан прикинул, что угол здания, когда он свернет, скроет его от взгляда фармацевта секунды на две.
Если только в переулке его не поджидает толпа, этого будет вполне достаточно.
До сих пор Итан несся строго посередине улицы, но теперь настал момент сделать свой ход.
Он вильнул вправо, метнувшись поперек скользкой от дождя мостовой.
Только бы не упасть!
Пересек полоску травы, затем тротуар, затем снова траву и, уже подбегая ко входу в переулок, сообразил, что даже не знает, что собирается предпринять.
Некогда планировать. Просто реагируй.
По близости шагов преследователя он прикинул, что провизор отстал шагов на шесть.
Затем ринулся в переулок.
С бетона на землю.
Темней.
Туман, подцвеченный вонью мокрого мусора.
Не увидел никого в непосредственной близости, кроме пары фонариков в нескольких сотнях футов дальше, вихляющих в его направлении.
Итан выбросил обе ноги в сторону параллельно, словно при торможении боком на лыжах, погасив инерцию, направленную вперед, настолько внезапно, что ощутил, как ускорение пытается послать его дальше кубарем.
Восстановил равновесие и ринулся обратно по прежнему пути, разгоняясь прямиком к углу здания.
Будь там. Будь там. Будь там.
Столкновение получилось чудовищное, лоб Итана врезался в нижнюю челюсть провизора с такой зубодробительной мощью, что инерция оторвала Итана от земли на добрых полсекунды.
Он вскочил снова с залитым кровью лицом.
Оглушенный фармацевт сидел, выплевывая на дорогу зубы.
Удар так перетряхнул мозги, что Итану потребовались две секунды, чтобы сообразить, что длинный металлический предмет, лежащий на мостовой, – мачете противника.
Наклонившись, он поднял его, и в эту секунду преследователь поднял на него глаза, полные ужаса осознания,
что
вот-вот произойдет, и этот взгляд привел Итана в чувство куда эффективнее, чем целое ведро нашатырного спирта.
Он охватил пальцами углубления в рукоятке мачете, обернутой техническим скотчем для улучшения сцепления под дождем.
Провизор вскинул руки в тщетной попытке загородиться от того, что рукой не удержишь.
Сделав ложный выпад, Итан нанес удар ногой в лицо, пяткой сокрушив разбитый нос провизора и послав его голову назад с такой силой, что она ахнулась затылком о мостовую с хрустом ломающегося черепа.
Испустив стон, тот замер неподвижно, но двое его друзей уже приближались – подоспеют через десять секунд, – а за ними, отстав на квартал, целая армия фонариков, будто стадо скота, перегоняемого по улице, топот множества ног по мокрой мостовой, звучащий все громче и громче.
Метнувшись обратно в переулок, Итан с облегчением обнаружил, что пара огоньков, виденных прежде, скрылась.
Он побежал, отчаянно стараясь выжать из этого краткого промежутка невидимости как можно больше.
Двадцатью шагами дальше оказался рядом с контейнером для мусора, и ни секунды не колебался.
Нырнув за него, бросился на землю и пополз, плотно вклинившись в щель между металлом и кирпичной стеной здания, у которого стоял контейнер.
Он не слышал ничего, кроме грохота собственного сердца и своего пыхтения на собачий лад; пот и кровь заливали лицо, попадая в глаза; он трясся от холода, хотя мышцы его пылали от лактата, словно он только что налетел на стенку на марафоне
[15]
.
Шаги пронеслись по ту сторону контейнера прочь, и звук их, становящийся все тише и тише, ласкал слух, как музыка.
Лицо Итана щекой прижималось к земле, и в нее впивались грязь, осколки стекла и камешки.
Дождь барабанил ему по спине, собираясь вокруг него в лужицы и с каждой каплей прошивая его дрожью.
Он мог бы пролежать там всю ночь и изрядную часть следующего дня.
Подымай свою задницу. Нельзя позволить себе закоченеть.
Упершись ладонями в мокрый гравий, Итан поднялся на четвереньки.
Пятясь, выбрался из щели между контейнером и зданием и секунду посидел рядом на корточках, прислушиваясь.
Отдаленные голоса.
Отдаленные шаги.
Суматоха на Главной.
Но в опасной близости – ни звука.
Он встал, оглянувшись на вход в переулок, и увидел, что толпа бегом движется мимо, взбираясь по улице навстречу тому, что происходит на Главной.
Держась поближе к кирпичной стене, Итан двинулся в противоположном направлении, в туманную тьму переулка.
Тридцатью футами дальше в кирпиче разрыв – деревянная дверь.
Оглянулся на мусорный контейнер, на улицу позади.
Теперь кто-то приближался – луч света обметал переулок от стены до стены под хруст гравия под подошвами.
Итан рывком открыл дверь, и свет изнутри, упав в переулок, озарил туман призрачной диффузной полосой.
Он проскочил через порог на ярко освещенную лестничную площадку, рванул дверь, закрывая ее за собой, и обернулся, чтобы запереть замок.
Цилиндр был высверлен и забит металлической болванкой.
Не запрешь.
Итан взбежал по узкой лестнице, чувствуя боль, прошивающую левую ногу от напряжения на каждом шагу.
Когда он добрался до площадки второго этажа, дверь со стороны переулка с грохотом распахнулась.
Оглянувшись сверху, Итан увидел крупного мужчину в мокром желтом пончо с фонариком в одной руке и мясницким ножом – наверное, взятом на собственной кухне, – в другой.
Глаза мужчины скрывались в тени капюшона, но сжатые зубы и крепкие руки, особенно стиснувшая нож, не выдавали ни малейших переживаний.
Перескочив лестничную площадку, Итан понесся вверх по следующему пролету под топот ботинок, загрохотавший в лестничном колодце.
На площадке третьего этажа он влетел в дверь.
Коридор – тихий, пустынный, тускло освещенный.
На стенах через каждые двадцать футов – бра, напоминающие старинные фонари.
На каждой двери – бронзовые цифры.
Многоквартирный дом?
Итан услышал шаги, приближающиеся по лестнице.
Ринулся по коридору, пробуя по пути ручку каждой двери.
Заперто.
Заперто.
Заперто.
Заперто.
Понимая, что в любую секунду дверь с лестницы распахнется.
Заперто.
Заперто.
Седьмая проверенная дверь – номер девятнадцать – подалась.
Сжав мачете покрепче на случай, если кто-то подстерегает с другой стороны, Итан приоткрыл дверь толчком пальцев ноги.
Маленькая, темная квартирка.
Вроде бы пустая.
Скользнув внутрь, он закрыл ее дверь в самый миг, когда дверь с лестничной площадки распахнулась от удара кулака.
Схватив цепочку, Итан завел крючок в щеколду.
Задержавшись у входа, прислушался, когда дверь в коридоре захлопнулась.
Шаги стали куда медленнее.
Цоканье по паркетному полу.
Больше никакой спешки.
Никакого лихорадочного топанья.
Итан почти явственно видел, как мужчина в желтом пончо методично движется по коридору. Он не может не знать, что Итан забрался в одну из квартир, но не догадывается, в какую именно.
Шаги приблизились…
…теперь и эта дверь заперта…
…и остановились по ту сторону – достаточно близко, чтобы, опустив взгляд, Итан увидел, что свет, просачивающийся под дверью, в двух местах прерывался.
Как он, черт побери, узнал, где именно остановиться?
Блин!
Грязные следы.
Одна из теней ног на полу исчезла, и паркет в коридоре заскрипел от натуги.
Итан попятился, скользнув через правый угол в кухоньку.
Звук трескающегося дерева.
Цепочка сорвалась.
Свет из коридора хлынул в темную квартиру.
Желтое Пончо пинком вышиб дверь.
Прижавшись спиной к гудящему холодильнику, Итан видел контуры фигуры мужчины, тенью растянувшиеся на ковровом покрытии квартиры.
Тень удлинилась – это преследователь, переступив порог, медленно двинулся по короткому коридорчику, ведущему в гостиную.
Не доходя нескольких футов до кухни, остановился.
Итан слышал, как капли с его пончо срываются на ковер, слышал его тяжелое дыхание и старался сдержать свое.
Негромкий щелчок, а затем луч света метнулся в гостиную и медленно двинулся вдоль стены с книжными полками, обрамляющими два больших окна, сейчас задернутые шторами.
Сквозь них Итан слышал, что шум на Главной неуклонно нарастает.
Свет скользнул по кожаному дивану и журнальному столику, где над кружкой на картонной подставке вился пар, наполняющий квартиру сонной сладостью ромашкового чая.
Свет прошел по фотографии в рамочке – осиновая рощица во всей осенней красе на фоне припорошенных снегом гор под сверкающими синевой октябрьскими небесами, – затем перемахнул в кухню, пройдясь по плите, шкафчикам, кофеварке, сверкнул на нержавеющей стали мойки, подбираясь к Итану.
Присев, тот прополз по линолеуму и скорчился в тени между кухонным островком и мойкой.
Чужак прошел вперед, и Итан увидел, как луч света лег на холодильник в том месте, где он стоял всего пять секунд назад.
Шаги двинулись дальше.
В дверце микроволновки над плитой Итан поймал отражение человека в желтом пончо, стоящего теперь в гостиной лицом к двери в северной стене, ведущей в спальню.
Итан медленно, с трудом поднялся на ноги; шум толпы замаскировал хруст его коленей. Встал лицом к спине Желтого Пончо, пока тот с осторожной целеустремленностью продвигался вперед, по направлению к спальне.
Итан прокрался вокруг островка, а затем прочь из кухни.
У журнального столика остановился.
Желтое Пончо стоял на пороге спальни в двенадцати футах от него, светя туда своим фонариком.
Покрепче сжав обмотанную скотчем рукоятку мачете, Итан попробовал длинное лезвие подушечкой большого пальца.
Могло бы быть и поострее. Намного. Придется рубить изо всех сил.
Давай. Налетай. Прямо сейчас, пока можешь застать его врасплох.
Он заколебался.
На своем веку Итан причинил немало страданий и смертей, но до кокпита «Блэк Хоука» беспардонная нагота насилия доходит в сильно разбавленном виде. Залп «Хеллфайрами» с лазерным наведением по мишени за две мили от тебя даже рядом не лежал с таким вот убийством гражданского, стоящего прямо перед тобой, с помощью мачете.
Первый ушел от видеоигры всего на пару шагов. Второе…
Чужак развернулся в проеме двери, оказавшись лицом к лицу с Итаном.
Дыхание у обоих участилось.
– Зачем вы это делаете? – спросил Итан.
Никакого отклика.
Теперь он вообще не видел лица визави.
Только его профиль, тень ножа в правой руке и пятно света на ботинках от фонаря, направленного в пол.
Итан открыл было рот, чтобы повторить вопрос, когда свет повернулся, полыхнув ему прямо в лицо, в глаза.
Что-то затарахтело по полу.
Воцарилась тьма.
Из-за пересвеченной сетчатки Итан напрочь лишился зрения, слепо застыв в серой тьме без форм и деталей.
Шаги приближались, паркет под ковром постанывал под каждым шагом, джинсы ринувшегося вперед противника вжикнули.
Итан попятился, зрение понемногу возвращалось.
Поймал стоп-кадр Желтого Пончо в трех футах от себя с мясницким ножом, занесенным для удара сверху-вниз.
Взмахнул мачете – резкий, молниеносный удар сплеча.
Клинок не встретил сопротивления, и сила взмаха развернула Итана, почти сбив с ног, в голове пронеслось: «
Промахнулся, я покойник
».
Противник проскочил мимо, неуклюже заковыляв через комнату, пока в конце концов не сумел удержаться за барную стойку рядом с кухонным островком.
Восстановив равновесие, Итан ухватил мачете покрепче, чтобы не выронить, и лишь тогда заметил кровь, каплющую с конца клинка.
Оглянулся на кухню.
Преследователь выронил свой нож и стоял лицом к Итану, опираясь об островок, прижав обе руки сбоку к шее, издававшей шипящий звук, словно сжатый воздух, вырывающийся из шины.
Попятившись до двери в спальню, Итан присел и поднял фонарик с ковра.
Направил луч на человека в желтом пончо.
Обилие крови просто ошеломляло.
Будто алая паутина на желтом пластике накидки, она разбегалась дюжиной отдельных ручейков, как замедленное воспроизведение деления вируса, собираясь на полу лужей. Кровь хлестала из шестидюймового разреза у основания шеи над ключицей, брызжа с одной стороны аэрозольным туманом, а с другой выталкиваясь ярко-алыми артериальными струями, и каждая последующая взмывала по все более низкой дуге по мере того, как сердце раненого отказывало.
Лицо его побледнело, как полотно, и он смотрел на Итана без всякого выражения, только медленно моргал, словно погрузившись в гипнотический сон наяву.
Наконец он съехал с островка и рухнул на пол, повалив барный табурет.
*
В гардеробе спальни Итан реквизировал пару джинсов, футболку с длинными рукавами и черную толстовку с капюшоном. Рубашка и джинсы были на пару размеров маловаты, но вполне терпимо. А вот теннисные туфли, которые ему удалось отыскать, – дело другое. Он сумел втиснуть в них ноги и даже зашнуровать, но хождение в них было сущей мукой, гарантируя натереть мозоли за считаные минуты.
Зато ботинки покойника куда большего размера выглядели достаточно многообещающе.
Стащив их, Итан надевал одну пару носков за другой, пока ботинки не перестали болтаться на ногах.
Приятно было чувствовать себя снова одетым, еще приятнее – укрыться от дождя в этой теплой квартире. Он испытывал сильнейшее искушение провести здесь еще полчасика, подлатать все ранения, какие удастся, но надо было трогаться. Если обыскивать этот этаж заявится большая группа, бежать будет просто некуда.
Схватив фонарик и мачете, Итан направился к кухонной раковине.
Добрую минуту простоял, подставив рот под водопроводный кран, наполовину обезумев от жажды и все-таки стараясь не слишком налегать на воду.
Открыл холодильник.
Странно.
Стеклянные бутылки молока. Свежие овощи. Картонка с яйцами. Мясо завернуто в вощеную бумагу.
И ни единой фабричной упаковки.
Вынув пакет морковки и небольшой батон хлеба, он затолкал их в боковые карманы джинсов. И уже направился было к двери, когда был остановлен шумом – галдежем и криками, донесшимися с Главной улицы.
Бросившись обратно через квартиру к одному из больших окон, Итан отодвинул одну из штор ровно настолько, чтобы выглянуть наружу.
В двадцати футах внизу – бедлам.
Неустанная пляска света и теней на фасадах и витринах от исполинского костра, полыхающего прямо посреди улицы, несмотря на дождь, в который то и дело подбрасывали целые сосенки и длинные полосы сайдинга, ободранного с домов. Двое мужчин подтащили к огню деревянную скамейку и на глазах у Итана метнули ее в огнище к великому восторгу промокших до нитки масс, набившихся в квартал, причем с приближением к пламени концентрация тел возрастала.
Сборище внизу ничуть не походило на жителей городка, встречавшихся ему до этого момента.
Большинство вырядились в экстравагантные костюмы.
Запястья и шеи женщин увешаны фальшивыми аляповатыми драгоценностями. Бусами, жемчугами и тиарами. Лица прямо светятся от блесток и нанесенного щедрой рукой макияжа, глаза жирно подведены, и все до единой полуголые, несмотря на холод и дождь, будто шобла подгулявших проституток.
Мужчины выглядят не менее абсурдно.
Один в спортивной куртке, но без штанов.
Другой в темных брюках и красных подтяжках, но без рубашки, в красном колпаке Санта-Клауса на макушке. Он указывал бейсбольной битой в небо, и его мертвенно-белое оружие покрывали гротескные изображения чудовищ, которые Итан с высоты видел лишь едва.
Внимание его привлекла исполинская фигура человека, стоящего на кирпичном вазоне с возвышающими над толпой головой и плечами. Этот чудовищный субъект облачился в шкуру бурого медведя – сколотую его неизменной бронзовой звездой, – нахлобучил на голову какой-то металлический шлем, увенчанный оленьими рогами, расписал лицо устрашающей боевой раскраской, с дробовиком на одном плече и саблей в ножнах на другом.
Поуп.
Тот озирал толпу, будто свою собственность, и в свете огнища влажные провалы его глаз сверкали, как пара звезд.
Ему довольно было всего-навсего взглянуть через улицу, и в интенсивном сиянии пламени он не мог бы не заметить Итана, выглядывающего из квартиры на третьем этаже.
Итан понимал, что надо уходить, но не мог отвести глаз.
Часть толпы за пределами обзора Итана разразилась воплями, которые привлекли внимание Поупа, и по лицу хранителя закона расплылась широкая улыбка.
Из внутреннего кармана своей медвежьей шкуры Поуп извлек прозрачную бутылку без этикетки с какой-то коричневой жидкостью, вознес ее к небу и сказал что-то, воспламенившее орду. Та разразилась неистовым ликованием, потрясая в воздухе кулаками.
Пока Поуп делал изрядный глоток из своей бутылки, толпа начала расступаться, образуя коридор посреди Главной улицы. Все вытягивали шеи, стараясь заглянуть в его конец.
Появились три фигуры, двигавшиеся сквозь толпу к костру.
Двое крайних – мужчины в темных одеждах с мачете, болтающихся на плечевых лямках, – держали кого-то с обеих сторон за руки.
Беверли.
Итан ощутил, как внутри что-то оборвалось, расплавленное ядро гнева выбросило метастазы в солнечное сплетение.
Он видел, что у нее нет сил даже стоять, мучители буквально несли ее, а ноги ее волочились по мостовой. Один глаз у нее заплыл от жестокого удара, лицо заливала кровь.
Но она была в сознании.
В сознании и в ужасе, не отрывая глаз от мокрой мостовой под ногами, пытаясь отключиться от всего остального.
Не дотащив до костра ярдов на десять, двое мужчин толкнули ее вперед, одновременно отпустив.
Поуп крикнул что-то, когда Беверли повалилась на землю.
Люди в непосредственной близости от нее начали тесниться назад, образуя возле нее круг футов двадцати в диаметре.
Сквозь окно Итан расслышал плач Беверли.
Словно голос раненого животного – полный отчаяния тонкий скулеж.
Со всех сторон люди в толпе протискивались вперед, работая локтями в попытке пробиться поближе к кругу, стеснение тел по его периметру становилось все плотнее и плотнее.
Сунув бутылку обратно в свою шубу, Поуп снял с плеча дробовик.
Спустил курок, нацелив ружье в небо.
Грохот выстрела раскатился между зданиями, стекла в раме задребезжали.
Толпа притихла.
Никто не шевелился.
Итан снова услышал шелест дождя.
Вскарабкавшись на ноги, Беверли утерла ручеек крови, сбегавший посередине лица. Даже глядя из окна третьего этажа, Итан не мог не заметить, как ее трясет от всеохватного страха, поглощающего человека, в точности знающего, какая чудовищная участь его вот-вот постигнет.
Беверли стояла под дождем, чуть покачиваясь и остерегаясь переносить вес на левую ногу.
Медленно повернулась, прихрамывая, озирая лица окружающих, и хотя Итан не разбирал ее слов, но эти интонации ни с какими другими не спутаешь.
Мольба.
Отчаяние.
По лицу ее струились дождь, слезы и кровь.
Прошла целая минута.
Кто-то, протолкавшись через сплоченную массу народа, прорвался в круг.
Толпа разразилась овациями.
Бешеными аплодисментами.
Это оказался мужчина в шапке Санты без рубашки, в штанах с красными подтяжками.
Поначалу он помешкал на краю, будто собираясь с духом – боксер в углу за секунды до гонга.
Кто-то сунул ему бутылку.
Запрокинув ее донышком к небу, он сделал длинный, бесшабашный глоток.
Потом схватил свою расписную биту и ступил в круг.
К Беверли.
Пошел вокруг нее.
Она попятилась, уклоняясь ближе к краю толпы.
Кто-то сильно толкнул Беверли к средине круга, и инерция погнала ее прямо на мужчину с битой.
Итан даже не видел,
что
надвигается.
Как и Беверли.
Все произошло молниеносно, словно нападающий принял решение в самый последний миг.
Единое, плавное движение.
Замах битой и удар.
Звук кленовой болванки, ударившей по черепу, заставил Итана инстинктивно зажмуриться и отвернуться.
Толпа взревела.
Когда он открыл глаза снова, поверженная на землю Беверли силилась ползти.
Итан почувствовал, как под горло подкатывает волна желчи.
Мужчина в шапке Санты бросил биту на мостовую и выпендривался перед толпой.
Бита покатилась через дорогу к Беверли.
Та потянулась к оружию, оказавшемуся в считаных дюймах от нее.
В круг ступила женщина в черном бикини, черных шпильках, черной короне и с черными ангельскими крылышками.
Покрасовалась.
Толпа возликовала.
Женщина в бикини направилась к Беверли, тянущейся к бите.
Присев на корточки, одарила ее яркой, белозубой улыбкой, подхватила оружие обеими руками и занесла над головой, как боевую секиру, будто некая царица демонов.
Нет, нет, нет, нет, нет…
И ударила прямо в центр спины Беверли.
Улица радостно взревела, глядя, как жертва корчится на земле.
Чего бы Итан только не отдал, чтобы зависнуть сейчас в «Блэк Хоуке» в двухстах футах над Главной, нажимая на гашетку «Гатлинга GAU-19», жаря 2000 выстрелов в минуту по толпе, расколошматив этих гнид в клочья.
Отвернувшись от окна, он обеими руками поднял журнальный столик над головой и грохнул его о стену. Во все стороны брызнули щепки и осколки стекла.
Это усилие только обострило его ярость.
Он жаждал крови, внутренний голос подзуживал его сейчас же ворваться в толпу с мачете, рубя направо и налево. Да, мало-помалу они его одолеют, но видит бог, больше всего на свете ему хотелось покосить это сборище, в одиночку устроить тотальную бойню.
Но тогда ты погибнешь.
Больше никогда не увидишься с семьей.
Никогда не узнаешь, что здесь к чему.
Итан вернулся к окну.
Беверли недвижно распростерлась на улице, вокруг ее головы расплывалось озерцо крови.
Кольцо нарушилось, смыкаясь вокруг.
А затем вся орава разом ринулась на нее.
