Текст книги "Дева и плут (ЛП)"
Автор книги: Блайт Гиффорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Его лодка направлялась к святилищу.
Набросив балахон, она выбежала наружу, не задумываясь о том, сможет ли справиться с веслами или остановить лорда Ричарда. Господь однажды уже спасал ее от смерти в воде, значит поможет еще раз – ради Уильяма.
И ради Гаррена.
Доминика столкнула лодку в воду и поволокла ее по мелководью, не обращая внимания на то, что вода забирается в башмаки и пропитывает подол балахона. Ухватившись за борт, она попыталась подтянуться и залезть внутрь. Ничего не вышло. Лодка неистово закачалась на волнах. Поднимая брызги и чувствуя, как соленая вода обжигает исцарапанные ладони, Доминика пыталась удержать ее, но лодка, подхваченная течением, ускользнула и поплыла вперед.
Путаясь в отяжелевших от воды юбках, она пошла за нею на глубину, усилием воли подавив страшные воспоминания о том, как едва не утонула в реке. Сегодня рядом с нею не было Спасителя. Сегодня придется спасать себя своими силами. И себя, и Гаррена. Стиснув выбивающие дробь зубы, она оттащила лодку назад на мелководье, где вода доходила до пояса, кое-как перевалилась за борт и плашмя плюхнулась в лужицу на просоленных досках днища.
Когда она подняла голову, то увидела, что отлив медленно понес ее к усыпальнице.
Она села. Глядя на отдаляющийся берег, нащупала тяжелые, шершавые весла. Чтобы выровнять направление, несколько раз ударила по воде одним, потом вторым. В ладони вонзились занозы. Она бросила взгляд на уступ скалы, за которым лежала с Гарреном, и у нее защемило сердце. Однако времени предаваться мечтам не было. Если лодку занесет влево, она разобьется о скалы, если же вправо, то течение увлечет ее в открытое море.
Она оглянулась через плечо, чтобы проверить, прямо ли плывет лодка, и увидела на берегу тощую фигуру лорда Ричарда. Он ждал ее.
Продолжая грести, она поняла, что не может повернуть назад. По такому пути направил ее Господь – или судьба. Она должна найти в себе смелость принять этот путь.
У нее заболели плечи, а на правой ладони вздулся волдырь мозоли. Вряд ли чистилище страшнее этого медленного, рваного движения навстречу погибели с одной лишь призрачной надеждой на спасение.
Лодка глухо ударилась о берег. Доминику швырнуло вперед, когда лорд Ричард дернул лодку на себя, вытаскивая ее из воды.
– Молодец, что тоже пришла. – Его дребезжащий смех резал слух. – Можно теперь не ломать голову, каким образом устроить твою смерть.
Не успела она открыть рот, чтобы закричать, как он заткнул его тряпкой.
– Когда с ним будет покончено, я просто столкну тебя со скалы. Люди найдут внизу твое мертвое тело и сделают логичный вывод, что ты опять пыталась взлететь. Только на сей раз тебя некому было спасти.
Доминика ударила его по лицу. Он схватил ее за запястья, прижал после короткой борьбы к днищу лодки и связал руки, а затем и лодыжки. Грудь его тяжело вздымалась, и она порадовалась, что смогла хоть немного, но вымотать его и выгадать для Гаррена несколько минут.
Достав кинжал, лорд Ричард осторожно опустил его в мешочек у пояса.
– Сиди тут, – вполголоса приказал он ей, как собаке.
Под его шагами захрустела галька, когда он крадучись направился к маленькому строению усыпальницы, а она онемевшими пальцами принялась распутывать узлы веревки, которая стягивала ее ноги.
***
Балансируя на груде камней, Гаррен с трудом дотянулся до крутящегося вокруг своей оси реликвария.
На западном оконце сидела и наблюдала за ним, склонив голову на бок, чайка. Странно, подумал он, нахмурившись. В этот час птицы обычно спят.
Он вытер скользкую от пота ладонь о тунику и вернулся к перьям.
Уцепившись за крохотную задвижку, он откинул ее и потянул на себя заржавевшую от времени створку. Она скрипнула и неохотно отворилась. Наклонив реликварий, он заглянул внутрь.
Внутри лежало три пера.
Одно серое, как оперение чайки. Второе размером побольше, с очищенным стержнем, как у перьев для письма. И, наконец, третье – маленькое облачко пуха.
Трясущимися руками Гаррен потянулся к нему, и тут сквозняк подхватил перышко в воздух.
Он захлопнул створку, отчего она сорвалась с истлевших петель, и оставшиеся два пера выпали и упорхнули в темноту. Гаррен соскочил на пол. Упав на колени, он зашарил вспотевшими ладонями по бугристому полу в попытке нащупать среди грязи, оставленной подошвами пилигримов, хотя бы одно перо.
Сзади застонали петли входной двери.
Все его чувства молниеносно обострились. Он вытащил из ножен кинжал и встал, как перед боем окидывая комнатку острым взглядом.
Внутрь вошел, держа наготове кинжал, Ричард.
Черт, даже сегодня Господь не обошелся без подлости.
Оскалившись, Ричард указал кинжалом вверх, где под потолком, отбрасывая на стены дырявые пятна желтоватого света, раскачивался фонарь.
– Крадешь реликвии? Как нехорошо. Спаситель оказался не таким святым, каким притворялся.
– Что привело тебя в усыпальницу посреди ночи, Ричард? Неужто желание помолиться? – Он повысил голос. – Так я разбужу священника.
Ричард фыркнул.
– Можешь не кричать. Этот пьянчужка спит беспробудным сном.
– Тогда, верно, ты пришел, чтобы убить меня, как убил своего брата.
– Вот так обвинение! – Ричард усмехнулся, пританцовывая на цыпочках. – Я пришел затем, чтобы забрать одно интересное письмецо. – Он протянул руку. – Давай его сюда.
– Не понимаю, о чем ты.
– О, ты все понимаешь. Я говорю о письме, которое якобы составил мой брат и где мне предъявлено обвинение в отравлении. О том самом письме, в котором он завещает все свои земли тебе. Какой трагический фарс. Человек, которого все считали Спасителем, замыслил наложить лапу на земли своего благодетеля.
– Мы оба знаем, кто из нас двоих пошел ради этого на убийство.
– А самое прискорбное состоит в том, что это письмо – подделка. Его подделала по твоему наущению Доминика. Ты ведь даже не догадывался, да?
– О чем? – Заставляя себя не терять бдительности, он осторожно переместился правее, чтобы их с Ричардом по-прежнему разделяла груда камней.
– О том, что деньги, которые были обещаны тебе за ее совращение, шли от меня. Ты правда не знал, что у матушки Юлианы нет ни гроша?
– От тебя? – Маскируя ненависть, Гаррен изобразил удивление. Пускай мнит себя хитрецом. Пускай продолжает болтать. Это даст ему время. Передразнивая жест Ричарда, он тоже протянул руку вперед. – Тогда заплати мне. Я заработал эти деньги.
– Боюсь, ты не успеешь их потратить. – Он перестал ухмыляться и состроил недовольную гримасу. – Отдай послание сам, или я заберу его с твоего мертвого тела. Никто не осудит меня за убийство убийцы. А маленькая переписчица разобьется о скалы, еще раз попытавшись взлететь.
Ника. Но она же спит в хижине, она в безопасности.
– Что ты имеешь в виду?
– Она увязалась за мной. – Он засмеялся. – Полагаю, из желания побыть на сей раз твоей спасительницей.
Сильно, до боли в ладони, сжимая кинжал, Гаррен испытал сильнейшее желание вцепиться Ричарду в глотку и наказать за то, что он посмел осквернить ее своим грязным языком.
– Где она?
– Ах, так значит ты все же ее попробовал?
Он проклял себя за то, что обнажил перед врагом свое уязвимое место.
– Завидуешь, Ричард?
– Сомнительное удовольствие брать девственниц я оставляю грешникам вроде тебя. Но раз уж она пала… – Он пожал плечами. – Можно и соблазниться.
Пусть отвлекается на болтовню, подумал Гаррен и сделал шаг вправо. Следуя за ним, Ричард то заходил в тень, то выходил на свет фонаря, который перестав кружиться, ровно светил над могилой, и лицо его попеременно белело и становилось черным как смерть.
– Можешь не настраиваться на долгую драку, Спаситель. – В свете луны блеснули его клыки. – Никколо – эксперт по части ядов. – Мерцание фонаря выхватило из темноты острие кинжала. – Хватит и одной царапины.
Яд. Гаррена пробрала дрожь. Унизительная, недостойная смерть. Он встряхнулся, расслабляя мышцы перед схваткой.
– Тогда я заберу тебя с собой.
Ричард пружинисто подпрыгивал на носках, что-то бормоча себе под нос и кинжалом описывая в воздухе небольшие круги. Он мог позволить себе не прицеливаться, чтобы нанести смертельный удар. Для победы ему будет достаточно задеть до крови кожу.
У Гаррена же была всего один попытка на то, чтобы спасти себя и Нику. И потому он упорно отступал назад.
Сделав по усыпальнице круг, они вернулись на былые позиции и замерли. Ричард насмешливо фыркнул.
– Хочется верить, что за деньги ты дрался смелее, наемник.
Внезапно дверь отворилась, и на пороге появилась Ника. Руки ее были связаны. Во рту, не давая говорить, торчала тряпка. Она взглянула на него безумными глазами, и сердце Гаррена остановилось, ибо он знал, что Ричард доберется до нее первым.
– Ника! Берегись!
Ричард больно прихватил ее локтем за горло, точно хищный зверь, который, прежде чем убить свою жертву, собирался немного придушить ее.
– Разве тебе не было сказано сидеть в лодке? – Кинжал завис чуть ниже ее уха.
– Ника, не двигайся. Кинжал отравлен.
Крепко держа ее, Ричард рассмеялся.
– Все складывается просто идеально. Ваши тела останутся здесь, и все решат, что Господь убил вас на месте за осквернение святилища Ларины. – Он наклонился близко к лицу Доминики и зашептал – громко, чтобы слышал Гаррен: – Очень жаль. А я-то рассчитывал сперва с тобою побаловаться. – С этими словами он вытащил из ее рта кляп и заменил его своими губами.
Гаррен рванулся вперед, но Ричард уже отстранился и, предостерегающе покрутив головой, вернул кинжал к ее горлу.
Она высунула язык, пытаясь избавиться от гадкого вкуса его поцелуя.
– Где священник? Почему ты не отдал ему послание?
– Я выполнял клятву.
Уклоняясь от кинжала, она неотрывно смотрела на Гаррена.
– Ты же не веришь в клятвы. И не выполняешь те, что давал.
Реликварий Ларины, поскрипывая, покачивался у него над головой – пустой, как и его оправдания.
Ричард расхохотался.
– Она права, наемник. Ты ценишь только те клятвы, за которые заплачено золотом. – Локтем он притянул ее голову к себе и доверительным шепотом сообщил: – Представляешь, я застал его за воровством. Он крал перья Ларины.
Гаррен беспомощно смотрел, как недоверие на ее лице постепенно сменяется осмыслением. Она уставилась на пустой серебряный коробок у него на шее.
– Так вот зачем были нужны те перья, – прошептала она. – Кто заплатил тебе за то, чтобы ты подменил ими настоящие?
– Никто.
– Почему я должна в это верить?
– Ему заплатили, чтобы он сделал кое-что другое. – Ричард презрительно хохотнул. – Ты все еще считаешь его святым? Я расскажу тебе, какой из него святой.
Все происходящее замедлилось. Гаррен мог видеть каждую черточку ее лица, каждую бесценную ресничку вокруг ее синих глаз и, совершенно беспомощный, понял, что сейчас скажет Ричард.
– Ты же знаешь, Уильям заплатил мне за паломничество, – в отчаянии вымолвил он. Живот его скрутило. Такого страха он не переживал даже на войне. Даже если он спасет ее жизнь, то получится ли спасти ее доверие? Он крепче вцепился в кинжал.
Доминика увидела, как Гаррен сжимает кинжал. Ричард всем телом прижимался к ней со спины. Тусклый фонарь качался от сквозняка, и вместе с ним качалась вся комната. У нее закружилась голова.
Куда же запропастился священник? Думай. Ричард просто пытается запутать тебя.
Надо тоже попробовать запутать его и спасти Гаррена. Она оглянулась, ощущая спиной тело ненавистного врага и чувствуя на шее холодную сталь кинжала.
– Гаррен не знает, что написано в послании лорда Уильяма.
Ричард издал смешок, обдав ее кислым дыханием, и вплотную приблизил свое лицо. Внезапно она содрогнулась от дурного предчувствия. Она не хотела слушать, что он сейчас скажет, но руки ее были связаны, и она не могла зажать уши. Его губы мазнули ее по виску. Она отклонилась назад, но закрыться от его слов не смогла.
– Твой драгоценный Гаррен, который увивался за тобой, который ласкал и целовал тебя, делал все это ради денег.
Стыд опалил ее щеки.
– Вы лжете. – Его ложь не заставит ее усомниться в Гаррене. – Кто бы стал нанимать его ради такого?
Вонь его смеха проникла в ее поры.
– Я.
– И зачем бы он согласился?
– О, он не знал, что за этим стою я. Он думал, его наняла мать Юлиана.
Доминика вспомнила слова настоятельницы. Если случится хоть малейшая неприятность… Она молча смотрела на Гаррена, а лорд Ричард продолжал изливать на нее свои откровения:
– Все это время ему нужны были деньги, а не ты.
Ее бросило в жар, потом в холод, потом замутило, точно от яда, которым Ричард потчевал Уильяма, и лучше бы оно так и было на самом деле. Сквозь пелену слез лицо Гаррена расплылось в мутное, неузнаваемое пятно.
– Ника, пожалуйста, дай мне все объяснить…
Все это время ему нужны были деньги, а не ты.
Она просила его, умоляла овладеть ею. Потому что бесконечно доверяла – даже зная, что он не тот, кем казался в начале. Она даже поверила в то, что его правило не думать о завтрашнем дне и наслаждаться настоящим – единственно правильный способ жить.
– Это правда? Ты сделал это ради денег? – Она сглотнула, отчего острие кинжала прижалось к ее горлу до опасного близко.
– Ника, тогда я не знал тебя.
– Но ты знал меня вчера. – Когда брал меня.
Чтобы не видеть его, она закрыла глаза и открыла их уже другой женщиной. Мир был бесконечно стар. Все, что было для нее дорого, исчезло. И она поняла, что жизнь ее закончится на грязном полу этой маленькой каменной лачуги, построенной над костями давным-давно умершей женщины.
– Похоже, я ошибалась в тебе так же, как ошибалась в Боге.
Глава 25.
Язык Гаррена прилип к гортани. В груди стало тесно, и он остро пожалел, что вообще повстречался на ее пути. Уничтожив все, что составляло ее жизнь, он ничего не дал взамен. У нее не было никаких причин доверять ему. Господь, должно быть смеется сейчас над ним, учинив это идеальное отмщение.
– Ника, ты должна мне верить. – Но с какой стати? Он сам бы себе не поверил. – Когда мы… когда я… я не думал, что…
– Довольно. – Ричард рывком прижал ее к себе. Со связанными впереди руками она походила на мученицу, готовую принять смерть на костре. – Ваше паломничество окончено, – рявкнул он. – Давай сюда послание.
Пошарив за воротом туники, Гаррен достал свою драгоценную ношу – помятый, пропитавшийся за время пути потом, листок пергамента – и, привлекая внимание Ричарда, поднес его к свету.
– Вот. – Он увидел, что клинок немного отодвинулся от горла Ники. – Отпусти ее, и оно твое.
Облизнув губы, Ричард указал острием кинжала на пол.
– Положи его наземь.
Гаррен напряг плечи, стараясь не выдать облегчение. Кажется, план, как отвлечь Ричарда, работает.
– Там его может унести ветер. – Он сделал шажок вперед. Надо подойти поближе. До Ричарда по-прежнему было не достать. – Ну же, возьми.
– Нет! Ты же дал слово Уильяму! – Ника начала отчаянно вырываться, и Ричард, отступив назад, снова прижал острие кинжала к мягкой впадинке по ее подбородком. Сердце Гаррена запрыгало в груди как огонек свечи на ветру.
Он помахал посланием, искушая Ричарда отпустить Доминику и потянуться к добыче.
– Чего ты ждешь? У нее связаны руки.
– Если ты не можешь отомстить за Уильяма, это сделаю я, – сказала она.
Ника, замри. Позволь мне спасти тебя.
– Вот оно, Ричард. Подойди и возьми.
Удерживая ее, Ричард согнулся в поясе и растянулся между ними двумя, простерев в направлении Гаррена руку с кинжалом.
Пора.
Гаррен сделал выпад, целясь кинжалом в ребра, и промахнулся.
Доминика вывернулась и связанными руками, точно тараном, ударила Ричарда в живот. Взмах кинжала, и Ричард полоснул ее по руке. Она попятилась назад, натолкнулась на стену и осела на пол.
– Ника, не шевелись. – Если он опять промахнется, никто из них не переживет эту ночь. – Яд может распространиться.
В свете луны Ричард черным силуэтом пританцовывал на носках, рассекая окровавленным кинжалом пустое пространство между ними.
– Смотри, как она умирает. А потом я убью тебя.
Гаррен заставил себя отвернуться от Ники и сосредоточить внимание на Ричарде. Чтобы нанести смертельный удар, нужно подобраться к нему вплотную.
Ричард со смехом взмахнул кинжалом, описав им большой круг, и лезвие просвистело совсем рядом с чайкой, которая восседала в проеме западного окна. Издав пронзительный крик, птица захлопала крыльями и ринулась на него.
Не понимая, что происходит, Ричард замахал над головой руками.
Вот он, его второй шанс. Удар – и Гаррен задел кинжалом его левый бок.
Скрючившись, Ричард завертелся на месте. Хватка его ослабла, и кинжал со стуком упал в тень.
– Будь ты проклят, чертов наемник, – взвизгнул он и подобрал кинжал прежде, чем Гаррен успел ударить его еще раз. Его лицо исказилось в жутковатой гримасе. – Другого шанса у тебя не будет.
Никакое чувство самосохранения не могло удержать его от взгляда на Нику. Вместо того, чтобы сидеть и не двигаться, как он просил ее, она елозила подошвами по полу, пытаясь встать.
Услышав крик, он вздрогнул и понял, что отвлекся.
Чайка вновь бросилась в атаку.
Вцепившись когтями в волосы Ричарда, она отчаянно хлопала крыльями, а тот в бешенстве молотил воздух руками, пытаясь вслепую попасть по юркому, покрытому гладким оперением тельцу. Уворачиваясь от ударов, птица то взмывала вверх, то камнем бросалась вниз, щипая клювом его уши, царапая когтями щеки и руки, пока он, точно запертый в ловушке со своими кошмарами, неистово метался по комнате с залитым кровью лицом.
Вдруг она села на его левое плечо, словно на ветку дерева майским утром, и затихла. Осознав, где она, Ричард медленно занес над нею кинжал. Чайка не шелохнулась, точно не видела в этом никакой угрозы.
Резким движением он опустил кинжал вниз.
Птица упорхнула, и лезвие рассекло его собственную плоть до кости.
С ужасом взирая на отравленный клинок, Ричард закричал и бухнулся на колени, стискивая зубы от боли, которая только начиналась. На Гаррена обратились обезумевшие глаза.
– Я не хочу умирать ее смертью. – Его затрясло. – Прошу, прикончи меня.
Гаррен сжал скользкую рукоять кинжала. Нет. Пусть мучается. Это Божье возмездие.
Сзади застонала Ника.
Быстрая смерть будет слишком легким концом для того, кто ранил ее и убил Уильяма. Что для такого человека может сделать Спаситель?
Но, глядя на то, как Ричард умоляет его, корчась от боли и заливаясь слезами, Гаррен ощутил, как в душе шевельнулось милосердие. Сострадание вытеснило месть.
– Хочешь побыстрее оказаться в аду?
– Ну же. Скорее.
И когда Гаррен нанес удар, он понял, что тот продолжит мучиться – вечно, в аду.
Выронив кинжал, он опустился на колени рядом с Никой. На правом рукаве ее балахона, чуть пониже локтя, темнело кровавое пятно.
– Ника, опусти руки. – Он выровнял голос, но успокоить сердце, которое колотилось так сильно, что свинцовая ракушка с каждым ударом вздрагивала на груди, не смог. – Дай я посмотрю.
Он отогнул пропитавшуюся кровью серую шерстяную ткань и, осознавая полную свою беспомощность, осмотрел рану. Ричард предпочел быструю смерть, потому что был тяжело ранен, но клинок был пропитан ядом, а значит даже крошечный порез повлечет за собой медленную, мучительную смерть.
Она прижала руки к груди.
– Это правда? То, почему ты… почему мы… почему ты был со мной?
Среди всех его прегрешений, в которых обвинял его ее взгляд, этот грех был самым тяжелым, и он захотел по-настоящему стать ее Спасителем. Захотел, чтобы она осталась жить, пусть даже потом она навсегда оставит его ради Бога. Но увы, он не знал, как это сделать.
Мысли визжали в его голове громче пронзительных криков Ричарда. Боже, я в твоих руках. Да свершится воля Твоя.
Вместо ответа он услышал рокот волн и воркование птиц.
Сердце его замедлилось и застучало в такт голосу волн. В душе установилось странное, почти осязаемое спокойствие, заглушая предсмертные хрипы Ричарда, блокируя страдальческий взгляд Доминики и усмиряя его страхи.
Взглянув на ее раненую руку, он понял, что нужно делать.
Разорвав рукав балахона в месте, где была рана, он вытер с надреза на коже кровь. Она тут же проступила снова, собираясь в черные сгустки.
Он приложился к ране губами, высосал немного густой, островато-сладкой жидкости и сплюнул ее на пол.
Потом сделал то же самое еще раз.
И еще раз, и еще. Упрямо высасывая и сплевывая отравленную кровь, он ни на секунду не задумался о том, что будет, если яд отравит его самого.
– Знаешь, ты был прав… – Ее шепот был еле слышен. – Бессмысленно верить в то… в то, что нельзя увидеть. – Тело ее обмякло. Она медленно моргнула, и ее взгляд стал отсутствующим, хотя глаза были открыты.
На мгновение ему показалось, что на него смотрят синие глаза Уильяма. Он вновь почувствовал запах его крови, смешанный с вонью французской земли. И понял, что сможет спасти ее – от чистилища, или от рая, или от того места, куда хотел умыкнуть ее Бог – только при одном условии: Ника сама должна захотеть выжить, как захотел когда-то Уильям.
Он хотел встряхнуть ее, но вместо этого бережно сжал ее плечи, боясь, что любым другим действием поможет яду просочиться глубже в ее тело.
– Ника, посмотри на меня.
Она озадаченно прищурилась, как будто не осознавая, что с нею и где она находится.
– Когда-то ты называла меня Спасителем. Так вот, я хочу спасти тебя. – Голос его охрип, и он откашлялся. – Но ты должна мне помочь.
Она повела головой.
– Почему я должна тебе верить?
Он взглянул на ее привалившуюся к стене фигурку и понял, что верит в нее сильнее, чем во что бы то ни было за всю свою жизнь.
– Ты верила в меня, когда не знала даже моего имени. Доверься же мне сейчас, когда ты знаешь обо мне все.
Она закрыла глаза. Тишина.
Он заставил себя ждать. Нужно было продолжать высасывать кровь, но он должен был убедиться, что при этом она будет с ним. И она, и Господь.
Прошла вечность.
– Ника?
Она не ответила. Подержав палец около ее носа, он с облегчением ощутил тепло ее дыхания. Она была жива, но он терял ее. Связь, соединившая их силой болотного духа, распадалась. Нужно как-то достучаться до нее, вырвать из пустоты смерти, вернуть назад.
Он поднес ее ладонь к своим губам и тронул языком чувствительное местечко между пальцами.
Уголок ее рта дернулся вверх.
Он окунул кончик ее среднего пальца в рот, вбирая ее в себя, как в то утро, когда они, перекатываясь на песке, любили друг друга.
Ее улыбка стала шире.
Чувствуя, как надежда покалывает ладони, он перецеловал все ее пальцы.
– Ника, сейчас я высосу яд, а ты лежи тихо и молись Блаженной Ларине.
Улыбаясь, она слабо прошептала:
– Иногда Богу нужно чуточку помочь.
– Вот и помоги, – сказал он отрывисто, вновь прикладываясь к ее ране и высасывая из нее смерть.
Стоны Ричарда затихли, и Гаррен услышал шум моря, размеренный, как биение его сердца. Под потолком, в унисон с волнами, поскрипывал пустой реликварий.
Когда ее дыхание стало глубоким и ровным, он поднял голову и впервые за долгое время вздохнул полной грудью. В оконце, на фоне бледно-золотистого утреннего неба, сидела, склонив голову, чайка, а снаружи кричали ее товарищи, приветствуя новый день. Она ответила им, взмахнула крыльями и улетела.
И оставила на полу три пера.
Мгновение Гаррен оцепенело смотрел на них, не в силах пошевелиться. Одно перо было серым, с черным оперением на кончике. Второе – облачком белого пуха. Стержень третьего был почти полностью гол, только на верхушке осталась легкая бахрома.
Он протянул руку, и в этот момент ветер, закружив по комнате, унес перья за груду камней на могиле Ларины.
Он кинулся за ними в погоню и увидел на грязном полу за могилой не три, а шесть перьев.
Из каморки священника донеслось шарканье шагов.
Я услышал тебя, Боже. Она принадлежит тебе. На этот раз точно.
– Кто здесь? – послышался заспанный голос.
Трясущимися руками Гаррен открыл реликварий, висевший у него на шее, и спрятал туда три ближайших к нему пера. В момент, когда он закрывал створки, из каморки вышел, моргая со сна, старик-священник и недоуменно спросил:
– Что здесь происходит?
***
Солнце поднялось уже высоко, а Гаррен все объяснял священнику, почему святилище залито кровью мертвого мужчины и раненой женщины. Баюкая на руках Доминику и изнывая от нетерпения вернуться обратно на берег, он вновь и вновь растолковывал ему о битве при Пуатье, о просьбе Уильяма, о полуночном визите Ричарда и об отравленном кинжале.
Наконец старик сощурил против света свои водянистые глаза и развернул измятый пергамент. Трижды перечитав послание, он заключил, что Господь самолично наказал Каина, замыслившего убить своего брата. Потом трясущимися руками подобрал с пола перья, бережно положил их в реликварий и, приладив дверцу, повернул задвижку.
О чайке Гаррен не сказал ни слова.
Глава 26.
В тот день Доминика больше не вернулась в усыпальницу.
Пока брат Иосиф кудахтал вокруг нее, Лекарь наложил на рану плотную повязку. От настойчивого предложения Джиллиан выздоравливать лежа в постели она отказалась. Гаррен тем временем объяснил паломникам, как умер Ричард, сказав, что тот отправился в усыпальницу за покаянием, и Господь, услышав его молитву, немедля прибрал его.
Вдова громогласно заметила, что Всевышний вряд ли забрал его на небеса.
Для паломников, впрочем, было очевидно, что Блаженная Ларина сотворила очередное чудо. Ведомые верой, а может страхом, все они, включая Саймона, по очереди смиренно ползли на корточках по морскому дну.
Она не стала узнавать, как Гаррен объяснил, откуда взялась ее рана.
Все три дня, пока остальные завершали свое паломничество, Доминика поднималась на рассвете и уходила к морю, на полоску песка, где была с Гарреном. Каждый раз за нею следовал Иннокентий, который, боясь, что она тоже исчезнет, не отходил от нее ни на шаг. Дыша в унисон с волнами, она смотрела вдаль, на пустое синее небо, и почесывала пса за ухом – ногтями, отросшими настолько, что сестра, несомненно, гордилась бы ею.
Иногда она разговаривала с сестрой и объясняла, почему не может остаться в монастыре.
– Я будто птица. – Иннокентий внимательно слушал ее своим единственным ухом. – Птица, которая вылетела из гнезда и открыла для себя небо.
Гаррен вернул ее к жизни. Оживил ее душу и ее плоть. Всю обратную дорогу, пока они плыли на лодке, он обнимал ее раненое тело и шептал слова, которые, верно, ему самому казались утешительными. Говорил, что приведет ее домой. Что уладит дела с матерью Юлианой. Что она получит ту жизнь, которую хотела.
Но я хочу разделить свою жизнь с тобой– порывалась сказать она, а потом вспоминала, что была подкидышем, а он рыцарем, и все, что он сделал, было сделано ради денег, пусть даже теперь он и сожалел об этом. Он хотел оставить ее в монастыре. Отделаться от нее. И она молчала.
Вернувшись, они вновь оказались не одни.
Тоскливым утром четвертого дня, в праздник святых Петра и Павла, Доминика встала в конец цепочки молчаливых, усталых паломников и, прижимая к груди больную руку, побрела домой.
Они вернулись в Тависток к базарному дню, но ходить вместе со всеми по ярмарке было выше ее сил. После ужина она уединилась в монастырском дворике, нагретом теплом угасающего летнего дня. Сюда, в этот тихий уголок, где среди колонн витали отголоски молитвенных песнопений, она убежала в ту ночь – от Гаррена и от чувств, которые он в ней пробудил. А после в скриптории обновила свою клятву.
Клятву, которую потом нарушила. Так же, как он нарушил свою.
Неожиданно она заметила, что он стоит неподалеку, заполняя своими широкими плечами пространство между колоннами. Теперь, глядя на него, она воспринимала его не только зрением, но всем своим телом. Жесткие наощупь завитки волос. Рот, нежно раскрывающий ее губы. Горячая плоть спины под ее ладонями.
Она закрыла глаза, чтобы остановить поток воспоминаний, и поблагодарила небеса за то, что у нее было, не попросив ничего свыше.
Он заговорил – внезапно, будто возвращаясь к прерванному разговору.
– Я просил тебя поверить в меня.
Она кивнула.
– Невзирая на то, что сказал Ричард.
Она грустно улыбнулась.
– И я поверила, разве нет?
– Ты заслуживаешь того, чтобы знать, что я сделал. И почему.
Она похлопала по скамье. Тело ее истосковалось по его близости.
– Может быть, сядешь?
Он покачал головой. Все последние дни он сторонился ее как огня.
– Ты знаешь, что я обещал Уильяму доставить его послание. И что он хотел заплатить мне.
– Знаю, и давно.
– Я многим ему обязан. Ты знаешь, чем.
Она закрыла глаза и увидела охотничий лес в пятнах света и тени.
– Я хотел, чтобы это путешествие было подарком.
Молча она сложила руки на коленях, пока он мерял шагами каменную дорожку между кустиками тимьяна.
– Вера Уильяма была так же крепка, как и твоя. Я пообещал ему принести перо. Из крыла святой.
– Выходит, лорд Ричард сказал правду. – Никакого разочарования она отчего-то не испытала. Какая, в конце концов, разница, между крылом святой и обычными гусиными перьями? – Ты пришел туда, чтобы украсть реликвию.
– Ради Уильяма. Я подумал… – Он сделал вдох. – Подумал, вдруг надежда поможет ему выжить.
– Ты же не веришь в такие вещи.
Он улыбнулся.
– Я верил в него.
Последняя нота вечерней молитвы угасла.
– А все остальное? Лорд Ричард не лгал, ведь так? О том… – Она сглотнула. Слова обратились у нее во рту в пепел. – О том, почему ты ласкал меня.
– Я хотел сделать Уильяму подарок. – Он говорил через силу, точно слова были неподъемными камнями. – Мать Юлиана предложила мне деньги. Сказала, что монашество не твое призвание.
Теперь, когда его присутствие стало невыносимым, он, наконец, присел рядом и взял ее руку в ладони, не позволяя ей забрать пальцы, не позволяя отвернуться от его умоляющего взгляда.
– Мне тоже хотелось отнять кого-то у Господа, – прошептал он. – Он отнял у меня всех.
– И этих денег хватило бы…
– Но потом, когда я узнал тебя ближе… – Он осекся.
– Я пришла к тебе сама.
– Ты была не в себе. Мне не следовало… – Отпустив ее, он спрятал лицо в ладонях. – Доминика, прости меня. Я ничего не скажу настоятельнице. Ты получишь ту жизнь, которую хотела.
– Я хочу… – Быть с тобой. Нет. Я хочу, чтобы и ты хотел, чтобы мы были вместе.
– Sole fide.
Точно эхо на незнакомом языке.
– Что?
– Только верой, Доминика. Твоя вера подарила тебе мечту.
– Я утопила эту мечту в море вместе с пером и пергаментом.
Он накрыл ее сцепленные вместе руки ладонью. Это был жест скорее брата, нежели возлюбленного.
– Ты снова будешь писать.
Тоска, яростная, как и ее сожаления, тисками сдавила грудь.
– Мне нечем и не на чем.
Он вытянул из-за ворота узкую, помятую коробочку реликвария и открыл ее. Внутри лежало три пера. Он достал одно и протянул ей.
– Это тебе. От Блаженной Ларины.
Онемев, она приняла перо. Гладкий, пожелтевший стержень давным-давно лишился оперения и так же давно не окунался в чернила. Размером немного меньше гусиного, перо лежало в ее ладони как влитое. Она уставилась на него, приоткрыв от удивления рот, а потом подняла глаза на Гаррена.