Текст книги "Один (ЛП)"

Автор книги: Блейк Баннер

Соавторы: Дэвид Арчер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Улыбка рептилии вернулась вместе со смехом, который больше походил на шипение.

"Не юрисдикции, мистер Мейсон, а просто дружеского совета. Филиппины – очень опасная страна, а Манила – очень опасный город, как выяснил ваш друг доктор Хэнсон".

Я кивнул: "Спасибо за совет. Я запомню его".

"Хорошо. До свидания, мистер Мейсон, до свидания, капитан Галлин".

Когда мы вышли из здания, Галлин остановилась на месте, ее плечи обвисли, все ее тело обвисло вместе с ними, она закрыла лицо руками и сделала долгий глубокий вдох, который она выпустила в виде длинного, рваного "Ооооой!". Я засмеялся, а она уставилась на меня.

"Что не так с этим парнем?"

"Очень мало, я думаю, кроме отсутствия бьющегося сердца и души".

Ее машина зарычала, замигали фары, и она резко открыла дверь.

"И что теперь? Его семья?"

Я забрался с пассажирской стороны: "Да, но только чтобы подтвердить, что их там нет".

Мы захлопнули двери, двигатель зарычал, и мы тронулись с места. Я продолжил: "У меня очень плохое предчувствие, что Маркос и его семья были коллективно ликвидированы".

"Черт", – тихо сказала она, а потом добавила, – "Думаю, ты прав. Они заметают следы более чем тщательно. Они уничтожают всех, кто был связан с Хэмптоном. Это не просто гарантия того, что информация, которой он завладел, не уйдет дальше. Это пример для него и людей, которые с ним работали".

"Думаю, да. И это само по себе тревожно". Она посмотрела на меня, спрашивая, что я имею в виду: "Китайцы любят быть скрытными и хитрыми. Им нравится добиваться максимальных результатов, демонстрируя при этом минимум своей силы. Они скорее создадут ситуацию, когда филиппинцы и американцы будут убивать друг друга, чем начнут открыто убивать людей на улицах. Это им не свойственно".

Она повернула на проспект К.П. Гарсиа и направилась на запад в сторону района Пансол, где находился дом Феликса Маркоса.

"И что?"

"И это заставляет меня нервничать, потому что это означает, что, А, мы имеем дело с чем-то сверх обычного для них значения..."

"А Б?"

"Б..." Я сделал глубокий вдох и покачал головой: "Б, они чувствуют себя смелыми. Они чувствуют, что нет никакого риска для них в демонстрации своей силы. Как будто они уже победили, но мы еще не знаем об этом. Как будто уже слишком поздно".

Она смотрела на меня секунду или две, и мы ехали дальше в молчании.

Дом Маркоса находился на полпути по улице Калинга справа, за высокими стенами и густой живой изгородью. Мы припарковались у входа и несколько минут звонили в звонок. В конце концов на улицу выехала полицейская патрульная машина и остановилась рядом с "Корветом". Водитель высунулся из окна и, окинув меня взглядом, полным едва скрываемого презрения, сказал: "Доктор Маркос переехал. Дома никого нет. Вам нужно ехать дальше, пожалуйста. Идите, идите".

Я кивнул: "Спасибо. Хорошего дня".

Он немного посмеялся и что-то сказал своему приятелю на пассажирском сиденье. Они оба засмеялись, и он сказал нам: "Вам тоже хорошего дня", и они уехали.

Я смотрел, как они уезжают. Галлин подошла ко мне вплотную и легонько ударила меня в грудь четыре раза поочередно кулаками. Я посмотрел ей в глаза и тихо сказал: "Теперь нам совершенно необходимо найти доктора Джея Хоффстаддера и Мэрион Джеймс. Потому что они – наш единственный шанс узнать, что, черт возьми, происходит".

" Согласна, Мейсон, но с чего нам начать?

Глава Двенадцатая

Джей Хоффстаддер бежал. Он сбежал по ступенькам с крытой дорожки, толкался и прокладывал себе путь сквозь потоки людей, вызывая гневные взгляды и крики; он бежал на запад по Эпифанио де лос Сантос, движимый настоятельной потребностью вернуться домой к семье и оставить позади все это грязное дело.

Задыхаясь, с болезненным сжатием в груди, он добежал до перекрестка с Тафт-авеню. Внезапно его охватило чувство ужаса. Куда бы он ни посмотрел, везде царил хаос. Проходящая над улицей железная дорога погружала улицу во мрак, но это был мрак, который, казалось, процветал среди грязи, пыли и копоти. По всей длине проспекта тянулся поток транспорта, который, казалось, с грохотом и урчанием выдыхал черный угарный газ в и без того грязный воздух, а босоногие дети бегали и играли среди машин, забирались на разноцветные джипни, кричали и смеялись с туристами, застрявшими в пробке из карет и рикш.

На дороге были установлены красно-белые пластиковые дорожные блоки, чтобы обозначить место для моторизованного трайсикла. Он увидел молодых парней в вездесущих шортах и шлепанцах, сидящих на кирпичах, играющих и смеющихся, пока мимо них проносился транспорт. Стены этого подземного мира были выкрашены в тошнотворный зеленый цвет, и куда бы он ни посмотрел, везде были плакаты, афиши, фотографии, рекламные щиты, беспорядочно расставленные знаки, все с экстренными сообщениями и улыбающимися, смеющимися лицами, среди шума ревущих двигателей и кричащих голосов.

Он снова побежал, поднялся по пандусу и вошел внутрь торгового центра.

Внутри его охватило странное облегчение. Он был похож на любой другой торговый центр, в котором он когда-либо бывал, в Штатах или в Европе, и это принесло ему странное облегчение. Полы были выложены блестящей бледно-бежевой плиткой, фасады магазинов были из блестящего пластикового стекла, а вдоль проходов, где люди сгрудились, как муравьи, все магазины были знакомы, если не идентичны тем, которые он знал.

Внезапный приступ паники начал стихать по мере того, как он продвигался по течению. Впереди он увидел кафе с сосновыми столами и красными пластиковыми стульями, расставленными как на террасе. Он перешагнул через красный веревочный барьер и сел за столик. Официантка в ярко-красном льняном фартуке подошла к нему, жуя жвачку.

" Вам чего-нибудь?"

"Гамбургер и холодное пиво".

Она отошла, и он увидел через оцепление, служившее террасой, ту самую иностранную девушку, которую он видел в очереди за ним на автовокзале. Она была одна и смотрела на свой телефон. Это заставило его вспомнить о своем GPS и о GPS Глории. На мгновение горячая паника в его животе утихла. Он убедился, что они оба практиковались в отключении службы глобального позиционирования, и знал, что она сделала это, как только положила трубку, как и он.

Он еще немного понаблюдал за девушкой. Он решил, что она выглядит потрепанной и одинокой. Не похоже, чтобы у нее было много друзей. В глубине его сознания зашевелился червячок идеи. Они будут искать Джея Хоффстаддера, либо одного, либо с его женой и детьми. На автобусной станции они были чертовски близки к этому, и он возблагодарил Бога, что это был какой-то китаец из МСС, а не Джерри Баккей. Джерри бы его точно узнал. Это означало, что маскировка была достаточно хорошей, но могла бы быть и лучше, если бы, например, он путешествовал с компаньоном.

В последний раз он подцепил незнакомую женщину, когда ему был двадцать один год, и женился на ней. Это не было для него чем-то естественным, и он не был уверен, что сможет справиться с этим. Скорее всего, она скажет ему, чтобы он шел к черту.

В этот момент, словно услышав его мысли, она подняла на него глаза. Она нахмурилась на секунду, он осмелился полуулыбнуться, и она отвела взгляд. Вот так план.

Он притворился, что проверяет свой телефон, и заметил, что девушка уже пять минут смотрит на один и тот же экран, не прокручивая его ни вверх, ни вниз. Официантка принесла пиво и бургер, и девушка снова посмотрела на него. На этот раз на лице девушки появились следы улыбки. Он улыбнулся ей с искренним облегчением, наклонился вперед и сказал: "Разве вы не были сейчас на автобусной станции?".

Она глупо ухмыльнулась и ответила с английским акцентом.

"Да, вы стояли передо мной в очереди".

"Что там произошло? Я думал, машина взорвалась..."

Она немного побледнела: "Да, я знаю. Я думаю, кого-то подстрелили. Я видела, как кто-то лежал на тротуаре".

"Это довольно напряженно".

Еще один нервный смех: "Я знаю".

"Вы путешествуете одна?" Она кивнула: "Это довольно смело".

"Ну, я подумал, что мне лучше посмотреть мир, прежде чем остепениться. А как насчет вас? Вы эмигрант, путешествуете...?"

"О!" Он издал нервный смешок, внезапно остро осознав свой возраст: "Ну, я не делал этого промежуточного года. Я поступил прямо из колледжа в юридическую фирму и провел следующие двадцать лет в крысиных бегах в Вашингтоне. И вот в прошлом году я подумал: какого черта! Я собираюсь сделать сейчас то, что должен был сделать двадцать лет назад".

"О." Ее брови взлетели вверх: "Превосходно! Молодец!"

"Скажите, вы хотите пива?" Он жестом указал на стул напротив своего за столиком: "Не придется кричать через всю террасу".

"О!" – повторила она и улыбнулась. Ее щеки раскраснелись: "Ну, если вы уверены, что я не помешаю".

"Вовсе нет! Приятно иметь компанию". Она встала, собрала свои вещи и переступила порог. Он встал, чтобы помочь ей, они возились и немного посмеялись, когда она села и чуть не уронила свою сумочку. Они оба одновременно сказали: "Ой!" и еще немного посмеялись. Он сказал: "Проблема с путешествиями по миру в том, что иногда ты оказываешься в толпе, и вас становится слишком много, и тогда ты можешь провести пару недель, не разговаривая ни с кем, кто говорит на твоем родном языке".

"Это правда. Я это замечаю. Иногда так хочется поговорить с кем-нибудь, кто говорит по-английски".

"Итак, как долго вы были в пути?"

Ее глаза слегка остекленели: "Ааа..." Она вдруг рассмеялась: "Это так долго, что я потеряла счет. Около шести месяцев. А вы?"

Он уже давно подготовил свой рассказ, и он прозвучал легко и естественно.

"Немного дольше, около девяти месяцев, и сейчас я на пути домой".

"Я тоже".

Он протянул руку: "Джон Джонс", и как внезапная мысль, "но все зовут меня Джей". Он усмехнулся: "Джон Джонс, Джей Джей, Джей".

"О, да, я понимаю". Она колебалась мгновение, затем: "Мэрион, Мэрион Джеймс, хотя большинство моих друзей зовут меня Мэри. Пожалуйста, – добавила она, указывая на его бургер, – ешьте. Я уже поела".

Он вгрызся в бургер, заставляя себя казаться голодным, хотя едва мог глотать от волнения в животе. Он отхлебнул половину пива и спросил ее: "Так куда вы направляетесь?".

"На юг". Она почти проговорила это слово: "На Минданао. Я слышала, там есть великолепные рыбацкие деревни, мирные, тихие, прекрасные люди. Не то, что здесь". Она с отвращением огляделась вокруг.

Он улыбнулся, почувствовав внезапное сочувствие: " Вы не в восторге от Манилы, да?"

"Я использовала..." Она поймала себя на мысли и слабо рассмеялась: "Раньше я думала, что мне понравится. Но сельские Филиппины – это одно, а Манила – совсем другое. Коррупция, жестокость и безразличие политического класса, отвратительное поведение полиции..."

"Я знаю, – он почувствовал узел в животе, – того парня. Может быть, он занимался торговлей наркотиками или чем-то еще. Они довольно безжалостны к этому, и стреляют на месте. Коп – это судья, присяжный и палач".

Она уставилась на него, и что-то в страхе и тревоге в ее глазах подтолкнуло его к действию. Как будто он увидел в ней свой собственный страх и тревогу, и, поделившись с ней своим ужасом, они могли бы найти силу друг в друге.

"Но это не самое худшее", – тихо сказал он: "Они используют это как предлог, чтобы уладить старую вражду и вендетту. Я видел, с крытой дорожки, я переходил дорогу, я видел, как полицейский что-то подбросил в карман мертвого парня". Он колебался, боясь, что заходит слишком далеко и теряет контроль над своим языком, но не смог остановиться: "Стрелок, парень с пистолетом, он даже не был филиппинцем". Они оба неподвижно смотрели друг на друга: "Он был китайцем".

Он смотрел, как весь цвет уходит из ее щек, и вдруг нервно рассмеялся: "Посмотрите на нас! Это хуже, чем городские легенды у костра!".

Она тоже засмеялась: "Я знаю, но я буду рада выбраться отсюда. К этому привыкаешь, но это немного сумасшедший дом. Куда вы направляетесь?"

Он пожал плечами: "Я собирался поехать в Кларк и сесть на рейс до Дубая, а потом домой в Вашингтон. Но сейчас мне как-то не по себе. Это не очень хорошая нота, чтобы закончить почти год путешествий".

Был ли это проблеск надежды в ее глазах? "Нет!" – решительно сказала она: "Я вижу это. Гораздо лучше закончить такое долгое путешествие на счастливой ноте".

Он прокашлялся, борясь со спазмом в горле, и жестом указал на нее: "Что-то вроде тех деревень, которые вы описали на Минданао. Я никогда не был на Минданао".

Ее лицо засветилось: "О, вам стоит поехать. Вам понравится. Я еду в одно место на самой южной оконечности. У него необычайно непроизносимое название – Найон нг Пангисда, прямо на пляже, и оно такое красивое!"

"Да, и насколько трудно будет найти место, где остановиться?"

"Совсем не сложно. Местные жители сдадут вам комнату практически за бесценок и накормят вас свежей рыбой и фруктами. Это просто рай".

Он засмеялся: "Вау, вы заставляете меня действительно хотеть поехать. Это определенно будет более счастливым концом моего путешествия, чем этот".

"Почему бы вам не поменять билет? Вагон отходит примерно через полчаса, и мне пора возвращаться. Я уверена, что если вы поговорите с водителем и дадите ему десять долларов, он вас посадит. В любом случае, на этом автобусе мы доедем только до парома в Матноге, потом вы сможете купить билет на оставшуюся часть пути. Мы едем на Самар, там пересаживаемся на другой автобус до Сан-Рикардо, еще один паром до Суригао, а затем еще два автобуса через Минданао до нашего непроизносимого пункта назначения".

"Ого, а вы уверены, что мы сможем вернуться?"

Она покачала головой и рассмеялась: "Нет! Но я не уверена, что мы захотим".

"Звучит очень круто". Он сказал это задумчиво, с идеями, играющими в его голове. Она улыбнулась с искренним удовольствием: "Тогда вы поедете со мной?".

"Да, думаю, что да. Но позвольте спросить, что вы будете делать после недели в этой деревне на Минданао?".

Она отвела глаза. Он заметил, что ее лицо, казалось, закрылось: "Я не уверена", – сказала она, и он ей не поверил: "Возможно, я буду исследовать некоторые из близлежащих островов. Это не так далеко от Оза..."

"Верно."

Она собрала свои вещи: "Нам лучше пойти. Вы серьезно идете?"

"Да, если вы не сочтете, что я вмешиваюсь".

Она снова заверила его, что это не так. Он оплатил счет, и они вышли из торгового центра и пошли обратно по бульвару Аврора, странная пара, двадцать лет между ними. Она – неряшливая, маленькая и бледная, он – крупный, поражающий своей неопрятностью, но с врожденной элегантностью и властностью в осанке. Они не были неприметными, но филиппинцы, проходившие мимо, не обращали на них внимания, привыкшие к эксцентричности путешественников из англосаксонского мира: ботинки и шерстяные носки, странные шляпы и ярко-розовая кожа были лишь верхушкой айсберга. Филиппинцы восприняли все это спокойно.

Водитель автобуса принял от Хоффстаддера дополнительные десять баксов, выписал ему билет до Матнога и сказал, что после этого ему придется взять другой билет на оставшуюся часть пути.

Они сидели бок о бок на тесных сиденьях в течение десяти минут в тишине, которая могла бы быть некомфортной, но почему-то не была, и Хоффстеддеру показалось, что они в какой-то мере достигли понимания, пусть и временного, взаимной поддержки и защиты. Он не знал ее истории, но было легко понять, что она уязвима и одинока. Он не знал, что она увидела в нем, но было ясно, что она испытывает облегчение от того, что он рядом. Компаньоны, сказал он себе, пусть и временные.

Водитель в синей рубашке с большими пятнами пота под мышками поднялся на свое место и сел за руль. С помощью кнопки двери с шипением и грохотом закрылись. Затем автобус вздрогнул и задребезжал, и они попятились назад. Прерывистое пиканье предупредило об их движении, но, насколько Хоффстеддер мог видеть, никого это особенно не беспокоило. Затем они двинулись вперед и выехали со станции.

Он улыбнулся и показал в окно.

"В наши дни в Маниле не часто увидишь такие!"

Марион посмотрела и увидела сверкающий красный "Корвет", въезжающий в терминал междугородних автобусов.

"Красиво. Что это?"

"Corvette C8, совсем новый. Отличная машина".

Она с любопытством посмотрела на него: "Итак, что ждет вас, когда вы вернетесь?"

"В Вашингтон?" Она кивнула, и он задумался. Это был хороший вопрос. Один должен был ему помочь, но в сорок пять лет, потеряв практически все, что оставил, после стольких лет на Филиппинах, что он будет делать дома? Он улыбнулся ей.

"Это хороший вопрос. Мне, конечно, придется вернуться на работу, но после такого опыта возвращаешься с другой перспективой, не так ли?".

Она кивнула, словно понимая, что он имеет в виду: "Да, я полагаю, это правда".

"А как насчет вас? Что ждет вас дома, в Англии? Ведь это Англия, не так ли?".

Она засмеялась: "Это очевидно?" Он улыбнулся, а она посмотрела в окно на проходящую мимо улицу, перегруженную транспортом, людьми и вечными силовыми кабелями и знаками: "Ничего особенного, правда", – сказала она: "Полагаю, я найду работу, остепенюсь..." Она пожала плечами.

"У вас это звучит так привлекательно".

Они оба рассмеялись, потом замолчали, оба смотрели на проплывающий мимо город. Прошел час. Он немного задремал, и она тоже, а когда проснулся, обнаружил, что они уже за городом. Здесь было меньше силовых кабелей, больше деревьев и травы, и все выглядело чище. Он почувствовал облегчение, вздохнул и улыбнулся. Почему-то он чувствовал, что здесь им будет труднее. Он чувствовал, что с ними все будет в порядке.

Через некоторое время Марион тоже проснулась. Они вели уютную светскую беседу, а солнце медленно опускалось к горизонту, окрашивая свет в медные тона, а затем и вовсе уходя, погружаясь за горизонт. После этого они оба заснули: она – положив голову ему на плечо, он – прижавшись щекой к ее мягким светлым волосам.

Глава Тринадцатая

Феликс Маркос находился в комнате не менее тридцати шести часов. Точно сказать было невозможно. У него забрали часы и мобильный телефон; в комнате не было ни окон, ни телевизора, ни радио. Не было никакой точки отсчета, по которой можно было бы рассчитать ход времени. Каждый миг превращался в бесконечность. И в бесконечности каждой уходящей секунды он жил с неопределенностью того, что случилось с его женой и детьми. Он беззвучно плакал и проклинал себя за то, что не разработал планы, не подготовился.

Доктор Хэмптон предупреждал его и советовал ему. Они сидели за угловым столиком в "Голодном Сэме", пока доктор Хэмптон набирал ложкой куриный сотангон в свой рыхлый, влажный рот. Он говорил, глядя на суп, и прихлебывал его, посасывая с ложки.

"Правительство Соединенных Штатов может защитить вас до определенного предела, доктор Маркус", – сказал он: "Но вы должны понимать, что у нас нет здесь юрисдикции, и любое влияние, которое мы когда-то могли иметь, ну..."

Он пустил слова на самотек, затем промокнул рот бумажной салфеткой: "Мы, конечно, можем вам хорошо заплатить, но с точки зрения реального влияния на правительство, китайцы сейчас на подъеме. Вы это понимаете".

Доктор Маркус энергично кивнул: "Именно поэтому я здесь".

Доктор Хэмптон вернулся к своему сотангону, бормоча: "Конечно", между глотками: "Но я должен подчеркнуть, – он сделал паузу и скривил лицо в прерывистой улыбке, – рискуя показаться нудным, я должен подчеркнуть, что риск высок".

"Я не боюсь этого".

"А стоило бы. У вас есть семья, и если китайцы придут за вами, мы не сможем помочь".

Доктор Маркус сильно нахмурился: "Вы хотите сказать, что вам не нужна моя информация? Этот отдел, который они создают, создан специально..."

"Я знаю, доктор Маркус, чтобы нацелиться на Соединенные Штаты и НАТО, в первую очередь, по крайней мере, я знаю. И мне очень нужна информация, которую вы можете мне предоставить, но я также хочу, чтобы вы были в безопасности. И для этого вы должны все предусмотреть, доктор Маркус. Вы понимаете, о чем я говорю?"

"Принять меры?" Он пожал плечами и покачал головой: "Как?"

Доктор Хэмптон вздохнул, наклонил тарелку к себе и зачерпнул ложкой последний бульон.

"Вы должны получить надежный американский паспорт и водительское удостоверение, или британский, или австралийский, новозеландский, канадский... Один из них. И вы должны припрятать достаточно денег, чтобы покрыть свой побег. Вы должны хранить все это в надежном месте, где ваша жена сможет легко получить к ним доступ".

"У меня нет намерения бежать перед лицом врага".

"Это замечательно, но ваша жена и дети могут посмотреть на это по-другому. Если уж на то пошло, то и вы тоже, когда узнаете, что китайские Táotài bù придут за вами. Сделайте запас, доктор Маркус – мудрый человек всегда делает запас".

Он отмахнулся от совета доктора Хэмптона как от американской трусости, но сейчас горько сожалел, что не прислушался к нему.

Он встал и в тысячный раз прошелся по комнате. Он не ел с тех пор, как за ним пришли, но тошнота в желудке делала это невозможным. Мысль о еде вызывала у него отвращение. Он подумал о двух своих дочерях, подумал, поели ли они, и разрыдался. Он закрыл лицо руками и повторял снова и снова: "Мое высокомерие, мое высокомерие, мое высокомерие!".

Он повернулся. Через всю комнату перед ним была глухая стена. Справа – узкая односпальная кровать. Слева – маленький столик и стул. Позади него дверь, а над головой – плоский стеклянный диск, из которого непрерывно лился свет. Он с криком бросился на глухую стену и стал бить по ней кулаками. Стена была неподвижна. Его эмоции разбились о нее в пене, и, как отхлынувшая волна, он отступил и опустился на пол, где зарыдал, как ребенок.

Может быть, через час или через пять часов – время стало бессмысленным – в замке скрежетнул ключ, и дверь открылась. В дверном проеме стоял высокий мужчина. Он был широкоплеч, крепок и атлетически сложен в бледно-голубом костюме. Его глаза были в тени, но улыбка напоминала жестокий удар бритвы.

"Ваша гордость сломлена", – сказал он и жестом показал на лежащего на полу доктора Маркуса.

"Где моя семья?"

Мужчина взял со стола стул, повертел его в руках и сел на него, скрестив руки на спинке.

"Что бы я вам ни сказал, доктор Маркус, вы не узнаете, правда ли это. Если мне выгодно сказать вам, что они живы, я скажу вам, что они живы. Если мне будет угодно сказать, что их изнасиловали и убили, я так и скажу. Оба варианта одинаково возможны, как кот Шредингера, они и мертвы, и живы, пока вы не посмотрите. Но вы никогда не сможете посмотреть, доктор Маркус". Он засмеялся: "А ваша жена и ваши дочери будут медленно прогрызать себе путь в вашем желудке. Это их благодарность".

"Вы убили их".

"Нет." Он покачал головой. Его тон изменился: "Вы не думаете, доктор Маркос. Как я могу убить вашу жену и ваших детей? Если я потеряю этот козырь, я потеряю вас. Я не злой, доктор Маркус. Мне не нравится причинять боль. Скорее, у меня душа рептилии. У меня холодная кровь. Я ничего не чувствую. Мне все равно, если вы и ваша семья будете страдать от боли. Все, что мне нужно от вас – это информация".

В его животе мелькнула маленькая искорка, умирающий уголек темной надежды. Он сел: "Гарантируйте их безопасный проезд в американское посольство, и я клянусь, что расскажу вам все, что вы хотите знать".

Человек в синем костюме улыбнулся: "А как я могу быть уверен, что, когда они окажутся в посольстве, вы выполните свое обещание?"

Доктор Маркос поднял два пальца, словно в знак мира: "Во-первых, я знаю, что если я предам вас, вы не успокоитесь, пока не найдете и не убьете их". Мужчина тихо хмыкнул, и доктор Маркус продолжил: "Мне нужна не только их безопасность, мне нужен их мир и благополучие. Во-вторых, эта сделка состоит из двух частей. Вы обеспечиваете им безопасный проход в американское посольство, я рассказываю вам все, что вы хотите знать, а затем вы отпускаете меня, чтобы я присоединился к ним. Я знаю, что есть риск. Я знаю, что вы все равно можете убить меня, но я готов пойти на этот риск, чтобы гарантировать безопасность моей семьи".

Улыбка мужчины померкла, а его рот почти исчез: "Значит, вы признаете, что передали информацию американцам".

Доктор Маркус покачал головой: "Я ничего не признаю. Я сказал вам, что расскажу все, что вы хотите знать".

"Тогда вы отрицаете, что передавали информацию американцам. Это не может быть и тем, и другим".

Доктор Маркос вымученно улыбнулся: "Говоря вашими же словами, сэр, это как кошка Шредингера, и единственный способ заглянуть в ящик – это когда моя семья находится в американском посольстве".

Мужчина встал и пошел к двери. Там он остановился и посмотрел на доктора Маркуса глазами, которые привыкли смотреть на ужас, агонию и горе с холодной невозмутимостью: "Мудрость – это хорошо, доктор Маркус. Я рекомендую мудрость. Если вы будете умны, у вас будут проблемы, я гарантирую это".

Доктор Маркус покачал головой: "Пожалуйста, не интерпретируйте мои действия как умные. Все, чего я хочу, это безопасность моей семьи".

Высокий мужчина ушел.

Через пять минут свет потускнел. Он не погас полностью, а просто потускнел. Сначала изменение условий вызвало у доктора Маркуса крайний страх. Его желудок горел, а сердце сильно билось в груди. Но шли минуты, а ничего не происходило, и он начал думать, что, возможно, это награда за сотрудничество. Возможно, они дают ему возможность поспать.

Он переполз на кровать и закрыл глаза. Сон не приходил. Его мысли – навязчивые мысли о дочерях и о жене – переходили в иррациональные последовательности и короткие сны, которые заканчивались только тогда, когда он просыпался от спазмов ужаса. Тем не менее, то и дело ему удавалось задремать, возможно, на пару часов или больше.

В конце концов свет снова зажегся, ключ снова повернулся в замке, и вошел высокий китаец с двумя охранниками, толкавшими телевизор на тележке. Они ушли и закрыли дверь, а человек в небесно-голубом костюме протянул руку и дал доктору Маркусу мобильный телефон. После секундного разглядывания он понял, что это его собственный телефон. Он нахмурился и посмотрел на китайца.

"Что это?"

Китаец посмотрел на часы, через мгновение кивнул, и телефон доктора Маркуса зазвонил.

"Ответьте".

Доктор Маркус на мгновение уставился на экран, затем сдвинул панель и сказал: "Алло? Говорит доктор Маркус".

"Доктор Маркус, это Пол Хоффманн из американского посольства. У нас было довольно необычное общение с китайским посольством, вы что-нибудь знаете об этом?"

Он пристально посмотрел на китайца. Его сердце бешено колотилось, и он боролся за контроль над своим голосом.

"Да, да, я думаю, что да, возможно".

"Вы женаты, доктор?"

"Да, я женат, и у меня двое детей, две дочери".

"Не могли бы вы назвать мне их имена и возраст?"

"Конечно. Сара – моя старшая, ей восемь лет, Белла – младшая, ей всего пять, вы же видите, мы дали им американские имена!". Он засмеялся и с тревогой посмотрел на китайца, который оставался бесстрастным. Доктор Маркос продолжил: "Мою жену зовут Мауи, ей тридцать два года".

"У вас есть фотографии вашей жены и дочерей, доктор Маркос?"

Он бросил вопросительный взгляд на китайца, который кивнул один раз.

"Да, есть".

"Я собираюсь отправить вам WhatsApp, доктор, не могли бы вы ответить фотографиями вашей жены и детей?".

"Что это значит?"

"Когда вы пришлете мне фотографии, и мы сможем подтвердить, что говорим об одних и тех же людях, тогда я объясню, что происходит, доктор Маркус".

"Да, хорошо".

Его телефон пикнул, и он увидел, что сообщение было от Пола Хоффмана. Он нашел три недавние фотографии своей жены и дочерей и отправил их Хоффману. Через минуту голос Хоффмана снова зазвучал на линии.

"Прекрасно, доктор Маркус. Я могу подтвердить, что это действительно те люди, по поводу которых ко мне обращалось китайское посольство. Могу ли я спросить вас, считаете ли вы, что ваша жена и дети в настоящее время находятся в смертельной опасности со стороны филиппинского правительства?"

"Да", – он не смог избежать перехвата горла, – "они определенно находятся".

"Я спрашиваю потому, что китайское посольство предприняло очень необычный шаг – обратилось от вашего имени и от имени вашей жены с просьбой предоставить вашей жене и дочерям статус беженцев в посольстве. Они утверждают, что в настоящее время вы являетесь объектом преследования из-за научных знаний, которыми вы обладаете, и что правительство Филиппин намерено казнить вас без суда и следствия. Вы готовы это подтвердить?"

"Да, все верно. Пожалуйста, прошу вас, окажите помощь моей жене и детям. Иначе они убьют их".

Он заметил, что слеза сбежала по его лицу к носу, и вытер ее. Хоффманн сказал:

"А вы, доктор? Каково ваше положение?"

Он посмотрел на китайца, который пожал плечами. Доктор Маркус тяжело сглотнул и с бледным ужасом внутри себя сказал: "Сейчас я ничего не могу сделать, жена и дети для меня важнее всего. Возможно, позже, через несколько дней, я позвоню вам".

"Хорошо, у вас есть мой номер. Я полагаю, что ваша семья у ворот. Оставайтесь на линии, пожалуйста".

Высокий китаец в бледно-голубом костюме достал из кармана пульт дистанционного управления и включил телевизор. Съемки фильма велись с другой стороны Роксас-авеню. Там стоял черный лимузин с китайским флагом на переднем крыле. Через мгновение элегантная, хорошо одетая женщина с двумя симпатично одетыми маленькими девочками подошла и встала у передней части лимузина. С ними был седовласый китаец в темном костюме, который наклонился и заговорил с детьми, смеясь, и показал на камеру, снимавшую их. Все четверо помахали рукой, затем повернулись и пошли к воротам посольства.

Мужчина в синем костюме сказал: "Сейчас в машине находится человек, который целится в них из ружья. Если я нажму цифру один на своем телефоне, он выстрелит в них. Что мне делать?"

"Пожалуйста, оставьте их в живых. Я расскажу вам все, что вы хотите знать. Клянусь".

Человек в костюме сказал: "Нет разницы, в Маниле, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе или Плезантвиле, Вайоминг, если вы меня подведете, они умрут".

"Я знаю это."

"Хорошо."

Морпехи открыли ворота и ввели семью внутрь. Китаец протянул руку, взял телефон из рук доктора Маркоса и повесил трубку. Слезы навернулись на глаза доктора Маркоса.

"Он сказал, что я могу поговорить с ними".

"Не сегодня. По одному делу за раз. Сейчас пришло время поговорить с господином Вангом. Ему будет очень интересно узнать все, что вы нам расскажете".

Высокий мужчина встал и открыл дверь. Вошли охранники и увезли телевизор. Доктор Маркус встал. Его сильно трясло. Высокий человек улыбнулся своей рептилоидной улыбкой: "Не бойтесь, доктор Маркус. Если вы действительно готовы к сотрудничеству, вам нечего бояться".

Он кивнул один раз и изобразил небольшой поклон: "Я буду, я буду сотрудничать. Даю вам слово. Я расскажу вам все, что вы хотите знать".