Текст книги "Дева и плут (ЛП)"

Автор книги: Блайт Гиффорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Брат медленно убивает меня– всплыли в памяти слова графа, и она похолодела.

– Дело не во мне, а в лорде Редингтоне. Этот день может спасти его жизнь.

– Уильям, скорее всего, уже умер. – Он осушил кружку до дна и со стуком поставил ее на стол.

Наверное, у него в организме избыток черной желчи, подумалось Доминике. Иначе никак не объяснить его меланхолию. Он ведь однажды уже сотворил с Божьей помощью чудо. Зачем же отчаиваться? Неужто Господь откажется сотворить второе? Придется напомнить о его долге.

– Но он доверил вам свое послание…

Гаррен прищурился.

– Послание?

Выходит, граф не посвятил своего гонца в его содержимое?

– Я видела пергамент с печатью, – осторожно сказала Доминика, наблюдая за его глазами. – И сделала вывод, что это какое-то послание.

– Это письменное подтверждение подлинности перьев, – ответил он отстраненным тоном.

– Значит, я ошиблась. Но разве вам не хочется поскорее добраться до усыпальницы, чтобы помолиться о его выздоровлении?

– Мне что, отрастить крылья как у Блаженной Ларины и полететь? – Он издал саркастичный смешок. – На мне лежит не только долг перед Уильямом, но и ответственность за несколько душ. Предлагаете завести их в непролазное болото?

– Вы поведете нас не в одиночку. Рядом будет Господь.

Он демонстративно огляделся, обозревая пол, на котором вповалку храпели спящие.

– Что-то я не вижу рядом никакого Господа.

– Незримо Он всегда с вами. – Даже если Гаррен не святой, как он может отрицать тот очевидный факт, что Господь избрал его своим орудием? – Он помог вам спасти лорда Редингтона.

– Но я не смог спасти ничего из того, что Он у меня отнял. – Лицо его исказила озлобленная гримаса. Глаза стали похожи на твердый, темно-зеленый малахит. – Может, мне попробовать спасти вас, Ника?

Она облизнула губы и открыла рот, но слова не шли с языка. Внутри, угрожая разгореться пламенем, вспыхнул крошечный огонек.

– Спасти от чего?

– От ваших желаний. – Его ладони зависли над ее плечами, и она ощутила, как по коже поползли мурашки. – Вот например сейчас вы хотите, чтобы я к вам прикоснулся.

– Неправда.

– Неужели?

Большая, квадратная ладонь опустилась на изгиб ее шеи. Она затрепетала. Сердце подпрыгнуло вверх, забилось где-то в области горла. Это злость, сказала она себе, едва дыша. Обычная злость. Он разозлил ее. Вот почему в груди стало так тесно и горячо.

– Я, как и вы, хочу только одного. Как можно скорее добраться до святилища.

Обеими руками он плавно прошелся вверх по ее шее, заключил ее лицо в ладони и наклонился так близко, что она почувствовала его дыхание. И захотела попробовать его губы на вкус.

– Это что, очередное испытание? После того, как я обошла вас в теологии, вы решили зайти с другой стороны и испытать меня через плоть? Прекрасно. – Она стиснула зубы, чтобы остановить дрожь. – Моя вера сильна и выдержит любое искушение.

Большим пальцем он очертил линию ее подбородка, медленно провел им вдоль горла и остановился посередине, вынудив ее нервно сглотнуть.

– Даже такое?

– Да. – Она таяла в его руках. И впервые в жизни засомневалась в том, чего же на самом деле хочет.

Она хотела смотреть, как меняется под влиянием настроения цвет его глаз, превращаясь из травянисто-зеленого в изумрудный. Хотела слышать его смех, когда она скажет что-нибудь особенно умное. Внимать вместе с ним ароматам цветов, следить за полетом птиц в небесах, смотреть на звезды и день за днем познавать все сотворенные Господом земные чудеса.

Она хотела, чтобы он прижал ее к себе и никогда не отпускал из спасительного убежища своих рук, чтобы он залечил тот надлом внутри, о котором она до сего момента не подозревала.

Когда Гаррен отпустил ее, Доминику сотрясла дрожь разочарования.

– У вас есть постель. – Он перевел взгляд на пустую кружку. – Вот идите и ложитесь.

Окружающая действительность – запахи куриных объедков, дыма из очага и кислого эля – разом обрушилась на нее, распирая грудь. Словно, когда Гаррен трогал ее, она не дышала.

– Я твердо решила принять постриг и переложить Библию на английский язык. Вот чего я хочу. Вы сами одобрили мое решение. И моя вера достаточно крепка, чтобы устоять перед любыми соблазнами, которыми Господь испытывает меня через вас.

Она решительно оттолкнулась от края стола и встала. Гаррен не сделал попытки ее задержать, и тогда она на неверных ногах поплелась к лестнице, не останавливаясь и не оборачиваясь из страха превратиться в соляной столб – как жена Лота, которая обернулась, чтобы взглянуть на грешные Содом и Гоморру.

Но когда она поднялась на первую ступеньку, то все-таки не устояла перед соблазном услышать его голос и оглянулась.

– Неужели вам совсем нечего попросить у святой?

Он заново наполнил кружку элем, глядя, как сквозь тугую золотистую струю просвечивают, будто солнечные лучи чрез стекло витража, языки пляшущего в очаге пламени. Потом произнес:

– Разве что дар забывать.

Мир вокруг пошатнулся, и Доминика поспешила подняться наверх. Ориентируясь в темноте на храп Вдовы, она отыскала стоявшую у оконца кровать. Из конюшни внизу долетал запах слежавшегося сена и свежего лошадиного навоза.

– Ника, где ты была?

Услышав голос сестры, она вздрогнула.

– Мы обсуждали дорогу на завтра. Я думала, ты давно спишь. Надо постараться выспаться, пока есть кровать и крыша над головой.

– Увы, Господь не одарил меня глухотой как у Вдовы.

Она чувствовала, что сестра улыбается, но расслышала в ее голосе сдержанное страдание. Сестра всегда заботилась о ней. Теперь, когда ее терзала боль в спине и коленях, пришел черед Доминики о ней позаботиться. Но как?

– Тебе что-нибудь принести? Может быть, еще одно покрывало?

– Не нужно, спасибо. Все хорошо.

Доминика разделась. Скатав балахон и подложив его под голову вместо подушки, она примостилась на краешке кровати и натянула на себя простыню. На нее вдруг снова накатило то самое, пережитое наедине с Гарреном, чувство – словно она стояла на краю пропасти и с замиранием сердца готовилась прыгнуть вниз. Рядом зашуршал набитый соломой матрас. Сестра ворочалась с боку на бок, устраиваясь поудобнее.

– Сестра, ты еще не спишь?

– Нет. Что такое, дитя?

– Расскажи мне… – Темнота придала Доминике храбрости. – Расскажи мне о мужчинах и женщинах.

Шорох прекратился.

– Почему ты спрашиваешь?

Из-за Гаррена. Но в этом невозможно было признаться.

– Вот Джиллиан и Джекин… – торопливо заговорила она. – Почему Господь сделал соитие грехом, если по Его замыслу именно таким способом мы должны размножаться?

– В самом соитии греха нет. Похоть – вот что отвращает нас от Господа.

Этот довод бы ей известен. Она сама привела его Гаррену.

– Но их переполняло такое счастье. – Счастье. Это слово и близко не подходило для описания того наслаждения, невольной свидетельницей которого она стала.

– Что ж, счастливые браки приятны Господу. Истинная любовь между мужчиной и женщиной подобна любви Христа к его Церкви.

Все это Доминика слышала много раз и раньше, но теперь это сравнение казалось кощунственным.

За окошком, вторя храпу Вдовы, заухала сова.

– Ника, тебя одолевало искушение?

Да. Но она устояла. И это самое главное.

– Просто мир за пределами монастыря оказался сложнее, чем я себе представляла.

– То, что притягивает мужчин и женщин друг к другу, есть самая могущественная сила на свете. Прежде чем принять обет, убедись… – Шепот угас. – Убедись, что сможешь перед ней устоять.

– Конечно, смогу. – Но долго ли? Она устремила взгляд в темноту, мечтая, чтобы вместо потолочных балок над нею раскинулось звездное небо. – Сестра, а ты сама когда-нибудь испытывала искушение?

Снова скрежет совы – будто предостережение.

– Как и все смертные.

Доминике вдруг подумалось, что все происходящее с нею – часть Божьего замысла. Он испытывал сестру, и она устояла. Иисус в пустыне тоже устоял. Она перекатилась на бок и, подперев голову, попыталась рассмотреть во мраке лицо сестры.

– А как распознать его, это искушение?

– Когда ты возжелаешь мужчину превыше воды и пищи, превыше жизни. – Слова рвались наружу глухими проклятиями. – Превыше своей бессмертной души.

Какая же она сильная, подумала Доминика, закрывая глаза и готовясь прочесть перед сном молитву. Что ж, если сестра не дрогнула, то и она устоит. Она пройдет через все испытания и докажет Всевышнему, что достойна принять постриг.

«Введи меня во искушение, если иначе нельзя», – обратилась она к небу, – «и пошли мне сил устоять».

Однако вместо этого Господь подарил ей ночь невероятных снов.

***

Следующим утром Гаррен стоял на перепутье и, морщась от головной боли, чувствовал себя Моисеем, которому предстояло провести свой народ через пустыню. Небо милосердно заволокло солнце облаками, но легче от этого не стало. Каждый шаг болезненным эхом отдавался в его голове, которая трещала от эля, выпитого накануне, когда он опрокидывал в себя кружку за кружкой в попытке забыть.

Забыть о том, что ему предстоит разрушить ее жизнь. Что Уильям наверняка уже мертв. Что наутро перед ним встанет непростой выбор.

После часа пути из Эксетера на запад уклоняться от выбора более было невозможно. Слева от него лежала удобная, проверенная дорога вдоль морского побережья. Справа – неверная, но короткая тропа через болота. Один выгаданный день.

– Я всегда ходила южной дорогой, – сказала сестра Мария.

– Давайте пойдем через болото. – Саймон, совсем как Рукко в предвкушении боя, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. – Лично я не боюсь.

– Ох, не нравится мне эта затея, – высказалась Вдова. – Я хорошо помню, как мы заблудились в Пиренеях по дороге в Сантьяго.

Доминика молчала.

Щурясь, он устремил взгляд в сторону болот, будто мог разглядеть витые древние камни, венчавшие вершины холмов. Там обитают старые боги. Даже если и так, то что? Между старыми богами и новыми нет никакой разницы.

Ветер закружил по траве, окутав их запахом торфа и сырого гранита. Стоит ли так рисковать? Уильям наверняка уже мертв.

Но он дал слово. Он обещал доставить послание и принести перо. И если есть хоть какой-то шанс, пусть даже призрачный, что Ларина сможет повлиять на Всевышнего, если существует хотя бы небольшая вероятность, что он снова поможет Уильяму выкарабкаться…

– Carpe diem, – произнесла Доминика.

Пусть он не сможет подарить Уильяму жизнь, зато поможет ему упокоиться с миром.

Гаррен кивнул направо.

– Сюда.

Глава 11.

В этом краю заплутал бы и сам Господь – думал Гаррен следующим утром, глядя как из-за горизонта ползет солнечный диск, окрашивая желтоватым цветом бессердечное небо. Моисей скитался по пустыне сорок лет. Сколько же им по прихоти Божьей предстоит блуждать по болотам?

С самого рассвета пришлось идти очень медленно, с осторожностью ступая по топкому торфяному настилу поверх твердого, как основа мироздания, каменного плато. Холмы, усыпанные стадами овец, остались далеко позади. Изредка путникам попадались старые, давно заброшенные хижины, в которых свистел ветер. Вокруг не было ни единого деревца. Только каменные глыбы вклинивались в безжизненный пейзаж, вздымаясь из земли исполинскими витыми столбами, похожими на дым из котла преисподней.

С запада, напоминая о близости моря, тянуло сыростью. Лай Иннокентия, который ощетинивался на каждый шорох, стук лошадиных копыт и бесконечное ворчание Вдовы, пророчившей напасти, были единственными знакомыми звуками в этом враждебном, чужеродном пространстве.

– Что скажете? – спросил он Доминику, которая шагала слева.

– Мы словно на краю света, – прошептала она, во все глаза обозревая раскинувшееся перед ними пространство.

«Точнее не скажешь», – подумал он и вновь обратил взгляд на запад.

Внезапно горизонт заволокло туманом. Огромное облако, сырое и плотное, как свалявшаяся овечья шерсть, надвинулось на паломников и в мгновение ока, будто тьма египетская, окружило их непроглядной стеной. Первые минуты сквозь туман еще проглядывало тусклое пятнышко солнца, а потом исчезло и оно.

– Возьмитесь за руки! – крикнул Гаррен. Клочья тумана застилали ему глаза, забивались в уши и рот, поглощая слова. Услышан ли остальными его призыв?

– Где сестра Мария? – где-то слева испуганно вскрикнула Доминика. – Я ничего не вижу.

Он простер в направлении ее голоса руку, и она по локоть растворилась в тумане. Потом натолкнулся на пушистую макушку. Нащупал плечо, соскользнул по руке вниз, нашел ее кисть и крепко сжал, с облегчением чувствуя, как она пульсирует в его ладони.

Поводья, обмотанные вокруг его запястья, натянулись. Рукко, хоть и был закаленным в сражениях боевым конем, испугался невидимого врага и встревоженно заметался. Сестра Мария призрачной тенью качнулась в седле. Потрепав коня по шее, Гаррен попытался ее успокоить:

– Сестра, не бойтесь. Поводья у меня.

Вдалеке послышался лай.

– Иннокентий, ко мне! – Доминика рванулась в сторону, и Гаррен еле успел ее удержать.

– Ника, не ходите за ним, иначе потеряетесь. Он отыщет нас сам. Собаки это умеют. – Он очень надеялся, что не солгал.

А туман вокруг сгущался все сильнее и сильнее, будто древние боги прогневались за то, что путники потревожили их обитель.

– Слушайте все! – крикнул Гаррен в клубящуюся пустоту. – Пусть каждый возьмет своего соседа за руку и громко скажет свое имя. Сделаем перекличку. Давайте, по очереди. – Он нащупал холку Рукко. – Сестра?

– Я здесь.

– Гаррен, – с вызовом отозвался он, сжимая пальцы Доминики, доверительно лежащие в его ладони.

– Доминика.

– Джиллиан.

– Джекин.

Последним, где-то в самом конце, пробурчал свое имя Ральф.

– И что теперь? – От страха голос Джиллиан взвился до визга.

Туман наполнился многоголосым бормотанием.

– Надо остановиться и переждать.

– И сгинуть? Надо вернуться!

– Когда я заблудилась в Пиренеях…

– Давайте повернем назад и пойдем южной дорогой, как и следовало сделать с самого начала.

– Это безумие. Мы блуждаем на болотах вторые сутки. Отсюда уже не выбраться.

– Куда нам идти? – вцепилась в него Доминика. – Вокруг ничего не видно.

Она так верила, что Господь будет направлять их, но Он бросил их на произвол судьбы. И Гаррен разозлился на небеса за то, что они подвели ее.

– Мы пойдем вперед, – сказал он. – Все вместе. Держитесь за руки и, что бы ни случилось, не отпускайте друг друга.

Не слушая ничьих возражений, он расправил плечи и потянул паломников за собой, ощущая себя волом, волокущим тяжелый плуг.

Доминика пошла следом. Джиллиан и остальные, очевидно, тоже, ибо натяжение ослабло и идти стало легче. Неуверенно и медленно, огибая топкие места и напоминая заползшую на болота змею, людская цепочка двинулась вперед.

Никакого Господа я рядом не вижу. Прямо-таки напророчил. Ослепленный туманом, Гаррен не разбирал перед собою ни зги. Если бы не теплая ладошка Доминики, он бы решил, что остался совершенно один.

Со всех сторон его – лишенного слуха и зрения – обступили фантастические видения. Пронзительный сатанинский визг сменялся воем невидимых духов. Мимо проплывали, растворяясь в тумане, завернутые в длинные белые саваны девы. Затылок холодило чье-то ледяное дыхание, словно позади бесплотной угрозой притаился призрак. Смех да и только, ведь он верил в призраков не больше, чем в Бога. Но в этом месте был готов уверовать разом во всех.

Упрямо шагая вперед, он твердил себе, что всего этого не существует. Реальны только вязкая земля под ногами, поводья в правой руке и ладонь Доминики в левой. Все остальное – иллюзии, порожденные его воспаленным сознанием.

Солнца по-прежнему не было видно. Только впереди, медленно угасая, мерцало неясное сияние, и Гаррен вел паломников в направлении этого света. Что с ними будет, когда опустится ночь? Как они продолжат путь в темноте?

Вскоре он потерял счет времени. Не представляя, куда заведут его ноги, он шел, не снижая темпа, но не потому что уверовал. Просто ничего другого ему не оставалось.

В конце цепочки кто-то споткнулся.

– Это безумие. – Голос Ральфа. – Я возвращаюсь назад.

– Нет, подожди! – крикнул Гаррен и ощутил, что в цепи стало на одного человека меньше. Ральф, этот единственный человек, не навесивший на него титул Спасителя, ушел, исчезнув в зияющей пасти тумана. Чувство потери было таким острым, словно Гаррен потерял брата, но допустить, чтобы и остальные разбрелись по болотам, было нельзя.

– Сестра, – попросил он монахиню, – поддержите нас песней.

И сверху полилось, обволакивая его защитным коконом и перекрывая стенания духов, ее благодатное чистое пение.

Верь, и ты воспрянешь на крыльях

Взлетишь, как Ларина, взлетишь, как Ларина;

Верь, и ты взлетишь, как Ларина

Прямо в чертог Его.

Гаррен вскинул голову.

Песня, распирая грудь, распечатала его горло, и он вопреки туману запел. Он пел, и его переполняла пронзительная радость оттого, что он все еще жив. Пел и не страшился ни старых, ни новых богов. Пусть слышат. Пусть поразят его. Ему было безразлично. Если ему суждено умереть, он умрет, но не перестанет петь – исступленно, неистово, звонко.

За ним с небывалым рвением запели братья Миллеры. Затем Саймон – громко, взахлеб, доказывая всем, что он выучил слова до конца. Потом Джиллиан – протяжно и чисто. И, как обычно запаздывая, – Вдова.

Слева тихо выводила мотив Доминика. Слившись воедино, их голоса образовали хор, прекраснее которого он не слышал нигде, даже в церкви.

Внезапно позади раздался звук приглушенного удара, а следом вопль. Песня оборвалась.

– Что случилось? Все целы?

Обернувшись, Гаррен различил очертания торчащего из земли валуна – большого, пропитанного сыростью камня ростом почти с Доминику. Видимо, в эту махину и врезался Джекин.

– Не расшибся?

– Нет, – ответил Джекин и, заикаясь, спросил: – Что это может быть?

– Это обычный камень, – сказал он. – Или дорожная веха.

– Вон еще один! – крикнул Саймон.

Они увидели несколько валунов, которые образовывали круг.

– Наверное, это какое-то предостережение, – проговорил Джекин.

– Мы пилигримы, а значит бояться нам нечего, – возразила Доминика, но голос ее дрожал.

– Я слышала об этом месте, – тихо сказала сестра Мария. – По легенде несколько дев обратились в камни после того, как осквернили субботу танцами на болотах.

Липкий, почти осязаемый страх стрелой прошил их сцепленные руки. Гаррен стиснул ладонь Доминики. Нельзя, невозможно допустить, чтобы страх загнал их в болото.

– Господь защитит нас! – выкрикнул он ложь, в которую и сам хотел бы поверить. «Проклятье, ну докажи, что Ты существуешь!» – мысленно воззвал он к Всевышнему, который не защитил ни его родных, ни Уильяма.

И вдруг они услышали собачий лай, настойчивый и возбужденный.

– Иннокентий, где ты? Сюда! – крикнула Доминика.

Впервые у звука было четкое направление. И Гаррен, отчаявшись, пошел на этот звук и потянул за собой остальных.

Пока они шли, туман несколько рассеялся. Когда под ногами стала видна земля, по цепочке пронесся вздох облегчения.

Из тумана выплыла каменная стена, и Гаррен еле успел остановиться, чтобы не врезаться. Невысокая, взрослому человеку по пояс, она тянулась в обе стороны. Ее высоты могло хватить, чтобы сдержать овец, но не солдат. Впрочем, здесь, в этом странном месте воевать было не за что.

А за стеною жизнерадостно заливался лаем Иннокентий.

Гаррен выронил руку Доминики и пошел вдоль стены, ощупывая древнюю кладку в поисках прохода. Нашел и ступил внутрь.

И услышал журчание ручья. Увидел маленькие круглые хижины с обвалившимися крышами и кучку булыжников вокруг давным-давно умершего очага.

Чья-то заброшенная стоянка.

С его плеч будто сняли тяжеленный груз.

– Здесь мы и заночуем.

Внутри почерневшего круга обнаружилось несколько высохших веток. Откуда они взялись, было загадкой, ибо за весь день пути паломникам не встретилось ни единого дерева. Дрожащими руками Гаррен достал кремень и высек искру. Ветки занялись огнем, и его жар и сияние распугали оставшихся духов. Набрав за стеною торфа, паломники бросали его в костер, покуда дым густым потоком не взвился в ночное, чудесным образом прояснившееся небо.

***

Доминика сидела у костра и, расслабив глаза, задумчиво взирала на плывущие в прозрачном воздухе языки пламени. Иннокентий, этот пропахший торфом маленький герой, дремал у ее ног.

Гаррен сидел чуть поодаль за ее спиною, безмолвным щитом отгораживая Доминику от темноты после того, как весь день продержал ее за руку. Она прижала руку к губам, страдая от ноющего ощущения пустоты в ладони.

Сегодня он с помощью Всевышнего спас их – от ее глупости и упрямства. Это из-за нее они пошли через болота и заблудились. И почему она решила, что один сэкономленный день что-то изменит? Гаррен был прав. Лорд Ричард, верно, уже свел своего брата в могилу, и на пергаменте теперь написаны слова мертвеца.

Сквозь мерцающее пламя костра было видно, как братья Миллеры и Саймон играют в кости.

– Ну надо же, как мне сегодня везет! – вскричал Саймон. – И это после того, как Господь избавил нас от болотных демонов.

Ее пробрала дрожь. Где-то там, во мраке, блуждал в одиночестве Ральф.

– Перебрось, – потребовал старший Миллер. – Мне сегодня свезло не меньше.

– Господь присматривал сегодня за всеми нами, – молвила сестра Мария достаточно громко, чтобы ее услышала молодежь. – Давайте-ка лучше вспомним, ради чего мы вышли в путь. Я расскажу вам историю Блаженной Ларины, а вы, покуда будете слушать, молитесь за Ральфа.

Игроки отложили кости и притихли, своим недовольным видом напоминая детей, которых обещанием сказки уводят спать. Лекарь потряс Вдову за плечо и разбудил ее, чтобы она тоже послушала.

Доминика знала историю Ларины наизусть, но каждый раз внимала ей с неиссякаемым интересом. Когда-нибудь она обязательно перенесет ее на пергамент.

– Жила на свете девушка по имени Ларина, – начала свое повествование сестра. – Она верила в Бога и в то, что Он всегда будет оберегать ее. Однажды, когда она шла по лесу и несла гостинцы для одной бедной семьи, за ней погналась стая диких кабанов. Ларина бросилась бежать.

Десятки раз Доминика слышала эту историю, но отчего-то сегодня она воспринималась иначе. Если Господь хотел спасти Ларину, то почему Он не наделил ее способностью приручать диких зверей? Святые сплошь и рядом владели этим даром. Святой Амвросий, к примеру, был известен тем, что во младенчестве без ущерба держал в устах пчел, а святого Патрика понимали змеи и послушались его приказа уйти из Ирландии. Для Бога усмирить кабанов было проще простого.

– Она бежала со всех ног, – продолжала сестра Мария своим певучим, размеренным голосом. Ее слушателям стало немного жутковато. – Запиналась о корни деревьев, продиралась сквозь колючие ветви, которые застилали глаза и хлестали ее по щекам, но не останавливалась. Солнце тем временем опускалось все ниже и ниже. В лесу стало темно, и девушка уже не понимала, где она и куда несут ее ноги.

Сестра выдержала паузу и молчала до тех пор, пока Доминика не вспомнила, что по обыкновению в этом месте всегда задавала вопрос.

– И что случилось потом? – спросила она без былого энтузиазма.

– Потом она, наконец, выбежала из леса и помчалась дальше. Но вдруг увидела впереди высокий обрыв! А внизу бушевало море. Ларина поняла, что если прыгнет, то упадет в пену прибоя и разобьется о скалы. Она была обречена!

Братья Миллеры подались вперед. Вдова вытянула на голос сестры шею и навострила свое здоровое ухо.

– И тогда Ларина обратила взор к небесам и сказала нашему Отцу Небесному: «Я отдаю себя в твои любящие руки», а потом побежала прямо к обрыву, прыгнула и взлетела…

– Будто ангел! – восторженно воскликнула Доминика, наверстывая недостаток интереса в начале истории.

– Будто птица. Она взмыла ввысь, пронеслась над волнами и благополучно опустилась на камень, где кабаны не могли до нее добраться. И все потому, что Ларина не теряла веры, – назидательно заключила сестра. – Она доверилась Богу, и за ее спиной выросли крылья.

– Потому что она не теряла веры… – повторила Доминика шепотом. Похоже, не вера заставила ее настоять на своем в выборе дороги, а глупая гордыня. Потому что на деле она пала духом и утратила веру в Гаррена – и разуверилась в Боге – в первой же затруднительной ситуации.

– Господь перенес Ларину в безопасное место и защитил от бушующих волн. Теперь там стоит ее усыпальница.

– На острове? – послышался сзади несколько удивленный голос Гаррена.

– Скорее на большом камне, ибо там едва умещается ее могила и святилище с несколькими перышками из ее крыла. Попасть туда пешком можно только во время отлива.

– И как часто бывает отлив?

– Один раз в день, насколько я помню. В остальное время нужно нанимать лодку.

По небу, цепляясь за клочья тумана, плыла полная луна. Одного за другим паломников сморил сон, и тишина заполнилась дыханием спящих. Юноши, закутавшись в балахоны, легли на земле. Джекин и Джиллиан уединились в одной из полуразрушенных каменных хижин. Лекарь и Вдова захрапели в унисон, привалившись друг к другу.

Сзади повеяло холодом. Гаррен ушел.

***

Гаррен долго шел вдоль извилистой каменной стены, пока мерцание костра не осталось далеко позади. Потом опустился на землю и, привалившись к стене, спрятал лицо в ладонях. Коробочка реликвария и свинцовая ракушка холодили кожу. Смазанное пятнышко луны смотрело на него сквозь туман, круглое и насмешливое, как и предавшее их солнце.

Господь был безжалостен к нему – сегодня и всегда.

На одно безумное мгновение он вновь обрел веру. Поверил, что, если вознести молитву в святом месте, то Господь смягчится, и его друг останется жить. Ради того, чтобы выгадать день и успеть спасти Уильяма, он выбрал путь через болота. И чем все обернулось? Один из них безвозвратно сгинул, а остальные заблудились.

Давно он не ощущал такую всепоглощающую безысходность.

Как теперь сдержать данное Уильяму обещание? Монахиня сказала, что на остров можно попасть только во время отлива. Он тронул висящий на груди реликварий. Допустим, они каким-то неведомым образом доберутся до усыпальницы, но как незаметно туда проникнуть?

Доминика назвала его Спасителем. Но кого он спас? Да никого.

Будто в ответ на его мысли Доминика появилась рядом, высокая и бледная, словно ожившая из камня дева. Полная луна, засияв сквозь тонкую вуаль тумана, озарила ее так ярко, что он ясно увидел ее глаза. В них уже не было осуждения, только боль.

– Извините, – проговорила она. – Я не хотела мешать вам молиться.

Молиться… Смешно. Когда он в последний раз молился?

После того боя во Франции. За жизнь Уильяма.

– Что вам угодно? – Одним своим присутствием она бередила его совесть. Только этого ему не хватало сегодняшним вечером – напоминаний о том, что ему предстояло сделать.

Она встала перед ним на колени, опустив глаза на свои сцепленные в замок пальцы, по-детски гладкие и припухлые. Жизнь еще не отняла у нее невинную прелесть девичества.

– Я хочу попросить у вас прощения за то, что предложила пойти через болота. Из-за меня мы не выгадаем время, а наоборот, потеряем день или даже больше.

– Вы не при чем. Решение принимал я.

– На мне лежит грех гордыни. – Она взглянула на него глазами, полными отчаяния. – Я привыкла думать, что Господь исполнит любое мое желание, стоит только его чуть-чуть подтолкнуть.

Так истово верить могли только те, кто совсем не знал жизни, но высмеять ее наивность у Гаррена не повернулся язык. Уж слишком она напоминала ему о тех временах, когда в его сердце горела такая же безоглядная вера.

– Выходит, Господь разочаровал нас обоих, – сказал он.

– Нет, это я разочаровала Его. Я одна во всем виновата. Помимо гордыни я согрешила еще и тем, что малодушно утратила веру, тогда как не должна была ни на миг сомневаться в том, что вы нас спасете.

– О каком спасении вы говорите? – вырвалось у него. – Я завел вас в туман, но вместо того, чтобы выждать, пока погода наладится, вслепую потащил по болотам.

– Зато теперь мы в безопасности, а значит вы поступили правильно.

– Скажите это Ральфу.

– Он сам не пошел за вами. Это был его выбор.

Он покачал головой.

– Никому из вас не стоило идти за мной с самого начала.

Свинцовая ракушка тяжелым ярмом давила на шею. Доминика с благоговением дотронулась до нее, слегка вжимая ее в грудину.

– Почему вы утратили веру? Вы, у кого есть все основания верить сильнее многих.

– Эта бляха не свидетельство веры, а напоминание о ее бессмысленности.

– Но вы ходили в паломничество в Компостелу.

– Не я, а мой дед. – Он накрыл ее руку своей и ощутил холод свинца за теплом ее пальцев.

– Апостол Иаков не помог ему?

– Мы с вами уже выяснили, что пилигримов на свете больше, чем исцеленных.

Она отпустила ракушку и села, подвернув под себя ноги. Ее коленка прижалась к его бедру.

– Расскажите о нем?

Что ж, пусть узнает. Пусть поимеет представление о том, какое горькое разочарование будет ждать ее в конце путешествия.

– Это было во времена правления Эдуарда I, – начал он. – Задолго до моего рождения. Дед ушел воевать с шотландцами, а когда вернулся, его жена тяжело заболела. – Он называл ее не иначе как «моя возлюбленная супруга», с печалью вспомнил Гаррен. – Священник посоветовал ему совершить паломничество. Поклонись, мол, святыне, и она поправится. Дед облачился в балахон, взял посох и отправился в путь. Шесть месяцев он шел до Испании. Шесть месяцев обратно. А она тем временем умерла. Он потратил на бесцельные блуждания год, вместо того, чтобы провести это время с любимой. – Он поднес к лицу Доминики гребешок ракушки. – На память о том времени у него осталось только вот это. Бесполезный осколок свинца.

– Зато теперь они вместе. Они обрели счастье в раю, – возразила она, однако голос ее звучал уже не так уверенно, как раньше.

– В раю? – с горечью переспросил Гаррен. – Никакие обещания мнимого рая не возместят потерь на земле.

Он подумал об Уильяме, о своих родителях, о дедах и прадедах, о рыцарях, которые полегли во Франции. Какое невыразимое наслаждение – просто дышать. Быть живым. Смотреть на безукоризненно круглую бледно-кремовую луну на черном бархате неба. Каждая секунда, выигранная у смерти – бесценна. Каждый прожитый день – это дар.

Она смотрела на него, а он любовался разлетом ее бровей, похожих на птичьи крылья, лбом – высоким и чистым, еще не затянутым морщинками неизбежных жизненных тягот, – широко расставленными, синими как полночь глазами. Он хотел, чтобы она успела познать радости жизни до того, как завистливый Господь умыкнет у нее эту возможность.

Он взял ее за запястья, притянул к себе и обнял, вслушиваясь в ее дыхание.

– Ника, чтобы обрести счастье, необязательно дожидаться смерти.

Она прильнула к нему. Задышала глубоко и часто, откликаясь на близость его тела.

– Знаете, я много думала о том, что вы тогда сказали. О том, чтобы спасти меня от моих желаний. – Она говорила, уткнувшись лицом в его грудь, но сердцем он слышал каждое слово. – Господь поступил совершенно верно, поставив вас на моем пути. Точно так же он испытывал Иисуса, который провел сорок дней в пустыне, искушаемый Дьяволом.