Текст книги "Заплутавшие Сосны. Трилогия (ЛП)"
Автор книги: Блейк Крауч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
– Сколько тебе лет, Кейт?
– Больше не знаю. Уследить трудно.
– Я приехал сюда искать тебя четыре дня назад. Утратив контакт с тобой и Эвансом, меня отправили сюда искать вас. Эванс мертв. – Это заявление вроде бы особого впечатления не произвело. – Что вы с Биллом здесь делали?
Она лишь тряхнула головой.
– Что здесь происходит, Кейт?
– Не знаю.
– Но ты здесь живешь.
– Да.
– Давно?
– Годы.
– Это невозможно. – Итан подскочил на ноги. В мыслях воцарилась сумятица.
– У меня нет для тебя ответов, Итан.
– Мне нужен телефон, автомобиль, пистолет, если у тебя есть…
– Не могу, Итан. – Она встала. – Ты должен уйти.
– Кейт…
– Сейчас же.
Итан взял ее за руки.
– Это ведь была ты, когда я потерял сознание на улице вчера ночью. – Он посмотрел ей в лицо. – Складки у рта, морщинки в уголках глаз, и все еще такая красивая. – Ты знаешь, что со мной происходит?
– Перестань. – Она попыталась отстраниться.
– Я в беде, – заявил он.
– Знаю.
– Скажи мне, что…
– Итан, теперь ты подвергаешь опасности
мою
жизнь. И Гарольда.
– С чьей стороны?
Вырвавшись, она устремилась к двери. Уже на пороге обернулась и на миг, стоя там в полумраке, снова показалась тридцатишестилетней.
– Ты мог бы быть счастлив, Итан.
– О чем ты?
– Ты мог бы прожить здесь изумительную жизнь.
– Кейт!
Толчком распахнув дверь, она ступила внутрь.
– Кейт!
– Что?
– Я сумасшедший?
– Нет, – ответила она. – Ни чуточки.
Дверь за ней закрылась, и тут же послышался лязг задвигаемого засова. Подойдя к двери, Итан поглядел на свое отражение в стекле, отчасти ожидая увидеть шестидесятилетнего старика, но ничуть не переменился.
Он больше не чувствовал голода.
Не чувствовал усталости.
Спускаясь по ступеням, шагая по каменной дорожке и ступая на тротуар, он ощущал лишь стеснение в центре груди, знакомое чувство, накатывающее на него непосредственно перед заданием – когда подходишь к «стрекозке», которую аэродромная команда загрузила пулеметом Гатлинга пятидесятого калибра и «Хеллфайерами».
Страх.
*
Автомобиль Итан высмотрел лишь в следующем квартале – «Бьюик ЛеСабр» середины восьмидесятых с облепленным сухой сосновой хвоей ветровым стеклом и четырьмя шинами, которые не помешало бы подкачать.
Дверцы были заперты.
Прокравшись на крыльцо ближайшего дома, Итан поднял каменного херувима с пьедестала под окном. Сквозь тонкие занавески увидел внутри мальчика, сидящего перед пианино и исполняющего какую-то вычурную музыкальную пьесу, ноты которой прорывались на крыльцо сквозь четырехдюймовую щель приподнятого над подоконником окна.
Рядом с мальчиком сидела женщина, переворачивавшая страницы партитуры.
Херувим, хоть и всего в фут высотой, был сделан из монолитного бетона и весил фунтов тридцать с небольшим.
Итан отнес его обратно на улицу.
Проделать это тихо было попросту невозможно.
Он швырнул его в окно позади водительского сиденья, и ангелок без труда пробил его насквозь. Отпер дверцу, распахнул, забрался внутрь через осколки стекла, через спинки сидений и оказался за рулем. Удар обезглавил ангелочка, и Итан схватил его голову с заднего сиденья.
Двух ударов оказалось достаточно, чтобы расколоть пластиковый кожух под рулевой колонкой, обнажив цилиндр замка зажигания.
Света в машине почти не было.
Действуя исключительно на ощупь, он вырвал пальцами провода питания и стартера.
Звуки пианино в доме оборвались. Бросив взгляд на крыльцо, Итан увидел два силуэта за шторами.
Выудив из пиджака перочинный ножик, он открыл самое большое лезвие, перерезал пару белых проводов в полной уверенности, что они подают в машине питание. Затем зачистил изоляцию и скрутил оголенные концы вместе.
Приборная панель осветилась.
Когда он как раз отыскал более темный провод стартера, дверь дома распахнулась.
Мальчишеский голос:
– Погляди на окно машины.
Итан срезал изоляцию с конца провода стартера, обнажив медные жилы.
– Подожди здесь, Эллиот, – велела женщина.
Ну же, ну же, ну же.
Итан прикоснулся проводом стартера к силовому, во тьме с треском проскочила голубая искра.
Двигатель чихнул.
Женщина приближалась к нему через двор.
– Давай же, – пробормотал Итан.
Замкнул провода снова, и двигатель провернулся.
Раз.
Другой.
Третий.
На четвертый схватился и с урчанием заработал.
С ревом поддал газу, взвинчивая обороты, Итан передвинул рычаг коробки в положение ДВИЖЕНИЕ и включил фары в тот момент, когда женщина уже подоспела к пассажирской дверце, крича что-то сквозь стекло.
Итан погнал машину вниз по улице.
На первом перекрестке свернул налево, сбросив газ и снизив скорость до разумных пределов, чтобы не привлекать внимания – дескать, человек просто отправился покататься в чудесный вечер.
Указатель уровня бензина сообщал, что бак еще на четверть полон. Сигнальная лампочка пока не горит. Не проблема. Горючего хватит, чтобы смотаться из Заплутавших Сосен. Достаточно лишь миновать перевал, и милях в сорока к югу будет городок, главной достопримечательностью которого выступает единственная бензоколонка. Лоумен, штат Айдахо. Прямо на шоссе. Они останавливались там для заправки по пути сюда. Ему до сих пор виделся Столлингс у колонки в своем черном костюме, наполняющий бак. Итан прогулялся до обочины пустынного шоссе, поглазел на брошенные строения через дорогу – развалившуюся таверну, универсальный магазин и одинокую закусочную, еще живую, но едва трепыхающуюся, с тянущимся из отдушины на крыше дымком, пропахшим салом.
Он позвонил Терезе из этого места, где сигнал едва вытягивал на одну риску.
Почти не помнит разговор. Ум был занят другим.
Последний раз, когда говорил с женой.
Надеялся, что сказал ей о любви.
Под визг тормозов Итан остановил «Бьюик» с тикающим левым поворотником. Не считая горстки людей на тротуарах, центр города будто вымер, и Главная улица, сколько хватало глаз, была совершенно пуста.
Выехал на дорогу, совершив плавный левый поворот, и начал понемногу разгоняться, направляясь на юг.
Миновал паб, отель, кафе.
Через семь кварталов – больницу.
Никаких пригородов.
Строения просто кончились.
Еще газу.
Боже, как же хорошо двигаться, наконец-то вырваться отсюда! С каждым оборотом коленвала с его плеч сваливалось буквально физически ощутимое бремя. Надо было так поступить еще два дня назад.
Вокруг ни малейших признаков жилья, дорога прямолинейной траекторией пролегла через сосновый лес с такими громадными деревьями, что они запросто могли расти здесь испокон веку.
Врывающийся в машину воздух дышит прохладой и благоуханием.
Среди стволов залег туман, местами протягиваясь поперек дороги.
Пробивающийся сквозь него свет фар заметно ослабевал.
Загорелась сигнальная лампочка.
Блин!
Дорога к югу от города взбирается к перевалу на несколько тысяч футов крутым серпантином, и подъем может начаться с минуты на минуту. Он сожжет жалкие остатки бензина до капли. Следовало бы развернуться, доехать до города и слить у кого-нибудь достаточно топлива, чтобы добраться до Лоумена.
Он ударил по тормозам, стараясь вписаться в длинный резкий вираж.
На самом пике поворота туман сгустился в кисель, вспыхнув ослепительной белизной в дальнем свете; Итан сбросил скорость до минимума, ведя машину чуть ли не ползком, не видя никаких ориентиров, кроме блеклой двойной желтой полосы.
Распрямившись, дорога вырвалась из марева, из леса.
Вдали – рекламный щит.
С расстояния в осьмушку мили Итан смог разобрать лишь, что на нем нарисованы четыре фигуры, стоящие, взявшись за руки.
Широкие, белозубые улыбки.
Мальчик в шортах и полосатой рубашке.
Мать и дочь в платьях.
Отец в костюме и фетровой шляпе машет рукой.
Печатными буквами под идеальным улыбающимся семейством:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЗАПЛУТАВШИЕ СОСНЫ, ГДЕ ОБРЕТАЕТСЯ РАЙ
Прибавив газу, Итан пронесся мимо щита по дороге, идущей параллельно частоколу, задев светом фар пастбище и стадо скота.
Огни вдали.
Пастбище осталось позади.
Вскоре он снова ехал среди домов.
Дорога стала шире, двойная желтая разделительная полоса исчезла.
Свернула на Первую авеню.
Он снова в городе.
Вырулив к бордюру, Итан вгляделся сквозь ветровое стекло, стараясь удержать панику в узде. Есть простое объяснение: он прозевал поворот к перевалу. Проскочил мимо в этой полосе густого тумана.
Он развернул машину кругом и снова рванул по дороге, раскочегарившись до шестидесяти к моменту, когда достиг пастбища.
Снова в тумане, среди могучих сосен Итан искал знак, хоть какой-то признак места, где дорога сворачивает к перевалу, но не находил ничего.
На самом крутом участке кривой он съехал на обочину и передвинул рычаг на ПАРКОВКА.
Покинув машину с работающим двигателем, вышел в ночь.
Перешел на другую сторону и зашагал вдоль обочины.
Через сотню футов туман сгустился настолько, что скрыл машину напрочь. Итан по-прежнему слышал ворчанье двигателя на холостых оборотах, но с каждым шагом звук становился глуше.
Он дошел до другой стороны резкого поворота, где дорога снова выпрямилась, устремляясь обратно к городу.
Рокот автомобильного двигателя стих окончательно.
Ни ветерка, кругом лишь высокий безмолвствующий лес.
Туман стлался вокруг, словно неся электрический заряд, но Итан понимал, что гул – лишь какой-то микроскопический шум в нем самом, в
его
голове, проявляющий себя лишь в полнейшем отсутствии звуков.
Не может этого быть.
Дорога не должна здесь поворачивать.
Она должна нестись сквозь эти сосны навылет еще полмили, а потом начать длинную вереницу петляний по склону горы на юг.
Он осторожно сошел с обочины в лес.
Ступать по хвое – все равно что разгуливать по подушкам.
Воздух сырой и холодный.
Эти деревья… он ни разу не видел таких высоких сосен, и при столь скудном подлеске ходить среди массивных стволов было легко – просторная чаща. Оглянуться не успеешь, как заблудишься.
Он вышел из тумана и теперь, подняв голову, разглядел сквозь кроны деревьев ледяные точки звезд.
Еще пятьдесят ярдов, и Итан остановился. Надо возвращаться. Наверняка есть и другие дороги из города, а он уже начал утрачивать ориентацию. Оглянулся через плечо, полагая, что видит примерный маршрут, которым пришел на это место, но наверняка не скажешь. Все выглядит одинаково.
В лесу перед ним: вопль.
Итан замер совершенно неподвижно.
Только грохот собственного сердца, и ничего более.
Вопль, подобный только человеческому крику страдания или ужаса. Как гиена или банши. Койоты в исступлении. Легендарный клич солдат-южан. Высокий и тонкий. Хрупкий. Жуткий. И на каком-то уровне гудение под поверхностью, словно от зарытых электрических проводов, и смутное осознание, что он слышит его уже не первый раз.
И снова вопль.
Ближе.
Тревога взвихрилась между глаз, впилась под ложечкой: «Покинь это место сейчас же. Не думай об этом. Просто. Убирайся».
А затем Итан бежал среди деревьев, запыхавшись уже через двадцать шагов, обратно в туман и холод.
Налетел на отлогий склон, ринулся вверх, карабкаясь на четвереньках, пока вновь не выскочил на дорогу. Несмотря на холод, он взмок, глаза саднило от соли. Припустил трусцой вдоль двойной разделительной, обратно по дуге поворота, пока не увидел два цилиндра света вдали, пробивающиеся сквозь туман.
Замедлился до шага и поверх натужных шумов собственного тела расслышал рокот холостых оборотов угнанного автомобиля.
Добрался до него, открыл водительскую дверцу. Забрался за руль, поставил ногу на тормоз и взялся за рычаг переключения скоростей, отчаянно спеша убраться отсюда.
Уголком левого глаза засек какое-то движение – тень в боковом зеркале. Глаза метнулись к зеркалу заднего вида над приборной доской, и в красном сиянии стоп-сигналов он увидел то, что прозевал, – патрульный автомобиль, припаркованный в тридцати футах позади его заднего бампера, застланный туманом почти до полной невидимости.
Оглянувшись через боковое водительское окно назад, увидел смотрящий на него с расстояния всего пары дюймов ствол дробовика. Луч фонаря брызнул внутрь, озарив интерьер автомобиля резким светом, вспыхнувшим бликами на хроме и стекле.
– Вы, наверно, выжили из своего треклятого умишка!
Шериф Поуп.
Стекло несколько заглушило разъяренный скрежет его голоса.
Итан все еще держал руку на рычаге переключения скоростей, гадая, что будет, если погнать машину вперед, выжав газ до пола, – выстрелит ли Поуп? С такого расстояния с двенадцатым калибром это равносильно обезглавливанию.
– Очень медленно, – проговорил Поуп, – положите обе руки на руль, а затем правой выключите зажигание.
– Вы же знаете, кто я, и должны понимать, что лучше мне не препятствовать, – огрызнулся Итан сквозь стекло. – Я покидаю этот город.
– Черта лысого.
– Я агент правительства Соединенных Штатов, наделенный полнотой…
– Нет, вы субъект без документов, без жетона, только что угнавший автомобиль и, возможно, убивший федерального агента.
– Что вы несете?!
– Повторять не стану, коллега.
Внутренний голос подстрекал Итана подчиниться, нашептывая, что доводить этого человека может быть опасно. Даже фатально.
– Ладно, – уступил Итан. – Только дайте мне секундочку. Зажигание включено напрямую. Мне нужно разомкнуть провода, чтобы отключить его.
Включив салонный свет, Итан сунул руки под рулевую колонку и разделил белые провода.
Свет погас.
Двигатель заглох.
Ничего, кроме болезненного сияния фонаря Поупа.
– Из машины!
Нашарив ручку, Итан вынужден был налечь на дверцу плечом, чтобы распахнуть ее. Выбрался наружу. Сквозь луч света струится туман. Сердитый силуэт Поупа по ту сторону фонаря и дробовика, глаза прячутся под полями его стетсоновской шляпы.
Почуяв ружейное масло, Итан прикинул, что Поуп из тех, кто любовно ухаживает за своим арсеналом.
– Помните, как я велел вам не покидать город? – прорычал шериф.
Итан хотел было ответить, когда луч света вдруг уткнулся в землю, и лишь за долю секунды до столкновения Итан понял, что приближающаяся к нему тень – приклад дробовика.
*
Левый глаз Итана заплыл после удара, казался горячим, громадным, и каждый удар пульса отдавался в нем болью. Правым глазом он увидел комнату для допросов. Клаустрофобичную и стерильную. Белые шлакобетонные стены. Бетонный пол. Голый деревянный стол, по ту сторону которого сидит Поуп, без стетсона и пиджака, рукава темно-зеленой рубашки закатаны, обнажив предплечья – толстые, покрытые веснушками и бугрящиеся мускулами.
Итан стер свежий ручеек крови на лице, сочащийся из ссадины над левой бровью, и уставился в пол.
– Не будете любезны дать мне полотенце?
– Нет. Будете сидеть там, истекая кровью и отвечая на мои вопросы.
– Позже, когда все будет позади и вы выйдете из тюрьмы, я приглашу вас к себе домой, полюбоваться на ваш жетон. Он будет висеть в рамке за стеклом над моим камином.
Это вызвало лучезарную улыбку.
– Вы так думаете, а?
– Вы совершили нападение на федерального агента. Это крест на карьере.
– Поведайте мне еще разок, Итан, как именно вам стало известно о трупе в доме шестьсот четыре? Только без этой параши насчет исчезающей барменши.
– О чем это вы?
– О правде.
– Я сказал вам правду.
– В самом деле? Хотите и дальше придерживаться этого курса? Потому что я побывал в этом пабе. – Поуп побарабанил пальцами по крышке стола. – У них в штате даже нет женщины-бармена, и никто не видал вас там четыре дня назад.
– Кто-то лжет.
– Так что я вот все гадаю… зачем вы
на самом деле
явились в Заплутавшие Сосны?
– Я вам сказал.
– Для, – Поуп изобразил пальцами кавычки, – «расследования»?
Итан сделал глубокий вдох, чувствуя гнев, дребезжащий в груди, как песок в выбеленном черепе. Голова снова раскалывалась, и он понимал, что отчасти обязан этим любезности Поупа, травмировавшего ему лицо. Но заодно чувствовал застарелую, знакомую пульсацию в основании черепа, терзавшую его с того самого момента, когда он очнулся у реки, даже не представляя, ни кто он такой, ни где находится. И кое-что еще – огорашивающее дежавю по поводу этого допроса.
– Что-то неладно с этим местом, – сказал Итан, чувствуя собирающуюся в груди черную тучу эмоций – наслоения четырехдневной боли, замешательства и изоляции. – Сегодня вечером я видел свою бывшую напарницу.
– Кого?
– Кейт Хьюсон. Я вам о ней говорил. Только она старше. По меньшей мере лет на двадцать старше, чем была. Как такое возможно? Поведайте мне.
– Оно и невозможно.
– А как мне связаться с кем-либо извне? Почему это нет дороги из города? Это какой-то эксперимент?
– Конечно же, дорога из города есть. Вы хоть представляете, насколько чертовски безумный бред вы несете?
– Что-то с этим местом неладно.
– Нет, что-то неладно с вами. У меня есть идея.
– Что?
– Скажем, я дам вам лист бумаги. Дам время, чтобы записать все, что вы хотите мне сообщить. Пожалуй, отведу вам на это час времени.
Это предложение бросило Итана в холодный пот.
– А может, – продолжал Поуп, – вы ответите на мои вопросы быстрее, если я надену черный капюшон? Или если подвешу вас за запястья и буду резать? Вам нравится, когда вас режут, Итан? – Выудив что-то из кармана, Поуп швырнул предмет ему через стол.
– Так он у вас, – встрепенулся Итан.
Поднял бумажник, распахнул его – удостоверение Секретной службы в прозрачном пластике, но не его.
Жетон выдан на имя Уильяма В. Эванса.
– А где мой? – поинтересовался Итан.
– Ага. Где. Уильям Эванс. Специальный агент. Секретная служба. Региональное отделение Бойсе. Так как же вы там узнали, что это он в брошенном доме?
– Я же вам сказал. Меня направили сюда отыскать его и Кейт Хьюсон.
– А-а, правильно! Я то и дело забываю. Кстати, я звонил вашему агенту Хасслеру в Сиэтл. Он о вас и слыхом не слыхивал.
Итан снова утер кровь с лица и подался на стуле вперед.
– Не знаю, что вы пытаетесь тут провернуть, какую игру вы…
– Согласно моей гипотезе агент Эванс преследовал вас, и наконец настиг у нас, в Заплутавших Соснах. Так что вы убили его и похитили его напарника агента Столлингса, намереваясь бежать из города на их автомобиле. Вот только по пути вас постигла толика невезения, и вы попали в дорожно-транспортное происшествие. Столлингс погиб, а вы получили сильный удар по голове. Может, от этого у вас шарики заскочили за ролики, и когда вы пришли в себя, то действительно поверили, что
вы
и есть этот агент Секретной службы.
– Я знаю, кто я.
– В самом деле? Вы не находите странным, что никто не может найти ваших документов?
– Ага, потому что их намеренно…
– Верно, мы ведь все замешаны в каком-то большом заговоре, – рассмеялся Поуп. – А вам никогда не приходило в голову, что никто не может найти жетон Итана Бёрка потому, что его не существует? Потому что
вас
не существует?
– Вы ненормальный.
– А по-моему, это вы проецируете, коллега. Вы убили агента Эванс, не так ли…
– Нет.
– …вы больной, психопатический безумец. И чем же вы забили его до смерти?
– Пошел в жопу.
– Где орудие убийства, Итан?
– Пошел в жопу.
Итан ощутил, как в нем вспыхивает ярость. Чистая, взрывоопасная ярость.
– Слушайте, – изрек Поуп, – не знаю, то ли вы просто чертовски хороший лжец, то ли действительно верите в эту замысловатую ложь, которую выстроили для себя.
Итан встал.
На подкашивающихся ногах.
Под ложечкой цветком распускалась тошнота.
Кровь струилась по лицу, капая с подбородка в лужицу на бетоне.
– Я ухожу, – заявил Итан, указывая на дверь позади шерифа. – Откройте.
Поуп не шелохнулся. Бросил:
– Валяй, садись на место, пока по-настоящему не пострадал, – с уверенностью человека, который не раз приводил свои угрозы в исполнение и с радостью проделает это снова.
Обогнув стол, Итан мимо шерифа двинулся к двери.
Подергал за ручку.
Заперто.
– Положи свою задницу на место. Мы еще даже не начинали.
– Откройте дверь.
Поуп неспешно поднялся на ноги, вторгаясь в воздушное пространство Итана. Достаточно близко, чтобы почувствовать запах кофе в его дыхании. Увидеть темные пятна у него на зубах. В нем на четыре дюйма и фунтов на сорок больше, чем в Итане.
– Думаешь, я
не могу
усадить тебя, Итан? Что совершить подобное мне не по плечу?
– Это незаконное задержание.
– Ты думаешь не в том направлении, паренек, – ухмыльнулся Поуп. – В этой комнате нет таких вещей, как закон или правительство. Здесь только ты да я. Я – единственная и неповторимая власть в твоем крохотном мирке, чьи пределы ограничены этими стенами. Я мог бы прикончить тебя сию же секунду, если бы хотел.
Итан позволил напряженно вздыбленным плечам расслабиться и поднял обе руки с открытыми ладонями в жесте, который Поуп, как он надеялся, по ошибке примет за почтение и капитуляцию. Отвел голову, опустив подбородок, сказал:
– Ладно, вы правы. Надо продолжить обсуждение…
…и подскочил на носках, словно ступни у него были на пружинах, врезавшись лбом прямо Поупу в нос.
Хрящ хрустнул, а Итан, чувствуя, как кровь хлещет ему на волосы, схватил Поупа за твердокаменные бедра, подымая его силой ног, пока шериф силился захватить шею Итана между бицепсом и предплечьем, но слишком поздно.
Каблуки ботинок Поупа скользнули под ним по крови на полу, как по смазке, и Итан почувствовал, как немалая масса противника взмывает в воздух.
Он вонзил плечо тому в живот, крепко швырнув его на бетон.
Воздух взрывом вырвался из легких Поупа, а Итан сел на шерифа верхом, когда тот отвел правую руку, чтобы ударить основанием ладони.
Крутнув бедрами, Поуп отбросил Итана с такой скоростью, что тот рассек щеку о деревянную ножку стола.
Он барахтался, стараясь подняться среди мельтешения мучительного света, застлавшего взор, но наконец вскарабкавшись на ноги и выпрямившись, увидел, что на секунду запоздал.
Итан мог бы парировать сокрушительный удар, будь у него ясная голова и рефлексы наготове, но в нынешнем состоянии он реагировал вдвое медленнее.
От силы удара голова Итана развернулась достаточно далеко, чтобы почувствовать, как в грудном отделе позвоночника хрустнуло.
Оглушенный, он распростерся навзничь на поверхности деревянного стола, глядя вверх единственным зрячим глазом, как обезумевший шериф, чей сломанный нос расплескался по лицу, будто только что взорвался, обрушивает новый удар.
Вскинул руки в стремлении защитить лицо, но кулак шерифа, запросто пробив их барьер, сокрушил Итану нос.
Слезы хлынули из глаз, кровь заполнила Итану рот.
– Кто ты такой?!
– взревел шериф.
Итан не смог бы ответить, даже если бы хотел, сознание ускользало от него, и он видел лишь, как комната для допросов закружилась, накладываясь на стоп-кадр другой…
Он снова в той комнатушке с бурыми стенами и земляным полом в голанских трущобах, смотрит на голую лампочку, раскачивающуюся у него над головой, а Аашиф разглядывает его из-под черного платка, оставляющего открытыми лишь пару карих злобных глаз и ухмыляющийся рот, полный зубов – слишком белых и безупречных, чтобы быть продуктом этого ближневосточного, захолустного нужника четвертого мира.
Итан болтается, подвешенный за запястья на цепи, прибитой к потолку, и ноги его дотягиваются до пола ровно настолько, чтобы снять перекрывающее кровоток давление опорой на кончики больших пальцев ног. Но выдержать это ему удается лишь по десять секунд за раз, прежде чем фаланги подламываются под его весом. Когда они в конце концов совсем сломаются, ему уже никак не восстановить доступ крови к кистям рук.
Аашиф стоит в каких-то дюймах от лица Итана, чуть ли не соприкасаясь с ним носами.
– Давай-ка попробуем вопрос, на который ты вроде бы должен ответить без проблем… из какой ты части Америки, старший уорент-офицер Итан Бёрк? – спрашивает тот на безупречном английском с британским акцентом.
– Вашингтон.
– Твоя столица?
– Нет, штат.
– А-а. У тебя есть дети?
– Нет.
– Но ты женат.
– Да.
– Как зовут твою жену?
Итан не отвечает, только подбирается перед очередным ударом.
Аашиф улыбается.
– Расслабься. Покамест больше никаких ударов. Ты знаком с выражением «смерть от тысячи порезов»? – Аашиф поднимает блеснувшую под лампой опасную бритву. – Оно происходит от китайского метода казни, запрещенного в тысяча девятьсот пятом, называвшегося линчи, что переводится как «медленная резка» или «затянутая смерть».
Аашиф жестом указывает на дипломат, лежащий на соседнем столе, выстеленный плотным черным поролоном, на котором покоится устрашающая коллекция режущих инструментов, которую Итан последние два часа старается игнорировать.
Поуп стукнул Итана снова, и вместе с запахом собственной крови удар разбередил воспоминание о старой, протухшей крови на полу этой пыточной камеры в Фаллудже…
– Сейчас тебя отведут в комнату, дадут перо, лист бумаги и один час. Ты знаешь, чего я хочу, – говорит Аашиф.
– Не знаю.
Аашиф бьет Итана под дых.
Поуп ударил Итана в лицо.
– Мне уже начинает надоедать тебя лупить. Ты знаешь, чего я хочу. Как ты можешь не знать? Я спрашивал тебя уже двадцать раз. Скажи мне, что знаешь. Просто скажи мне это.
– Кто ты такой?!
– орал Поуп.
– Знаю, – сипит Итан, ловя воздух ртом.
– Один час – и если то, что ты напишешь, не осчастливит меня, ты умрешь от линчи.
Аашиф извлекает из своей черной дишдаши полароидный снимок.
Итан зажмуривает глаза, но открывает их снова, когда Аашиф говорит:
– Посмотри на это, или я отрежу тебе веки.
Это фото человека в этой же самой комнате, тоже подвешенного к потолку за запястья.
Американец. Наверно, солдат, хотя наверняка не скажешь.
За три месяца боев Итан еще ни разу не видел увечий, хоть отдаленно приближающихся к подобному.
– Твой соотечественник на этой фотографии еще жив, – говорит его палач с нотками гордости в голосе.
Итан пытается открыть глаза, чтобы увидеть Поупа. Чувствует, что балансирует на грани обморока, и жаждет его – и ради облегчения нынешней боли, но куда более – чтобы отгородиться от вызванного рассудком отчетливого образа Аашифа и той пыточной камеры.
– Следующий, кто будет висеть под этим потолком, увидит такой же полароид с тобой, – вещает Аашиф. – Ты понимаешь? У меня есть твое имя. У меня также есть веб-сайт. Я выложу фотки того, что делаю с тобой, чтобы весь мир видел. Может, твоя жена тоже их увидит. Ты напишешь все, что я хочу знать, все, что ты пока что держишь при себе.
– Кто ты такой? – спросил Поуп.
Итан позволил рукам упасть вдоль тела.
– Кто ты такой?
Он больше даже не пытался обороняться, думая: «
Какая-то часть меня никогда не покидала эту комнату в Фаллудже, смердевшую тухлой кровью
».
Желая, чтобы Поуп уже добил его, милосердно погрузив в беспамятство, прикончив давние воспоминания, прикончив его нынешние мучения.
Две секунды спустя он пришел – удар в подбородок, полыхнувший перед глазами белым жарким светом, будто сработавшая фотовспышка.
Глава 06
Загруженная посудомоечная машина натужно стонала, проводя мойку, а Тереза, давным-давно перевалившая за точку полнейшего изнеможения, стояла у раковины, вытирая последнее блюдо. Убрала его в буфет, повесила полотенце на дверцу холодильника и включила свет.
Пробираясь через темную гостиную к лестнице, ощутила, как на нее наваливается нечто куда худшее, чем эмоциональные последствия этого долгого-долгого дня.
Всепоглощающая пустота.
Через несколько коротких часов взойдет солнце, и во многих отношениях это будет первое утро остальной ее жизни без него. Этот последний день был ради прощания, ради того, чтобы наскрести те крохи душевного покоя, которые удастся отыскать в мире без Итана. Их общие друзья оплакали его, им наверняка всегда будет его недоставать, но они пойдут дальше – уже пошли дальше – и неизбежно забудут его.
Она никак не могла отделаться от ощущения, что начиная с завтрашнего дня останется в одиночестве.
Со своим горем.
Со своей любовью.
Со своей утратой.
И было в этой мысли что-то столь сокрушительно одинокое, что Терезе пришлось остановиться у основания лестницы, положить ладонь на перила и перевести дыхание.
Стук напугал ее, подстегнул пульс.
Повернувшись, Тереза уставилась на дверь. В голове пронеслось, что звук ей мог просто почудиться.
Сейчас 4.50 утра.
Что может кому-либо понадобиться…
Снова стук. Настоятельнее, чем прежде.
Тереза босиком пересекла прихожую и приподнялась на цыпочки, чтобы поглядеть через глазок.
Под светом фонаря на крыльце увидела на веранде мужчину под зонтиком.
Невысокий. Совершенно лысый. Лицо – невыразительная тень под каплющим навесом. Одет в черный костюм, от которого дыхание у нее перехватило, – федеральный агент с новостями об Итане? Какие еще причины могут заставить человека стучаться к ней в дверь в подобный час?
Но галстук совершенно неподходящий.
Броский, в сине-белую полоску – чересчур стильный и шикарный для федерала.
Через глазок она увидела, как пришелец протянул руку и постучал еще раз.
– Миссис Бёрк, – сказал он. – Я знаю, что не разбудил вас. Я видел вас у кухонной раковины всего пару минут назад.
– Чего вы хотите? – осведомилась она через дверь.
– Мне надо с вами поговорить.
– О чем?
– О вашем муже.
Она зажмурилась, открыла глаза снова.
Человек все там же, и сна у нее ни в одном глазу.
– А что о нем? – спросила.
– Было бы проще, если бы мы могли сесть лицом к лицу и поговорить.
– Сейчас ночь-полночь, а я даже не представляю, кто вы такой. Я ни за что не пущу вас в дом.
– Вам стоит услышать то, что я хочу сказать.
– Скажите через дверь.
– Не могу.
– Тогда возвращайтесь утром. Тогда я с вами поговорю.
– Если я уйду, миссис Бёрк, вы больше меня не увидите, и уж поверьте, это станет трагедией для вас с Беном. Клянусь… Я не собираюсь причинять вам вред.
– Убирайтесь от моего дома, или я звоню в полицию.
Сунув руку под пальто, мужчина достал полароидный снимок.
И когда поднес к глазку, Тереза ощутила, как внутри что-то оборвалось.
На фото Итан лежал обнаженный на стальном операционном столе под больничным голубоватым светом. Левая сторона тела обратилась в сплошной кровоподтек, не поймешь даже, жив он или мертв. Не успела Тереза сообразить, что творит, как ее рука уже протянулась к цепочке и повернула щеколду замка.
Тереза распахнула дверь, а мужчина закрыл зонтик и прислонил его к стене. У него за спиной холодный неустанный дождь застлал звуки спящего города пеленой белого шума. Несколькими домами дальше припаркован «Мерседес Спринтер» темного цвета. На всей улице ни канализационных люков, ни силовых щитов. Может быть, это его фургон.
– Дэвид Пилчер, – представился мужчина, протягивая руку.
– Что вы с ним сделали? – спросила Тереза, игнорируя протянутую руку. – Он мертв?
– Можно войти?
Тереза освободила дверной проем, и Пилчер переступил порог. На его черных туфлях блестели бусинки дождевых капель.
– Я могу их снять, – указал он на туфли.
– Не стоит утруждаться.
Тереза провела его в гостиную, где они сели друг напротив друга – она на диван, а Пилчер на деревянный стул с прямой спинкой, который она приволокла от обеденного стола в столовой.
– Вы нынче вечером задавали прием? – полюбопытствовал он.
